Текст книги "Демидовы: Столетие побед"

Автор книги: Игорь Юркин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 38 страниц)

Созревание и зрелость

Ученик и сотрудник

Вспомним действующих лиц предания, рассказывающего о том, как Демидов выпросил у царя Невьянский завод. Рядом с Никитой старший сын. Деталь примечательная. Хотя Акинфий в этой истории лично не действует, самим присутствием он позиционирован как сотрудник. Можно сказать, отец представляет его царю в этом именно качестве.

Совсем скоро отец посылает его налаживать работу на только что принятом от казны заводе. Акинфий, месяц хозяйничая там самостоятельно, ожидания оправдывает: уже через три дня пускает молотовые, потом домну. Наконец приезжает отец, но уже через два месяца возвращается в Тулу, оставляя все на Акинфия.

Итак – сотрудник. Конечно, принципиальные решения принимал отец. Но на незнакомом (не ими строенном) заводе наверняка возникали неожиданные ситуации, на которые нужно было реагировать быстро. Реагировал Акинфий. То есть, во-первых, был доверенным лицом, во-вторых, обладал значительной свободой действий. Последнее не удивительно – в свои 24 года (столько ему было в год передачи завода на Нейве) он был сложившимся техническим специалистом.

Откуда взялись необходимые познания? Анонимная биография Акинфия, сохранившаяся в архивном фонде Демидовых, сообщает, что он «с самых юношеских лет приучаем был Родителем своим к познанию Минералов, Гидравлики, Механических и других искуств, повсюду находился с ним при Устроении Заводов и был ему вернейшим помощником» [324]324
  РГАДА. Ф. 1267. Оп. 1. Д. 761. Л. 1. Почерк документа относится к концу XVIII – началу XIX в.


[Закрыть]. Итак, приучался «с самых юношеских лет». В одном из поздних (1739) писем приказчику Григорию Сидорову Акинфий прямо апеллирует к традиции, усвоенной им в Туле: «…В которой я слободе родился, больших мехов не имеется». Продолжая далее, подчеркивает непреходящее для него значение этой традиции: «Впредь, пожалуй, ты нас, чему мы научены, не переучивай», «резон», с которым посланы укладные мастера, – «по своему не переворачивай» [325]325
  Черкасова А.С.«…Чтоб железо делать самым добрым мастерством» // Демидовский временник. Екатеринбург, 1994. Вып. 1. с. 22.


[Закрыть]. Опыт, на который опирается Акинфий, как видим, по меньшей мере частично, – из Тулы. И это, и приведенные выше строки ранней биографии, и, наконец, здравый смысл свидетельствуют об одном – Акинфий помогал отцу на Тульском заводе, именно здесь он и получил многие свои знания. Акинфиева традиция – прежде всего традиция тульская.

Но не только. Имеются упоминания (подтверждаемые пока, к сожалению, только косвенными доказательствами), что Акинфий побывал в Германии, именно в Саксонии, в знаменитом своими шахтами и горными мастерами Фрейберге [326]326
  Упоминающие об этом авторы (С.П. Шевырев, К.Д. Головщиков, А.С. Черкасова и др.) о времени путешествия не сообщают. П.П. Бажов полагал, что оно имело место после смерти комиссара Никиты. Подробнее см.: Юркин И.Н.Демидовы – ученые, инженеры, организаторы науки и производства: Опыт науковедческой просопографии. М., 2001. с. 23, 25.


[Закрыть]. Во всяком случае, точно известно, что один из купленных им ценных минералогических кабинетов принадлежал известному фрейбергскому минералогу Генкелю [327]327
  РГАДА. Ф.П. On. 1.Д. 95. Ч. 2. Л. 269 об.


[Закрыть]. Саксония – основной источник мастеров, на протяжении XVIII века переносивших в Россию европейскую горно-металлургическую традицию. Факт приобщения к ней Акинфия, причем непосредственно на месте, может многое объяснить в блистательном его успехе. Если, конечно, он имел место, этот факт.

Первые месяцы эксплуатации Демидовыми Невьянского завода определили распределение ролей, впоследствии закрепившееся. Акинфий пребывал в основном на Урале. Формально он был вторым после отца, который оставался первым уже потому, что юридически завод был передан именно ему. Но, хотя отец и считался чем-то вроде «генерального директора», в практике управления он составлял с сыном одно целое. Бумаги в учреждения посылали и сын, и отец, и они, как правило, не противоречили друг другу. Нам не известно ни одного документа, в котором отец отменил распоряжение сына. Ни одного случая, когда казна после заявления Акинфия потребовала бы согласования сказанного им с мнением Никиты. Если они чем и отличаются, так это возрастом, сопряженным с ним объемом связей и вполне разумной функциональной специализацией менеджмента: отец обеспечивает контакты с властью и единство хозяйства, сын рулит самым сложным в хозяйстве звеном. Отец колесит по стране, останавливаясь более или менее подолгу в Туле, Москве, Петербурге и на «своем» Урале, Акинфий – почти исключительно уральский житель. Такое разделение труда вполне естественно, органично.

Их «почерк» ведения дел несколько различается? Может быть. Вот конфликт Демидовых с Татищевым. Уже отмечалось, что приезд Никиты отчасти снизил напряжение, до которого дошли отношения, когда от имени Демидовых действовал молодой неуступчивый Акинфий [328]328
  Кафенгауз Б.Б.Указ. соч. с. 164.


[Закрыть]. Не думаем, впрочем, что сын по темпераменту был склонным к более импульсивному, чем отец, поведению – судя по письмам последнего десятилетия, Акинфий всегда сохранял контроль над собой. Сказывались скорее возрастные различия.

Диалог с властью

Одна из важнейших проблем, с которой столкнулись сыновья комиссара Демидова после его смерти, – необходимость создания новой формы отношений с государственной властью. Выстраивая их, они стремились к одной цели, но, находясь в разных условиях, задачи решали разные.

Государству от всех Демидовых было нужно одно: вовремя, в полном объеме, по согласованной цене получать заказанную продукцию плюс налоги. А вот у братьев конкретные интересы и планы различались существенно. Акинфий владел заводами в нескольких удаленных один от другого районах, пользовался полученными отцом привилегиями и оставался тесно связанным с госзаказом. Заводские хозяйства Никиты и Григория, отличаясь от Акинфиева, были между собой схожи компактностью – находились в центре европейской части России. Но будущее младшие братья видели разным: Никита рвался на Урал, куда не пускал отец, Григория же, похоже, вполне устраивала родная колыбель. Оба работали в основном на рынок, хотя Никите был знаком и госзаказ.

Акинфию досталась роль самая привлекательная: наследника, продолжателя, умножителя. Оставалось сделать в сравнении с братьями немногое: перевести на себя нужные контакты, не утратив существовавших, завязать новые жизненно важные связи. Это было необходимо еще и потому, что вместе с уникальными стартовыми условиями, отцом для него созданными, он принимал на себя взятые тем обязательства. За привилегии нужно было платить.

Предание почти не сохранило рассказов о личном общении Акинфия с венценосными особами. Пожалуй, единственное исключение – анекдот о разговоре с императрицей Елизаветой Петровной, который перескажем, говоря об истории открытия в демидовской руде серебра. Бедность фольклора не восполняют письменные источники. В послепетровские годы власть была уже не так демократична в общении с подданными, как это было при Петре, принимавшем просителей и сажавшем за свой стол, невзирая на их наряд. Сам же Петр сдвинул планку, издав указ о правилах подачи прошений. Напомним: Никита, ища управу на Татищева, обратившийся к монарху по старинке, напрямую, был наказан не за то, что оклеветал противника, а за нарушение протокола. В послепетровское время проблем, требовавших для решения прямого вмешательства власти, было не меньше, но прямые контакты с нею стали еще менее доступными. Оставалось влиять опосредованно – через заступников.

Менялись лица, окружавшие трон, – менялись те, к кому приходилось обращаться за покровительством. Отец опирался на поддержку Ф.М. Апраксина, А.А. Виниуса, М.П. Гагарина, Н.М. Зотова, А.Д. Меншикова. Среди «милостивцев» его старшего сына – тех, протекцией которых он сумел заручиться, – статусные фигуры тоже высшего разбора: ближайший друг императрицы Анны Иоанновны владетельный герцог Курляндский и Семигальский граф Эрнст Иоганн Бирон, президент Коммерц-коллегии барон Петр Павлович Шафиров, кабинетсекретарь императрицы Елизаветы Петровны Иван Антонович Черкасов. Каждый из них сыграл свою роль в том, чтобы Акинфий на протяжении двух десятилетий чувствовал себя хозяином на принадлежавших ему землях и заводах и был очень влиятельным человеком во многих других местах, так или иначе связанных с его бизнесом. Прочные и эффективные патрон-клиентские связи – одна из основ, на которых базировалось благополучие Акинфия Демидова.

Отношения с местной администрацией, с коллегиями и их местными органами не требовали после смерти отца столь существенной корректировки, как отношения с царедворцами. С представителями центральных и местных госучреждений Акинфий тесно общался еще будучи в тандеме вторым. Как мы уже отмечали, первый Демидов позволял ему от имени фирмы вступать в деловую переписку. На этом уровне с ним считались куда в большей степени, чем с младшим братом в оставленной Туле. Акинфий, несомненно, обладал не меньшим талантом управлять людьми, чем его отец, и, как и он, прибегал при необходимости к разного рода средствам манипулирования ими. Кроме того, он прекрасно умел учиться на своих ошибках, что в сочетании с постепенно ослабевавшей горячностью делало его почти непобедимым бойцом.

Яркий пример сказанного видим в событиях, связанных с завершением истории конфликта Демидовых с Татищевым.

Смерть Никиты Демидова и отъезд Татищева в Швецию замедлили их ход. Заводчик умер в ноябре 1725 года – именно тогда, когда Вышний суд заслушивал мнение Геннина по его с Татищевым делу [329]329
  Юхт Л.И.Указ. соч. с. 129.


[Закрыть]. Последнее слово оставалось за императрицей – ей собирались отправить и экстракт решения суда, и мнение Геннина. В этой точке дело могло замереть на годы.

Возвратившийся в Петербург в начале мая 1726 года, Татищев его подтолкнул. Почти сразу, в июне, он подал челобитную, в которой писал о «пагубной клевете» Демидова, стремившегося без причины его погубить. За верную и прилежную службу Татищев надеялся на милость государя. Вместо этого вызнал его гнев, из-за чего и здоровья лишился, и «едва живот удержал». Пока шло следствие, ему долго не платили жалованья, он вынужден был влезть в долги. Татищев подчеркивал, что Вышний суд оправдал его и будто бы «за невинное терпение и разорение» приговорил «учинить» ему награждение. По его словам, отпуская в Швецию, выдать награждение обещал ему и Петр [330]330
  Там же.


[Закрыть].

Резолюции на эту челобитную не последовало (по мнению А.И. Юхта, не без влияния Меншикова), но Акинфий Демидов, оповещенный о ней, обоснованно забеспокоился. Как повернется дело дальше – было не ясно. Возможно, лучшим для него шагом в этой неудавшейся интриге было заключение мирового соглашения. В случае утверждения приговора оно не отменило бы штрафа (назначенного не за обиды Татищеву, а за нарушение Демидовым правил подачи жалоб). Больше того, оно подразумевало дополнительные расходы – следовало что-то заплатить обиженному. Но, заключенное сейчас, оно погасило бы активность Татищева, подталкивавшую утверждение приговора. Руководствуясь, возможно, такими соображениями, Акинфий написал письмо Меншикову, в котором описывал свое видение ситуации и советовался по ее поводу. Приговор, подчеркивал Акинфий, учинен в Вышнем суде до ознакомления с мнением Геннина (намек на то, что в противном случае он был бы другим, что, заметим, вполне возможно). Но даже и в нем «того не показано, чтоб ему, Василию Татищеву, какую награду учинить». Трудно сказать, какой выход из положения – мир или продолжение войны – в действительности предпочел бы Акинфий [331]331
  А.И. Юхт на одной странице высказывает прямо противоположные мнения. «Демидов, – пишет он, – склонялся к тому, чтобы не доводить дело до конфликта, а пойти на мировую». А ниже заявляет, что «Демидову выгодно было представить Меншикову» дело так, чтобы «склонить светлейшего к отказу от мировой, что больше устраивало заводчика» (Там же. с. 130).


[Закрыть]. Судя по письму, он был готов на мировую (инициатором которой, по его словам, выступил Татищев), соответственно, был готов «хотя ему что и дать – быть так». Закрытие темы ценой умеренных расходов вполне его устраивало. Война – это новые жалобы Татищева, новые обращения к покровителям с целью эти жалобы нейтрализовать. Но в выборе решения он полагался на мудрость патрона: будет так, «как ты, государь, о сем соизволишь» [332]332
  Головщиков К.Д.Указ. соч. Прил. 6.


[Закрыть]. По мнению Юхта, решающее слово сказал именно Меншиков, очевидно, посоветовавший мириться.

Сделка состоялась во второй половине февраля или в марте 1727 года. Сумма заплаченного отступного неизвестна: Демидов писал, что Татищев просил у него две тысячи рублей, пострадавший много позже упоминал о сумме в три раза большей. После расчета заводчик попросил Татищева подать новую челобитную, что тот и сделал, написав в ней, что «добровольно помирился» с Акинфием и его матерью (вдовой обидчика) и в дальнейшем ни он, ни его наследники впредь дела по этому предмету обязуются не возбуждать. О состоявшемся мире с господином советником Татищевым Демидов в апреле информировал Меншикова [333]333
  Юхт А.И.Указ. соч. с. 130, 131.


[Закрыть].

Итак, Акинфий Демидов потерпел поражение. Но, во-первых, кашу с Татищевым заварил не он. Во всяком случае, все действия, после которых дело уже нельзя было повернуть назад, предпринимал отец. Если Демидовы допустили в этой истории ошибки, то более чем наполовину это были ошибки отца. Во-вторых, нет худа без добра. Раньше за контакты с VIP-персона-ми отвечал отец. Лишившись налаженных связей, Акинфий первое время, можно думать, чувствовал себя не так уверенно, как прежде. Судьба послала ему случай, мобилизовав дипломатические способности, наладить отношения с наиболее актуальным «милостивцем» – в данном случае с Меншиковым.

Но память у Акинфия была, наверное, не хуже, чем у помнившего наизусть Писание отца. Он не забудет поражения, хлопот, здесь и там упущенной выгоды. Когда судьба снова столкнет его с Татищевым, он одержит победу.

Затянувшийся конфликт научил Акинфия многому. В том числе – с властью не задираться, использовать в диалоге с ней мягкую силу. Что он извлек из этой истории уроки, видим, наблюдая развитие его отношений с Генниным.

Главный командир уральских заводов В.И. Геннин появился на Урале, когда конфликт Демидовых с Татищевым зашел в тупик и требовал постороннего вмешательства. Демидовы были остро заинтересованы в том, чтобы склонить генерала на свою сторону. И отношения с ним с самого начала выстраивали значительно более аккуратно, чем начинали их строить с Татищевым. Не испортив их, Акинфий в конечном счете сумел его приручить.

Геннин по характеру был человеком более гибким, чем Татищев. При этом – отнюдь не легковерным, склонным скорее переоценить опасность, чем недооценить. В том, что из себя представляют комиссар Демидов и его старший сын, в их достоинствах и недостатках он вполне разобрался, расследуя ссору с Татищевым. По мере разбирательства его отношение к ее участникам менялось то в одну, то в другую сторону – на него влияли документы, с которыми он знакомился, показания свидетелей, непосредственное общение с заводчиками, мнение близких к трону их защитников.

Проведя порученное расследование, Геннин довольно быстро склонился на сторону Татищева. Но чтобы убедить, что разбирался в деле «не маня ни для кого», признал факт, что на заставах, устроенных Татищевым на дорогах к демидовским заводам, задержки проезжающих, хлеба и припасов все же имели место. Всю вину за них он возложил на «плутов камисаров и на заставах будучих» [334]334
  Геннин В.Указ. соч. № 18. с. 81, 82.


[Закрыть], которых своей властью и наказал. В обвинениях Демидовых, получается, почти ничего не подтвердилось, а что подтвердилось – Татищев был ни при чем. Кратко изложенная в шести пунктах донесения Петру генниновская версия событий выглядит весьма убедительно и в том, что касается Демидовых, хорошо согласуется с нашим о них представлением. Вместе с тем следует учесть, что Геннин был лично заинтересован в том, чтобы обелить Татищева в глазах Петра. В литературе отмечалось (и ознакомление с документами подтверждает обоснованность этого мнения), что Геннин опасался надолго застрять на Урале [335]335
  Юхт А.И.Указ. соч. с. 122.


[Закрыть]. Задержки было не избежать, если бы не нашлось достойной ему замены. Петр дал Геннину гвардии сержанта Украинцева, чтобы после того, «как все здешние заводы исправлены, манифактуры и фабрики построены и в действо произведены будут», тот стал «над оными всеми делами директором». Поработав с ним, Геннин отозвался о кадровом резерве более чем недвусмысленно: «…человек доброй, но не смыслит». Не приглянулся ему и Михаэлис: «…неможет (болеет. – И. Ю.)и мало памятен… он мне мало помощи здесь подает». Единственной кандидатурой, за которую Геннин, похоже, мог поручиться, был «смышленый, рассудительный и прилежный» Татищев. Но он от предложений подключиться отговаривался, заявляя, «что ему у того дела быть нельзя» сразу по нескольким причинам. Две из них, названные Генниным, касаются отношения Петра к Татищеву и того, как это может повлиять на результаты трудов последнего. Третья – непосредственно конфликта с Демидовым. Татищев вполне резонно рассуждал, что «ежели на Демидова управы учинено за оболгание не будет и убытки ево награждены не будут, то он и впред с ним будут во вражде и безпокоистве, чрез что ползе вашего величества не без вреда быть может» [336]336
  Геннин В.Указ. соч. № 18. с. 83, 84.


[Закрыть]. Нет оснований подозревать в Геннине стремление очернить Демидовых вообще. Но в том, что ему было выгодно, чтобы Петр принял сторону Татищева, посчитав действия его противников «оболганием», сомневаться не приходится. А если так, то остережемся полностью доверять доводам генерала, тосковавшего по Петербургу.

Впрочем, в мире человеческих пороков недостаточное чистосердечие не из числа самых страшных. Геннин не все говорил, но, слава богу, старался не лгать. А иногда демонстрировал замечательную проницательность и, что особенно важно для потомков, доверял ее бумаге. Изучив Демидовых, он научился просчитывать их действия на несколько шагов вперед. И, как правило, не ошибался в расчетах.

Летом 1725 года генерал-майор получил задание собрать десятину с уральских заводов Демидова. В случае, если Демидов откажется платить, ссылаясь на незавершенность расчетов с ним Артиллерии, Геннину поручалось арестовать на его пристанях железо и часть его, на сумму долга, отправить в Берг-коллегию.

2 января следующего года Геннин сообщил в коллегию, что Акинфия на заводах нет, а его приказчики десятину без хозяина платить «не смеют» и не будут. Геннин полагал, что для этого имелась объективная причина: опираясь, по-видимому, на слышанное от приказчиков, он заявил, что «ныне они при заводах у себя денег не имеют и платить нечем». Геннин уверенно моделировал последующее развитие событий: Демидов, когда прибудет, «тем же станет отговариватца, что денег не имеет».

Геннин предвидел не только отговорки Акинфия. Он представлял реакцию на попытки на него надавить. Положим, рассуждал он, указом коллегии причастные к делу демидовские приказчики будут арестованы. Последствия ждать себя не заставят. «Демидов, – писал Геннин, – отпуск припасов нарочно остановит и сыщет такую отговорку, что отправить припасов было не с кем, понеже де прикащики ево держимы от нас под арестом в платеже оной десятины». Геннин предвидел поток жалоб на него со стороны демидовских контрагентов: от Адмиралтейской коллегии, от Городовой канцелярии, «от купецких людей, у которых он (Демидов. – И. Ю.)в железо денги уже забрал». Не останется в стороне и Коммерц-коллегия – от нее «жалоба произойдет во остановке купечества и в зборе пошлины». Решение Геннин видел в том, чтобы ему от решения устраниться. Он предлагал Берг-коллегии просить Сенат «определить к збору оной десятины нарочного кроме нас, или… збирать с него, Демидова, оную десятину камериром, как… определено збирать и с протчих промышлеников» [337]337
  РГАДА. Ф. 271. Оп. 1. Кн. 639. Л. 7, 8.


[Закрыть]. То есть пускай занимается этим кто угодно, лишь бы не он.

Так, стремясь избежать неприятного поручения, разговаривал Геннин с Берг-коллегией. А вот как – с Акинфием Демидовым (по другому вопросу – о продаже меди по вольной цене, чего добивался заводчик). В цитируемом ниже письме упомянута и Берг-коллегия, обратим внимание, в каком ключе:

«Господин комиссар Акинфий Никитич! Писал ты, что медный промысел хорош, токмо охоты не будет и бросишь, ежели воли не будет продавать, как всяк хочет. И ты в том право пишешь и рассуждаешь. А я тебе порука, что оный указ, учиненный из Берг-коллегии, не устоит, но Его величество не велит никому охоты в горных делах снимать и убыток чинить промышленникам. И в том надейся крепко, и охоты не потеряй и промышляй с Божиею помощью» [338]338
  Цит. по: Корепанов Н.С.Серебро на Нейве? с. 92.


[Закрыть].

Как видим, Геннин полностью разделяет позицию Акинфия в отношении ценовой политики, выражает уверенность (!) в том, что идущий вразрез с нею (позицией) указ госучреждения будет отменен, и призывает заводчика ждать и работать. Какой еще большей лояльности ждать частному лицу от государственного чиновника, тем более столь высокого ранга?

Доброжелательное и внимательное отношение Геннина к Акинфию Демидову имело серьезные «промышленные» последствия. Историк Н.С. Корепанов подчеркивает, что «долго и трудно рождавшееся медное дело Демидовых во многом оказалось вытянуто благодаря настойчивости Геннина» [339]339
  Там же.


[Закрыть]. Так было с самого прибытия Геннина на Урал – уже говорилось о демидовском мастере, с согласия Геннина обучавшемся «чистить» медь на казенном заводе. Возвратившись к середине 1720-х годов, вспомним, что незадолго до сочинения цитированного письма в коллегию, в ноябре 1725 года, Геннин подал свое мнение по поводу решения Вышнего суда – мнение, значительно более лояльное к Демидовым, чем высказанное им в феврале 1723 года в письме Петру. За страшилками, которыми он в начале 1726-го пугает Берг-коллегию, стоит нежелание нарушить устоявшееся равновесие в отношениях с Демидовыми, конкретно – с Акинфием. Да это уже не просто равновесие. В феврале 1726-го Акинфий, как уже говорилось, просит разрешить Геннину вступить с ним в компанию по разработке алтайских руд. За нежеланием Геннина заниматься делами, наносящими ущерб Демидову, – желание заниматься другими, которые приносят прибыль и Демидову, и лично ему.

Примечательно и то, что избегавший обострять ситуацию в дни, когда решался вопрос о его дворянстве, Акинфий повел себя отнюдь не столь резко, как пугал коллегию Геннин. 24 февраля заводчик подал сказку, в которой согласился заплатить десятину за 1720– 1726 годы, но заявил, что пока «во оном платеже десятины… подлинного щету учинить невозможно, для того, что подлинных записных книг при нем здесь не имеетца». По прибытии на заводы, куда он тогда собирался, он обещал нужные ведомости выслать. Пока же ручался, что после отъезда его из Петербурга, в мае, приказчик Иван Переславцов отдаст в Берг-коллегию в счет десятины две тысячи рублей [340]340
  РГАДА. Ф. 271. Оп. 1. Кн. 639. Л. 10.


[Закрыть].

А что же компания с Генниным, о создании которой хлопотал Демидов? Ничего больше не слышно об этой компании. Не исключаем, что обещаниями законных прибылей заводчик торил путь к лояльности не дававшего себя подкупить генерала, а когда надобность в ней отпала (после получения дворянства и указов, разрешавших строительство новых уральских и алтайских заводов), спустил вопрос на тормозах. В конце концов компания – вещь сугубо коммерческая. Если одной из сторон (Акинфию) она стала невыгодна – кто мог заставить ее завести?

Обострения, впечатляющую перспективу которого в угоду Акинфию нарисовал Геннин, удалось избежать благодаря доброй воле и расчету Демидова. Но как же боевой дух, свойственный его отцу, – неужели уже в этом поколении его потомков он стал ослабевать?

Мы еще убедимся, что подозревать это нет оснований. Тем более нет, говоря о другом духе – духе созидания, в неменьшей мере присущем Демидовым в первых поколениях их рода.