Текст книги "Королева нефритов"

Автор книги: Икста Мюррей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 21 страниц)

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ

На окраине Рио-Хондо стояли пять покрытых зеленым брезентом армейских грузовиков, в которых находились запасы провизии и сидели мрачные люди в форме. Из-за вчерашнего сильного ветра вертолеты не смогли доставить провиант на север, где после урагана остались тысячи бездомных, поэтому продукты и спасателей отправили по земле. Промоины на «Карретера аль Атлантико» военных не останавливали, поскольку у них имелись понтонные мосты, которые можно было перебросить через препятствия. В задней части каждого грузовика сидели человек по двадцать, они были наполовину скрыты от нас брезентом; мы могли видеть только их колени, упиравшиеся в какие-то коробки, баллоны с водой, упаковки с вяленым мясом, медикаментами и овощными консервами. Кто-то из стоявших неподалеку военных предложил нам занять места в одной из машин. Когда мы подошли, невидимая рука приподняла полог, и мы увидели сидевших в кузове солдат; самых дальних скрывала темнота, но у тех, кого мы были в состоянии разглядеть, возле ног стояли автоматы – оружие против бандитов и грабителей.

Иоланда держалась очень прямо, но я слышала ее учащенное дыхание.

– Я не могу туда влезть, – сказала она.

Эрик уже начал карабкаться в кузов, но вид у него тоже был не слишком веселый. Повернувшись, он протянул руку, и тогда двое военных тоже подали нам руки, чтобы втащить внутрь.

– Давайте, Иоланда, – спокойно и грустно позвал он. – Нам нужно выбираться отсюда.

Она стояла не двигаясь и пристально смотрела на солдат. Так прошло тридцать секунд. Еще тридцать. Минута. Две.

– Нужно ехать, – сказал Эрик.

– Что за задержка? – спросил один из военных.

– Они просто боятся, – ответил чей-то голос.

– Чего боятся?

– Приведи сюда мою правую руку, Ривас, – продолжал голос.

– Кого? А, его…

– Да. Скажи, чтобы шел сюда.

Один из солдат выпрыгнул из машины.

– Прошу извинить, мэм, – сказал Ривас.

Мы освободили ему дорогу, и я взяла Иоланду за руку.

– Нам нужно ехать, – сказала я. – Эрик прав.

– Эти люди – убийцы, – прошептала она. – Отец часто говорил мне, что мир стал бы лучше, если бы все они сдохли.

– Давайте, девушки, – поторопил один из военных, стриженный скобкой, маленький и темнолицый.

– Скорее я поеду с самим дьяволом, – все так же тихо отозвалась она.

Я молча стояла, давая Иоланде возможность все обдумать.

– Кроме того, если эти ребята знают, кто я такая, они могут оказаться не такими уж любезными. Это и для вас не совсем безопасно.

Стоя с протянутой рукой, Эрик недоуменно вытаращил глаза:

– Лола, что происходит?

– Что там такое с этой женщиной? – спросил стриженный скобкой военный. – Той, что в шляпе?

– Многое, – ответил Эрик. – Очень, очень многое.

– Да о чем вы?

– Мой друг пытается пошутить. – Я старалась, чтобы голос не выдал моего волнения. – Юмор у него такой. Надо решать, Иоланда, – уже обращаясь к ней, добавила я. – Что бы ты ни решила, я останусь с тобой.

Обернувшись, она посмотрела на залитый водой городок и вышедшую из берегов реку.

– Пожалуй, выбор невелик, – заключила она.

– Пять секунд, Лола, – сказал Эрик. – Не больше. Потом я начну настаивать. Кроме того, я не думаю, что, в отличие от меня, наши друзья готовы столь терпеливо ждать.

Впереди послышался гул моторов; несколько грузовиков медленно двинулись по воде, стремясь выбраться на твердый участок дороги.

– Приказывай, сынок! – сказал какой-то офицер, которого мы не могли видеть.

– По машинам! – крикнул подстриженный скобкой военный. – Вперед!

Взглянув на меня, Иоланда еще глубже нахлобучила шляпу.

– Ладно уж, – сказала она. – Бог с ними, с принципами. Но все-таки лучше им ко мне не прикасаться.

Взяв Эрика за руку, она перемахнула через борт грузовика. Все еще сжимая в руках материнскую сумку, я полезла следом; двое военных тут же подхватили меня под локти и втащили в кузов. Теперь мы находились в окружении солдат.

Немного подергавшись в грязи, грузовик медленно тронулся с места. Эрик с Иоландой подтащили меня к маленькой скамейке, и мы втиснулись рядом с солдатами, которые подвинулись, чтобы дать нам место.

Вернувшийся Ривас схватился за борт грузовика, подтянулся и вскочил в кузов.

– Ну что? – спросил из темноты чей-то голос. – Где он там?

– С командой Вильясенора. Говорит, что сейчас занят.

– Занят?

– Так точно, сэр.

– Ну, на следующей остановке я еще поговорю с ним.

Стриженный скобкой военный взглянул в сторону кабины, затем повернулся к Ривасу:

– Придерживайте полог, рядовой. Здесь слишком темно.

Ривас поспешил приподнять брезент, и в кузове стало чуть светлее.

И тут мы увидели, кто именно отдает приказания.

Это был тот самый подозрительно настроенный в отношении Иоланды худощавый военный с усами и изящными руками, которого мы несколько дней назад встретили в баре «У Педро Лопеса».

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ

В крытом кузове, озаренном призрачным желтоватым светом, было душно.

– Вам плохо? – спросил у Иоланды стриженный скобкой военный.

У Иоланды задергалась правая щека. Эрик взял меня за руку.

– Н-нет, мне хорошо. – Она посмотрела за борт, но прыгать было некуда – разве что в бурлящую воду.

– Я же говорил, она просто испугалась, – сказал военный с усами. Голос его звучал спокойно, даже на удивление беззаботно. – Мы встречались с этими людьми несколько дней назад. Пожалуй, у нас возникли некоторые разногласия… за стойкой бара. Боюсь, я был пьян и плохо помню, что произошло. Но вся суматоха возникла тогда из-за моего друга. Он слишком много выпил и пришел в ярость.

– Вы хотите сказать, Эстрада полез в драку?

– Именно.

– С ним это иногда бывает, – сказал один из военных, с бритой головой и высокими скулами. – Это он вас так? – спросил он у Эрика, указывая на синяк под глазом.

– Да, – кивнул Эрик.

– Он мне тоже однажды так приложил, – откликнулся скуластый.

– Ну да, мы все пытаемся приспособиться к новым условиям, – сказал военный, стриженный скобкой, очевидно, имея в виду мирные соглашения. Настороженно взглянув на усатого, он откашлялся. – У Эстрады с этим было больше проблем, чем у многих других. Особенно в последнее время.

Усатый пошевелил пальцами, словно виолончелист, разминающийся перед концертом.

– Именно так, мой мальчик. Мы должны научить его прилично себя вести. Иногда его следует… поправлять, вот и все. Такое с каждым может случиться.

– Я бы с удовольствием сейчас же выбралась из этого грузовика, – сказала Иоланда. Упираясь руками в бедра, она пыталась унять дрожь.

– Хорошая мысль, – согласился Эрик.

– Не надо все драматизировать, – возразил усатый. – Уверяю, мы не такие чудовища, как вы можете подумать, мисс. И вы, сэр. Никто вас здесь не тронет, за этим теперь следят.

– Это точно, – подтвердил стриженный скобкой.

Некоторые из военных заерзали на скамейках, казалось, они не слишком уверены в собственном миролюбии.

– Ну что такое какая-то ничтожная стычка в баре? – продолжал усач. – Ерунда. Все давно забыто. Мы все здесь с гуманитарной миссией – как и вы, насколько я понимаю.

– Мы ищем мою мать, – пояснила я.

– Вот именно. Вы ищете свою мать, мы доставляем грузы. Вот и все. Сидите себе спокойно. Или выходите. Мне-то какое дело!

– Вы серьезно? – спросила я.

– Ну да. А вы что подумали?

Мы продолжали молча смотреть на него, не зная, что предпринять.

– Как вас зовут? – спросил Ривас у Иоланды вполне дружелюбным тоном.

– Сусанна Муньос, – ответила она.

– Я ни на что не намекаю, но ваше лицо кажется мне знакомым. Мы где-то встречались?

– Именно об этом я и подумал, когда впервые ее увидел, – сказал усатый.

– По-моему, я вас точно где-то видел!

– Просто у нее такое лицо, – сказал усатый. – Всем кажется, будто где-то его уже видели.

Я сжала ее руку.

– Готов поклясться: я уже видел эту девушку, полковник!

Лицо Иоланды напряглось, пальцы собрались в кулак, словно она приготовилась бежать или даже напасть на Риваса. Но тут же она вдруг расслабилась и приняла совершенно другую позу. Только что ее взгляд был унылым и ничего не выражающим, а уже в следующий миг на ее лице появилась радостная и как будто естественная улыбка; она прямо на глазах превращалась в очаровательную и слегка легкомысленную особу, которая любит размахивать руками и хихикать по поводу и без.

«Наверное, – подумала я, – этому Иоланда научилась от своего отца, тот был большим мастером по части маскировки».

– Ну, – сказала она, – я ведь торгую на улице. Должно быть, вы меня видели где-то в городе.

– А чем вы торгуете – продуктами? – спросил Ривас.

– Или, может, цветами? – добавил усатый. – К примеру, розами.

В выражении его лица не было, однако, ничего тревожного.

– Игрушками, – ответила Иоланда. – Детскими игрушками. Играми.

– И вы дружите с этими североамериканцами?

Эрик слегка вытаращил глаза.

– Мексикано-американцами, – пояснила я. – То есть я мексикано-американка.

– Что-что? – поморщился Ривас.

– Не обращайте на нее внимания, – Иоланда махнула рукой. – Они такие жуткие гринго, что просто нет слов. Но мы на самом деле подруги, – она указала на меня, – я ее знаю с детства… она продает книги… а второй – ее приятель. Он… – она окинула Эрика почти ласковым взглядом и слегка подмигнула, – он… идиот.

Сидевшие в грузовике дружно расхохотались – к полному восторгу профессора Гомары.

– В любом случае, – продолжала Иоланда, – я все же согласилась ей помочь.

– Ну, пожалуй, это все объясняет, – сказал усатый. – Все головоломки решены, ребусы разгаданы.

– Полковник знает много разных слов, – сказал Ривас.

– У полковника всегда есть сюрприз в рукаве, – сказал стриженный скобкой военный. – Конечно, я не имею в виду ничего такого…

– Ну конечно!

Стриженный скобкой окинул нас внимательным взглядом.

– Значит, никаких проблем – да, полковник?

– Абсолютно никаких. – И усатый, пристально посмотрев на нас, опустил голову на грудь, словно собрался вздремнуть.

– Вот видите! – сказал стриженный скобкой. – Вам не о чем беспокоиться.

– Нам не о чем беспокоиться, – радостно повторила Иоланда, но я чувствовала, что ее руки совсем ледяные.

– Все вышло из берегов, – глядя на потоп, заметил Эрик.

Я тоже выглянула наружу. Сквозь импровизированное окошко, образованное подвернутым тентом, было видно, что местность понижается, а уровень воды, соответственно, растет.

Мы оказались в ловушке. Или, наоборот, оказались спасенными.

Вокруг плескалась вода, мы вдыхали сырой воздух, лица военных казались непроницаемыми. Нам ничего не оставалось, кроме как изображать спокойствие.

Подпрыгивая на ухабах и обмениваясь напряженными взглядами, мы все же и впрямь успокоились. Вскоре прибыли в самое сердце долины Мотагуа.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ

Ранним утром колонна армейских грузовиков вползала в низину, по сторонам которой возвышались величественные темные отроги северной гряды Сьерра-де-лас-Минас и западной – Сьерра-дель-Эспириту-Санто. Везде стояла вода, затруднявшая движение грузовиков, однако в немногочисленных сухих местах виднелась высокая трава, а среди вызванного ураганом опустошения там и сям вздымалась буйная растительность. Многие деревья лишились листвы, и на бледном фоне грязной воды их голые ветви походили на какие-то странные иероглифы. Большие ветви и вырванные с корнем кусты плавали прямо посреди дороги, однако машины проходили эти участки гораздо легче, чем те, где вода поднималась еще выше, доходя до середины колес.

Большинство военных дремали сидя, их губы и ноздри слегка подрагивали во сне, и лишь усатый то засыпал, то вновь начинал допрашивать Иоланду. Привалившийся ко мне Эрик опустил голову на грудь и забылся, беспокойно подрагивая. Иоланда сначала то и дело подталкивала меня локтем, но, несмотря на все ее попытки бороться со сном, ее тело постепенно становилось все тяжелее. Через некоторое время уснула и она.

Мы все очень устали, но я никак не могла задремать. Меня мучила мысль о том, что из-за всей этой суматохи я так и не рассказала Эрику о маминой догадке насчет тождества стелы и лабиринта Обмана. Я собиралась сообщить ему об этом позже, а заодно и Иоланде, хотя боялась, что та раскроет мой обман насчет карты. Тем не менее все открытия следовало отложить на потом. Кроме того, теперь я могла спокойно дочитать мамин дневник. После ряда сложных маневров я выудила его из стоявшей у моих ног сумки и начала просматривать, стараясь не беспокоить прижавшихся ко мне спутников.

Кстати, я не особенно возражала против того, что они ко мне прижались.

18 октября

Наша связь с Томасом началась через два месяца после конференции. Это произошло в Антигуа, в прекрасной гостинице, некогда бывшей доминиканским монастырем.

Нет ничего лучше, чем заниматься любовью с мрачным мужчиной с большими, неторопливыми руками. После этого мы лежали в постели, пили бренди и разговаривали.

Он рассказал мне о своих друзьях, докторах Саенсе и Родригесе. Несмотря на то что оба были консерваторами, они помогли ему скрыться от армии, когда поползли слухи о его причастности к тому взрыву (я не стала уточнять, верны эти слухи или нет). Он также говорил о своей жене. И о своем желании найти камень де ла Куэвы.

– Но это же просто детская сказка, – возразила я.

– Как и Библия, как и смерть короля Артура, но мы же до сих пор проводим раскопки в Иерусалиме в поисках останков Христа, а также ищем гробницу Артура в Гластонбери…

– А ты ищешь камень! – засмеялась я. – Это же безумие!

– Я ищу Гватемалу, – сказал он. – Ту, которую мы потеряли. Разве ты не понимаешь?

Я замолчала, потрясенная той страстью, которая прозвучала в его голосе.

– А что ищешь ты? – спросил он.

Я пристально смотрела в его глаза, на его губы, но так и не решилась признать вслух, что всегда искала именно его.

Меньше чем через год он бросил меня, вернувшись к своей жене и дочери. А я вернулась к Мануэлю, который в конце концов простил то, что я совершила.

Прошло пятнадцать лет. Мы все же поддерживали с ним контакт, иногда даже работали вместе. А когда армия стала проявлять слишком пристальный интерес к его семье, я согласилась взять к себе его дочь. Правда, я помимо всего прочего считала, что Лоле будет полезно с ней познакомиться.

Тем временем мы с Мануэлем возобновили свой старый странный роман, и снова как будто были счастливы.

Со своей стороны Томас полностью отдался партизанской борьбе – даже после того, как «эскадроны смерти», уничтожили едва ли не всех его соратников. Но потом он так же неожиданно отошел от движения, когда убедился, что партизаны убили докторов Саенса и Родригеса за их правые убеждения. Давняя спираль мести вышла на новый виток.

После этого он изменился. Когда война перестала играть в его жизни главную роль, интерес Томаса к нефритовому камню превратился в навязчивую идею. Кроме того, он стал с подозрением относиться к работе в джунглях иностранных коллег, которых называл колониалистами, непрошеными гостями и даже ворами.

Когда после смерти жены он забрал Иоланду домой, я больше не получала от него вестей. Я думала о нем каждый день, но так больше его и не увидела.

Правда, Мануэль все же один раз его увидел. Его последняя беседа с Томасом состоялась в тот момент, когда трясина его уже почти засосала.

Томас обманул бедного Мануэля, который едва не погиб в том лесу. После он сильно изменился. Именно так я объяснила Лоле нашу вражду с кланом де ла Роса, поэтому я не хотела, чтобы она переписывалась с его дочерью.

Но если себя не обманывать, то я должна признаться, что разлучила девочек вовсе не из-за Мануэля.

Я разлучила их потому, что так и не смогла справиться с той болью, которую принес мне Томас, бросив меня.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

– Лола! – позвала Иоланда.

Шел второй час дня, мы оба сидели в армейском грузовике, окруженные спящими солдатами. Наискосок от нас расположился усатый военный – он спал. Эрик привалился ко мне, его рука была где-то у меня под мышкой. Иоланда проснулась несколько минут назад.

Каким-то образом я все же сумела подавить шок, который испытала, когда прочла написанное рукой моей матери.

– Что? – прижав дневник к груди, спросила я.

– Я что, заснула? – Она опустила голову мне на плечо, а правую руку обвила вокруг моей.

– Разве что на минуту.

Она посмотрела на усача, затем перевела взгляд на военного, стриженного скобкой.

– Пожалуйста, не давай мне уснуть.

– Все в порядке. Он не посмеет.

– Я так устала!

– Поспи немного, тебе станет лучше.

– А ты что делаешь?

– Читаю дневник моей мамы.

– Тот, который с картой?

– Да.

– Там есть что-нибудь обо мне?

Я помолчала, чувствуя, как у меня сжимается сердце.

– В некотором смысле.

Она мягко ущипнула меня за руку.

– Ну и не надо ничего рассказывать. Я и без того примерно знаю, как она относится к де ла Росе. – И указала глазами на пробегающий мимо пейзаж. – К чему портить такой чудесный день?

Только для того, чтобы не иметь повод отвернуться, не показывать своего лица, я посмотрела туда, куда показывала Иоланда. Сквозь щели в брезенте виднелись бордовые склоны Сьеррас-де-лас-Минас. Не было видно характерных для долины Мотагуа темно-зеленых участков. К югу лежали красные отроги Сьеррас-де-Эспириту-Санту – красные потому, что послеполуденное солнце уже начало опускаться в лощины. Крутые берега реки также окрасились в багровые, алые и ржаво-красные оттенки. Миновав залитые водой развалины Киригуа, мы приблизились к мосту в Рио-Дульсе, который все же устоял, несмотря на то что вздувшиеся воды поглотили во время урагана шесть окрестных деревень. Рио-Дульсе – процветающий поселок, где богатые гватемальцы обычно держат свои лодки, но сейчас не было видно ни шхун, ни яхт. Всюду груды мусора, поваленные деревья, доски сметенных наводнением домов. На самых возвышенных местах уцелели небольшие поселения, наскоро построенные домики из проржавевшей жести, и дети, бегавшие по занесенным грязью участкам, которые, возможно, еще недавно были аккуратно подстриженными лужайками. Часть грузовиков из колонны направилась туда, мы же продолжали двигаться к Флоресу.

Иоланда снова пошевелилась; она тоже смотрела на детей, бегающих вокруг хибар.

– Иоланда! – позвала я.

– Да?

– Я хочу, чтобы ты меня простила.

Она ничего не ответила.

– Не можешь? – Я так крепко стиснула зубы, что начало сводить челюсть. – За то, что я не приезжала к тебе. За то, что не писала.

Она не отвечала еще несколько секунд.

– Иоланда!

– Да, слышу. – Она продолжала смотреть на детей, на воду, на черные деревья и развалюхи. Ее губы дрожали. – Знаешь, почему я так на тебя злилась?

– Думаю, да.

– Сомневаюсь, потому что я тебе никогда об этом не говорила. Дело в том, что ты была, – она запнулась, – моей самой лучшей подругой. Вот почему я так сильно переживала разрыв. Несмотря на то, что иногда мы ненавидели друг друга. Видишь ли, в жизни не так-то много людей, на которых я могла положиться. Это кое-что для меня значило. А когда ты перестала мне писать, а потом месяц назад я получила от тебя эту записку – «Прими мои искренние соболезнования!» – я решила, что никогда не перестану на тебя злиться. А теперь это… прошло. Вдруг все как отрезало. – Она искоса посмотрела на меня. – Это меня удивляет. Приятно удивляет.

– Прости меня, – стиснув ее руку, повторила я. – Я была не права.

– Ну, меня это больше не волнует, – продолжала она. – Я даже рада, что я здесь. То есть с тобой, а не с военными, – прошептала она, глядя на усатого. – Ты не боишься, что он доставит нам неприятности?

– Не знаю… надеюсь, что нет. По крайней мере не здесь.

– Он меня узнал.

– Да.

– Приглядывай за ним. Но… как я уже сказала, я рада. Рада, что я здесь.

– Я тоже.

– Собственно, я чувствую себя такой великодушной, что могу даже смягчить свое отношение к твоему… твоему… ты как-то очень интересно объяснила, кто тебе этот Эрик. Так кто он тебе?

– Друг, – сказала я.

– Ну да, конечно… В любом случае это будет великолепно. Мы вдвоем – нет, втроем – найдем твою маму и то, что хотел найти мой отец.

– Хорошо бы, – вздохнула я.

Мы помолчали, глядя на отливающую ртутью воду и пробегающие мимо палатки.

– Когда ты после смерти отца написала мне ту записку, – снова начала Иоланда, – я ее порвала. В клочья. А потом вытащила из мусорного ведра и склеила.

– Это на тебя похоже, – сказала я.

– О да, но потом я все бросила в огонь!

– Это еще больше на тебя похоже.

Она стиснула мою руку, а потом дочь любовника моей матери положила голову мне на плечо. Что-то пробубнив, Эрик вдруг проснулся и попытался занять более приличествующую позу, но тут же опять уснул, оставив свою руку по-прежнему у меня под мышкой. Откинув голову назад, он захрапел.

Мимо бежала река, золотисто-коричневая и зелено-голубая – бежала под стук дождя, плеск волн и крики птиц. А потом она вдруг остановилась – точнее, остановился грузовик.

Какой-то солдат заметил, что, должно быть, сломался какой-то из грузовик, на что другой ответил, что у следующей за нами машины совсем лысые покрышки (в колонне осталось всего три грузовика, поскольку остальные по мере приближения к Флоресу разъезжались по местам назначения). Хотя усач упорно продолжал спать, некоторые военные встали с мест, а кое-кто даже спрыгнул на землю посмотреть, что случилось.

Я вытянула шею, чтобы получше разглядывать окружающую местность, но в действительности меня не особенно волновало, где именно мы находимся: я никак не могла отойти после чтения дневника.

И тут, снова посмотрев на Иоланду, я увидела, как она заглядывает мне через плечо. Оказывается, я опустила раскрытый мамин дневник, который до тех пор прижимала к груди, и теперь Иоланда могла читать записи.