Текст книги "Цена доверия. Кн.2. Протянутая ладонь (СИ)"
Автор книги: Инна Чеп
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)
Глава 14. Стольград
В распахнутое окно залетал жаркий летний ветер, принося с собой чужой смех, чей-то испуганный вскрик, ржание коня и громкий голос какого-то лектора, что вещал медицинские премудрости этажом ниже.
– Проходите.
Секретарь услужливо открыл перед Златой дверь, с интересом рассматривая ее фигуру. Видимо, уже успел навести справки о том, кто она. Чем не развлечение – поглазеть на бывшую любовницу самого канцлера? Тем не менее ниса Вер благодарно улыбнулась ему и прошла в приемную.
– Доктор примет вас через пару минут.
Мужчина сел на свое место, зашелестел бумагами. Но взгляд его то и дело возвращался к накрашенным алой краской губам, к тонкой талии, затянутой в корсет, к глубокому декольте. Злата делала вид, что не замечает этих любопытных, жадных взглядов. Откровенное платье, что сейчас было на ней надето, когда-то ей подарил канцлер. Ему нравилось наряжать ее, словно куклу. И раздевать ее ему тоже нравилось.
Из кабинета вышел человек в слезах. Секретарь тут же сообщил:
– Ниса Вер, проходите.
Злата накинула на плечи шаль, скользнула в комнату.
Доктор Шаль оказался старым жилистым мужчиной с усталыми глазами.
– Ниса Вер?
– Да, здравствуйте.
Злата присела, склонила голову, но тут же выпрямилась.
– Прошу садитесь.
Она села напротив доктора. Мужчина молча разглядывал ее лицо. И чем больше он на нее смотрел, тем печальнее становился его взгляд.
– Я очень ценю друга, рекомендательное письмо которого вы мне передали, – наконец сказал дон Шаль. – Поэтому давайте как можно меньше тратить времени на условности. Скажите, милая девушка: я могу вам чем-то помочь?
Злата посмотрела на лицо доктора, испещренное множеством морщин и обезображенное тремя короткими шрамами. Перевела взгляд на дверь, за которой ее ждал заинтересованный ею секретарь.
Помочь? Одни ей уже предложили помощь.
Злата закачала головой, прогоняя лишние мысли. Посмотрела на мужчину оценивающе, глубоко вдохнула.
– Да. Можете. Но это не врачебная помощь.
Ее ответ его не удивил. Доктор согласно кивнул, внимательно рассматривая собеседницу.
– Я вас слушаю, ниса Вер.
Злата задумчиво коснулась пальцами ярко накрашенных губ…
***
Миколас виновато топтался на пороге комнаты.
– Желаю здравствовать, сид Гарне.
Невзор искренне обрадовался молодому человеку.
– Здравствуй. Заходи! Я рад, что тебя наконец отпустили.
Дон Оддин прошел к стулу.
– Разрешите сесть?
– Мика, не мели чепухи. Садись, конечно. Откуда синяки?
Лейтенант упрямо мотнул головой.
– Неважно. Я хочу поблагодарить вас. Знаю, если бы не вы, я вряд ли бы сейчас свободно разгуливал по городу.
Невзор внимательно осмотрел паренька.
– Повзрослел ты, Миколас, – печально отметил он.
– Может быть, – кивнул лейтенант. – Вы меня простите, я плохо выполнил поручение. И дона Слав…
– Брось! – рыкнул сид Гарне на своего протеже. – Перестань говорить глупости! Вина за смерть доны Слав – на мне. Я попросил ее отсылать мне твои письма. И я же был так неосторожен, что не самолично забирал ваши послания, а отправлял слугу. Игнас хороший мальчик, но мало ли кто что мог увидеть, услышать и прочее. Он не военный. И с нашими с тобой шпионскими играми не знаком.
– А мы шпионы? – горько усмехнулся дон Оддин.
– Мы – нет. А вот те, про кого мы пытались узнать – возможно. Или ты думаешь, что аламейцы телеги магией просто так защищали? Любовные письма вместо мяса присылали дону Лук, наверно, да? Нет, тут игры посерьезнее. Так что дальше пусть Ават разбирается. А ты молодец. Все, что надо, раскопал. Так что все ты сделал правильно. И, возможно, спас не одну жизнь.
Невзор пытался говорить горячо и убедительно, но видел, что Миколас ему не верит. Да, мальчик за это время изменился. Надломилось в нем что-то, согнула его вина своя и чужая. Но Невзор знал, верил: выпрямится. Этот – рано или поздно выпрямится. Не сломается. Честный, глупый, принципиальный, пылкий, ответственный – такие чаще всего либо умирают молодыми, либо становятся сволочами. Но у своего подопечного генерал видел другую дорогу.
Или хотел видеть? Сколько ты таких мальчишек похоронил, генерал?
Но ведь и о переводе на гражданскую службу или в тыл хлопотал не мало. Не было своих детей, все норовил поучать жизни чужих. Учил воевать, а потом спроваживал от войны подальше вместе с пузатыми женами. И до сих пор ведь неймётся, Игнаса вот взял под крыло, старый дурень. Хорошо, всё-таки, что скоро свадьба, авось душа остепенится.
– Что с обвинениями, Мика?
Миколас посмотрел на генерала с усмешкой, затаившейся в уголках губ.
– Сказали: сняты. Но приказ о моем переводе на границу уже подписан. Я завтра уезжаю на восток, сид Гарне, в Ферзееву крепость. Буду стрелять ангузов и пить травяное вино.
Последняя фраза, сказанная залихватски, только усугубила впечатление потерянности, которое производил лейтенант.
– Интересные места, – осторожно согласился Невзор. – И люди там необычные. Как освоишься, напиши мне письмецо в Малахитовый дом, будет интересно почитать о горном народе.
Миколас кивнул. Уже не так печально, как раньше.
– Я распишу все, что узнаю.
– Молодец! – похвалил его генерал. – Изучить врага – первейшая задача офицера. Понаблюдай за горцами. И порасспрашивай кого-нибудь в добавок. Одна голова – хорошо, а две лучше.
– Со мной сид Блуд едет. Он сам напросился на восток.
От сердца отлегло. Бешеный тот ещё дебошир, но друга в беде не бросит.
– Это хорошо. Вдвоем любой путь веселее. Только ты присмотри за ним, Мика, а то он же в каждой деревне останавливаться будет на постой до тех пор, пока всех баб не перещупает.
Грубоватая шутка сработала. Лейтенант даже слабо улыбнулся такой характеристике товарища. Стал чуть менее мрачным и чуть более разговорчивым. Невзор расспросил его о семье, о столичных новостях, дал пару советов относительно путешествий. Часы пробили двенадцать. Дон Оддин опять помрачнел, заторопился домой. Времени на сборы ему дали немного.
– Миколас.
Лейтенант, уже взявшийся за ручку двери, обернулся.
– Ты же знаешь, что ты мне, как сын?
– А вы мне были вторым отцом, сид Гарне. Благодарю за науку и покровительство. Желаю здравствовать вашему роду.
– Здравствовать и твоему роду, Мика. Не забывай писать старику.
Парень обречённо усмехнулся и закрыл за собой дверь. Теперь у него своя дорога. Удачи, мальчик. Пусть сердце, разум и честь никогда тебя не оставят. И если что – пиши. Вдруг и для тебя получится выбить добрую тропу.
***
Не успела служанка унести поднос с чаем, как к генералу прибыл ещё один посетитель. Канцлера Невзор тоже встретил в постели, как и Миколаса, но второго человека в государстве такое положение сида Гарне только заставило поморщиться.
– Ваши бумаги очень интересны, – сообщил вен Воль, занимая единственное кресло. – Ават ими уже занялся. Обещал найти всех предателей и шпионов. Кажется, он много на себя берет.
– Это его работа, – нейтрально заметил Невзор.
– Да, конечно. Но кажется, он получает от нее удовольствие.
– Как и вы.
Вен Воль нахмурился. Он не мог ни опровергнуть это утверждение, ибо тогда получится, что его должность ему не нравится, ни согласится с ним, ведь он вкладывал в свою реплику отнюдь не положительный смысл. В итоге канцлер предпочел перевести тему.
– Ваш помощник, о котором вы говорили. Кто он? Возможно, мы сможем его как-то поощрить.
– Миколас дон Оддин.
Лицо канцлера перекосилось.
– Этот лейтенантишка? Этот преступник ваш помощник и протеже? Да вы знаете, что он дуэлянт и насильник? Он опозорил честь мундира своим поведением! Я давно говорил, брать в офицеры детей торгашей – изрядная глупость! Человек с приставкой "дон" не способен думать ни о чем, кроме как о наживе и собственном удовольствии. О какой чести и готовности проливать кровь за господаря может идти речь?
Невзор в ответ на пылкую речи гостя скупо заметил:
– Вы сейчас находитесь в доме дона Шаль.
Канцлер покраснел от негодования, но жарко возразил:
– Дон Шаль – прекрасный доктор, светило нашего времени. Он удивительное исключение, и только. К тому же он не военный.
– Разве честью могут обладать только военные?
Канцлер поморщился. Разговор опять зашёл не туда.
– Нет, конечно же. В любом случае дон Оддин явно не обременен этой добродетелью.
– Насколько мне известно, дело закрыли. Про принуждение девица наврала, дуэли не было, была разминка, секунданты подтвердили.
– Дуэли не было, но были секунданты, – вцепился в слова Невзора вен Воль. – Для разминки, видимо! А относительно насилия: ниса Вер не могла наврать. Не знаю, как с ней разговаривал следователь, может, он ее чем-то напугал, или был слишком высокомерен, или позволял себе грубости или непристойные шутки… Нет, Злата не могла так подло соврать. Скорее всего бедная девочка просто испугалась. Я лишил ее своей поддержки, бросил это дело на самотёк – и вот результат! Подлец и преступник будет гулять на свободе, а его юная жертва теперь дрожит в страхе в своем доме! Надо… – канцлер замолчал, осознав, что проговаривает свои мысли вслух. Невзор заметил у гостя затуманенный взгляд, нервное постукивание пальцев по колену. Да, эта ниса Вер произвела на вен Воля, судя по всему, неизгладимое впечатление. Вот и сейчас он уже мысленно утешает ее, приобняв за плечи. И, вероятно, картинка, которую видит канцлер, одним "приобнять" не заканчивается. А девица-то умелая. Далеко пойдет.
– Уважаемый, я не собираюсь никоим образом порицать прекрасную нису Вер.
– Прекрасную? – перебил тут же вен Воль, впиваясь взглядом в собеседника. – Вы ее видели?
– Нет, но…
– Простая, неискушенная и при этом само совершенство! Как она краснеет, как… Гхм. Вы не знаете, о чем говорите, сид Гарне. Эта девушка не способна так нагло врать.
Канцлер замолк, нахмурившись. Затем с печалью сказал:
– Теперь ее чистое тело осквернено…
Невзору надоел этот бессмысленный диалог.
– Про поведение нисы Вер и ее объяснения, я думаю, можно узнать во всех красках у следователя. – Напоминать о награждении Миколаса Невзор не стал. Канцлер невзлюбил мальчишку, говорить о нем дальше, значило бы, только усугубить его положение. – Насчёт расследования – я, надеюсь, Авату будет полезна добытая информация.
– Да, полезна, – возвращение к началу разговора канцлеру не понравилось. Он поморщился и перешёл к основной цели своего визита: – Я вижу, вам уже лучше. До осени времени осталось не так уж много. Вы, конечно же, горите желанием отправиться к невесте.
Сказанное скорее было утверждением, или даже приказом, но никак не вопросом. Невзор не успел ответить – канцлер продолжил говорить, не дожидаясь реакции собеседника.
– Похвальное рвение. Я тоже думаю, что так для вас будет лучше. Сегодня, конечно же, выезжать уже поздно, но завтра с утра я пришлю человека, он будет помогать вам в дороге. У него будет бумага за моей подписью, чтобы вам выдавали на станциях лучших лошадей. Вы же едете по государственной надобности, а не по своему хотению. – Последнее предложение канцлер выделил голосом. – И я, как верный проводник господаревой воли, всячески постараюсь облегчить вам дорогу, дабы вы смогли выполнить в срок и с достойным результатом возложенную на вас задачу. Надеюсь, ваш путь будет недолгим.
"Вашими стараниями он точно будет недолгим," – подумал зло Невзор. И дураку очевидно, что рана от пули за три дня не затянется. А тряска в карете вряд ли будет способствовать выздоровлению раненого. Канцлер, сволочь, как всегда боится, что кто-то отщипнет у него кусочек власти. Как будто Невзор к этому хоть когда-тостремился.
– Ну что ж, выздоравливайте, отсыпайтесь, собирайтесь в дорогу. Не буду вам мешать.
И вен Воль покинул комнату, довольный тем, что неприятный разговор наконец закончился. Невзормысленно выругался.
– Приезжайте, сид Гарне. Я вас вылечу.
Сцена из сна встала перед глазами так ярко, словно все это когда-то произошло на самом деле.
Что ж, Либена, кажется, вам и вправду придется меня лечить. Если я до вас доеду.
Невзор дёрнул шнур звонка, вызывая слугу. Что ж, к отъезду стоило хорошо подготовиться. Он не намеревался умирать в угоду самовлюбленному глупому индюку, решившему, что генерал слишком много знает и излишне любопытен. Да и про Светласку надо раскопать поподробнее. Хотел сам, да теперь не получится. Миколаса отсылают. На кого бы оставить это дело? Написать Авату?
Генерал осторожно встал с кровати и направился к столу. Дела ждать не будут. Враги тем более.
***
Место было спокойным. Край города, старая станция, настолько покосившаяся и темная, что походила больше на дом с привидениями, чем на место государственной службы, кособокие дома в отдалении, деревья и кусты, разросшиеся по бокам от дороги. Не блестящий центр столицы, но и не трущобы. Просто место, забытое Отцом всего живого и людьми. То, что сейчас было нужно Злате. Пустынная дорога, теплый ветер да шепот листвы. Она поэтому сюда и приехала: не хотела видеть людей. И показываться им не хотела. Уехать можно было и из самого города, из более приличных и удобных мест, но Злата специально приказала извозчику везти ее сюда, на старую станцию, которой пользовались только проживающие по близости, да приезжие. Ей нужна тишина. И одиночество. Чтобы принять все произошедшее. Чтобы отпустить прошлое. И шагнуть в будущее. И все это – шанс, который подарил ей доктор Шаль. Мужчина с удивительными мудрыми глазами.
Где бы она сейчас была, если б ее затея с домом провалилась? Ведь поняла, что вернуться к спокойной прошлой жизни уже не получиться. Не дадут. В случае провала хватило бы у нее сил завязать на собственной шее петлю? Слава Отцу, теперь проверять это не надо. И доктору. Доктору – особенная благодарность.
…Пальцы пробежали по накрашенным губам. Злата одним движением ладони стёрла алую краску.
– Купите у меня дом.
К ее удивлению, дон Шаль не возмутился, а только спросил:
– За сколько?
– Не знаю, – пожала плечами девушка. – Чтобы хватило доехать до восточного побережья.
Мужчина задумчиво кивнул.
– Я думаю завтра…
– Сейчас, – перебила его Злата. – Мне нужно это сделать сейчас. Это… важно. Потом сделка уже не будет иметь значения.
Дон Шаль вызвал секретаря, наказал тому срочно съездить за юристом, а пока они ждали, самолично налил Злате чая.
– На травах. Успокаивает, – пояснил он необычный запах и протянул ей кружку. И ниса Вер ее приняла. Пила горький напиток, и все ждала от жизни очередной подлости: то ли того, что ее всё-таки прогонят, то ли ненужного ей интереса со стороны доктора (а вдруг он не случайно отослал секретаря подальше? Кто знает, он может оказаться и не таким уж верным своей жене!), то ли внезапного появления человека в маске, который погрозит ей пальцем, словно непослушной маленькой девочке, и скажет:
– Обмануть нас хотели, ниса Вер? Не выйдет!
Но время шло, а ничего из этого не происходило.
– Не бойтесь, – сказал ей через какое-то время доктор, тактично уткнувшийся в большую анатомическую энциклопедию. Злата сидела напротив, так что ей удалось рассмотреть, что он не просто читает, а правит некоторые статьи. – Вас здесь не обидят.
Она нервно улыбнулась в ответ. Ей не верилось, что все получится. Что все может пройти легко. Наверно, как только она выйдет отсюда с заветной суммой, что-то произойдет. Так всегда бывает в жизни. В сказках, что рассказывала мама, по-другому. Но Злата в полной мере ощутила за последние месяцы, что живёт совсем не в сказке.
Через час прибыл юрист. Через полчаса дону Шаль доставили деньги. Ещё около сорока минут стороны улаживали все формальности. И после обеда Злата наконец покинула АМХИ с увесистым мешочком денег. Доехала до земельной службы, написала прошение о передаче деревни другому роду, к своему удивлению даже получила за это компенсацию, хоть и мизерную. И со страхом вернулась домой. Но как не ожидало сердце подвоха, а человек в маске не ждал ее в гостиной, чтобы наказать за непослушание.
Ниса Вер в спешке переоделась, собрала небольшой багаж, выдала слугам расчетные и два выходных дня, и покинула отцов дом навсегда.
Навсегда. Страшное слово. Но сейчас спасти ее могло только оно.
Злата посмотрела на подходящий дилижанс. Он должен был увезти ее на восток, до Высограда. Там она пересядет на другой, который отправится в южном направлении. Потом на третий. Потом один из многочисленных дилижансов довезет ее до границы. А по Аламее, говорят, ходят двухвагонные самоходки, работающие на пару. На такой можно быстро доехать до побережья. И тогда она увидит море.
К станции подъехал самоходный дилижанс. Кучер споро выгрузил вещи выходивших пассажиров, привязал на освободившееся место багаж Златы, получил несколько храмовников и помог ей залезть внутрь экипажа. Дверца захлопнулась, отрезая нису Вер от уличных звуков, от злого города, от прошлого. Через пару секунд извозчик, кряхтя, залез на козлы, стукнул по артефакту управления, давая ему импульс для начала движения, и дилижанс тронулся с места. Злата по примеру храпящего рядом мужчины откинулась на сиденье, прикрыла глаза. Руки, сложенные на животе, ощущали вшитые в пояс монеты. Все, что у нее было: несколько платьев, деньги, полученные за продажу дома, выплата за отказ от записанной за родом деревни, да отцова пепельница – все это она увозила с собой. С большим холодным городом, оставшимся позади, с этой страной ее больше ничего не связывало. У нее ничего здесь не осталось.
И никого.
И Злата ехала вперёд, в будущее. К морю.
Одна.
***
Человек в маске с размаха ударил тростью по цветочному кусту, украшающему клумбу.
– Сука!
Дом насмешливо смотрел на него темными окнами.
– Вот тварь!
Ради этого представления толстяк вылез из кареты. Сложил на объёмном животе руки, понаблюдал за товарищем, и злорадно напомнил:
– Вы были уверены, что она станет послушной куклой.
– Естественно, я так думал! Да она боялась слово поперек сказать, жалкая дрянь! Надо было ее разложить на пороге собственного дома. Тогда бы никуда не делась.
– Или бы сбежала ещё быстрее.
Человек в маске внимательнее посмотрел на собеседника.
– Что вы посмеиваетесь? Делом о проекте дона Шаль занимаетесь вы, я лишь вам способствую. И отчитываться о провале тоже будете вы.
– Я думаю, нам обоим будет лучше, если мы найдем другой способ проникнуть в кабинет. Неужели у вас нет на примете какой-нибудь поломойки, обслуживающей АМХИ, восторженной поклонницы доктора или пьющего любимого студента?
– Найдем, – грозно пообещал человек в маске. – Найдем. А теперь на Крестовую!
Трость решительно застучала по мостовой по направлению к экипажу.
Глава 15. Малахитовый дом
Тропинка вела к лесу. Либена с ужасом смотрела на черные скрюченные деревья, выстроившиеся перед ней нестройными рядами. Голые ветки качались, скрипя, словно двери давно заброшенного дома. Ли казалось: стоит ступить на эту землю, и невидимая «дверь» захлопнется за спиной, отрезая путь к спасению. И если бы она могла – она бы развернулась и бросилась бежать прочь, но амулет, напитанный ее кровью, тянул вперёд. И ноги сами понесли ее вглубь леса.
– Иди!
Этот голос со временем стал признаком кошмара. Этот голос был холоден, он только приказывал, и приказы те приносили боль. И в тот раз… Можно ли забыть тот сгусток тьмы, перетекающий из формы в форму, что внезапно появился из-под земли и преградил ей путь? Вцепились в руку клешни, когти, щупальца, стараясь утащить жертву под землю, в мир бесконечных страданий, огня и тьмы. Треснул амулет, приняв на себя удар одной из множества лап, что тянулись к Либениной шее. Осколки артефакта, привезённого мужем с далёкого юга, осыпались ей под ноги, и тут же ее потянуло назад, в обычный мир. Но бесформенная тварь не хотела отпускать жертву, дернула Либену за руку с невероятной силой – и Ли чуть не упала в клубящуюся перед ней тьму. Рванулась назад, чувствуя, как пронзило плечо резкой болью, закричала. Она часто кричала, но Алий не слышал… не слушал…
Либена подскочила в кровати, нервно осматриваясь по сторонам. Комната тонула в сумерках. Ночь закончилась, уступая место серому дождливому дню. Женщина стерла со лба холодный пот, обхватила себя руками.
«Все будет хорошо, Ли. Я рядом.»
Он почти всегда говорил одно и то же, но ее это успокаивало. Потому что ему она верила. Больше всего на свете. И теперь ей хотелось, чтобы Лав был рядом, сел на край кровати, сжал ее ладонь, сказал что-нибудь простое, что непременно заставит ее жить дальше.
Но Чеслава рядом не было. Никого не было.
Вспомнилось, как Невзор нес ее на руках в пыльную спальню. Как простил и укус, и пощечину, и ее пренебрежение его рукой. Как он смотрел на нее: просто, с интересом, без обожания, без восхищения, но с теплотой. Обычной человеческой теплотой. Она боялась этого взгляда, потому что невольно тянулась к нему – согреться. Алий вел себя иначе. Осыпал комплиментами, боготворил… И приносил ее в жертву. Раз за разом. Снова и снова. Его руки, его взгляд, его слова были холодны. Ее мольбы его раздражали, ее крик казался ему спектаклем. Единственное, что его интересовало – ее кровь. Темно-красные капли, что она оставляла повсюду: на полу, простыне, портьерах…
Ложь, что на красном не видно крови.
Ложь, что гордость сомкнет уста, даже если очень больно.
Ложь, что можно расщепить веревки шпилькой.
Все – ложь.
«Я обещаю оберегать вас, уважать, считаться с вашим мнением. Вы же пообещаете никогда мне не врать.»
Кто знает, имеют ли значение эти слова? Она восприняла их всерьез. Она с замиранием сердца ждала утром встречи – и не дождалась. Генерал уехал. Теперь не понять, что же он думает, чего хочет. Остаётся только ждать.
Либена встала, подошла к окну, распахнула его. Ветер бросил ей в лицо горсть дождевых капель. То ли насмехаясь, то ли приветствуя. Она посмотрела вдаль, на дорогу, уходящую в туман. Когда-то она страстно желала бежать по этой дороге прочь из Малахитового дома, теперь боялась выйти за его порог. Но если бы генерал протянул ей свою мозолистую руку и повел ее вперёд, шагнула ли бы она за неведомую черту, доверившись теплой ладони? Сколько лет она уже не может согреться…
Либена закрыла окно, подошла к кровати, дернула колокольчик, вызывая служанку. Стянула со спинки стула теплую шаль и закуталась в нее, забираясь с ногами на кровать.
Когда-нибудь кто-нибудь ее обязательно согреет.
Ну или убьет.
***
Вадим задумчиво рассматривал в зеркале свое лицо. Не старик, конечно, но и не мальчик. Хотя азарт в последнее время уступил место отупению и усталости, так что можно записывать себя в древние старцы. Вот попал в это болото – и застрял. Язвительные слова не подбираются, намеченные дела не делаются и даже вино пьется без особого желания, скорее по привычке. Без Невзора скучно, с Либеной говорить не о чем, да и шарахается она от него, а с Зоряной он прошлый раз был, пожалуй, слишком мил. То есть, конечно, проехать мимо дамы, возвращающейся домой пешком под сильным ливнем, он не смог бы… Хотя, смотря, что это за дама… В любом случае в целом своим поведением вен Борз был абсолютно недоволен. Обиделся, видите ли, что какая-то дона Добре, одетая в старые поношенные платья, не пожелала с ним уединиться. Нет, неприятно, конечно, когда ты рассчитываешь на бурную ночь в женской компании, а оказывается, что девица на тебе просто хлопанье ресницами оттачивала без задней мысли, но все же стоило ли быть таким милым? Дамы любят наглецов. У всего есть предел, но не в характере вена Борз подстраиваться под кого-то. Он всегда находил женщин, гостеприимно распахивающих перед ним двери спальни. Даже высмеивая этих дам в свете. Зло и порок – вещи притягательные. Доброта же скучна. И часто вредит здоровью.
– Не можете налюбоваться на свое лицо?
Зоряна остановилась у окна прихожей, с тоской рассматривая стекающие по стеклу капли дождя. Видимо, ей не терпелось бежать проверять свои механизмы, а погода этого не позволяла. Вадим на секунду скосил глаза в ее сторону, но тут же опять перевел взгляд на свое отражение. Смахнул невидимую пылинку с рукава и удовлетворённо заключил:
– Ну должен же я хоть раз в день взглянуть на человека с хорошим вкусом?
Обиженное сопение девицы ему было хорошо слышно. Он ждал ответной колкости, но она молчала.
– Что же, вы ничего не скажете мне в ответ?
– Зачем? Вы действительно одеваетесь каждый раз так, словно идете на бал в столице, а не на завтрак в провинциальной глуши. Глупо спорить с очевидным: вы выглядите прекрасно.
К своей досаде, аристократ не заметил в словах Зоряны ни осуждения, ни желания уколоть. Она просто констатировала факт. Или всё-таки в голосе девушки проскользнула зависть?
– Правда, когда вы начинаете говорить, все очарование дорогих тканей и золотых часов не может победить льющийся из ваших уст яд.
Ага! Разозлилась всё-таки. А пыталась сыграть в беспристрастность. Говорят, рыжие очень темпераментные…
– О, вы недовольны моим поведением? Пытаетесь сыграть роль взывающей к морали матушки?
Зоряна обернулась к нему.
– Не мне читать вам нотации. Общественные правила – не моя сильная сторона. Но есть некоторые общечеловеческие понятия, с которыми даже вы должны считаться.
Вадим был способен на взгляд определить стоимость ткани ее юбки. Сплав, из которого сделаны шпильки, поблескивающие в ее волосах. Все – дешевое. Как и этот порыв псевдосправедливости. Он знал подобных "праведных" девиц. Они хитрее, чем те, что соглашаются на постель сразу. Ведь такие недотроги метят не в любовницы, а в жены, что, безусловно, выглядит гораздо худшим преступлением в глазах высокомерного родовитого холостяка. То есть в глазах единственного наследника министра вен Борз.
– Я слышала, как вы сегодня утром разговаривали со служанкой. Она убежала от вас в слезах.
Ах, да. Девочка возомнила, что незаменима, и слишком высоко задрала голову. Забыв, что от нее требуются только ноги, точнее, то, что между ними. Вадим весьма откровенно высказал, что о ней думает, и отправил восвояси. Без тех подарков и преференций, на которые рассчитывала эта неумная, хоть и весьма услужливая женщина.
– И что? Я должен вытирать сопли всем слугам в доме или только этой?
– Вы воспользовались своим положением…
– Да неужели?
Вен Борз развернулся, в три шага подошёл к Зоряне. Взгляды скрестились, словно шпаги. Но аристократ не собирался бить до крови, только слегка шлёпнуть плашмя.
– С вами что-то воспользоваться не получилось. Не будьте дурой. Я выразил интерес – она с готовностью прыгнула в мою постель. К обоюдному удовольствию. Судя по умениям, несчастная эта давно не девица и жалеть ей не о чем. Я не первый ее трофей. К тому же она получила пару дней назад достойное вознаграждение, жаловаться ей не на что. А тот, кто не знает своего места и хочет слишком многого – теряет то, что имеет. Это закон, действующий в любом разумном обществе.
Огонь в глазах доны Добре не погас. Вадим раздражённо добавил:
– Вы же сами пример того, что люди делают тот выбор, который им приятнее. Вы мне отказали. Разве я вам докучал после этого?
Зоряна не желала слушать доводы рассудка.
– Я – не служанка.
Что ж, сама напросилась. Хочешь честности – получай.
– Спите этажом ниже, да. А так не сильно отличаетесь, поверьте. И то, что вы обедаете за одним столом с хозяйкой – лишь причуда вены Силь. Вы – работник. Кто-то вроде временного секретаря. Даже не постоянного. Вы – не человек, вы – функция, услуга. До вас никому здесь нет никакого дела. Как и до этой доступной служанки.
Девушка не выдержала – моргнула, отвела взгляд. Глаза ее заблестели от слез.
– Действительно, кому какое дело до обслуги, если господам хочется повеселится? Что ж, – она сделала низкий реверанс, – простите, разговором вас развлечет кто-нибудь другой, мне надо идти служить. На благо вашей вене Силь.
Она схватила со стула плащ, который сама же туда и бросила минут пятнадцать назад, и шагнула к входной двери. Вадим перехватил ее руку.
– Вам мало вчерашней прогулки? Хотите слечь в лихорадке?
– Отпустите!
Она отвернулась, пряча лицо.
– Да что я такого сказал, чтобы вы так обильно лили слезы?
– Пустите! Вы грубый, эгоистичный, безнравственный, глупый человек!
– Ну допустим с первыми тремя характеристиками я согласен. Но почему глупый-то?
Она посмотрела на него взглядом, полным гнева и презрения.
– Отпустите. Мою. Руку.
Это была не просьба, а угрожающее шипение разозленной змеи. Вадим змей не боялся. Тем более таких слабых.
– Что же вам не понравилось в моих словах? Обиделись за правду?
Она неожиданно шагнула вперёд, почти вплотную к нему. Ее дыхание коснулось его щеки. Миг – и…
Девушка с силой наступила невысоким каблуком на его ногу. Вадим рефлекторно разжал пальцы, охнув от неожиданной боли. Зоряна, воспользовавшись моментом, выбежала на улицу, все так же держа плащ в руке.
Вен Борз немного потряс ногой и посмотрел в окно – девушка направилась к конюшне, видимо, выпрашивать лошадь. Дадут? Наверно. Либена ещё вчера распорядилась, чтобы при надобности специалиста по погоде снабжали и транспортом, и слугой. Только какое "надо" может гнать на улицу в такую погоду? Шею хочет свернуть дура? Пускай. Это ее выбор. Интересно, а крупные слезы, что текли по ее щекам, это от настоящей обиды или талантливое представление? В столице вен Борз часто подхватывал тела девушек, якобы падающих в обморок от его непристойных шуточек, выслушивал проклятия в свой адрес от их мамаш, любовался слезами неправедно обиженных изменниц, но те плакали совсем по-другому. Более громко и трагично, ведь это всего лишь представление, да и слезы выдавливались с трудом. Зоряна плакала иначе.
Мимо окна пронесся черный жеребец с всадницей в сером плаще. Вадим отвернулся и зашагал в гостиную. Он ей не нянька.
В зеркале на мгновение мелькнуло его нахмуренное лицо. Состоявшийся разговор облегчения не принес, грубость вышла слишком откровенной и вульгарной, остроты потерялись где-то на полпути к языку. Никакого удовлетворение, только стойкое ощущение потери себя. Что-то неприятное, поселившееся внутри, мешающее рационально мыслить и полноценно руководить своими действиями, по-прежнему не давало жить спокойно. Показалось, что вчера был мил – и злился, сегодня нагрубил – и все равно абсолютно все происходящее вызывало лишь раздражение и чувство внутреннего неприятия. Словно он попал в невидимую клетку, из которой выбраться невозможно, потому что невозможно нащупать замок. И пустой холодный дом с негостеприимной хозяйкой только усугубляли это впечатление.
Бред. Эти глупые мысли порождены скукой, не более. Где там Игнас ходит? На улицу сегодня не выйдешь потренироваться, но это не значит, что мальчишка может делать, что хочет. Надо бы его найти. В карты без ставок играть неинтересно, но вот в шахматы можно попробовать. Пусть развивает стратегическое мышление, если прибился к сиду Гарне. Пригодится.
