Текст книги "Цена доверия. Кн.2. Протянутая ладонь (СИ)"

Автор книги: Инна Чеп

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц)

Глава 4. Червонное поместье, Нахолмье

Солнце пряталось за горизонт, раскрашивая небо розовыми мазками. Бажена стояла у окна гостиной, с интересом рассматривая разноцветные облака. Старая гувернантка ей часто читала сказки о небожителях, что строят дома под куполом неба и летают на крыльях ветра. Маленькая Бажена верила. И с годами вера эта никуда не делась. Ей очень хотелось, чтобы кто-нибудь прилетел и…

– Же́на! – позвала ее стремительно вошедшая в комнату мать. – Время ужина! Ты совсем не смотришь на часы?

Девушка вздрогнула, бросила короткий взгляд в сторону позолоченных настольных часов.

– Прости, мама, я иду.

– Быстрее! Отец приехал.

Береслава вен Хлад посмотрела на дочь укоризненным взглядом и вышла из комнаты. Бажена последовала за ней. В доме царил строгий регламент, и нарушать его было неприлично.

Ужин, неторопливый и церемонный, как и положено в "хорошем" доме, был, как всегда, долог и скучен. Основным развлечением в этот вечер служили рассказы отца о своей поездке. Как ни странно, обычно скупой на эмоции, в этот раз он был чем-то чрезвычайно воодушевлен.

– А на обратном пути мне пришлось ехать в дилижансе. И знаете, кого я там встретил? – с интересом посматривая на единственную дочку, спросил глава семьи.

– Кого там можно увидеть? – поморщилась мать. – Кого-нибудь из приличных соседей – вряд ли. У них есть собственные кони. И экипажи. Кстати, тебя ведь обратно обещал подвести брат, он что же, пожадничал дать коляску?

– Его не оказалось дома. Вызвали по службе, и он отбыл в столицу, – пояснил Анджей и поднял кверху указательный палец, призывая дам к вниманию. – Для начала сообщу, что я ехал с Драгомиром нис Зорь.

Береслава вен Хлад приподняла вопросительно бровь.

– Этим противным мальчишкой?

– Мужчиной, Слава! Ему уже двадцать пять лет!

– Возраст ещё раз подчеркивает, что по сравнению с тобой он – мальчик. Этот мелкий пройдоха просто вырвал у тебя из рук место в судейской коллегии!

Вен Хлад нахмурился. Проиграть зрелому противнику всё-таки почетнее, чем юному. Впрочем, Бажена знала, что отец считает это решение несправедливым и купленным. О чем в их семье неустанно велись разговоры вот уже почти год. Бажена редко виделась с семьёй нис Зорь, только на редких общественных приемах в Нахолмье, да и то все общение сводилось к безличной вежливости: "Здравствуйте. Прелестное платье. Нам пора." Так что личного мнения она об этой семье не имела, но знала, что родители относятся к соседям крайне негативно.

– Как мне сказали, – скривил губы Анджей. – У него есть юридическое образование. И хорошие рекомендации из столицы.

– Образование не может заменить мудрость и опыт! – воскликнула его супруга. – Конечно, это не имеет значения, если правильно дать взятку. Кругом несправедливость и подлость!

– Уверен, дело не только в этом. – сказал отец. – Возможно, они просто пожалели его. У семьи нис Зорь всего две деревни, за благополучием которых они следят. Ну и с которых, соответственно, кормятся. А сколько дочерей? Четверо или пятеро, я уже со счета сбился! Всем известно, что девицы – бесприданницы. Единственная их надежда хоть как-то устроиться – отправить брата работать.

– Надежда на посулы, что ему будут приносить за правильные решения! – фыркнула Береслава, с излишней эмоциональностью разрезая кусок мяса на тарелке. – Может, и насобирает сестрам на новые платья. Подло подсиживать претендента с твоим опытом! Они нисы от силы два столетия! Драгомир – всего лишь шаловливый ребенок! "Учился в столице." Увольте, что в этом хорошего? А то неизвестно, что эти студенты больше дам обхаживают, пьют и хулиганят, чем учатся. А ты – мудрый, благородный, честный человек! Со строгими принципами! С безупречной родословной! Твои рекомендации – само твое имя и процветающие под руководством нашего рода деревни! Я уверена, если вены Силь не справятся с возникшими проблемами, лучшей кандидатуры, как мы, на роль стардов Блотоземья не найти!

Бажена, гулявшая утром до соседней деревни, вспомнила разговоры крестьян и обратилась к матери:

– Мама, дочка старосты Бороздки сказала, что они не смогут сдать нужное количество налогов. Низинные поля затопило, это почти треть засаженной зерновыми территории. Я обещала…

– Же́на! – воскликнула Слава, перебивая дочь. – Я поражена! Как ты можешь что-то обещать от имени рода? Если людям надо, они придут и поговорят об этом с отцом! Ты же ничего не смыслишь в этих делах! Что ты там наговорила?

Бажена опустила взгляд в тарелку.

– Я сказала, мы можем снизить объемы требуемых выплат.

– Как ты себе это представляешь?

Девушка смяла разложенную на коленях салфетку. Да, это не женское дело. И тем более не ее. Просто до старостовой дочки ей встретилась вдова Мила с тремя оборванными голодными малышами, вот и слетело с языка…

– Мы можем не заказывать мне новые платья.

Тем более, что их эскизы казались ей ещё более уродливыми, чем то, что она носила сейчас.

– Мы закажем тебе новые платья! – непререкаемым тоном сказал отец. И вдруг улыбнулся. Бажена не видела этого, она смотрела в тарелку, но чувствовала по изменившимся интонациям папиного голоса, что тот весел. – Так вот, дамы, моим вторым попутчиком был некий Вадим вен Борз, молодой человек, ехавший из столицы в Малахитовый дом погостить у стардов вен Силь. Прекрасно одет, безупречен в манерах, молод – на вид ему 30–32 года. И главное – он холост.

– Тот самый вен Борз? Сын министра? – удивилась Береслава.

– Именно.

Мать тут же посмотрела на Бажену.

– Ну, Же́на! Что ты сидишь печальная? Радуйся – мы едем в гости. Завтра же пошлю весточку Либене. Уж я знаю, как написать так, чтобы нас непременно пригласили на ужин.

Бажена согласно кивнула. Она не любила поездки в Малахитовый дом. За неимением лучшей кандидатуры, именно в Чеславе вен Силь матушка видела своего будущего зятя. Сама девушка мрачного мужчину боялась. Неразговорчивый, хмурый, ласково смотрящий только на свою мачеху, он вряд ли мог стать для нее хорошим мужем. Да ещё эти его короткие, толстые, совсем не аристократические пальцы, вызывающие у "невесты" подсознательное отвращение…

– Я рада, матушка. Можно я схожу завтра к донам Тих в гости? Ведь погода улучшилась.

– Поначалу. А потом ухудшилась. И вне зависимости от погоды, я не вижу причин, по которым ты могла бы посещать этих девиц.

Мать недовольно ковыряла ложкой в тарелке. Безразличие дочери к своему будущему, ее холодность по отношению к собственным родителям иногда изрядно бесили Береславу вен Хлад.

– У них замечательный инструмент, мы музицируем. Я возьму с собой кого-нибудь из горничных.

– Пианино?

– Нет. Эт…

– Благородный инструмент – пианино. Не стоит перенимать купеческие привычки, дорогая. Я понимаю, ты хочешь облагодетельствовать девиц, оказывая им некоторое покровительство, подобная доброта похвальна, но не стоит растрачивать на чужих людей так много внимания. Лучше мы проведем завтрашний день вместе.

– За музыкой? – удивилась Бажена. Она знала, что если сама она любит подобное времяпрепровождение, то матушка "всю эту трескотню" не выносит. За исключением приемов и балов, естественно.

– Что ты! Гораздо лучше. За обсуждением платья. Мы завтра же вызовем портниху. Или предпочтительнее съездить в город самим? – Береслава посмотрела на мужа. Тот кивнул.

– Непременно. Съездим завтра в Нахолмье.

Бажена кивнула, принимая информацию к сведению, и тоскливо посмотрела за окно.

***

– Лимонное.

– Оно тебя бледнит.

– Тогда розовое.

– Говорят, над розовым сейчас все смеются.

– Бежевое.

– Бажена! Отец мой, ты можешь выбрать нормальную ткань?

– Персиковый?

– Дона Умн, давайте сделаем красное. И изумрудное. Чтобы моя красавица прямо в глаза бросалась посреди толпы!

– Уважаемая, может лучше действительно бежевое?

– Вы, кажется, здесь принимаете заказы, а не даёте, верно?

– Конечно. Значит, одно алое и одно изумрудное. С оборками по лифу.

– Совершенно верно! Будет очень красиво!

Красиво… Бажена смотрела на себя в зеркало, и ей хотелось плакать. Она не считала свои наряды красивыми. Иногда ей было стыдно выходить в свет в тех платьях, что заказывала ей матушка. Но переспорить мать было невозможно. Та полагала что знает, как выглядеть модно. Бажена ненавидела слово "мода".

– Анджей, вставай! Пора в шляпный!

Пара шагов по Швейной улице – и глаза останавливаются на прелестном шляпном магазинчике с гостеприимно распахнутыми для посетителей дверьми. Он маленький, но зато на витрине…

– Же́на! Идём! Что ты застыла?

– Может быть купим это? К изумрудному платью?

– Отец! Кто знает эту лавку? Пойдем в "Шляпное царство", это известнейший магазин провинции!

Бажена бросила прощальный взгляд на понравившийся головной убор и шагнула следом за мамой.

В "Шляпном царстве" их встретили яркие краски, цветы, перья, ленты и вежливая девушка в просто голубом платье. Бажена с завистью оглядела скромный наряд торговки.

– Добро пожаловать! Что предпочитаете?

– Мне…

– Ей для начала вон то украшение к причёске. Да, с перьями.

Бажена посмотрела на яркое разноцветье почти полуметровой высоты с ужасом.

– Мама, оно не подойдёт под платье.

– Подойдёт. Под то золотое, что мы тебе заказывали на прошлый праздник. Ты же его так и не надела, так что оно совершенно новое. Выйдешь в нем куда-нибудь.

Бажена обернулась, пытаясь найти поддержку в отце, но тот ещё на входе увидел какого-то знакомого и теперь увлеченно обсуждал с ними погодные проблемы и породы лошадей. Бажена глубоко вздохнула.

– Мама, оно не подойдёт и к жёлтому платью.

Мать пропустила ее замечание мимо ушей, не соизволив отвлечься от разговора с торговкой.

– …Да, и ту. И вот эту сеточку с розами. Только есть у вас цветы поярче?

Девушка в голубом отошла к прилавку, стала перебирать цветные вещицы. Береслава крутила в руках несколько украшений для волос.

– Мама…

– Примерь.

Бажену развернули к зеркалу, приложили к ее голове заколку с перьями. Вышло жалкое зрелище. Как и всегда. Девушка вспомнила прошлый бал, на котором соседская молодежь посмеивалась над ее нарядом. Же́на в тот день по случайности уловила краем уха несколько пренебрежительных фраз в свой адрес. Но дело было даже не в том, что над ней смеялись, а в том, что с ней почти не разговаривали. И редко приглашали на танцы. Часто она почти весь бал просиживала рядом со старыми матронами, развлекая их беседой, ведь больше нигде ей места не находилось. Приемы и балы Бажена ненавидела столь же сильно, как слово "мода".

– Мне не нравится.

– Вздор! – фыркнула обиженная ее робким возражением мать. – Ты просто ничего не понимаешь. Подобная прическа была на прошлом приеме у вены Фарт, а она, между прочим, приехала из столицы. Знает толк в модных веяниях.

– Это был маскарад.

– Да, но с восторгом обсуждали не столько ее платье, сколько прическу!

– У нее волосы, словно гиленский шелк. И ее украшения подходили к наряду.

Береслава посмотрела на дочь недовольно.

– Вот дал Отец несносную девчонку! Неужели обязательно перечить матери? Подумай, в какое неловкое положение ты меня ставишь! Же́на неужели тебе настолько противны собственные родители, что ты не можешь ни один совет принять спокойно? Почему я должна тебе все время что-то доказывать, словно я обвиняемая на суде? Это невыносимо!

Мама схватилась за сердце и отвернулась, нервно перебирая в руках разноцветные украшения. Бажена зябко передернула плечами. Ей часто казалось, что она хоть и стоит в толпе людей, однако отделена от них невидимой, но непреодолимой преградой. Ее не видят, не слышат, до нее никто не может дотянуться, и она тоже не может никого коснуться. Бажена представляла это ясно: вот она протягивает руку, делает шаг, пытаясь пройти сквозь стену к людям, но прозрачный купол двигается вместе с ней. Нет выхода или лазейки. Совсем. Можно биться о неровную поверхность, разбивая ладони и локти в кровь – все равно никто не услышит. Никогда. И даже немногих, протянувших к ней руки, остановивших на ней взгляд, незримым течением уносит прочь. И она опять остаётся одна. Мать с отцом и те – по другую сторону стены.

– Мама…

Матушка посмотрела на Бажену в ожидании. У девушки внутри все задрожало. Шаг вперёд.

Услышь меня…

– Мам, может, лучше тот зелёный?

– Мое слово уже ничего не значит для этой глупой девчонки!

И отбросив на прилавок взятые для примерки украшения, вена Хлад промокнула глаза платочком и быстрым шагом отошла к отцу, присоединяясь к его разговору с одним из дальних соседей. Бажена осталась одна.

– Уважаемая, вот, вы просили с ярко-алыми цветами.

Торговка протянула ей украшение, показавшееся Бажене сгустком крови. Она взяла сеточку, развернула: на золотых нитях то там, то тут застыли кровавыми каплями маленькие розочки, сшитые из атласных лент.

– А можно посмотреть простые серебряные обручи?

Девушка в голубом скользнула к прилавку. Другая, дородная торговка, что выкладывала ленты из корзины на прилавок, наклонилась к младшей работнице:

– Можешь сильно не стараться, не рассчитывай, что это купят. У девчонки своих денег нет, так что заворачивай сразу то, что просила мамаша. Все равно в итоге они именно это и возьмут. Поверь моему опыту.

Бажена почувствовала, как глаза наполняются слезами. Она обернулась посмотреть, что делают родители, мама заметила ее интерес и демонстративно стала к ней спиной, хотя раньше стояла боком.

– Что-нибудь ещё? – спросила безразлично торговка, положив на прилавок перед неудачливой покупательницей первый попавшийся под руку обруч. Тяжёлый и очень некрасивый. Бажене он показался терновым венцом, которым на Востоке наказывали в древности провинившихся подданных. Казалось, коснись она его рукой – и на пальцах выступит темная кровь. Но в чем она провинилась? За что ее наказывать?

Юная торговка, не дожидаясь ответа, начала подыскивать коробку для заколки с полуметровыми перьями. Та, что постарше, распутывала ленты, напевая какой-то задорный мотив. Мать и отец Же́ны увлеченно обсуждали урожай. Ещё две посетительницы, смеясь и перешептываясь, перебирали украшения, то и дело прикладывая их к волосам.

Она опять стояла одна посередине толпы.

Внутри что-то лопнуло. Бажена бросилась к двери, выбежала на улицу. Щеки пылали, сердце стучало быстро-быстро, в груди жгло что-то невысказанное, не нашедшее выхода. Девушка подобрала юбки, побежала к ожидавшей их за перекрестком карете. Край дома, фонарь, улица…

– Ай!

– Ой!

Мужской зонт-трость свалился в лужу. Следом туда чуть ли не отлетела сама Бажена, но мужчина, в которого она врезалась, вовремя схватил ее за плечи.

– Осторожнее, уважаемая!

В его голосе не было злости, но присутствовало недовольство. И действительно нехорошо вышло: идёт себе человек по делам, торопится, наверно, и тут в него врезается незнакомка в уродском платье с рюшами. В котором ей самой неудобно. Бажена, не поднимая головы, шагнула в сторону, сморгнула слезы, присела.

– Простите. Я была неуклюжей. Ваш зонт… – она наклонилась к луже, но ее ладонь тут же перехватили мужские пальцы.

– Что вы делаете! Не стоит пачкаться. Зонт – ерунда.

У незнакомца был приятный голос. Уверенный, спокойный. Хорошо, что она не в какого-нибудь нервного дедушку врезалась!

– Вы плачете?

Она отрицательно замотала головой, все так же не поднимая глаз. Подбородка коснулись чужие пальцы, надавили, заставляя ее всё-таки посмотреть на случайного собеседника. И Бажена посмотрела. Упрямо, гордо. Да, я плачу! Но это не ваше дело! Можете насмехаться, если вам так угодно! Ну что же вы? Смейтесь!

Мужчина протянул ей платок.

– Возьмите.

Порыв тут же утих, стало стыдно.

– Спасибо.

– Не стоит благодарности.

Бажена неуверенно протянула к платку руку, словно боялась, что по ней сейчас ударят. Но мужчина не двигался. Застыл каменным изваянием, с некоторым удивлением окинув взглядом ее наряд.

– Откуда вы к нам прибыли? Проездом?

У Же́ны вырвался нервный смешок.

– Нет, я живу неподалеку. В поместье к западу от города. Оно в ведении стардов вен Силь.

– Вот как. Почти соседи, значит. Я бы сказал: странно, что я не видел вас на местных балах, но балы я обычно не посещаю. Так что простите мне эту оплошность с "приездом".

– Ничего страшного. Простите за зонт.

– Пустяки.

Незнакомец натянул черные перчатки, поймал зонт за ручку, отряхнул его и уткнул в землю на манер трости. Посмотрел на Бажену своими болотными глазами – неяркими, темно-зелеными, отливающими немного серебром. Юная наследница рода вен Хлад никогда не видела таких странных глаз. И принадлежи они кому-нибудь другому, они бы показались ей тусклыми и невзрачными. Но неизвестный мужчина смотрел на нее с искренним беспокойством. И на дне его глаз Бажене мерещились болотные огоньки. Как в сказках гувернантки. Только вот девушка не знала, к погибели или спасению она придет, шагнув за манящим светом?

– Так кто же вас обидел?

Бажена тряхнула головой, отгоняя нелепые мысли. Стоило бы рассмеяться над собственной глупостью и картинками, что подкинуло неуёмное воображение. Они не в сказке, а незнакомец – не благородный принц и не злобный колдун из болотного царства. Просто случайный прохожий, в которого она врезалась на перекрестке. Надо меньше читать баллад и легенд.

Но как же не читать о всяких приключениях, если в собственной жизни нет даже права на выбор?

– Никто не обижал, – сказала Же́на, раздумывая, врёт ли она сейчас или все же говорит правду? – Это нервы. И погода сказывается.

Мужчина посмотрел на затянутое тучами небо. Вдалеке загрохотал гром.

– Сейчас начнется ливень. Где ваши сопровождающие? Родители? Компаньонка?

– Я сама…

– Отец! Да что же это! Быстрее в карету! Хозяйка ругаться будет!

К Бажене подскочила служанка, которую вен Хлады взяли с собой в этот раз в город. Кучер тем временем подгонял лошадей, и экипаж стал медленно приближаться к перекрёстку. Из "Шляпного царства" вышел отец, оглядывающийся по сторонам и очень недовольный.

– Спасибо за заботу! Все хорошо! Доброго дня! – Бажена выпалила все на одном дыхании, чуть присела и бросилась прочь. Служанка кинулась бежать за ней следом. Мужчина ещё раз стукнул зонтом о мостовую, стряхивая грязь, и зашагал дальше по своим делам.

Перед тем, как залезть в карету, Бажена окинула взглядом широкую улицу, но незнакомец уже свернул на одну из боковых улочек, исчезнув с ее глаз. Едва она закрыла дверцу, над головой громыхнуло. Через минуту экипаж остановился напротив шляпного магазина и внутрь сели мать и отец. Торговка в голубом подала матушке большую белую коробку, и та тут же переложила покупку на колени Бажены.

– Надеюсь, ты погуляла, подумала, и пришла к разумному решению, – миролюбиво сказала мать. – Ну что ты, не скромничай, посмотри подарок.

Же́на приоткрыла коробку. В ней лежала заколка с цветными перьями и сеточка для волос с розами, алыми словно кровь.

Глава 5. Стольград

Все прошло мимо Златы. Незнакомые женщины, заунывные песни, лживые слезы. Редкие гости, неизвестно как узнавшие о ее горе, и непонятно зачем пришедшие на Прощальный обряд. Они даже что-то говорили ей своими далёкими псевдосочувствующими голосами, на она не слышала. Не слышала ни музыки, ни слов храмового служителя, ни чужие пересуды за спиной. У рода нис Вер не было своей усыпальницы, и мать хоронили рядом с отцом на Мертвом поле, что расстилалось к северу от столицы. Солнце клонилось к закату, могильщики торопливо забрасывали комьями земли завёрнутое в саван тело, Злата стояла на самом краю могилы и неотрывно смотрела на белую ткань. Шаг, стоило сделать всего один шаг, лечь рядом, закрыть глаза – и все стало бы на свои места. Это было бы правильно. Хорошо. Но Злата, трусливая тварь Злата стояла и безмолвно и бездеятельно глядела на слой грязи до той поры, пока мужики в черном не выдохнули:

– Усё, – и ушли к ожидавшей их телеге.

Те, кто стояли чуть поодаль и шептались, пряча за кружевными вуалями и широкополыми шляпами скучающие лица, тоже вскоре разошлись по экипажам и поехали готовится к балам, званым ужинам или походам в театр. От одного представления – к другому.

На кладбище медленно наползала ночь, пожирая краски дня и его тепло. Ноги занемели, и Злата присела на краю перекопанной земли. Пальцы коснулись черных комьев, невесомо погладили могилу, потом ладонь наткнулась на большой мягкий комок, схватила его, сжала, превращая в пыль… Дрогнули плечи, пронесся над кладбищем нечеловеческий вой…

Кажется, в ту ночь о Злате вспомнила какая-то то ли троюродная, то ли пятиюродная тетушка, заехавшая вечером после похорон к ней в гости и обнаружившая, что хозяйка до сих пор не вернулась домой. Ниса Вер не смогла бы вспомнить ни лица женщины, ни слов, что та ей говорила. Только то, что ее кто-то заставил подняться с могилы, посадил в карету, доставил домой. Кажется, гостья пила чай и все пыталась о чем-то расспросить, но уязвленная молчаливой пренебрежительностью родственницы, в конце концов оставила ту в покое. Пообещав навестить несчастную через пару недель, когда та отойдет от горя. Злата помнила только эти, зацепившие ее вдруг слова. Неужели она будет помнить мать так мало? – удивилась она. Неужели все, что было, ничего не стоит? В душе заворочалось негодование – и тут же улеглось. Больше ничего не имело значения. Смысла. Ценности. Всё продано. Все преданы.

Злата сутками сидела у окна в гостиной и смотрела безразличным неподвижным взглядом на залитую солнцем улицу. Безмолвная служанка приносила ей еду согласно обычному расписанию дома нисов Вер, а через час уносила ее не тронутой. Минуты, медленные, вязкие, горькие складывались в часы. Для Златы не существовало утро и вечера, дня и ночи. Она замечала только бесконечное щёлканье механических стрелок, под которое и жила.

Но вот через пару дней после похорон (или пару недель? Пару лет? Пару часов?) на стол перед нисой Вер положили письмо. Толстая бумага, канцелярские чернила, значок в углу "АМХИ". Злата механически сломала печать, развернула лист.

"Желаю здравствовать вашему роду, почтенная…

…по просьбе друга, коего очень ценю и уважаю. Увы, в прошлый раз наша встреча не состоялась по независящим от меня причинам, но…

…буду рад увидеть вас…

…доктор Шаль."

Злата долго с упоением рвала толстую бумагу на мелкие клочки.

***

В плечо ткнули. В здоровое, но Миколас резко дернулся, и разболелось пораненное.

– Иди есть, завтрак принесли. Потом поэму возлюбленной допишешь.

В сердце болезненно кольнуло.

– Это послание не для женщины, для мужчины.

Сид Блуд поперхнулся.

– Ну, стахийцы не брезгуют и…

– Это отчёт! – отрезал Миколас гневно.

– Да понял я, – недовольно нахмурился старший лейтенант. – Просто хотел тебя расшевелить. Ты последние дни слишком отстранённый и мрачный.

– Последние дни мы провели в этой демоновой камере. Вряд ли тут можно быть весёлым.

Бешеный бросил на стол колоду карт.

– И всё-таки сидеть вдвоем гораздо приятнее, чем поодиночке. Какую игру в это время суток предпочитаете, дон?

– Никакую.

Сид Блуд задумчиво подкрутил ус.

– Не понимаю я тебя, Мика. О чем нам беспокоиться? Просто будем твердить, что это всего лишь разминка была – и все, ничего они не докажут.

Миколас промолчал. Товарищ проницательно заметил:

– С любовницей что ли поссорился? Она того не стоит! Девица Вер давно не девица, секретари канцлера, дежурящие под дверьми кабинета во время их встреч, тебе это бы подтвердили на какой-нибудь пьяной попойке. Если бы ты, конечно, на них ходил. Или ты грустишь по поводу слухов о ее беременности? Так сомневаюсь, что вен Воль оставит ее в беде. Выдаст за кого-нибудь, не волнуйся. А может, и бастарда признает. А неверность… кто ж устоит перед самим канцлером? Да плюнь ты на это дело! Бабы, они же как кошки: кто кормит, к тому и ластятся!

Дон Оддин вскочил.

– Не смей!.. – и осекся. Выдохнул резко сквозь зубы, сел обратно за стол, опустив голову. – Не смей так говорить! Моя мать – тоже женщина.

– Ну, будем считать ее исключением, подтверждающим правило. И всё-таки я тебе не советую относится к прекрасному полу серьезно. Это бабочки, порхающие с цветка на цветок: красивые, глупые, ветренные. Но бесспорно, радующие глаз и, хэх, тело. Когда ты перестанешь ждать от них верности и любви, сразу почувствуешь вкус жизни. Все это весьма весело: дарить цветы и подарки, шептать на ушко забавные глупости, приправленные пошлыми намеками, назначать полуночные встречи, пока бдительная маменька или муженек-рогоносец находятся в отъезде. Приятно, немного щекочет нервы, доставляет удовольствие, но не стоит забывать, что это всего лишь игра. Жизнью надо наслаждаться, Мика. Женщинами – в особенности.

Миколас посмотрел на письмо, которое хотел отослать сиду Гарне. Вместо четкого изложения фактов выходил бессмысленный поток слов. А ведь это главное. Расследование. А не глупая влюбленность в коварную обманщицу. Из-за дела о пустых складах убит бывший интендант столицы сид Грош, его секретарь, а теперь ещё и добрая лавочница дона Слав. От него, Миколаса, зависят жизни людей. А он от одного взгляда на Злату забывал обо всем на свете и тратил свое время на вещи личного характера. Которые, как оказалось, не имели никакого значения. Может быть, хорошо, что тот доктор так и не смог их принять? Вдруг эта женщина действительно хотела избавится от ребенка?

О, Отец! Незамужняя, одна, с малышом – как она будет жить? Есть ли у нее родители? Не выгонят ли они ее из дома? Если снять ей маленькую квартирку на Чугунной улице, от жалованья останется…

– Мика, ты есть-то будешь?

Миколас скомкал лист, бросил на пол, взял следующий.

– Я должен написать отчёт.

– Да нас вот-вот выпустят.

– Тебя.

Взгляд дона Оддин скользнул по перевязанному бедру старшего лейтенанта. Стало стыдно. Навязал, как вздорный молокосос, дуэль товарищу, пролил его кровь, защищая честь женщины, у которой чести нет, наговорил гадостей. А сид Блуд еще и покрывает его, отрицая, что Миколас был зачинщиком дуэли, да и вообще замалчивая сам факт раздора. Нет, старший лейтенант не должен был, конечно, отзываться так неподобающе о малознакомой дев…женщине, но сид Блуд на словцо всегда резок, а к женскому полу хоть и относится с большим интересом, но без преклонения, а скорее потребительски. Миколас не одобрял взглядов товарища, но с нравоучениями никогда не лез. И вот появилась Злата. Девушка, о которой шептались на каждом углу придворные и о которой он сам слишком многого не знал. До сплетен ли ему было, занятому важным поручением генерала? Да и поверил бы он им? Он бы и сейчас, наверно, бросился защищать честь этой женщины, если бы ему не показали те письма. "Милый Игги… с ваших уст…" О, демоны! Ну почему у нее такие невинные и печальные глаза?

Звякнули ключи.

– Лейтенант дон Оддин, вас требует генерал.

Миколас поправил на плече повязку и торопливым шагом покинул камеру. Сид Блуд пододвинул к себе тарелку, собираясь в полной мере насладиться завтраком и тишиной.

***

Невзор прибыл в столицу на рассвете. Первым делом он заехал в интендантство к бывшему боевому товарищу, от которого и узнал о судьбе Миколаса. После короткого разговора с другом генерал посетил Чугунную улицу, но лавка доны Слав оказалась закрыта, а соседи знали только то, что старушку прирезали, а ее внучка исчезла в неизвестном направлении ещё до Прощального обряда по бабушке. После этого печального визита Невзор направил коня к отделу службы охраны правопорядка, который занимался офицерскими нарушениями.

Седоусый следователь нежданному посетителю удивился. Долго юлил, не желая разговаривать о лейтенанте с посторонним лицом, но потом под давлением регалий генерала, сдался. Невзор не любил щеголять орденами или напоминать людям о своих заслугах, но тут случай был особый: в беду попал свой человек, действующий по поручению Невзора, к тому же совершенно ни в чем невиновный. И сид Гарне показательно ярился и стукал кулаком по столу с криком:

– Вы что же, ставите под сомнение слово знаменитого интенданта Цветочной крепости? Да чтобы стало с нашей армией, не удержи я тогда крепость? А чтобы было, если бы мои ребята не выследили аламейского шпиона?

Следователь, человек ранга небольшого, в конце концов проникся и поделился своими соображениями. Относительно дуэли сделать он ничего не мог: секунданты, дуэлянты и даже доктор отрицали ее наличие, так что к вечеру офицеров должны были выпустить на свободу. Относительно пропажи Светласки дон Слав генерал сам дал показания, что это он просил Миколаса почаще заглядывать к старушке, так как хорошо знал женщину и беспокоился о ее благополучии.

– С чего бы вдруг? – вырвалось у следователя. Невзор хмуро посмотрел на свои руки.

– Я убил ее единственного сына. Повесил за мародёрство и кражу.

Следователь молча положил перед гостем письмо, написанное женским почерком.

– На все-то у вас есть ответ. Что вы скажете на это?

Невзор пробежал глазами текст, вернул бумажку следователю.

– Бред. Девицу либо подговорили, либо она на что-то обиделась и решила таким образом отомстить лейтенанту. Вот и все. Могу вас заверить, что дон Оддин не способен на подобное преступление, он безотлучно находился при мне с двенадцати лет.

– И все же чужая душа – потёмки.

– Не эта. Миколас очень светлый и добрый молодой человек, это вам любой скажет.

– Именно поэтому он выбрал карьеру убийцы?

– Он выбрал путь защитника, потому что на его глазах его младшую сестру степняки располовинили кривой саблей. И теперь он старается прикрыть других таких девчонок своей спиной. Могу я с ним увидеться?

– Пожалуй, да.

Невзор с раздражением следил, как следователь вызывает помощника, отдает приказ, ждёт его выполнения. Время неумолимо стремилось вперёд, а ведь так много ещё надо успеть! Но сначала – глупый мальчишка.

Миколас вошёл в комнату быстрым решительным шагом. Наткнулся на взгляд генерала и покраснел, словно ребенок. Но глаза не опустил.

– Я виноват, сид Гарне! Я готов…

– Сядь!

Следователь вышел, его помощник тоже. Лейтенант покорно сел на стул. Спина прямая, вид виноватый, плечо перебинтовано. Невзор вздохнул. Ох, молодо-глупо!

– Рассказывай.

И Миколас рассказал. Немного путано, но сид Гарне теперь знал, с чем ему идти к сильным мира сего. Ведь не простят самовольного возвращения, не простят. А что приехал обязательно узнают. Уже узнали, только вот найти его пока ещё не могут.

– А теперь пиши. Четко, по делу. По пунктам.

Миколас написал донесение довольно быстро. Генерал свернул листы, спрятал в потайной карман.

– Молодец. Информация полезная. С девушкой той что? Златой нис Вер? За что она тебя карает?

Миколас не ответил. И посмотрел вдруг так яростно и гордо, что Невзор понял: не расскажет ничего мальчишка. Но ведь заявление-то о лживых обвинениях он подписал. А о сути молчит.