Текст книги "Демидовы: Столетие побед"

Автор книги: Игорь Юркин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 38 страниц)

Отец и «лишние» дети: поиск формулы отношений

Выбор наследника

Первая половина 1720-х годов – время, когда стратегия отношений Никиты Демидова с сыновьями не только определилась, но и стала во всей полноте последовательно реализовываться.

Никита Демидов и все первое поколение его потомков – личности цельные. Никиту вела по жизни сильная, преобладавшая над другими творческая страсть, не только питавшая его энергией, но и указывавшая направление движения. Но это не значит, что ему были незнакомы внутренние конфликты. Они были, и он, не упуская из виду главных ориентиров, более или менее успешно их преодолевал. Один из важнейших – конфликт между стремлением обеспечить развитие своего дела и благополучием семьи, конкретно – интересами потомков, которые могли привести к его раздроблению.

То, что на роль основного помощника и преемника первым был испытан Акинфий, предопределила сама судьба: старший, он прежде других «вошел в разум», приохотился к отцовскому делу. Но, хотя отец быстро привык к его помощи и после первой попытки просмотр претендентов был остановлен, жизнь показала, что младшие сыновья способностями тоже не обделены. А дело шло не легко, прирастало не быстро. Очень долго оно оставалось сравнительно (с амбициями) небольшим: сначала Никите принадлежала мельница, позже единственный Тульский завод, потом по-прежнему единственный Невьянский, потом Невьянский в паре с Тульским. Только в 1716 году к ним прибавился третий. Все в его небольшом хозяйстве было связано, занимало определенное место, звенья не дублировались. При раздроблении между наследниками с трудом «созижданное» неизбежно бы разрушилось. Допустить этого он не мог.

Полюс, на котором стояли интересы дела, тянул к разрушению семейного клана: Акинфия следовало еще более приблизить, остальных отдалить. Именно этой логикой руководствовался комиссар Демидов, отделяя от своего хозяйства младших сыновей. С появлением в 1714 году указа о единонаследии (а он относился не только к дворянскому сословию) Никита-старший помимо юридической основы – она была и раньше – получил моральную поддержку: собственный его план вписался в выраженные в законе идеи государя. Как результат, Берг-коллегия указом от 23 декабря 1720 года утвердила сделанный им выбор наследника заводов [276]276
  Кафенгауз Б.Б.Указ. соч. с. 166, 167.


[Закрыть].

Не станем, однако, утверждать, что Никита был равнодушен к младшим сыновьям (а в литературе такой взгляд на внутрисемейные отношения первых Демидовых превратился едва ли не в общее место [277]277
  См., например: «…с сыновьями был суров, даже жесток, за исключением старшего Акинфия. К нему Никита Демидович питал нежную отцовскую любовь…» (Шакинко И.М.Указ. соч. с. 52).


[Закрыть]). Патриархальная основа той культуры, в которой он вырос, не могла ему позволить так к ним отнестись. И многие факты (некоторые уже приводились), если к ним присмотреться как к совокупности, показывают, что равнодушен к ним он отнюдь не был. Мы уже возражали против кажущегося нам чрезмерно категоричным утверждения, что отец препятствовал строительству заводов младшими сыновьями. Если это не наносило ущерба главному делу, отец их не только не тормозил, но даже пытался помочь. И действительно, помог обосноваться в Тульско-Каширском металлургическом районе, с которого когда-то начинал сам.

Весть, что все заводы отца официально наследует Акинфий, для Григория и Никиты не стала неожиданной. Они скорее всего давно уже не надеялись на долю в отцовском «имении», смирились с этим. Надеялись в основном на себя. Пока отец и Акинфий осваивали Урал, Григорий и Никита обустраивались в Тульском и Алексинском уездах.

Отвергнутый: в жерновах первоначального накопления

Трудно сказать, насколько успешно работал принадлежавший Григорию Демидову Верхотулицкий завод в первые годы: приносил владельцу прибыль или убытки. В августе 1721 года Григорий в поданной сказке (уже цитированной) достигнутые успехи оценил невысоко: писал, напомним, что завод «в совершенство… работою не действует», потому что «сущих и знающих» людей нет, что те, которые имеются, действуют по его, Григория, «указаванию и учению», но обучаются плохо: заводскую работу «иные мало и восприяли» [278]278
  РГАДА. Ф. 271. Оп. 1. Кн. 1017. Л. 335.


[Закрыть]. Нечем было ему похвастаться и пять лет спустя. В доношении 1726 года он писал, что на его заводе на Тулице «в выплавке чюгуна, и ис того чюгуна зделано было железо, малое число… понеже в тех годех были де многия прогулки за умалением воды и за непривозом руд и уголья». (Впрочем, не факт, что приведенные оценки выражали действительное его мнение, а описания – фактическое положение дел.) Тяжелый удар постиг заводчика в 1725 году: «…тот ево завод Божию волею и с принадлежащими к тому заводу припасы и с ынструменты згорел, и от того учинились де ему великия убытки». Григорий духом не пал «и по исходе того пожарного времени на том же месте в том же 725-м году зачал он строить вновь завод» [279]279
  Там же. Кн. 639. Л. 125.


[Закрыть].

В делах Тульской провинциальной канцелярии сохранились связанные с Григорием документы, мизерные по финансовому выражению отраженных в них споров и на первый взгляд незначительные по содержанию. При этом – ярко рисующие положение, в котором пребывал не особенно успешный заводчик, круг волновавших его проблем и способы, которыми он эти проблемы разрешал.

В сентябре 1725 года Григорий отправил заводское свое железо в стоящий на Оке город Алексин. Там его должны были положить в нанятый у рыбака сарай (заметим: в отличие от уральских Демидовых своей пристани у Григория не было), потом погрузить в струги и отправить на продажу. Железо повезли на двадцати двух подводах нанятые за четыре рубля крестьяне-возчики. Наниматель их предупредил: если потребуют хомутный сбор – не платить, говорить, что они принадлежат отцу Григория и возят «без найму», по его, отца, приказу. Но по прибытии на место их узнали. Возчики в присутствии алексинского бургомистра признались, что они – нанятые, что выдавали себя за демидовских «по приказу заводчика Григорья Никитина для утайки пошлин». В сказку попали их слова: «А не велел им тех денег платить и велел бес плотежа провозить и именем Никитиным пролыгатся помянутой сын ево завотчик Григорей Демидов. И приказывал им, подвотчиком: хотя же вас поймают и станут держать две недели, и вы де отсиживайтесь, а с найму десятой доли не плотите». Старшего, Максима Ермолина, отправили в Тулу для дальнейшего разбирательства. Его отпустили лишь на исходе второй недели под расписку двух лиц, но, отпустив, не освободили – предписали, оставаясь в Туле, ждать указа. Теперь самое интересное: пошлинный сбор, вокруг которого все это крутилось, составлял десятую часть суммы, заплаченной при найме, то есть всего 13 алтын 2 деньги или 40 копеек. Григорий не хотел платить эти деньги и не заплатил их – названная сумма была внесена Ермолиным [280]280
  ГАТО. Ф. 55. Оп. 1. Д. 1238. Л. 1-8.


[Закрыть]. Именно так – в буквальном смысле по денежке – собирал свои капиталы сын и брат крупнейших в России металлозаводчиков.

Григорий выкачивал прибыль из первого своего завода не для того, чтобы сложить монеты в сундуки. Они копились на второй завод. Первый завод у вступивших на эту стезю всегда совмещал доменное и железоделательное производства. Часто случалось, что энергоемкий передел отставал: молоты не справлялись с переработкой чугуна. Задача имела простое решение: в помощь заводу полного цикла следовало пустить вспомогательный, чисто железоделательный. Место для него Григорий уже присмотрел. В Старопавшинском стане Алексинского уезда в 1723 году он купил деревню Сементину (Сементинову) на речке Рысне. Первая попытка развернуть здесь промышленное строительство оказалась неудачной – «за помешательством помещиковым» его пришлось отложить. Но проблема оставалась актуальной, и Григорий от намерения пока не отказывался.

Как видим, металлургия, дав Григорию достаточный кусок хлеба, не спешила превращать его в бутерброд. Отставание от братьев приобрело хронический характер. Сравнение челобитных Григория и Никиты, поданных по одному поводу в 1721 году [281]281
  РГАДА. Ф. 271. Оп. 1. Кн. 1017. Л. 335 и дал., 339 и дал.


[Закрыть], показывает это очень отчетливо. (Напомним из Григорьевой только одну деталь: при нехватке на своих заводах специалистов Григорий учил мастеров лично. Это, конечно, вписывается в стиль эпохи, но большие дела так не делаются. Петр Великий – великое же исключение.) Григорию по-прежнему не хватало одного, другого, третьего (энергии, удачливости, «правильной» и своевременной поддержки). Он постоянно буксовал.

Но Григорий был как-никак Демидовым и сдаваться не собирался. Тем более что подрастал сын Иван, будущий помощник.

Отвергнутый: на пути в Берг-коллегию

Уж если Григорий не поспевал за вырвавшимися далеко вперед отцом и старшим братом, как должен был отстать от них Никита-младший! Позже всех вышедший на дорогу большого предпринимательства (так и тянет переставить слова: на большую дорогу предпринимательства), наверное, долго почти незаметный его лидерам, он поначалу, как и положено, все наверстывает, наверстывает…

В том числе осваивает практиковавшееся братом Григорием кредитование. Неполнота данных не позволяет полноценно сравнить подобные занятия двух тульских братьев. Но кое-что сказать по этому поводу можно. В крепостной книге Тулы за 1725 год 27 записей, в которых Н.Н. Демидов выступает в роли кредитора. Всего в том году в книге было зарегистрировано 180 операций, предметом которых являлся денежный кредит. На младшего Никиту подобных операций приходится больше всех– 15 процентов! Его кредитом воспользовались 19 человек: один дворянин, 14 посадских и четыре казенных кузнеца. Любопытно, что страхующий возврат долга заклад имущества в документах Никиты, в отличие Григория, не оговаривается. М.Я. Волков объяснял это отсутствием у Никиты сомнений в достатке своих клиентов, а также тем, что «никто из получателей кредита не осмелился бы на судебную тяжбу с Н.Н. Демидовым» [282]282
  Волков М.Я.Указ. соч. с. 21—23.


[Закрыть]. Скоро узнаем, каким издевательствам осмеливались подвергать Никиту Никитича те же оружейники. Учитывая это, усомнимся и в том, что они опасались при необходимости судиться с Никитой Никитичем. Что из документов действительно следует – это что увеличить число принадлежащих ему крепостных и дворов Никита в отличие от брата не стремился.

Все силы Никиты-предпринимателя были брошены в промышленную сферу. Родной Тульско-Калужский металлургический район казался ему то ли тесным, то ли малоперспективным. Расширяя в нем свое хозяйство, взор он устремлял на Урал. Узнав об обнаружении медной руды на Вые, Никита стал проситься «к брату своему большому Акинфию в те жалованные… места в пайщики». Отец ему отказал, заявив, что «ему того дела снесть не уметь». Можно ли доверять этой оценке, помня, что толком плавить медь в то время эксперт тоже не умел, больше того, строя Выйский завод, возможно, и не намеревался ее здесь выплавлять? Никита Никитич оценивал свои способности не столь низко и отступать не собирался. Н.И. Павленко полагал, что уже в это время из него сформировался «опытный делец и интриган». Младший Никита предупредил отца, что, если тот не пустит его «в те дачи», в них ворвутся чужие люди. В качестве средства давления он использовал организованную им челобитную владельца красочного завода Сидора Томилина, представившего себя в ней открывателем рудных мест на Вые еще до появления там Демидова. 14 декабря 1720 года Никита Демидович подал в Берг-коллегию свое прошение, в котором это опровергал, утверждая, что заявка Томилина инспирирована местью младшего сына [283]283
  РГАДА. Ф– 271. Оп. 1. Кн. 1037. Л. 61 об.


[Закрыть]. На попытку оказать на него давление комиссар ответил безжалостно: в том же прошении официально попросил все недвижимое утвердить за старшим сыном. Этот раунд выиграл, безусловно, старший Демидов.

Отца и старшего брата Никите Никитичу догнать не удавалось. Но какая настойчивость в этом стремлении. И какая изобретательность.

Если отец носил чин комиссара в значительной степени формально, оставаясь до мозга костей частным промышленником и лишь имитируя готовность стать служащим, его младший сын, не оставляя занятий бизнесом, вступает в ряды быстро множащегося в петровской России чиновничества. Он находит в структуре государственного управления место, которое, как он надеется, должно позволить ему обойти некоторые препоны, которые чинит заботливый родитель, он же – куда менее любвеобильный конкурент.

Предваряя рассказ о многолетнем «романе» Никиты Никитича с Берг-коллегией, имеет смысл присмотреться к его отношениям с ней в период до внезапно вспыхнувшей между ними страсти.

Июнь 1724 года. Берг-коллегия указом своему Московскому обербергамту приказывает взять с Н.Н. Демидова горную подать за 1723 год в сумме 159 рублей 51 копейка. Начинается его поиск. Сначала бергамт три месяца разыскивает его в Москве. Получив информацию, что тот в Туле, отправляет указ тульскому воеводе выслать плательщика в Москву. Провинциальная канцелярия неоднократно посылает к нему солдат – самое большое, чего удается им добиться, переговорить с его женой. Правда, один раз в провинциальной канцелярии он все же появляется, но с предложением, которое исполнение распоряжения лишь отодвигает: ссылаясь на сенатский указ, просит разрешить ему заплатить налог не в Москве, а в Туле, в камерирской конторе. И вновь исчезает. Бергамт посылает для его доставки солдата, тот отправляется к Никите на двор, его не застает, берет в «заложники» его человека; Никита подает челобитную, выражая готовность заплатить, но снова прося освободить его от поездки; воевода принимает решение просьбу удовлетворить и деньги «принять к камерирству», пишет отписку в Москву… На этом документе, врученном в конце ноября отправлявшемуся в обратный путь солдату, и заканчивается дело [284]284
  ГАТО. Ф. 55. Оп. 1. Д. 847. Л. 1-24 об.


[Закрыть], сообщающее о том, как Демидов, несмотря на семь посылок за ним, так за пять с половиной месяцев перед Берг-коллегией и не предстал. Как видим, младший Демидов не только не тянется к этому учреждению, напротив, настойчиво, умело и в конечном счете успешно контактов с ним избегает.

Тем интереснее, что очень скоро он окажется его сотрудником.

Никита Демидов (мемориал)

Портреты Никиты: прижизненный и посмертный

В 1725 году, генваря 28 дня скончался император Петр Великий, человек, сумевший разглядеть и оценить встретившегося на жизненном пути тульского кузнеца Никиту, помогший ему стать родоначальником новой фамилии и основателем промышленной династии.

В том же году ноября 17 дня скончался и этот кузнец, немало потрудившийся над фундаментом и стенами рассчитанной на века государственной постройки, которую возводил Петр.

Каким он был, родоначальник Демидовых?

Внешний его облик сохранил портрет неизвестного художника, не вполне совершенный в одних деталях, странный в других, но удивительный по силе и цельности общего впечатления. Экземпляров портрета существует несколько. Самыми старыми считаются принадлежащие Невьянскому историко-краеведческому музею и Нижнетагильскому музею-заповеднику. Остальные, предположительно, более поздние копии, но окончательное заключение по датировке некоторых следует отложить – они в должной степени не исследованы.

Портрет поясной. Никита изображен в темном кафтане с наброшенной на правое плечо алой накидкой. Костюм необычный. Накидка, тем более алая – вещь неносильная. Она, конечно, здесь «для красоты» (сильное цветовое пятно – решающее в цветовой композиции холста). Но, возможно, еще и для чего-то символической природы. Мысленно снимем ее – получим один из многочисленных в российских музеях купеческих портретов. Накидка переводит образ из бытового измерения в некое метапространство, придает облику осо-бость, своего рода царственность.

Ладонь правой руки возложена на толстый суковатый посох. Левая рука перед грудью, жест ее непонятен. Во всяком случае, она не поддерживает накидку [285]285
  «…Левая (рука. – И. Ю.)поддерживает алую накидку, наброшенную на темный кафтан…» (Шакинко И.М.Указ. соч. с. 48). Этот текст повторен и в его последней книге «Демидовы». Достаточно внимательно присмотреться к изображению, чтобы убедиться в ошибочности утверждения.


[Закрыть]– та не смята, рука ее не касается.

Голова изображена с явным нарушением правил анатомии: череп вытянут, его затылочная часть непропорциональна велика. Тонкий нос. Сложного рисунка с несколькими изломами тонкие брови. Впалые щеки. Лоб и темя лысы, остатки волос на голове образуют некое подобие темного нимба. Усы, черная, может быть с сединой, ухоженная борода. Кожа на лбу и висках – сухая, тонкая, со множеством морщин. Выразительные, сильные глаза (притом что правый из них явно неправильно «посажен»). В целом ощущение какой-то карикатурности – но при этом какое выразительное лицо!

Заставляет задуматься борода. Перед нами, безусловно, не дворянин. Ходить дворянину с таким лицом, особенно в столице, куда Никита то и дело приезжал, было недопустимо. А вот старообрядцем изображенный на портрете мог быть безусловно. Подчеркнутая простота одежды (накидку в счет не берем), аскетизм облика, посох, борода, хоть и не великая, но такая, отращивать которую нужно не один месяц, – так мог бы выглядеть даже не рядовой приверженец старой веры, но и начетчик. У Семена и Андрея Денисовых, какими их изображают миниатюры поморцев, усы и борода нисколько не больше и фасон их – такой же. Если заказной портрет – всегда представление обществу облика, который модель хочетему представить, то перед нами декларация: я – такой, именно таким меня воспринимайте при жизни и после смерти помните. Такой – то есть образом старообрядец.

Перед Никитой прямоугольный стол. Возможно, его покрывает ткань – об этом говорят вертикальные полосы на боковой поверхности, напоминающие складки покрывала. На столе три книги, две в темно-коричневом с зеленью переплете, одна – в светлой коже, виден ее корешок с золотым тиснением. Книги лежат на листе белой бумаги с рисунком трех построек. Здания – явно нежилого назначения.

И здесь две неясности. Поверхность стола – зеленая или, может быть, зеленовато-коричневая [286]286
  Описываем изображение по фотокопиям и репродукциям в печатных изданиях. Даже при хорошей полиграфии цвет объектов на них сильно различается. Так, окраска поверхности стола варьируется от оливково– зеленого до коричневого без признаков зелени.


[Закрыть]. Боковая сторона, та, что с вертикальными складками ткани, по цвету другая – от почти белого до светло-бежевого. Переход цвета – точно по границе горизонтальной и вертикальной плоскостей. Единое целое с материалом, покрывающим столешницу, ткань боковых свесов составлять не может – между тем границы между ними не показано. Стол изображен условно: его границы строго вписаны в вытянутый прямоугольник. Возникает впечатление, что изображение стола перекрыло какое-то другое, более раннее. На ум приходит единственная разумная догадка: на оригинале здесь первоначально располагался прямоугольник с надписью. Подобные портреты в петровское время были достаточно распространены. Обширную надпись, в которой, между прочим, упомянуты труды автора в развитии горнорудной промышленности («обыскал серебряную руду»), имеет, например, портрет воеводы и дипломата Ивана Власова из Нижегородского государственного художественного музея, написанный Г. Адольским (Одольским) в 1694/95 году [287]287
  Калязина Н. В., Комелова Г Н.Русское искусство Петровской эпохи. Л., 1990. Илл. 90.


[Закрыть].

Портрет хорош, но как заглянуть в глубину картинной рамы? Как, заглянув, – увидеть?

Облик – сохранен, черты характера, манера поведения, тем более внутренний мир – закрыты. Воспоминаний о Никите его современников не сохранилось, кроме отдельных упоминаний, информация которых иногда очевидна («мужик упрям» – воля), иногда оригинальна и интересна (оказывается, обладал уникальной памятью). Переписки, кроме деловой, нет, да и та не его руки: диктовал. Из нее случайно знаем, что к концу жизни ослабело зрение. Что-то компенсируют фольклорные источники (не пил вина, ценил шутку и т. д.), но в них Никита и Акинфий могли смешаться.

Говоря о Никите начала 1700-х годов, Б.Б. Кафенгауз отмечал в нем «свойства сурового и алчного эксплоататора, не считавшегося с интересами работавших у него крестьян и мастеровых» [288]288
  Кафенгауз Б.Б.Указ. соч. с. 128.


[Закрыть]. Действительно, высокой заработной платой и хорошими условиями труда он персонал не баловал. Примерно к этому же времени относится челобитная, поданная воеводе четырьмя уральцами, жившими в селениях, приписанных к демидовскому заводу, но служить Демидову не желавшими в силу того, что были ясачными людьми. Даже не связываемые сюжетом, эти фрагменты весьма выразительны и показательны. Демидов «взял у Максима Синбирца из двора дву сыновей и увез с собою на заводы. И ево, Максима, и детей ево стегал на плотине плетми на смерть и держал их в железах шесть недель и морил голодною смертью….А тем де он битьем сына ево изувечил, а как из желез выпустил, заставил уголье дрова ево и детей обваживать». «…А как он, Никита, поехал с Невьянских заводов без подорожной к Москве, и, будучи у Чюсовской слободы в уезде в деревне Нижней, к нему, Максиму Скоробогатому, в дом приходил со многими людьми. И он ево, Никиты, убоясь, заперся в клеть, и Никита де у той клети двери выломил… И в то время он, Никита, увез у него с лошадей ево четыре хомута ременные и взял четыре лошади в подводы, также и у иных крестьян подводы… брал сильно». Спрошенный в Сибирском приказе, Никита отвечал на такие обвинения с полной уверенностью в своем праве устанавливать порядок хотя бы и силой: «А Максима де Синбирца с Федковски[х] и з детми ево брал и в чепи шесть недель держал, что он чинился силен, и по многим присылкам на завод работать не ходил. И за то ево ослушание он, Никита, на плотине плетми бил при многих людех для того, что велено ему, Никите, ослушников смирять, чтоб иным людем непослушания чинить было неповадно и тем ослушанием в заводах какой остановки не учинить» [289]289
  РГАДА. Ф. 271. On. 1. Кн. 841. Л. 54, 55.


[Закрыть].

Все это словно специально придумано, чтобы проиллюстрировать процитированную выше характеристику, данную более шестидесяти лет назад умным, информированным, но не вполне свободным от влияния идеологии ученым. В наши дни, когда историк менее ею связан, можно было бы ожидать и более мягких оценок. Факты смягчению, однако, сопротивляются, причем настолько, что историографы новой волны не только не обеляют, но, напротив, подчас обогащают отрицательные характеристики предшественников оригинальными наблюдениями. Так, современный исследователь Н.С. Коре-панов полагает, что высказывания о «старом» Никите Демидове уральских мастеровых и заводских управителей позволяют говорить «о грубости его и способности легко отказываться от данного слова, о сохранявшихся до конца жизни маргинальных замашках и всегдашней готовности на провокацию» [290]290
  Корепанов И.С.Серебро на Нейве? // Легенды и были Невьянской башни. Екатеринбург, 2011. с. 104.


[Закрыть].

Но, способный быть жестким и в общении с равными, тем более со стоявшими ниже нередко выбиравший именно этот стиль взаимодействия, с прочими Никита при необходимости мог показать и владение наукой компромисса. Присматриваясь к его поведению в конфликтных ситуациях (часто более отчетливо раскрывающих личность), замечаем, что в некоторых случаях он ведет себя более гибко, чем молодой и (потому?) горячий Акинфий. Возьмем столкновение с Татищевым.

Акинфий его обостряет, приехавший же Никита налаживает довольно сносные отношения [291]291
  Кафенгауз Б.Б.Указ. соч. с. 164.


[Закрыть]. Что скрыто за этим? Более мягкий характер или свойственное возрасту снижение энергетики? Возможно и второе. За 20 лет до истории с Татищевым в совершенно аналогичной ситуации с воеводой Калитиным он, приехав на помощь к Акинфию, ситуацию, напротив, обострил.

Кроме прижизненного портрета Никиты сохранился еще один, посмертный, способный рассказать о нем тоже немало интересного. Портрет словесный, его запечатлела эпитафия.

На ныне утраченном надгробии Никиты Демидова, существовавшем некогда в Николо-Зарецкой церкви Тулы, была помещена надпись, в XIX веке скопированная и тогда же несколько раз изданная. Из нее узнаем, что Никита Демидов в вечное блаженство преставился в 9 часов 20 минут пополудни на Тульских своих заводах. Погребен был в 20-й день ноября [292]292
  Юркин И.Н.Николо-Зарецкая (Демидовская) церковь в Туле. с. 64. Эпитафию публиковали Г.И. Спасский (1833, 1877) и, скорее всего по другой записи, Н.Ф. Андреев (1853, 1854).


[Закрыть].

Обратим внимание на место смерти. Никита много ездил, но скончался на родине. Бывал в разных местах – от простой кузницы, где в юности работал молотобойцем, до царского дворца, где обедал с монархом. А умер – на заводе [293]293
  Если, конечно, под «Тульскими заводами» подразумеваются имен но заводы,а не Тула,что тоже не исключено.


[Закрыть].

Отвлечемся, указав на еще один относящийся к той эпохе источник, содержащий любопытное упоминание, касающееся погребения Никиты. В надписи на 53-пудовом колоколе, отлитом в Москве в 1728 году мастером Иваном Моториным «по обещанию и по приказу» вдовы Никиты Евдокии Федотовны «для вечнаго поминовения супруга ея», были несколько неожиданные для подобных текстов слова: «А мысль свою он желает в вечном успокоении пребывать до втораго Христова пришествия в Сибири близ Невьянских железных и медных ево заводов на Высокой-Горе, нарицаемой Шуралинской» [294]294
  Андреев Н.Ф.Историческое известие о Чулковой слободе (предместий), что в Туле //Москвитянин. 1854. № 15. Отд. II. с. 122, 123.


[Закрыть]. Напомним, что Шуралинский завод (первый самостоятельно построенный Никитой на Урале) находился в пяти верстах от Невьянского. Так где же – в Туле или на Урале – желал покоиться Никита Демидов? И.Ф. Афремов, опираясь, может быть, на слышанные им предания, упоминает, что Никита скончался, «возвратясь больным с своих уральских заводов» [295]295
  Афремов И.Ф.Указ. соч. с. 295.


[Закрыть]. Отметим в этой связи уральское о нем предание: «Вот больной уж сильно, ходить не мог, а попросил, чтобы положили его на носилки и пронесли по его имению. Понесли его, а он так жадно смотрит кругом, а потом поставили его на пригорок, носилки-то, а он и сказал: „Все это мое было“ – и развел руками» [296]296
  Предания и легенды Урала: Фольклорные рассказы / Сост. В.П. Кругляшовой. Свердловск, 1991. с. 145. Пригорок в этой истории напоминает о пейзаже скорее уральском, нежели тульском. Но каким же должна была представлять демидовское имение жительница Висима?


[Закрыть]. Если отбросить следующие далее размышления и предположения рассказчика («Ну, а не взял же на тот свет с собой. А думается, если можно было бы, то и мертвый он с добром своим не расстался»), увидим печальную сцену, в центре которой человек, всю жизнь трудившийся, строивший, а теперь отрываемый, нет, не от богатств – от Дела всей его жизни. Конечно, он жадный, но это жадность скорее к жизни и творческому труду.

В тексте эпитафии жизнь Никиты разделена на две части. Первая – охватившая от рождения три четверти отведенного ему жизненного срока: время, когда он, «имея жительство в Оружейной слободе и железных Тульских заводах, именовался чином до 1707 года [297]297
  В публикации, которую цитируем, – 1701 г., но это, несомненно, или опечатка, или результат неправильного прочтения текста на плите (может быть, поврежденной?). Если прибавить к году рождения 51, получим 1707. Отметим, однако, что эта дата тоже не совпадает с указываемым в литературе (со ссылкой на указ) 1709 г. Или этот указ не пожаловал чин, а лишь подтвердил уже имеющийся? Но нам документы 1707 и 1708 гг., в которых Никита именовался бы комиссаром, не встречались.


[Закрыть]кузнец оружейнаго дела мастер. И в таком чину был 51 год». Часть вторая начинается, когда переросший этот «чин» Никита был «за знатную его службу, за неусыпный его труд в произведении как железных и медных, так к пользе всему нашему Российскому государству многих воинских и прочих припасов, и кованнаго железа, именным указом в каммиссары пожалован». В статусе комиссара пролетела еще одна, последняя четверть земного срока – Никита «был в том чину даже до часа смертнаго» [298]298
  Юркин И.Н.Николо-Зарецкая (Демидовская) церковь. с. 64.


[Закрыть].

Как видим, в эпитафии, словесном его портрете, Демидов представлен человеком знатной службы и неусыпного труда. Плоды труда – железные и медные «припасы», собственно железо. Если надпись хотя бы отчасти выражает представление о себе самого Никиты [299]299
  Г.И. Спасский сочинителем эпитафии уверенно назвал Акинфия (Спасский Г.И.Указ. соч. с. 57). Отметим интересное, хотя и не подкреп ленное доказательствами мнение И.М. Шакинко, предположившего, что в составлении текста «участвовал перед смертью и сам Никита Демидович» (Шакинко И.М.Указ. соч. с. 50).


[Закрыть], получается, что именно этимгордился он, умирая. В этом, а не в заводах (из уральских ни один не упомянут!) видел важнейшую свою «пользу всему нашему Российскому государству». Этим похожий на старообрядца старик хотел запомниться потомкам.

Кем сочинялась эпитафия, неизвестно, а вот нижеследующее – несомненный текст Никиты Демидова. Это фрагмент из его доношения в Берг-коллегию, поданного в июне 1720 (?) года.

«А в Сибири то железо промышляют они на государево[й] земле и лесах. А когда те заводы в Сибири заводили, то к строению и размножению тех заводов и для того железного промыслу призывали многих, токмо охотников не было и доныне». (Ну, это, положим, не совсем так. Вызывались охотники. Демидов немало потрудился, их отваживая.)

«А хотя и многия охотники есть (так-то вернее. – И. Ю.),только вступают в те промыслы, где есть готовыя заводы и ко многим крестьяном, и желают быть хорошим помещиком, а не промышленником.

А такого охотника не изыщется, чтоб хто обыскал руды медныя и железныя, и вновь бы собою заводы заводил и строил, как он (то есть сам Демидов. – И. Ю.)там, в Сибири, многие заводы великие собою заводил и построил, и умножил на тех заводех железо на государевы потребы, и х каробельным делам, и на продажу».

Дальше про трудности, про медленное обращение капитала: «И за сими объявлении, как Берг-каллегия изволит разсудить, чрез тяжкие труды, и убытки, и волокиты оной им промысл достаетца».

Здесь Никита переходит к главной для него в том документе теме – изменению системы налогообложения (брать «десятую долю от истинны, а не от прибыли»). Он ратует за единство подхода ко всем заводчикам, дабы они «один перед другим облехчены и отяхчены ни были, чтоб каждой промышленик мог свои заводы к лутчему исправлять и Росийское государство сим заводствовать (! – И. Ю.)и славою обучать перед другими государствы» [300]300
  РГАДА. Ф. 271. Оп. 1. Кн. 1017. Л. 183 об., 184 об.


[Закрыть].

Прочитав это, можно уверенно констатировать, что Никита освоил фразеологию и главные положения петровского «образа веры», что научился прилагать их к своей деятельности. Но тут важнее не то, рупором каких идей некто выступает, а то, что этот некто – именно он. Такие вот демидовские обобщения, такой взгляд на вещи с высоты. Такое и завещание потомкам: «Чтоб каждой промышленник мог… Росийское государство сим заводствовать и славою обучать». Тут не меньше половины можно переписать вместо эпитафии.