Текст книги "Эхо Погибших Империй (СИ)"

Автор книги: Илья Колупалин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)

Глава 20

Тешай. Начало осени 729 года после падения Эйраконтиса

Главный бой завязался у западных ворот Тешая – впрочем, он продлился недолго. Глубокой ночью Ревнители и подконтрольные им солдаты забрались на городские стены при помощи веревок с крючьями.

Нойрос был в числе первых атакующих. Вместе с ним на стену взбирались Сфиро, Кайрен, Гапул и другие люди из отряда Алекто.

Нойрос был воодушевлен как никогда. Он понимал, что теперь перед ним два пути: прорубить своей саблей путь к славе и величию… или погибнуть.

Барбакан оборонял небольшой гарнизон мятежников. Кайрен неистово рубил врагов, Сфиро не отставал от него, другие Ревнители тоже вступили в ожесточенную схватку. На узких лестничных пролетах было темно, и больше всего Нойросу не хотелось, чтобы его зарубил человек, чьего лица он даже не увидит.

Но все произошло с точностью до наоборот. Спрыгнув в помещение, где находился механизм для поднятия ворот, Нойрос буквально наскочил впотьмах на какого-то бедолагу и пронзил его выставленной вперед саблей. Этот повстанец стал первой и единственной жертвой Нойроса в ту ночь.

Бой был уже почти окончен, а Нойрос, с натугой перебирая цепь барбакана, смог взять на себя почетную роль человека, открывшего ворота мятежного города и впустившего внутрь остальной отряд под командованием Алекто.

Дисциплина восставших оказалась крайне низка. Никто толком не успел поднять тревогу, а немногочисленные силы тешайцев были неравномерно распределены по всему городу. Некоторые были разбужены шумом и даже попытались организовать сопротивление, но в скором времени Ревнители Покоя Чаши перебили большинство из них, а остальные сдались в плен. Увы, не все из них тогда задумывались о том, какую страшную кару уготовят им жестокие слуги Йорака Бракмоса…

Когда город был полностью во власти аклонтистов, Алекто и Морас Дайял решили немедленно провести собрание среди приближенных. Местом сбора определили главную площадь Тешая – жутковатое и пустынное место.

– Город наш! – торжествующе объявила Алекто. – Мы одержали славную победу, братья! Изменников же я накажу по всем законам святой Церкви Аклонтов: треть взрослых мужчин этого города будет сварена в кипятке. Таково мое решение!

– Нет! – воскликнул вдруг Гапул, мгновенно обратив на себя взоры всех Ревнителей. – Сиппур и так на грани серьезных потрясений, а ты предлагаешь одним разом умертвить стольких наших подданных. Не делай этого, Алекто!

– Да как ты смеешь, ничтожный? – вскипел Дайял. – За такие речи тебя самого следует сварить, как индюка!

– Если ты не забыл, Гапул, – отчеканила Алекто, сверкнув своими черными глазами, – я действую от имени лорда-протектора. И если я решила покарать мятежников по всей строгости, я сделаю это – можешь не сомневаться.

– Как будет угодно вашему преподобию, – промолвил Гапул, со смирением опустив глаза.

– Нам нужен человек, который займется организацией казней, – заявила Алекто, окидывая присутствующих испытующим взглядом.

– Хе-хе, занятная работенка, – усмехнулся Кайрен.

– И кто-то должен ее выполнить, – сказал Дайял.

Все замерли, ожидая решения предводительницы. Наконец, Алекто произнесла:

– Пожалуй, этим займется… Нойрос Традонт. Да, ты отлично подходишь для этой работы, Нойрос! Возьми несколько людей себе в подчинение: они помогут тебе разыскать котлы, дрова и прочее… Отберите тех, кого нужно казнить и позаботьтесь, чтобы их как следует охраняли. А следующим утром ты будешь лично командовать экзекуцией.

«Конечно, – сокрушенно подумал Нойрос, – она распознала мою страсть – словно дикий зверь учуял кровь. И теперь будет преследовать – продолжать испытывать меня…»

– Нет, – все, что смог выдавить из себя обомлевший Нойрос. – Я не стану этого делать.

– Что? – злобно прошипела Алекто. – Ты отказываешься выполнить мой приказ?

– Можете казнить меня самого, ваше преподобие… Но сын Пфария Традонта никогда не станет палачом.

– Ишь, гордец! – фыркнул Кайрен. – Забыл, где служишь? Избавься от него, Алекто! Он малодушен и труслив.

– За неповиновение в нашем ордене следует смерть, – сосредоточенно проговорил Дайал.

– Д-да, прошу меня извинить… – прерывая тягостную паузу, проговорил Нойрос, словно в бреду. – Конечно, я сделаю это! Тешай станет наглядным примером того, что бывает с врагами нашей веры. Можете не сомневаться в этом!

Произнося последние слова, Нойрос как-то судорожно обвел взглядом присутствующих, будто показывая, что его решимость связана с преданностью своей вере и государству, а не с желанием выслужиться перед Алекто.

– Вот и славно, – с плохо скрываемым торжеством произнесла глава Ревнителей. – Займешься подготовкой к экзекуции на следующий день, на рассвете. А пока нам нужно до конца привести все в порядок в этом городе…

В этот момент на площади появился всадник на прекрасном вороном коне, облаченный в темно-зеленый плащ с сиппурийской коброй. Он соскочил неподалеку от Алекто и что-то быстро зашептал ей на ухо. Затем глава Ревнителей отвела Мораса Дайяла в сторону, после чего они стали о чем-то тихо переговариваться с посланником.

Вскоре Алекто вернулась и сообщила Ревнителям следующее:

– Братья! Мы с Морасом вынуждены выехать из города по срочному делу. Кайрен, в наше отсутствие ты будешь комендантом Тешая. Город в твоем полном распоряжении.

– Я не подведу вас, – прохрипел косоглазый Ревнитель, самодовольно ухмыляясь.

Нойрос глядел на удаляющуюся Алекто и испытывал полнейшее смятение: его все сильнее начинала глодать жестокая мысль, что глава Ревнителей только играется с ним. И что ему в любом случае не суждено завоевать расположение этой безумной, порочной девушки.

«Что я, в конце концов, игрушка для нее? – думал он, с яростью сжимая кулаки. – Я пользовался в своей жизни настоящими красавицами… Овладевал их телами, даже не задумываясь о том, что они думают обо мне. Но Алекто – совсем другое дело… Она раз за разом бросает мне вызов, но победы не приносят мне ничего… О, как бы мне хотелось разорвать этот злосчастный круг!»

Но, конечно, он выполнит ее приказ. В сущности, ему плевать на тешайцев и на уготованную им судьбу. Нойросу вообще на все плевать. Единственное, что он очень сильно хотел – это доказать окружавшим его надменным родственникам и вельможам, что он действительно чего-то стоит в жизни и не намерен больше кланяться им.

Проигнорировав приказ Кайрена отправляться в караул к замку (Нойрос, имея саблю в ножнах, не сильно боялся косоглазого), он отправился в кабак, чтобы пойлом заглушить накатившее на него чувство омерзения к этому миру.

В городе царил бедлам. На глазах Нойроса горстка солдат тащила из какого-то чистенького особнячка богато отделанные сундуки и золотые цепи со сверкающими камнями. Пройдя чуть дальше, он услышал из подворотни сквозь собачий лай яростные крики и стоны какой-то женщины. Ревнители не гнушались и насилием – впрочем, иного поведения в только что взятом городе от них глупо было бы ожидать. Но Нойроса все это не трогало.

В старом, перекосившемся здании кабака, судя по дикому гоготу, уже хозяйничали победители. Сам кабатчик был насажен на кол у входа; Нойрос невольно выругался при виде его изуродованного тела.

Внутри куражились, выкатывая все новые бочки с вином, юнцы из Калора. Обнажив саблю, Нойрос сразу же велел им убираться вон. Что-то побурчав и недовольно покосившись на его зеленый плащ с Чашей, мародеры вскоре покинули помещение.

Оставшись один, Нойрос сел недалеко от стойки и принялся напиваться, осушая одну чарку вина за другой. Ему не становилось лучше – но хмель постепенно все же заглушал его злобу. Ему страшно захотелось взять какую-нибудь женщину, чтобы заглушить горечь своей неудачи с Алекто, но сейчас в Тешае он едва ли нашел бы кого-то, готового заняться с ним любовью по своей воле, а вливаться в жуткую оргию насильников-Ревнителей он не желал.

А Сфиро словно избегал его. Макхариец даже не подошел к Нойросу после внезапного отбытия Дайяла и Алекто и отправился куда-то на свое дежурство в одиночку. Нойрос слышал, что Кайрен поставил его у ворот тешайского замка, в котором, вопреки ожиданию, мятежники даже и не подумали укрепиться. Теперь там содержалась часть пленников.

Для хмельного ума время летит быстро. Нойроса одолевали мрачные думы.

«Теперь не светят мне никакая слава и почести… Алекто теперь так и будет доверять мне только самую грязную работу. А то, что я должен теперь сделать с тешайцами… это все же скверно – а главное, бессмысленно. С другой стороны… чего ты ждал, когда шел в Ревнители? Кровь, смерть и кровь – вот что значит этот путь! Но мне тяжело! Я никогда не любил людей… но черт… все же не такого я ждал… Этот путь точно в никуда! О, что же я наделал! Я пропал! Я решительно не понимаю, что мне делать дальше…»

Нойрос вдруг вспомнил свою гапарию, на которой с ним произошла странная вещь. Тогда его разум словно воспротивился воле Аклонтов, за что Нойрос немедленно был наказан.

«Это была не случайность, – размышлял он теперь точно в помешательстве. – Я уже тогда осознал, насколько все ложно – и вера и люди вокруг… Какой позор, какая крамола! Но меня в сущности ничуть не смутило то, что произошло! Да и сейчас не смущает… О, я несчастный! Почему я не мог родиться в другой стране и в другое время?»

Через какое-то время усталый, пьяный Нойрос задремал.

Проснулся он ближе к вечеру с тяжелой головой. К нему подошел молодой солдат, курносый, с каким-то по-детски добродушным лицом. По-видимому, он был из калорских новобранцев – раньше Нойрос его не замечал.

– Меня зовут Занн, – несмело представился парень. – Господин Кайрен велел нам с вами отправляться в дозор. Мы будем охранять северный амбар.

«Господин Кайрен… Тьфу!»

– Северный амбар… – не понял Нойрос. – А что там?

– Там… содержится большая группа мятежников. Прошу вас, поспешим!

Даже не поинтересовавшись, может ли он где-нибудь перекусить, Нойрос послушно последовал за молодым воином.

Пройдя по грязным узким улочкам бедных кварталов северной части Тешая, они вскоре оказались у огромного деревянного здания. У входа стоял Сфиро с каким-то низеньким узкоглазым корхейцем – именно их и предстояло сменить на посту.

Сфиро прошел мимо, окинув Нойроса таинственным взглядом, но не произнеся ни слова.

«Еще одно разочарование, – с грустью подумал Нойрос, глядя макхарийцу вослед. – А я-то надеялся, что обрету друга. Глупец…»

Солнце немилосердно пекло. Стоять в карауле в такую погоду было истинной пыткой.

– Хотите есть? – скромно предложил Занн, протягивая Нойросу пару полосок сушеного мяса.

Поскольку Нойрос давно не перекусывал, то не смог отказаться.

– Скажи, Занн… – обратился Нойрос к своему напарнику спустя некоторое время. – Тебе нравится все то, что здесь происходит?

– Я думаю… мое мнение здесь ничего не значит, сир, – проговорил юный солдат, потупив взгляд.

– А известно ли тебе, Занн, что будет с теми несчастными, которые заперты внутри этого амбара?

Паренек не отвечал.

– Известно ли тебе, что испытывает человек, которого заживо варят в кипящей воде? – продолжал давить Нойрос.

– Я… я не виноват… – выдавил, наконец, Занн. – Я все равно не могу ничего… Зачем вы это?

«И действительно, зачем? – мысленно спросил себя Нойрос. – Что я хочу от этого парня? Если только я не задумал… Нет, нет! Что за дурные мысли?»

Между тем за закрытой дверью амбара послышалось какое-то движение: едва слышные переговоры и стук. Когда Занн удалился по нужде, Нойрос подошел к двери и прислушался.

– Отпустите нас! – услышал он вдруг слабый голос. – Отпустите, умоляю!

Похолодев, Нойрос отошел от двери.

«Разве есть место жалости в сердце кромешника? Кромешник! О, это позорное слово…»

Нойрос вспомнил тот день, когда встретил на улицах Акфотта Декирия Ганата. Он до сих пор помнил то едкое презрение, которым одарил его придворный вельможа.

Вечерело. Еще несколько часов – и их с Занном сменят другие караульные.

Вдруг на дороге показалась фигура коренастого человека, быстрыми шагами направлявшегося к ним. Это был новоиспеченный комендант Тешая – Кайрен. Он выглядел явно чем-то обеспокоенным или даже рассерженным.

– Вы Сфиро не видели? – бросил Кайрен, нервно озираясь вокруг.

– Н-нет, господин, – ответил Занн. – В последний раз мы видели его утром – он с товарищем сдал нам пост.

– Проклятье, его нигде нет! Похоже, что чертов макхариец дезертировал!

– Н-но как же это могло произойти… – пробормотал Занн таким тоном, будто сам был виноват в исчезновении Сфиро.

– Да просто! – гаркнул Кайрен. – Взял и сбежал, как трус! Ух, попадись он мне теперь…

И тут они услышали чей-то крик неподалеку. К ним со всех ног бежал человек – им оказался Гапул. Он был запыхавшимся, растрепанным, и на нем просто не было лица.

– Дурные вести, Кайрен! – прохрипел Гапул, тяжело дыша. – Прибыл посланник из Хирсала… И… и… Мятежники взяли там верх! Город во власти врагов веры – о горе нам!

Нойрос стоял в каком-то отупении, глядя на Гапула невидящим взглядом. Голова все еще гудела со хмеля.

«Хирсал… – он не сразу вспомнил, что означает для него это слово. – Хирсал… Ах, Хирсал! Хирсал! Именно в Хирсал отправилась Десма! Это означает, что сестра теперь либо мертва, либо находится в плену у восставших…»

Когда Нойрос до конца осознал положение дел, его охватило страшное волнение – такое, которое он не испытывал раньше никогда. Безумный план созрел тогда в его голове. План, который в дальнейшем полностью изменит жизнь Нойроса Традонта.

Кайрен с Гапулом скрылись из виду, а Нойрос, переминаясь с ноги на ногу, стал кидать тревожные взгляды на амбар, который они с Занном охраняли. Где-то через полчаса тяжелейших душевных терзаний Нойрос, в конце концов, обратился к своему напарнику:

– Послушай, Занн… Я думаю, мы… мы должны освободить тех несчастных.

– Нет… не стоит… – Занн был смущен, но как будто не сильно удивился такому предложению.

– Пойми, мы должны это сделать! Смелее! Убежим вместе с ними в Хирсал – подальше от Кайрена и прочих тварей!

– Сир, это… это измена.

Нойроса охватила злость. Он понимал, что парень ни в чем не виноват и, по сути, прав. Но какие-то жалкие остатки совести все же мешали Нойросу просто молча пронзить его саблей.

– Делай, как я говорю! – вскричал он. – Я заставлю тебя!

– Простите… нет.

Нойрос понял, что еще мгновение – и парень кинется наутек. Выхватив саблю из ножен, он нанес неуверенный, слабый удар по шее Занна. Отрубить голову он не сумел, однако оставил на шее парня глубокую рану. Занн повалился на землю, тщетно пытаясь зажать рану рукой.

Но Нойрос уже не глядел в его сторону. Он бросился к амбару, где томились узники Ревнителей. Нойрос вынул тяжелый деревянный засов и распахнул массивную дверь амбара.

На свободу вышли оборванные, напуганные, уже поверившие в неизбежность мучительной смерти, тешайцы. Чего только Нойрос не увидел на их лицах: восторг, умиление, исступленную благодарность. Но некоторые выглядели угрюмыми, растерянными – они еще пока не верили в свое избавление.

К Нойросу подошел крупный мужчина с ясными голубыми глазами, мясистым носом и короткими русыми волосами.

– Хагайло, – представился он, протягивая Нойросу свою мощную ручищу. – Я никогда не забуду, что ты сделал для моих людей…

– Нойрос. Мое имя Нойрос. Отблагодарите позже… Нам нужно выбираться из этого города. Хирсал свободен от власти Бракмоса, поэтому…

– В Тешае у нас жены и дети… – проговорил Хагайло в тяжелой задумчивости.

– Мы вернемся! – с жаром заверил Нойрос. – Вернемся и отвоюем этот город. – Сиппурийская армия сейчас далеко на севере и не сможет помешать нам.

– Хорошо! Я вижу, ты храбр и отчаян, Нойрос. Впрочем, как и все мы… Бежим! Неподалеку в городской стене есть калитка, о которой не знают Ревнители.

И Нойрос пустился в бега вместе с тешайскими бунтовщиками. Последняя нить была порвана, и теперь он в полной мере ощутил, каково быть отверженным. Быть вне закона.

Когда они добрались до калитки, о которой говорил Хагайло, беглецы начали по очереди проходить через нее, покидая пределы Тешая. Нойрос твердо решил, что пойдет последним. И когда все освобожденные им тешайцы (а их было больше полусотни) прошли через калитку, он услышал крик позади.

– Сто-о-о-ой! Сто-о-о-о-о-о-ой! Стой, говнюк! Куда-а-а?!

Кайрен несся прямо на него с саблей наголо.

«Теперь я не побегу, – твердо решил Нойрос. – Если это и есть моя расплата – да будет так».

Он вынул из ножен свое оружие и вступил в схватку с косоглазым бойцом.

Кайрен был подобен разъяренному вепрю. Оттопыренные уши и перекошенное от злобы лицо делали его облик поистине устрашающим.

– Предатель! – выкрикивал он, брызжа слюной. – Скотина! Я убью тебя медленно!

Но гнев Кайрена играл против него. Удары его были сильны, но не точны. Нойрос уворачивался и делал ответные выпады – тренировки со Сфиро не прошли зря.

Но сражаться было намного тяжелее, чем на испытании при вступлении в орден. Ярость акфоттского Ревнителя придавала ему силы.

Сопротивляться Кайрену становилось все труднее – очередной жестокий удар выбил саблю из рук дезертира, после чего Нойрос споткнулся и повалился навзничь на землю.

– Что тебе отрубить сначала? – прорычал Кайрен, направляя на поверженного противника свою саблю. – Я жду ответа!

Послышался глухой удар. Вдруг Нойрос увидел, что Ревнитель обмяк и упал без чувств на землю. Над ним возвышался Хагайло с огромной дубиной в руках.

– Спасибо! – крикнул Нойрос, все еще не веря в произошедшее.

– Я спас одну жизнь, а ты – намного больше, – улыбнулся Хагайло. – Нельзя сказать, что мы квиты.

Поднявшись на ноги, Нойрос подобрал саблю, и, молча подойдя к оглушенному Кайрену, вогнал клинок глубоко в его живот.

Свет жизни покинул косые глаза акфоттского Ревнителя.

А Нойрос с Хагайло поспешили прочь из города. Оказалось, они несколько отстали от своего «отряда», который уже успел добраться до небольшого перелеска.

– Мои люди знают, что делать, – одобрительно кивнул тешайский лидер. – Первым делом необходимо вооружиться – пусть даже дубинами.

Когда Нойрос и Хагайло находились на открытом пространстве, их внезапно настиг всадник на рыжей лошади. Это был не кто иной, как Сфиро.

Тешаец встрепенулся, однако Нойрос дал ему знак, что все в порядке.

– Похоже, ты дезертировал, друг, – усмехнулся Сфиро, гарцуя неподалеку от беглецов.

– Беру с тебя пример, – невесело отшутился Нойрос.

– А ты не думал, что я мог просто отсутствовать по какому-то делу, а теперь вернулся и сейчас покараю тебя за измену?

– Не думаю. Иначе бы ты со мной не разглагольствовал.

– Послушай, Нойрос, – начал Сфиро уже более серьезным тоном. – Этим людям ты уже не нужен. Идем за мной! Грядет война, а во время войны солдатам удачи всегда есть чем поживиться.

– Нет, друг, – покачал головой Нойрос. – Мы отправимся в Хирсал и укрепимся в этом городе, чтобы в дальнейшем оказать сопротивление лорду Бракмосу и его деспотическому режиму.

– Эх! – вздохнул макхариец. – Ты славный парень, Нойрос, и жаль, что наши пути теперь расходятся.

– Мне тоже немного жаль, – с тихой грустью произнес Нойрос.

Глава 21

Корхейское море. Начало осени 729 года после падения Эйраконтиса

– Все люди нуждаются в вере, – говорил Райджес Хиден. – Это величайшая потребность и величайшее проклятие человечества. Люди сами возводят себе идолов, сами поклоняются им и убивают тех, кто этих идолов отвергает. Войны за мысли, за идею! Не жизнь, не богатство и даже не честь ставится во главу угла, а ментальная составляющая – та неовеществленная субстанция, которая наполняет головы индивидов. Немыслимо! Но мы так привыкли к этому, что уже не задумываемся над пагубностью религиозной отравы. Только в Карифе и Союзе Побережья люди сохраняют остатки разума – поэтому-то я и остановился в ваших краях. Сиппур, Макхария, Аймерот – все эти страны всегда были полны безумных фанатиков, готовых проливать кровь во имя своих божков.

Но теперь… Теперь на юге произошло нечто исключительное. Всего за несколько лет Сиппуру удалось покорить континент – и как! Без войны, одной лишь силой миссионерского убеждения. Культ Аклонтов связан с неведомыми, темными, потусторонними силами. Я почти не сомневаюсь, что здесь имеет место жуткое наследие карагальских псиоников.

Я рассказывал тебе о своих снах, Ниллон, о том, что вижу карагальские пейзажи и строения. Но не так давно мне стали являться и другие образы: гордые пики гор Эйраконтиса, сияющие дворцы олигархов и грандиозные морские башни, с помощью которых эйраконтийцы добывали ископаемое топливо.

Грядет непростое для нас время, Нил. Впрочем, как и для всего Роа. Эхо погибших империй уже докатилось до нас, и не все переживут это тяжкое испытание.

– Переживем ли мы? – мрачно проговорил Ниллон, заглатывая очередной боб от водяной чахотки.

– Зависит от нас…

– В самом деле?

Профессор не ответил.

Они мало общались с момента происшествия с метеором, вслед за которым последовало их чудесное спасение из водоворота благодаря новым открывшимся сверхспособностям Ниллона.

– Кто знает, что мы будем из себя представлять после того, как достигнем берегов Карагала, – задумчиво произнес профессор Хиден. – Местный климат может сильно повлиять на нас… и неизвестно, в какую сторону. Я вижу, что обращение к псионике подорвало твое здоровье, Нил… Это пройдет. Когда мы будем в Карагале, у нас будет доступ к новым, неизвестным для жителей Роа источникам энрегии.

«Еще добраться бы… до вашего Карагала».

– Не слишком ли далеко мы забрали на юг, огибая Корхею, сэр? – небрежно поинтересовался Ниллон. – Так можем, пожалуй, и в Бурлящие Воды уплыть и превратиться в суп для морских чудовищ.

– А ты все-таки способен шутить, – заметил Хиден с улыбкой. – Значит, идешь на поправку.

– Просто мне надоели ваши проповеди, сэр. Хочется хотя бы на минутку поднять себе настроение.

– Можешь не беспокоиться, Нил. Я тщательно продумал наш маршрут. Еще несколько дней – и мы будем полностью вне зоны досягаемости аклонтистских судов.

На следующее утро, после очередной беспокойной ночи, Ниллон решил немного перекусить имевшимися у них сухофруктами. Это была его единственная еда в последнее время, и, как следствие, он заметно исхудал. Отчаян

Море было спокойно. В воздухе, громко крича, кружили крупные стаи альбатросов.

– Штиль, – объявил профессор Хиден, жмурясь от солнца. – Это плохо. В безветренную погоду наше судно не может передвигаться.

Ниллон молчал. Теперь он уже не принимал никакого участия в управлении яхтой и никаких других обязанностей не имел. Ему все прощалось за то, что он спас судно от затопления. К тому же, делалась скидка на плохое самочувствие Ниллона.

– Ладно, сэр, а вы можете… рассказать что-нибудь еще про этот Карагал, – проговорил вдруг Ниллон, по обыкновению своему не глядя на профессора. – Просто очень хочется хоть как-то убить скуку… А я убежден, у вас еще имеется в запасе история.

– Смотри, истории могут быстро закончиться, – усмехнулся Райджес Хиден. – А путь до островов неблизкий…

«Как раз успеете рассказать все сто тридцать лет вашей загадочной жизни» – подумал Ниллон, но вслух говорить этого не стал.

– Гм… ну что ж… – чуть помедлив, несмело начал профессор, – я действительно в свое время предпринял попытку исследования, касающегося такого объекта, как кволидий. Тебе что-то известно об этом материале?

– Название где-то слышал, – рассеянно отозвался Ниллон. – Это какое-то зелье или… снадобье?

– Не совсем. Кволидий – это особое вещество, которое можно было найти только на карагальских островах. Ментальные Воители использовали его для развития своих псионных способностей, однако происхождение кволидия неизвестно. Я разузнал, что незадолго до падения Карагала Сиппур посещал наследник карагальского трона принц Кламильфонт ди Вайо, который был известен как книгочей и вообще юноша весьма просвещенный. Я предположил, что Сиппур он посещал наверняка не с пустыми руками…

Однажды ночью я тайно пробрался в закрытый отдел акфоттской библиотеки, где хранились книги, написанные еще до гибели Карагала. Там я нашел несколько книг, подаренных Кламильфонтом сиппурийцам во время его визита на материк. На них значилась подпись самого наследника карагальского трона, а также имя тогдашнего сиппурийского короля, которому книги и были предназначены в дар.

Одна из этих книг представляла собой сборник древних легенд Карагала, причем дополненный и улучшенный лично Кламильфонтом. Наибольший интерес у меня вызвала легенда о древней войне, которую вели карагальцы, после которой Карагал стал единым государством под властью одного монарха. Перескажу ее тебе вкратце… Надеюсь, будет любопытно.

Давным-давно, примерно сто тысяч лет назад, карагальцы не были единым народом. На архипелаге жило несколько независимых племен, которые сосуществовали весьма мирно, занимаясь рыбной ловлей, охотой на морского зверя и выращиванием прекрасных сочных фруктов на своих островах. Это были «баловни богов», рослые, крепкие, выносливые мужчины и женщины, век которых был гораздо более долог, чем даже у современных Кламильфонту карагальцев. Они не строили военного флота и никогда не имели контактов с людьми за пределами их островов. Но однажды их страну постигла беда: во время страшной бури морские волны исторгли на карагальский берег орду неведомых существ, чей облик был невыразимо жутким и оскверняющим само человеческое естество. В карагальском языке для обозначения этих чудищ существует необычайно длинное слово, которое, впрочем, не принято произносить вслух. В самой же легенде они почти везде именуются просто как «Твари-из-Глубин».

Так вот, незваные Твари-из-Глубин явились на карагальскую землю, возжелав захватить ее и уничтожить карагальский народ. Началась страшная, кровопролитная война, полная отчаяния, ужаса, страданий и смертей. Карагальцы хоть и были сильны и крепки духом, но война была для них чуждым делом, и сплотиться перед внезапно явившимся врагом было для них очень непросто. Тогда племена собрали общий совет и решили выбрать военного вождя, который смог бы командовать объединенной армией всего архипелага. Им стал уважаемый народом старец Зикмо, который был известен как могущественный жрец и заклинатель.

Твари-Из-Глубин не носили доспехов и погибали от копий, стрел и прочего людского оружия. Однако их полчища, казалось, лишь прибывали и прибывали, в то время как уже немало отчаянных воинов Карагала пало в боях с ними. Пленных людей Твари подвергали невообразимым пыткам, и вопли несчастных зачастую долго были слышны в ночи, сводя на нет боевой дух защитников осажденных крепостей.

В какой-то момент этой тяжелой войны казалось, что карагальцы близки к победе, однако коварные Твари-из-Глубин, пользуясь неискушенностью своих противников в военном деле, часто заманивали их в свои ловушки и предавали ужасной смерти.

Тем временем число храбрых сынов Карагала все таяло, и вскоре все они оказались осаждены в нескольких крепостях, почти безо всякой надежды на освобождение. Отчаявшиеся, почти лишенные всякой надежды, люди воззвали к Зикмо, со слезами на глазах умоляя мудрого старца спасти их от неминуемой гибели. Угрюмо было чело этого великовозрастного вождя, однако выслушав людей, он заявил, что может попытать последнее средство для спасения карагальского народа, но предостерег, что цена за избавление может оказаться слишком высокой. И тут люди кинулись в ноги к Зикмо, заклиная его сделать все, что он может, лишь бы только спасти их, их жен и детей от лютой погибели в лапах омерзительных Тварей.

«Быть по-вашему», – тяжко вздыхая, молвил Зикмо, после чего повелел не тревожить его и удалился в свои покои.

Восемь дней и ночей он сидел в своих комнатах без пищи и воды. Лишь приглушенное бормотание слышали те, кто подходил к его затворенной двери. Наконец, все решили, что старец лишь молится перед смертью, уверовав в неотвратимость погибельного рока.

Но то были не молитвы. То были отвратительные заклинания, противные любому честному мужу, но к которым Зикмо прибег как к последнему оружию. На восьмую ночь багряный огонь озарил небо, и тогда измученные защитники крепости увидели, что явился… ОН. В результате своих нечестивых песнопений Зикмо призвал из недр Великого Черного Кратера исполинского тысяченогого скорпиона-полубога по имени Гум-Троньяр, который одним своим ужасающим видом поверг в бегство осаждавшие крепость полчища Тварей-из-Глубин.

Тогда призвавший его маг вышел из крепости и молвил громко и властно: «Уничтожь их всех! Спаси наш народ!»

Жутко рассмеялся Гум-Троньяр, потрясая всеми своими бесчисленными лапами, ибо знал, какую страшную сделку теперь заключил с ним Зикмо. Изведя почти весь лес на острове, освобожденные люди построили для скорпиона гигантский плот для того, чтобы тот мог перемещаться с одного острова на другой. После этого Гум-Троньяр освободил одну за другой остальные крепости карагальцев, после чего начал безжалостно истреблять оставшихся на островах Тварей-из-Глубин. Бессчетное множество их пало жертвой его огромных острых клешней и смертоносного хвоста, и наконец, жалкие остатки их воинства были вынуждены бежать с архипелага обратно в морские пучины. Карагал был спасен.

И когда благодарные карагальцы встали вокруг своего кошмарного спасителя, вперед вышел старец Зикмо и прокричал: «Народ Карагала благодарен тебе, о могучий Гум-Троньяр! И мы, и потомки наши вовек не забудем твоего имени и твоего славного подвига, что ты совершил для нас. А теперь смилостивись, оставь наши острова и дай нам в покое оплакать павших и снова наладить здесь мирную благодатную жизнь!»

И вновь зашелся страшным хохотом Гум-Троньяр, после чего пророкотал: «Раскрой свои глаза, неразумный смертный! Неужто не ясно тебе, что вокруг – безбрежный океан, сулящий мне, сухопутному, лишь верную погибель? Уж не на этом ли ветхом плоту, что вы соорудили, я должен пуститься в опрометчивое плавание? О нет! За спасение ваше я требую иную плату: желаю теперь сделаться властителем карагальским, и чтобы вы, гордецы, почитали меня как своего бога и отца!»

«Не бывать этому! – возопил Зикмо. – Никогда не будет иноземное чудище править славным Карагалом. Я призвал тебя сюда, и я же тебя изгоню!» И тогда в третий раз расхохотался Гум-Троньяр, еще громче и дольше прежнего, после чего поднял свое грозное жало, и прыснул в несчастного старика смертоносным ядом, после чего тот истлел, и не осталось даже праха его. Устрашенные, карагальцы пали ниц и признали скорпиона-полубога своим господином.

Так началось владычество Гум-Троньяра в Карагале, длившееся три долгих позорных века. Скорпион показал себя как жестокий и алчный правитель, полностью презиравший народ, волею судьбы оказавшийся в его власти. На прокорм исполинского монстра уходило великое множество еды, так что сами карагальцы зачастую голодали, однако не желали вызвать гнев тирана. Гум-Троньяр же был очень скор на расправу, и без раздумий убивал всякого, кто осмеливался ему прекословить. Он любил человеческие страдания и страх, часто устраивая охоту на одиноких путников и заставляя неугодных ему людей насмерть сражаться на арене.