Текст книги "Эхо Погибших Империй (СИ)"

Автор книги: Илья Колупалин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)

Глава 7

Акфотт. Середина лета 729 года после падения Эйраконтиса

«Я воспротивился. Я воспротивился Аклонтам – вот что я сделал», – за время, прошедшее с гапарии, Нойрос мысленно повторил это про себя уже множество раз. Других умозаключений по поводу того, что произошло с ним в тот день в акфоттском храме, он сделать пока не мог.

Разумеется, он никому не рассказал о случившемся. Не хватало еще, чтобы эта история попала не в те уши, и его сварили в кипятке как вероотступника.

Но какой же он вероотступник? Просто молодой парень, который растерялся, и в результате что-то пошло не так. На следующей гапарии он обязательно настроится как следует, и все пройдет гладко.

Следующая гапария… Мысль о ней холодила Нойросу душу. Никто не вправе принуждать аклонтиста к гапарии, но слишком долгий перерыв может вызывать непонимание у окружающих его людей.

Впрочем, если он присоединится к Ревнителям, его уже вряд ли станут в чем-то подозревать.

Морас Дайял тогда одарил его букетом скрытых насмешек, и даже намекал на неспособность Нойроса к службе в их ордене, но все же назначил ему встречу через неделю. И неделя эта была на исходе.

Нойрос должен был явиться в штаб ордена Ревнителей Покоя Чаши и предстать перед их начальником, после чего будет принято решение о его поступлении на службу.

Он уже рассказал о своих намерениях родителям и Десме. Мать, как и предполагалось, закатила истерику и разрыдалась, крича, что желала лучшей участи для своего сына. Нойрос тщетно пытался ее успокоить. Отец с миной, не выражавшей даже равнодушия, безмолвно наблюдал за скандалом. Десма же в кои-то веки встала на сторону брата: она заявила, что каждый должен служить вере Аклонтов, как может: и если Нойрос не наделен талантом высокого понимания веры, то пускай учит уму-разуму простолюдинов. В Ревнители редко вступают люди благородного происхождения, и на него там наверняка будут все смотреть, как на короля.

За прошедшую неделю Нойрос неоднократно обращался к услугам одного из домашних гвардейцев отца, с целью потренироваться в фехтовании. Порцию царапин и ушибов он заработал – а вот с навыками владения саблей все было несколько сложнее…

В гимназии Нойрос был достаточно неплох в фехтовании, но с тех пор, как он окончил учебное заведение, прошло около двух лет, в течение которых за саблю он не брался. Впрочем, он накопил с тех пор немалый опыт участия в трактирных постасовках – хотя едва ли его можно было бы как-то применить в стычках с использованием реального оружия.

Вечером накануне своего визита к Ревнителям Нойрос подумывал о том, чтобы поупражняться еще разок. Впрочем, он пришел к выводу, что мастерства это ему не прибавит, а вот пара лишних синяков будет совсем некстати. Тем более – несколько

На следующий день Нойрос встал чуть свет, так как ему следовало явиться в штаб Ревнителей еще до того, как орден заступит на службу. Тем более, Нойрос решил пойти пешком, дабы не выказывать перед Ревнителями своего знатного происхождения. С собой он взял только свою саблю гимназистских времен, предварительно наточив оружие. Проводить Нойроса вышел только отец – сестра с матерью крепко спали. Последняя вчера так распереживалась, что пришлось поить ее успокаивающей травяной настойкой.

– Надеюсь, ты все взвесил, – спокойно, и, как всегда, немного таинственно произнес Пфарий Традонт, после чего, положив руку сыну на плечо, добавил, слегка понизив голос: – Я не одобряю твой выбор, но… все же ты его сделал. Береги себя. Среди них есть опасные люди.

Нойрос проследовал через центр города на юго-восток, мимо площади Хаббархат: здесь располагался огромный шумный базар, кишащий торгашами, карманниками и разного иного рода прохиндеями. Нойрос предпочел обойти это недоброе место стороной. Пройдя мимо гигантских площадных солнечных часов, он увидел, что тень от высоченной каменной стрелки указывает на отметку в пять утра – еще час у него был в запасе.

Далее Нойрос продолжил свой путь через массивы домов, где жили люди среднего сословия: купцы, ремесленники, жрецы и провозвестники из небогатых храмов. По сравнению с бедными кварталами здесь было достаточно безопасно, хотя Нойрос все равно был постоянно настороже.

Здание штаба Ревнителей Покоя Чаши имело всего один этаж и выглядело, в целом, достаточно скромно. Над дверью главного входа висел бронзовый щит с выгравированным на нем изображением Чаши Аклонтов. Часовой был всего один, и тот находился внутри здания, причем сидя. Нойрос назвал свое имя, сообщил о цели своего визита, после чего стражник как будто оживился, открыл глаза пошире, и энергичным жестом велел Нойросу проследовать в зал собрания ордена, где его уже ожидали наиболее уважаемые члены.

«Все же надо было напиться… Нет… Ну или, по крайней мере, махнуть бокальчик вина для храбрости!»

Нойроса охватило волнение, – посильнее, чем в день сдачи последнего испытания в гимназии, – он беззвучно попросил Аклонтов об удаче и распахнул тяжелую кованую дверь.

Внутри вокруг прямоугольного деревянного стола его стоя ожидало около восьми человек в темно-зеленых плащах и дублетах с вышитой на них Чашей. Большинство было в легкой кольчуге, кое-кто в вареной коже.

Нойроса сразу бросило в пот, когда он встретился взглядом с одним лопоухим коротко стриженым человеком средних лет, с резкими и отталкивающими чертами лица, который страдал, помимо всего прочего, косоглазием. Нойрос уже тогда понял, что взгляд этих жутких косых глаз он забудет нескоро, а человек этот, может, и будет считаться его братом по оружию, но другом точно не станет.

Среди прочих также выделялся огромный мускулистый макхариец, с перевязанными в хвост длинными волосами, смуглый, и весь в шрамах. Он как-то по-особенному посмотрел на Нойроса, когда тот вошел – то ли с любопытством, то ли со скрытой злобой.

Здесь также присутствовал Морас Дайял – он держал за руку какую-то девушку, которая на первый взгляд показалась Нойросу ничем не приметной. Когда же он всмотрелся в ее лицо, неприятный холодок пробежал по всему его телу. Сальные темные волосы до плеч обрамляли бледное, почти как у покойника, лицо. Холодные черные глаза не выражали ничего человеческого, а короткий вздернутый нос придавал ее облику что-то и вовсе звериное.

– А-а-а, вот и наш знатный красавчик, – злобно проскрежетал лопоухий, не сводя леденящий взгляд косых глаз с Нойроса.

– Тебе не давали слова, Кайрен, – властно заметила бледнокожая девушка.

– Приветствуем, достопочтенный Нойрос, в нашем тесном братском кругу! – незамедлительно перехватил слово Дайял, говоря тем же приторно-басовитым голоском, что и в день гапарии Нойроса. – Позволь представить: Алекто Карающая – наша несравненная предводительница, которая, несмотря на хрупкий вид, твердой рукой правит нашим орденом. С остальными братьями познакомишься позже… если, конечно, будет вынесено решение о принятии тебя в орден.

– Нойрос Традонт, сын Пфария Традонта, – начала Алекто бесстрастным тоном, – мне, как главе ордена Ревнителей Покоя Чаши, угодно знать, какие причины подвигли тебя на то, чтобы присоединиться к нам.

– Причина только одна, ваше преподобие, – служить Сиппуру, Святым Аклонтам и лорду Бракмосу. Моя душа не желает ничего иного.

Кто-то из присутствующих презрительно хмыкнул.

– Нам известно, Нойрос, – продолжала глава Ревнителей, – что ты принадлежишь к знатному и богатому роду. Ты мог бы выбрать себе занятие сообразно твоему положению, но ты предпочел нелегкий путь службы в Ревнителях. Полностью ли ты обдумал свое решение?

– Истинно так. Я убежден, что мне нет места ни при дворе лорда Бракмоса, ни на стезе церковной службы. К военной службе предрасположенности я также никогда не имел. Стоять на страже веры Аклонтов – вот чего жаждет мое сердце.

– Что ж, члены совета ордена посовещаются и примут свое решение…

– Я хочу сделать заявление прямо сейчас! – подал голос косоглазый Кайрен.

– Добрый друг, не лучше ли… – начал было Дайял.

– Пусть говорит, – вмешалась Алекто.

– Раз он хочет быть одним из нас, – зловеще произнес Кайрен, – пускай покажет, на что годен. Я хочу испытать его – посмотрим, умеет ли холеный господский сынок обращаться с оружием!

После этих слов Нойрос почувствовал, как что-то обожгло его изнутри – что-то наподобие страха, хотя тогда он не мог себе в этом признаться.

Дальнейшее происходило с Нойросом, будто во сне. Они вышли во внутренний двор и каждому вручили по затупленной сабле. По настоянию Мораса Дайяла они также облачились в тренировочные доспехи, хотя Кайрен и возражал против этой меры.

Поединок начался, и оппонент Нойроса, буравя его своим кровожадным косым взглядом, не спеша стал подбираться к нему. Сложно сказать, что испытывал Нойрос в тот момент: наверное, это было желание устоять морально, не выказать страха перед более уверенным в себе противником.

Бой начался довольно прискорбно для Нойроса: поначалу ему неплохо удавалось сдерживать выпады косоглазого Ревнителя, но вскоре удары стали сыпаться на него и с одного и с другого бока – не вскрикивать от боли становилось все труднее. И тут Нойроса охватила истинная злоба – невероятно сильная – пожалуй, он не испытывал ранее в своей жизни ничего подобного. Внутри него вмиг укоренилось твердое убеждение, что быть побитым этим мерзким, наглым, лопоухим ничтожеством будет для него величайшим позором. Поэтому он собрал все силы, какие мог, и продолжил борьбу с новой, яростной силой.

Однако Кайрен не унимался: его выпады становились все чаще и стремительнее.

«Он вкладывает много сил. Следует уйти в оборону… и вскоре он истощится».

Теперь Нойрос решил сконцентрироваться на позиционировании тела, на движениях своих ног. Поскольку его противник не слишком осторожничал и зачастую просто шел напролом, Нойрос начал подлавливать его, уворачиваясь в сторону и нанося ответные удары в бок.

Кайрен, казалось, только сильнее свирепел от этого, но сменить тактику не желал, продолжая бесхитростно рассекать саблей воздух. Это было только на руку Нойросу, которому оставалось лишь ждать, когда противник окончательно обессилит. Через несколько минут Кайрен действительно заметно запыхался и стал терять координацию. Улучив удачный момент, Нойрос нанес ему болезненный удар ногой в голень, и косоглазый Ревнитель, вскрикнув от боли, повалился наземь.

Тут Нойрос не смог сдержать подобие победного рыка и мигом обрушил град сокрушительных ударов на несчастного оппонента. Он бил самозабвенно, неистово, вкладывая всю свою беспредельную злобу, вскипевшую в тот миг в его ожесточенном сердце.

Люди что-то кричали вокруг, но Нойрос остановился только тогда, когда двое крепких мужчин оттащили его прочь.

Уставший, но довольный, Нойрос прислонился к стене, жадно глотая воздух и вытирая пот со лба. Мрачное торжество наполняло его.

Хладный камень – превосходный минерал, который встречается в некоторых районах южного Сиппура и используется, как правило, для обеспечения сохранности съестных припасов, был очень кстати приложен к ушибам на теле Нойроса. Оппонента Нойроса тем временем оттащили куда-то в другое место – ему теперь наверняка требовалась куда более серьезная помощь.

Какое бы решение теперь ни приняли Ревнители, вкус победы был особенно сладок для Нойроса – он ненавидел, когда самоуверенные простолюдины пытались поставить его на место, а этот Кайрен позволил себе слишком много.

Между тем ожидание затягивалось… И хотя Нойрос вышел из испытания победителем, теперь, слегка поостыв, он задумался, не будет ли его чрезмерное усердие оценено отрицательно? Все-таки он сильно побил человека, которого видел в первый раз в жизни, причем бил его даже тогда, когда тот уже не мог сопротивляться… Наконец, дверь каморки резко распахнулась, и на пороге появился огромный макхариец, которого Нойрос видел в зале совета.

– Ее преподобие, посовещавшись с членами совета Ревнителей, приняла свое решение. Ступай в зал.

Поймав заговорщический взгляд пожилого стражника, который прикладывал хладный камень к его ушибам, Нойрос приподнялся на ноги и гордо выпрямив спину, отправился в зал. Ревнители стояли почти так же, как когда он вошел сюда в первый раз – только Алекто стояла чуть поодаль, силясь принять торжественный вид (насколько это позволяла ее пугающая внешность). Кайрен же отсутствовал.

– Нойрос Традонт, – произнесла она, выдержав большую паузу. – Я, Алекто из Хирсала, глава ордена Ревнителей Покоя Чаши, приняла свое решение. Подойди ближе… На колени.

Несколько изумленный, Нойрос, тем не менее, повиновался, после чего Алекто продолжила:

– Именем короля Кайлеса IV, лорда Бракмоса, и Преподобного Мастера, я принимаю тебя в орден Ревнителей Покоя Чаши, – с этими словами девушка обмакнула палец в стоящую на столе церемониальную чашу с маслом лотоса, после чего трижды коснулась лба Нойроса, и единожды – носа. – Клянешься ли ты верно служить Сиппуру и святой Церкви Аклонтов? Клянешься ли наставлять на истинный путь заблудших, а закоренелых врагов веры – нещадно истреблять?

– Клянусь, – ответил Нойрос.

– Клянешься ли ты всегда приходить на помощь своим братьям по оружию, плечом к плечу проходить вместе с ними через все невзгоды?

– Клянусь.

– Клянешься ли ты служить в ордене до самой своей смерти, не прельщаясь почестями и благами светской жизни? Клянешься ли отдать жизнь во имя нашего братства и нашей веры, если это потребуется?

– Клянусь, – произнес Нойрос после глубокого вздоха.

В этот миг он еще раз взглянул на Алекто – в полумраке зала ее хищное лицо поистине пугало, но вместе с тем Нойросу показалось, что есть в этой девушке что-то необъяснимо притягательное. Этот мрачный, и в то же время до безумия соблазнительный образ будет потом еще долго терзать его сознание.

Но тут он встретился взглядом с Морасом Дайялом, и это вернуло Нойроса к действительности.

– Так встань же, Нойрос! – приказала Алекто. – Орден Ревнителей Покоя Чаши приветствует тебя! Отныне ты наш брат!

– Отныне ты наш брат, – разом повторили другие Ревнители, и Нойрос обратил внимание, какую презрительную мину состроил Морас Дайял, произнося эти слова.

– Поздравляю, теперь ты один из акфоттских Ревнителей, – произнесла Алекто уже более будничным тоном. – Осталось лишь несколько формальностей… Например, нужно будет решить, кто станет твоим напарником. Но это чуть позже.

Слабо понимая, что с ним происходит, Нойрос покидал зал последним. Бредя́, словно сквозь какой-то туман, он чуть не налетел на макхарийца, который будто бы поджидал его за дверью.

– Сфиро, – представился длинноволосый здоровяк, протягивая свою мощную ручищу.

Нойрос недобро покосился на него, боясь какого-то подвоха, но потом все же ответил рукопожатием. Отец Нойроса не любил макхарийцев, считая их вероломным и злым народом, однако сам Нойрос, при всей своей общей нелюбви к людям, не страдал подобными предрассудками.

– Предлагаю сотрудничество, – вкрадчиво прогудел Сфиро. По-сиппурийски он говорил без малейшего акцента. – Ты дрался отчаянно, и произвел на всех сильное впечатление. Но Алекто коварна, и может вновь стравить вас с Кайреном, назначив его твоим напарником. Ты же не хочешь этого, верно? Я могу поговорить с ней, и она назначит меня.

Нойрос с опаской взглянул на бугристые мускулы макхарийца, силясь определить: не сделает ли он себе хуже, если пойдет на этот уговор. Но вспомнив безумный взгляд Кайрена и то, с каким остервенением тот кидался на него, Нойрос отбросил все сомнения.

– Да будет так, – со вздохом ответил он, тем не менее, совершенно не представляя, что макхариец потребует взамен.

– Эй, не унывай! – Сфиро крепко хлопнул его по плечу. – Нам пора заступать на службу – улицы патрулировать.

– Улицы… – неуверенно проговорил Нойрос.

– Ну да. А ты как думал? Раз решил служить в Ревнителях – будь готов болтаться целый день не пойми где и якшаться со всяким сбродом. Половина из нас торчит на гапариях в храмах для простолюдинов, другая половина спускает жалование по трактирам, либо тешится над беднотой. Вот так мы славно блюдем чистоту нашей веры! Конечно, иногда мы делаем карательные рейды, но ведь это далеко не каждый день. Ладно, что-то я заболтался. Обычно мы патрулируем улицы по двое. Предлагаю сегодня отправиться на улицы вместе со мной (моего предыдущего напарника как раз скинули в море на прошлой неделе), а по поводу твоего официального закрепления за мной я похлопочу чуть позже. Кстати, тебе следует переодеться.

Нойрос проследовал в кладовку, где облачился в легкий доспех и темно-зеленый плащ Ревнителей, а также дублет с Чашей Аклонтов. В качестве оружия Нойрос оставил свою собственную саблю, а также надел легкий полушлем со стрелкой для носа.

– Опасайся Мораса Дайяла, – предостерег Сфиро, понизив голос, когда они выходили на опаляемые солнцем улицы Акфотта. – Хоть он тоже из знатных, как и ты, но дружбы у него не ищи. К тому же у них с Алекто…

– Интрижка?

– Да не просто… У них скоро свадьба.

– Ах, вот оно как…

– Да… Так что ты… будь аккуратнее.

«Мне отнюдь не по душе его проницательность, – отметил про себя Нойрос. – Он наверняка заметил, как я смотрел на Алекто… Его намерение подружиться со мной можно объяснить желанием сблизиться со знатью, главное – чтобы он не начал вести какую-то двойную игру, так что откровенничать не стоит… по крайней мере на первых порах».

Нойрос покидал штаб Ревнителей с очень неоднозначным чувством; с одной стороны, он добился того, чего хотел: его приняли в орден. Но с другой… Нойрос как-то не задумывался о том, что Ревнители Покоя Чаши де-факто выполняют в Акфотте функции городской стражи. Кроме того, если верить Сфиро, немал риск угодить в опасную передрягу, так как народной любовью члены ордена явно не пользуются.

«По крайней мере я не сильно ошибся насчет их порядков, – с ехидством заметил Нойрос. – Не придется слишком отягощаться всяким благочестием и прочими формальностями… Ох, сегодня обязательно напьюсь – благо есть повод! И обязательно заскочу в бордель в квартале Рамбасул – проведу время с парочкой чувственных женщин…»

– О чем задумался, Традонт? – с испытующей улыбкой обратился к новичку Сфиро.

Нойрос лишь лениво покосился на него, всем своим видом дав понять, что не нуждается в снисхождении, и уж точно ответом его не удостоит.

– Я лишь хочу понять, что привело тебя в Ревнители, – беззлобно продолжил макхариец. – Ты ведь из знатного рода и мог бы сделать неплохую карьеру…

– Плевал я на свой род, – оборвал его Нойрос. – Я жуть как люблю пить и куражиться, а у вас – клянусь Аклонтами – просто идеальные условия для этого!

Сфиро лишь тихо усмехнулся и ничего не ответил.

Палящее солнце Сиппура немилосердно припекало сверху. Взору их не представлялось ничего примечательного. Разумеется, свидетелями крамольных речей и нечестивых разговоров они не стали, да и глупо было бы ожидать чего-то подобного средь бела дня в центре сиппурийской столицы.

Ближе к полудню ему встретился пьяный верзила, благим матом оравший на свою жену и дочь, угрожая поколотить их при всем честном народе. Нойросу стоило лишь на фут обнажить клинок своей сабли, чтобы буян угомонился и начал заверять, что у него и в мыслях не было бить кого-то. Жена также заверещала о том, что ее муженек и мухи не обидит, и двое Ревнителей двинулись дальше.

Несколько раз им попадались другие Ревнители, но встреча с ними ограничивалась взаимным козырянием, да и только. Нойрос очень надеялся, что при встрече с кем-либо из придворных-друзей отца полушлем спасет его от того, чтобы быть узнанным, но пока что мимо проезжали лишь кареты незнакомых ему людей.

День тянулся неторопливо. Над городской суетой незыблемо и монументально возвышался чернокаменный акфоттский замок, словно одаривающий молчаливым презрением копошащихся внизу людей.

«Где-то там сейчас лорд Бракмос, – думал Нойрос. – Наверняка орет сейчас на своих холуев, либо ухлестывает за фаворитками вроде Десмы… А я далеко от всего этого, и мне совершенно плевать. Я нашел себе место, и очень скоро смогу хлестать коньяк или брагу, не думая ни о каких начальниках…»

Некоторое время спустя Нойрос снова погрузился в думы об Алекто: и что в этой отталкивающей особе могло привлечь его? Разве что им овладело безумное желание бросить вызов самому себе и овладеть той, которая была для него недосягаема? Нойрос бывал со многими женщинами – но такие чувства были для него в новинку

В свою очередь, тот факт, что Дайял женится на простолюдинке, пускай и достаточно высокопоставленной, представлялся весьма и весьма странным. Род Дайялов весьма древен и богат, и вряд ли родители Мораса примут этот союз как должное.

В конце дня Сфиро пригласил Нойроса в таверну, однако тот вежливо отказался, не желая так сильно сближаться с подозрительным чужеземцем в первый же день своей службы. Вернувшись в штаб Ревнителей, Нойрос сдал пост, после чего направился домой. Оружие и доспехи остались при нем, поэтому он шел по вечерним улицам без опасения за свою жизнь, хотя и понимал, что встреться он с более-менее организованной шайкой – ему несдобровать.

Переменчивость настроения была свойственна Нойросу, и на сей раз он решил изменить свои планы. Он решил, что слишком измотан, поэтому не пошел ни в бар, ни в бордель.

Дома Нойроса встретили тихо, без лишней суеты и расспросов. Увидев на нем одежду Ревнителей, все поняли, что он добился своей цели. Мать тихо обняла его, не удержавшись при этом от слез. Десма молча похлопала брата по плечу, изобразив даже как бы одобрительно улыбнувшись. А вот отец повел себя как-то странно… Он почему-то отводил глаза в сторону, а потом произнес сдержанно «Поздравляю!»

«Невероятно… он выглядит, так, будто чем-то встревожен. Ох, как это непохоже на тебя, отец… В чем же тут дело?»

За ужином все члены семьи Традонтов долгое время хранили молчание. Отец по-прежнему выглядел как-то взволнованно и вместе с тем угрюмо. Слуги принесли сначала суп из моллюсков, а некоторое время спустя на столе появилось аппетитное жаркое из пеликанов. Проголодавшийся Нойрос жадно поглощал пищу – только сейчас он сообразил, что не обедал сегодня (видимо, подразумевалось, что он должен был перекусить в одной из акфоттских харчевен).

Когда Нойрос доедал вторую пеликанью ножку, Десма внезапно нарушила молчание:

– Вы хотя бы в курсе того, что творится в Макхарии?

Не дождавшись ни от кого ответа, она продолжила:

– Кровавый Мангуст поднял мятеж против короля Альхаро. Лорд Бракмос рассказал мне сегодня.

– Да хранят нас Аклонты! – всплеснула руками госпожа Аглара. – Что этот вероломный червь о себе возомнил?

– Надменный глупец… – протянула Десма. – Он обречен на гибель, также как и его отец в свое время. Король Альхаро проявил тогда излишнее милосердие: ему следовало вырезать весь род Лэйхэджо. А он вместо этого позволил Мангусту наследовать титул князя Кихташа!

– Кхм, кхм… – Пфарий Традонт прочистил горло. – Не тебе судить о поступках макхарийского короля, дочь моя.

– Ха! Может, и не мне. Вот только лорд Бракмос к моим советам прислушивается, а он – человек мудрый! Хотя я удивлена, отец, почему ты вдруг вступаешься за макхарийцев…

– Не за макхарийцев! – почти вскрикнул отец Нойроса, и в кои-то-веки нотки гнева были различимы в его голосе. – Макхарийцы – гнусные скоты, и я всегда это говорил. Но они наши союзники – и это не должно подпадать под сомнение!

«Ты пугаешь меня, отец, – в тихом ужасе думал Нойрос. – Ты явно чем-то обеспокоен, и я не думаю, что дело в Кровавом Мангусте… Нам определенно стоит поговорить. Я, твой сын, поистине заслуживаю твоего доверия. Не надменные советники лорда Бракмоса, не глупая Десма, а я!»

Ужин подошел к концу, слуги убрали со стола, сестра и мать Нойроса удалились в свои покои. А Пфарий Традонт, словно прочитав мысли своего сына, негромко подозвал его для разговора на балкон виллы.

Вечерний воздух приятно проникал в легкие. Последний отблеск заката отразился на шпиле акфоттского Храма, и ночь была готова вскоре опуститься на сиппурийскую столицу.

Выдержав не самую короткую паузу, глава семейства Традонтов начал разговор:

– Пандис Лэйхэджо, известный как Кровавый Мангуст, действительно поднял Кихташ против макхарийского короля. Но тебе, Нойрос, неизвестно о том, что предшествовало этому, – тут Пфарий понизил голос. – Я сообщу тебе о вещах, которые стараются скрыть от народа… Дело в том, что карифяне отвергли ноту о принятии аклонтизма, и наша армия под командованием Арака Трифтониса неделю назад выдвинулась в Виккар. У Кровавого Мангуста явно есть шпионы среди нас – ведь он поднял свое восстание сразу после отбытия нашей армии. Теперь мы не можем прийти на помощь Альхаро, не развернув войско обратно на юг. Йорак Бракмос, конечно же, не станет этого делать.

– Выходит, грядет война, отец?

– Если карифяне не одумаются и не примут нашу веру – боюсь, что да… Тебя тоже могли призвать на службу, но теперь ты – Ревнитель, и твоя задача – оберегать порядок внутри государства. Карифяне же обречены – так или иначе. Виккар, Кампуйис с нами, и Аймерот тоже – им не устоять. Сомнения возникают лишь в лояльности макхарийцев… И корхейцам я тоже до конца не доверяю – они вечно преследуют какой-то свой интерес. Я слышал, у них есть партия, борющаяся за создание автохтонной церкви! Чистая измена – но лорд Бракмос почему-то закрывает на это глаза.

– Думаю, у лорда Бракмоса есть заботы и поважнее…

Пфарий смерил сына многозначительным взглядом.

– Хотя, безусловно…

– Правильно думаешь, – спокойно перебил отец Нойроса. – Кхм… При Йораке Бракмосе об этом не принято говорить, но… ты ведь понимаешь, что каждый свой шаг лорд-протектор согласует с волей Преподобного Мастера?

– Да, отец.

– Это значит, что Аклонты помогают нам напрямую! Святые Духи с нами, Нойрос! Грядут трудные времена, но мы выстоим, пока наша вера будет чиста. Аклонты свели с ума не одного вероотступника – растерзали сознание, изуродовали душу – а это хуже смерти. Помнишь, что стало с аймеротским князем Мансивом Наджаром, когда он отказался принимать аклонтизм, прилюдно скормив наших провозвестников сколопендрам? Неведомый недуг, сразивший Мансива – не что иное, как кара Святых Аклонтов! Так будет со всеми, кто не покорится Сиппуру и Святым Аклонтам! Стой твердо на страже нашей веры, Нойрос, и наши враги падут.

– Да, отец…

– Кстати, раз уж у нас за столом зашел разговор о макхарийцах… Я вот что вспомнил… Среди Ревнителей есть один гадкий макхариец – не припомню точно, как звать: не то Спайко, не то Сфонтис, здоровенный такой и волосатый. Ты не видел его сегодня?

– Нет, – ответил Нойрос, подавив желание сглотнуть сразу после лжи.

– Странно… Вроде он на особом счету у Алекто – я думал, он будет присутствовать при твоем посвящении. Так вот: если встретишь его, не вздумай связываться с этим негодяем. Надеюсь, ты меня понял?

– Конечно, отец. Скажи, а ты слышал что-нибудь о Кайрене?

– Кайрен? Нет, не слышал о таком. А что?

«Оно и не удивительно…»

– Да так, ничего, отец. Не бери в голову. Я, пожалуй, пойду отдыхать, если ты не против.

– Доброй ночи, Нойрос.

– Доброй ночи, отец.

Отправляясь в свои покои, Нойрос размышлял над тем, кого отец больше хотел успокоить этим разговором на балконе: себя или все-таки его, Нойроса. Его мысли оборвались, когда он увидел, что дверь в покои сестры не заперта, а самой Десмы в комнате нет. Вдруг взгляд его упал на незапечатанный конверт, лежащий на прикроватной тумбе. Кровь прилила к вискам Нойроса, сердце забилось чаще, и он в панике осознал, что собирается сейчас сделать.

«Должно быть, она отошла в нужник».

Он прислушался: шагов не было слышно.

Когда Нойрос тянулся к конверту, его почти трясло – он понимал, насколько это аморально, – но желание узнать хоть что-то о делишках Десмы (возможно, не менее аморальных) оказалось сильнее. На конверте значилось: Йораку Бракмосу, лорду-протектору Сиппура и главе Церкви Аклонтов. Вытащив и развернув бумагу, Нойрос снова прислушался, после чего, держа лист дрожащими руками, стал читать при свете свечи:

О, мой возлюбленный Йорак!

Твоя Десма с грустью осознает, что вынуждена расстаться с тобой на некоторое время… Лорд Ганат сообщил мне о твоем поручении. Нам необходимы переговоры с кампуйцами – да, это дело непростое, они неотесанные и омерзительные животные, но убедиться в прочности союза с ними жизненно необходимо!

Я знаю, как безгранична твоя любовь ко мне, и что тебе тяжело отпускать меня на это предприятие, но я смею надеяться на жаркий прием по возвращению. У Сиппура определенно должны быть глаза и уши повсюду, а я как никто другой знаю как найти поход к этим горным варварам. Со мной будет охрана из доверенных людей – можешь не переживать за меня. Единственное, о чем я умоляю тебя – это не начинать войну с Карифом, пока я не вернусь. Нападение нужно будет скоординировать на всех будущих театрах военных действий, но это обсудим позже…

Еще раз прошу не переживать за меня – я буду в полной безопасности. Жду не дождусь вновь увидеть тебя, Йорак! Хочу, чтобы ты снова взял меня с той же дикой страстью, как и всегда!

Со смирением и безмерной любовью, навсегда твоя, Десма Традонт