Текст книги "Школа 1-4"

Автор книги: Илья Масодов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 31 страниц)

– Нет, – неуверенно говорит Мария, – просто мне показалось...

– Хочешь мороженого?

– Спасибо, я не хочу – отвечает Мария, инстинктивно не желая брать недоеденное мороженое от незнакомой девочки. Отец Марии по профессии врач и всегда напоминал ей, что от чужих людей может быть зараза.

– На, откуси, оно вкусное, – девочка протягивает Марии свою голую руку с мороженым. Марии, впрочем, неудобно отказаться и она кусает мороженое из руки девочки. Мягкая шоколадная корочка ломается у не? на зубах и покрытый е? раскрошившимися осколками морозный, источающий чарующую сладость, кусок переходит в рот Марии.

– А ты здесь жив?шь? – спрашивает девочка.

– Нет, восемь остановок троллейбуса туда, – Мария показывает рукой в сторону своего дома. – Улица Корол?ва, – она хочет возвратить мороженое назад.

– Если хочешь, можешь доесть мо? мороженное, я себе ещ? куплю. Пойд?м через дорогу в парк, на лавочке посидим.

Они направляются в сторону зеленеющих в поднятой машинами угарной пыли древесных крон.

– А ты где жив?шь? – спрашивает Мария, немного коверкая слова из-за куска мороженого, который, несмотря на боль в зубах, она греет во рту.

– Здесь, недалеко. Мне было скучно, и я решила погулять. Я часто так делаю, просто сажусь в автобус и еду, куда глаза глядят, потом сажусь в другой, потом – в третий. Тебя как зовут?

– Мария.

– А меня зовут Юля Зайцева. А почему ты в школьной форме? Наверное, ты не кольцо потеряла, а ключи.

Мария, опустив глаза, снова откусывает мороженое. Она не хочет сперва рассказывать Юле о своей судьбе, но когда представляет себе возвращение домой, ей становится так страшно и щемяще одиноко, что Мария уже готова показаться смешной, хоть бы кто-нибудь знал о е? муках.

– Я из дома ушла, – призна?тся Мария, поднимая глаза и неловко улыбаясь. В е? душе неожиданно рождается слово, которое, ещ? не будучи произнес?нным, уже захватывает Марию своей пугающей безграничностью, как ветер захватывает маленького полевого мотылька. – Насовсем.

– А почему? – лицо Юлии выглядит немного усталым, словно и е? терзает какая-то мука неумолимой судьбы. Она убирает локоны с лица и оглядывается на светофор. Проехавший мимо, перед самыми их лицами, фургонный грузовик обда?т девочек пьянящей бензиновой вонью.

Мария не знает, что ответить. Ей стыдно рассказывать, что е? бьют, стыдно говорить про двойки, и кроме того вс? это не может объяснить того единственного слова, которое она произнесла, плохо осознавая, что оно вообще значит. Она чувствует, что щемящая тяжесть снова подступает к горлу. Глаза Марии туманятся от сл?з. Непослушным ртом она откусывает ещ? кусок мороженого. Слеза капает на асфальт у носка е? туфельки. Мария отворачивается, словно что-то увидев в стороне, на самом деле она просто не хочет, чтобы Юлия видела е? глупый р?в. Золотой свет светофора расплывается у не? в глазах, выпуская два ленточных луча.

– Пойд?м, – трудно говорит она. – Ж?лтый.

И они входят в парк, где огромные деревья возносятся к солнечному небу, трава дышит тенистой сыростью, кусты жасмина белеют за стволами, и уже чувствуется, как приближается мертвенно-т?плый вечер. Они долго молча идут по прямой аллее, навстречу гуляющим людям, Мария ест мороженое, Юля просто о ч?м-то думает, заложив пальцы рук в карманы джинс.

– Я боюсь возвращаться назад, – говорит наконец Мария.

– Не возвращайся, – подумав, предлагает Юля.

– Тебе хорошо говорить, у тебя есть, где жить можно, а где я буду жить? На улице?

– Ты можешь у меня жить. Места хватит.

– Но я же не могу вс? время у тебя жить.

– Почему не можешь?

– Меня родители, наверное, с милицией будут искать.

– Не найдут.

– И что скажут твои родители?

– Они уехали. Их нет.

Мария недоверчиво смотрит на Юлю.

– С кем же ты жив?шь? – спрашивает она.

– Я живу одна.

– О, – удивляется Мария. Потом е? лицо опять становится печальным. – Но если я буду жить у тебя, я и в школу ходить не смогу.

– А ты и не ходи, – улыбается Юля. Мария впервые видит, как она улыбается, как-то неуверенно и грустно. – Я, например, давно не хожу.

– Что, совсем не ходишь?

– Совсем.

– А они что, думают, ты болеешь?

– Они думают, что я умерла.

2. Зв?здная мельница

– Как умерла? – не верит Мария, от удивления даже переставая откусывать мороженое.

– Просто. Машиной сбило.

Мария думает.

– Ты никому не рассказывай, – продолжает Юля, почему-то глядя вверх, к вершинам деревьев.

Мария тоже смотрит туда и видит белые крылья облаков, покрытые аистиным пером нечеловеческой тайны. Когда тебя все считают м?ртвой, можно не ходить в школу, можно делать, что хочешь. Мария вспоминает, как умерла е? бабушка и как е? хоронили, несли в гробу по улице вдоль домов, сыпались белые лепестки каштанов, играла духовая музыка, т?тя Анна несла красную подушечку с бабушкиными трудовыми орденами. Возможно ли, что бабушка тоже была жива, и теперь где-то скрывается за старыми кирпичными стенами домов? Бабушка так любила е?, она когда была очень больная, вс? звала к себе Марию и говорила ей всякие странные вещи, которые Мария не могла понять, потому что болезнь исказила голос бабушки, но внимательно слушала и соглашалась, ей было жаль старое и умирающее существо, которое безвозмездно е? любило.

– Тебя хоронили? – спрашивает она Юлю.

– Нет. Это была не я. Машина... Она разбила той девочке лицо, и они подумали, что это я. Платье у не? было такое же, – Юля вздохнула. – Я думала сперва, поживу одна, потом вернусь, а когда хотела вернуться, родители уже уехали, не знаю куда.

– А ты любишь своих родителей?

– Да. Они хорошие, подарки мне всегда дарили.

– А меня отец бил, – с усилием говорит Мария, и сл?зы снова начинают напирать. – Сильно.

– Ты поэтому и сбежала?

Мария кивает. Она сворачивает за Юлей на боковую аллею, где больше тени и газон усыпан одуванчиками. Они молча идут по алее, пока судороги не отпускают Марию, она отирает сл?зы и выбрасывает об?ртку мороженого в урну у зел?ной скамейки. Тут они останавливаются.

– Он меня убь?т, если я вернусь, – тихо говорит Мария. – Возьм?т и убь?т.

– Не бойся, – говорит Юлия. – Пойд?м ко мне, а то тебя, наверное, уже искать начали. Так, в школьной форме, сразу найдут. Я тебе одежду дам, у меня твой размер. Главное – выждать несколько дней, а потом они подумают, что ты тоже умерла и перестанут тебя искать.

– Но меня же не собь?т машина.

– Но тебя ведь могли украсть и убить, правда?

– Кто?

– Какой-нибудь злой дядя, который мучает и душит маленьких девочек. Какой-нибудь Дед Мороз, который ест маленьких Снегурочек, ам-ам.

Мария смотрит на Юлю, ожидая снова увидеть, как она улыбается, но Юля глядит вверх, в темнеющие водо?мы крон.

Они не разговаривают до самого юлиного дома, который находится по ту сторону парка, через два квартала, окруж?нный заросшим акациями двориком. Шли они довольно быстро, только по пути задержались у продуктового магазина, где Юля купила две шоколадки и пачку молока. Деньги, мятые, но не грязные бумажки, они достала из кармана джинс.

Дом, в котором жив?т Юля, построен из старого ж?лтого кирпича, в его подъездах сыро и просторно, никто не экономил здесь при строительстве места, и лестницы оставляют между собой квадратный провал, достаточный для сооружения двух таких лифтов, как в доме Марии, хотя никакого лифта здесь нет. Перила лестниц высокие и с ручками из бурого дерева, полированного руками нескольких поколений стариков, большинство из которых уже умерло, и на стенах мало надписей, потому что с последнего ремонта уже не рождалось в доме новых детей. Туфли девочек пробуждают под сводами подъезда гулко стучащее по ступенькам эхо, улетающее вверх, к окошку в крыше, через которое ль?тся полуослепший от пыли солнечный свет.

Они поднимаются выше и выше, до последнего этажа, когда Марии уже страшно становится смотреть через перила в провал, настолько непривычно ей, что в этом доме смерть находится так близко к человеку, каждый день. На последнем этаже кроме двух квартир есть ещ? проволочная дверь со сбитым замком и лестница за ней, ведущая к ничем не обитой ржавой двери. Юля поднимается по лестнице и вытаскивает из-под блузки висящий на шее ключ. Вся лестничная площадка перед этой последней дверью завалена металлическим и деревянным хламом и ограждена проволочной сеткой, сквозь которую Мария может наконец посмотреть в подвластный могущественной геометрической перспективе т?мный провал.

– Пошли, – говорит Юля.

Повернувшись, Мария видит за ржавой дверью маленькое помещение, в котором, как в одном из снов, есть только два предмета: железная лестница и окошко в потолке. Юля запирает за Марией дверь и, держа в одной руке шоколадки и пачку с молоком, а другой хватаясь за боковые пруты лестницы, лезет наверх. Поднявшись за ней, Мария оказывается на крыше. Крыша покрыта красной черепицей, в нескольких шагах от Марии из не? раст?т труба. При появлении девочек с трубы срывается стая воробь?в и перелетает на другую трубу, дальше, а один, особенно бесстрашный, оста?тся на телевизионной антенне. Мария сидит на краю окошка, не решаясь встать, потому что крыша уходит вниз под углом, а Юля просто ид?т по черепице мимо трубы, туда, где в крыше есть невертикальная дверь. Стыдясь показаться трусливой, Мария медленно начинает двигаться ей вслед, нагнувшись и касаясь черепицы рукой. Над ней свистят стрижи.

Там, под дверью, начинается чердак, т?мный, пронизанный солнечными лучами и старыми бельевыми вер?вками, заваленный ящиками и металлическим ломом, новый дом Марии. Это продолговатая комната со сводчатым потолком, подпираемым шестью столбами, в противоположной стене видна закрытая на засов дверь.

– Вот здесь, – говорит Юля, садясь на золотистый в солнечном свете ящик, моя квартира. Ванной, конечно, нету, туалет на улице. Тараканы, мышки. Не очень, впрочем, холодно, потому что рядом труба. Летом даже жарковато. С видом на облака и прочее. Будешь тут жить?

– Да, – отвечает Мария.

– Живи, – улыбнувшись, говорит Юля, забираясь с ногами на ящик. – Честно сказать, мне здесь скучно одной.

– И давно ты уже тут? – спрашивает Мария, садясь на старый потрескавшийся стул.

– С прошлого лета.

– О! – говорит Мария, думая о том, что ни за что не смогла бы столько жить на чердаке одна. И ночью было бы очень жутко. – А сюда никто не прид?т?

– Та дверь, – Юля показывает в сторону закрытой на щеколду двери, – заперта изнутри, а снаружи завалена канистрой. Сюда могут прийти только тем же пут?м, каким пришли мы. У кого-то есть ключ от двери, чтобы выйти на крышу, но сюда они не добираются. В крайнем случае спрятаться можно, там, среди ящиков.

Они разговаривают и по очереди пьют из одной чашки молоко. Мария слушает красивый голос Юли, воркование горлицы из чердачных глубин и свист стрижей, наводящий сладостную тоску перед открывающимся временем. По отражениям лучей на стене видно, как опускается солнце. Пахнет старым деревом, пылью, опилками и немного трупиками мух и мышей. Мария совсем переста?т думать о своей судьбе, и ей хорошо. Она несколько раз облизывает липкие от шоколада губы, рассказывая Юле о школе. Юля смотрит е? дневник, где Мария может описать лицо каждой оценки, и вспоминает время своей уч?бы, свой класс, полный подруг, которых она не видела уже давным-давно.

Когда становится темно, они, сняв туфли, выбираются на крышу, ложатся на нагретую черепицу, над ними небо, полное зв?зд. Слова их смолкают, как постепенно переста?т капать вода из неведомого крана прошлого, и скоро они просто лежат и смотрят вверх, ничего не говоря. Мария думает о жизни, которая представляется ей большой ч?рной кошкой в цветущих ночных кустах, глядящей на мир в искаж?нную призму своих зел?ных глаз и видящей землю, дождевых червей, спящие шмелиные гн?зда и дышащие корни бер?з. Вокруг Марии нет никакого ветра, поэтому деревья молчат, погасив свои старые фонари, а зв?зды становятся вс? ярче, набирают глубину, такие чистые, словно вырезанные из тончайшего серебристого металла, и если это так, Мария, пробовавшая ртом гвоздики, знает даже их вкус, приятный вкус несъедобного железа.

– Их больше, чем листьев на деревьях, – ш?потом говорит Юля. Около края крыши с тонким писком проносится летучая мышь. Стена времени медленно растворяется вокруг Марии, и она начинает видеть прошлое онемевших деревьев и живых существ ночи, которое кажется ей волнующе-таинственным и длящимся даже теперь, внутри е? самой. – А ты знаешь Мельницу? – вс? ещ? слышит она ш?пот Юли, пропадающий в сверкающих россыпях и медленно выплывающий вновь, как погребальная барка египетского фараона, что движет под собой м?ртвый камень и с ним вс? сущее вместо вод загробного Нила. – Зв?здную Мельницу?

– Что это? – спрашивает Мария, но голос свой слышит словно издали и таким непохожим на собственный, что ей становится страшно.

– Там, наверху... Посмотри прямо наверх... – шепчет Юлия, а может она и не шепчет вовсе, а слова е? лишь снятся Марии на крыше дома, погруж?нного в майскую ночь, полную фонарных пятен и запаха цветущих кустов. Мария смотрит наверх, широко раскрывая глаза, но видит только зв?здное море, море таинственных светящихся точек, сделанных их неземного металла, она не понимает, что каждая из них много больше всего, что она видела на свете, и не знает, что эти рои образуют лишь сверкающую прозрачную пуговицу на платье космической принцессы. У Марии кружится голова, поток пространства обрушивается на не?, не сдерживаемый больше колдовством е? маленького мозга, летучие мыши замирают в воздухе, сердце переста?т биться, дыхание замирает, едва отпустив последний воздух, и Мария видит Зв?здную Мельницу. Она движется над головой Марии, она движется медленнее времени, и зв?зды движутся вместе с ней, уходят в не?, заплетаясь огромными распыл?нными косами, и Мария сразу осозна?т, что сама движется, влекомая огромной неведомой силой, засасывающей е? в свою глубину, и что там жив?т смерть.

Марии хочется закричать, но она не жив?т, падая в бездну Вселенной, и потому кричать не может, она может только видеть и чувствовать страх, отдел?нный от тела и оттого мучительный беспредельно, ибо нечем спастись от него, волшебное отчаяние охватывает Марию перед прекрасным лицом смерти, что-то тянет е? к себе, переворачивая и причиняя сильную боль, и вместе с болью воздух вновь входит в е? грудь, обжигая, как огонь, и сердце наносит в онемевшее тело свой первый удар.

Она возвращается в себя и видит Юлю, сидящую на коленях возле не?, Юля смотрит ей прямо в глаза. Бледное лицо Юли с влажными потемневшими глазами кажется ей страшным, Мария тихо всхлипывает и рот е? напрягается в неприятной гримасе. Поднимая Марию на ноги, Юля коротко стонет от тяжести. Мария плохо стоит, ступни не чувствуют черепицы, тело плыв?т куда-то в сторону, листья деревьев, большие, как подушки, приближаются к е? лицу, тускло блестя при фонарном свете, пятна теней на них вырастают, и скользящие ч?рные насекомые пробегают так быстро, что Мария не успевает разобрать, кто они, не капли ли это крови, мягко срывающиеся с е? ноздрей.

Она плохо понимает, как оказывается с Юлей на лавочке возле дома, в тени каштана, зато отч?тливо видит свои вытянутые впер?д с лавки босые ноги, сложенные вместе, со сжатыми пальцами, и белого мотылька, порывисто скользящего в пустоте ночного воздуха низко над асфальтом, покрытом светлыми фонарными пятнами, так что мотыл?к иногда кажется маленькой галлюцинацией, и красный огонь выезжающей на дорогу за кустами машины, и Юлю, стоящую с левой стороны, как высокий цветок в вазе, покрытую непроницаемой тенью. Она плохо помнит свой неясный путь по меловым улицам ночи, запах сирени и нитрокрасок, словно ими покрашены все клумбы, мелодичные стоны женщин из т?мных приотвор?нных окон, истерические крики дерущихся котов, похожие на плач неведомых тропических птиц, резко выделенные луной из стен выщербленные кирпичи домов с мазками строительного раствора, словно художник ночи, этот человек со странным именем и лицом, пров?л их своей кистью, выделяя имущество смерти из лестничного хаоса живой природы.

Они вс?-таки возвращаются назад, и Мария долго спит, свернувшись на истр?панном матрасе в углу чердака, немытая и счастливая, просыпается, когда уже вовсю светит солнце и из окошка доносится шум машин. Юля уже не спит, просто лежит на спине рядом с Марией и мечтает о ч?м-то сво?м, подложив руки под голову, с соседних деревьев поют птицы, и дал?кий женский голос зов?т домой потерявшегося в тенистых дворах реб?нка.

Потом Юля выда?т Марии пот?ртые джинсы, рваные на голени, и белую рубашку, они идут на воскресный базар покупать там зел?ные яблоки, такие кислые, что у Марии выступают сл?зы, и пирожки с повидлом, едят это в садике у фонтана, где плавают веточки деревьев и пущенные детьми бумажные корабли, потом их можно увидеть качающимися на качелях в речном саду, и сидящими на песке у воды, играющими в слова, и роющими канал от реки в маленькое водохранилище, и пускающими в н?м лодочки из коры, на которых отважные жуки-солдатики из прибрежного королевства отправляются на поиски новых песчаных земель. Потом они бросают камешки в воду и строят из песка город, развалины которого никогда не будут обнаружены и отданы на поругание истории, насел?нный ползучими насекомыми, в основном ч?рными муравьями, потом идут на другой конец сада есть лимоновое мороженое из блюдечек и там смотрят, как взрослые играют в волейбол идеально круглым белым мячом, а когда приходит вечер, они покидают сад, намереваясь прийти сюда завтра, когда глупые дети направятся в школу сидеть за пыльными партами, чертить красными чернилами поля в тетрадях и получать двойки.

На фоне такого же ярко-красного заката за редкой оградой высоких тополей они идут поднимающейся вверх улицей и заходят в кафе под названием "Ласточка", где горят апельсиновые лампы и худая девушка с лисьими чертами лица и угольным бантом под воротником блузки наливает в большие бокалы пахнущие спиртом коктейли. Юля заказывает мороженое с непонятным Марии французским названием, и пока они ждут его, сидя за столиком, покрытом чистой скатертью и Мария рассматривает т?мно-зел?ные бархатные стены, изогнутые стулья и пейзажи в тонких алебастровых рамках, к ним подходит худой мужчина в т?мно-сером костюме с родинкой над верхней губой, в глазах его есть что-то ежиное, что-то от заваленных ж?лтыми мокрыми листьями октябрьских лесов, что-то чужое и страшное, как тропинки, уходящие в вечернюю даль осени. Мужчина разговаривает о ч?м-то с Юлей вполголоса, так что Мария почти не разбирает слов, Юлия улыбается ему и даже делает какой-то непонятный жест рукой, потом мужчина уходит, садится за соседний столик и начинает читать газету, ему приносят ж?лтый непрозрачный коктейль и он пь?т его медленно, свободно откинувшись на изогнутую спинку стула, Мария ест французское мороженное, и девушка с ч?рным бантом ставит в магнитофон кассету с новой танцевальной музыкой, которой Мария ещ? никогда не слышала. Музыка очаровывает Марию так, что она забывает про странного мужчину в костюме, она кажется себе совсем взрослой, чувствует удивительное и волнующее будущее, которое одновременно влеч?т и пугает е?, это будущее здесь, она уже в н?м, это произойдет именно с ней, она ещ? не знает что, но знает, что именно с ней, с е? телом, с е? душой, с тем привычным и близким, что было с ней всю жизнь, что она всегда считала своим, интимным и недоступным никому другому.

Когда мороженое, полное трудно различимых ароматов, не то персика, не то абрикоса, не то ананаса, и пропитанное горьковатым лик?ром, какой Мария часто находила внутри шоколадных конфет на папиных или маминых именинах, кончается, а завораживающая музыка длится дальше, Юля говорит, что сейчас они поедут с мужчиной в костюме, которого она называет "дядей Андреем" есть вкусный торт. Мария не хочет торта, и не хочет ехать с юлиным дядей Андреем, но с Юлей ей не так страшно, и кроме того она просто не смогла бы одна выйти из незнакомого района города, куда они зашли. Она представляет себе юлину т?тю, жену дяди Андрея, чаепитие за столом на кухне, торт, и спрашивает Юлю, вернутся ли они потом на чердак. Конечно, отвечает Юля, мы только ненадолго в гости.

Дядя Андрей вез?т их в просторной заграничной машине, где пахнет розами, можно с ногами залезть на широкое, как диван, сиденье, и совсем не тряс?т, машина движется плавно, Юля опускает ветровое стекло и серый ветер бь?т им в лица, дядя Андрей ставит кассету с другой музыкой, которой Мария тоже никогда не слышала, из чего она заключает о существовании такого множества неизвестной ей музыки, что у не? захватывает дух.

Музыка дяди Андрея подходит к скорости машины, мельканию деревьев и разгорающихся фонарей, она описывает фантастический мир, куда они летят, бронзовые деревья с иглами вместо листьев, ветреные сады, запах бордовых кустов, реш?тчатую веранду у маленького озера, горы, над которыми тянутся облака, мир, который Мария никогда прежде не видела, но который представляет себе ясно, словно спит и видит чудесный сон. Она тоже подставляет лицо встречному ветру и зажмуривает глаза, радость свободы захватывает е?, радость бешеного пол?та в неведомое, который никто не может остановить.

Дорога скоро становится хуже, салон начинает качать, сквозь окно врывается терпкий запах полевых трав и цветущих фруктовых садов, электрические разряды сверчков рассыпаются под кол?сами, Мария видит над горизонтом полную луну, незамутн?нную облаками, висящую в густом небе цвета т?мной лазури, низко под ней мелькают сливающиеся вершины лесных деревьев. Замедлив ход, они сворачивают с шоссе и, проехав метров сто лесом, останавливаются у белого семиэтажного дома, окруж?нного соснами и горами строительного песка. Во дворе дома безлюдно, и из всех окон только в одном горит свет.

В квартире дяди Андрея на пятом этаже Мария принимает душ в ванной, облицованной голубым кафелем под мрамор, моет волосы пахучим шампунем и закутывается в выданное ей белое махровое полотенце, которого хватает только до середины б?дер. Потом она сидит в гостиной на диване, поджав босые ноги и сушит волосы горячим феном. В комнате горит ночник в виде мухомора, окно загорожено толстыми гардинами и тюлевой занавеской, сквозь которую в про?м гардин виден фонарь и угол соседнего дома с такими же т?мными окнами. Мария думает о том, что теперь будет с е? одеждой, как выглядит обещанный торт, и почему-то дрожит от волнения. Входит дядя Андрей в полувыцветшем полосатом халате, белом с зел?ным, и садится рядом с Марией на диван. Мария сушит волосы тихо гудящим феном, смотрит в просвет между гардинами и жд?т, когда прид?т Юля. Дядя Андрей молчит. Потом он говорит Марии, чтобы она выключила фен и дала ему остыть. Мария послушно выключает фен, клад?т его на стоящее рядом с диваном кресло и, закинув волосы за спину, начинает смотреть в потолок.

Дядя Андрей вдруг нападает на не?, наваливается своей тяжестью, прижимает лицо Марии к своему рту, лижет ей губы и щеку горячим влажным языком, как собака, а рукой срывает с не? полотенце. Мария вырывается, не догадываясь даже кричать и сильно мучаясь от страха, но дядя Андрей такой сильный, что кажется сделанным из дерева, он лишь тв?рже вжимает Марию в диван, сминает е?, как подушку, вырывает обжегшее кожу полотенце и хватает рукой сжавшуюся от стыда Марию за б?дра, делая ей больно, и целуя в глаза, в щ?ку, в нос. Мария зажмуривается, переполняясь ужасом и незнакомым бешенством, и сквозь суженые веки видит Юлю, появившуюся за спиной дяди Андрея, волосы е? полны воды. Юля резко д?ргается, в ушах Марии разда?тся громкий хрустнувший хлопок, словно что-то тяж?лое стукается об пол, голова дяди Андрея больно бь?т е? в висок, вес?лые т?плые брызги попадают на лоб Марии, а сам дядя Андрей, неудобно повернувшись вбок, валится с не? в направлении пола, задерживается, придавив Марии ногу, цепляясь за диван, и как-то странно закинув голову, и тогда уже Мария ясно видит, как Юля двумя руками наотмашь бь?т его в ухо топором для рубки мяса, слышится короткий треск, дядя Андрей коротко мычит и валится дальше, на коврик, спиной, и Юля, перешагнув через его ногу, снова с чавканьем рубит топором, снизу вверх, прямо в то место, откуда уже бежит кровь, у Марии кружится голова, е? переворачивает грудью на подлокотник дивана, и натужно, выламывая горло, рв?т прямо на паркет. Лицо е?, мокрое от лизания дяди Андрея и забрызганное его кровью, корчится от судорог рвоты, побелевшие пальцы до боли вцепляются в подлокотник, словно Мария висит над пропастью и боится упасть.

Кончив блевать, Мария перелезает через кресло и хочет выйти на балкон, ей хочется свежего воздуха, а может она ещ? и стремится покинуть проклятую квартиру, выпрыгнув вниз. Юля останавливает е?, схватив за руку, Мария вырывается и, полуобернувшись, видит неподвижно лежащего на полу дядю Андрея с размозж?нной головой, при плохом свете ночника на ковре ширится пятно крови. Она понимает, что он м?ртв, как кот?нок в луже своих внутренностей, которого мальчишки е? двора сбросили в прошлом году с крыши на асфальт перед парадным, и е? снова мутит, в глазах плывут т?мные круги.

– На балкон нельзя, – тихо говорит Юля. – Увидят. Не бойся ты его, он уже подох.

– Подох? – выговаривает Мария плохо послушными, испачканными противным привкусом рвоты губами.

– Да, подох, подох, – повторяет Мария. – Я башку ему топором разбила. Если сильно по башке топором дать, человек подохнет. Особенно если несколько раз. Ид?м в ванную, умоешься.

Сидя нагишом на краешке ванной, накрытом полотенцем, Мария полощет рот и выпл?вывает к крестообразно зареш?ченной дыре водостока. Воду она набирает сложенными руками из-под крана раковины. Ей вс? ещ? нехорошо, холодок проходит по затылку, и тошнит. Юля моет ей лицо рукой, потом вытирает брызги кровавой грязи со своих ног, потом моет под краном ванной топор. Видя смываемые с него лоскутки какой-то кровавой кожи и слипшихся волос, Мария вста?т, опирается руками о край раковины и, намного поразмыслив, снова начинает блевать.

– Ну ладно, хватит! – прикрикивает на не? Юлия. – Неужели ты сегодня так много съела? Одевайся, пора сматываться.

Мария находит свою одежду на стиральной машине, одеваться ей трудно и вс? время хочется блевать. Заст?гиваясь, она тупо смотрит, как Юля отирает топор о полотенце, на котором она раньше сидела.

– Хочу взять с собой, – объясняет Юля. – Полезная вещь.

Они идут т?мным коридором, и Мария очень боится, что сейчас из гостиной выйдет дядя Андрей. В квартире стоит тишина, только тихо гудит на кухне холодильник. Проходя мимо двери гостиной, Мария, ?жась от страха, вс?-таки заглядывает туда. Дядя Андрей по-прежнему лежит на полу, но как-то не так, как раньше.

– Не надо, не ходи! – вскрикивает Мария, когда Юля ступает на порог комнаты. – Он... движется.

– Да подох он, – кривясь говорит Юля, подходит к дяде Андрею и пинает его ногой. – Видишь, ничего не чувствует. Можешь сама проверить.

Марии очень страшно, но одуряющее любопытство заставляет е? войти в комнату, маленькими шажками, готовясь в любое мгновение убежать, она приближается к голой волосатой ноге распрост?ртого на ковре тела в полосатом халате. Юля открывает шкаф, обыскивает висящий там пиджак и находит кожаное портмоне. Она вытаскивает оттуда ассигнации и запихивает их в карман джинс. Мария, дрожа мелкой дрожью, касается ноги дяди Андрея своей плюсной, и сразу од?ргивает е?, потому что он т?плый, как живой.

– Вот наблевала ты некрасиво, – замечает Юля, показывая на лужу возле кресла. – Фу.

– Ты его правда убила, – говорит Мария, отходя к двери, чтобы быть от трупа в большей безопасности, потому что она вс? равно не верит, что человека можно убить.

– Убила. Он тебе знаешь что сделать хотел? Не знаешь? Он тебе такую гадость сделать хотел, что ты себе и представить не можешь. Было бы очень больно и очень противно. Выходи в коридор.

Мария выходит в коридор и, обернувшись, видит, что Юля присела над трупом и что-то сделала с ним, резко д?рнув локтем назад, что-то плохое и страшное.

Когда они выходят из дома, небо уже совершенно ч?рное. Они идут пешком, по дороге, ведущей через песочные горы и недорубленный лес к шоссе. Юля нес?т в кульке топор. Громко стрекочут сверчки, полевая трава пахнет густо, как дым. Они сворачивают с проезжей части и выходят на шоссе через лес. Они идут долго и молча, вдоль проезжей части, обдаваемые пылью и вонючим угарным ветром проносящихся мимо машин. Мария уже окончательно не верит в гибель дяди Андрея, но е? продолжает покусывать противная дрожь, как будто, когда все насекомые уже умерли и превратились в пыль, мелкие осенние мошки, не нуждающиеся в солнечном тепле, а только в тонких бисеринках крови, наполнили собой воздух.

В пригородном автобусе они продолжают молчать, стоя в проходе между сидениями, Марию укачивает и тошнит от сильного запаха бензина, так что она садится прямо на грязный пол, чтобы не начало рвать. Какая-то женщина начинает ругать Марию, думая, что та накурилась дурных растений, чтобы ещ? при жизни побывать в раю, но Мария не обращает на не? внимания, сосредоточившись на противостоянии рвотным спазмам. Потом они сидят на какой-то донельзя изгаженной автобусной остановке, стены навеса которой разрисованы похабными рисунками и матерными словами, резко пахнет застывшей мочой, смешанной с раскисшими обугленными окурками, Мария смотрит на свои руки, сложенные на коленях, и они кажутся ей странными, наверное оттого, что их вообще плохо видно в тусклом свете мигающего ж?лтого фонаря. Юля сидит вытянув ноги, кул?к с топором лежит возле не? на лавке. Далеко, за деревьями горят огни окон в высотных домах гигантских новых районов, о существовании которых Марии доселе было неведомо, и ей постепенно становится ясно, как огромен мир, где она жив?т, и как бесчисленное множество чужих незнакомых жизней населяет е? родной город, как рыбы и ракушки – море.

Едва добравшись до матраса на чердаке, Мария погружается в полуслепой сон, полный стука вечно идущих поездов и мелькания попутных фонарей, ржавых разрушенных железнодорожных станций, костров в ночных полях, и тел дяди Андрея, непохожих одно на другое, валяющихся повсюду настолько доступно и обыденно, что скоро она совершенно переста?т ими интересоваться. Она просыпается среди ночи, ближе к утру, и лежит, закинув голову и не имея памяти, в чердачной темноте, слушая шорох мышей и ровное дыхание Юли, уткнувшейся лицом ей в плечо. Потом она снова засыпает и теперь ей снится страшный сон, как м?ртвый дядя Андрей с разбитой головой лижет ей лицо, вжимая е? тяж?лым своим трупом в диван, кровь теч?т из его головы Марии на одежду, она с трудом вырывается, но он вновь и вновь настигает е? и продолжает, улыбаясь, лизать ей лицо, такой глупый и прилипчивый, как собака, и Мария понимает, что это оттого, что он м?ртвый. Мария просыпается в холодном поту, когда из его разбитой головы начинает вылезать нечто похожее на большого слизня, а он совершенно не понимает этого, и, улыбаясь, начинает встряхивать головой и коротко мычать, словно вспоминая момент своей смерти, и лицо его становится страшным, словно он не человек, а помесь человека с каким-то животным. Дыхание спящей Юли успокаивает Марию, но уснуть она боится, и переста?т чувствовать только на восходе солнца, когда на не? опускается простой бесцветный сон.