Текст книги "Королева нефритов"

Автор книги: Икста Мюррей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 21 страниц)

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

– Так почему же ты мне не скажешь, что там написано? – спросила она.

– Просто – нет! – И я захлопнула дневник. Я была готова обнимать и целовать Иоланду, просить у нее прощения, но не собиралась посвящать ее в позорящие моего отца тайны матери.

– Нравится это тебе или нет, но я кое-что прочла, – сказала она. – Кое-что… это было написано обо мне? По-моему, я увидела там свое имя. Ну дай посмотреть! Я никому не скажу.

– Давай поговорим о старых временах, – пытаясь застегнуть дневник, сказала я. – Я только его уберу.

– Что происходит? – спросил проснувшийся Эрик – мой локоть попал ему в бок.

Иоланда попыталась вырвать у меня записную книжку, но я держала ее крепко.

– Не делай этого!

– Я просто шучу, – со смехом сказала она.

Встав, я посмотрела за борт грузовика; там была достаточно твердая почва, глубина воды составляла всего сантиметров двадцать. Впереди, чуть в стороне от дороги, стояли деревья, образуя небольшую рощицу. Чуть ниже застыл сломанный грузовик, у него было снято одно колесо. Вокруг толпились солдаты, лениво обсуждавшие, что делать, либо со скучающим видом болтавшие сапогами по воде.

– Мне нужно немного побыть одной. – И я выпрыгнула из машины с сумкой в руках.

Сдвинув шляпу на затылок, Иоланда последовала за мной; следом тяжело плюхнулся Эрик.

И тут я заметила, что усатый тоже выскочил из грузовика. Как и стриженный скобкой.

– Ты ведешь себя глупо, – слегка нахмурившись, сказала Иоланда. – Ты ведь не пытаешься что-то от меня скрыть? Пожалуйста, скажи мне, – ее голос стал тверже, – что это не так.

Не отрывая от меня глаз, Иоланда вдруг одним быстрым движением толкнула меня и вырвала дневник.

– Просто хочу поставить тебя на место, – сказала она. – Я ведь только что рассказала тебе о своих чувствах. А я никогда этого не делаю. Не заставляй меня об этом пожалеть.

– Отдай мне его, Иоланда, – как можно спокойнее попросила я. – Я не могу тебе позволить это прочесть – я сама не должна была это читать.

– Почему? Что там такое написано?

– Это просто… мамины… личные… А-а-а! – Повысив голос, я рванулась за дневником, но Иоланда подняла его над головой; кто-то из военных предложил мне угомониться.

Я снова посмотрела на обступившую грузовик группу солдат. Среди них был крупный, широкоплечий военный, который медленно поворачивался в нашу сторону. Когда он повернулся к нам лицом, я увидела знакомый шрам и слезящиеся глаза.

Именно он доставил нам столько неприятностей в баре «У Педро Лопеса».

Но теперь-то он так не поступит! Он же был пьян, не так ли?

Взглянув на человека со шрамом, Иоланда замерла на месте.

Вырвав у нее дневник, я засунула его в мамин рюкзак.

– Ваша возня выглядела довольно странно, – все еще сонным голосом заметил Эрик.

Тем временем мы с Иоландой сосредоточили свое внимание на усатом. Искоса взглянув на нас, тот подошел к человеку со шрамом и начал ему что-то резко выговаривать. Стоявший рядом военный со стрижкой скобкой явно занервничал.

Отвернувшись от своего коллеги, усатый твердой походкой направился в нашу сторону. За ним следовал тип со шрамом. Шествие замыкал тот, стриженый.

Мы с Иоландой отпрянули друг от друга и попятились.

– Он обещал не причинять нам зла, – сказала я. – Они выполняют гуманитарную миссию.

Повернувшись, Эрик увидел приближающихся военных.

– Подождите минутку, – попросил он.

– Все в порядке, – сказала я.

– Чего же он хочет – что, снова собирается меня бить? Это невозможно, здесь всюду военные. Они ему этого не позволят.

– Он обещал… – повторила я.

Иоланда не отрывала глаз от усатого военного, который медленно приближался к нам, поигрывая свисавшим у него с пояса небольшим ножом.

– Обманул, – сказала Иоланда.

– Нет.

– Да, обманул. Он хочет нас прибить.

Она повернулась и быстро пошла к деревьям.

Следом рысцой припустился Эрик.

– Иоланда, постойте! – крикнула я.

Она обернулась; на совершенно белом лице ярко горели зеленые глаза.

– Бегите! – крикнула она.

– Что?

– Беги, черт возьми! Я знаю, что говорю!

Повернувшись, она скользнула под темный полог красных деревьев.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ

Мелькнув среди зелени, черная шляпа Иоланды исчезла в зарослях. Ускорив шаг, трое военных бросились за ней.

Я устремилась в рощу, Эрик за мной.

Сзади слышался топот наших преследователей.

– Иоланда! Иоланда!

Мы быстро оказались в чаще. Солнечный свет с трудом пробивался сквозь густые листья и тучи насекомых, пожиравших благоухающий воздух. Пока кое-как пробирались по болоту, Иоланда сделала рывок и почти растворилась в густой тени. Поросшие мхом, покрытые цветами влажные деревья тянули ко мне ветви, а их воздушные корни цеплялись за ноги и пытались вырвать у меня тяжелую мамину сумку. Тем не менее мы бежали уже довольно долго и далеко ушли отстоявших на шоссе грузовиков. Сзади тяжело дышал Эрик, бормоча что-то неодобрительное по поводу женщин, а еще дальше слышались голоса военных. Стриженный скобкой что-то крикнул, голос его звучал испуганно. Усатый в ответ рявкнул, чтобы тот заткнулся. Человек со шрамом хранил молчание.

Лес неожиданно расступился, открыв небольшое озерцо с илистым берегом, поросшим ивами и редкой травой; за этой полосой вновь стояли стеной красные деревья – так плотно, что между стволами невозможно было проскользнуть.

Прошлепав по воде, Иоланда выбралась на противоположный берег и принялась карабкаться вверх по живой изгороди, руками и ногами цепляясь за выступающие части деревьев, очевидно, собираясь спрятаться на дереве.

– Скорее! – крикнула она и со злостью глянула на меня.

Я скользнула в воду, Эрик тяжело плюхнулся следом.

Иоланда протянула руку, чтобы помочь мне выбраться, но она стояла слишком высоко, до нее было не дотянуться.

– Прыгай! – крикнула она, с тревогой глядя в сторону преследователей.

Позади слышались их тяжелые шаги; пробравшись через заросли, военные остановились на другом берегу водоема.

– Ну давай! – зашипела Иоланда.

Я еще крепче вцепилась в мамину сумку.

– Не думаю, что ваши друзья такие же хорошие акробаты, – иронически заметил военный с усами.

Мы все понимали, что он прав.

– Уходи, Иоланда! – С этими словами Эрик повернулся к военным.

– Мы им не нужны, – сказала я, хотя и не была до конца в этом уверена.

Но Иоланда не ушла. Скривившись, она соскользнула вниз, по дороге сломав одну из веток.

Ее тень прочертила длинную темную полосу на поверхности озерца, в котором стояли мы с Эриком. Навстречу тянулось отражение усатого военного; когда я пошевелила ногой, оба изображения заволновались.

– Кто вы такие? – спросила Иоланда.

– Я знаю, кто вы такая, – ответил усатый.

– Идите к черту! – крикнул Эрик. – Вы пугаете этих женщин.

– Вам тоже есть чему пугаться, мой дорогой. Или вы уже забыли свой разговор с Эстрадой?

– Не забыл.

– Видите ли, когда он начнет, я уже не в силах его остановить.

Оторвав взгляд от воды, я взглянула на другой берег водоема.

Тот, которого назвали Эстрадой, стоял позади всех, среди деревьев; шрам резко выделялся на его бесстрастном лице. Слева от него стоял военный со стрижкой скобкой; он моргал, губы дрожали – он явно был испуган.

Усач оказался прямо надо мной. После пробежки по лесу руки у него были изранены. Он выглядел вполне привлекательно – до тех пор, пока он не испустил какой-то дикий крик, похожий на рыдание.

– Ваш отец, – он обращался к Иоланде, – ваш отец убил моего племянника.

– О чем вы говорите?! – крикнула она.

– Успокойтесь, Морено, – сказал военный со стрижкой скобкой.

Человек со шрамом по-прежнему молчал. Один его глаз снова начал слезиться, по щеке потекла тоненькая струйка.

– Мой отец никого не убивал, – возразила Иоланда.

– Ваш отец убил моего племянника, – повторил тот. – Когда взорвал бомбу.

– Морено! – снова сказал военный со стрижкой скобкой и присел на корточки.

– Де ла Росу обвиняли только в одном убийстве, – вставил Эрик. – В убийстве бухгалтера.

– Моего племянника, – крикнул усатый. – Он был мне как сын!

– Полковник Морено, – пробормотала Иоланда.

– Кажется, я слышала об этом человеке, – сказала я, глядя на здоровяка со шрамом и вспоминая рассказы о том, как де ла Роса переоделся крестьянкой и устроил переполох на военной базе. Тогда он ранил молодого офицера, который потом прославился своей жестокостью.

– О нем многие слышали, – подтвердил усатый. – Это мой протеже.

– Значит, он и есть тот самый лейтенант! – не удержался Эрик. – Известный убийца.

– Помогите! – крикнула я в ту сторону, где, по моим предположениям, стояли грузовики.

– Вряд ли они услышат. – И Морено жестом указал на окружающие нас заросли.

Я снова позвала на помощь.

– Боже мой! – нагнувшись, сказала Иоланда. Я думала, она плачет, но когда та подняла голову, я увидела на ее лице мрачную гримасу. – Ваш племянник пострадал случайно! Это была ошибка!

– Мне все равно.

– И потом – это всего один человек. А вы погубили…

– Уверен, вы понимаете, что мой маленький мир значит для меня больше чем вселенная, сеньорита де ла Роса. И так бывает всегда и со всеми. Мой милый племянник для меня важнее любой деревни. И уж гораздо важнее, чем ваша ничтожная жизнь. Хотя я уверен, что ваш отец с этим не согласился бы, если бы все еще был жив – если бы он был жив. Так он умер или нет? О его похоронах болтают странные вещи.

И тогда Иоланда действительно заплакала.

Двинувшись к нам, Морено весьма неизящно прошелся по берегу и плюхнулся в воду прямо у моих ног. Эрик толкнул меня в сторону и поволок подальше от него.

– Убирайтесь! – сказал он Морено.

– Оставь ее в покое! – скомандовала Иоланда; в ее голосе совсем не слышалось страха.

Весь вымазанный грязью, Морено стоял по колено в воде; военный со стрижкой скобкой, хлюпая носом, оставался на месте. И тут двинулся вперед Эстрада, до сих пор неподвижно стоявший на дальнем берегу.

– Это из-за ее отца у тебя такой шрам, – сказал Морено.

– Вы правы, полковник, – кивнул Эстрада. – Это сделал де ла Роса.

Выскользнув из рук Эрика, я рванулась к Эстраде, хотя, столкнувшись с такой массой, растерялась. Схватив за рубашку, я попробовала его встряхнуть, затем попыталась сбить с ног, но ничего не добилась. Тогда Эрик потянул меня назад.

– Мы должны идти, – бурчал он. – Он вас ударит. Или того хуже.

– Не трогайте ее, – выкрикивала Иоланда. – Я вам не позволю ничего с ними сделать!

– Да ну? – спросил Морено. – И как же это вам удастся?

– Не знаю. Лола, отойди! А вот вы – да, вы, лейтенант Эстрада, – почему бы вам не подойти сюда? Уделите мне внимание, дайте полюбоваться, какой вы урод, дорогой братец! Мой отец постарался, не так ли? Вы, пожалуй, самый отвратительный тип из всех, кого мне приходилось видеть, готова поклясться, что женщины не уделяют вам внимания. Бедняжка! Хотя вас еще можно как-то использовать. Вы могли бы выступать в цирке. Или играть монстров в фильмах ужасов…

Выбравшись на берег, Морено распрямился перед Иоландой. Выкрикивая оскорбления в адрес Эстрады, та одновременно пыталась оторвать от дерева сломанную ветку, чтобы использовать ее как оружие. Эстрада продолжал неровным шагом двигаться вперед, несмотря на то что мы с Эриком по-прежнему его били и толкали. Все-таки он был чрезвычайно силен.

– Перестаньте! – наконец раздраженно сказал он и тыльной стороной ладони ударил Эрика по лицу, потом еще раз. Пошатнувшись, Эрик закашлялся, его лицо побагровело, но затем он снова вцепился в Эстраду. – Прекратите!

Здоровяк ударил Эрика в третий раз, и мы оба упали в воду. Эстрада и Морено уже стояли перед Иоландой, которая размахивала перед собой сломанным суком.

Она сильно ударила Эстраду палкой по плечу, но он схватился за нее обеими руками и вырвал у Иоланды, а затем отбросил в сторону. Оба военных сделали еще один шаг вперед.

Оставшись беззащитной, Иоланда, однако, стояла совершенно спокойно.

Военный, стриженный скобкой, по-прежнему сидел на корточках; вид у него был встревоженный.

– От твоей болтовни меня тошнит, – сказал Эстрада Иоланде.

– Это из-за тебя меня тошнит, – прошептала она.

Подняв руки. Эстрада медленно поднес их к лицу Иоланды.

Прошла секунда; я никак не могла понять, что происходит.

Помедлив, мужчина провел большим пальцем по ее щеке, коснулся пальцами губ. Это заняло довольно много времени. Лицо Эстрады исказила ужасная гримаса, он наклонился и поцеловал Иоланду в губы.

Мы с Эриком были в шоке.

– Держи себя в руках, мой мальчик, а то еще сделаешь с ней что-нибудь нехорошее, – предостерег Морено. – Знаете, когда он рассердится, я не могу его сдержать…

Отвернувшись от Иоланды, Эстрада поднял левую руку и ударил по голове полковника Морено.

– Хватит! – гулко сказал он. – С меня хватит.

Военный, стриженный скобкой, вскочил на ноги и, не разбирая дороги, понесся куда-то в чащу. Морено остался лежать у ног Эстрады.

Эстрада ударил начальника еще раз.

– С меня хватит!

Избиение продолжалось еще несколько секунд, потом Эстрада посмотрел на нас. По его шее текла струйка крови.

– Я хочу с ним поквитаться, – обращаясь к нам, тихо сказал он. – Собираюсь убить его точно так же, как он убил меня. Вы понимаете?

– Нет, – сказала Иоланда. – Ты сумасшедший. Мясник!

– Может быть. А знаешь почему?

– Заткнись!

– Из-за твоего отца. Потому, что я позволил де ла Росе пройти мимо меня и взорвать этот дом. Вот что означает для меня твое имя. – Эстрада указал на обезобразивший его лицо шрам, и щеки его повлажнели. – А теперь посмотри на себя. С тех самых пор, как я услышал о тебе, все время хотел тебя убить. Но ты такая… красивая.

Он отвернулся от нас и посмотрел на Морено, который в этот момент слегка пошевелился.

– Пошли. – Эрик потянул нас обеих за руки. – Господи, надо отсюда убираться.

– Это точно, – сказал Эстрада. – Я и сам не знаю, что сделаю, если вы останетесь здесь, когда я закончу.

Морено попытался приподнять руку, но тут же снова ее уронил. Лицо его было в крови, он тяжело дышал. Полковник попытался что-то сказать, но не смог выговорить ни слова и лишь вздохнул – тяжело, словно во сне.

Схватив мамину сумку, я принялась сталкивать Иоланду в озеро. Вид у нее был ошарашенный, она яростно терла губы.

А потом мы припустились бежать, стараясь побыстрее оказаться как можно дальше от этого места.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ

Целый час мы с Эриком и Иоландой пробирались по лесу, пока наконец не оказались на шоссе – так далеко от стоянки армейских грузовиков, что полностью потеряли машины из виду. Теперь мы смело могли считать, что оказались вне досягаемости безумца.

На дороге мы были одни, лишь в кустах прыгали невидимые обезьяны. Лунный свет окрасил все в серебристый оттенок. Вокруг нас возвышалась черная громада влажного леса.

Тяжелая мамина сумка висела у меня на плече.

По этой дороге мы шли много часов. Иногда наши зубы начинали стучать, а слова застревали в глотке, но по большей части каждый держал свои мысли при себе.

Около полуночи мы достигли участка дороги, где «Карретера аль Атлантико» делится надвое и проходит по песчаным отмелям. Под ногами хрустел песок, волосы шевелил ветер. Завидев первые уличные фонари, мы несколько приободрились. Подойдя ближе, увидели деревню, стоявшую на небольшом холмистом островке прямо посереди озера Петен-Ица.

– Это Флорес, – сказала Иоланда.

Я кивнула.

– Слава Богу.

– Он также известен как Тайасаль, – добавил Эрик. – Это название он получил в пятнадцатом веке.

Мы с Иоландой молча переглянулись.

– Вот как, Тайасаль? – сказала Иоланда.

– Да.

Она приподняла брови и спросила у Эрика:

– Кажется, я припоминаю это название, а что, собственно, оно означает?

– Так это место называли индейцы Петена. Именно здесь Кортес оставил белого коня, которому они поклонялись следующие сто с лишним лет. Ну, собственно, не лошади как таковой – после ее смерти поставили каменный идол. А потом, примерно в 1618 году, прибыли миссионеры – белые люди, которых здесь не видели со времен старика Кортеса. Правда, эти белые люди были не слишком милы. Очевидно, они не очень боялись того, что индейцы могут порезать их на куски – как они это сразу же сделали со священной лошадью. Со своей стороны индейцы повели себя чересчур благородно и не стали выражать свое несогласие с миссионерами, выпотрошив их или отрубив им головы… и напрасно, поскольку краснокожих быстренько успокоили и обратили в рабство… Вам не кажется, что я рассуждаю как ненормальный педант – просто для того, чтобы сохранить рассудок и спокойствие?

– Пожалуй.

– Все равно не останавливайтесь, – попросила я. Мы продолжали брести к озаренным синевато-золотым светом домам и извилистым мощеным улочкам, которые из-за уклона местности оставались сухими. – Расскажите нам о белом коне.

– Кортес оставил его здесь потому, что он захромал, а когда он умер, ица собрали его кости и похоронили на святой земле, а на этом месте поставили надгробный камень…

– Над которым потом испанцы построили храм, да и сам этот город, – договорила Иоланда.

– Да, но перед этим францисканцы уничтожили идол. Сначала казалось, будто индейцы не особенно огорчились, – продолжал Эрик, – пока в один весьма неприятный день 1623 года ица с некоторым опозданием не восстали против священников и всех их поубивали. После индейцам пришлось бежать на окружающие озеро холмы… Больше они сюда не вернулись.

– И вот мы здесь. – Я поддернула на плече мамину сумку.

– Да, – вздохнул Эрик. – Мы здесь.

Мы стояли на окраине деревни Флорес и смотрели на сияющие в темно-синем воздухе золотистые лампы, а в водах озера отражались мерцающие звезды.

И хотя на сердце у меня было тяжело, эта картина тронула меня до глубины души. Несмотря на все то, что с нами произошло, и все то, что я прочитала в дневнике, мир по-прежнему был прекрасен.

– Поскорее бы добраться до постели, – вздохнула Иоланда.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

В сумраке ночи мы едва различали уличные указатели и номера домов. Медленно и неуверенно мы пробирались по мощеным улочкам и в конце концов все же наткнулись на гостиницу, в которой Эрик заказал номера. «Петен-Ица» оказалась небольшим ветхим строением, ее стены со всех сторон были увешаны горшками с плющом и гардениями; в холле стояла простая мебель и старомодная стереосистема. Всю середину кухни занимал большой обеденный стол, еда готовилась в старой дровяной печке размером с кушетку. Хозяин гостиницы, смуглый долговязый мужчина, его миниатюрная жена и четыре их дочки-подростки в ночных рубашках – все встали с постелей, чтобы встретить нас в холле. Стараясь не разбудить спящих постояльцев, они говорили шепотом. Мы с Эриком и Иоландой – грязные, уставшие, все еще не пришедшие в себя после стычки с военными – набросились на хозяев, требуя еды. Однако владелец гостиницы только покачал головой:

– У нас ничего не готово. Запасы скудные. Из-за урагана сейчас немногие приезжают во Флорес.

– Большой ущерб он причинил? – спросил Эрик. – Я смотрю, улицы у вас не затоплены.

– Не так, как в других местах, – кивнул хозяин. – Погиб всего один человек.

– Всего один?

– Нам повезло, – сказала его жена. – На востоке люди голодают, так что продукты в основном направляют туда, а не к нам.

– У нас даже нет шоколада, – сказала одна из дочерей.

– И пепси тоже нет.

– И оранж-соды.

Глядя на грустных девочек и их измученных родителей, мы почувствовали, что вот-вот поддадимся панике, тем мыслям, которые мы до сих пор гнали прочь с помощью ризотто, арманьяка и разговоров о священных лошадях. Даже у Иоланды был такой вид, будто она вот-вот рухнет прямо на дубовый пол и зарыдает. В огромных глазах девочек стояли слезы, а их родители, глядя на своих дочерей, крепко сжали губы, словно изо всех сил старались сохранить самообладание.

– Видите ли, у нас была трудная неделя, – извинился глава семейства. – Мои девочки этого не понимают.

– Некоторые умерли, – из-за его спины сказала младшая.

– Одна леди умерла, – добавила ее сестра.

– Какая леди? – спросила я.

– Не надо говорить об этом, милая, – сказала мать.

– Мы ищем женщину по имени Хуана Санчес, – пояснила я. – Мы здесь, чтобы ее найти – может, она снимала у вас номер? – Я описала свою мать, сообщив, какая у нее прическа, какой характер и т. д., а также упомянув, что она профессор университета.

– Извините, мэм, но здесь ее не было, – ответил хозяин гостиницы, – и я о ней ничего не слышал.

– Тогда давайте отдохнем и постараемся забыть, что сегодня произошло, – предложила Иоланда.

Тем не менее никто из нас не сдвинулся с места; все сразу как-то притихли. Стоя в ярко освещенном холле, мы молча смотрели друг на друга, пока наконец Эрик, который до этого момента выглядел чрезвычайно скверно – волосы у него на голове стояли дыбом, покрытое синяками лицо испачкано грязью, – вдруг не взглянул на меня с той широкой усмешкой, которая тысячу раз приводила в трепет библиотекарш в музее Хантингтона.

– Видимо, мне придется взять командование на себя, – сказал он. – Сегодня ляжем спать попозже. Мне абсолютно ясно, что всем нам необходимо устроить небольшую оргию, иначе полностью слетим с катушек.

– Здесь вы начальник, – отозвалась я.

– Что, правда?

– Нет, но все равно продолжайте.

– Ну, вот и прекрасно, – сказал он. – Знаете, что нам сейчас нужно?

– Упиться до чертиков, – догадалась я.

– До потери сознания, – обрадовался он.

– И немного закусить, – стараясь не уступать нам в крутизне, сказала Иоланда.

– Звучит неплохо, – улыбнулся владелец гостиницы.

– Все, что мы можем предложить, – оладьи, – сказала его жена.

– И немного рома, – сказал хозяин.

– Какого еще рома? – спросила его жена.

– Ром подойдет, – сказал Эрик.

И мы отправились на кухню, где жена хозяина уселась, положив свои голые ноги на длинный дубовый стол, тогда как Эрик прямо поверх заляпанных грязью брюк нацепил фартук и принялся взбивать тесто для блинов. Отправившаяся в гостиную Иоланда обнаружила в обширной коллекции хозяев старые пластинки Лилианы Фелипе, и вскоре по всему дому разносились лукавый голос певицы, гром барабанов и звуки рожков, – да так, что стоявшие на проигрывателе глиняные фигурки начали дрожать и подпрыгивать. Из своих комнат потянулись до сих пор спавшие постояльцы – они, правда, довольно быстро оживились, почувствовав запах блинов и увидев шесть бутылок бакарди, которые Эрик обнаружил у дальней стенки буфета. При виде рома жена хозяина выразила решительный протест и возмущение, длившееся до тех пор, пока по настоянию своего нового гватемальско-американского бармена сама не отведала четыре бокала огненной жидкости.

– Пейте, пейте, удивительная королева красоты, – говорил Эрик. – У вас глаза начинающей киноактрисы и ножки молодого оленя, а ваши дочери разобьют сердца миллиону мужчин.

– Так и быть, – согласилась она.

До самого рассвета Эрик демонстрировал те свои таланты, которые заставляли забыть о целомудрии аспиранток Калифорнийского университета, доводили до безумия мою мать и приводили в экстаз университетских деканов – пока те не падали под столы на факультетских посиделках. На эту ночь его способность организовывать вакханалии обеспечила всем некоторую передышку – я, например, и забыла о том, что прочитала в мамином дневнике. В два часа ночи дочери хозяина с воплями прыгали вокруг Эрика, а их мать танцевала с мужем танго, выкрикивая тому на ухо песни Фелипе. А вот Иоланда по мере опьянения становилась все более величественной. За столом она сидела очень напряженно, с высокомерным выражением лица и в классической позе русского посла или же затянутой в корсет дамы полусвета. Но когда я подошла, чтобы ее обнять, она утратила манериентальность; схватив мои руки, прижала к лицу и поцеловала.

– Я и люблю тебя, и ненавижу, – сказала она. – Хотя на самом деле я вовсе не ненавижу.

– Ты моя лучшая подруга, Иоланда! – всхлипнула я. – Я была настоящей задницей.

– Это точно! – в порыве пьяной откровенности воскликнула она. – Задница у тебя, как у лошади.

Вскоре все остальные постояльцы уже сидели за длинным деревянным столом рядом с Иоландой и то смеялись, то безутешно плакали над трагедией урагана, ужасами войны и той невероятной пустотой, что осталась после всех смертей. Жена хозяина время от времени отправляла дочерей спать, но уже через несколько минут девчонки вновь, босые, появлялись на кухне, жевали блинчики и с интересом принюхивались к рому. Тем временем Эрик, продолжая свою жизнеутверждающую деятельность, чем-то напоминавшую библейское сказание о рыбе и хлебах, ухитрился сделать так, что бокалы всю ночь оставались полными; кроме того, он лично испек на старой черной сковородке восемь партий блинов, подбрасывая их вверх так, что они описывали в воздухе мертвые петли. Он танцевал, пил, потел и, стоя у плиты, рассказывал периодически возникающим девочкам какие-то байки (где хозяин гостиницы взял топливо для того, чтобы растопить чудовищное устройство, понятия не имею, но, по-моему, как-то раз он оттащил на задний двор пару тумбочек и вернулся обратно уже с целой охапкой дров). Наконец, в шесть часов утра Эрик на цыпочках прошел над распростертыми на полу девочками, вытащил из-за стола сидевшую неестественно прямо Иоланду и под музыку «Святого Михаила-архангела» начал танцевать с ней, обмениваясь сомнительными шуточками и хохоча изо всех сил. Затем наступила моя очередь.

– Вставайте, Клеопатра! – наклонившись надо мной, сказал он. – Станцуйте со мной фокстрот, мой прекрасный синий чулок, моя принцесса, моя милая фурия, моя русалка…

– Должно быть, вы пьяны, – сурово сказала я.

– Совершенно пьян, – ответил он.

– Господи, ну давай же! – сказала Иоланда. – Она ведь так коротка.

– Кто она?

– Жизнь! – рявкнула Иоланда.

И мы начали танцевать. Обняв за талию, Эрик закружил меня в ритме мамбо. Он вертел меня так, что мои руки мотались из стороны в сторону, волосы развевались, а ботинки, казалось, вообще не прикасались к полу. Когда я откидывала голову, в глазах сверкали искры и я смеялась – впервые за последние восемь дней. Сначала я растерялась, но потом в моей душе без труда отыскались те взрывные нотки, которые как раз и составляют лучшую часть сальсы и рок-н-ролла. А когда он начал крутить меня так, как это делали в пятидесятые годы, я вдруг начала, запинаясь, выкрикивать полузабытые строчки песен; Эрик согнулся пополам от смеха, а остальные участники торжества наградили меня нестройными возгласами «Давай, давай!».

А потом музыка кончилась, я слышала только шум крови в висках и царапанье иглы по пластинке. Бросив возмущенный взгляд на проигрыватель, Эрик скривился.

– Вы однозначно лучшая из тех никуда не годных танцоров, с которыми я когда-либо имел удовольствие разгромить чужую кухню, моя решительная красавица! – воскликнул он, и я обнаружила, что мы стоим, крепко вцепившись друг в друга, земля вертится у нас под ногами, а окружающие предаются тому совершенно фантастическому пьянству, которое помогло нам на какое-то время избавиться от всех тяжелых мыслей.

Именно в этот момент я кое-что услышала.

– За леди, которая умерла, – сказал один из сидевших за столом жителей городка – красивый пожилой мужчина, уже выпивший большую часть рома и потому выговаривавший слова с предельным старанием.

Я услышала, как звякнули бокалы, и почувствовала запах налитого рома. Иоланда сидела во главе стола, словно королева, ее ковбойская шляпа была лихо сдвинута набок; услышав тост, она величественно кивнула, продолжая в такт музыке меланхолично водить пальцами по воздуху.

– Какую леди? – спросила я, вспомнив, что уже слышала об этом.

– Ту леди, которая умерла, парень, – сказал сосед.

– Ты хочешь сказать – «леди», – вмешался другой.

– Почему «леди»?

– Чего?

– Я сказал про ту леди, которая умерла.

– Ты сказал «тут одна леди умерла, парень», а надо было «тут одна леди умерла, леди», потому что эта девушка тоже леди.

– Ну да, я это и имел в виду. Леди, которая умерла.

– Леди?

– Леди.

– О чем вы, черт возьми, говорите? – не выдержала я.

– Этим североамериканским девушкам палец в рот не клади, – сказал кто-то.

Это был один из жителей городка, а может, и постоялец; внезапно понурив голову, он вдруг начал плакать. У остальных, в том числе и у хозяина, глаза тоже наполнились слезами, и все снова начали говорить об ущербе, который причинил ураган, о бессмысленности жизни и о том, что никто из исчезнувших больше не вернется.

– Кто-то умер, – скорбно заметила Иоланда.

– Не расстраивайте моих девочек, – попросила жена хозяина и подхватила троих дочерей с пола кухни, а четвертую – из гостиной. – Эта тема плохо сказывается на их эмоциональном состоянии.

– И на моем тоже, – сказал хозяин.

– Кто умер? – шепотом спросила я.

– Кто-то из местных? – громко спросил Эрик.

– Слава Богу, нет.

– Нехорошо так говорить.

– Это была североамериканка – как вы.

– Как я? – переспросила я.

– Ну, не совсем, – сказал один из постояльцев. – Она была темноволосая, латиноамериканского происхождения.

– Я тоже латиноамериканского происхождения.

– Она чуть больше похожа на латинос.

– Не венгерка? – спросил один из соседей.

– Да нет, кажется, мексиканка.

– Мексиканка из Америки? Или американка из Мексики?

– Мне кажется, она была учительницей или что-то в этом роде. Профессором. Кажется, она направлялась в лес или возвращалась оттуда.

– В любом случае бедной женщине сильно не повезло. Когда начался ураган, на нее упало дерево. А потом ее принесли сюда.

– Насколько я знаю, она в морге, мадам, – осторожно сказал мне красивый пожилой мужчина.

– Понятно, – сказала я, изо всех сил стараясь сохранить спокойствие.

– Это не Хуана, – сказала Иоланда. Глядя на меня немигающим взглядом, она страшным усилием воли пыталась протрезветь.

– Конечно, нет. – Мой голос звучал на удивление спокойно.

Я почувствовала, как Эрик взял меня за руку.

– Этого не может быть. Она не могла здесь умереть, – сказала я.

– Что творится с вашим лицом?

– С Хуаной все в порядке. Не беспокойся, Лола.

– Она что, собирается упасть в обморок?

– Нет. Она не собирается падать в обморок.

К несчастью, Лола была права. Я не упала в обморок и оставалась в ясном сознании.

Мужчины за столом вновь начали пить, я же стояла на месте и не знала, что предпринять.

Чтобы привести свои мысли в порядок, мне понадобилось некоторое время. Подойдя к одному из кресел, я молча упала в него.

Но когда я снова смогла говорить, то уже знала, что делать.