Текст книги "Демидовы: Столетие побед"

Автор книги: Игорь Юркин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 38 страниц)

Драма на охоте, или Новый российский дворянин: проблема интеграции в сословие

17 июня 1728 года Арефий Авдеев, человек тульского помещика майора С.М. Извольского, подал в Тульскую провинциальную канцелярию словесный извет, в котором сообщил о происшествии, незадолго перед тем приключившемся с крепостным крестьянином Извольского и двумя наемными работниками. Крестьянин деревни Щегловой Матвей Никитин и работники Клемен (Клим) Васильев и Иван Кирилов везли в Тулу на продажу камень. Дорога шла мимо демидовского завода на Тулице. Не доехав до него, на принадлежавшей Извольскому пустоши Воробьевке возчики устроились ночевать. В это же время там находились Прокофий Демидов с компанией: заводским работником Демидовых Савелием Засыпкиным и двумя казенными кузнецами Лаврентием Бараньевым (Барановым) и Акимом Князевым. Они выкашивали рожь, готовя место, «где послать надлежит сети ловить перепелов». Крестьяне решили защитить господскую ниву и, подойдя к птицеловам, спросили: «За что рожь косите и толочите?» В ответ Прокофий, «умысля» (то есть осознанно, с умыслом), стал по крестьянам стрелять из пистолетов и их, как выражается Арефьев, «перестрелял». Раненые, они пребывали «при смерти, толко едва живы». Произведенный осмотр зафиксировал у Матвея Никитина две раны в правой руке и одну на голове. Тяжелые ранения получили и его спутники [814]814
  ГАТО. Ф. 55. Оп. 1. Д. 3063. Л. 76. Автор благодарит В.А. Касаткина, обратившего его внимание на этот документ.


[Закрыть].

На следующий после подачи извета день Авдеев обратился с просьбой Прокофия Демидова и бывших с ним «сыскав, в озарническом стрелянии роспросить, а по роспросу розыскать». Просил осмотреть место происшествия – «покошенную и потолоченую» на нем рожь, для чего послать туда «кого надлежит».

На основании прошения 20 июня на пустошь Воробьевку и завод Демидовых был отправлен подьячий Петр Кашкаров. При осмотре потравленных птицеловами хлебов обнаружилось, что скошенным пятном (примерно 4 на 6 саженей) и разломанными шалашами ущерб, нанесенный полю, не исчерпывается. От этого места, писал Кашкаров, «многое число потолочено ржи, как можно ходить за перепелки». Осмотрев место преступления, посыльный и понятые отправились на завод, где к подьячему вышел сам Акинфий Демидов. Кашкаров потребовал Прокофия, объявив, что намерен забрать его с собой. Заводовладелец выдать сына и работника отказался. Отвечать по обвинению он соглашался не раньше, чем Извольский подаст челобитную «своим имянем, а не человека своего» [815]815
  Там же. Л. 76 об.


[Закрыть]. Такая тактика, не будучи юридически безупречной, делала не столь демонстративным нежелание сотрудничать со следствием. Если Извольский пребывал в отлучке (а, похоже, так и было) – держаться за этот аргумент можно было долго.

Двое свидетелей – Баранов и Князев – были казенными кузнецами. Требовать их выдачи от Демидова смысла не имело – они «ведались» в Тульской оружейной конторе. Обращение к ней успеха также не возымело. Она согласилась предоставить «своих» не раньше, чем к допросу станет ключевой фигурант – младший Демидов. Одновременно контора напомнила, что дела, касающиеся оружейников, рассмотрению местной гражданской администрации не подлежат.

За Демидовым на завод из провинциальной канцелярии посылали еще дважды. Хозяин к посланцам воеводы больше не выходил, отправлял служителя, а тот повторял сказанное Акинфием при первой встрече: Демидовы по этому делу станут отвечать не раньше, чем Извольский подаст жалобу от своего имени.

Ход дела застопорился. Истцу только и оставалось, что напоминать о нем, прося законного удовлетворения. Безрадостная картина нарисована в прошении, поданном 16 мая 1729 года: один из «стреленных» Демидовым крестьян, Васильев, от ран скончался, а остальные продолжают лежать при смерти (из чего заключаем, что ущерб здоровью в первом «извете» преувеличен не был). Авдеев «порицал» Демидова, «приличая» его к «смертному убивству»: писал, что «им, Демидовым, чинить смертное убивство не первое», напоминал, что «племянник оного Акинфия Демидова родной Иван Григорьев сын Демидов умышлително и отца своего родного убил до смерти и в три года мыслил и застрелил» [816]816
  Там же. Л. 77. Авдеев, по-видимому, имел в виду срок, в течение которого Иван вынашивал преступное намерение.


[Закрыть].

Привлечение Авдеевым внимания к бывшей тогда у всех на слуху кровавой драме в семье Демидовых объясняет сделанный Акинфием выбор линии защиты. Выстрел, сведший в могилу его брата, прозвучал 14 мая – всего за месяц до выстрелов на ржаном поле. Очень вероятно, что сопротивление Акинфия выдаче сына явилось реакцией на крайне неприятное положение, в котором с недавних пор пребывала фамилия. Иван, двоюродный брат Прокофия, обвинялся в отцеубийстве со всеми вытекающими из этого последствиями – арестом и розыском с применением пыток. Защищавшая Демидовых броня, выкованная нажитым ими богатством и связями, получила как минимум вмятину, а возможно, и трещину. Не сказать, что раньше им дозволялось в Туле все что угодно, но многое – действительно дозволялось. Майской ночью 1728 года отношение общества к ним как к людям, стоявшим над законом, было поколеблено. Это прямо выразил в своей жалобе Авдеев, указавший на сходство в действиях братьев, один из которых уже вполне официально считался убийцей. Акинфий осознавал опасность таких параллелей. Осознавая, тормозил разбирательство.

Акинфий победил. Несмотря на благоприятный момент, привлечь Прокофия к ответственности по делу о стрельбе по крестьянам не удалось. На допрос Прокофий не являлся – все лица, посланные за ним из провинциальной канцелярии, возвращались ни с чем. Отчаявшись, Авдеев в мае 1729 года попросил принять решение по его иску в обход саботируемой ответчиком нормальной процедуры: «указ учинить по Уложенью и по правам» [817]817
  Там же.


[Закрыть]. Просьба удовлетворена не была. Дело буксовало. Оно выдыхалось.

В мае 1733 года по сути вопроса наконец высказался Прокофий Демидов, за пять прошедших после инцидента лет, можно думать, вполне уверившийся в благополучном для себя его исходе. В поданном в провинциальную канцелярию прошении он уведомил, что по прибытии из Петербурга в Тулу ознакомился с поданной Авдеевым челобитной. Тот, в очередной раз напоминая о несчастных возчиках камня, именовал в ней Прокофия «умышлительным человеком, и смертноубивцею, и ведомым озорником, яко сущаго вора и злодея». Придерживаясь избранной линии защиты, Прокофий заявлял, что такое прошение «без верющей челобитной и принимать не подлежало». Он напоминал об условии, выдвинутом Акинфием приходившим за Прокофием (последний, по словам отца, находился тогда в Петербурге). Объяснение тому, что челобитная от имени Извольского подана так и не была, Прокофий находил в том, что истец, осознавая его, Демидова, «правость», понимал, что Авдеев – «плут»: «оные (извет и челобитье. – И. Ю.)без воли ево, Изволского, подавал». Замечательно интересна реакция Прокофия на присутствующие в челобитной Авдеева характеристики Демидовых и его самого (по оценке обвинителя – «смертноубивцы», вора, злодея и проч.). Прокофия возмутило, что его противник к этим «укорителным» словам «примешивал еще и постороннее: о убивстве дяди ево Григорья сыном ево Иваном Демидовым» (сам этот факт Прокофий, разумеется, не отрицал). Иван «за то богомерское преступление… кажнен смертию». Но, решительно заявляет Прокофий, «то ему, Демидову, или фамилии их ни к малой укоризне не прилично. Всяк звание приемлет от своих дел,а отец де ево, Акинфей, и он, Прокофеи Демидов, люди добрые и снабдены высокой императорского величества милостию».Вот как.

Подробности дальнейших событий опускаем. Итог пятилетней тяжбы был подведен 27 июля 1733 года. В этот день Тульская провинциальная канцелярия, слушав дело, вынесла определение: просителю Авдееву «от иску его, что он искал на нем, Демидове, в бою крестьян отказать» [819]819
  Там же. Л. 76.


[Закрыть].

Выразительные подробности этого эпизода в очередной раз напоминают об одном из важнейших для Демидовых событий второй половины 1720-х годов – их одворянивании. И попавший в историю с охотой на ржаном поле Прокофий, и его родственники состояли в шляхетском сословии без году неделя. Рожденные казенными кузнецами, они только еще вышли из горнила сословного метаморфоза в новую, теперь уже дворянскуюжизнь. Но писаться дворянином – не значило быть в новом качестве признанным. История об охоте на перепелок, закончившейся стрельбой по крестьянам, содержит немало деталей, интересных в плане изучения процесса интеграции в дворянское сословие таких, как Демидовы, – лиц, только недавно добившихся юридического себя к нему причисления. Присмотримся к тому, как они срастались с дворянством.

Интеграция в сословие – частный случай проявления феномена социальной мобильности. Переместиться внутри социальной структуры – значит изменить свое ранговое положение в ней, иначе социальный статус. Динамическим его выражением можно считать социальную роль – модель поведения, статусом определяемую. В любом члене общества, как правило, совмещаются несколько статусов и соответствующих им социальных ролей (наборы статусный и ролевой). Носитель статуса «исполняет» сопряженную с ним социальную роль в соответствии с закрепившимися для данной общности социальными функциями – специфической совокупностью прав и обязанностей. Стремление к подъему в социальной иерархии в значительной степени мотивировано расширением доступа к социальным ресурсам. По отношению к предпринимателям это вдвойне очевидно и втройне важно.

Но юридически оформленное изменение социального статуса – лишь половина дела. За ним следует (во всяком случае, должна) интеграция культурная. Они отличаются друг от друга многим. В том числе тем, что первая, формальная, протекает одномоментно (новые права и обязанности приобретаются с появлением акта), вторая, фактическая, требует времени. Применительно к Прокофию особенно интересна именно культурная интеграция – осознание и принятие нуворишем новой социальной функции, освоение социальной роли, то есть имеющих новое для носителя культурное оформление, а подчас и содержание, моделей поведения.

Детство и юность Прокофия протекали в атмосфере ожидания сословного перехода – ключевые события в этой истории, как помним, относятся к 1720 и 1726 годам. Под стать ожиданию и занятия. Навык фехтования, для заводчика бесполезный и даже странный, обретает оправдание и смысл в качестве культурного знака, маркирующего дворянина. То же – ботаника. Лица с выраженным интересом к естествознанию, натурфилософии, естественной истории для предпринимательской среды в туэпоху нехарактерны в принципе, тогда как для дворянской – хотя и редки (их время придет позже), тем не менее уже встречаются (А.Т. Болотов). Перечисленное – свидетельство освоения Демидовым образцов социального поведения, более или менее специфичных для сословия, в которое он переместился в шестнадцатилетнем возрасте, свидетельство некоторых успехов на пути культурной в него интеграции.

Трудно сказать, насколько Прокофий возраста «драмы на охоте» врос в новую среду. Зато отчетливо видно, что с «материнской» для него культурой городского посада он не порвал. Из нее – соседствующие с дворянскими интересами и занятиями развлечения, по происхождению и среде распространения вполне простонародные. Причем усвоенные в специфически характерной для «малой» его родины форме. Имеем в виду «птичьи охоты» – забаву, чрезвычайно распространенную в Туле XVIII – первой половины XIX столетия. Пожалуй, самым ярким свидетельством, отразившим ее бытование, является оригинальное сочинение – «Толкование о чижиной охоте», сохранившееся в составе литературного памятника конца XVIII века «Истории города Тулы мещанина Абрама Булыгина о чудных его на свете похождениях, об охотах, веселостях и об работах» [820]820
  Юркин И.Н.Абрам Булыгин: чудности, веселости, «непонятная философия»… Тула, 1994. с. 73—129.


[Закрыть]. Широкое распространение в Тульской губернии имела, в частности, перепелиная охота. Сложившиеся здесь ее приемы (в том числе ловлю в ночное время сетями – в точности как в нашей истории) описывает известный писатель той эпохи, знаток края Василий Левшин [821]821
  Ловцами использовалась особая, так называемая «разбивная», сеть размером 10 на 7 аршин. Охотник прятался за щитком из хвороста. Для дневной охоты употреблялись другие виды сетей – «разстильная» и «колковая» (Левшин В.А.Топографическое описание… с. 298).


[Закрыть].

О связи с городской культурой говорит и социальное положение тульских приятелей Прокофия – тех, с кем он развлекался. Среда его общения вполне демократическая: работник с отцовского завода, казенные кузнецы-оружейники. Работник упомянут в книге второй ревизии по Туле. Молотовому мастеру Савелию Засыпкину (одному из четырех таких мастеров на демидовском заводе) в 1728-м было 22 или 23 года [822]822
  Тула. Материалы… с. 194, 195. На момент второй ревизии ему было 38 лет.


[Закрыть]. Молодой человек, физически крепкий (об этом говорит род деятельности), четырьмя или пятью годами старше Прокофия (что в этом возрасте может быть значимо) – таков портрет товарища нашего героя по молодецким его забавам. Такова среда, в которой будущий наследник огромного промышленного хозяйства проводит свободное время.

Обратим внимание и на то, гдев Туле живет в эти годы Прокофий. Усадьба его отца находилась в Оружейной слободе. Место, где стоял этот и другие принадлежавшие Демидовым дома [823]823
  Мы не знаем точных «адресов» домовладений братьев Акинфия, но, будучи прихожанами одной церкви (Николо-Зарецкой), они, несомненно, проживали поблизости.


[Закрыть], можно считать историческим центром мастеровой Тулы. В 1728 году главное здание Акинфиевой усадьбы доживало свой век. Через пару лет его хозяин занялся строительством на этом месте нового роскошного каменного особняка, больше похожего на дворец. Хоромы, ему предшествовавшие, были, несомненно, скромнее (иначе не понадобилось бы их сносить). Соответствуя сложившемуся в этом кругу стандарту дома обеспеченного горожанина, за его рамки они, вероятно, не выходили. Вокруг, в казенной слободе, могли стоять дома и побогаче. Выделившись из общества оружейников юридически, в бытовой культуре Демидовы от него еще не оторвались. В полной мере это относится и к молодому Прокофию. Войдя в возраст, отгородиться от среды, в которой вырос, он не пожелал.

О том же говорит и выбор супруги. Культурный облик Матрены определялся рождением в купеческой среде. Брак, иногда служивший эффективным ускорителем сословного скачка и интеграции в новом сословии, в случае Прокофия, напротив, лишь закрепил его связь с материнской посадской культурой [824]824
  Говорим посадской,подразумевая, что она в бытовом плане от культуры оружейников существенно не отличалась.


[Закрыть]. И действовал этот фактор долго. Имевшая общие с супругом тульские детство и юность, Матрена умерла в 1764 году, когда Прокофию было 54 года [825]825
  Тула. Материалы… с. 132, 175; Краснова Е. И.Указ. соч. с. 9.


[Закрыть]. Как видим, она находилась рядом с ним много дольше того возраста, когда личность еще сохраняет пластичность и способность к изменению.

Не исключаем, что даже некоторое высокомерие по отношению к простолюдинам (которое можно расслышать в цитированных высказываниях восемнадцатилетнего Прокофия) оборотной стороной имеет ощущение культурного родства с «простым» народом: потому и подчеркивается отличие, что осознается невытравленная близость.

Результатом наложения культурных норм, присущих новой социальной роли, на формы, свойственные материнской среде, является, на наш взгляд, и подчеркнутое (преувеличенное? гипертрофированное?) внимание к личному достоинству и достоинству рода (как компоненту сословной чести). В документах, повествующих о драме на охоте, более или менее отчетливо оно высвечивается по меньшей мере в связи с двумя моментами.

Усмотреть его можно в такой на первый взгляд мелочи, как именование в документах Акинфия и Прокофия Демидовых с прибавлением к именам слова дворянин —и так по тексту почти всех документов дела, расследовавшегося в местной канцелярии, с весьма незначительными исключениями. Подписанный императрицей дворянский диплом и ночную стрельбу во ржи разделяют всего два с небольшим года. Тульская администрация и Демидовы еще не свыклись с дворянским статусом вчерашних Антюфеевых. Местных чиновников он удивляет (перед ними первый в их практике пример такой трансформации промышленника), а некоторых явно раздражает. У новоявленных дворян (самих Демидовых) – вызывает гордость. «Всяк звание приемлет от своих дел», – как заклинание твердят Демидовы себе и другим, апеллируя к насаждавшемуся со времени Петра I представлению о личной чести европейского типа, чести индивидуализированной [826]826
  Коллманн Н.Соединенные честью. Государство и общество в России раннего нового времени. М., 2001. с. 370.


[Закрыть]. Демидовы – «люди добрые и снабдены высокой императорского величества милостию». Они – облеченная доверием опора престола, то есть то, чем, по сути, и является дворянство. (Как некстати с проведением рекламной кампании, посвященной «доброте» рода, совпало убийство внутри семьи! Но нечего «примешивать постороннее» – оно фамилии к «укоризне не прилично».) И тут не играет роли, что большинство документов, именующих их дворянами, составлено не ими, а канцелярскими служащими. Если бы Демидовы осознавали, что частое упоминание о принадлежности их к благородному сословию лишь подчеркивает, что еще недавно они были дворянами, они, полагаем, сумели бы освободить деловую прозу от этого напоминания или, во всяком случае, сделать его не столь навязчивым. Но оно – присутствует.

Обратим внимание также на аргументацию Акинфия, оправдывавшую отказ подчиниться местной администрации. Уведомив, что «против челобитья» он сына и работников не даст, отец заявляет: «Когда де майор Извольской подаст челобитную своим имянем, а не человека своего, тогда де и отвечать будет» [827]827
  ГАТО. Ф. 55. Оп. 1. Д. 3063. Л. 76 об.


[Закрыть]. Подчеркнутое дистанцирование Акинфия от низших классов (он – «голубая» кровь, судиться станет только с равным) демонстрирует окружающим, как воспарили Демидовы над сословным статусом, в котором были рождены. Оказавшись в неприятной, опасной для семьи ситуации, Акинфий ищет способ затормозить разбирательство. И какой аргумент в связи с этим пускает в ход? Тот, который в очередной раз демонстрирует ему и другим, что он – не как все. Объяснение этому может быть только одно: в некоторых отношениях он от родственной по рождению среды фактически не оторвался. И здесь не важно, что автором цитированного текста выступает не Прокофий, а его отец: происхождение и стаж пребывания в составе дворянского сословия были у обоих одинаковы.

Во всем – недоопределенность состояния, размытость вектора развития, проистекающая из переходного положения статуса рода. Старшему поколению – детям комиссара Демидова – было проще. Они ни во что превращаться не собирались, по возможности черпали из нового статуса преимущества—и только. Внукам труднее. Вроде и ясно, куда двигаться, и хочется, но «подлое» воспитание не пускает.

И все же, несмотря на сохранение тесной связи с культурой городской массы [828]828
  Иное дело «природное» дворянство, характером и условиями службы существенно более оторванное от своих корней (что отмечал еще М. Раефф).


[Закрыть], Прокофий периода «драмы на охоте» – актор, «умом» ориентированный на интеграцию в новую культуру. Ибо хорошо помнит, что каждый получает от дел своих.

Молодой промышленник

Стрельба во время вечерней охоты на пустоши Воробьевка оказалась, к счастью, не такой меткой, как в час охоты ночной в Гончарной слободе. Избежав наказания, Прокофий возвращается в уготованную ему жизненную колею. Осваивает роль сына заводчика, его помощника, продолжателя дела.

Разрывавшийся между столицами и Уралом Акинфий наследника готовил по методе отца. Тот погрузил его в Урал и долго держал там, пока наследник не узнал его досконально и не сроднился с ним. В точности воспроизвести этот сценарий на новом витке было рискованно. Акинфий в годы его молодости управлял единственным заводом, лишь готовясь к строительству других. В последние годы жизни Никиты число заводов множится, а при Акинфий множится еще быстрее, больше того, возникает новая демидовская «колония» на Алтае. Многое в этой большой работе слишком ответственно, чтобы поручать начинающему. Школу мастерства для Прокофия разумнее устроить там, где все устоялось, где трудно напортить. Лучшее из таких мест – Тула.

На некоторое время скрывшись из нее после событий июня 1728 года, Прокофий, когда опасность миновала, возвратился, причем даже прежде завершения разбирательства дела «в бою крестьян» (чем оно кончится – уже чувствовалось). До начала 1740-х годов он появляется в Туле неоднократно – имеем документальные свидетельства этого, относящиеся к 1735, 1738, 1740 годам. Скорее всего не просто появляется, а подолгу здесь живет.

Утверждая, что, пребывая в Туле, Прокофий занимался здешним заводом, помним, однако, и то, что он же в дальнейшем полностью свернул занятия промышленным предпринимательством. Как согласовать два эти факта? Как объяснить переход Прокофия из одного состояния в другое, очень от первого далекое, фактически противоположное? Может быть, объявить, что Прокофий внутренне нисколько не менялся, что заводские заботы были чужими ему всегда, что включаться в них его принуждал властный отец? Объяснение удобное, разом всё объясняющее. Только верное ли?

Попытаемся ответить на вопросы: как Прокофий в дни своей молодости и ранней зрелости относился к делу, которым занимался отец? как смотрел на перспективу стать его преемником? Долгое время они даже не ставились, поскольку казались неуместными – рефлексию напрочь забивал факт последующей продажи заводов [829]829
  Заметим, что объяснение их продажи равнодушием к занятиям промышленным предпринимательством даже у ранних биографов общепринятым не было. Так, Головщиков причину видел в недовольстве Прокофия своими сыновьями (Глава о Прокофии Акинфиевиче Демидове из книги К.Д. Головщикова «Род дворян Демидовых» // Прокофии Акинфиевич Демидов. Письма… с. 456). Впрочем, подбором доказательств этому утверждению он себя не затруднил.


[Закрыть]. Историк А.С. Черкасова доказала, что причиной расставания с ними было не отвращение к предпринимательской деятельности в промышленной сфере, а совокупность неблагоприятных для бизнеса факторов, длительное время мешавших развитию хозяйства получившего самостоятельность Прокофия, а также некоторые обстоятельства субъективного характера [830]830
  Черкасова А. СПрокофии Акинфиевич Демидов… с. 318—325.


[Закрыть].

К настоящему времени накопилось немало фактов, позволяющих утверждать, что молодой Прокофий относился к заводам и управлению ими совсем не так, как он же на шестом десятке жизни. Это отношение было как минимум вполне лояльным.

Год 1731-й. Прокофию 21 год. Московская артиллерийская контора хочет купить у его отца кровельное железо на покрытие цейхгауза. Находившемуся в Москве поверенному Алексею Игнатьеву (тому, который три года спустя настрочит на хозяина длинный донос) Акинфий сообщает цену, которую надо предложить покупателю. «И дабы того подряду не упустить, – утверждал позже Игнатьев, – и полковнику Гарберу велел давать от того до пятисот рублев. А сын ево, Прокофей, писал: давать и до тысячи рублев» [831]831
  РГАД Д.Ф. 271. Оп. 1. Кн. 781. Л. 198 об.


[Закрыть]. Этот эпизод примечателен тем, что свидетельствует об участии Прокофия в такой ответственной и требующей опыта работе, как взаимодействие с контрагентами. Дополнительный его интерес обусловлен расхождением распоряжений, данных отцом и сыном. Независимо от того, чье указание было бы выполнено [832]832
  Самой взятки, скорее всего, не было – казенные заводы предложили настолько низкую, в сравнении с демидовской, цену, что та не понадобилась.


[Закрыть], данный факт говорит, может быть, о некоторой самостоятельности в ведении дел, предоставленной сыну. Конечно, не исключено, что увеличение вдвое предельной суммы взятки Акинфий и Прокофий предварительно согласовали. Больше того, возможно, что решение исходило от отца, сын же выступил в роли лица, о нем оповестившего. И все же тот факт, что Прокофий задействован в решении столь деликатного вопроса и к его словам относятся серьезно, говорит минимум о том, что он – отнюдь не юноша, играющий с котенком (каким он представлен в известном художественном фильме о Демидовых), но молодой хозяин.

Проходит два года. П.П. Шафиров и его комиссия принимаются за партикулярных заводчиков, на Тульском заводе Акинфия трудится ревизор. В поданных им экстрактах упоминается, что при Прокофии и по его инициативе здесь отливались пушки. Известие само по себе интересное – пушечного литья тут не бывало со времени, когда на взятом в казну заводе хозяйствовало Адмиралтейство, то есть уже лет двадцать [833]833
  Там же. Кн. 1071. Л. 4.


[Закрыть]. Детали технологии с той поры забылись, была утрачена нужная технологическая оснастка. Предстояло организовать работу, которая позволила бы преодолеть эти трудности. Скорее всего вопрос предварительно согласовывался с Акинфием, но практическая работа ложилась на Прокофия и приказчиков. Сопряженная с этим степень самостоятельности позволяет предполагать, что какое-то время Прокофии фактически заменял здесь отца точно так же, как когда-то Акинфий заменял Никиту в Невьянске.

Август 1735 года. Акинфию Демидову на Тульский завод направлен указ о посылке металла в Воронеж. Отвечает Прокофии, сообщающий о количестве имеющегося полосного железа и его цене. Как видим, он не только находится на заводе, но от имени владельца ведет дела по реализации продукции (что полностью самостоятельно – не утверждаем) [834]834
  ГАТО. Ф. 55. Оп. 1. Д. 3612. Л. 29 об.


[Закрыть].

К тому же или предшествующему году относится участие Прокофия в компании (включавшей также Семена Пальцова и Федора Володимерова), которая просила о передаче ей казенных Алапаевского и Синячихинского заводов [835]835
  Татищев В.Н.Записки, письма: 1715-1750 гг. М, 1990. с. 217.


[Закрыть]. Этот факт на первый взгляд выявляет промышленника в Прокофии особенно ярко: создается впечатление, что он рвется вложить заработанный под крылом отца опыт в ведение собственного дела. Однако не всё так просто. Факту может быть дано и другое объяснение. Алексей Игнатьев инициатором этой идеи считал… Акинфия: он полагал, что родственников, включая сына, тот использовал в качестве щирмы [836]836
  РГАДА. Ф. 271. Оп. 1. Кн. 781. Л. 207.


[Закрыть]. Впрочем, доказать это утверждение не смог.

Идем далее. Осень 1739 года. Акинфий, перегруженный заданиями от Артиллерии и Адмиралтейства, от поставок железа на оружейное дело освобожден. Беэр объявляет в Туле полученный им указ: предлагает желающим, объединившись в компанию, построить специальный завод, с которого и поставлять железо по установленной цене. Желающих не находится. В наличии лица, готовые его продавать «повольными ценами»: это заводчики и «тако ж и Акинфея Демидова сын Пракофей». Последний, как видим, в контактах с казной выступает наравне с другими заводчиками, то есть фактически на уровне совладельца предприятия (хотя таковым не является). Полномочия, ему предоставленные, весьма широки.

Конец января 1740 года, новый указ, посвященный торговле металлом. «…Некоторыя заводчики, – написано в нем, – при продаже оным мастерам железа цену возвышают, как то учинил Акинфея Демидова сын Праковей: велел на оружейное дело железо продавать по рублю пуд; [что] ему чинить весьма не надлежало…» [837]837
  ГАТО. Ф. 187. Оп. 1. Д. 178. Л. 36, 38.


[Закрыть]Прокофий, оказывается, успешно торгует. Настолько успешно, что это вызывает беспокойство трех кабинетминистров, подписавших указ.

Приведенные факты относятся к Прокофию в возрасте до тридцати лет. Их достаточно, чтобы уверенно утверждать: в молодости заводами он реально занимался. Лежала ли у него к ним душа – сказать трудно, но ничего, что говорило бы об отвращении к связанной с ними деятельности, в нашем распоряжении нет. Полагаем, что, может быть, и не испытывая к ним острой тяги, он свыкся с заводами с детских лет и относился к ним как к данности и неизбежности. Неизбежность же определялась статусом наследника, носителем которого Прокофий себя первоначально несомненно считал. Отец мог даже не говорить с ним об этом специально. Но, рассуждал Прокофий, как когда-то Акинфий, будучи старшим сыном, получил заводы, так и он, старший в следующем поколении, когда-нибудь их получит.

Однако Акинфий, руководствуясь петровским указом о единонаследии, применял его к своему случаю с не столь благоприятным для Прокофия выводом. Недвижимое имущество, полагал он, должен получить единственный, но не обязательно старший. Прокофий с какого-то момента устраивать его перестал. Когда? Если Прокофия отодвинули в тень не какие-то собственные его проступки, если в сознании отца его заслонил Никита Акинфиевич, то это могло произойти никак не раньше конца 1730-х годов (скорее всего – уже в 1740-х) – до этого времени Никита был отроком, может быть, с умилявшими отца задатками, но все же личностью несформировавшейся, в своих интересах не определившейся.

Не исключено, однако, что Прокофий в качестве наследника дела выдавливался из планов отца постепенно. Отдаление Прокофия могло развиваться по мере подрастания Григория, к которому в качестве потенциального наследника Акинфий, несомненно, тоже приглядывался, но который в конечном счете его тоже не удовлетворил. Возможно, выражение какой-то промежуточной конфигурации следует видеть в приобщении Григория к заводским делам – посылке его на медеплавильный Суксунский завод (зачем бы это, если заводы отойдут не к нему?). Нам кажется вполне возможным увидеть за этим намерение Акинфия развести наследников (Прокофия и Григория, малолетний Никита пока не в счет) по «технологическому» принципу, о чем еще скажем. Что при этом нарушался принцип единонаследия, роли уже не играло: этот петровский закон был отменен в 1731 году.

На что рассчитывал Прокофий в начале – в общем, ясно. Чем все это кончится – тоже известно. Как, когда менялись его расчеты, по какой причине, что он чувствовал и переживал – все это останется в области предположений и догадок.