Текст книги "Универмаг"
Автор книги: Илья Штемлер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)
7
Вечер казался бесконечным, когда работа заканчивалась в пять и было нечего делать. Сегодня Неля Павлова заступила в первую смену и вначале шестого уже вышла из Универмага. Стукнула за спиной дверь проходной. Улица приняла Нелю легко и привычно. Домой идти не хотелось. По телевизору ничего интересного не ожидалось. Конечно, дома бы работа нашлась, но подождет выходного дня. Мама просила купить колбасу. Считалось, что именно в магазинах Главной улицы продукты особенные. И никакие они не особенные, такие же, как и везде, но так уж считалось. Неля нередко покупала кое-что в своем далеком универсаме, и мать восхищалась: вот какое снабжение в центре, не то что у нас...
У некоторых девчонок были знакомые продавщицы в гастрономах, оставляли им всякую вкуснятину. А у Нели такие знакомства не ладились. Как-то подошла к ней в отдел одна, говорит: «Помоги достать туфли, я в продмаге стою, на Речном проспекте, если что надо – всегда пожалуйста». Неля смутилась, пообещала позвонить, если поступит что интересное, но бумажку с телефоном затеряла...
Неля зашла в магазин «Диета». Народу! Не меньше, чем в секции, когда торгуют дефицитом. И в «Трех поросятах» не протолкнуться. Конечно, самые часы «пик». Автобусы присели чуть ли не на брюхо, двери не смыкаются, из проемов спины выгибаются, зады торчат. Шоферы упрямятся, с места не трогают, выжидают. Им тоже неохота отвечать, если кто вывалится. Неля пропустила автобус, потом еще один. Даже не втиснуться. Отчаялась, решила идти пешком, не такси же останавливать, никакой зарплаты не хватит... И тут вдруг подкатил совершенно пустой автобус. Точно хрустальный дворец. Видно, прямо из парка, или водитель ездил домой на обед, бывает же такое везенье. И главное: дверь автобуса распахнулась прямо перед Нелей как по заказу.
Она ворвалась в салон первой. Кресла манили уютом сидений, покрытых прозрачной пленкой. Неля даже растерялась: какое выбрать? Но раздумывать было некогда, и Неля юркнула на ближайшее кресло, отвернулась к окну. В толпе, осаждающей автобус с улицы, она обратила внимание на молодого человека в белой спортивной шапочке, натянутой на уши. Уловив взгляд Нели, парень подмигнул ей озорными глазами. Неля улыбнулась. Парень смешался с толпой и вскоре, протиснувшись в салон, замер столбом, опираясь согнутой в локте рукой. Сидящая рядом с Нелей бабка тотчас засекла сигналы, которые посылал парень Неле, и, целомудренно поджав губы, принялась разглядывать то парня, то Нелю. Не скрываясь. Неле хотелось показать ей язык. Однако настроение поднималось. Действительно, не век же ей вспоминать сегодняшний день. Неля вздохнула. Нет, не сможет она так, как Татьяна: смотреть на покупателя и не видеть. В конце концов, сама выбрала профессию, никто ее не заставлял. Впрочем, если по правде, не совсем сама. Отчим весь в советах заходился. Иди, мол, в продавцы, как сыр в масле будешь кататься. Сам он работал грузчиком, мир этот знал. Только не он решил судьбу Нели, сама решила. Отчима она недолюбливала. И вообще, странные какие-то у них складывались отношения в семье. Последнее время она чувствовала напряжение. Словно стены и потолок изнутри нагревались, дышать стало труднее. Да и мать хороша: все ему прощает. Любит, вот и прощает... Неля еще раз вздохнула и взглянула на парня. Тот отчаянно буравил ее глазами. Даже причмокивал, пытаясь привлечь к себе внимание.
– Сова, чистая сова, – тихонечко проговорила соседка.
Неля улыбнулась и отвернулась к окну. Вдали, над челкой вечерних крыш, взметнулся в небо радужный сполох «Олимпа». И Неле вновь взгрустнулось. Универмаг был мил ее сердцу. Не потому, что в родном доме нелады, нет. Просто дело, которым она там занималась, было ее делом. Она прикипела к нему душой. И даже тупая боль в ногах не могла приглушить это чувство. Может быть, Неля была особым человеком? Нет! Она хоть сейчас могла назвать девчонок, которые испытывали нежность к своему многоликому, шумному и суетливому Дому. Платили бы только чуть больше, ну хотя бы что-нибудь накинули. Ведь если жить одной, то и на пару колготок с зарплаты не отложишь. Хорошо, в семье она, с матерью и отчимом. А так... Недавно орготдел раздал в секции листки, которые поясняли, что даст реконструкция каждому участку. И просили вносить предложения. Вначале казалось, и нечего предложить, а потом разохотились и составили целый список. От примерочных банкеток до стеллажей все пересмотрели. Несколько дней совещались всей секцией. Находились и скептики: было б чем торговать, а как торговать, сами разберемся. Но Неля была убеждена, что и обычная продукция примет приличный вид, если ее как следует подать. Главное, с каким настроением выложить продукцию, вот в чем штука...
Автобус свернул, и огни «Олимпа» утекли в сторону. Тотчас Неля услышала въедливый голос соседки:
– Ты чо девку-то окурлычиваешь?! Лебедь белоголовый!
Парень перевел на бабку красивые глаза и поправил свою вязаную шапку.
– Тебе что не сидится, бабка? Вот пристала, – ответил он нахальным тоном. – Может, это моя невеста!
– Как же, невеста. Из банного треста! Гляди-ка на него. Только увидел и глаза уже пялит, девку в краску вгоняет. Совсем стыд потеряли...
В автобусе оживились. Принялись разглядывать, кого это старая песочит. Неля покраснела, хоть под скамью спрятаться... В автобусе засмеялись. Незлобиво, расположительно. Послышались реплики, смешки. О том, что девушка и впрямь хороша, грех такую не заметить. Ив этих шутливых фразах звучала доброта, желание людей отвязаться от своих, возможно, не очень приятных мыслей. Пробудить в себе молодость и озорство, растерянное в казенной суете минувшего дня. И Неля чувствовала это. И это ей нравилось. Именно такая причастность к большому людскому миру была одной из главных причин, связавших ее с потоком, что омывал день-деньской Универмаг. Она уже не краснела. Наоборот. Ее глаза сияли обычной добротой. И еще той, особой радостью, что притягивает посторонних, растапливает сердца.
– Моя остановка! – проговорил парень, нахально пялясь. – Сойдем?
Неля с лукавой укоризной покачала головой.
– Вот нахал так нахал! – всерьез возмутилась тетка.
Парень подмигнул Неле и выскочил из автобуса. С улицы послал ей воздушный поцелуй, и Неля ответила улыбкой. Может, действительно стоило выйти вместе с ним на этой остановке?
Мать была дома. Она сидела за чистым кухонным столом и что-то разглядывала в швейной машине. У матери было бледное заплаканное лицо. Опять, видно, бузили со своим Петюней, подумала Неля.
– Я сама разогрею обед, – упредила она мать и, распахнув дверцу холодильника, оглядела полки. – Ох и вечер сегодня обалденный! Хочешь, в кино сходим на десять?
– У меня дома кино, – ответила мать. – Поясница ноет. Не заболеть бы.
– Бегаешь весь день по своим подъездам... Вечернюю почту разнесла? А то давай помогу.
Мать вздохнула. Что-что, а вздыхать она была мастерица. Вышла вот замуж за этого Петюню. Когда они вместе, кажется, что старшая сестра с братом, а не жена с мужем. Конечно, теперь он прописан в их квартире, не вытуришь. Да и любит она его. Ну и пусть любит. Неля и сама бы ушла, да некуда. Снять комнату – деньжищи нужны, да еще какие! А общежития в Универмаге нет. Да и вообще с этим вопросом в торговой системе полный завал, поэтому и сбегают девчонки кто куда. А если кому и выделяют комнату, так разговор идет по всему управлению. Да и кому? Старым сотрудникам, со столетним стажем. А на нее, на малявку, никто и внимания не обратит... Сердце щемила жалость к матери. Отец умер, когда Неле было три года. Мать жила с отцом как за каменной стеной, не работала, да и специальности особой не имела. А после кончины отца припекло – пошла работать. То счетоводом при ЖЭКе, то экспедитором на фабрике. Наконец пристроилась почтальоном. Работа суматошная, но занятость неполная. Ее и устраивало – можно подрабатывать шитьем. Мать долго была одна. А потом появился Петюня.
– Татьяне сегодня жалобу написали, – проговорила Неля, чтобы не молчать.
– Давно пора.
Мать не любила Татьяну. И все боялась, что та начнет влиять на Нелю.
– За что же ей жалобу написали?
Неля рассказала. И мать вдруг заняла сторону той «лошади»!
– И вообще, толку мало от твоей работы, вот что я тебе скажу, – подытожила мать. – Сохнешь на ней за гроши. Это ж надо! Другие хотя бы знакомства имеют.
– А я что, не имею? Вон какую колбасу принесла.
– Колбасу... В универсаме нашем и купила. Штамп за версту виден, на обертке... Хитрости твои!
Неля смутилась.
– Что же делать, мама... Если я такая.
Мать убрала ладонь с потертого хребта старенькой швейной машины. Хотела что-то сказать, но передумала, только глубоко вздохнула...
– И сама ты такая же, как и я, а говоришь, – помедлив, добавила Неля. – Мы с тобой такие... Павловы.
– Ну и хорошо, – еще раз вздохнула мать.
Неля достала из шкафчика тарелку, налила в нее суп. Села, привычно упершись пятками о перекладину табурета.
– Ну... как там твой директор, Фиртич этот, фордыбачит? – Мать была в курсе всех дел Универмага.
– Фордыбачит. – Неля выловила мясо и посолила. – Он такой... Да! Забыла тебе рассказать. – И Неля засмеялась. – Мне сегодня в автобусе какой-то парень глазки строил. Смех! Народ кругом зыркает, а он свое. Как тебе это понравится!
Но мать даже не улыбнулась. Она смотрела на Нелю, полуприкрыв глаза, словно на яркий предмет.
– Ты чего, мама?
– Между прочим, я с твоим отцом познакомилась почти так же. А через два дня зарегистрировались. И ни на секунду об этом не пожалела.
– Здрасьте! – озадаченно воскликнула Неля и заморгала в изумлении. – Выходит, мне надо было с ним сойти на первой же остановке?!
– Не знаю, – ответила мать. – Но смешного тут ничего нет. Может, это и вправду была твоя судьба!
– Таких судеб у меня на день сто раз, в магазине работаю. Каждый второй глазки строит. – Неля свела брови в прямую линию. – Могу дать тебе слово... Как только появится возможность, я съеду отсюда, сниму угол. Живи со своим Петюней спокойно.
Больше в тот вечер они не разговаривали.
8
Спекулянтка Светлана Бельская проснулась от лязганья замка.
– Бабоньки! Подъем! – послышался мужской голос.
Светлана резко приподнялась и села. Надорванный воротник пальто завалился набок. Яркий свет падал из распахнутой двери и освещал фигуру дежурного милиционера с мятым чайником, на носик которого были нанизаны две алюминиевые кружки.
– Позавтракаете. Подметете камеру, веник в углу... Если кому надо куда пройти, говорите сейчас. Потом будет не до вас.
Он подошел к железному, привинченному к полу табурету и поставил на него чайник. Вытащил из кармана несколько кубиков сахара.
Светлана осмотрелась. На соседних нарах, сунув кулак под щеку и подтянув красный платок к подбородку, посапывала цыганка. Заколка с золотым набалдашником выпала из немытых волос и валялась у самого лица. «Спит, дрянь, – тоскливо подумала Светлана. – А тут ошивайся из-за нее». Но злость против цыганки притупилась, уступив место тревоге.
– Послушайте... Долго мне здесь торчать?
– Днем приедет судья, определит кому сколько, – охотно ответил милиционер. – Что, пойдешь в туалет? Пользуйся. Дежурство сдавать буду. – Он принялся тормошить цыганку за плечо. – Подъем! В туалет.
Ресницы цыганки дрогнули, открывая затуманенные сном глаза.
– Чего дергаешь! Свою дергай! – Цыганка приподнялась. – Ну?!
– Не ну, а за дело! Камеру подметете. Придет судья – чтобы не злить по ерунде. А то всю катушку размотаете, пятнадцать суток.
– Ладно. Иди себе, – проворчала цыганка. – Уборная где?
– Я и жду. Тоже мне царевна-лебедь. Золото сыплется.
Цыганка подобрала булавку, сунула в чащобу черных волос, опустила с нар тощие ноги в теплых чулках. Нашарила сапоги. Натянула...
В коридоре было тепло. На деревянной скамье сидели два небритых парня. Один курил, пряча в ладони сигарету, другой вертел в руках шапку. Тут же, повернувшись спиной к парням, сидела старуха в тулупе.
– Курить запрещается! – строго напомнил милиционер.
– Слушаюсь, начальник, – бодро согласился парень и порыскал глазами, куда приткнуть сигарету.
– Шапку вертеть можно? – ехидно спросил второй.
– Повякай мне еще! – одернул милиционер. – Вам что, бабушка?
– Жалоба у меня. Сверху каплет, комнату заливает.
– Это не к нам. В ЖЭК вам надо.Так они ж еще спят. Замок на ЖЭКе.
– И ты б спала, бабуля, – посоветовал тот, с шапкой.
– Спала-а-а, – подхватила старушка. – На голову каплет. А кровать сто пудов, мне ее с места не сдвинуть.
– Перевернулась бы, надела бы боты да и спала. Есть боты? – Парню было скучно.
– Не острить! – приказал милиционер. – А что вы, бабушка, сами к соседям не подниметесь?
– Поднималась. С лестницы меня шуганули: «Придумала, старая, сухо у нас». А у меня течет.
Цыганка засучила ногами по свежевымытому линолеуму.
– Веди, начальник. А то и здесь натечет.
Светлана надеялась, что Платоша уже пришел. Но, кроме этих троих, никого в коридоре не было. И в тех комнатах, двери которых были распахнуты, никого не было. Милиционер остановился у двери в облупившейся голубой краске и повел головой...
Когда Светлана и цыганка вышли, он стоял в той же позе.
– Полотенце бы дал, – буркнула цыганка, обтирая лицо концом платка. – Или б духовку электрическую прибили.
– Не санаторий, обсохнешь. – И милиционер повел женщин в камеру.
– Ладно тебе! Санаторий... Ты хоть раз цыгана в санатории видел?
– Занялись бы делом – увидел! – веско ответил дежурный и приказал: – С чайником не задерживать, один на всех! Пользуйтесь, пока горячий.
Светлана села на нары, потом прилегла, поддерживая спадающий воротник. От досок тянуло кислым запахом сивухи. Она перевернулась на спину. Пахло меньше, но заныла спина. Еще бы, ночь провалялась на досках... Цыганка расставила кружки и принялась разливать чай,
– Горячий, – проворчала она. Взяла кружку, кусок сахара и поставила на доску рядом с головой Светланы. Со второй кружкой цыганка вернулась к своим нарам.
Она причмокивала, шмыгала носом, хрумкала и шумно глотала.
Светлана пролежала несколько минут. От кружки к щеке тянулось слабое тепло. Приподнявшись, Светлана подобрала сахар, сколупнула ногтем крошку табака. Пригляделась, заметила еще табак. Брезгливо скинула сахар на пол... Чай был теплый, с вонючим рыбным привкусом. Светлана сделала глоток и отодвинула кружку.
– Завтрак, – ворчала цыганка. – Теперь до трех жди. Принесут какой-нибудь суп... А тот мент вроде добрый. У тебя денег нет?
Светлана молчала. Сумку с кошельком, как и все ее вещи, отобрали при составлении протокола.
– Может, что-нибудь осталось в заначке? Попросим мента, он пирожков купит. – Переждав, цыганка вздохнула; – У меня есть три рубчика. В трусах спрятала...
– Ты что, в первый раз?.. Молчишь? Ну молчи, молчи...
Светлана не в первый раз попадала в милицию. Были приводы. Но все сходило с рук. И в участке ни разу не ночевала. Правда, однажды дело дошло до суда. Тот сержант, любитель кроссвордов, об этом напомнил. Но проходила она как свидетель – сама перекупила у какого-то типа шубу. Ее задержали. Сфотографировали. Видно, тот тип был уже на крючке, за ним следили. Потом пришла повестка в суд. Она не явилась. Еще повестка – опять не явилась. Вот и приехал за ней любитель кроссвордов. Кроме нее, свидетелями проходили еще несколько человек. Прижали того типа фактами и фотографиями. Дали срок. А Светлану отпустили, переслав бумагу в техникум: мол, покупает вещи у спекулянтов. Лето, техникум не работал. Так все и похерили...
Цыганка подошла к двери и постучала. Звякнул засов. В проеме показалось лицо дежурного.
– Чайник возьми. Позавтракали, – сказала цыганка. – Забыл?
– Быстро управились. – Дежурный вошел, взял чайник и кружки.
– Послушай, добрый человек, – цыганка протянула дежурному деньги, – купи пирожков. Без сдачи.
– Смену сдаю. Другого проси, – ответил милиционер.
– Ты ж добрый человек. Жена у тебя. Двое детишек. Мальчик и девочка.
Дежурный изумленно приподнял брови. Покачал головой. Взял деньги и аккуратно прикрыл дверь, осторожно брякнул щеколдой. Цыганка засмеялась детским смехом, встряхивая золотым браслетом. Шлепнула смуглой ладонью колено Светланы.
– Здорово он испугался, а? Здорово, да? Как же это я угадала?
И Светлана уже смеялась.
– Слушай, сколько тебе лет? – спросила она сквозь смех.
– Двадцать один, – ответила цыганка. – А тебе?
– Тридцать восемь.
– Я думала, меньше. Это потому, что ты худая.
Помолчали.
– Ты сколько классов кончила? – Светлана не знала, что спросить.
– Классов? Каких классов? Родила в пятнадцать лет пацана.
– Ну? – удивилась Светлана, – С кем же он остался?
– С мужем, – гордо ответила цыганка. – Эх, закурить бы... Вернется тот, с пирожками, я что-нибудь придумаю.
Светлана нащупала в кармане листик жевательной резинки. Листик лежал отдельно, не в сумке, вот и остался... Вытащила, развернула обертку, переломила пополам, протянула цыганке. Та с удовольствием приняла подарок.
– Странные вы люди, цыгане, – произнесла Светлана.
– Почему странные? Как все. Дом. Горячая-холодная вода. Газ. Как все. Раньше было худо, жили в сараях. А теперь в совхозе живем. «Луч» называется. Как все.
– А муж что делает?
– Работает, – с достоинством ответила цыганка. – Сто пятьдесят получает и премию.
– Свеклу убирает? – Светлана произнесла первое, что пришло в голову.
– Почему свеклу? – В голосе цыганки скользнула обида. – Он детали собирает для радио. Завод в совхозе цех держит... А свеклу есть кому убирать. Из города приезжают...
Женщины умолкли. Каждая из них думала о странностях жизни. И это молчание сближало их, как может сближать людей ночь где-нибудь в лесу. Когда никого вокруг. Когда так остро хочется, чтобы тот, другой, был рядом подольше. Это чувство печали исходило от душевного одиночества. В последние годы Светлана испытывала его острее. Особенно ночами, если оставалась одна...
Она протянула руку и коснулась плеча цыганки. И та легонько пошлепала ладонью по ее руке. И, желая чем-то отблагодарить Светлану за дружескую, непривычную для закаленного цыганского сердца волну, спросила тихо:
– Не знаешь, когда будут отмечаться на ковры? В Универмаге. Вдруг не успеем освободиться? Обидно. Столько отмечались.
И Светлана ее верно поняла. Дело не в коврах, не в коврах дело.
– По-моему, через пятницу. – Светлана убрала руку и вздохнула. – А муж-то не будет волноваться? Если дадут пятнадцать суток.
– Нет! —решительно воскликнула цыганка. – Если бы год дали или больше. Тогда бы он, может, и вспомнил. А так – нет, не будет. И сын уже большой... Вернусь, куплю ему шоколад.
В коридоре раздались приглушенные стеной голоса.
– Судья приехал? Хорошо бы. А то торчи тут еще сутки. В тюрьме лучше. Кормят. И подушку дадут... Интересно, успеет мент пирожки принести? – вздохнула цыганка.
Светлана наклонилась к цыганке и проговорила торопливо:
– Слушай, у тебя есть булавка? Дай, я воротник подколю. Болтается, понимаешь, вещественное доказательство.
Цыганка мгновенно вытащила из волос приколку, протянула.
– Ты что! Золотая ведь, – отвела ее руку Светлана.
– Золотая? Тридцать копеек цена. В Грузии делают.
Светлана скинула пальто и принялась прилаживать воротник.
– Скажу, на живой нитке держался. Сама и подцепила... Знаешь, суду все важно, каждая деталь.
Едва она справилась с воротником, как дверь распахнулась. В проем просунулась круглая голова незнакомого милиционера.
– Кто Бельская? Пошли, ждут.
Светлана поднялась. Бросила на цыганку взгляд, улыбнулась, пожала плечами: мол, значит, я первая. Та ободряюще кивнула в ответ и тоже улыбнулась. Но как-то беззащитно... Почему первая, почему не вместе? Суд ведь...
Переступив порог камеры, Светлана сразу же увидела Платона Ивановича. Тот стоял посреди коридора с выражением брезгливости на лице. Увидев Светлану, он раскинул руки и шагнул навстречу.
– Светик, милая, ты так напугала своего дядю!
Светлана поняла: ей предлагалась игра. И, судя по всему, игра эта может определить ее дальнейшее положение...
– К майору, к майору. – Милиционер продолжал возиться с замком.
Светлана вникала в каждое слово Платоши.
– Я привел твоего лечащего врача-гинеколога, Арнольда Александровича. Он обеспокоен твоим состоянием. Ты должна была прийти к нему на прием вчера в семь вечера. Третья городская клиника...
Из распахнутой двери угловой комнаты доносились мужские голоса. Майор, тот самый, который вчера составлял протокол, сидел за столом. Напротив в кресле расположился молодой человек с белым лицом и густой черной бородой. Светлана видела его впервые.
– Светлана Михайловна! Голубушка! – Молодой человек живо поднялся. – Ваш дядя ворвался ко мне в клинику чуть ли не плача...
– Здравствуйте, Арнольд Александрович, – потупилась Светлана. – Извините, я должна была быть у вас на приеме вчера...
– Как вы себя чувствуете? – оживился чернобородый, уяснив, что все в порядке, «пациентка» нафарширована.
Майор листал пухлую тетрадь и, казалось, не обращал никакого внимания на разговор Светланы с чернобородым. Перевернув обложку, он сдвинул тетрадь на край стола. Светлана подавила изумление, узнав свою амбулаторную карту из поликлиники.
– Да... Многовато для ее возраста. – Майор взглянул на чернобородого. – Считаете, что задержанная нуждается в медицинском обследовании?
– Да, да, сами понимаете... – с готовностью кивнул чернобородый. Он шагнул к майору, наклонился и что-то шепнул на ухо.
Лицо майора стало печальным, он посмотрел на Светлану как на безнадежно больную. В то же время в его глазах еще держалась тень сомнения. Чернобородый раскрыл амбулаторную карту и ткнул ногтем в какую-то запись, которой окончательно сразил майора. Тот хоть и не стал читать, но кивнул в знак участия и сострадания. Душа майора разрывалась между долгом и великодушием.
– Хорошо, – сказал майор, сдаваясь. – Я не против. Но протокол задержания передам в суд. Обязан.
Майор приказал дежурному вернуть вещи задержанной Бельской.
– Проверьте. Все на месте?
Светлана раскрыла сумку, бегло осмотрела. Ондатровые шапки она вытаскивать не стала, чтобы не возбуждать лишних разговоров.
– Распишитесь, – предложил майор.
Светлана расписалась.
– И вы, – обратился он к чернобородому.
Молодой человек поставил подпись под словами «врач-гинеколог» и с предупредительностью вытянул из-под ладоней майора свое удостоверение. Платон Иванович подобрал амбулаторную карту и сунул в карман. На выходе им повстречался милиционер с пакетом, из которого выглядывали пирожки. Узнав Светлану, он перевел недоуменный взгляд на ее спутников и посторонился...
...
Прощаясь, чернобородый порекомендовал Светлане все-таки прийти к нему в консультацию во избежание накладок. Сел в автобус и уехал.
– Сын моего знакомого. И, кажется, неплохой врач. – Платон Иванович взял Светлану под руку.
– Как же тебе удалось с этой карточкой? Ну и проныра ты, Платоша! – смеялась Светлана.
– Сунулся в окошко. Сказал, что вы уже у врача, а карточку все не несут. Мне и выдали... Только надо немедленно вернуть. – Он достал из кармана амбулаторную карту и передал Светлане. – Просуньте в окошко регистратуры и уходите. Никто не спросит. Обратная сторона бюрократизма – полное равнодушие.
– Извини, Платоша... Так получилось... – Светлане не хотелось, чтобы ее расспрашивали о том, что произошло вчера в Универмаге.
– Что вы! Все в порядке... Но в суд, думаю, вас все– таки вызовут. Надо нанять адвоката...
– Ты так хорошо знаешь порядки, Платоша?
– С некоторых пор, Светлана Михайловна. Я не только хорошо знаю кодекс, но и чту. И стараюсь совершать поступки, которые если не духом, то буквой непременно соответствуют закону.
– А это? – Светлана лукаво встряхнула амбулаторной картой.
– И это. Дух закона, может быть, и нарушен. Чуть– чуть. А буква – нет... Надеюсь, что карточка будет на месте вовремя. К тому же вам, вероятно, надо обратиться к такому врачу.
Светлана почувствовала, как лицо ее залило жаром.
– Платоша... Что ты, в самом деле? «Вы» да «вы». Не слишком ли ты затянул? Или привык?
Платон Иванович крепко ступал узкими сапогами по вялому снегу. Бобровая шапка касалась на затылке элегантного бобрового воротника, скрывая седые, коротко стриженные волосы. Только на висках серебрились клиновидные острые мысочки...
Они расстались на углу Главной улицы и Моховой. Светлана потянулась и поцеловала Платона Ивановича в щеку, и поцелуй этот чем-то отличался от тех легких прикосновений, которыми она одаривала своего покровителя прежде...
...
Оказавшись один, Платон Иванович остановил такси и попросил подвезти его к универмагу «Олимп». Сегодня он поднялся раньше обычного, озабоченный делами Светланы. Надо было успеть провернуть задуманное дело до суда. Иначе все усложнится. И он успел... Не затянулись ли его отношения с этой мелкой спекулянткой? Но Платон Иванович ничего не мог поделать с собой – Светлана была ему нужна. Одинокий и много повидавший на своем веку, Платон Иванович тосковал по искренней привязанности. Он хотел видеть рядом с собой молодость. Не ту, которая напоминала бы ему, что жизнь уже прошла. Не юную и предательскую, а именно такую, какую еще хранила в себе Светлана. Тертая, битая, она ценила бы спокойствие. И – еще одно! Именно то, чем занималась Светлана, могло без упреков примирить ее с прошлым Платона Ивановича. Они были одного поля ягода, правда, разного сорта...
Такси остановилось за квартал до Универмага. Четверть первого. Именно в это время к складам, размещенным в бывших каретниках, должен подъехать экспедитор Второй обувной фабрики. Конечно, Платон Иванович мог и не приезжать сюда. Но слишком велико было любопытство...
Свернув на площадь, Платон Иванович увидел слоновий зад трейлера. Какие-то парни резво передавали друг другу по цепочке связки голубых коробок с обувью. Судя по виду, парней наняли у ближайшего пивного ларька. «Молодец Сергей Алексеевич, – одобрительно подумал Платон Иванович о начальнике сбыта Второй обувной фабрики. – Не скупится. Понимает: дело не терпит задержек. Подсобницам-старушкам работы тут хватит на всю оставшуюся жизнь. Да и лишние глаза не нужны».
Платон Иванович приблизился к распахнутым воротам каретника. У маленького столика притулился заведующий складом в синем ватнике. Он просматривал накладные. Рядом стоял парень с розовым лицом взрослого младенца. Это и был экспедитор фабрики. Платон Иванович понимал, что Рудина договорилась с заведующим складом. Не тот товар, чтобы принимать его с таким смирением. Да еще в таком количестве! Вообще заведующий отделом должен быть в тесном контакте со складом. Иначе какая работа?
– Что ж такое, Степан Степаныч! – отчаянно крикнула из пещерной глубины склада девушка-приемщица. – Куда такую прорву везут!
– Наше дело солдатское. Сказано: принять. Начальству виднее. – Заведующий складом взял очередную пачку накладных.
– Считай, считай! – весело бросил ей экспедитор.
– Шустри, девка, шустри! Горло пересохло! – торопили приемщицу наемники, передавая из рук в руки коробки. – А ну, дед, посторонись!
Платон Иванович вежливо улыбнулся и отошел от трейлера.
– Так и быть, куплю у вас пару этих г...давов, – пообещал приемщице парень в куртке. – На память о загубленной молодости.На том и кончится вся продажа, – ответила девушка.
Платон Иванович с любопытством заглянул в склад.
– Все! Сороковые кончились! Начинаем сорок первый! – раздался голос подавальщика.
– С сороковыми все! – передали по цепи. – Начинаем сорок первый. Все! Укладываем новый размер. Сорок первый!
Платон Иванович свернул за угол.
