Текст книги "Королева нефритов"

Автор книги: Икста Мюррей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 21 страниц)

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Тихий полумрак закрывающегося на ночь книжного магазина был внезапно нарушен появлением Хуаны Санчес, моей матери.

– Чудовище! – окликнула она, хлопнув створкой так, что колокольчики на двери жалобно застонали. – Ты здесь?

– Да! – откликнулась я.

– Лола, где ты?

– Сзади, ма. Подожди чуть-чуть.

– Ты мне нужна. Копии готовы? Меня ждет такси, – нетерпеливо сказала мама.

Длинные светлые волосы мерцали в полутьме, она нетерпеливо похлопывала спортивной сумкой, которую держала в руке. Притопывая по полу туристскими ботинками, мама расхаживала взад и вперед между книжными полками, пока я в подсобке заканчивала упаковывать третье издание «Таинственного острова» Жюля Верна.

Прижимая к себе драгоценные тома, я, Лола Санчес, наконец вышла в торговый зал своего магазина «Красный лев», что находится в городе Лонг-Бич, штат Калифорния. Мне тридцать лет, я худощавая, с черными глазами, люблю красные ботинки «Пэтси Клайн» и широкие, на западный манер, юбки. У меня большой рот с ямочкой на нижней губе, как после страстного поцелуя. Щеки широкие, и мне нравится думать, что я унаследовала их от благородных мексиканских семей; черные вьющиеся волосы лежат на голове, будто какой-то непослушный зверек. А вообще я всегда была чрезвычайно довольна своей внешностью, немного сожалея лишь о том, что нисколько не похожа на мать. Вот ее природа наградила орлиным носом, довольно плотным телосложением и слегка раскосыми глазами, которые в данный момент смотрели не на многочисленные произведения Конан Дойла, Райдера Хаггарда и Жюля Верна, а на ту скромную полочку, где стояли книги, которые я сама перевела и опубликовала в своем издательстве «Красный лев»: восьмисотстраничный испанский рыцарский роман «Приключения Эспландийца» и написанная в шестнадцатом веке на латыни научно-фантастическая эпопея сэра Томаса Мора под названием «Утопия». На этих потрясающих книгах красуется мой личный знак – красная кошка, которую я позаимствовала с герба Ричарда I (намек на то, что все, кто занимается книготорговлей, обладают, как этот король, львиным сердцем).

Время от времени книги воровали мои безработные покупатели.

Обнаружив, что на доходы переводчика не проживешь, я открыла магазин, специализирующийся на приключениях и фантастике – самых прекрасных из всех литературных жанров. С самого момента торжественного открытия, которое состоялось в 1993 году, я старалась сделать как можно больше для того, чтобы мои клиенты погрузились в восхитительную атмосферу приключений. По мере возможности я скупила лучшие личные библиотеки и оборудовала помещение мягкими кожаными креслами и изысканными книжными шкафами из орехового дерева. Подобная роскошь, разумеется, привела меня на грань банкротства, однако моя страсть ко всем этим авторам имела под собой весьма серьезное основание: мама лично принимала участие в потрясающих приключениях. Она преподавала археологию в Калифорнийском университете и являлась специалистом по нефриту. На протяжении последних тридцати лет мама регулярно совершала вылазки в гватемальские джунгли, кишащие ягуарами и древностями. Такая же неугомонная, как укротители львов и путешественники из романов Верна и Хаггарда, она сегодня вечером, то есть 22 октября 1998 года, вновь отправлялась в Гватемалу. Именно потому она и приехала сейчас в мой магазин – хотела забрать с собой репродукции некоторых карт и писем, а также одной древней «Легенды».

– Что ты там делаешь в темноте? – спросила я, выйдя в торговый зал.

Мама сразу начала поправлять мне волосы. Я была рада ее видеть; когда ее руки занялись моей шевелюрой, сердце издало веселый ясный звук, словно кто-то задел скрытый в душе колокольчик.

– Я как раз заканчивала кое-какую работу, – пояснила я.

– Покупателей было много? – Она стряхнула с моих плеч воображаемую пыль, жесткими пальцами расправила воротничок, после чего слегка клюнула меня в щеку.

– А сама как думаешь? – засмеялась я.

– Ну, не грусти. Все еще наладится. Хотя чем меньше времени ты уделяешь работе, тем больше времени у тебя остается на меня. Ты ведь не забыла, что я сегодня уезжаю? Готова спорить, что забыла. Вот что происходит, когда ты день и ночь сидишь в этом магазине и читаешь свои чертовы книги, вместо того, чтобы отправиться со мной в лес и увидеть своими глазами, на что действительно похож мир! Я тебе уже не раз говорила, Лола: пара дней в джунглях, и ты будешь твердо стоять на земле. Тебе это придаст уверенности в себе. Кстати, перестанешь тогда забывать, когда именно твоя мать уезжает из страны.

– Я и сейчас не забыла. И вообще не надо нервничать – я как раз собиралась сделать ксерокопии.

Мама многозначительно взглянула на меня.

– Знакомая история!

– И потом, я вовсе не предполагала, что приглашена в эту поездку.

– Ну, по правде говоря, в эту поездку ты как раз и не приглашена. – Своей железной рукой она обхватила меня за талию. – Я тут на скорую руку организовала себе небольшую, но утомительную прогулку. Собираюсь пройтись по следам старой доброй де ла Куэвы – она шла этим маршрутом, когда искала нефрит. Исключительно ради собственного удовольствия. – Мама откашлялась. – Только не подумай ничего такого – я говорю лишь в самом общем плане.

– Вчера вечером ты именно об этом и говорила – о том, что собираешься пройти по следам де ла Куэвы. И, кажется, де ла Росы. Я права?

Пожав плечами, мама отвернулась.

– Пожалуй. Только давай не будем говорить о Томасе. Это слишком печально – я имею в виду его гибель.

– Он умер от пневмонии.

– Так говорят. Хотя, кажется, никто не знает, где именно он похоронен.

– Я по крайней мере не слышала.

Мама нахмурилась.

– Думаю… твой отец немного опечален – хотя это и странно звучит. Возможно, я тоже. И потом, нам очень жаль Иоланду. Должно быть, она сильно скучает по своему папе.

Я кивнула.

– Мне тоже жаль ее. Мы не разговаривали с ней уже много лет, и…

– Ну да… Иоланда прожила с нами довольно долго, когда я заметила, что Томас – никудышный отец.

– Я знаю.

– Когда-то мы все дружили.

Я тронула ее за плечо:

– Мне очень жаль, ма.

– Давай лучше поговорим о де ла Куэве.

– Давай. – Я откашлялась. – Итак, старая добрая Беатрис…

– …первой из европейцев стала искать заветный камень.

– Я знаю эту историю лучше тебя.

– Сомневаюсь.

– Господи, там же еще была легенда о магическом нефрите…

– И проклятие…

– Потом путешествие в джунгли… Лабиринт Обмана и лабиринт Добродетели… лживый раб… несколько наивных испанцев…

Мама вскинула брови:

– И вот почему данную работу – если, конечно, я не ошибаюсь – можно отнести к разряду приключений. А значит, она должна быть у тебя на складе, и ты можешь снять для меня копию.

– Она где-то здесь, – кивнула я. – Через минуту сделаю тебе ксерокс.

– И с ееписем тоже.

– Письма я уже скопировала, – сказала я, расхаживая по залу в поисках нужного издания.

Через пятнадцать минут я все-таки нашла изданную в 1966 году книгу в коричневом переплете – написанное в 1541 году сочинение Беатрис де ла Куэвы «Легенда о „Королеве нефритов“, или Лживые и лицемерные россказни двуличных индейцев». Она стояла на верхней полке раздела «Великие злодеи времен колониальных захватов».

Мама подошла и стала держать меня за ноги.

– Осторожнее – ты ведь никогда не включаешь свет. А когда ты забираешься на эту стремянку, мне сразу начинает казаться, что ты вот-вот сломаешь себе шею.

– А еще хочешь, чтобы я отправилась в джунгли!

– Ну, в джунглях как раз вполне безопасно. А здесь всюду книги – прямо какой-то колодец смерти.

– Подожди, – сказала я. – Сейчас возьму ее.

Тут лестница вдруг покачнулась, мама вскрикнула, а я невольно схватилась рукой за книгу.

На миг я зависла в воздухе с «Легендой» вместо балласта. Мелькнула мысль, что эта сцена прекрасно символизирует все блага и опасности моей жизни – жизни книготорговца и одновременно дочери Хуаны Санчес. Затем книга выпала у меня из рук.

Спустившись к маме, которая посчитала случившееся еще одним поводом для того, чтобы обняться, я отнесла «Королеву нефритов» в подсобку, где стоял ксерокс.

– Немало людей умерли только потому, что прочитали эту книгу, – сказала я, устанавливая первую страницу на поверхность аппарата. Сухие и ломкие странички были испещрены многочисленными пометками, оставленными на полях кем-то из читателей.

– Положим, де ла Куэва пишет о нефрите очень убедительно, – возразила мама.

– «Волшебный камень, прекрасный, как богиня, и стройный, как амазонка, своим великолепием возбуждавший людскую алчность», – процитировала я. – Беатрис сама верила в эту историю. Иначе зачем тогда она все шла и шла через джунгли, в то время как ее люди умирали от истощения и дизентерии?

– Хотя бы из-за своего раба.

– Ты хочешь сказать – любовника.

– Того, кто привел ее туда.

Я кивнула.

– Того, кто ее предал.

Мы начали вместе вспоминать детали печально знаменитой мистификации, которая, собственно, и привела к публикации «Легенды». В 1540–1541 годах любовник губернатора Гватемалы Беатрис де ла Куэвы, слуга из племени майя по имени Баладж К’уаилл, который помогал ей переводить древнюю индейскую сказку о спрятанном в двух лабиринтах магическом нефрите, сумел убедить свою владычицу в том, что эти лабиринты находятся на другом берегу реки Саклук, в не нанесенном на карту лесном массиве Петен. Уверившись в этом, де ла Куэва вместе с ним отправилась в экспедицию, стоившую жизни десяткам рабов из племени майя и двадцати испанским солдатам. В своих письмах в Испанию де ла Куэва утверждала, что обнаружила лабиринт Обмана, то есть подпадавшее под это описание колоссальное беспорядочное сооружение, сложенное из зеленовато-синего нефрита. Возможно, она действительнообнаружила что-то в джунглях – скажем, странного вида дворец или древнюю гробницу, – хотя впоследствии ничего подобного здесь не находили. Тем не менее в конце концов де ла Куэва поняла, что обещанный ее любовником нефрит является всего лишь мифом, и выразила свое разочарование тем, что велела казнить Баладжа К’уаилла как предателя. Впрочем, организованная ею экспедиция за легендарным камнем оказалась далеко не последней – за прошедшие столетия немало авантюристов пытались отыскать его, с тем же результатом.

– Голубой нефрит, – тихо сказала мама, вместе со мной заглядывая в книгу. – Неудивительно, что столько безумцев пытались его отыскать. Нефрит очень редко бывает голубым. Бирманский зеленый нефрит с ним не сравнится, китайский серпентин ему и в подметки не годится. А «Королева нефритов» (если, конечно, она когда-либо существовала в действительности) – это уже ценность редчайшая из редких. Ведь мы даже не знаем, где именно добывали этот камень. Собственно, за все время удалось обнаружить лишь несколько обработанных кусков голубого нефрита.

– Ну, ты же сама нашла несколько штук – ту маску в виде ягуара, кубки и кувшины.

Она кивнула.

– И разумеется, была еще стела. Которую в 1924 году нашел Тапиа.

– А еще те голубые обухи от топора, на которые наткнулся Эрик Гомара.

– Ты хочешь сказать – те, которые он у меня увел. Украл. Ведь это я должна была их найти – но он умчался в джунгли без меня.

– И где же это произошло? В Петене?

– Господи! Только не расстраивай меня разговорами об этом Гомаре!

– Ладно, ладно. Не надо так сердиться.

– Уже поздно. Впрочем… возвращаясь к теме Томаса – Томаса де ла Росы… Так вот, он все же сумел кое-что найти. Этот старый дурак думал, что «Королева» действительно там.

Замолчав, мама ущипнула меня за ухо.

– Я не хотела говорить, но ведь он повторил маршрут Беатрис. Прошел по следам сказки, как тот старый немец, Александр фон Гумбольдт. – Вздохнув, она стала такой задумчивой, что я не рискнула расспрашивать ее о загадочном немце. – Так-то вот. На моем пути еще встретится немало призраков.

Взяв книгу, она перевернула очередную страницу. Далее шел пассаж, в котором де ла Куэва описывает, как Старший брат провел Колдунью в королевство, охраняемое голубым лабиринтом Обмана, и запер ее:

«После этого Король перевел в находившийся внутри лабиринта город свой камень и своих людей. Он привел туда и свою супругу, но с повязкой на глазах.

Когда маска спала с ее глаз и Колдунья увидела свою клетку, она поняла, что никогда не сможет разгадать сей лабиринт, а значит, и не сможет бежать».

К этому абзацу я в свое время приписала:

«Относительно строчки „Колдунья поняла, что никогда не сможет разгадать сей лабиринт, а значит, и не сможет бежать“.

Употребленный здесь испанский глагол leer, в настоящее время буквально означающий „читать“, – производное от латинского legere, что означает не только „говорить“ или „рассказывать“, но также „собирать“ или „собираться“. От него также происходят среднеанглийское слово „legende“, то есть „легенда“ или „сказание“, и старофранцузское „legion“, что означает „собрание людей“. То, что де ла Куэва использует именно это слово, наводит на размышления. На одном уровне она указывает, что волшебница не может защитить себя от козней врагов (в смысле прочитать (или просчитать) ситуацию). На другом уровне это, возможно, игра слов, указывающая на неспособность Колдуньи собрать свои силы – то есть собрать вместе своих людей – в старофранцузском значении этого слова.

Данный пассаж заключает в себе интригующую загадку. Может быть, слово „читать“ следует перевести буквально?

Заслуживает дальнейшего изучения».

– Это еще что такое? – оторвавшись от моих записей, спросила мама.

Я бросила взгляд на страницу.

– А! Я подумывала о том, чтобы перевести эту работу для своего издательства. Тут была проблема с переводом.

– Сдаюсь! – рассмеялась она. – Тебе надо лечиться.

– Что?

– Пожалуй, я так и не смогу вытащить тебя из этого магазина.

– Мам!

– Лола! – Она устремила на меня свой сверкающий взгляд. – В твоем возрасте я убегала от тигров и попадала под обвалы. В твоем возрасте я жила настоящей жизнью. А ты под приключениями понимаешь чтение этимологического словаря!

– Ну да, а разве это не интересно? – отмахнулась я. – Так что ты об этом думаешь?

– Ну…

Хуана подперла подбородок рукой и несколько раз перечитала мои замечания.

– Ну и?.. – не унималась я.

– Да, да – ты права, – не глядя на меня, согласилась мама. – Действительно неясно, что имелось в виду.

После этого она вновь стала изучать этот пассаж – причем с таким вниманием, что, казалось, напрочь позабыла о моем присутствии. Вытащив из кармана карандаш, подчеркнула фрагмент текста, а затем начала напевать. Прошло несколько секунд, прежде чем я узнала тот грустный мотив, который она насвистывала в молодые годы, когда была чересчур увлечена какой-то работой. Уже много лет я не слышала, чтобы ма напевала.

– Так что ты думаешь? – снова спросила я. – Почему хмуришься?

Она покачала головой:

– Извини, Чудовище. Никак не могу сосредоточиться. – Протянула мне книгу. – Все мысли заняты предстоящей поездкой. – Она посмотрела на часы. – Видишь ли, у таксиста включен счетчик. И потом, я боюсь опоздать на самолет.

– Дело не в этом, – сказала я. Мама явно нервничала. – Тут что-то не так.

– Не глупи – все в порядке.

– Точно? Еще недавно ты упорно работала над статьей, а теперь вдруг срываешься и уезжаешь.

Она наморщила нос:

– С чего ты взяла, что я писала статью?

– Ты закрылась у себя в кабинете, обложившись картами, схемами и какими-то бумагами. И потом… я давно такой тебя не видела. – Я откашлялась. – Вчера вечером мы говорили по телефону с папой. Мы оба не можем понять, почему ты уезжаешь.

– Сейчас ты очень похожа на чересчур заботливую мать. Это ведь моя работа. И потом, я все тебе уже объяснила. Просто хочу отдохнуть.

– Но до сих пор ты никогда не брала отпуск.

– Разве? Ну, может, и так. Тем более я его заслужила – я ведь как будто сделала свою часть работы.

– Еще бы! – Я схватила ее за плечи. – Это же ты решила загадку стелы Флорес. Прежде всего…

– Ну, тысячу лет назад я и вправду перевела несколько бессмысленных надписей. Ерунда какая!

Мы говорили о самом поразительном, хотя и до сих пор недооцененном достижении, но даже воспоминание об этом триумфе не могло сейчас поднять ей настроение.

Мама поджала губы:

– Слушай, ну что ты беспокоишься? Я ведь только собираюсь немного погостить у твоего отца. Мануэлю это явно должно понравиться. А потом ради забавы несколько недель поброжу по старым маршрутам де ла Куэвы. Погуляю среди обезьян, а университетскими делами пусть пока займется младшее поколение.

– Ты же терпеть не можешь младшее поколение.

Она легонько боднула меня головой.

– Это точно. Разумеется, о присутствующих не говорю.

– Разумеется.

– Хотя после некоторого раздумья я готова признать, что этот Гомара…

– Эрик…

– Ну да. Что этот отвратительный бабник все же проделал в данной области некоторую работу, – она вновь указала на «Легенду», – которая может иметь отношение к твоим размышлениям над тем пассажем. Он тут кое-что нацарапал одневниках Гумбольдта – в них упоминаются лабиринты де ла Куэвы. В любом случае тебе стоит поискать это сочинение немца. «Путешествие в равноденственные области Нового Света» – так оно называется.

– «Путешествие»? – переспросила я, записывая на клочке бумаги название книги.

– Да. Он был в Гватемале в 1800-х годах, разыскивая королевский нефрит индейцев майя. Бедняга повторил маршрут де ла Куэвы – причем с очень похожими результатами. В университете есть хорошее издание его книги. Тебе стоит взглянуть, мне хотелось бы услышать твое мнение о ней. – Мама помолчала. – А твое наблюдение – ну, насчет записи, сделанной де ла Куэвой… я бы сказала, что оно совсем даже неплохое. Знаешь, ты очень умная девочка.

– Да неужели?

Мама похлопала меня по щеке, и я почувствовала, что она все больше и больше ощетинивается, словно еж, – так бывает всякий раз перед тем, как нам предстоит расстаться.

– Ну, не зазнавайся. И потом – может, ты все-таки кончишь копировать?

Завершив работу, я отдала ей пачку бумаг. Присев на корточки, мама тут же засунула ее в свою дорожную сумку, где уже лежали книги, кое-что из одежды и один из ее традиционных оранжево-розовых дневников.

Я взяла его в руки, но мама, не поднимаясь и не отрывая взгляда от сумки, ловко вырвала у меня дневник.

– Большое тебе спасибо, чудовище мое! – сказала она. – Будешь за мной шпионить – отшлепаю!

– Я просто изо всех сил стараюсь тебя задержать, – ответила я.

– Ну да. Конечно. Думаю, это так, – разогнувшись, согласилась она.

– Я тоже так думаю, – сказала я.

– Гм!

– Передавай привет папе.

– Само собой.

– Ты не собираешься… ну, заскочить к Иоланде? Чтобы выразить соболезнования?

– Боюсь, это было бы неудобно…

Я кивнула.

– Буду по тебе скучать, ма.

– Конечно, будешь! На кого я теперь буду кричать? И кто теперь станет выслушивать мои жалобы?

– Думаю, для этого ты кого-нибудь найдешь – раньше ведь находила. И потом, ты уезжаешь всего…

– На две недели. Если только погода не задержит. В общем-то совсем ненадолго.

– Две недели – это ерунда, – в том же стоическом духе отозвалась я.

Она посмотрела на меня:

– Чудовище…

И тут, поскольку мы обе весьма эмоциональны, наши глаза мгновенно покраснели, а носы начали подрагивать.

– Ох! – хором сказали мы и смахнули с глаз слезы, стараясь вести себя так, будто вовсе не плачем.

Поднявшись, она вновь обняла меня так крепко, что я испустила сдавленный крик. Ее светлые волосы разметались по моему лицу. Мама никогда не пользовалась духами, и сейчас от нее исходил абсолютно чистый запах мыла, смешанный с терпким ароматом твида.

– Ты мое милое чудное создание, – прошептала она. – Скоро увидимся. И все наверстаем.

В последний раз обняла меня, поцеловала, но когда она отворачивалась, в ее глазах я заметила какой-то макиавеллиевский блеск. Ма двинулась к двери, и я подумала, что мысленно она, наверное, уже в Гватемале и направляется в джунгли, чтобы побыстрее начать раскапывать свою любимую грязь.

Погружая сумки в багажник, таксист что-то недовольно бормотал. Стоя в дверях магазина, мама указывала, что делать.

– Пока, мое прекрасное чудовище! – крикнула она, отъезжая.

Должна сказать, что, когда она садилась в такси, я не испытывала ни дрожи, ни какого-либо трепета.

Никаких зловещих предчувствий не было и тогда, когда она помахала мне рукой и машина скрылась за углом.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Через четыре дня после того, как мама уехала, мой «пинто» заглох прямо на дороге, так что до Калифорнийского университета пришлось добираться на автобусе. Я собиралась встретиться с одним преподавателем английского языка, периодически сдававшим в «Красный лев» редкие книги. Просмотрев по дороге «Лос-Анджелес таймс» и уделив особое внимание статье под заголовком «Обильный сезон дождей принес облегчение опаленной зноем и опустошенной войной Центральной Америке», я вышла на своей остановке и по аллее, обсаженной пальмами, прошла в кабинет профессора, выразившего желание избавиться от своего собрания классических изданий Жюля Верна. Увы, наша встреча продлилась всего несколько минут и оказалась совершенно безрезультатной: меня уже опередил некий фанат Жюля Верна – миллионер из Уэльса.

Минут пятнадцать я таращилась на студентов-футболистов, а потом решила отправиться в научную библиотеку Калифорнийского университета, чтобы взглянуть на книгу, которую упоминала мама, – «Путешествие» Александра Гумбольдта. По контрасту со старинной архитектурой актового зала и библиотеки это здание было построено в строгой простоте модернизма стиля шестидесятых – бежевого цвета коробка с металлической лестницей.

Книги по археологии хранились на втором этаже. Беглый осмотр показал, что изданной в 1834 году книги Александра Гумбольдта «Путешествие в равноденственные области Нового Света» нет на месте. Зато удалось найти две монографии, написанные моими родителями в соавторстве с доктором Томасом де ла Росой: «Справочник по синтаксису языка майя» 1970 года издания и «Влияние трудов Кносорова на расшифровку языка майя» (1973 год). Здесь же был первый, уже слегка потрепанный, шедевр моих родителей: «Перевод надписей стелы Флорес: предпосылки к исследованиям бессмысленного текста майя» (1970 год, 1-е издание), а также новая, с иголочки, книга де ла Росы «Бессмысленное в иконографии майя: Прочитанные надписи стелы Флорес» («Оксфорд юниверсити пресс», 20-е издание, 1998 год).

Взяв книгу, написанную родителями, я задумалась над историей нашей семьи.

Мой отец, доктор Мануэль Альварес, родился в Мексике, а в данный момент возглавлял гватемальский Национальный археологический музей. Они с матерью впервые встретили Томаса де ла Росу – широколицего, в черной ковбойской шляпе – в 1967 году, на научном симпозиуме, посвященном знаменитой центральноамериканской реликвии, которая известна под названием стела Флорес. Великолепные фризы представляют собой панели (каждая высотой приблизительно в полтора метра) голубого нефрита, покрытые иероглифами майя; впервые их обнаружили в 1920-х годах в гватемальских джунглях в департаменте Петен.

Перевернув обложку «Перевода», я наткнулась на фотографию надписей стелы:

Мои родители расшифровали эти символы в шестидесятых годах, будучи аспирантами в Принстоне. Они использовали испанские тексты колониального периода, содержащие отрывочные сведения о системе письма майя (это мертвый язык, полностью расшифрованный лишь в 1980-х годах). Через два года изнурительной работы они, однако, обнаружили, что данный текст – если его можно так назвать – содержит полную бессмыслицу:

Рассказ нефрит некогда был я король нефрит жестокий король настоящий нефрит дорогой мой ты без потерял я тоже потерял я под величественный и нефрит знак нефрит обладал я змей пернатый

«Что же может означать подобная тарабарщина? – гадали они. – Что майя хотели этим сказать?» Прошел еще год, в течение которого они много раз проверяли и перепроверяли свой перевод, а потом моя мама погрузилась в чудовищную депрессию, считая все свои усилия никчемными, бесполезными.

Однако на самом дне колодца отчаяния ее вдруг осенила блестящая догадка: стела не предназначалась для чтения – письмена вовсе не связный текст.Стела представляла собой нечто вроде древних обоев – орнамент, в чем-то напоминающий современную абстрактную живопись. Исполненные величайшего энтузиазма, они с отцом написали статью, в которой обосновывали идею о том, что данные письмена не имеют смысла, с точки зрения читателя, – тезис, который должен был принести им мировую славу общепризнанных экспертов. Но их амбиции, к несчастью, не оправдались.

В самый канун публикации злополучной статьи их опередил – на том самом симпозиуме 1967 года – радикал-марксист, революционер и одновременно гениальный гватемальский археолог доктор Томас де ла Роса, представивший в качестве доклада свой блокбастер «Бессмысленное в иконографии майя». Впоследствии доктор де ла Роса сделался чем-то вроде рок-звезды в области археологии.

Тем не менее мои родители не стали ему завидовать. Более того, трое ученых даже подружились, несмотря на активное участие доктора в гражданской войне между кровожадными военными и марксистскими повстанцами, вспыхнувшей в 60-х и продолжавшейся вплоть до подписания в 1996 году мирного соглашения. Дружеские отношения ученых выдержали все эксцентричные выходки де ла Росы – в конце 70-х годов он поставил под угрозу свою научную репутацию, организовав в гватемальских лесах поиски описанной Беатрис де ла Куэвой «Королевы нефритов». Пять лет подряд у нас даже жила его весьма капризная дочь Иоланда – после того, как де ла Росу обвинили во взрыве дома одного армейского полковника. Археолог, правда, отрицал, что именно он под видом нищей попрошайки проник в дом военного и взорвал там бомбу, которая убила молодого бухгалтера и серьезно ранила охранника-лейтенанта. Тем не менее, как должно быть ясно из приведенного выше короткого резюме, по причине крайнего национализма дружить с археологом было довольно сложно, и его союз с моими родителями долго продлиться не мог.

В 1977 году в ответ на уничтожение армией поголовно всех марксистов и многих крестьян партизаны убили двоих консервативно настроенных университетских друзей де ла Росы, что, кажется, довело того до нервного срыва. Ученый отошел от партизанского движения и с удвоенной энергией вновь взялся за науку; его патриотические взгляды проявлялись теперь в том, что он возражал против вывоза ценностей, найденных иностранными археологами в гватемальских джунглях, в заграничные музеи (включая музей Принстона). Протест иногда приобретал весьма причудливые и опасные формы: де ла Роса портил иностранцам запасы продуктов или даже заводил их далеко в джунгли, а затем бесследно исчезал среди зарослей. Выходки археолога достигли кульминации в 1982 году, когда мой отец-мексиканец едва не утонул в болоте. После этого мой дорогой папа стал испытывать такой страх перед джунглями, что чувствовал себя плохо, даже когда смотрел по телевизору какой-нибудь эпизод из «Тарзана».

С тех пор мои родители стали заклятыми врагами де ла Росы.

Первый признак того, что их ненависть к нему несколько поутихла, появился лишь две недели назад, когда мы узнали, что великий человек умер в джунглях от пневмонии; по неловкому молчанию отца и матери можно было догадаться, что они оба опечалены.

Увидев на корешке одной из книг выведенную золотом надпись «Де ла Роса», я вздрогнула – но не только из-за мысли о его недавней смерти. Я подумала о том, что дружба моих родителей с Томасом в свое время привела к моему знакомству с весьма своевольной Иоландой де ла Росой.

Иоланда была лучшим из всех моих врагов. Правда, мы не виделись уже восемнадцать лет.

Закрыв глаза, я представила себе, как размышляют – каждая о своем – книги на полках, и эта мысль представилась мне весьма умиротворяющей.

Затем снова открыла глаза.

Я все еще держала в руках написанный моими родителями «Перевод». Черные буквы на переплете уже начали выцветать, но меня это не смущало: мне нравилось, когда старые книги выглядят на свой возраст.

Вернув том на полку, я отправилась на поиски библиотекаря, который мог бы привести меня к фон Гумбольдту.