Текст книги "Последний из нас (СИ)"

Автор книги: Игорь Ветошкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 32 страниц)

Глава 28 Экзамен

База «Синица».

1.

Психология это важнейшая наука, если можно её так назвать. На самом деле, она наравне с магией. В ней нет формул и правил, её нельзя измерить, но сила её даёт возможности не хуже, чем точные науки. Разбираясь в психологии, человек может управлять окружающими, он знает, что у кого на уме, кто как себя поведёт в той или иной ситуации, а, как известно, знание – сила. Талантливые психологи всегда на высоких должностях, всегда влиятельные, все политические деятели психологи, ведь без этого нельзя. Необходимо знать, что думает человек, не спрашивая его. Надо понимать всё с первого взгляда. Манипуляции людьми дают власть, а это для многих самое главное. Кто не хочет власти? Тщеславие. Это единственный грех, который не смогло победить человечество.

Но если смотреть более, приземлено, то можно заметить, как необходима психология в обычной жизни. С кем и как говорить, как действовать, нужно уметь предвидеть реакцию человека, что бы, допустим, избежать ссоры. И, конечно же, уроки психологии необходимы агентам контрразведки.

* * *

Курсы психологии у группы «Мозг» вёл пожилой тренер, с немецким именем Зуммер. Этот седовласый, толстенький и на вид совершенно безобидный человек, мог выудить из любого необходимую информацию. Он ставил крупных и сильных ребят в неловкие положения, доводил их до нервного срыва, а потом говорил что-то простое, но магически успокаивающее. Зуммер натаскивал диверсантов по нескольку раз в неделю, укреплял психику, силу духа, пытался помочь членам группы лучше узнать друг друга, и как-то, раз ему это удалось.

Это был обычный день. После разминки группа отправилась в просторный зал, который назывался классом. Зуммер начал свою, может быть не очень интересную, лекцию, сразу, без вступления. Удивительно, что такой материал у агентов усваивался легко, и время пролетало незаметно.

– Господин Тельцов, расскажите о себе, – попросил Зуммер.

– Что вас именно интересует? – поднимаясь, неохотно спросил Борис.

– Вы интересный человек, с весьма богатым прошлым, явно удостоенным нашего внимания.

– Не думаю.

– Всё же, Борис, вы должны научиться работать в команде, вы должны знать всё о своих напарниках, а они о вас.

– Сомневаюсь, что это поможет в работе.

– Это может быть нелегко, но мы все обещаем полную конфиденциальность. Расскажите о всём, что вас беспокоит, уверяю, вам станет легче.

– Я себя прекрасно чувствую, и не собираюсь отвечать! – повысил голос Борис.

– У вас было трудное прошлое, но не такое трудное как у меня. Знаете ли, что пришлось пережить мне? Родители баловали меня, а друзья завидовали, и не общались из-за этого со мной, это очень…

– Что?! – воскликнул Борис, – Вы, явно не бедствующий человек, имеющий всё, что пожелаете, жалуетесь на такие глупости? Да вы знаете, что такое одиночество?! – «Наконец-то, мне удалось вывести тебя из себя, теперь надо только слушать, и подкидывать палки в костёр» – подумал Зуммер, – Я! Я вырос вообще без родителей, я даже не знаю кто они! Я рос в детдоме, а знаете, какие детдомы в Республике?! О, конечно вызнаете, наверняка, наслышаны! Когда я вырос, мне сказали, что родители выбросили меня на помойку, в ведре мусора, как грязную, никому ненужную шавку. Уж поверь, я знаю, что такое одиночество! Когда тебя никто не трогает это уже хорошо! А когда тебя бьют? Просто так, ни за что, ради забавы, ради развлечения. И никто, слышите меня, никто не поможет, никто не заступиться!

Борис кричал уже на весь класс, брызжа слюной, и размахивая руками, он чеканил каждое слова, с таким отвращением, с такой нечеловеческой злобой, что всем стало не по себе. А когда злобный взгляд Бориса пересекался с взглядом Артёма, Захара, или же Зуммера, то они были не в силах выдержать его. Все отводили взгляд, словно были виновны в прошлом Тельцова. А он продолжал, уже никому не рассказывая лично, будто был в классе только он, и невидимый собеседник. Бог? Вполне возможно. Главное, что теперь его было не остановить.

– Унижение, боль, страх, это всё я испытывал изо дня в день. Старшие отбирали у меня еду, и били, издевались, все были сплошными изуверами! Я голодал, спал на картонке из-под коробки, было холодно, было страшно. Особенно туго приходилось девчонкам! Над ними издевались все, и даже охранник-педофил, вы можете представить себе этакую беззащитность? Уже тогда во мне росла та злоба, та ярость, что мечтала вырваться на свободу. В этом аду, я впервые влюбился, мне понравилась одна девочка. Я уже не помню, как её звали, слишком часто я получал по голове. Вся проблема была в том, что она нравилась и старшему. Когда он пришёл. Я заступился за неё! Да! Тогда я понял, что могу жить для кого-то. И меня избили, избили до полусмерти, около десятка человек. А её убили! Охранник, которому она пожаловалась. Директорша приказала убрать свидетеля, потому что чёртова проверка, должна была появиться в скором времени. От неё избавились. А мне даже не помогли. У меня была сломана рука, два ребра, выбиты зубы, сотрясение мозга, и ещё масса побоев. Тогда я понял, что стану следующим свидетелем, и решился на побег. Вилкой. Да, слышите меня! Вилкой, я заколол охранника. Эту жирную свинью я заколол вилкой в шею! Собаке – собачья смерть! Тогда я убил первого, это было только начало. Сбежав, я заключил сделку с наркоторговцем. Договор был таков: он меня лечит, я год на него работаю. Тогда у меня не было выбора, я был присмерти, я хотел, есть, жутко хотел есть! Вы понимаете, что такое голод? Когда осознаешь, что медленно умираешь, когда тело сводит судорогами. Наркоторговец помог мне, он научил меня драться, объяснил, как выживать в этом мире. За его помощь, я вынужден был торговать наркотиками, доставлять их, забирать. Курьер. Когда я начал тренироваться, когда я понял, что в этом мире выживает сильнейший, и нет разницы, сколько тебе лет, кто ты, и что ты делаешь, есть два варианта, либо ты сильный, либо ты мёртв. Я почувствовал в себе силу, я понял, что могу бороться, могу делать что хочу, и добиваться своих целей. Я ушёл с работы. Торговать дурью, было мерзко, отвратительно! А Захар, ты как считаешь? Нет? Не мерзко? Или деньги не пахнут?

Мухин не ответил, взбешенный Борис производил ужасающее впечатление, никто не мог даже слова вставить.

– Тогда я начал снова голодать. Выживать в грязных помойных улицах стало сложно. В городе прокормиться не так легко, будучи одиночкой. Крупные банды уничтожали мелкие, мелкие грабили одиночек. А я, я прослыл убийцей. Мало кто хотел связываться со мной, репутация неуравновешенного оказывала услугу. Я никогда не был лидером. Я был сильным, мог выжить, мог заставить кого-то, что-то делать для меня, но только под страхом, никто не поддавался моим уговорам. Я собрал группу, крепких парней, отморозков, убийц, воров, и решил использовать их. И знаете с чего я начал? Я спалил то проклятое место! Да, мы закрыли все двери и окна, и сожгли детдом! Все эти звери умерли в муках. Они молили о помощи, но никто не слышал их, никто не помогал. Почему? Потому, что я так приказал!

– Ты чудовище! – воскликнул Артём, подскочив со стула.

– Да? Ты смелый, мальчишка, не многие смогли сказать мне такие слова в глаза!

– Не называй меня мальчишкой! Я был в плену у туземцев, поверь, я не хуже твоего знаю, что такое боль, страх и унижение!

– Ошибаешься! Сколько тебе, лет? Явно больше, чем мне тогда! Я убил первого человека в одиннадцать лет, ты понимаешь, в одиннадцать! Ты не знаешь, каково жить одному, быть выброшенным на помойку собственными родителями!

– Ты безжалостно убил кучу людей, невинных, таких же беззащитных людей, как ты!

– Невинных? Проклятье, парень, что ты несёшь?! Я совершил правосудие! Все, от уборщицы до директора, от младенца, до старшего, все они погрязли в пороках, все они заслужили единственное наказание. Смерть!

– Борис! – поднялся со своего стула Зуммер.

– Что? Вы просили рассказать? Я рассказал всё, вы этого хотели?

– Я… Я сожалею, я не мог знать…

– Не надо меня жалеть!

Воцарилась тишина. Зуммер стоял смущенный, потупив взгляд, очевидно, он совсем не ожидал такой ужасной истории. Артём тоже отвернулся, его распирали чувства, но высказывать их не хотелось, нужно было всё обдумать. Один Захар был равнодушен, либо такой у него флегматичный характер, либо, он просто знает массу таких историй, ведь он тоже вырос на улице. Борис оглядел всех, потом вышел, хлопнув дверью.

* * *

«Боже, как это ужасно. То, что пережил Борис! Я даже не могу поверить. Я знал людей, кому пришлось нелегко, но таких историй я не слышал. Прав ли он? Был ли этот случай правосудием? Я не могу ответить. Даже представить себя на месте Бориса страшно, не то, что бы решать, как бы ты поступил в этой ситуации. Всё же, я считаю, что это было убийством. Месть. Это страшный грех, эту жажду лучше не переживать. Хотя, кто я, что бы судить Бориса? Там в туземной деревне, я убил вождя, это ведь тоже была месть! Он мучил меня, пытал, и я отомстил ему, пристрелил, как собаку. Борис поступил так же. Выходит, что мы с ним так похожи? Нет! Я не могу себе этого представить. Я не хочу становиться жестоким, злым и мстительным. Я должен менять себя, пока не поздно. Наверное, это будет очень сложно сделать в этом мире. Правда, в одном с Борисом я согласен. Или ты сильный, или ты мертвый…»

2.

За последние два с половиной недели Артём вымотался очень сильно. Добавился такой объём занятий, что сил не хватало и на полдня. Теперь у группы проводились курсы медподготовки. Ребят обучали оказывать необходимую скорую помощь. Обучали самим азам, так что Артёму эти занятия давались легче, чем остальным. Обучать агентов стали даже таким удивительным вещам (по мнению Артёма), как взломы замков, карманные кражи, бесшумные убийства, и такие же передвижения. Курсы ассассинов, как в шутку агенты называли эти занятия. Труднее всех тут было Борису, с его не самым ловким телом, скрытно двигаться было невероятно тяжело, а широкая, мозолистая и крепкая рука с большим трудом помещалась в карман, что и говорить о скрытности. Учили так же освобождаться от наручников, верёвок, которыми связали руки, и многим странным на вид, но таким необходимым вещам. Как говорил тренер «ассассинов»: «Лучше уметь, но не воспользоваться, чем испытывать в этом нужду, не имея навыков».

Так незаметно прошёл почти весь срок подготовки группы «Мозг». Осталось несколько дней, на разъяснение задач, выдачу обмундирования, и прочие детали. Но прежде, будущих агентов ждал очень важный момент. Никто не предупреждал их об экзамене, никто не намекал. В эту ночь, они должны показать всё, чему научились, за последние недели.

«– Подъём! – с этого слова началась та ночь. Нас разбудили в час, все были уставшими, измотанными тренировками. Никто и не подозревал, что посреди ночи нас могут разбудить, и отвести на стрельбище. Ефрем был серьёзен и груб, таким я его ещё никогда не видел. Он вместе с Мартыновым вывел нас на улицу, где были подготовлены соломенные чучела, формы человека. Нам не позволили умыться, не дали одеться, так и вывели в белых подштанниках, и с голым торсом.

– Грачёв! – рявкнул командир, так, что сон как рукой сняло, – Перед мишенью, стань!

Я повиновался, а что оставалось делать, тон Дерягина не подавал повода, для расспросов.

– Тельцов! На десять метров отойди! Принять боевое положение!

Мартынов выдал Борису пистолет. Ефрем зашёл за спину стрелка, посмотрел на меня, приказал двинуться на шаг вправо, дабы видна была цель, но что бы моё тело прикрывало её наполовину.

– Стреляй! – крикнул капитан.

Вздрогнул даже Мартынов. А мне страшно, признаюсь, когда вот так, помирать ни за что ни про что, собачьей смертью, в нижнем белье. Голову поднял, в небо смотрю. А погода как назло, тучи нашли, темень, и ещё дождик моросит.

– На Тельцова смотри! – приказал Ефрем.

И вот стою я, голый, уставший, глаза слипаются, холодно, гляжу в чёрное око пистолета. Оно, как чёрная дыра, гипнотизирует, и страшно, и не оторвать взгляда. А Борис стоит смирно, обеими руками оружие держит, моргает часто, прицелиться толком не может.

– Огонь! – заорал Ефрем, и сразу же выстрел громыхнул.

Конечно, если вы читаете эти строки, то понимаете, что я жив и даже здоров. Борис не промахнулся, попал в шею соломенному чучелу. А я почти не шевельнулся, так и стоял шокированный.

– Молодец, неплохая выдержка, – похлопал по плечу Мартынов, давая знать что худшее уже позади.

И тут мы с Борисом одновременно выдохнули с облегчением. Сразу стал мне он близок, будто жизнь спас, как будто всегда вместе были. Обменялись поздравляющими взглядами, и разошлись.

– Грачёв, занять боевую позицию!

И тут мне опять не по себе стало.

– А можно Бориса пистолет? – спрашиваю я, ведь у Беретты и точность и отдача меньше, чем у «Питона».

– Нет! – грозно отказал Ефрем, и сунул мне в руки мой револьвер.

– Ну, парень, покажи, чему научился! – тихо из-за спины поддержал Мартынов.

– Мухин! К мишени!

– Что… Не… – всполошился парень.

– Выполнять! – такому тону нельзя было не подчиниться, похоже, даже враги при таких командах сдавались.

Вышел Захар перед мишенью, трясется, смотрит озлобленно, будто говорит взглядом: «Промахнёшься – убью!».

– Целься! – крикнул Ефрем.

«Главное не смотреть на Захара, главное сосредоточиться на мишени!» – говорю я сам себе. Поднимаю «Питон» обеими руками, целюсь. А глаза слезятся, руки трясутся, такой стресс только что пережил. Мушка расплывается.

– Давай! Огонь! – кричит капитан, и руками машет, отвлекает, не позволяет сосредоточиться.

Мухин тоже, то глаза закроет, то взгляд отведёт, то в сторону накрениться, всё время приказами поправлять его приходиться.

– Огонь! – оглушительно заорал Дерягин.

Тут, я и решил, будь что будет, и нажал на курок. У Захара нервы тоже не выдержали, упал он на землю, прямиком в грязь, распластался, как при бомбёжке.

– Подъём! – Ефрем подскочил к жертве, пнул кирзовым сапогом.

– Да он мне чуть голосу не снёс! – воскликнул Захар.

– Занять положение!

Уж не знаю, промахнулся бы я, или нет, но была дана вторая попытка. Я начинаю сосредотачиваться, смотрю только на цель, командир, Захар, и все остальные для меня только фон, не более. Есть только я, револьвер и соломенное чучело. Хотя, Мухин от чучела не сильно отличался, грязный, перепуганный, он поднялся, матерясь сквозь зубы. Полез в карман, достал какую-то таблетку, которую тут же выбил из руки Ефрем.

– Отставить!

Грязный, мерзкий наркоман, стоял перед чучелом, глядя прямо на меня. Думаю, ничего страшного не произошло бы, промахнись я тогда. Но я попал. Без команды, спонтанно, будто каждый день стреляю по мишеням, за человеческими телами. Этим я оказал услугу Мухину. Кто знает, выдержал бы он второй раз, а так он даже понять ничего не успел, как всё кончилось.

Пошатываясь, он уходил от мишени, и бросил на меня благодарный взгляд, как попрошайка, которому ты кинул монету на улице.

Борис выдержал испытание фактически идеально, видимо приходилось ему смотреть на стрелка ранее. А Захар, который стрелял в Тельцова, попал по мишени только чудом, зацепив чучелу плечо.

– Теперь вы готовы, – буднично, без торжественного тона констатировал Мартынов.

– С этого дня, вы официально агенты Народной Освободительной Республики, и состоите в группе «Мозг»! Поздравляю, товарищи! – охрипшим голосом завершил экзамен Ефрем Дерягин.

* * *

Кто-то может сказать, что это глупости, и таких экзаменов не бывает. Но уверяю, я лично читал старые, книги, которые привозил дядь Саша, где были описаны такие вот тренировки спецподразделений. Они необходимы для вырабатывания концентрации, сдержанности, умения работы в команде, и самое главное – основывают доверие членов группы, доверие, своей собственной жизни сослуживцу.»

Глава 29 Доброта

Подмосковье.

1.

– Итак, парни, объясняю задачу, ещё раз! – перекрикивая жужжание двигателя и тарахтение служебного Мерседеса, который ехал по разбитой дороге, начал Ефрем, – Наши войска под Москвой переходят в наступление. Красные окопались в деревушке неподалёку, и устроили там неплохой укрепрайон. Республиканцы взяли противника полукольцом, и готовы в любой момент напасть на высоту.

– Почему сразу не окружили, они же свалят, как только заваруха начнётся? – перебил Борис.

– На то и расчёт, беженцы и раненые должны будут спастись на поезде.

– Какой гуманизм! – скривился Захар.

– Не в этом дело.

– Сейчас направо! – перебил Артём, который сидя на переднем сидении, исполнял роль штурмана.

– Наша задача, проникнуть в крепость сразу за республиканскими войсками, мы должны будем взять документы и вещи вражеских солдат, переодеться, и за тем присоединиться к поезду беженцев.

– Ну и авантюра! – констатировал Борис.

– В чём то, да, вот, – Ефрем, не отвлекаясь от дороги, протянул квадратные фотографии агентам, – Вклеим в документы, когда они будут на руках.

– К чему такие сложности, разве нельзя подделать было сразу?

– Мы не знаем имён служивых, – нужно максимум реализма, чтобы не спалиться при первой же проверке.

– Мы и так рискуем.

– Будем рассчитывать на неорганизованность врага.

– Красные сильны в разведке, наверняка, они уже знают точную дату штурма.

– А вот и нет, дату будем назначать мы. Весь штурм устроен только для нас. Хотя, он и имеет огромное стратегическое значение. Всё должно пройти так: наши части начинают внезапное наступление по трём флангам, выдавливая противника прямиком на станцию. Беженцы грузятся в поезд, и мы им не мешаем. Сами заходим после солдат, так как наше дело куда как важнее, и не имеет смысла глупо рисковать в бою. Переодеваемся, и присоединяемся к поезду с беженцами.

– А проверки?

– На то нам и нужны документы, народу будет много, начнётся беспорядок, это нам на руку. Только главное, не переигрывать.

– Вроде всё ясно.

– Вопросы?

– Никак нет! – хором отозвались агенты.

2.

Группа «Мозг» прибыла на место вечером. Им выдали оружие: укороченные АК – 47, пистолеты, ножи, ещё дали маскировочные костюмы. Командующий наступлением встретил группу лично, с почестями. Все бойцы относились к агентам уважительно, здоровались, хотя отличительных признаков на ребятах не было. Покормили, и выделили спальные места в палатках. Поставили часовых, которые должны охранять сон высоких гостей.

Ефрем пошёл решать все необходимые вопросы с командирами армии, Борис направился в оружейную, а Захара Артём и видеть не хотел. Заняться Грачёву было нечем, и он решил скоротать время с бойцам, весело беседующих у костра. Но на подходе к интересной компании, агент наткнулся на одинокого солдата. Он сидел на пеньке, в тени, и явно был чем-то опечален.

– Майор, – догадался по погонам Артём.

– Я! – поднял голову, и собрался подняться на ноги парень.

– Не вставай, – в отблесках костра Артём узнал лицо этого человека, с ним завтра группе предстояло идти на штурм.

– Это, вы, да?

– Я, – усмехнулся Артём.

Парень был высокий, красивый, такие обычно отбоя от слабого пола не имеют, к тому же не смотря на молодой возраст, он занимал весьма высокое звание.

– Это с тобой, мы завтра на штурм?

– Так точно!

– Да расслабься ты, мы же с тобой ровесники, а ты ко мне как к деду обращаешься.

– Так ведь положено! – растерялся майор.

– Тут мы наедине, можем же поговорить как друзья?

– Так… Да, конечно, – с подозрением глядя на Артёма, произнёс офицер.

Грачёв неспешно уселся рядом, взял в зубы травинку.

– Чего печалишься? Из-за боя скорого?

– Нет, тут бой не прекращается, – более уверенно начал майор, – Если бы я битвы больше боялся.

– А ты чего боишься?

– Да, понимаете… Как бы сказать…

– Говори как есть, – и Артём посмотрел на офицера такими глазами, обладателю которых невозможно не доверять.

– Девушка тут одна есть. Красавица, умница, раненым помогает, хоть и не обязана, работает на износ. А месяц назад приставал к ней один, тоже офицер, только званием выше, так я ему по морде сунул, – гордо сообщил майор.

– А она?

– Поцеловала меня, только не любя, как бы в благодарность, не нравлюсь я ей, наверное, – снова опечалился парень.

– А ты на контакт шёл?

– Меня судить хотели, за то, что офицера ударил, так она помогла, замяли дело.

– Ну вот, значит, ты ей не безразличен.

– Я же говорю, она на меня внимания не обращает, здоровается так, из вежливости, помогла тоже как бы в благодарность.

– А ты с ней говорил?

– Нет.

– И сидишь, грустишь?

– Я боюсь, понимаете, в бой идти не боюсь, а к девушке боюсь.

– Ты должен понять причину своего страха.

– Я понимаю, я боюсь, что она мне откажет.

– Я расскажу тебе случай из личного опыта. Я работал в шахтах, на каменоломне. Да, да, не боги горшки обжигают, – заметив удивление в глазах собеседника, пояснил Артём. – Я же не всегда служил в разведке. Так вот, мне нравилась одна девушка, красивая, умненькая, вежливая, хотя и из простой семьи. И вот она каждый день проходила мимо меня, и здоровалась, так приветливо, ласково. А я от стыда сгорал, стою перед ней грязный, чумазый, в рванной рабочей униформе, с булыжником в руках. Нравилась она мне, жутко! Я с её братом дружил, к нему на день рождения в гости пришёл, но так и не осмелился с ней заговорить. А она смотрит на меня так, может и была какая-то у неё ко мне симпатия, теперь и не узнаю, – печально вздохнул Артём, – и вот, пришло время, уезжать, приготовился я к худшему. Думаю, если откажет, чёрт с ней, всё же лучше, чем в неведении жить. Прихожу к ней на работу, а мне говорят: «Уехала она в командировку». Вот тогда печаль на меня нашла. До сих пор себя корю, и жалею, что не осмелился раньше. Так что парень, не повтори моих ошибок. А то знаешь, тут война, как ни как, каждый в любую секунду умереть может. Не теряй времени, иди к ней, позови гулять, подари цветы. Приходи чаще, гуляй, делай комплименты, а когда придёт время… Ты поймёшь, тогда и признаешься. Тогда и она ответит. Иди!

Артём увидел, как заблестели глаза парня.

– Спасибо! Спасибо вам, огромное! – воскликнул он, подскакивая, – Я бы сам не смог, прямо сейчас! Вот, только… Начальство…

– Ничего, я прикрою, если надо!

– Спасибо! Спасибо! – бросаясь, крикнул майор.

– Погоди, тебя зовут-то как?

– Василий! Василий Платков!

– Ладно, Вася, ни пуха, ни пера!

Радостный Платков ещё что-то прокричал в ответ, скрываясь за палатками.

– Ну вот, помог человеку, другой на моём месте, не поддержал бы, позлорадствовал, а я вот нет! Пусть хоть у кого-то счастье будет. Это называется доброта, помощь ближнему, – произнёс Артём про себя.

Бросив печальный взор на веселящихся бойцов у костра, Грачев, поглощённый в грустные мысли направился в свою палатку. Теперь ему было не до веселья.

3.

Полевая ставка. Подмосковье.

– Ой, Оксанка я даже не знаю, зря ты этот разговор начинаешь, лучше вон, бинты подай.

– А ничего не зря Наташа, держи, я же за тебя волнуюсь.

– Потерпи миленький, сейчас лучше будет, – приговаривая, делала перевязку раненому Белова.

– Вот ты «того самого» ждёшь, ждёшь, а потом одинокая сорокалетняя женщина.

– Типун тебе на язык.

– Вот я бы на твоём месте пошла бы к парнишке этому, Ваське Платкову, он парень ничего статный, и ты ему нравишься.

– С чего ты это взяла?

– Разве он за тебя перед Жабовым заступился бы, если ты ему безразлична?

– Он просто человек хороший, за любого заступился бы.

– А вот и нет!

– Хватит, болтушка, подай зелёнку.

– На. Ничего я не болтушка, я же вижу, переживаешь ты.

– Ничего я не переживаю, не придумывай.

– Артёма своего ждёшь?

– Не знаю.

– Сердце к нему лежит?

– Он такой, такой… Мужественный, сильный, видно, что в нём характер, и… я даже не знаю…

– Сестричка! – прохрипел раненый боец на соседней кушетке.

– Оксана, сюда посвети! – велела Наташа.

В палате с ранеными царил полумрак, и приходилось ещё светить керосиновой лампой.

– Зря, ты его ждёшь, разошлись ваши пути-дорожки. Так и Ваську профукаешь.

– Я ему безразлична, он мне тоже.

– Он робкий, значит, ты должна сделать первый шаг.

– Ну, я не знаю.

– Наташа! Ты ему не ту руку забинтовала!

– Ох, и, правда, прости солдатик, потерпи немного. Вечно ты меня своими разговорами отвлекаешь!

– Это ты о парнях думаешь!

– Не правда!

– Завтра Вася на штурм идёт, тяжёлый бой будет. Хочешь мой совет?

– Нет.

– Пойди к нему, поговорите, погуляете, в лесу, узнаешь его поближе.

– Не надо, сейчас не время.

– Его завтра убить могут!

– Типун тебе на твой язык без костей!

– На войне, каждый миг ценить надо, и каждый миг проводить с любимым.

– Ты прямо философствуешь, много, подай перекись лучше.

* * *

До ставки Платков добежал молниеносно, словно боялся, что заряд той энергии, которой напитал его молодой агент из разведки, может скоро пропасть, и снова появиться страх и робость. По пути он насобирал луговых цветов, красивых, молоденьких. И со всех ног подбежал к палатке с красным крестом.

– Наташа! Наташа! – закричал он, когда часовой преградил вход.

– Извините, товарищ майор, не велено, там раненые.

– Это он, Вася! – взвизгнула Оксана, будто ждала его больше Наташи.

– Слышу, скажи, что меня тут нет.

– Ещё чего, иди, это судьба твоя.

– Судьба подождёт, ещё раненых много.

– Подруга! Иди немедленно! – и силой вытолкнула Белову из палатки.

– Наташа, здравствуй! – только и смог произнести Василий, увидев очаровательную девушку в белом халате.

– Здравствуйте, Василий.

Платков глупо уставился в землю, теперь ему стало так неудобно и стыдно, весь взмыленный, растрёпанный, он стоял и не мог вымолвить ни слова.

– Вы меня искали? – прервала затянувшееся молчание Наташа.

– Искал! – переборов себя посмотрел на неё Василий, он решил для себя, что первый шаг уже сделан, и пусть будет, что будет, пути назад уже нет. – Вы… Вы не хотите прогуляться?

Наташа смутилась, увидев букет в руках ухажера, и словно ища поддержки, обернулась на подругу. Оксана мелкими кивками словно подталкивала: «Соглашайся».

– Это, ох, извини, это вам! – опомнился Василий, и протянул букет.

– Спасибо, очень красиво. Хорошо, давайте прогуляемся, но только недолго, ещё много дел.

– Я всё сделаю сама, – вышла из палатки Оксана, – Отдаю свою подругу вам на всю ночь, и не вздумайте обидеть её! – шутливо погрозила она пальцев Платкову.

– Ну, что вы, уважаемая, – развёл руками майор.

Оставив букет в палатке, Наташа пошла вместе с Василием. Они гуляли всю ночь, и в лесу, и смотрели на звёздное небо, лёжа на лугу, бродили вдоль берега Москва – реки. Наташе было очень интересно со своим ухажёром, особенно, когда Платков освоился, перестал заикаться, и они начали общение на «ты». Забыв о войне, о раненых, о предстоящем штурме, они проводили время вдвоём, и для каждого это были лучшие минуты жизни. А когда уставших, утро застало их на лугу, в траве, покрытой блестящей росой, пришло время прощаться. Наташа поцеловала Василия в щёку, коротким лёгким поцелуем.

– Я буду тебя ждать, Вася, ты только вернись! – и, сказав это, она, не дожидаясь ответа, побежала к раненым.

Платков был счастлив, теперь он обрёл смысл в жизни, а всё благодаря случайно подвернувшемуся разведчику, имя которого, он даже не удосужился спросить.