Текст книги "Эхо Погибших Империй (СИ)"

Автор книги: Илья Колупалин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)

Пробуждение, как всегда и бывает в таких случаях, было не из приятных. Голова у Нойроса трещала, и его мучила жажда. Мучительные попытки припомнить, не взболтнул ли он вчера лишнего ушлому макхарийцу, успехом не увенчались.

Час был ранний – в доме еще все спали. Кое-как облачившись в доспехи и заляпанный кровью плащ, Нойрос спустился в гостиную и до половины опустошил стоявший на столе кувшин с водой. Выйдя на улицу, Нойрос начал жадно глотать свежий утренний воздух, однако чувствовал он себя по-прежнему дурно: его мутило, и ощущалась легкая тошнота.

«Проклятый макхариец, – угрюмо думал Нойрос, бредя́ в сторону штаба Ревнителей. – А ведь я до последнего не хотел пить с ним… Однако если бы не он, сегодня бы меня нашли мертвым в одном из акфоттских переулков. М-да. Отцу эту историю лучше не рассказывать».

Когда Нойрос находился менее чем в одной миле от площади Хаббархат, его невеселые думы были прерваны цокотом конских копыт, который звучал необычно громко посреди тишины еще не проснувшегося города.

Всадник на вороном коне стремительно приближался к нему. Нойрос замер, однако тут же поймал себя на мысли, что опасность сейчас его не страшит. Всадник тем временем замедлил ход, и теперь уже стало понятно, что встреча неизбежна.

Каково же было изумление Нойроса, когда он увидел, что всадник – не кто-нибудь, а его родная сестра.

Вид у Десмы был изможденный, но она держалась в седле, как всегда, уверенно и грациозно. Нойрос поймал знакомый презрительный взгляд.

– Ты… вернулась, – все, что смог выдавить из себя Нойрос.

– Вернулась. Жива и невредима, братец. Не надейся так легко от меня отделаться. А вот ты выглядишь неважно. Похоже, ты неважно исполняешь свои обязанности по службе. Алекто будет тобой недовольна.

«Откуда она знает?»

Сестра ухмыльнулась – похоже, мысли Нойроса читались у него на лице.

– Я только что из штаба Ревнителей, – сказала Десма. – У меня было срочное распоряжение для Алекто от лорда Бракмоса. В Тешае и Хирсале вспыхнули волнения. Акфоттские Ревнители будут посланы для того, чтобы подавить их.

Глава 11

Геакрон. Конец лета 729 года после падения Эйраконтиса

Постоянная тревога стала теперь постоянным спутником Киры Меласкес. Она понимала, что положение дел уже не станет прежним, и свыкнуться с этой мыслью было непросто.

Бао Кофаг оказался прав: теперь Кире приходилось работать сразу на троих. Она по-прежнему выполняла привычную для нее канцелярскую работу в штабе генерала Варкассия. Когда она возвращалась домой, ее то и дело поджидали агенты Темного Палача и расспрашивали о том, чем занимается ее командир, и кто его посещает. Однако никаких подозрительных людей в штаб Освина Варкассия больше не заявлялось.

А геакронский правитель все чаще приглашал Киру к себе во дворец – между ними завязался роман, казавшийся каким-то наваждением, абсолютно невероятным стечением обстоятельств. Тиам Дзар занимался с ней любовью, а также не забывал расспрашивать о том же, что интересовало и Кофага.

Появление суппурийских шпионов в столице вызвало большое беспокойство среди геакронской правящей верхушки. Кира уже тысячу раз пожалела, что ввязалась в эту историю, однако понимала: все, что ей теперь остается – это пытаться подстроиться под ситуацию.

«Но разве можно было поступить иначе? – сокрушенно думала она. – Я ведь не могла дать тому шпиону уйти, я все сделала верно! Возможность скомпрометировать моего командира – это последнее, о чем я думала тогда, в баре «Унисолтис». А уж о том, что меня принудят работать на Темного Палача, я и вовсе не могла помыслить…»

Трудовые дни текли как обычно, неторопливо и размеренно. В какие-то моменты Кира даже могла подумать, что жизнь ее остается прежней, но постоянные визиты к доко Дзару и тревожные свидания с людьми Кофага говорили об обратном.

Как ей сообщили, за Варкассием следили также и за пределами места его службы, однако пока его поведение как будто не вызывало подозрений.

«Хоть бы эта история уладилась поскорее, и все эти большие люди убедились, что генерал Варкассий ни в чем не виновен. Доко Дзару я, конечно, доверяю, а вот Кофаг может начать мутить воду там, где не следует. И он, пожалуй, действительно очень и очень опасен. Этого человека не стоит недооценивать. Чем быстрее он оставит меня в покое, тем лучше».

Однако события развернулись несколько иным образом, нежели того хотелось Кире.

В тот день ей особенно не хотелось отправляться на службу: за окном барабанил дождь, а теплая постель не хотела отпускать из своего уютного плена. Кира понежилась еще несколько минут, однако вскоре взяла себя в руки и начала собираться. «Какая-то двойственность зародилась во мне, – думала Кира, в угрюмом настроении облачаясь в повседневную форму. – То вдруг я тайный агент, за действиями которого следят величайшие умы государства, то, как прежде, – кабинетная писака, которую и знать никто не хочет. Это противоречие мне определенно нужно будет разрешить – вот только как это произойдет, а главное, в пользу чего совершится выбор – это еще огромный вопрос…» Старый зонт едва спасал от ливня, и когда замученная Кира все же добралась до канцелярии, она вздохнула с облегчением. «И все же мне очень не хочется оставлять мою настоящую службу, – размышляла она, погружаясь в свои бумаги. – Здесь все так привычно, спокойно и размеренно. Но, конечно, если доко Дзар всерьез решит сделать меня своей спутницей, то я не смогу остаться прежней, беззаботной Кирой – меня ожидают серьезные перемены, можно даже сказать, новая жизнь…» Незадолго до обеденного перерыва генерал Варкассий позвал ее к себе в кабинет для разговора. На вид старик был спокоен, и Кира не ожидала, что он намерен сообщить ей нечто существенное.

– Прошу, Кира, садись, – с важностью произнес генерал, указывая ей на кресло. – У меня будет для тебя довольно важное поручение.

– Да, ваше превосходительство.

– Дело в том, что я буду вынужден отлучиться на некоторое время. Меня срочно вызывают в крепость Райек. На время моего отсутствия командование штабом примешь на себя ты.

– Слушаюсь, ваше превосходительство. Могу ли я спросить?

– Да, разумеется.

– Сколько времени вы будете отсутствовать?

– Хм, не могу сказать точно… – пожилой генерал задумался. – Быть может, две недели или около того. Месяц – это крайний срок. Не переживай, Кира, – я уверен, что ты справишься. Ты ведь прекрасно ведешь мои дела, не так ли?

– Да… ваше превосходительство, – несколько неуверенно ответила Кира, – разумеется.

– Вот и славно, – Варкассий по-отечески улыбнулся своей подчиненной. – Я выезжаю

через два дня. Приказ о передаче полномочий будет издан, и я оповещу всех.

– Да, ваше превосходительство. Я вас не подведу.

– Не сомневаюсь в тебе! Ну, ступай.

Кира покидала генеральский кабинет с тяжелым сердцем. Сев за свое место и сделав глубокий вдох, она попыталась привести свои мысли в порядок.

«Так. Генерал Варкассий покидает город Геакрон. Ну, и чьих ушей достойна эта информация? Кофага? Дзара? Обоих сразу? Не торопись. Рассуждай хладнокровно… Кофаг, конечно же, Кофаг узнает об этом первый. Осталось два дня».

Агент Кофага, как это часто бывало, поджидал ее неподалеку от дома. Кира, немного волнуясь, пересказала ему без утайки свой сегодняшний разговор с генералом.

– Вскоре вам сообщат дальнейшие инструкции, – отрывисто произнес закутанный в плащ человек, после чего скрылся.

Подойдя к двери своего дома, Кира увидела уже привычную записку: Тиам Дзар опять приглашал ее к себе во дворец.

Геакронский правитель успел понять, что Кире чужды пиры и увеселения, поэтому, когда карета забирала ее на площади и отвозила во дворец, девушка отправлялась прямиком в покои Дзара – стража знала ее и не чинила препятствий.

В этот раз Дзар взял ее особенно страстно.

Кира пришла к выводу, что быть любовницей главы государства не так уж плохо. Однако, как бы ни скромна она была, Кира все же полагала, что она достойна большего.

Вместе с доко Дзаром (хотя наедине она звала его Тиам) Кире казалось, что для нее не существует угроз в этом мире. В эти радостные минуты, когда их расслабленные тела отдыхали после совокупления, Кира думала:

«Быть может, плюнуть на все и рассказать про Кофага и его угрозы? Ведь доко Дзар и никто иной – самый могущественный человек в стране. Одно его слово – и Темный Палач отправится на эшафот…

Дурочка! У тебя ничего нет против Кофага. Ты будешь выглядеть клеветницей в глазах всех… и тогда тебе придется несладко».

«Я намного опаснее, чем Дзар», – эти слова не шли у Киры из головы.

– Тиам, – промолвила она, нежась на огромной мягкой кровати.

– Да, милая? – полусонно произнес геакронский правитель.

– Тиам, мне бы… хотелось знать, что я значу для тебя? И какое… хм… продолжение будут иметь наши отношения?

– Эх, милая, – Дзар мягко улыбнулся и поцеловал ее в щеку, – понимаю тебя, понимаю… Не хочешь, взлетев так высоко, вдруг оказаться на обочине. На свадьбу пока точно не рассчитывай. Придется подождать…

– Почему? – спросила Кира, дивясь собственной дерзости.

– У меня на носу война с Сиппуром, – слегка раздраженно ответил Дзар. – Как мой народ воспримет мою женитьбу накануне всеобщей беды? «Кощунство», – вот что скажут люди.

– Так все же… войне быть? – вздохнула Кира.

– Эти южные псы хотят силой навязать карифянам свою религию. А Геакрон – это первое, что стоит у них на пути.

– Быть может нам… объединиться с карифянами?

– Объединиться с теми, кто держал под своей пятой наших предков? – воскликнул Дзар. – С теми, кто зовет меня диктатором и узурпатором? Ты это предлагаешь?

– Прости, я…

– Кира! – Дзар тяжело вздохнул, но по лицу его было видно, что он уже смягчился. – Не стоит нам с тобой обсуждать политику. Особенно здесь… А, кстати, что там твой Варкассий? Ничего подозрительного за ним не замечала?

– Нет, доко Дз… Тиам. – Наблюдай за ним! Он точно замыслил неладное. Я не верю, что шпионы из Сиппура просто так посещали его. Это немыслимо! Такой позор посреди моей столицы… Ты должна втереться к старику в доверие, поняла? Надави на самые его больные точки, прояви изворотливость – ты же женщина! Если почувствуешь момент – можешь даже притвориться, что разделяешь его предательские замыслы… И тогда-то он твой. Возможно, я скоро распланирую вместе с Кофагом операцию по его поимке; но до тех пор, пока я не дам тебе знак – никакой самодеятельности, ты поняла? – Да, Тиам, я поняла, – чуть слышно прошептала Кира, целуя Дзара в губы. – Я исполню все самым лучшим образом… Обещаю.

На следующий день Киру возле ее дома встретил лично Бао Кофаг. Его лицо, помимо всегдашнего платка, было скрыто также и капюшоном, но Кира узнала голос Темного Палача:

– Стало быть, послезавтра? Должно быть, он отправится на рассвете. На всякий случай я уже отдал приказ моим людям следить за всеми путями, ведущими из города. Варкассий мог запросто солгать тебе: это касается как времени его отбытия, так и места, в которое он направляется. Мы не упустим его. Ты должна быть готова в любое время дня и ночи отправиться за ним в погоню: собери все самое необходимое и жди. Кто-то из моих людей найдет тебя.

– Что я должна буду сделать? – спросила Кира.

– Следи за Варкассием. Вызнай все, чем он занимается. Я более чем уверен, что никто не давал ему приказа покидать Геакрон.

– Но почему я?

– Потому что я так приказываю! Ты засиделась в своем вонючем штабе. Я думаю, ты наделена другими талантами, а, Кира? Пришла пора это проверить. До встречи.

– Ах, да, я хотела спросить…

– Дзару об этом всем ни слова! – опередил ее вопрос Кофаг. – Если что, я оправдаю тебя перед ним. Не беспокойся, своих людей я не бросаю.

Глава 12

Деоптис. Конец лета 729 года после падения Эйраконтиса

Ниллон уже даже не пытался понять, что происходит.

Профессор не давал повода для подрыва доверия к нему, однако, последние его действия вызывали, по меньшей мере, недоумение.

Так, Райджес Хиден забрал из своей ячейки в банке Деоптиса весьма солидную сумму в золотых монетах, после чего закупил довольно много продовольствия: в основном, сушеное мясо, фрукты и бурдюки с питьевой водой. Также им были приобретены для каких-то целей рыболовные снасти и удилища.

На все расспросы Ниллона профессор отвечал что-то вроде «Прости Нил, мне некогда!» и «Прибудем на место – я все тебе подробно объясню».

Вот только что за «место» имелось в виду?

Они распрощались с репортерами из Дакнисса, когда отъехали на почтительное расстояние от Диргена, остановившись ненадолго в каком-то деревенском трактире. Журналистам предоставили свежих коней, и они, отдохнув всего несколько часов, отправились в сторону карифской столицы, чтобы сообщить о кровавом вероломстве аклонтистов.

Геллу также уговаривали отправиться домой, в Дакнисс, но упрямая девушка наотрез отказалась от этого.

«Я – свободный человек, – отвечала она, – и буду путешествовать по своей родной стране столько, сколько мне заблагорассудится».

Ниллону было, безусловно, приятно, что Гелла остается с ним (хоть это могло быть и не столь безопасно), тем более, он считал, что она остается из-за него. Несмотря на то, что девушка по-прежнему держалась с ним достаточно прохладно, Ниллон лелеял надежду, что Гелла испытывает к нему нечто большее, нежели простую благодарность.

А потом они вернулись в Прант.

Ниллон был до смерти рад застать отца на его рабочем месте, в библиотеке. Запинаясь, с трудом сдерживая эмоции, Ниллон рассказал обо всем случившемся в Диргене и о необходимости на время переехать в другое место.

«Я вернусь, пап. Вернусь очень скоро, – пообещал Ниллон. – Пожалуйста, забудь на это время фамилию Сиктис, и всем знакомым скажи то же самое. Если в Пранте объявятся аклонтисты, у них не должно быть никаких зацепок. И еще… обними мать за меня. И передай, что я люблю ее всем сердцем и глубоко сожалею, что заставляю так переживать».

Омунд Сиктис понимающе кивнул, после чего отец и сын, заключив друг друга в прощальные объятия, расстались.

Ниллон очень хотел увидеть мать: самому обнять ее, расплакаться, попросить за все прощения. Но он не мог заставить себя пойти к ней – было ли это трусостью или чем-то иным – сказать было сложно. Снова выслушивать упреки матери и обвинения во всех бедах профессора Хидена Ниллону казалось невыносимым.

Следующей точкой отправления был Деоптис – как надеялся Ниллон, последней.

Однако таинственные приготовления профессора Хидена не добавили Ниллону оптимизма. Гелла же вовсе сделалась молчаливой, хотя с профессором она и словом не обмолвилась с самого момента их бегства.

«Должно быть, до сих пор дуется из-за того случая на лекции в Пранте, – думал Ниллон. – Девушка… Что тут еще сказать».

Деоптис был во многом похож на Прант: тот же архитектурный стиль зданий, те же неторопливые люди на улицах. Однако город этот был самым небольшим из всей четверки Союза Побережья, и самым южным. Как показалось Ниллону, воздух здесь был чище и свежее, чем в Пранте.

Однако именно в этом чистом и благообразном городе Ниллону вновь напомнил о себе неприятный кашель. Всерьез озаботившись здоровьем своего молодого товарища, профессор настоял на посещении врача. Возражения на этот раз не помогли Ниллону.

– Да будет тебе известно, мой юный друг, – с настойчивостью заявил Райджес Хиден, – что мы сейчас находимся в городе лекарей: Деоптис всегда славился своей сильной медициной. Для тебя будет преступлением не обследоваться: тем более, что я слышу этот жуткий кашель уже не впервые. Я хочу, чтобы ты сегодня же днем посетил одного моего знакомого врача по имени Гивис Манай – я напишу тебе на листке его адрес.

Вместе с листком профессор вручил Ниллону небольшой кошелек с золотыми монетами, который тот принял с большой неловкостью и даже пытался возражать. Однако Хиден ничего не хотел слышать, заявив, что со здоровьем шутить не следует, тем более что теперь и без этого проблем хватает.

Дом врачевателя находился в десяти минутах ходьбы от постоялого двора, на котором остановились Ниллон, Гелла и профессор.

Дверь открыл полный круглолицый мужчина с густой черной бородой. Выслушав объяснения о том, как и от кого Ниллон узнал о нем, Гивис Манай (а это был именно он) впустил молодого человека внутрь.

Усадив посетителя на просторном сером диване в гостиной, лекарь уселся в широкое кресло рядом с диковиной пальмой в огромном горшке и закинув ногу на ногу, с серьезным и внимательным видом приготовился выслушивать суть обращения.

Ниллон подробно описал, когда и как часто его настигали приступы кашля, попутно отвечая на множество уточняющих вопросов.

– Скажите, Ниллон, вы… не соприкасались с морской водой за какое-то время до того, как заметили у себя этот кашель? – напряженно поинтересовался Манай.

– Ну-у… я, – Ниллон мучительно напряг память, – вообще-то… да, был один случай не так давно. Я купался в море и… немного наглотался морской воды.

Врач тяжело выдохнул, помрачнев еще больше.

– Прошу вас… Пройдемте со мной.

Манай провел Ниллона в свой кабинет – просторное аккуратно обставленное помещение со множеством полок с самыми разными склянками и колбами и пухлыми справочниками и трактатами. Врач нацепил повязку на лицо, а затем (предварительно налив стакан воды) достал из стола какую-то небольшую капсулу черного цвета и протянул ее Ниллону.

– Это поможет выяснить, в чем причина кашля, – пояснил Манай, – Выпейте.

Ниллон повиновался и уже менее чем через минуту он почувствовал, как кашель сотрясает его горло.

– Пожалуйста, сюда, – попросил доктор, подавая заблаговременно подготовленную склянку.

Ниллон откашлялся в нее, оставив на стенках некоторое количество жидкости, и вскоре его приступ прекратился.

– Теперь мне нужно изучить вашу мокроту, – сказал Манай, забирая склянку и удаляясь в соседнее помещение. – Ожидайте здесь.

Ниллону пришлось провести несколько по-настоящему волнительных минут. «Нет, нет, это не может быть что-то серьезное, – пытался успокоить он себя, – В моем-то возрасте – проблемы со здоровьем… нет, такого быть не должно…»

И вот, наконец, Гивис Манай вернулся… и лицо его выражало полнейнее смятение.

– Я исследовал вашу мокроту, – объявил врач дрожащим голосом, – и… обнаружил в ней частицы яда гаскумбайской медузы. Эти твари редко заплывают в наши воды, но… похоже, вам сильно не повезло, мой дорогой.

– Ч-то это значит? – упавшим голосом проронил Ниллон.

– Гаскумбайская медуза – возбудитель водяной чахотки, – пояснил Манай. – И ваши симптомы говорят о том, что именно этот недуг вы и подхватили…

Голова у Ниллона пошла кругом.

– Это… смертельно? – выдавил он через силу.

– Мне неизвестно ни одного случая исцеления, – сдавленно проговорил Манай, тяжело опершись на стол.

Ниллон оцепенел. Голова его загудела, сердце в одно мгновение словно превратилось в огромный свинцовый сгусток.

– Я… я не понимаю… как… как это…

– Я могу вам лишь предложить приобрести у меня редкие бирюзовые сиппурийские бобы – если будете принимать их раз в неделю, сможете продлить себе жизнь на несколько месяцев… может быть, на год.

Как в каком-то тумане Ниллон достал золотые монеты, оплатил предложенные ему бобы, и, пробормотав что-то невнятное на прощание, отправился обратно к Гелле и профессору.

«Нет. Я не стану им говорить», – сказал себе Ниллон, попытавшись изо всех сил принять более-менее естественный вид.

Впрочем, профессор не стал его сильно допрашивать, удовлетворившись сообщением о том, что Ниллон купил-таки необходимое лекарство. Райджес Хиден был уже вовсю занят подготовкой к отбытию с постоялого двора. А вот Гелла нахмурилась и тревожно покосилась на Ниллона, точно почувствовав неладное.

Через пару часов Ниллон, Гелла и профессор Хиден прибыли на городской пирс. Куда лежал их путь дальше, можно было только гадать, поэтому Ниллон твердо решил, что теперь-то он непременно выведет профессора на чистую воду.

– Куда мы направляемся? – осведомился он решительным тоном.

Райджес Хиден будто не слышал его, глядя на группу лодочников неподалеку.

– Я жду ответа, сэр, – Ниллон негрубо схватил старика за рукав.

– На остров Скорби, – ответил профессор Хиден, никак не реагируя на встревоженность молодого человека. – Там мы будем в безопасности.

– На остров Скорби? Я всегда считал его необитаемым.

– Наши враги тоже так считают – и это нам на руку.

– Но где мы будем жить там? – внезапно вмешалась Гелла.

– Ну, у меня имеется там особняк… Правда, я не был на острове уже лет сорок. Должно быть, все пришло в упадок.

Профессор направился к лодочникам, чтобы обсудить цену за перевозку. Ниллон с Геллой

стояли поодаль, поэтому не слышали разговора, хотя можно было представить, как отреагируют лодочники просьбе переправить троих людей на необитаемый остров.

Однако Райджес Хиден вновь удивил Ниллона: вернувшись, он заявил, что не стал платить за переправку на остров, а просто купил лодку. Профессор объяснил это соображениями секретности: ни один человек в Деоптисе не должен знать о том, что они плывут на остров Скорби.

Затем Ниллон, Гелла и профессор, забрав пожитки с постоялого двора, отправились на пирс. Погрузив все, что у них было, в лодку, они забрались в нее сами и оттолкнулись от берега веслом.

Город постепенно удалялся, а лодка, покачиваясь на волнах, неспешно рассекала водный простор Пряного моря. На веслах сидел профессор Хиден – несмотря на уговоры своих более молодых спутников, он отказался от их помощи, уверяя, что гребля полезна для его рук.

Ниллон давно не бывал в море, хотя раньше, будучи помладше, он любил бывать с родителями на прогулочных судах, которые частенько заходили в Прант.

Иные испытывали страх, будучи окруженными со всех сторон водой, однако Ниллону нравилась морская стихия, и он неплохо умел плавать. И тут ему сделалось невероятно горько, когда он вспоминал о том, какую страшную шутку водная стихия сыграла с ним. Дул несильный восточный ветер, водная гладь искрилась в косых лучах вечернего солнца.

– И все проклятый кампуец… – чуть слышно пробормотал профессор.

– Что? – переспросил Ниллон.

– Кампуйский солдат… Если бы я подстрелил его, то Гелле не нужно было бы кидаться в бега… Думаю, кроме него ее никто не запомнил.

– Да хватит вам убиваться из-за этого, сэр! Вы ведь все равно не успели бы перезарядить эту вашу, как ее… аркебузу. Кстати, вы взяли ее с собой?

– Нет, не стал. Слишком громоздкая.

– Кстати, забываю спросить, а откуда она у вас?

– Ну… – замялся Хиден, – приобрел у одного торговца редкостями.

– Сэр, я не хочу показаться занудой, но… разве законно иметь такую вещь? Это ли не прямое нарушение Заповедного Пакта?

– Послушай, Нил, – профессор многозначительно прочистил горло, – мы сейчас не в том положении, чтобы изображать законопослушных граждан.

«И находимся мы в таком положении по вашей милости», – про себя подумал Ниллон.

Заповедный Пакт был принят в 11 году после П.Э.: инициатором выступил молодой Кариф, основанный беженцами с Эйраконтиса. Согласно Пакту все государства-участники обязывались принимать все возможные меры для недопущения развития техники и любых естественных наук. Карифяне рассматривали гибель Эйраконтиса именно как кару за хищническое истязание природы, которое осуществлялось с помощью хитроумных машин олигархов. Все образцы технической мысли Эйраконтиса, уцелевшие после гибели этой державы, также были уничтожены. Ну, или почти все.

– Знаете, – начал профессор Хиден, загадочно улыбаясь, – лет двадцать назад я сидел в библиотеке в Гируллаке, и под руку мне попалась прелюбопытная книжка. Она называлась «Эйраконтис: Исход и расселение», кажется, так. Автор неизвестен. Так вот: в ней упоминалось о группе судов островитян, причаливших в районе современного северного Геакрона. Автор сообщает о множестве различных устройств, которые эйраконтийцы привезли с собой.

Я изучал другие манускрипты ранних карифян. Во множестве из них упоминается, что в Эйраконтисе существовала партия возрождения Культа Природы, требовавшая отказа от вырубки лесов и загрязнения моря, которое неизбежно происходило при выкачивании топлива. Олигархи и их приспешники смеялись над «природниками», но когда Эйраконтис пал, выжившие убедились в их правоте.

Так вот. Беженцы, высадившиеся в названном мною месте, приняли решение бросить свои машины где-то недалеко от побережья. Они понимали, что механизмы могут пригодиться им в новом, необжитом краю, но боясь, что проклятие Эйраконтиса последует за ними, решили немедленно от них избавиться.

У меня есть сомнения в правдивости этой истории, изложение мыслей автора показалось мне каким-то… беглым. Впрочем, возможно, сам он являлся рядовым участником этих событий, и не обладал красотою литературного слога.

Но как бы там ни было, я размышляю вот о чем. Ох, несдобровать нам всем, если Тиам Дзар каким-то образом откопает эти артефакты…

– Уж лучше Дзар, чем аклонтисты, – мрачно заметил Ниллон.

– Час от часу не легче.

Лодка неспешно продолжала свой путь; профессор Хиден решительно отвергал все попытки Ниллона и Геллы подменить его на веслах, притом он действительно совсем не выглядел усталым.

Полоска берега материка все больше истончалась, а остров Скорби, напротив, приближался и приближался.

– Вы долго здесь жили, профессор? – спросил вдруг Ниллон после продолжительного молчания. – Должно быть, славное место. Уединенное…

– Да, долго, – нахмурившись, ответил Хиден. – Мы жили здесь с женой… Знаете, для меня название этого острова в каком-то смысле говорящее. Столько воспоминаний связано с ним! Не верится, что так быстро могло пролететь время…

После этого все трое погрузились в задумчивое молчание. День постепенно угасал; Ниллон наслаждался картиной того, как переливается морская гладь в лучах заката.

Прошел еще час, и вот, перед ними, уже менее чем в одной миле, зажелтел обширный песчаный пляж острова. Издали казалось, что остров покрыт в основном лесом, хотя вдалеке виднелись довольно живописные скалы.

Лодка плавно врезалась в мягкий песок пляжа, после чего Ниллон, Гелла и профессор Хиден выбрались из нее, и общими усилиями вытащили ее на берег. После того, как разобрали все вещи, профессор попросил следовать за ним.

Лес начинался уже через полсотни футов от берега. Он состоял полностью из невысоких лиственных деревьев и кустарников. Здесь было свежо и приятно, хотя довольно мрачновато, особенно в вечерний час. Профессор Хиден шел уверенно, забирая немного на северо-восток. Всего через несколько минут ходьбы лес поредел, и путники оказались перед невысоким холмом, на котором стоял мрачный, заброшенный дом.

Каменные стены дома поросли мхом и лишайником, окна безжизненно чернели, входная дверь перекосилась и подгнила. По впечатлению Ниллона, это было поистине удручающее зрелище. Трудно было представить, что когда-то здесь проистекала счастливая и полная душевной теплоты семейная жизнь.

Подойдя к двери, профессор Хиден вздохнул и невесело рассмеялся:

– Похоже, я забыл ключ. Придется подналечь…

Он толкнул дверь боком – однако, она оказалась не заперта и без труда распахнулась.

– Сколько лет прошло! – с усилием проговорил профессор. – Оказывается, тогда я даже не запер дом. Да и зачем бы? Давайте зажжем свечи, а то, пожалуй, навернемся здесь! Нужно обследовать дом и узнать, какие комнаты еще пригодны для жилья.

Профессор Хиден достал огниво и зажег в гостиной несколько свечей, после чего в помещении стало заметно светлее. Ниллон с Геллой шмыгнули в просторную комнату на первом этаже: здесь было грязно, полно каких-то ящиков, бочек и обвалившихся с потолка досок.

В другой комнате было более уютно. Повсюду была пыль, но, по крайней мере, имелись кушетка и кровать.

– Ты не возражаешь, если мы останемся в одной комнате? – спросил Геллу Ниллон.

– Вовсе нет, – просто ответила девушка. – Да только здесь бы прибраться… Ах, вот и метелка с совком! Сейчас немного разгоню эту пыль.

Ниллон был слегка удивлен:

– Ого! А я-то думал, что дочь карифского политика сочтет подметание полов ниже своего достоинства.

– Я не из семьи аристократов, – объяснила Гелла. – Мой дед добился богатства своим трудом. Отцу тоже никто не занимал места в Совете. И я росла как самый обычный ребенок: никаких слуг и частных учителей. Но у меня было счастливое детство… И с братьями мне повезло.

– У тебя есть братья?

– Да, два нежно любимых старших брата, Гуго и Виберт.

– Славно. А я вот не знаю, каково это – иметь брата или сестру.

Ниллон и Гелла разговорились: до этого момента их стесняло присутствие других людей. Они рассказывали друг другу о своем детстве, своей семье, своих привычках, увлечениях. Именно теперь, осознав себя в сущности обреченным человеком, Ниллон испытал особенное удовольствие от такого простого человеческого общения.

Ниллон узнал, что отец Геллы, Гранис Брастолл, пожалуй, самый влиятельный член карифского Правящего Совета, его мнение имеет огромный вес при принятии государственных решений. Он консервативен, однако рассудителен. Старший из братьев Геллы, Виберт Брастолл – ротмистр карифской армии, характером в общем походит на отца, однако порою резок и вспыльчив. Второй брат, Гуго, – живописец, человек кроткого нрава, хозяин чудесного сокола по имени Моэлис.

Сокол этот, по словам Геллы, попал к Гуго случайно – и явился настоящим сокровищем для семьи Брастоллов. Дело в том, что Гуго владеет способностью телепатически общаться с соколом, впрочем, мало кто, кроме членов их семьи Брастоллов сумел самолично удостовериться в этом.

Мать Геллы умерла, производя свою дочь на свет, а Гранис Брастолл, храня верность супруге после ее смерти, остался вдовцом и по сей день.

Сама Гелла была с детства активным, любознательным ребенком. Она рассказала, что любит петь, играть на арфе, танцевать, рисовать, и даже немного фехтует. А еще она страстная любительница путешествовать в одиночку, что вызывает неудовольствие у ее родных.

Как это часто бывает, за разговором Ниллон и Гелла потеряли чувство времени.

– Что-то не слышно профессора, – заметил Ниллон. – Кажется, он отправился на второй этаж.

– Быть может, задремал, – пожала плечами Гелла.

– В любом случае, пойдем-ка проведаем его.

Они отправились на темную деревянную лестницу в другом конце гостиной.

– Аккуратнее, Гелла, – предупредил Ниллон, – смотри, куда ставишь ногу. Некоторые ступени весьма шатки.

На втором этаже находился длинный коридор. Солнце уже село, и здесь было еще темнее, чем на лестнице. Где-то вдалеке виднелись прогалы в крыше, на полу валялся какой-то мелкий мусор.

– Профессор! – позвал Ниллон. Ответа не последовало. – Профессор! Вы где?

Ниллон заволновался.

В другом конце коридора дверь была приоткрыта, и молодые люди широкими, осторожными шагами, стараясь ни обо что не споткнуться, направились туда.