Текст книги "Королева нефритов"

Автор книги: Икста Мюррей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 21 страниц)

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Библиотекаршу – без привычных очков, с длинной светлой косой и голубыми глазами – я нашла на первом этаже, возле стола справок.

– Как вы, должно быть, заметили, – любезно сообщила она, – у нас есть несколько книг, связанных с Гумбольдтом. Из них, пожалуй, особенно удачна работа Эме Бонплана… Что же касается «Путешествия» самого Гумбольдта… ну, должна сказать, что сейчас книга недоступна. Ее можно получить не раньше чем через несколько месяцев.

– Месяцев? – удивилась я. – А вы не могли бы сказать, за кем она числится? Может быть, этот читатель разрешит мне взять ее на пару часов?

– К несчастью, это строго запрещено нашими правилами. – Ее глаза, до этих пор рассеянно шарившие по экрану компьютера, внезапно уставились прямо на меня. – Впрочем, думаю, правила применимы лишь в том случае, когда данная персона заслуживает хотя бы некоторого доверия.

– Прошу прощения?

– Я сказала – заслуживает хотя бы некоторого доверия. Надо ли вести себя порядочно с непорядочными людьми?

– Простите, я все еще вас не понимаю.

Библиотекарша с явным осуждением что-то отстукала на клавиатуре и, подавшись вперед, с заговорщическим видом зашептала мне на ухо:

– Пожалуй, я назову вам имя того, кто просто-напросто украл отсюда Гумбольдта. Он у меня уже вот где. – И провела ладонью поперек шеи. – Если он ведет себя так, словно это его личное собрание, не принимая во внимание чувства тех, кто работает в этой библиотеке, – ну, тогда и я не обязана хранить в тайне его имя.

– Разумеется! – не моргнув глазом, согласилась я.

– Так вот, всему есть предел. Он держит эту книгу уже полтора года, хотя я посылала ему одно извещение за другим – а он на них даже не отвечает! Ни на одно! Это уж слишком.

– Конечно! – подтвердила я.

– Ну так вот – это Гомара, – скривив губы, выдавила она.

– Эрик Гомара? – заморгала я. Это имя мне приходилось слышать довольно часто. – Профессор археологии?

Бедная девушка слегка подалась назад и опустила подбородок.

– Вы с ним знакомы?

– Вовсе нет. То есть я его видела на разных приемах и тому подобных мероприятиях – моя мать работаете ним на одной кафедре. Она не раз упоминала о его ужасной репутации.

Девушка сразу успокоилась.

– Да уж! – с некоторым удовлетворением подтвердила она и, отвернувшись, принялась листать какие-то бумаги. – Теперь вы знаете.

И объяснила мне, как найти кабинет этого Казановы, должна признаться – пока я занималась его поисками, меня не отпускали мучительные мысли относительно ловеласов и поясов невинности.

Но едва я увидела профессора, все мои мечтания испарились. Мои эротические фантазии касаются в основном героических образов – вроде пожарных и полицейских – и совершенно не распространяются на болтливых преподавателей. Мужчина моей мечты должен быть задумчив, чрезвычайно мускулист и очень молчалив.

Этот тип не соответствовал идеалу по всем трем позициям.

– Здравствуйте, вы профессор Гомара? – Я поймала его, когда тот выходил из своего кабинета, квадратного оштукатуренного помещения, столь характерного для гуманитарных факультетов.

– Да, а что? – Гомаре было лет тридцать пять; отличаясь высоким ростом и плотным телосложением, он был безукоризненно одет – элегантные шерстяные брюки и белоснежная сорочка. Его большие, темные и очень проницательные глаза, вероятно, гипнотически воздействовали на студенток, но сейчас взгляд выражал явное раздражение. – Не называйте меня так, словно я старик. Здесь все зовут меня Эриком.

– Тогда здравствуйте, Эрик. Я тут разыскиваю одну книгу, и мне рекомендовали обратиться к вам. Кажется, вы ее задерживаете дольше положенного – я имею в виду «Путешествие» Гумбольдта.

– А, так вы говорили с Глорией!

– С Глорией?

– Ну, с одной из недовольных сотрудниц университета. Которая мечтает меня расстрелять. С библиотекаршей.

Я засмеялась.

– Ну да, с ней. Надеюсь, вы не…

Я собиралась сказать «Надеюсь, вы не возражаете», но Эрик уже проскользнул мимо меня со словами:

– Извините, но мой помощник сейчас работает с этой книгой – видите ли, я написал о ней статью, так что в ближайший месяц не смогу ее вернуть. До свидания.

– Но, профессор!

– Мне нужно идти.

– Профессор! Мы еще не закончили разговор.

Он снова повернулся ко мне, на сей раз проявив чуть больший интерес.

– Да?

– Моя мать рекомендовала мне посмотреть эту работу. Я собираюсь перевести кое-что из сочинений де ла Куэвы и считаю, что сочинение Гумбольдта будет для этого полезно. Собственно, вы ее знаете…

– Кого? Де ла Куэву? Давно уже не читал, но знаю, что она здорово повлияла на этого беднягу Гумбольдта.

– Да нет – вы знаете мою мать, Хуану Санчес.

Наступила пауза, после чего он сказал:

– Ах да! – И улыбнулся. – Значит, вы… вы ее дочь. Кажется, у вас… есть книжный магазин.

– Да.

– По-моему, я вас видел, когда вы околачивались на факультетских вечеринках.

– Я бы не стала это так называть! – огрызнулась я.

– Боже мой, да мы все только этим и занимаемся! Подобные мероприятия чересчур скучны, чтобы заниматься чем-то другим.

– Когда вы разрешите мне взглянуть на «Путешествие» Гумбольдта?

– Как я уже говорил… мисс… мисс… очевидно, Санчес.

– Лола Санчес.

– Ло-ла, – повторил он. – Значит, ваша мать интересуется фон Гумбольдтом?

Я еще раз объяснила, что Гумбольдтом интересуюсь я, а моя мать уехала в Гватемалу.

– Ах да, ведь я это знаю. Собственно говоря, даже просил ее взять меня с собой. Я ведь сам родом из Гватемалы. Жил там до поступления в аспирантуру. Но она сказала: «Нет, ни в коем случае». Увы, это прозвучало не слишком ободряюще. Надеюсь, вы знаете – иногда она делает вид, будто не относится к числу моих поклонниц. – Он немного помолчал. – И все-таки я, наверное, смогу вам помочь. Для настоящей дружбы семь лет оскорблений ничего не значат. – Он чуть улыбнулся и снова погрузился в раздумья.

– Профессор!

– Извините, я просто думаю. В данный момент я направляюсь в Хантингтонскую библиотеку, в коей являюсь читателем.

– Кем?

– Читателем. А там есть прекрасное собрание работ де ла Куэвы, изданных в восемнадцатом веке – если я не ошибаюсь, там есть и «Письма», и так далее.

– Я бы с удовольствием на них взглянула.

– У них также есть прекрасное издание «Путешествия» фон Гумбольдта. Если это вас интересует, можете проехать за мной в своей машине, и я проведу вас в читальный зал. Там вы можете взглянуть на эту книгу.

– К несчастью, мой «пинто» остался в гараже – сюда я приехала на автобусе.

– Ну что ж, в таком случае… могу вас подбросить, – предложил он.

– Вполне могу подождать до завтра, – возразила я.

– Подождать? Но если вы не спешите, к чему тогда весь этот разговор?

– Я не говорила, что куда-то спешу. Мне просто нужна эта книга.

– А я уже объяснил, что у меня ее нет. Так вы едете? – Он посмотрел на часы. – О Боже!

– Хорошо, еду.

– Ну и прекрасно.

Вот так, к своему удивлению, я оказалась его гостьей.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

И вот старый «ягуар» Эрика Гомары, на крошечном заднем сиденье которого лежали кожаный портфель и несколько свертков (от одного исходил запах еды), погромыхивая, помчал нас в Пасадену.

– Вы уж извините за этот старый драндулет, – сказал он в самом конце путешествия, бросив в рот мятную пластинку, которую достал из кармана пиджака. – Увы, я просто не могу без него обходиться. Хотите мяты?

– Тут прямо перед вами машина, – невпопад ответила я.

– Так что же она делает в Гватемале? По-моему, там сейчас плохая погода.

– Что?

– Плохая погода.

– А, ну да – ливни с грозами. Но она же поехала туда просто в отпуск.

– Зачем?

– В отпуск.

– Да не может быть! Не могу себе представить, чтобы Санчес когда-либо ездила в отпуск.

– Ну, она поехала туда еще для того, чтобы повидаться с моим отцом – Мануэлем Альваресом.

– Альваресом? Куратором музея этнологии и антропологии?

– Верно.

Он покачал головой.

– Так он ваш отец?

– Да.

– Значит, они с вашей матерью… Но он такой маленький и робкий – как же он остался в живых?

– Что?

– Как – он – остался – в – живых?

– Она же не откусывает головы своим самцам. Только вам.

– Оп-ля! Поделом тебе, старый невежа. Но ведь они не живут вместе. В разводе?

– Они никогда и не были женаты. Моя мама не верит в брак.

Повернувшись, Гомара уставился на меня в упор.

– Так это он помогал ей с диссертацией? Я имею в виду ее работу по стеле Флорес – о том, что письмена не имеют смысла.

– Да-да, это он.

– Но потом де ла Роса побил их своей собственной статьей, верно?

– Вы и это знаете? Я бы предпочла сейчас поговорить о том, как вы придерживаете руль коленями.

– Извините, не буду настаивать, – секунду помолчав, сказал он. – Хотя мне хотелось бы на миг вернуться к другому вопросу…

– О моем папе?

– Нет, об отпуске вашей матери. Я в это не верю. Готов спорить, Хуана Санчес что-то ищет; отпуск а – это не для нее. – Он подмигнул. – А может, вы не говорите мне всей правды? Ну, чтобы сбить меня со следа?

– Говорю вам серьезно – она взяла отпуск.

– Я просто хотел убедиться, что она не пытается меня обставить.

– Как в том случае с обухами от топоров?

– А, вы имеете в виду те нефритовые штучки! Да, это было просто великолепно. Лучшая находка в моей жизни. И все же послушайте: я тогда говорил ей, что и мне следует воздать должное – ведь именно я проделал всю работу! Но нет – ваша мать не захотела иметь со мной никаких дел. И уже потом, когда я вернулся, чтобы попытаться наладить отношения, и был весьма кроток и доверителен, и сказал ей, что она не просто служит для меня источником вдохновения, но и является образцом для подражания – как мать, или скорее, как отец, потому что она не слишком женственна, но…

– Вы в самом деле ей это сказали?

– …мне показалось, что сейчас она вот-вот обрушит мне на голову один из этих топоров.

– Что ж, возможно, она вас не любит.

– Да, конечно. Знаю, что она обо мне думает: что я здоровенный наглый сексист, который на факультетских сборищах пожирает все подряд, как и большую часть финансирования. Готов признать, что я именно такой и есть. Но это гораздо лучше, чем быть робким розовым кроликом, который писается от испуга каждый раз, когда она проходит мимо его кабинета. К тому же должен заметить, ей очень нравится орать на меня. «Профессор Гомара, вы большой самодовольный осел! Профессор Гомара, у вас этика аскарид». И так далее, и тому подобное. А я отвечаю: «Да, профессор Санчес, я большой самодовольный осел, у меня этика аскарид, но разве это не замечательно, что я получил медаль от Археологического общества?» Она начинает бушевать, но по глазам я вижу: ей это нравится. – Гомара фыркнул. – Думаю, что так.

Несколько секунд он молчал.

– Может, и мне стоит туда поехать? – наконец сказал он. – Взглянуть, что она там раскапывает – может, я тоже смог бы урвать пару-тройку интересных находок. Заодно полюбоваться, как у нее волосы встанут дыбом, когда она меня увидит…

– Похоже, вы по ней скучаете.

– Ну, что-то вроде этого. И еще хотелось бы узнать, что она задумала.

– Я бы вам этого не советовала.

– Боюсь, вы правы. Вероятно, дело того не стоит. – Он ударил по рулю обеими руками. – В любом случае, надеюсь, она получит удовольствие. Хотя кучи разбитых горшков и сломанных костей вряд ли стоят таких усилий. А если я туда поеду, вдовствующая королева наверняка заставит меня за это заплатить.

– Вдовствующая королева?

Эрик наконец сбавил скорость. Мы уже находились в зеленом раю Пасадены, всего в нескольких кварталах от библиотеки.

– Не обращайте внимания. Всего лишь ласковое прозвище…

– Ничего, – ухмыльнулась я. – Для вас у нее тоже есть несколько таких прозвищ.

Он мрачно усмехнулся:

– Готов поспорить, что да!

И наконец направил свой скрипучий ретромобиль на паркинг. Позади стоянки, сплошь уставленной новыми и новейшими моделями автомобилей, во всем своем величественном анахронизме возвышался великолепный Хантингтон. В лучах солнца сверкал белый георгианский фасад, обрамленный густыми, аккуратно подстриженными деревьями; яркие плакаты возвещали о проходящих сейчас выставках: «Уильям Моррис и книжный дизайн», «Образы современного Запада». В перестроенном поместье образца девятнадцатого века находились одно из самых дорогих в мире собраний старинных книг, чайный и книжный магазины, а также японский и шекспировский сады, сады роз и лекарственных растений. Поднявшись с низкого сиденья, я обнаружила, что Эрик открыл для меня дверцу. Выбравшись из тесных глубин «ягуара» и отдав профессору свой ноутбук, я последовала за ним в книжные закрома.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Я сидела в читальном зале Хантингтона за одним из обитых кожей столов. Рядом Эрик изучал рисунки из заранее заказанной старинной книги «Очерки путешествия в Центральную Америку». Сидя так близко, я ощущала аромат его одеколона. Хотя ему наверняка не исполнилось еще и тридцати семи, виски уже были тронуты сединой.

Я заглянула в лежавшую перед ним книгу. На каждом листе фолианта были оттиснуты изящные рисунки майя позднего классического периода. На странице 261 был изображен принц с затейливой прической, рот его был слегка приоткрыт, одежда образовывала причудливые складки. Принц стоял среди толпы, состоявшей из тщательно выгравированных змей, солдат, птиц, клыкастых чудовищ; все это походило на иероглифическую версию роденовских «Врат ада». Рисунки показались мне настолько прекрасными, что я затаила дыхание, ожидая, когда Эрик перевернет страницу.

Но продолжения я так и не увидела. Я уже говорила, Эрик в тот момент изучал «Очерки путешествия», но вместо того, чтобы перелистывать страницы, его руки были заняты тем, что извлекали из карманов запрещенную мяту (на стенах были развешаны предупреждения о том, что в читальный зал нельзя вносить еду и питье). Глаза же его вместо того, чтобы просматривать иллюстрации, казалось, были устремлены на совершенно другие объекты: сидевшую напротив аспирантку, помощницу библиотекаря и еще какую-то архивистку, которая, виляя бедрами, двигалась по залу. Пожалуй, это был какой-то отвратительный флирт вчетвером. Паря над изображением великого принца, Эрик одновременно отпускал по адресу всех трех женщин тихие, но страстные реплики: «Мне нравится твоя прическа, Саша»; «Вы снова читаете „Воспоминания“ Казановы?»; «Я был готов поклясться, что предельно сосредоточен, пока не почувствовал, как вы входите в помещение».

На меня эти фразы подействовали словно красная тряпка на быка. Как говорит моя мать, у меня имеется весьма скверная привычка доверять людям, а, несмотря на то что это, вероятно, свело бы ее с ума, я, пожалуй, уже начала находить кое-какие положительные качества даже в таком аморальном и амбициозном шовинисте и ловеласе, как профессор Гомара. Даже если бы его сексуальное поведение было настолько примитивным, что он опирался бы кулаками об пол, по той манере, в которой он расточал женщинам любезности и жевал мяту, все равно было видно, что это счастливый человек. А мне всегда нравились счастливые люди.

Словом, я всего лишь вытаращила глаза и с чувством прошептала, что он ведет себя отвратительно. Но тут поток профессорского красноречия внезапно прервала помощница библиотекаря:

– Мисс? Вот, пожалуйста! – И она подала мне пару книг.

Я положила их перед собой. Это было «Путешествие» фон Гумбольдта в зеленом переплете из телячьей кожи, а также «Письма» де ла Куэвы в красном переплете, куда более солидном по сравнению с хранившимся у меня простеньким изданием 1966 года.

Я приехала сюда читать фон Гумбольдта, но столь великолепное издание произвело на меня такое сильное впечатление, что я сразу открыла «Письма». Хотя я только что скопировала их для мамы, сама я не перечитывала эти письма уже несколько лет.

Напротив выходных данных была помещена иллюстрация, защищенная тонким слоем папиросной бумаги. Перевернув «вуаль», я увидела посмертный портрет Беатрис де ла Куэвы, которая после кончины своего предшественника и мужа, конкистадора Педро де Альварадо, стала правительницей Гватемалы. Заслужив репутацию деспота, де ла Куэва также прославилась неудачными поисками заветного нефрита. Ее амбициозность прекрасно передал автор портрета, художник Бронзино: зеленые глаза женщины смотрят на зрителя с вызовом, полные губы недовольно надуты, выражая как упрямство, так и скандально известную чувственность. Кроме простого покрывала из легкой полупрозрачной ткани, на правительнице черное бархатное платье с пышными рукавами, белым гофрированным воротником. Художник окружил даму книгами и розами, здесь же, подле локтя, кусок голубого нефрита и традиционный символ суетности всего земного – оскаленный череп.

Я просмотрела переписку де ла Куэвы за целое десятилетие. Кроме официальных посланий к Филиппу I и Карлу V здесь было знаменитое письмо к сестре, где содержалась информация о будто бы открытом ею лабиринте Обмана и описывалось, как она изучает иероглифы майя.

1 декабря 1540 года

Дражайшая Агата!

Мне чрезвычайно хочется шокировать тебя этим письмом. Знай, что в данный момент я нахожусь в знойных и душных джунглях, и когда я вожу пером по этой странице, совершенно обнажена, в то время как мои ноги растирает весьма статный мужчина, который учит меня понимать загадочное рисованное письмо дикарей. Ты поражена? Мне доставляет великое удовольствие сознавать, что ты НАВЕРНЯКА шокирована.

Смотри, дорогая Агата, – вот особый знак, которому любовник научил меня во время сегодняшнего роскошного урока.

– Этот символ означает нефрит, моя правительница, – сообщил мне Баладж К’уаилл (ибо таково его имя), взяв меня за руку и изобразив ею сей причудливый знак.

– Для женщины это плохое слово, [1]1
  Использованное здесь английское слово «jade» имеет также значения «шлюха», «ведьма», «негодница».


[Закрыть]– ответила я.

– Тем лучше, любовь моя, – ибо ты и вправду худшая из женщин. Пусть это будет твоим знаком.

Сказав это, он начал целовать меня в разные необычные места, что мне весьма понравилось, и тогда пришлось согласиться, что я и вправду чрезвычайно испорченная дама.

Когда же я пришла в чувство и наш урок возобновился, мне пришло в голову, что символ, означающий нефритовый камень, и в самом деле весьма любопытен и красив. Возможно, подумала я, Баладж К’уаилл прав, и я должна принять иероглиф в качестве своего геральдического знака. Ибо я поверила, что он символизирует мое будущее.

Позволь объяснить почему.

Я уже рассказывала тебе об удивительной истории, которую мой мальчик помогает мне переводить: она повествует о Короле, жившем в городе, выстроенном из голубого нефрита, и о прекрасном огромном камне, обладатель которого становится непобедимым. Тем не менее никто из смертных так и не заявил на него свои права. И все потому, что столетия тому назад талисман был спрятан старым Королем где-то в джунглях, в двух лабиринтах: один из них называется лабиринтом Обмана, другой – лабиринтом Добродетели. Раньше я считала, что это всего лишь сказка, и собралась исследовать эти джунгли просто забавы ради…

Теперь же я знаю, что «Королева нефритов» действительно существует, а значит, и Король реален, как и прекрасная двуличная Колдунья – ибо вчера наш лагерь оказался у самых дверей первого лабиринта! Лабиринт Обмана – это весьма извилистое сооружение из прозрачного голубого камня – настоящее чудо, подобное Колизею или загадочному сфинксу. Строение чрезвычайно сложное, с множеством запутанных пассажей и тупиков. Я полагала, что сей любопытный лабиринт будет очень трудно пройти, но мой друг заверяет, что я его обязательно преодолею.

А потом – кто знает, что может случиться? Кто знает, какого рода власти я смогу достигнуть? И какого рода король будет на моей стороне?

Не считай меня безумной. Ты ведь знаешь, меня всегда привлекали мрачные тайны истории. Только подумай, какое путешествие я уже совершила! Выйдя из старого города Гватемала, мы миновали руины и прошли к северу, к древним лесам, которые прорезает небольшая речка Саклук.

Это освежающий, приятный ручей, который, как я понимаю, бывает разным, но в данный момент он представляет собой узкий поток кристально чистой воды, очень спокойный и тихий. Лабиринт Обмана находится у самого его устья.

Прилагаю карту первого этапа нашего путешествия:

Ну, разве это не потрясающе? Разве ты не переживаешь за меня?

Когда я вернусь, если Господь того пожелает, более могущественной, нежели сейчас, то обязательно обо всем тебе напишу. Да, если мне улыбнется удача и я разгадаю головоломку, а также пройду через лабиринт Добродетели, то смогу осыпать тебя богатствами, а возможно, и смуглыми красавчиками вроде моего Баладжа К’уаилла – как ты того заслуживаешь, моя дорогая Агата.

Твоя любящая сестра

Беатрис