Текст книги "Эхо Погибших Империй (СИ)"

Автор книги: Илья Колупалин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)

Кабинет был довольно мрачным, с темными старыми обоями и громоздкой старинной мебелью. На стене у окна висел портрет молодой женщины с острым носом, печальными голубыми глазами и роскошными русыми локонами. Это была Фаиса Брастолл, покойная мать Геллы.

– Прости, дочь, я занят, – бросил Гранис, едва заметив Геллу на пороге.

– Отец, я бы хотела поговорить.

– Говорю же, занят! Неужели это не подождет до вечера?

– Отец, это очень важно.

По-видимому, заметив, каким странным тоном дочь произнесла эту фразу, Гранис, наконец, оторвался от бумаг и настороженно произнес:

– Ну, хорошо, садись. Я слушаю тебя.

Заметно волнуясь, Гелла оправила платье и присела на мягкий стул напротив отца.

– Знаешь, отец… Тебе может показаться странным, что я собралась говорить о таких вещах. Но ты должен понимать, что мне не все равно… И я хотела бы поделиться с тобой кое-какими соображениями.

– Давай ближе к делу.

– Да, разумеется. Отец, мы с тобой неглупые люди, и понимаем, что войны теперь едва ли удастся избежать. Мы отвергли предложение аклонтистов о принятии их веры, и… Ну, ты сам знаешь, что стало с Деоптисом. Для борьбы с аклонтистским союзом необходимо с кем-то объединиться. Я подумала, что… ты мог бы как-то повлиять на Совет, и склонить его членов к союзу с Геакроном…

Откинувшись на спинку кресла, Гранис Брастолл закатил глаза и издал тяжелый вздох, не предвещавший для Геллы ничего хорошего.

– И кто же внушил тебе эту свежую мысль, дочь моя? – произнес он зловещим вкрадчивым шепотом. – Уж не тот ли вздорный профессор, которому хватило ума пригласить в Дирген кампуйских головорезов? Хиден – кажется, так его фамилия?

– Отец, я… Я сама считаю, что…

– Сама она считает! – передразнил Гранис. – За дурака-то меня не держи. Это Хиден внушил тебе эту мысль, он ведь знал, что ты дочь карифского политика! Из-за таких, как он, и начинаются все войны!

– Но ведь у нас с геакронцами общие корни… – проговорила Гелла с умирающей надеждой в голосе. – Мы могли бы…

– Довольно! – тон Граниса не требовал возражений. – Союз! Подумать только… Да Дзар же первым продаст нас аклонтистам! Я не собираюсь даже обсуждать это с тобой. Я всегда уважал твое мнение, Гелла, и многое тебе позволял, хоть и не все вокруг это одобряли. Но в вопросы политики изволь не соваться! Надеюсь, я доходчиво выражаюсь.

– Но, отец… Как же ты не понимаешь…

– Все, Гелла! Разговор окончен. Ступай.

Еще несколько мгновений она стояла, не в силах поверить, что ее попытка провалена, и у нее уже просто нет аргументов, которые могли бы изменить решение отца.

– Ступай, дочь, ступай, – проговорил Гранис уже более мягко, вновь возвращаясь к своим бумагам.

Опустошенная своим поражением, Гелла возвратилась в свою комнату.

«Этого следовало ожидать, – печально думала она. – Отец ни за что не согласился бы на такое. И что теперь с нами? Сиппур, Макхария, Корхея, Виккар, Кампуйис, Аймерот… Что может одно-единственное государство, пусть даже такое, как Кариф, противопоставить мощи этого альянса? Как же будет стыдно перед Ниллоном и профессором Хиденом! Если, конечно, я когда-нибудь их еще увижу…

Несколько часов Гелла провела в тягостных раздумьях, неподвижно сидя на своей кровати, уперев подбородок в колени.

Вечером в дом Брастоллов пришли гости. Явился щеголеватый скрипач Ноллис, который стал развлекать собравшихся своей виртуозной игрой. Пришел также пузатый купец Даким Парзо, то и дело сетовавший на печальную судьбу погибших диргенских купцов, среди которых было немало его компаньонов.

А больше всего в семье Брастоллов были рады Карлу Вилдерсу, члену Правящего Совета Карифа, который был старым другом Граниса. И хотя он был всего на пару лет моложе отца Геллы, коротко стриженые волосы Карла были сплошь седыми, и точно такими же были его пышные бакенбарды. Его неизменно сопровождала жена Азелина, немолодая, но весьма недурно выглядевшая для своих лет женщина. Они принадлежали к карифской аристократии, однако, несмотря на полагавшееся им государственное содержание, были людьми деятельными и небезучастными к делам своей родины.

За столом гости и хозяева ели жареную баранину и салаты из разных пряных трав, запивая все это отменным белым вином из Старого Кара, двадцатилетней выдержки. Мужчины бурно обсуждали события в стране, в частности, разграбление Деоптиса.

– А я давно говорил, что жителей Побережья нужно призывать на службу! – заявил Виберт со свойственной ему горячностью. – Кто не служил в армии, тот не может считаться мужчиной! Согласна, сестра? – внезапно обратился он к Гелле. – Ведь ты бы не хотела выйти замуж за слюнтяя, который никогда саблю в руках не держал, а?

Вспомнив Ниллона, Гелла покраснела от негодования, но совладав с собой, она удостоила брата лишь сдержанным ответом:

– Я бы вышла только за того, кого люблю всем сердцем.

Виберт усмехнулся, однако ничего не возразил сестре.

Веселое застолье продолжалось. Скрипач Ноллис играл на скрипке, Виберт с Гранисом вели жаркую беседу о политике, а Карл с Азелиной о чем-то негромко переговаривались между собой.

– А вы ни за что не догадаетесь, о чем меня сегодня попросила моя любимая дочь Гелла! – вдруг воскликнул уже слегка подвыпивший Гранис Брастолл. – Не поверите! Она попросила, чтобы я заключил союз с Геакроном!

Многие из присутствующих засмеялись, а громче всех – Карл Вилдерс.

– Ну, надо же, – выдохнул седовласый член Совета, прекратив, наконец, хохотать. – О, Гелла, несмышленое дитя! Геакрон… Хе-хе-хе. Какие глупости…

– Это было не лучшей идеей, сестра, – улыбнулся Гуго, на поддержку которого Гелла так надеялась до последнего. – Сыграй-ка нам лучше на арфе! Я давно не слышал…

– Довольно! – вскричала Гелла, чувствуя, как ее глаза наполняются слезами.

Выскочив из-за стола, она кинулась прочь от этих людей, общество которых стало Гелле противным.

Ей что-то кричали вслед, но Гелла не слышала слов. Взбежав на короткий балкон, располагавшийся у лестничного пролета, она перегнулась через перила и разрыдалась.

«Как же я несчастна, – думала Гелла. – Я ничего не могу… Я такая жалкая! Меня никто даже не воспринимает всерьез. Я должна была остаться с Ниллоном! Только с ним мне было хорошо и спокойно. Ах, зачем, зачем все это…»

И тут вдруг она ощутила чье-то прикосновение на своем плече.

Резко обернувшись, Гелла увидела перед собой Карла Вилдерса. Она ощутила отвращение и ярость.

– Убирайтесь, доко Вилдерс! Я не желаю вас видеть.

– Гелла… – начал он с осторожностью. – Я только хотел сказать тебе, что на самом деле мы с тобой на одной стороне.

Гелла в непонимании воззрилась на седовласого мужчину.

– Ты правда считаешь, что нам необходимо заключить союз с Геакроном? – спросил Вилдерс, без тени усмешки на лице.

– Да, считаю! А вас, как я заметила, это сильно развеселило!

– Вовсе нет, – серьезно и сосредоточенно ответил Карл. – Я посмеялся лишь для того, чтобы твой отец ничего не заподозрил. Но в действительности я поддерживаю тебя.

Гелла перевела дух – злость улетучилась, но голова все еще шла кругом.

– И… и что вы намерены предпринять, доко Вилдерс?

– У меня есть для тебя серьезное предложение, Гелла. И я искренне надеюсь, ты не откажешься от него.

Она лишь молча смотрела на Карла Вилдерса.

– Я предлагаю тебе самой отправиться в Геакрон в качестве посла и заключить военный союз с Тиамом Дзаром.

Гелла открыла рот, не веря своим ушам.

– Я… я… польщена таким доверием, но… вы же знаете, что мой отец едва ли одобрит такое путешествие.

– Ответь, пожалуйста, Гелла, какая в Карифе форма правления?

– Республика… – растерянно ответила она, гадая о том, какой подвох может крыться в этом вопросе.

– Вот именно, – Карл положил руку Гелле на плечо, глядя ей в глаза. – Твой отец – это еще не весь Кариф, девочка. Я уверяю тебя, что большинство членов Правящего Совета всем сердцем желает заключить союз Геакроном. Я вручу тебе грамоту с подписями, которая даст тебе полномочия для того, чтобы решить этот вопрос.

– И… я буду разговаривать с самим Дзаром?

– Да. Сиппурийские войска уже заняли северный Виккар и не ровен час – пойдут в атаку на крепость Райек. Дзар будет просто вынужден принять твое предложение. Он не дурак и понимает, что в противном случае аклонтисты сомнут его.

– Доко Вилдерс! – в сердцах воскликнула Гелла. – Вы не представляете, как я рада, что хоть кто-то поддержал меня! Я согласна на ваше предложение! Безусловно, согласна!

Не совладав с эмоциями, она бросилась на шею Карла, снова расплакавшись, – теперь уже от облегчения.

– Не плачь, Гелла, – с твердостью сказал старик. – Мы обязательно победим. Приходи через два дня в полдень на Площадь Королей. Мы с Азелиной организуем твою поездку. Возьми только самое необходимое. И сделай все, чтобы твои братья и отец ничего не заподозрили. Я верю в тебя.

Глава 17

Корхейское море. Начало осени 729 года после падения Эйраконтиса

Дули холодные морские ветра.

Корхейское море казалось безбрежным и беспощадным.

Они сделали большой крюк, повернув далеко на юг и обогнув берега Макхарии на почтительном расстоянии. Все ради безопасности.

Корабли аймеротских пиратов остались далеко позади, и ужас Деоптиса уже почти не тревожил их память.

– Как думаете, сэр, велика ли вероятность наткнуться на корхейцев? – спросил Ниллон, делая глоток из бурдюка с питьевой водой.

– Обычно их суда не заходят в эти широты, – ответил профессор Хиден, который стоял на корме, с мрачным видом вглядываясь в подернутый дымкой горизонт.

– Но если что… будем надеяться на маневренность и быстроходность нашего суденышка.

Шторм, в который они попали позавчера, сильно измотал Ниллона. Огромные волны подбрасывали их крохотную яхту, угрожая перевернуть ее. Вода хлестала за борт, в небе сверкали молнии, а где-то неподалеку маячили скалы, столкновение с которыми сулило верную гибель.

Но они пережили шторм. Профессор Хиден предвидел надвигающуюся непогоду, и принял решение привязать себя и Ниллона веревками к такелажу – это помогло им не вылететь за борт во время зверства стихии. Провизия и запасы питьевой воды в этот момент были также надежно укреплены в глубине каюты. Ниллон отделался несколькими ушибами и опорожнениями желудка, которые неизбежно случились от чудовищной качки.

В тот день Ниллона впервые посетила мысль о том, что их отчаянное путешествие к карагальскому архипелагу было несколько необдуманно. Впрочем, он быстро вспомнил, что это, возможно, единственный шанс на выживание. Бобы, назначенные ему деоптисским врачевателем, Нил исправно принимал, благо, что мешочек с ними уцелел во время шторма. Он до сих пор неважно себя чувствовал, у него пропал аппетит, появилась слабость в теле. А еще Ниллон чувствовал подавленность… во многом из-за того, что сильно тосковал по Гелле.

Да, он раз за разом ловил себя на мысли, что тоскует больше по прекрасной карифянке, чем по родителям. Ниллон изо всех сил старался уверить себя, что его родной город в безопасности, так как ополчение было созвано, ворота закрыты, и помощь из Карифа скоро придет. А профессор Хиден и вовсе с завидным хладнокровием утверждал, что аймеротцы после разорения Деоптиса вернутся обратно в Шейкат, оставив до поры Побережье в покое.

Но Ниллон уже не знал, чему можно верить, а чему нет. Он все больше укоренялся во мнении, что каждый новый день может принести смерть, а шансы на успех их предприятия весьма призрачны.

В тот день, в особняке на острове Скорби, произнося свою пламенную речь о необходимости разоблачения Аклонтов, Райджес Хиден казался Ниллону героем, за которым можно идти куда угодно без тени страха в сердце. Теперь же профессор выглядел угрюмым и изможденным, хотя и не потерял той неколебимойуверенности, которая всегда сквозилав его облике.

«Этому человеку сто тридцать лет… – вспомнил Ниллон. – А может быть и намного больше. Кто он? Несчастный сын Карагала, последний в своем роде?»

С тех пор, как они покинули остров Скорби, Ниллон с профессором Хиденом больше не заговаривали о прошлом профессора, но тайна личности этого человека (и человека ли?) теперь часто мучила сознание Ниллона. Он даже ловил себя на мысли, что узнать о происхождении Райджеса Хидена было бы для него куда желаннее, нежели разгадать саму тайну Аклонтов.

– Скажите, сэр, – начал Ниллон неровным голосом, опершись рукой о борт яхты, – а что все-таки, по-вашему, есть эти Аклонты?

Профессор медлил с ответом, и Ниллон продолжил:

– Я имею в виду… чем лично вы склонны их считать? Созданиями из плоти и крови, как мы с вами? Или чем-то иным?

– Пока что у меня мало сведений для того, чтобы делать те или иные предположения, – неопределенно отозвался профессор. – В Карагале я как раз намерен отыскать некий, гм-м… материал. И уже на его основе попытаться выстроить какую-то теорию о происхождении Аклонтов либо того, что аклонтисты пытаются скрыть за этим термином.

– Простите, а вы… до конца уверены в том, что между зарождением аклонтизма и падением Карагала действительно есть какая-то связь? – осторожно поинтересовался Ниллон. – Да, понимаю, даты того и другого очень сильно близки – но нельзя ли исключать совпадения?

– В нашем мире ничего нельзя исключать, мой дорогой друг, – устало улыбнулся Райджес Хиден. – Но пока не проверишь – не узнаешь.

– А как вы думаете, мы можем… кого-нибудь встретить на этих островах?

– Например? Выживших карагальцев?

– Ведь кто-то из них мог уцелеть…

– Как сообщают летописи Акфотта, в момент разрушения Карагала армия архипелага под предводительством принца Кламильфонта ди Вайо находилась в Таамуне, в военном походе против Синкая. Долгое время об их судьбе в Роа ничего не было известно. Только в 639 году синкайский купец и путешественник Рахео се Джас сообщил сиппурийцам, что в день обрушения волны армия Кламильфонта была окружена и полностью уничтожена синкайцами.

– И вы, как я полагаю, в это не верите?

– Конечно, не верю, – покачал головой профессор. – Из такого огромного войска хоть кто-то должен был уцелеть. А синкайцы наверняка попытались бы что-то выведать о псионных технологиях карагальцев.

Почувствовав, что его вопросы иссякли, Ниллон смолк, думая, что они уже больше не заговорят с профессором до конца дня. Однако спустя некоторое время Райджес Хиден неожиданно произнес:

– Не переживай, Ниллон, мы обязательно докопаемся до истины. Кем или чем бы ни были эти Аклонты, мы не позволим им больше сеять в мире раздор и хаос.

– Мы? – переспросил Ниллон. – А кто такие «мы»? Ладно вы – карагалец, наделенный нечеловеческой выносливостью и бессмертием… Но ведь я… я лишь простой парень из Пранта, который и жизни-то толком не видел! Что я могу?

– Очень многое, – уверенно отвечал профессор. – И то, что произошло на маяке – это лишь малая доля того, на что ты способен. Я убежден, Ниллон, что со временем ты научишься как следует пользоваться ментальным потенциалом, заложенным в тебе, и с его помощью производить изменения в материальной и нематериальной среде. Пока тебе удалось по-настоящему сконцентрироваться лишь в ситуации, опасной для твоей жизни. Но я уверен, что ты способен на большее. Главное, не падай духом. Я обрек тебя на тяжелые испытания, но пройдя через них, ты ощутишь, что живешь куда более насыщенно и осмысленно, чем большинство людей. Верь в себя, Нил, и мы с тобой изменим этот мир. Помнишь стихотворение Гатия Нансариса, карифского королевского советника и поэта, жившего в третьем веке? Я часто вспоминаю его в моменты, когда хочется опустить руки и уйти на покой:

Иди, мой друг, зовет тебя мечта!

Ступай без страха, сквозь дожди и беды.

Нас не прельстят ничтожные победы,

Мы выпьем чашу жизни до конца.

Когда же пламень мир наш озарит,

Начало новой эры возвещая,

Продолжим, перемен не замечая,

Мы рваться ввысь, в небесный лазурит!

Ниллону еще с детства нравилось это стихотворение, и он невольно улыбнулся, и может быть, даже слегка приободрился, услышав его. Но он по-прежнему ощущал камень на душе и невыразимую тоску от осознания того, что жизнь его уже никогда не станет прежней.

О профессоре же Ниллон мог с уверенностью сказать лишь одно: тот в совершенстве владеет даром убеждения, и любой спор против него будет неизбежно проигран. Возможно, это еще одно характерное качество карагальцев, помимо физического совершенства и невероятно долгой жизни.

В тот день он решил отправиться ко сну пораньше. Несмотря на то, что профессор уже обучил Ниллона тому, как управлять судном, как правило, он выполнял эту обязанность самостоятельно, понимая, что Ниллону это будет стоить куда большего напряжения сил.

Но Ниллону не спалось в эту ночь. Он ворочался, несколько раз проваливался в беспокойный сон, но вскоре опять просыпался, терзаемый тревожными мыслями. Он вспоминал доброе лицо отца, строгое, но все же милое сердцу лицо матери…

И Геллу.

Карифянка очень понравилась ему. Было бы преувеличением сказать, что он был без ума от нее и полон страсти, но все же теперь, оказавшись за множество миль от нее, Ниллон понял, что страшно скучает по Гелле.

«Почему все так сложилось? Это несправедливо… Ее не следовало отсылать к отцу! Он запрет Геллу дома, и едва ли Ниллон когда-нибудь увидит ее. Но впрочем… оставить ее рядом и обречь на мучения, которые сулит тяжкий путь в Карагал, было бы слишком жестоко. Быть может, предложение профессора было наименьшим из зол…»

Однако от осознания этого Ниллону не стало легче. Поворочавшись еще немного, он вдруг изо всей силы вцепился пальцами в покрывало, а из груди его вышел негромкий, но жуткий, звероподобный стон.

Прошло около минуты, яхта мерно покачивалась на волнах.

Вдруг послышались шаги, и вскоре дверь каюты распахнулась. На пороге, в тусклых лучах рождающегося рассвета, показалась фигура профессора Хидена (похоже, он все же услышал стон Ниллона и пришел на шум).

– Ниллон! – позвал он взволнованно. – Ниллон, все в порядке?

Ниллон попытался отмолчаться, однако это не помогло.

– Нил, я знаю, ты не спишь! Ответь, пожалуйста, с тобой все хорошо?

– Да, все в норме, – негромко откликнулся Ниллон. – Просто не спится…

– Ниллон… – со вздохом произнес профессор, приближаясь. В голосе его послышалась какая-то отеческая нежность. – Ниллон, я знаю, тебе тяжело… Но вместе мы выдержим, просто верь…

– Мне страшно, сэр, – признался Нил дрожащим голосом. – Я уже не уверен, следовало ли мне ввязываться во все это.

– Постой! – внезапно воскликнул Райджес Хиден. – Что это? Слышишь!?

Ниллон тотчас обернулся. Профессор неподвижно сидел на корточках напротив него, глядя в сторону и настороженно прислушиваясь.

И тут Ниллон услышал.

Жуткий, вселяющий страх гул, шел, казалось, из ниоткуда и вместе с тем отовсюду, постепенно усиливаясь и заполняя собой все сущее.

В панике оба выбежали на освещенную рассветными лучами палубу и тотчас принялись осматриваться вокруг.

Когда Ниллон обратил свой взор на север, он стал свидетелем зрелища, которое он не забудет потом до самой смерти.

Пронзив гущу облаков, с неба стремительно летел вниз огромный раскаленный вращающийся камень, оставляющий за собой след из густого дыма.

«Метеор» – вспомнил Ниллон. Так их называли в книгах, которые он читал в детстве.

Гул, издаваемый метеором, стал настолько невыносим, что Ниллон с профессором Хиденом были вынуждены броситься ниц, закрыв уши руками.

И вдруг гул резко стих, однако радоваться было рано.

На юге, примерно в полумиле от их яхты, возникла огромная волна, угрожавшая в скором времени докатиться до них. Однако Ниллон быстро сообразил, что настоящая опасность исходит вовсе не от самой волны.

– Воронка! – крикнул профессор Хиден голосом, исполненным ужаса. – Нас может затянуть в воронку, Нил!

Это оказалось правдой.

Сила вращения падающего метеора была настолько сильна, что на поверхности моря образовался гигантский водоворот, в который уже начинало увлекать крохотную яхту.

Волна подбросила судно с огромной силой, после чего их окатило водой, но оба мореплавателя остались на борту.

Ниллон в первый раз жизни поймал себя на мысли, что ему жалко смотреть на профессора Хидена – тот выглядел бессильным, напуганным стариком, совершенно не верившим в свое спасение.

Ниллон же ощутил необъяснимое безразличие к происходящему. Однако последующие его действия были исполнены нечеловеческой уверенностью.

Корабль увлекало по спирали в центр смертоносного водоворота – морская стихия бушевала вокруг во всей своей неприкрытой пугающей мощи.

А Ниллон… Ниллон просто ухватился за штурвал яхты, хотя и понимал, что судно сейчас совершенно неуправляемо. Он не знал, но чувствовал, что нужно делать.

«Ты научишься как следует пользоваться ментальным потенциалом, заложенным в тебе, и с его помощью производить изменения в материальной и нематериальной среде», – вспомнил он вчерашние слова профессора, хотя не они, а нечто большее подталкивало его сейчас к действию.

Крепко обхватив штурвал и вперив взор вдаль, за пределы водоворота, Ниллон ощутил внутри себя силу, способную нарушать земные законы и творить его собственную волю.

Разум Ниллона отдал властную команду, после чего произошло какое-то незримое искажение… и яхта двинулась, перестав быть послушной увлекавшей ее воде. Подобно прыткому угрю она скользнула по склону воронки и вскоре вырвалась, уплывая прочь от места падения жуткого камня.

А Ниллон по-прежнему стоял как вкопанный, сжимая штурвал, и неистовый взгляд его был устремлен вперед.