Текст книги "Демидовы: Столетие побед"
Автор книги: Игорь Юркин
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 34 (всего у книги 38 страниц)
Григорию и Никите Акинфиевичам удалось избежать психологической западни, в которую попал старший брат, – утверждаем это не только для Никиты, но и для Григория вполне уверенно. Стряхнув после раздела многие ограничивавшие их свободное развитие заботы, они нашли собственные «рецепты» жизни в обществе, вполне соответствовавшие их возможностям, склонностям, характерам, темпераментам.
В отличие от Прокофия, в конце концов охладевшего к промышленному предпринимательству и обрубившего питавшие материальный достаток рода заводские корни, Григорий и Никита заводами занимались до конца дней. Не беремся судить, испытывал ли Григорий внутреннее влечение к этому занятию. Неопределенность обусловлена не столько сомнениями в его (влечения) существовании, сколько тем, что исторические источники для хозяйства Никиты сохранились в изобилии, а для Григориевых заводов отсутствуют. Впрочем, ничего, что вызывает сомнение в усердии Григория на промышленном поприще, в нашем распоряжении нет. Тем более что к этой деятельности он был неплохо подготовлен. (Отметим, между прочим, что в библиотеке Григория имелась рукописная копия знаменитых «Абрисов…» В.И. Геннина – вобравших в себя опыт этого незаурядного специалиста описаний металлургических заводов Урала и Сибири. Впоследствии именно этот экземпляр был взят за основу при публикации книги [927]927
Данных о составе и объеме библиотек, принадлежавших лицам, осуществивших межсословный переход, мало. Уральский заводчик А.Ф. Турчанинов (дворянин в первом поколении) владел и роскошной библиотекой, и минералогическим кабинетом. Однако, по свидетельству современника, библиотека имела чисто декоративное назначение и ею, по существу, не пользовались (Павленко Н.И.Указ. соч. с. 514). Но вот деталь, заставляющая заподозрить иное: по свидетельству, повторенному в Словаре митрополита Евгения (Болховитинова), «состоявшая в редком собрании многих сочинений, касающихся до горного и монетного дела», библиотека выдающегося для своего времени специалиста президента Берг-коллегии И.А. Шлаттера после его смерти перешла именно к Турчанинову. Нового ее владельца этот современник, а за ним Евгений называют «знатоком и любителем оных» (Балъзер А.Известие о фамилии гг. Шлаттеров, много споспешествовавших усовершенствованию горных и монетных дел в России, с портретом И.А. Шлаттера //Горный журнал. 1844. Ч. 1. Кн. 2. с. 294; Словарь русских светских писателей, соотечественников и чужестранцев, писавших в России, сочинение митрополита Евгения. М, 1845. Т. 2. с. 253). И эту характеристику, учитывая авторитет второго из них, со счета не сбросить.
[Закрыть].) Не исключаем, что занятия заводами воспринимались им по большей части как неизбежная обязанность. Но за недолгие три года между окончанием раздела и смертью один завод, Бисертский передельный, он все-таки построил и пустил. И это лучшее доказательство того, насколько серьезно он относился к исполнению своего долга.
Завод строился на землях Западного Приуралья, купленных его отцом у татар и марийцев еще в 1741 году. Акинфий ограничился строительством на речке Бисерти, притоке реки Уфы, мукомольной мельницы. Не исключено, что со временем он превратил бы ее в металлургический завод, но сделать это было суждено сыну. Желание построиться в этих местах высказывали многие мануфактуристы – не только «профессиональные» промышленники вроде Н.Н. Демидова и барона А.С. Строганова, но и недавно приобщившиеся к промышленному предпринимательству представители верхушки дворянского сословия граф Р.И. Воронцов и обер-прокурор Сената А.И. Глебов. Аргумент Г.А. Демидова, вступившего с ними в соперничество, состоял в том, что две домны принадлежавшего ему Уткинского завода (он находился в 50 верстах от мельницы на Бисерти) вырабатывают чугуна больше, чем могли переработать его молоты. Берг-коллегия, осознававшая главный негатив раздела – разбалансировку производств, возникшую из-за разрыва технологических цепочек, – вняла этому доводу. 11 июня 1760 года она разрешила Григорию построить передельный завод с двумя действующими молотами для переработки уткинского чугуна. Воспользовавшись существовавшей плотиной, Григорий построил его на удивление быстро. Первый молот начал работать 5 ноября 1761 года – всего через год и неполные пять месяцев. Сравним это с растянувшимся на несколько лет строительством плотины на Верхнейвинском заводе Прокофия. Кстати, и у Григория гидротехническое хозяйство оказалось внушительным: тянувшаяся на полверсты плотина имела высоту до семи метров, запертый ею заводской пруд уходил вверх по реке на шесть верст.
Завод заработал за неделю до смерти хозяина и послужить ему не успел. Случилось так, что его молотам пришлось обслуживать не тот завод, который намечал связать с ним Григорий. После раздела его наследства Уткинский и Бисертский заводы попали к разным владельцам. Поставщиком чугуна для бисертских молотов стал Ревдинский чугуноплавильный завод Петра Григорьевича Демидова [928]928
Гаврилов Д.В.Бисертский железоделательный завод // Металлургические заводы Урала… с. 74, 75; РГАДА. Ф. 271. Оп. 1. Кн. 1237. Л. 110 об., 111.
[Закрыть].
Прошло время, когда строительство завода осуществлялось в присутствии и на основании личных указаний заводчика (именно так полвека назад «доводил до ума» Невьянский завод Акинфий). Как и Прокофий, Григорий строил, живя от Дела вдалеке, осуществлял дистанционное им управление. Теперь, при наличии отлаженного аппарата управления и опытных управленцев-приказчиков, результата можно было добиться и так. Все братья переселились в столицы, и в этом – общее их отличие от поколения Акинфия, от свойственного ему культурного типа промышленника-мануфактуриста, привязанного к своим предприятиям.
Не лишивший своего внимания родовое Дело, Григорий последних лет его жизни уже столичный житель со свойственными уровню достатка и социальному положению интересами и привычками.
Вот каким было Соликамское жилище, в котором Григорий с семьей пребывал в годы молодости: «В Красном селе большой деревянной дом, на каменном фундаменте с чердаками, весь убран штуфом (штофом. – И. Ю.);в коем комнат с сен-ми 27 и при выходе [из] онаго три палатки для держания напитков и над оными чердак о двух комнатах. А весь оной дом покрыт тесом, длиною 23 сажени, шириною 8 саженей…» [929]929
Цит. по: Черкасова А.С.«Ваши особые научные познания…» с. 17. Тот же документ, но существенно модернизированный по языку и «обогащенный» ошибками прочтения опубликован в кн.: Свалов В.Указ. соч. с. 109. Оговоримся, что описание относится к 1810 г. – моменту, отделенному от продажи демидовской усадьбы в селе Красном интервалом в 38 лет, а от времени, когда в ней жил Григорий, – еще большим сроком.
[Закрыть]Солидно, но не роскошно.
Его столичные жилища были другими. Напомним, что из имущества отца ему досталось по каменному дому в каждой из столиц. Какие именно – стало ясно только в 1758 году. Не имея до этого возможности сделать ставку ни на один из отцовских домов, Григорий в 1755 году купил в Петербурге усадьбу у обер-шталмейстера П.С. Сумарокова. Она находилась на Мойке, в районе нынешнего Гривцова переулка (ранее Демидов переулок, еще прежде – Малая Сарская улица). Не позднее 1756 года он начал на этом участке каменное строительство, завершившееся на третий год. Проект возведенного им дома по стилю приписывают одному из крупнейших зодчих русского барокко С.И. Чевакинскому, много и успешно строившему как в Петербурге, так и в Москве для знатнейших персон государства. Кроме основного здания, стоящего параллельно Мойке (оно сохранилось), комплекс включал флигели, парадный двор, большой сад и службы. Фасады были оформлены с использованием чугунных украшений (прием не уникальный, но в данном случае особенно уместный), отлитых, возможно, на заводах владельца [930]930
Штелин Я.Записки Якоба Штелина об изящных искусствах в Рос сии. М., 1990. Т. 1.С. 165; Краснова Е. И.История домовладения и застройки участка бывшей усадьбы Демидовых на Мойке // Петербургские чтения. СПб., 1992. с. 128, 129. Вопрос о месте изготовления декоративного литья оставляем «приоткрытым», зная, что не всегда Демидовы отливали его на своих предприятиях. Так, в близкое время строивший дом брат Григория Никита заказывал архитектурное литье для него на баташевских заводах.
[Закрыть].
Домом в Гривцове переулке петербургская недвижимость Григория не исчерпывалась. Возможно, дома он множил и сохранял в расчете на подраставших детей.
В своих заметках, посвященных современному ему русскому искусству, петербургский академик Я. Штелин описал виденный им необычный (из-за множества символических деталей) семейный портрет, написанный с Г.А. Демидова и его супруги. Его автором был немецкий портретист Давид Людерс, работавший в Петербурге в 1757—1758 годах. Мужа на портрете он поместил перед кабинетом редкостей натуральной истории, жену – на фоне сада. Перед ней находился розовый куст с двадцатью пятью листьями на нем и пятью увядшими розами. Пять свежих роз она протягивала мужу. «Это должно означать, – поясняет Штелин, – что они живут в супружестве 25 лет, у них было 10 детей, из них 5 умерли, а 5 живы». По мнению Штелина, картина была лучшей из написанных художником в годы пребывания в русской столице [931]931
Штелин Я.Указ. соч. Т. 1. с. 74. Несмотря на сходство с моделями и большие размеры полотна, картина в целом Штелину не нравилась. Демидов, по его словам, походил лицом на Иуду, композиция была плохой, а «инвенция» (ее соавтором являлся И. Тауберт) – «глупой и невразумительной».
[Закрыть].
Дети, их воспитание – важная часть жизни Григория Демидова, всмотревшись в которую, можно узнать нечто и о нем самом.
Детей, доживших до взрослых лет, в семье было много – больше, чем насчитал роз Штелин [932]932
Поскольку годы рождения известны не для всех, нельзя исключить, что некоторые из нижеперечисленных родились уже после создания портрета, в последние годы жизни Григория.
[Закрыть]. Сыновей – трое: Александр (старший), Павел и Петр. Дочерей – семь. По возрасту сыновья различались не сильно – разница между старшим и младшим составляла три года. Весной 1748 года, когда старший приближался к одиннадцатилетию, отец отправил их в дальние края: учиться и смотреть мир. Впрочем, первые три года прошли не так уж далеко, в Ревеле, где профессор Сигизмунди и некто Фохт обучали их латыни и немецкому языку. Овладев ими, братья отправились в Западную Европу. Их путешествие по ее городам, обучение в ее университетах продолжалось, считая от времени отъезда из Петербурга, 13 с лишним лет. В русскую столицу они возвратились в первый день сентября 1761 года, за два с небольшим месяца до кончины отца [933]933
Черкасова А.С.«Ваш послушный сын…» // Демидовский времен ник. Кн. 2. с. 95, 241.
[Закрыть].
Сохранились «журналы» путешествия молодых Демидовых, раскрывающие интересы и образ мыслей не только их самих, но, опосредованно, и их родителя. Здесь упоминается о посещениях заводов и рудников, в частности знаменитых фрайбергских (сравним: раньше Демидовы отправляли преемников для обучения делу на собственные предприятия). Но сколько упомянуто объектов, которые Демидовых прежних поколений заинтересовали бы в лучшем случае как занятная редкость. Содержащиеся в заметках братьев описания художественно-исторических памятников Рима и Флоренции и сегодня можно использовать в качестве путеводителей по знаменитым городам [934]934
Материалы путешествия по Европе Александра, Павла и Петра Демидовых. 1748—1761 гг. //Демидовский временник. Кн. 2. с. 253—501.
[Закрыть].
Эти письма и журналы – своего рода окно в души братьев Демидовых. Но корректно ли переносить то, что видим в них, на Григория? Ведь их личности ваялись в иных, чем его, условиях – в атмосфере европейской культуры. Какой была обстановка в петербургском доме Григория Акинфиевича, тон в котором задавали не письма, а живые люди? Ответ на вопрос дает знакомство с дочерьми Григория и Анастасии. За границу их не посылали, но тоже учили и воспитывали. Усилия принесли плоды: по меньшей мере три из девиц Демидовых занимались литературными переводами. Одна, Хиония, перевела, между прочим, французскую сказку, русский отголосок которой известен нам в пересказе Сергея Аксакова под названием «Аленький цветочек». И это – в XVIII веке, в эпоху, для которой писательские опыты женщин в России еще довольно редки.
О многом говорят имена зятьев Григория. Дочь Пульхерия вышла за архитектора, директора Академии художеств А.Ф. Кокоринова, Наталья (младшая) – за другого архитектора – И.Е. Старова [935]935
Краснова Е. И.Демидовы: Родословная роспись. СП; Крашенинников А.Ф.Григорий – средний сын Акинфия Демидова и его зятья-архитекторы // Тульский металл: четыре столетия истории. М.; Тула, 1995. с. 26, 27.
[Закрыть], Хиония – за дипломата, посланника в Швеции и Турции, впоследствии члена Российской академии и секретаря Вольного экономического общества А.С. Стахиева.
Новые интересы, новые места конденсации лиц с такими интересами. Это уже не просто круг образованных людей, это круг людей с высокими духовными запросами. Прокофий, реинтегрируясь, стремится уже не столько к знанию (хотя и его не отвергает), сколько к здравому смыслу и радостям естества. Напротив, Григорий в его интеграции оказывается даже впереди паровоза – в просвещенном обществе, духовным наследником которого станет русская интеллигенция XIX века.
Любопытно, что ориентация на знание «европейского» типа не отменяет интереса к традиционной культуре, хотя воспринимается она, конечно, уже не так, как в детстве. Мы упоминали о письме Прокофия Миллеру, сопровождавшем посылку ему исторической песни. Она входит в замечательный фольклорный сборник XVIII века, который назван по имени его составителя «Сборником Кирши Данилова». Кирша – загадочная фигура. Долгое время не было даже уверенности в том, что это историческое лицо. Только недавно удалось реконструировать биографию этого человека, при этом выявилась тесная его связь с демидовскими заводами. И, добавим, с самими Демидовыми. Не ставя перед собой цели полно раскрыть это утверждение, в дополнение к упомянутому факту посылки Прокофием песни из «Сборника» (посылал – значит скорее всего был знаком и с собранием), укажем еще один. Это написанная одним демидовским приказчиком другому недатированная записка, сохранившаяся среди писем Акинфия в Нижний Тагил 1739 года. Вот ее текст:
«Григорей Сидорович. Кирилу Данилову не извольте проживку ево в вину поставить, ибо он удержан здесь был его благородием Григорьем Акинфиевичем за некоторым делом. Писал приказом его благородия Борис Сергеев» [936]936
РГАДА. Ф. 1267. Оп. 1. Д. 611. Л. 70а. Кажется, первым, кто обратил внимание на этот документ, был И.М. Шакинко (Шакинко И.М.Демидовы. Екатеринбург, 2001. с. 63).
[Закрыть].
Конечно, даже если речь в записке идет о загадочном Кирше, из нее не следует, что его задержка Григорием связана с талантами, сохранившими имя Данилова в памяти потомков. Но существует свидетельство того, что в общении между ними важную роль играли именно таланты. В одном документе (до-ношении 1740 года из конторы Лялинского завода в Канцелярию главного правления Сибирских и Казанских заводов) упоминается некий Кирилла Данилов сын Исаков, в 1737 году отданный Акинфием Демидовым «сыну своему Григорию в музыканты».Этот Исаков жил «при нем, Григорье, у Соли Камской», а позже приехал с ним в Невьянский завод. Косвенные, но в своей совокупности сильные доказательства убеждают, что К.Д. Исаков и составитель знаменитого впоследствии фольклорного сборника – одно лицо [937]937
Байдин В.И.Тайна авторства Сборника Кирши Данилова // Наука. Общество. Человек: Вестник УрО РАН. 2010. № 1 (31). с. 112, 113.
[Закрыть]. Как видим, ориентированный на европейскую культуру 24-летний Григорий не чурался культуры коренной, народной.
Григорий умер молодым, в 46 лет, 3 ноября 1761 года. Его похоронили в Туле, в демидовской усыпальнице Николо-Зарецкой церкви при гробах отца и деда. Не знаем, кто принимал решение о его здесь погребении. Но, помня, как далеко ушел он в своем развитии от первых представителей рода, его посмертное возвращение к корням представляется символичным. Григорий был и остался Демидовым.
Трудно сказать, успел ли он раскрыться в полной мере. Возьмем Прокофия, каким он был в те же 46 лет. В 1756 году в его послужном списке еще не было ни Московского ботанического сада, ни благотворительности – ничего (кроме недатированных чудачеств), благодаря чему он вошел в историю. Куда бы «занесло» Григория в золотой век Екатерины? Ориентируясь на интересы и среду, к которой он тяготел, предположить, конечно, можно. Но с какой подчас иронией живая жизнь опровергает самые «научные» наши прогнозы!
Хочешь насмешить Бога – расскажи ему о своих планах.
Третий из братьев, Никита Акинфиевич, заводскими делами занимался весьма прилежно и, что всегда немаловажно, не без искреннего интереса.
Унаследованные заводы он не растерял – даже умножил, построив три новых. Вскоре после раздела возник железоделательный Нижнесалдинский завод (1760), в 1770-х годах еще два – Висимо-Уткинский и Верхнесалдинский [938]938
Павленко Н.И.История металлургии… с. 93.
[Закрыть]. Нижнесалдинский предназначался для переработки чугуна домен Нижнетагильского завода, располагавшегося от него на расстоянии 60 верст. Он стал самым мощным передельным заводом в тагильской их группе [939]939
Теляшов Н. В., Замураев Л.И.Салдинский чугуноплавильный и железоделательный завод // Металлургические заводы Урала. с. 409.
[Закрыть].
Ожидания отца Никита вполне оправдал. Хотя заводов он имел меньше, суммарная их производительность превышала выпуск чугуна и железа на всех предприятиях его отца до их раздела [940]940
Кафенгауз Б.Б.Указ. соч. с. 268.
[Закрыть]. Результат был достигнут благодаря постоянному контролю за работой и компетентному в нее вмешательству. Живя в столицах, он поддерживал активную переписку с Нижнетагильской заводской конторой, входя в мельчайшие детали текущей заводской ситуации.
Как когда-то дед и отец, Никита пытался заручиться поддержкой сильных мира сего. Состоявшееся еще при отце знакомство с великим князем Петром Федоровичем закрепилось. И.Ф. Афремов не без скрытой, может быть, иронии писал, что тот «очень полюбил его, потом часто занимал у него деньги и пожаловал ему Аннинскую ленту», с тем, впрочем, условием, чтобы она была обнародована лишь после смерти императрицы Елизаветы Петровны [941]941
Афремов И.Ф.Указ. соч. с. 301.
[Закрыть]. Но в царствование Петра III Демидов был очернен завистниками, потерял его расположение и ордена лишился. Позднее Екатерина II якобы подтвердила право Демидова на орден и произвела его в чин статского советника. Достоверность этих сведений некоторыми исследователями ставится под сомнение [942]942
Дружинин П.А.Федот Иванович Шубин в работе над портретами Демидовых //Памятники культуры. Новые открытия. Ежегодник 1998. М., 1999. с. 319.
[Закрыть]. Но связь с двором великого князя вполне вероятна, участие же императрицы в дальнейшей судьбе Демидова несомненно: месяц спустя после восшествия на престол, 27 июля 1762 года, она уволила его от службы [943]943
РГАДА. Ф. 1267. Оп. 1. Д. 3. Л. 2.
[Закрыть]. Достоверны и сведения о пожаловании.
Женат Никита был трижды. В первый брак, с Натальей Яковлевной Евреиновой, он вступил 9 ноября 1748 года. В 1756 году, 11 августа, она умерла. Вторая жена, Мария, происходила из рода Сверчковых. В третий раз он женился во второй половине 1760-х [944]944
Краснова Е. И.Демидовы: Родословная роспись. с. 9.
[Закрыть].
В ближайшие после раздела годы встречаем его то в Москве (1757, 1758, 1762), то в Петербурге (1757, 1759, 1760), но неизменно в столицах. Существует, правда, довольно большая его переписка с тульскими корреспондентами, но свидетельств того, что он приезжал в эти годы также и в Тулу, мы не обнаружили (что, впрочем, оставляет такие визиты вполне возможными, даже вероятными). Помимо городских усадеб имел две подмосковные. Никита поездит и по заграницам, но произойдет это позже, в екатерининское время.
Известны минимум два дома, принадлежавшие Н.А. Демидову в Петербурге. Первый, доставшийся от отца и к настоящему времени снесенный, находился на стрелке Васильевского острова левее современного Пушкинского Дома и правее Биржи. Второе здание – в семь окон на высоких подвалах с каменным цокольным этажом и верхним деревянным – стояло на левом берегу Мойки против Новой Голландии, недалеко от Крюкова канала. Демидов купил его у Ф.В. Гарднера в 1755 году. Большая часть усадьбы была снесена в 1913 году. До настоящего времени из построек, относящихся ко времени, когда ею владели Демидовы, сохранился выходящий на Мойку одноэтажный каменный флигель, позднее надстроенный [945]945
Краснова Е. И.Три адреса А.И. Мусина-Пушкина в Петербурге // Петербургские чтения. СПб., 1992. с. 69, 70.
[Закрыть]. На рубеже 1750—1760-х годов один из этих домов он перестраивал, в связи с чем заказывал архитектурное литье на заводах братьев Баташевых [946]946
Юркин И.Н.Чугунное литье баташевских заводов для петербургского дома Н.А. Демидова // Уральский исторический вестник. Екатеринбург, 2003. № 9. с. 73-82.
[Закрыть].
Он ведет жизнь богатого и свободного в своих желаниях человека. Будучи достаточно просвещенным, много читает (сохранились остатки его библиотеки, многие книги которой содержат автографы владельца – краткие заметки аннотационного и оценочного характера [947]947
Материал описан и проанализирован в работе: Пирогова Е. П.Библиотеки Демидовых: книги и судьбы. Екатеринбург, 2000. с. 208.
[Закрыть]). Коллекционирует редкости, произведения искусства. Знакомится и в ряде случаев поддерживает связи с деятелями культуры, науки, искусства и теми, кто себя в этом качестве еще выразит в будущем: скульптором Ф.И. Шубиным, историком и коллекционером А.И. Мусиным-Пушкиным, естествоиспытателями А.Т. Болотовым и академиком П.С. Палласом. В петербургский дом Демидовых в конце 1748 года перебираются академические коллекции и библиотека, пострадавшие при пожаре Кунсткамеры в ночь на 5 декабря. Сюда же перевозят минц-кабинет, станки петровской токарни и знаменитую «восковую персону» – изготовленную из воска статую Петра Великого в натуральную величину, в подлинной одежде императора (сейчас в экспозиции Государственного Эрмитажа). В то время этот дом находился в общей собственности наследников, но позже его владельцем стал Никита. Коллекции оставались здесь долго – до 1766 года [948]948
Юркин И.Н.Демидовы – ученые, инженеры… с. 153—156.
[Закрыть].
Никита многим похож на брата Григория. Но озаренности далекой от меркантильных расчетов духовной целью и одновременно печали, порожденной ощущением духовного одиночества, – черт, которые подчас пробиваются у Григория, несмотря на тщательно скрываемый внутренний мир, – всего этого у Никиты нет. Нет ранимости, свойственной другим братьям (проявлявшим ее, конечно, в разной мере и форме). Никита интегрировался в свое сословие великолепно, без родовых шрамов и комплексов. Б.Б. Кафенгауз, сравнивая братьев, заметил, что Никита «не выделялся какими-либо особенностями, и эта ординарность делает его в своем роде не менее типичным, чем его старший брат, характерный представитель чудаков и самодуров того времени» [949]949
Кафенгауз Б.Б.Указ. соч. с. 268.
[Закрыть]. Мы привели эту цитату не для того, чтобы присоединиться к такому понимаю различия между братьями (на наш взгляд, оно глубже, а природа – сложнее), сколько для того, чтобы указать на использованное определение: ординарность. И это нисколько не оскорбление, не стремление умалить достоинства. Достоинства тоже были. Но помните, как в старом фильме: «Хороший ты человек. Но не орел».
Кстати, не благодаря ли этой ординарности Никита оказался самым успешным промышленником? Вдохновенной энергии и талантов деда и отца вполне хватило, чтобы оплодотворить косную материю. Новых дрожжей не требовалось. Нужны были навык и правильный распорядок.
«Другие» Демидовы
Зеленые наслаждения ДемидовыхРазведение садов – занятие, хорошо известное культуре Древней Руси. Перешедшее в Новое время и многое почерпнувшее из опыта Западной Европы, оно приобрело новые формы, расширило цели, обогатило изобразительный язык.
Тяготение к миру живой природы, восторг перед его совершенством и красотой были свойственны всем братьям Демидовым. Путешествуя по страницам их писем, убеждаешься в этом снова и снова. Они восхищаются пением птиц, ищут грибы, разводят пчел, дивятся картинам, открывающимся в окуляре микроскопа. И увлеченно собирают то, что можно из этого мира собрать и поместить рядом с собой. Так создаются демидовские коллекции. Так расцветают демидовские сады.
Мы ничего не знаем о садах Акинфия. Животных он собирал, это точно – упоминаний о них в письмах много. А вот растения…
Отметим, однако, что на плане Невьянского завода, созданном вскоре после случившегося там в 1772 году пожара [950]950
Опубликован: Легенды и были Невьянской башни. с. 90, 91.
[Закрыть], между церковью и постройками господского двора показан примыкавший к крепостной стене сад. Внутри сада отмечена сгоревшая оранжерея с двумя галереями. Кем всё это создавалось? На момент пожара владельцем завода был Савва Яковлев, купивший его недавно – в январе 1769 года [951]951
Павленко Н.И.История металлургии… с. 89.
[Закрыть]. Чтобы посадить сад и устроить оранжерею, у него было только три года. Немного, если учесть необходимость достраивать один недостроенный завод и налаживать управление несколькими действующими. Более вероятным представляется возникновение сада при Демидовых. При котором конкретно? Едва ли при Прокофии – он на уральских заводах жить не собирался и сад ему там не требовался. Напротив, Акинфий с перерывами жил в Невьянском заводе чуть не со дня передачи его Демидовым, здесь же проживала и его семья. Его кандидатура подходит, согласимся, больше других [952]952
Более точно датировать возникновение этого сада не решимся. Отметим, однако, что на рисунке завода в рукописной копии «Абрисов» Геннина (1735) он не показан (Геннин В.И.Указ. соч. с. 613). Впрочем, рисунок явно очищен от не касающихся производства деталей.
[Закрыть].
Рассказ о садах Акинфиевичей уместнее начать с того, который был создан Григорием, – именно к нему относятся первые конкретные сведения о демидовских садах.
Сад был заложен им в селе Красном, как полагают (вслед за В.М. Сваловым), около 1731 года. Коллекция собранных в нем растений становилась все больше и интереснее. Возможно, уже в 1733 году ее осмотрели проезжавшие Соликамск участники Второй Камчатской экспедиции – молодые посланцы молодой Петербургской академии наук. Значение этого сада, созданного любителем первоначально ради далеких от науки целей («как для времяпрепровождения, так и для отдыха» [953]953
Черкасова А.С.«Ваши особые научные познания…» с. 45.
[Закрыть]), не следует недооценивать. Забава переросла в нечто большее – возник полноценный ботанический сад. Если отсчитывать от времени его основания, это был не только первый такой сад на Урале, но скорее всего и первый в России. Во всяком случае, следующий известный нам подобный сад был основан в Петербурге на базе Академии наук на несколько лет позже – по разным данным, в 1735 или 1736 году [954]954
Баньковский А.В.Сад XVIII века. Соликамск, 2004. с. 35, 36; Юркин И.Н.Демидовы – ученые, инженеры… с. 114, 124; Черкасова А. с.«Ваши особые научные познания…» с. 18.
[Закрыть].
Уровень, на который со временем вышло увлечение Григория, демонстрирует его переписка с выдающимся шведским ботаником Карлом Линнеем. Опубликовано 12 писем Демидова, охватывающих период в 12 лет – с февраля 1748-го по июнь 1760 года. В одном из первых, представляя себя, он сообщает, какой деятельности со времени деда посвятили себя представители рода, но замечает, что сам он старается «заниматься в свободные часы различными искусствами и науками». Ботанику, и то, что он именует латинским выражением cultura plantarum(в данном контексте: культура садоводства. – И. Ю.),он относит к числу «основных» своих занятий. Осознавая дистанцию между собой, любителем наук, и известным европейским ученым, Григорий пишет Линнею не часто и «по делу»: обращается к нему, как правило, или за консультацией, или в поисках нужной книги. При этом всегда выражает готовность быть полезным и действительно выполняет некоторые просьбы, связанные с доставкой растений и семян из разных, в том числе труднодоступных европейцу районов России [955]955
Там же. с. 23, 49.
[Закрыть]. Впоследствии с Линнеем переписывался сын Григория Павел.
«…А в этих местах я единственный живой ботанофил, и моя страсть повелевает мне не только служить ей, но и не считаться ни с расходами, ни с друзьями», – писал в 1750 году Линнею Григорий, похоже, страдавший от вынужденного одиночества [956]956
Там же. с. 56.
[Закрыть].
Григорий, полагаем, насчет единственности несколько преувеличивал. Отнюдь не чужд той же страсти был его брат Прокофий, первые сведения о садах которого относятся к началу 1740-х годов. Возможно, импульс развитию этого увлечения он получил от Григория.
Интерес к ботанике старшего брата проявился еще в Туле. Сохранилось относящееся к марту 1740 года письмо 29-летнего Прокофия, адресованное петербургскому академику ботанику Иоганну Амману. В Петербурге всего годом раньше вышла из печати написанная им на латинском языке книга «Изображения и описания редких растений, произрастающих в Российской империи» – труд, содержавший описания 235 неизвестных растений. Письмо академика и отправленный ему ответ документируют процесс сбора ботанического материала для такого рода работ. Прокофий, получив в Туле послание ученого, заключает: «Усмотрел, что в здешних растениях имеете охоту», сожалеет, что сейчас не в силах услужить просителю, объясняет почему. При этом сообщает корреспонденту, а заодно и нам немало интересного.
Оказывается, у Прокофия в это время существовал в Туле «огород». (Этим словом в России XVII, а часто и XVIII века называли не только собственно огороды, но и сады. Именно его, как правило, использовал Петр I, большой любитель садовых затей. Существовали также специальные «аптекарские огороды», в которых выращивали лекарственные растения.) Как следует из контекста, в тульском огороде произрастали растения, среди которых были и нужные Амману. В оранжерее Прокофий их не держал (существовала ли она – из текста не ясно, но это слово он употребляет), что понятно – вызвавшие интерес растения были скорее всего местными дикими формами. Отвечая на письмо в марте, Прокофий, естественно, не располагал живыми растениями, лишь обещал: «что Бог зде-лает впредь, то я с радостию моею пришлю в предбудущую осень». Сразу он выполнил заказ лишь по одной позиции: отправил ботанику два листа «натуралной гербарии» чемерицы черной [957]957
Семена двух видов чемерицы, собранной под Тулой, в сентябре 1751 г. посылал Линнею брат Прокофия Григорий (Там же. с. 62).
[Закрыть]– однолетнего травянистого ядовитого растения, используемого в медицине. Послал «третей листок написанной, как он ростет натурално», то есть, надо понимать, рисунок. Послал и семена, причем отметил, что из-за дождливой осени «збирал их с великим трудом». Обратим на это внимание: сбор семян производился осенью, скорее всего до письма Аммана, – стало быть, Прокофий интересовался этим растением независимо, сам по себе. Убеждаемся в этом, обнаружив в письме информацию о типе почвы, наиболее подходившей для растения: «Землю любят они полевую, хорошую и чорную, а в черноземе оне, по моей пробе, не растут» [958]958
Прокофий Акинфиевич Демидов. Письма… № 2.
[Закрыть].
Итак, у Прокофия имелся «огород» (читай – сад), в котором он выращивал дикорастущие растения (в том числе лекарственные), экспериментируя при этом с грунтом; он, возможно, уже имел оранжерею, он собирал семена и создавал гербарий, он зарисовывал (не обязательно сам) растения… Не имея сведений об объеме и качестве этой работы, можем тем не менее уверенно заключить: Прокофий проявлял интерес к ботанике и осваивал практические приемы собирания и изучения растений.
Итак, первый достоверно известный сад Прокофия – тульский. Сведений о нем очень мало. Мы не знаем, где находился «огород», отмеченный в письме Амману, не знаем, был ли он единственным.
Сохранились поздние упоминания о двух тульских садах, которые можно связать с именем Демидовых. Составленная в 1779 году при покупке в казну Тульского их завода опись коротко упоминает находившийся здесь «сад, во оном саду три древа кедровых, округ оного саду огорожено, половина решеткою, а другая забором ветхим» [959]959
Опись Тульского завода Демидовых, составленная в 1779 г…. // Юркин И.Н.Тульский завод Демидовых… с. 59. По данным относящихся приблизительно к тому же времени Экономических примечаний к генеральному межеванию, сад был «плодовитым», состоял из яблонь и слив (ГАТО. Ф. 291. Оп. 14/58. Д. 3. Л. 18).
[Закрыть]. Любопытны по счастливой случайности попавшие в документ «три древа кедровых» – ботанический привет демидовской Туле с демидовского Урала.
Еще один сад – у дома Демидовых в Оружейной слободе – видим на плане тульского Заречья конца XVIII века [960]960
Выполненную на его основе графическую реконструкцию планировки и застройки в районе усадьбы Демидовых см. на вклейке в кн.: Юркин И.И.Демидовы в Туле…
[Закрыть]. Думаем, что он был сравнительно небольшим. Об этом говорит размер участка, принадлежавшего когда-то Никите Демидову, – едва ли тот был больше, чем у зажиточных соседей по слободе. Войдя в силу, Демидовы, прикупив соседние дворовые места, его расширили, но очень большим он, полагаем, и после этого не стал (иначе этот «неформат» оставил бы след в планировке участка и в последемидовское время). Возможностей для размещения сада близ завода имелось больше.
И все же относительно невелики были, похоже, оба тульских сада. По сравнению с тем, чем обладал в то время Григорий, – нечто довольно скромное [961]961
Сад (сады) мог существовать и на каком-то другом принадлежавшем Демидовым земельном участке в Туле или в уезде. За отсутствием фактических данных эту возможность здесь не рассматриваем.
[Закрыть]. (Впрочем, трудно сказать, насколько сведения о тульских садах в документах последней четверти XVIII века отражают положение дел, каким оно было в 1730-х – начале 1740-х годов. Единственное, о чем они позволяют говорить точно, – место, где находились когда-то сады.)
По-настоящему развернулся Прокофий в Москве. Здешний его сад был известен современникам значительно больше, чем Соликамский брата, – и потому, что был на виду, и потому, что со смертью Григория первый пришел в упадок. В историю и топографию Москвы демидовский сад вошел под названием Нескучного.
Начало ему было положено еще в годы раздела. Сад был заложен не позднее 1756 года на высоком берегу Москвы-реки близ Калужской дороги. Природный профиль берега для его устройства показался неудобным. В течение двух лет 700 человек осуществляли вертикальную планировку, перемещая землю и формируя террасы, что позволило придать участку «правильную фигуру амфитеатра». Его образовывали пять уступов разной ширины и высоты длиной приблизительно 200 метров. Площадки соединяли лестницы с металлическими ступенями.
Верхнюю террасу занимал двор с обширным каменным жилым домом – трехэтажным, с одиннадцатью окнами по фасаду в каждом этаже, решетками вдоль балкона и крыши, с лестницей парадного входа по центру. Этот дом в перестроенном виде сохранился; сейчас это старое здание Президиума Российской академии наук.
За металлической решеткой раскинулись террасы, занятые садом. Заложив сад первоначально как плодовый, Прокофий позднее его перепрофилировал, определив «для одной ботаники». Первая терраса была узкой – чуть больше 20 метров. На ней размещались гряды для луковичных растений и «как бы зверинец для кроликов, кои здесь и зиму сносят на открытом воздухе». Здесь же были возведены каменные стены для защиты от непогоды особо нежных плодовых деревьев и устроен парник для ананасов. Узкой была и следующая терраса, занятая грядами и горшками с однолетними («годовыми») и многолетними («переннисами») растениями, в том числе кустарниками. За каменной стеной росли плодовые деревья. Рядом были устроены две длинные, больше 80 метров, кирпичные оранжереи. В одной выращивали виноград, в другой зимой держали многолетние растения, весной ею пользовались «для рощения семян». На третьей, более широкой площадке размещались три оранжереи, в том числе одна для пальм и других деревьев и «сочных» растений из теплых стран. Зимние оранжереи находились и на четвертой площадке. Самой большой была пятая площадка, продолжавшаяся до берега Москвы-реки. На ней располагались оранжереи, большой пруд и обсаженный деревьями птичник. Одно время в нем содержались редкие животные, выписанные из Англии и Голландии, позднее его заняли исключительно редкие «иностранныя птицы из роду кур и уток».
