Текст книги "Королева нефритов"

Автор книги: Икста Мюррей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 21 страниц)

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

Через четыре часа после того, как закончилось празднество в гостинице (коммерческие фирмы и правительственные учреждения уже открылись), мы с Эриком шагали по мощенным булыжником улицам, мимо домов, окрашенных в голубой и рыжий цвета.

Мы шли в полном молчании, слышен был лишь звук наших шагов да плеск набегающих на берег волн.

Мы направлялись в полицейский участок, а потом в морг.

Через час после рассвета остров окрасился в бледно-голубой, золотистый и светло-розовый оттенки. Вдоль улочек выстроились окрашенные в желтый, зеленый и бирюзовый цвета дома; облупившиеся фасады местами обнажали потрескавшуюся штукатурку и старую краску. Окружавшее остров озеро было похоже на ртуть, отдающую кобальтовой синью; рассеянные по его поверхности лодки были золотистыми или ярко-зелеными. Несколько лодок как раз направлялись к соседнему острову Санта-Елена, где находились лингвистические курсы и знаменитые пещеры.

Иоланда осталась в «Петен-Ице». Мамину сумку я тоже оставила там, захватила с собой только дневник и собственные документы. Держа маленький сверток под мышкой, я пошла в северо-восточном направлении и вскоре пересекла центральную площадь, между прочим, переделанную из баскетбольной площадки. Затем мы двинулись на запад, повернули направо и сразу же наткнулись на большое здание, в котором размещались административные учреждения департамента Петен. За стеклянными дверями были видны стойки, стоявшие за ними правительственные служащие в голубой форме, множество кабинетов.

– Я могу пойти с вами, – предложил Эрик, когда мы подошли к дверям. – А если хотите, могу вообще один.

– Нет, спасибо, – сказала я. – Я сделаю все сама.

– А собственно, что именно вы собираетесь делать?

Я оглянулась назад, на безмятежные голубые домики.

– Скажу, что мне нужно увидеть ту женщину. Потому что…

Он кивнул.

– Потому что вы можете ее опознать.

– Вряд ли это мама, – сказала я.

– Вряд ли.

– Мы даже не знаем, позволят ли мне вздремнуть… – продолжала я.

– Мы даже не знаем, правы ли были те люди в гостинице, – мы ведь изрядно выпили. Возможно, они ошиблись – и здесь вообще никто не погиб, – подхватил Эрик.

– И это тоже, – кивнула я.

Но уже очень скоро одна из сотрудниц – весьма доброжелательная женщина в аккуратной голубой форме – подтвердила, что во время урагана в окрестностях Флореса действительно убило женщину-иностранку. Служащая также сообщила, что готова дать мне посмотреть на тело, поскольку до сих пор никто не смог ее опознать.

Несколько минут мы с Эриком в глубоком молчании просидели рядом на скамье, а потом меня провели в морг.

Морг находился в небольшом помещении с темно-желтыми стенами. В комнате были два картотечных шкафа, раковина и металлический стол. Со мной произошло что-то странное; против ожидания чувства не только не притупились, а наоборот, чрезвычайно обострились. С сюрреалистической ясностью я различала черные пятнышки на линолеуме, видела стоявшее за металлической раковиной белое мусорное ведро и висевшие на стене листы бумаги с текстами на испанском, хотя прочитать их мне почему-то никак не удавалось. Длинные люминесцентные лампы были включены.

Служащий с волосами соломенного цвета вкатил в помещение металлический стол на колесиках. То, что на нем лежало, было почему-то накрыто не белой простыней, а хлопчатобумажным покрывалом или очень большой шалью с золотисто-черной вышивкой.

Служащий осторожно отвернул край покрывала, чтобы я могла произвести опознание.

У лежавшей под покрывалом женщины были темные волосы и неопределенного цвета лицо с выступающими скулами и тяжелым подбородком. На пухлых губах замерло недовольное выражение. Нос был длинный, но не крючковатый, тонкий в переносице и с раздутыми ноздрями; уши были проколоты, но без сережек, шея длинная, бледная. Приглядевшись повнимательнее, я заметила на лице большой синяк.

Через несколько минут я вышла из комнаты и двинулась назад по коридору, ярко освещенному белыми лампочками и покрытому все тем же линолеумом с темными пятнышками. Вскоре я вернулась к скамейке, на которой сидел Эрик. Рядом аккуратной стопкой были сложены мои документы и мамин дневник.

– Это не она, – сказала я, отвечая на его немой вопрос.

– Пойдемте отсюда.

– Это не она.

– Надо куда-то отвести вас, Лола, – сказал Эрик. – Туда, где вы могли бы хоть немного отдохнуть. Вы ужасно выглядите.

– Они говорят, что она, наверно, венгерка, – сказала я.

Тело двигалось как бы само по себе, и я ничего не могла с этим поделать.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

Нанятое Эриком такси по дамбе перевезло нас на остров Санта-Елена, к пещере Актун Кан. Эта полускрытая за группой холмов пещера знаменита своими погребальными камерами. Ее стены покрывает известняковый налет. Индейцы верили, будто на некоторых из образовавшихся узоров можно различить их змеиные божества – вот почему пещера получила испанское название «Ла куэва де ла серпенте», то есть «Змеиная пещера». Некоторые уверяли, будто некие известковые образования напоминают бога дождя по имени Чак, а европейцы вроде бы видели лик святого Петра.

Изнутри пещеру тускло освещали неяркие электрические лампочки; после урагана почва все еще оставалась мокрой, в некоторых местах стояли лужи. Эрик велел водителю высадить у самого входа в пещеру на маленькой автостоянке; когда мы выбрались из машины, взорам открылось молочно-белое низкое небо, нависшее над мокрыми от дождя коричнево-красными холмами.

– Я решил, что после всего пережитого это место то, что вам нужно, – взяв меня за руку, проговорил Эрик. – Здесь тихо и спокойно.

– Да, здесь хорошо.

Он оглянулся на такси – небольшой зеленый автомобиль, за рулем которого сидел взъерошенный подросток в футболке; надпись на ней утверждала, что он бисексуал.

– Хотите, чтобы я вас здесь подождал? – спросил таксист.

– Секундочку. – Эрик перевел взгляд на меня. – Чего бы вам сейчас хотелось, Лола? Мы можем здесь немного отдохнуть, а водитель потом за нами приедет. Можем поискать вашу мать в городе. Наконец, можем поговорить. О чем хотите. О вашей матери. Или – ну, я не знаю – о стеле. Можем поговорить о шифрах, на сей счет у меня есть некоторые идеи; это может отвлечь ваше внимание от последних событий.

Но я не могла говорить ни о нефрите, ни о фон Гумбольдте, ни о том, что моя мать писала о стеле, лабиринте и его расшифровке.

– Мы все это еще обсудим, Эрик, – сказала я, – а сейчас я хотела бы немного побыть одна. Час или около того. Мне надо немного подумать.

– Вы уверены?

– Уверена.

– Ладно, встретимся через час. Сейчас я отправлюсь в город и пройдусь по этим постоялым дворам – может, там кто-нибудь слышал о вашей матери. Возможно, куплю кое-что про запас. А потом вернусь сюда и заберу вас.

Я улыбнулась, в ответ он сжал мне руку.

С низкого неба вновь начал накрапывать дождик; тучи слегка побагровели.

Проводив взглядом Эрика, я машинально подняла воротник, а затем поспешила укрыться в пещере.

Внутри слышался гул насекомых и звонко отдавались мои собственные шаги; возле входа стояла вода. Электрические лампы бросали бронзовый отсвет на известняковые стены. Вначале они казались гладкими, но затем глаз начинал улавливать сложные напластования, словно известняк некогда был пластичным, текущим, как вода. Когда я спустилась ниже, тени сгустились, стало холоднее. Лампы светили достаточно ярко, чтобы можно было различить растущие из пола сталагмиты, похожие на белые чуть изогнутые свечи. Я также могла видеть выпуклости и впадины каменных стен, которые, на мой взгляд, нисколько не напоминали змей, богов или святых, а больше походили на иностранные надписи или сделанные кем-то случайные царапины. Проведя рукой по камню, я обнаружила на пальцах песок. Не слишком обращая внимание на все эти знаки, я долго бродила по туннелям и залам пещеры Актун Кан, пока наконец один из них не показался мне знакомым. Прошлепав по воде, я нагнулась и принялась рассматривать едва различимые царапины. Они были похожи на очень старую иероглифическую надпись, почти стертую, хотя все еще оставшуюся на камне. Но когда я придвинулась почти вплотную и провела пальцем по буквам, то смогла разобрать:

Марисела и Франсиско, 1995.

На этом мои эксперименты в области палеологии благополучно закончились. Держа под мышкой мамин дневник, я пошла дальше и шагала до тех пор, пока не попала в большой зал с высокими сводами, достаточно хорошо освещенный, чтобы здесь можно было читать. По полу и стенам бегали зеленые и коричневые ящерицы, тучами летали насекомые, которых приходилось время от времени отгонять руками. Я села, высоко подняв колени, чтобы держать мамин дневник, и под таинственный плеск, создаваемый плавающими саламандрами и ныряющими жабами, принялась размышлять о том, что со мной происходит. Мысль о том, что я буквально полчаса назад собиралась опознать тело собственной матери, а вместо нее увидела совершенно другую женщину, плюс шок, который я испытала, прочитав ее дневник, – все это привело меня в состояние нервного срыва.

Чтобы успокоиться, я посмотрела на дневник, лежавший у меня на коленях. Вода частично повредила корешок, в розовой обложке зияла дыра.

Откуда-то издалека доносился звучный плеск – резвились какие-то обитатели в многочисленных здешних водоемах. Висевшая под потолком небольшая бронзовая лампа отбрасывала на меня золотистый луч.

Я снова открыла мамин дневник и принялась читать.

19 октября

На следующий день. Провела утро, просматривая то, что когда-то написала, и подумала – как трудно забыть свое прошлое независимо от того, приятны ли эти воспоминания.

Хотя забыть де ла Росу, очевидно, выше моих сил.

неразборчиво

Например, Лола всегда напоминает мне о нем. Странное дело – мне кажется, что она многое взяла от Мануэля. Не только в том смысле, что она книжный червь, а иногда бывает немного застенчивой, но и в том отношении, что она отличается точно таким же упрямством, а также робостью – так ни разу и не выбралась со мной в лес, подобно Мануэлю с его безумными фобиями.

В конце концов мне придется с этим примириться. Она кабинетный работник и никогда не поедет со мной в Гватемалу.

Я рассмеялась, смех эхом отразился от каменных стен. За последние несколько дней, когда я шла по следу мамы, спасалась от потопа, выбиралась из тонущего автомобиля, выручала Иоланду и ехала в армейском караване, я почувствовала себя такой крутой, что даже великой Хуане Санчес было бы трудно побить этот рекорд.

Но тут я возобновила чтение и сразу перестала смеяться.

Тем не менее у нее другие волосы, другое телосложение, лицо, руки, глаза.

Забавно, что кто-то может иметь полное сходство с тем, кого ты ненавидишь, – и все же ты любишь его так, что это становится смыслом всей твоей жизни.

А моя любимая Лола и есть смысл всей моей жизни. Думаю, это единственное, что мне по-настоящему удалось. Пусть даже Томас никогда меня не любил.

Ну, каждый сожалеет о чем-то своем.

Как там поется в той старой песне?

 
Я потерял тебя,
Я потерял тебя,
И я тоже потерялся,
Моя родная.
 

И тем не менее…

Возможно, я все-таки должна напомнить себе, что, кроме нашей дочери, у меня есть и другое утешение.

Теперь я должна снова обратить свои мысли к этому предмету.

Поскольку именно я, а не мой возлюбленный соперник, разгадала загадку «Королевы нефритов».

Сжав дневник обеими руками, я снова и снова перечитывала один и тот же фрагмент:

Странное дело – мне кажется, что она многое взяла от Мануэля.

У нее другие волосы, другое телосложение, лицо, руки, глаза.

Забавно, что кто-то может иметь полное сходство с тем, кого ты ненавидишь…

Нашей дочери.

Пожалуй, эти строчки можно было истолковать только одним способом. За год до моего рождения у моей матери была связь с Томасом де ла Росой, и де ла Роса стал моим отцом. Он, а не Мануэль Альварес.

ГЛАВА СОРОКОВАЯ

Наверное, плохо, когда для человека сразу меняется слишком многое, но сейчас, сидя в полумраке пещеры, я сгорала от желания узнать все.

У меня затекли спина и шея, кроме того, в пещере было очень сыро. Свет от бронзового фонаря отбрасывал на поверхность воды сверкающие золотистые пятна. Над водой тучами вились комары, в свете лампы они почему-то казались особенно гладкими и блестящими. Когда я переворачивала страницу, шорох бумаги разносился по всему залу.

Вскоре я подошла к записи, сделанной непосредственно перед маминым отъездом в эту страну.

20 октября

Несмотря на плохой прогноз погоды, я решила через два дня отправиться в Гватемалу, чтобы отыскать там камень.

Мне уже недостаточно просто опубликовать свои открытия относительно лабиринта Обмана. Я решила отправиться туда одна, чтобы завершить работу Томаса. Именно таким образом я отдам дань его памяти.

Что за открытия относительно лабиринта Обмана? Я принялась еще быстрее листать страницы дневника.

25 октября, 20.00

Я сейчас в Антигуа, дождь усиливается с каждой секундой. На тот случай, если я попаду в ураган, я для сохранности привожу здесь расшифрованный текст. А сам дневник я оставлю в отеле «Санто-Доминго».

РАЗГАДКА ЛАБИРИНТА ОБМАНА

Полгода назад мне пришлось редактировать написанную невыносимым Эриком Гомарой монографию о книге Александра фон Гумбольдта «Путешествие в равноденственные области Нового Света». И хотя эта необъемная работа первоначально внушала мне ужас, получилось так, что она натолкнула меня на одну замечательную мысль: перечитывая рассказ немца о том, как тот пытайся отыскать «Королеву нефритов», я обнаружила, что некоторые черты описанного им лабиринта Обмана имеют странное сходство с образами стелы. Сообщение Гумбольдта о сбивающих с толку «пассажах» и «знаках» лабиринта напомнило мне о той случайной мешанине, которую мы с Мануэлем перевели в начале 60-х годов, работая с панелями стелы.

Не может ли существовать между ними некая связь? Когда я попыталась вспомнить любые другие упоминания о лабиринте Обмана, на ум пришли некоторые отрывки из писем Беатрис де ла Куэвы, которые также могли пролить определенный свет на данную проблему.

Бросившись в университетскую библиотеку, я пролистала переписку де ла Куэвы со своей сестрой Агатой. В ней я вновь обнаружила рассказы о Баладже К'уаилле, о лабиринте Обмана, о смертельно опасном путешествии по джунглям и убийстве любимого раба.

Когда я перечитала эти тексты, то сначала не поняла, имеют ли они какое-либо отношение к стеле. На несколько недель я постаралась отложить подальше все свои мысли и подозрения; если я и наткнулась на какой-то след, он давно уже остыл. Но все это время в моем сознании что-то подспудно формировалось – какая-то идея, догадка.

А потом пришло озарение.

Однажды перед рассветом я проснулась, и мне вдруг стало все ясно.

В 20-х годах Оскар Анхель Тапиа нашел стелу в устье реки Саклук – именно там, где, как пишет де ла Куэва, она видела лабиринт из «прозрачного голубого камня». Мы все считали, что первый лабиринт являлся неким раскинувшимся среди деревьев гигантским сооружением наподобие Колизея, а не лежащей у его порога каменной книгой. В своем «Путешествии» Гумбольдт тоже об этом пишет, описывая голубые камни с резными надписями и первый лабиринт. И он тоже вспоминает о «сапфировых пассажах», где «знаки все больше сбивают вас с толку». Все вместе это составляет его описание лабиринта Обмана, которым и является стела.

Таким образом, возле реки Саклук находился лабиринт, состоявший из стелы и самого леса, по которому нельзя было пройти, не расшифровав соответствующие указания.

Но что еще важнее – изучая переписку де ла Куэвы, я обнаружила в ней ключ к древнему шифру. Тайну кода! Ключ находится в письме, датированном 15 декабря 1540 года, где описывается странный урок танца, который губернаторша преподала своему любимому рабу. Все, что произносит Баладж К’уаилл, кажется чистейшим безумием, однако я обнаружила в его словах определенную систему. Исследователи много столетий читали об этом знаменитом дуэте, но никто так и не заметил, что ключ к разгадке лежит на поверхности.

«Что за ключ?» – гадала я, листая страницы дневника. Судя по всему, расшифровку как таковую мама здесь не приводила, но само письмо я вспомнила без труда. Неделю назад я читала его вслух Эрику. Там есть один эпизод, где Беатрис де ла Куэва сообщает Агате, как она пыталась учить Баладжа К’уаилла испанскому танцу под названием сарабанда, но тот, обезумев, начал выкрикивать какую-то чепуху и швырять ее взад и вперед.

Очевидно, разгадка стелы-лабиринта таилась именно здесь.

В ближайшие четыре дня я применила этот ключ к стеле, и загадка легко поддалась. Тогда я написала грубый вариант надписи, вырезанной на стеле Флорес. Таким образом, я стала первой из современников, кто понял истинную природу лабиринта Обмана.

Хотя этот Лабиринт называли Колизеем или Колоссом, его величина существует не в пространстве, а лишь в воображении: по описанным де ла Куэвой и Гумбольдтом запутанным «пассажам» нельзя пройти пешком, это отрывки, которые нужно читать.

После этого открытия прошел не один месяц. Придерживаясь принятого решения, я позволяла себе лишь втайне радоваться своим достижениям. Из-за беспокойства о том, что моя расшифровка лабиринта-стелы все еще не вполне точна (а я не стану предавать гласности свою работу до тех пор, пока она не станет идеальной), я до сих не сообщила о своем открытии ни одной живой душе, даже собственной дочери.

Я уже собиралась сделать это, когда узнала о смерти Томаса, и, конечно, все изменилось. Я твердо решила хранить тайну при себе, в одиночку отправиться в лес и там завершить работу своего любовника.

И вот я в Гватемале, а мое путешествие начинается уже сегодня.

Прежде всего нужно будет использовать в качестве карты лабиринт Обмана, а также воспользоваться некоторыми полезными сведениями, которые я нашла в «Путешествии» Александра фон Гумбольдта. Если я сумею добраться до города, то, в соответствии с записями, на втором этапе придется отыскать драконово дерево.

Что же касается второго лабиринта, то я думаю, он достаточно прост.

Если я права в отношении их обоих, то, возможно, удастся найти камень.

Сегодня я отправляюсь в биосферный заповедник майя, чтобы как можно ближе подойти к реке Саклук, где Тапиа нашел стелу. Оттуда мне придется идти по маршруту, описанному в лабиринте Обмана (если, конечно, это действительно он). Таким образом, я повторю путь, некогда проделанный Беатрис и фон Гумбольдтом.

Надеюсь, мне повезет.

Я даже не буду останавливаться во Флоресе, погода становится все хуже и хуже.

Последнее, что я сделаю перед уходом, – составлю точную копию лабиринта-стелы.

ЛАБИРИНТ ОБМАНА (РАСШИФРОВКА)

Я перевернула одну страницу, другую, но обнаружила лишь обрывки бумаги, видневшиеся там, где раньше находились вырванные из дневника листки.

А дальше было написано вот что:

Ну вот, теперь все. Для пущей сохранности я отправила записи Лоле в Лонг-Бич. Это будет для нее настоящим ударом – во время нашего последнего разговора она со своими этимологическими теориями относительно значения слова «читать» была на полпути к разгадке:

«Колдунья никогда не сможет прочитать сей лабиринт, а значит, и не сможет бежать».

Это точно.

А теперь я отправляюсь в джунгли.

Обливаясь потом в сырой пещере, я покачала головой и тихо застонала.

Разгадка находилась теперь в Лонг-Бич!

А единственным указанием, который оставила моя мать, была ссылка на урок танца, состоявшийся пятьсот лет назад.

ГЛАВА СОРОК ПЕРВАЯ

На этом дневник обрывался. Сидя на камне под неярким светом фонаря, слушая плеск воды и вдыхая наполненный золотистыми мошками теплый воздух, я чувствовала, как все эти тайны проникают мне в душу, изменяя отношение к собственной судьбе. Я огляделась по сторонам. Невидимые рыбки и ящерицы продолжали нырять и прыгать в темных озерцах, капли воды все так же падали с потолка пещеры, звонко ударяясь о поверхность; некоторое время я молча вслушивалась в эту странную музыку.

А потом соскользнула с камня и направилась восвояси.

Проходя по туннелям и залам пещеры Актуи Кан, я снова проводила пальцами по иероглифам, вырезанным в 1974, 1983, 1992, 1995 годах. По мере того как я приближалась к выходу, каменные коридоры все больше озарялись естественным светом, и это выглядело так, будто искусный мастер обил стены тонким медным листом. Свет становился все ярче. Тут я услышала чьи-то шаги, а затем передо мной появился Эрик, темный силуэт которого резко выделялся на сияющем фоне.

– Вот вы где! – сказал он.

– Ох, Эрик… вам нужно приложить максимальные усилия.

Он остановился.

– Вы о чем?

Я смотрела на него до тех пор, пока не стала различать его глаза и губы. А потом протянула к нему руку, притянула к себе и поцеловала.

Раскинув руки, он нагнулся, обнял меня и поцеловал в ответ.

– О расшифровке кодов, – сказала я.

– Что?

– Расшифровка кодов… эй, да вы дрожите!

– Угу.

– Почему?

Он посмотрел на меня очень серьезно.

– Потому что вы сводите меня с ума. Я не шучу.

Во мне тоже пылали огоньки; когда я к нему прижалась, по лицу и рукам словно пробежал электрический ток. На миг стало нечем дышать; почувствовав это, я засмеялась.

– Правильно говорят, что вы опасны, – сказала я.

Мы крепко обнимали друг друга – так, словно боялись, что иначе не устоим на ногах от головокружения.

– Что значит «опасен»? – улыбаясь, спросил Эрик.

– Ты ко мне неравнодушен, – сказала я. – Я это чувствую.

– Думаю, что да.

– Тогда трогай меня, трогай!

Дрожа, мы начали ласкать друг друга, затем снова поцеловались, да так, что у меня перед глазами на миг вспыхнула ослепительная белая молния. Засунув руки мне под рубашку, Эрик обхватил меня за талию.

– Вот так, – попросила я, показывая, как он должен меня обнимать. – Теперь просто обними меня. Обними, Эрик!

– Я здесь, здесь!

Меня вдруг снова охватила тревога, я вспомнила об отце.

– В этом морге мне было так плохо!

– Знаю. Теперь ты здесь.

Спрятав лицо у него на груди, я ждала, когда овладевший мною страх хоть немного утихнет.

– Ты хороший.

– Надеюсь, что да, – отозвался он. Голос звучал немного испуганно. – Наверное, до того, как встретил тебя, я вовсе не был таким хорошим.

После этого мы ничего не говорили, а только целовали и ласкали друг друга.

Прежде чем охватившая нас лихорадка немного ослабла, прошло довольно много времени. Проникавший в пещеру свет стал ярче. Мама все еще ждала, когда мы ее найдем, так что пора было двигаться дальше.

– Нам надо идти, – сказала я. – Я кое-что прочитала в дневнике. Думаю, что смогу ее найти.

– Что прочитала?

– Она здесь пишет, что вообще не собиралась останавливаться во Флоресе.

– Значит, пошла в лес.

– Верно. Она написала, куда собирается идти.

– Если хочешь, отправимся прямо сегодня. Самое позднее – завтра.

Я кивнула.

– Я обнаружила кое-что еще.

– Да?

– Ну, думаю, это может и подождать.

Эрик насторожился:

– Ты о чем?

– Скажу, когда мы пойдем за Иоландой, – поколебавшись, пообещала я.

– Ладно. А о чем, собственно?

– Это имеет отношение к нефриту. Моя мать разгадала головоломку. Но я все объясню, когда мы вернемся в гостиницу.

Эрик сделал шаг назад.

– Ты говоришь о лабиринте? Тогда нам и вправду стоит вернуться. – По его лицу пробежала радостная улыбка. – Это уж слишком! Смахивает на полное безумие.

– Думаю, тебе понравится.

– Скажем так – я готов сделать все, что потребуется.

– Ладно, ладно.

В такси он все время держал меня за руку. Склонив голову набок, я представила себе, как мы с ним, моей матерью, Мануэлем и Иоландой обедаем вместе, и меня охватило ощущение счастья.

Но тут я подумала: «Что, если Беатрис де ла Куэва испытывала то же самое, когда отправлялась за нефритом вместе с Баладжем К’уаиллом?»