Текст книги "Демидовы: Столетие побед"
Автор книги: Игорь Юркин
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 38 страниц)
Тульские староверы и их защитники
«Пока неясно, – отмечал один из авторитетных исследователей, – когда именно Демидовы установили тесный контакт со старообрядчеством – еще в Туле или уже на Урале» [706]706
Павловский Я.Г.Указ. соч. с. 32.
[Закрыть]. Ответа на этот вопрос не появилось и через два десятилетия после того, как были написаны эти слова. В том числе – потому, что раннее тульское старообрядчество изучено несоизмеримо меньше, чем уральское. Как результат, не удается не только выявить факты первых контактов, но даже сравнить положение старообрядчества на демидовских заводах Урала и Алтая с его положением в это время в промышленной Туле. Впрочем, накопленного историками материала уже достаточно, чтобы в общих чертах выяснить, какое место занимали староверы на родине Демидовых, как к ним относилось местное население и, в частности, довольно многочисленные в Туле металлозаводчики.
Тула, из которой одни Демидовы вышли и возвратились, а другие и не выходили, была связана со старообрядчеством тоже довольно тесно. Начнем с эпизода, в котором Демидовы в качестве действующих лиц отсутствуют, однако целой группой присутствуют представители других предпринимательских фамилий.
30 июля 1737 года в Тульскую провинциальную канцелярию поступило доношение Успенского девичьего монастыря игуменьи Ансифы. Она сообщила, что 7 марта по указу епископа Коломенского и Каширского Вениамина к ней прибыли монахини из «раскольниц» – «женская одна, девок четыре», содержать которых было велено в особых кельях в мирском платье. Сторожить их игуменья поручила трем монастырским служителям. Но они, по ее словам, без разрешения «отлучились в черкаския городы для торговаго промыслу», передав охрану Авдотье, жене одного из них. 29 июля, ночью, когда та спала, монахини бежали. Игуменья просила организовать их поиск и публично оповестить о нем в Туле и приписных городах. Просьбу, естественно, удовлетворили [707]707
ГАТО. Ф. 55. Оп. 1. Д. 4756. Л. 1, 2.
[Закрыть].
Одного из приставленных к охране служек отправили в Коломну, в Духовный приказ. Тот объявил иную, чем названную игуменьей, причину своего отсутствия: свалил всё на приключившуюся с ним «животную болезнь». Он утверждал, что прежде никого к узницам не допускал, но назвал тех, кто ими интересовался. «Токмо де прихаживал, – сообщил он, – к тем же раскольницам для подания милостыни туленин посацкой человек Фотий Иванов сын Черников, да присылывали ж милостыню туляня ж посацкие люди Алексей Перфильев сын Масалов, Фома Карнеев сын Лугинин, вдова Устинья Никифорова дочь Артемьевская жена Ливенцова да… Антип Постухов». Непосредственного контакта с заключенными они не имели: «милостыню оные люди подавали к ним толко в окошко, а речей никаких… не говаривали».
Фигуры Постухова и его жены высветились в этой истории еще прежде показаний, снятых в Духовном приказе: после побега нашли «просителное писмо к тулскому посацкому человеку Антипе Герасимову сыну Постухову и к жене ево Пелагее Никифоровой, чтоб они, Постухов з женою, выкупили их, расколниц, ис той неволи; и о том бы бил челом епископу и перемолвил с ним наедине, можно ль их отпустить на откуп, и, ежели де можно, то б он их в том не оставил».
В июле 1738 года проштрафившегося служку отправили в Тулу, передав там для розыска провинциальной канцелярии. Приказано было «сыскать» и всех сочувствовавших, дабы выяснить «не их ли каким происком и старанием те раскольницы бежали». Была прямо высказана и причина, обусловившая особое к ним внимание: они, «может быть, сами таковые ж расколники». Подозрительное письмо Постухову было обнаружено послепобега, то есть, получается, послано оно не было, только готовилось. Тем не менее из круга возможных фигурантов не исключили даже епископа – у Постухова предписано было спросить: по просьбе узниц он к «архиерею прошение имел ли»? Помимо допросов (обстоятельных и с пристрастием) приказано было провести очные ставки.
Провинциальная канцелярия отчиталась о проделанном в начале декабря. Все были сысканы и допрошены. Постуховы ни в чем предосудительном не признались – жена, в частности, сказала, что способа, каким беглянки освободились, не ведает, что «расколу за собою не имеет, и ни за кем не знает». Черников тот факт, что «милостину подал», подтвердил. Но, во-первых, приходил с этим всего раз; во-вторых, при свидетеле (охраннике); в-третьих, подавал он «не токмо де тем раскольницам, но и всем». Охранника пытали, но он ничего, что помогло бы расследованию, не сообщил. Чем закончилась история, неизвестно – самые поздние документы относятся к тому же декабрю, когда он оставался под караулом [708]708
Там же. Д. 5087. Л. 1, 1 об., 23 об., 24 об.
[Закрыть].
Эта история, в общем вполне рядовая, интересна тем, что приоткрывает возможную связь со старообрядчеством сразу нескольких родов, занимавших выдающееся место среди предпринимателей Тулы. Мосоловы, Лугинины, Ливенцовы, Постуховы – ее промышленная и торговая элита. До этого уровня недотягивают Черниковы, но и они заметны. Прибавим к ним нескольких небезразличных нам фамилий, имевших своих представителей среди записных старообрядцев старой Тулы: Баташевы, Коробковы, Пальцовы, Володимеровы, Лугинины [709]709
Данные исповедных росписей 1775 г. (ГАТО. Ф. 1770. Оп. 1. Д. 4773. Л. 25 об., 253 об., 309). Упомянуты в приходах церквей Казанской и Преображения Господня.
[Закрыть].
Почти все эти фамилии были между собой породнены [710]710
Некоторые фамилии связывало даже несколько браков. В таком от ношении друг к другу стояли, например, фамилии Лугининых и Мосоловых, Лугининых и Баташевых (Юркин И.Н.Надгробия Лугининых на Всехсвятском кладбище Тулы как источник по генеалогии рода // Тульский металл: четыре столетия истории. М.; Тула, с. 54).
[Закрыть], и почти все связаны с Демидовыми. Одних соединяли с ними связи семейные (отношения родства и свойства), других – деловые, а нередко – те и другие вместе. Ближе всех к Демидовым стояли причастные к побегу старообрядок Постуховы. Из этого рода взяли себе жен Никита Никитич и его племянник Прокофий Акинфиевич. Выделяются и Баташевы, о давних связях которых с Демидовыми на профессиональном поле упоминалось – они то сотрудничали, то, чаще, ссорились с Никитой Антюфеевым. Но в Туле XVIII века они же выступили медиаторами, соединявшими все ее наиболее заметные бизнес-фамилии [711]711
Баташевы породнились с Ливенцовыми, Лугиниными, Мосоловы ми, Пальцовыми, Постуховыми (Юркин И.Н.Тульские металлозаводчики XVIII века (дополнения к словарю) //Промышленные династии тульского происхождения. Тула, 1993. с. 75; Он же.Демидовы в Туле. М.; Тула, 1998. с. 222; РГАДА.Ф. 615. Оп. 1. Д. 11859. Л. 38 об.).
[Закрыть].
Характерно, однако, что у известных нам записных старообрядцев из этих фамилий контакты с Демидовыми не прослеживаются. Это, в общем, не удивляет – они и Демидовы принадлежали к разным социальным слоям. Судя по тульским данным, записывались «в раскол» преимущественно представители малоимущего городского населения. Воротилы бизнеса совмещать пребывание «в расколе» и эффективную предпринимательскую деятельность не могли – мешали ограничения. Это, разумеется, не отменяет возможности контактов между ними в принципе, но если они были, то скорее семейно-бытового плана, в своем большинстве не документировавшиеся.
Итак, в Туле Демидовы были окружены довольно плотным кольцом лиц, сочувствовавших старообрядчеству, а возможно, и принадлежавших к нему. Пусть демонстрация этого сочувствия была не столь явной, как на их сибирских заводах. Но вполне очевидно, что оно было. Это косвенный аргумент в пользу предположения, что они сами принадлежали к тем, кого в официальных документах того времени именовали «потаенными раскольниками».
Есть, правда, одно обстоятельство, которое не позволяет тесно связать демидовское старообрядчество в Туле со староверием на Урале и Алтае. Рупором старообрядческой пропаганды на демидовских заводах Каменного пояса выступали беспоповцы Выга и поповцы с Керженца – именно оттуда пришли деятели, сумевшие пробиться в ближайшее окружение Акинфия Демидова. То, что нам известно о староверии в Туле, указывает в первую очередь на тех старообрядцев-поповцев, центры которых Стародубье и Ветка находились на западе империи. Получается, что в Тулу и на Урал старая вера перетекала через посредство адептов, принадлежавших к далеким друг от друга их группам. Отражает ли этот вывод реальную картину или демонстрирует пока еще недостаточную изученность истории старообрядчества в Туле (что очень возможно) – покажет будущее.
Акинфий Демидов – старообрядец?
Распространенность старообрядчества в предпринимательской среде Тулы с неизбежностью порождает вопрос о принадлежности к нему самих Демидовых. Был ли старообрядцем, в частности, Акинфий Демидов?
Отбросим приведенные раньше свидетельства укрывательства Демидовыми старообрядцев и данные о помощи, которую они оказывали их центрам. Скептик объяснит их практическим расчетом, стремлением привлечь дополнительный трудовой ресурс для развития Дела. В том, что Демидовы лично принадлежали к старообрядчеству, с помощью этих аргументов не убедить, достаточной доказательной силой они не обладают.
Между тем Демидовых в этом подозревали не только историки следующих поколений, но и современники. Вот несколько таких случаев.
Первый упоминался. Имеем в виду подозрения, возникшие в связи с погребением дочери Никиты Никитича Демидова Татьяны. Напомним, что доказать что-либо по главному пункту доноса (что ее якобы убил отец) не удалось. А вот факт подмены документа с удалением из него упоминания о подозрительном нарушении погребального ритуала установлен был. И хотя слово «раскол» в связи с этим нарушением в известных нам документах отсутствует, именно оно приходит на ум, когда размышляешь, чего мог опасаться Никита, организуя подлог. Если не раскол, то принадлежность к тайной секте.
Второй случай касается человека из ближайшего окружения Акинфия, брата его жены, в отношении которого о «расколе» говорилось прямо. Имеем в виду упоминавшийся в третьей главе инцидент 1719 года с Семеном Палцовым, то ли ненароком, то ли умышленно расплавившим в чугуне медный крест. Расследуя этот случай, в Преображенском приказе интересовались, помимо прочего, «за тем Семеном раскол и иконоборство есть ли», и расспрашивали об этом фигурантов [712]712
Там же. Ф. 371. Оп. 1. Д. 1221. Л. 5 об., 6.
[Закрыть]. Семен оправдался, но пятно осталось.
Третий касается борьбы вокруг наследства, оставленного Акинфием. «Вокруг раздела шла борьба и плелись интриги, – писал Б.Б. Кафенгауз, – связанные со слухами о приверженности Демидовых к расколу; не обошлось без попыток лишить младшего из сыновей Ак. Демидова и его вдову наследства. Демидовы должны были представить подробные сведения, когда и у кого они бывали на исповеди. Дело кончилось для них благополучно, но младший брат с материю получили предупреждение, что будут лишены своей части имущества, если подтвердится в будущем их причастность к расколу» [713]713
Кафенгауз Б.Б.Указ. соч. с. 237. Автор не дает ссылки на источник сведений. К сожалению, установить его нам пока не удалось.
[Закрыть].
Обратим внимание, что основное внимание привлекли вдова и младший сын [714]714
Можно указать еще на один факт, любопытный в плане причастности к старообрядчеству Никиты Акинфиевича. Автор Дополнения к «Истории» И. Филиппова, говоря о Гавриле Семенове, замечает, что он «в прикащичество господина Никиты Иакинфовича Демидова вниде, от которого за благоразумие его почтен бысть зело». Далее – о его определении «главнонадсмотрителем заводов» (Гурьянова Н.С.Указ. соч. с. 235). Но, скорее всего, здесь имеет место ошибка. В том, что касается 1720– 1730-х гг., подразумеваться мог исключительно Акинфий. Его сын Ники та был еще слишком мал.
[Закрыть], при Акинфии пребывавшие преимущественно в Невьянском заводе – не только заводском центре, но и старообрядческом гнезде. Как нам представляется, Прокофий и Григорий, жившие в отдалении от него, соответственно и со старообрядчеством были связаны менее тесно или вообще не связаны. То, что мы знаем об их самостоятельной после смерти отца жизни, отчетливой старообрядческой составляющей как будто не включает.
Да, Тула являлась центром, в котором старообрядчество, как мы убедились, тоже было весьма распространено. Пускай не в такой степени, как на сибирских заводах, но все же. Изобилие старообрядцев на Урале, Алтае, на родине Демидовых – факт важный. Но тоже недостаточный, чтобы утверждать, что и они были «потаенными раскольниками». Вопрос остается открытым.
Приводимые ниже данные позволяют определиться в нем значительно более уверенно. Заимствуем их из показаний известного нам первоначально старообрядческого, а позднее перешедшего в лоно официальной церкви чернеца Паисия:
«Да года де тому з два получил он, Паисий, к себе писмо чрез вышеупоминаемаго квакера Тихона Козмина с Поморья из Заонежья от расколнической старицы Анны Дмитриевой, коя покойному Акинфею Демидову сродная (так. – И. Ю.)сестра, которыя де мать была ему, Демидову тетка родная, и имели оне прежде сего жителство в ево, Демидова, Невьянском заводе. В коем она, Анна, вышед за другаго мужа, расколника Прянишникова, и не хотя с ним жить, из оного заводу бежала во означенное местечко Заонежье, где содержит толк перекрещиванцов. А в том писме к нему, Паисию, пишет, чтоб туда к ней приехал без всякаго опасения. А при том она и другие из Москвы и из города Володимера Ржева присылали к нему, Паисию, и к протчим расколникам в заводах Демидова обретающимся лжеучителям на молитву немалыя презенты бархатом и камками, что все привозил вышеозначенной же квакер Тихон Космин, ибо он ежегодно от него, Паисия, в руские города волочился. И в бытность свою тамо, имеет он, квакер пристань и прибежище, а имянно, в Кержанце у старицы Иринархи, коя в демидовских же прежде заводех живала, да в Ярославле у купца Афонасья Иванова сына Юфтникова, да близ Москвы в селе Ивановском у раскольника Григорья Иванова» [715]715
РГАДА. Ф. 1183. 1751. Оп. 1.Д. 173. Л. 16 об., 17.
[Закрыть].
Содержащаяся в этом отрывке информация, можно думать, во многом достоверна. Это не эротические картинки, представавшие воспаленному воображению. Свидетельство Паисия указывает, во-первых, на наличие несомненных старообрядцев среди ближайших родственников Акинфия. Такова старица Анна Дмитриева, во втором браке Прянишникова, двоюродная сестра Акинфия Демидова (ее мать, получается, была сестрой Никиты Демидовича или его супруги). Одно время она жила на Невьянском заводе, потом перебралась в Заонежье. Первым ее мужем был старший брат невьянского приказчика Терентия Ивановича Лыскова. Невьянские Лысковы, происходившие из посадского населения Соликамска, принадлежали к старожилам Невьянского завода – жили в нем почти с самого основания [716]716
Байдин В.И.Тайна авторства Сборника Кирши Данилова // Наука. Общество. Человек: Вестник УрО РАН. 2010. № 4 (34). с. 84.
[Закрыть]. Старица Анна – не рядовой функционер. Она – деятель. Старую веру не просто исповедует, но служит ей (руководит общиной – «содержит толк перекрещиванцов»). И, несомненно, в той или иной степени ее распространяет, ведя миссионерскую работу.
Во-вторых, источник вскрывает связь Анны с выговскими старообрядцами. О помощи Акинфия Выгу сохранила память старообрядческая историография. Уже цитировались слова анонимного автора «Дополнения…» к «Истории…» Филиппова, прямо писавшего, что здешнее «общежителное братство от Демидова по премногу одолжено бысть». «Ово даянием пенязей, – продолжает он далее, – в ово медию и железом, ово же хлебом приволских промыслах». По его мнению, всё это – результат стараний «всеусердного попечителя» Гавриила Семенова: «Чрез онаго бо прозбу украси Выголексенское общежителство с прекрасным звоном, прислав многия колокола, которыя и доныне жителей своим звоном утешают. Наипаче много ползова сей Демидов общежителство по случившемся пожаре в Лексенском девичьем монастыре, такожде во оно время и на Коровьем дворе, в то бо егда услышав оный пожар много имения на строение посла, которым сооружиша бедным сиротам многия на вселения храмы, все ж сие бысть тщанием и услугою сего пользодателнаго мужа» [717]717
Гурьянова Н.С.Указ. соч. с. 235, 236.
[Закрыть]. Обнаруженная связь демидовской сестры с Выгом говорит о том, что щедрость к нему Акинфия могла иметь несколько причин. Прибыв с Невьянского завода в Заонежье, старица Анна не могла не посетить Лексинский монастырь, больше того, может быть, именно в нем или рядом с ним она и жила. Не принижая роли, которую сыграла пропаганда Гавриилы Семенова, видим, что связи Акинфия с Выгом были прочнее.
В-третьих, приведенные выше свидетельства демонстрируют деятельное внимание, оказывавшееся Акинфием своим уральским старообрядцам и их духовным лидерам (построил для них роскошные хоромы, которые и скитом-то назвать язык не поворачивается, лично посещал строительство и пр.), и – особенно интересно! – публично выраженные знаки уважения к ним (сажал в коляску).
Так был ли Акинфий Демидов потаенным старообрядцем? Судя по тому, что мы сейчас по этому поводу знаем, окончательного ответа на этот вопрос не будет получено никогда. В том числе потому, что при широком распространении такого явления, как «потаенный раскол», порождавшего весьма причудливые формы поведенческого компромисса для лиц, как бы одновременно принадлежавших вере «древлей» и «новой», даже при хорошей осведомленности в фактах определиться с конфессиональной принадлежностью конкретного лица трудно, подчас невозможно.
Но продолжающееся изучение вопроса применительно к Акинфию Демидову все больше приближает нас к ответу на заданный вопрос. Ответу положительному.
Глава 9.
ПОСЛЕДНИЙ ГОД. ЗАГАДКА АКИНФИЯ
Повседневность созидания. «Обретение» золота и судьба Алтая
Вернемся к короткому периоду Акинфиева триумфа – к году с небольшим после памятного ему июльского дня 1744 года, когда императрица Елизавета Петровна взяла его в «протекцию и защищение». Все это время на Урале продолжалась напряженная созидательная работа: Акинфий снова и снова перечитывал им написанное, редактировал, добавлял новые страницы.
В 1744 году он пустил строившийся уже несколько лет Висимо-Шайтанский завод, осуществлявший передел чугуна Нижнетагильского завода, находившегося от него в 47 верстах. В том же году, в октябре, заработал четвертый завод из группы кунгурских – Ашапский. Он был крупнее Бымовского, имел восемь печей. Кроме того, в отличие от последнего, технологический цикл на нем являлся завершенным: полученная черная медь здесь же и очищалась [718]718
Павленко Н.И.История металлургии… с. 84, 85.
[Закрыть].
Демидовский Урал заводами прирастал, в Туле же производство постепенно сворачивалось. Остановка там в 1744 году домны завода не остановила, но он был радикально «переформатирован». Из предприятия полного цикла превратился в передельное – перерабатывал в железо запас ранее выплавленного чугуна. Молоты еще ковали, но дни завода были сочтены. Запасы чугуна сокращались, а других доменных заводов у Акинфия поблизости не было. Правда, единственная тульская домна снесена не была (что позволяло дать делу задний ход), но на фоне продолжавшегося дорожания угля серьезных шансов вернуться в строй было у нее немного. Вот разве что Акинфий использовал бы Тульский завод в качестве разменной монеты в торге, который могло повлечь отделение Прокофия…
Акинфиев триумф последнего года не был безоблачным, впрочем, некоторые прежние его победы оказывались тоже не без камешка в сапоге.
К моменту подписания императрицей указа о защите Демидова уже существовала комиссия, учрежденная для изучения положения на серебряных алтайских рудниках. Беэр, ее глава, собирался в дорогу.
Он выехал в августе. Путь лежал на Екатеринбург, оттуда в Тобольск, далее на Тару. 20 января 1745 года «команда» Беэра (постепенно прирастая, она достигла шестидесяти человек) прибыла на Барнаульский завод, через неделю – на Колывано-Воскресенский. 4 февраля, взяв офицера с солдатами, восемь человек специалистов с учениками, 30 работников, Беэр отправился на «доставание на пробу» руд. Он ехал к Змеиной горе, где, как сказано в документе, «обыскал штейгер-мейстер Филип Трейгер золотую руду и ея императорскому величеству объявил» [719]719
Бородаев В. Б., Коптев А.В.Указ. соч. с. 255. № 59.
[Закрыть].
Неизвестно, повлияло ли поступившее в обход Демидова известие об обнаружении в алтайских рудах золота на отношение к нему императрицы. Но даже в худшем случае (если она решила, что Демидов это открытие от нее утаил), даровав ему милость, было неловко почти сразу ее лишать. Дело ограничилось тем, что Беэр получил дополнительное задание: обследовать руду еще и на присутствие в ней золота.
Руды на Змеиной горе Беэр добыл до четырех тысяч пудов. Улих, Юнгганс и Христиани разобрали ее по сортам. Среди прочего в породе обнаружились какие-то самородки. Первая их плавка, запущенная 26 февраля, дала из тридцати золотников исходного металла девять золотников чистого золота. Рапорт с отчетом о результатах работы, составленный Беэром два дня спустя, отправился в Кабинет в сопровождении ящичка с наидрагоценнейшим содержимым – первым алтайским золотом. Результаты были ошеломляюще великолепны. «Оказалось, – писал вскоре Беэр, – милостию Божиею и счастием ея императорскаго величества надежно впредь быть немалой руде квантитет разных сортов и выходу из них серебра и золота…» [720]720
Там же. № 59.
[Закрыть]
Приехав на Колывано-Воскресенский завод, Беэр демидовские плавки серебра здесь остановил. Возможно, опасался потерь по причине неотработанности технологии – хотел определиться в ней с помощью специалистов. Или уже готовился к отторжению от Демидова им обретенного? В феврале главный рудник, дававший серебряные руды, забрал в казенное управление. Забрал пока фактически, но после давших золото плавок уже не казалось фантастикой и юридическое его изъятие с принудительным расчетом с предшественником.
1 августа Беэр получил указ прибыть с серебром в Екатеринбург. Выставив на рудниках караулы и захватив с собой выплавленный драгоценный металл (серебра к тому времени удалось извлечь 26 пудов), он отправился на Урал [721]721
Там же. с. 257. Он забрал серебро, выплавленное при нем. Пять слитков недоочищенного серебра весом более 38 кг, выделенного до при езда Беэра, позднее перечистили и передали наследникам (Там же. с. 260). Еще одно свидетельство того, что плавку серебра в вину Демидову не ста вили.
[Закрыть].
Как удачно все начиналось! Открытие и опытная добыча Демидовым серебра в укор ему поставлены не были, напротив, он получил невиданную прежде льготу. Беэровской комиссии он не опасался, та решала вопросы, касавшиеся его только косвенно, – определялась с перспективой независимой казенной добычи. Обнаружение золота ситуацию осложнило. Учитывая, что прежние обязательства были даны императрицей до того, как стало о нем известно, решение можно было, не теряя лица, и переиграть. Сколько усилий и средств потребует строительство на Алтае казенного завода, было пока неизвестно. Возник соблазн взять уже построенное и налаженное – демидовское. Мы не утверждаем, что подобный план уже созрел, утверждаем, что Акинфий не мог не опасаться такого развития событий. Некоторые действия Беэра (запрет на эксплуатацию змеиногорских рудников) опасения подтверждали. Неопределенность с возможностью дальнейшей добычи серебра и, шире, с судьбой Колывано-Воскресенского завода (какой от него прок без рудников?), несомненно, весьма тяготила заводчика в последние месяцы его жизни.
Пройдет время, и императрица Елизавета Петровна в память о великом обогащении казны «от первого сребра, что недро ей земное открыло» ( М.В. Ломоносов) решит создать из него новую раку для мощей небесного покровителя Северной столицы великого князя Александра Невского. Деятельное участие в реализации этого затянувшегося на многие годы проекта приняли упоминавшиеся в этой истории барон Иван Антонович Черкасов и руководивший тогда Петербургским монетным двором советник Монетной канцелярии Иван Андреевич (урожденный Иоганн Вильгельм) Шлаттер – тот самый, который очень давно, еще в середине 1720-х годов, первым обнаружил следы серебра в алтайской руде. Рака предназначалась для Александро-Невской лавры и, созданная, длительное время там и находилась. Сейчас этот великолепный по художественным достоинствам, во многом уникальный образец русского декоративно-прикладного искусства и одновременно памятник выдающихся событий истории открытия и освоения рудных богатств России представлен в экспозиции Государственного Эрмитажа.
«Как прикинешь, – восклицал Павел Бажов, – что сделал этот человек за 43 года своей жизни на Урале без телефона, без машинистки, без почты и железных дорог!..» Как прикинешь, что сделал он на Алтае…