Текст книги "Зигзаг"

Автор книги: Хосе Карлос Сомоса

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 30 страниц)

10

Время – странная штука.

Главная причина его странности в том, насколько близко оно нам знакомо. Ни дня не проходит, чтобы мы не обращали на него внимание. Мы его измеряем, но не можем увидеть. Оно столь же неуловимо, как душа, но при этом речь идет о физическом явлении, универсальном и доказуемом. Святой Августин подытожил эти противоречия в одной фразе: «Si non rogas, intelligo» («Я понимаю, что это, если ты об этом не спрашиваешь»).

На эту тему спорили ученые и философы и не смогли прийти к согласию. И все потому, что в зависимости от того, как мы его изучаем, и даже от того, как мы его ощущаем, кажется, что время принимает совсем другой облик. Для физика секунда – это точный интервал, равный 9 192 631 770 периодам излучения атома цезия. Для астронома секунда может быть равна единице, разделенной на 31556925,97474, то есть на время поворота Земли на триста шестьдесят градусов, иными словами, на тропический год. Но, как знают все ждущие прихода врача, который должен сообщить, успешно ли прошла жизненно важная операция у любимого человека, цезиевая или астрономическая секунда не всегда равны одной секунде. В нашем мозгу секунды могут тянуться нестерпимо медленно.

Идея о субъективном ходе времени была не чужда самой древней науке и философии. Древние мудрецы легко соглашались с предположением о том, что психологическое время меняется в зависимости от человека, и тем не менее были уверены в том, что физическое время едино и неизменно для всех наблюдателей.

Но они ошибались.

В 1905 году Альберт Эйнштейн нанес этому убеждению решающий удар своей теорией относительности. Не существует одного главенствующего времени, времен столько, сколько точек зрения, и время неотделимо от пространства: то есть речь идет не об энтелехии или субъективном восприятии, а о неотъемлемом свойстве материи.

Однако это открытие объясняет далеко не все аспекты нашего изворотливого друга. Задумаемся, к примеру, о движении стрелок на часах. На уровне интуиции мы знаем, что время движется вперед.«Как быстро идет время», – жалуемся мы. Но имеет ли такое утверждение смысл? Если что-то «движется вперед», это происходит с некоей определенной скоростью, а с какой скоростьюдвижется время? Ученики старших классов, попадая в ловушку этого кажущегося простым вопроса, иногда отвечают: «Со скоростью одна секунда в секунду». Но такой ответ бессмыслен. Понятие скорости всегда связывает меру расстояния с мерой времени, так что ответить «Со скоростью одна секунда в секунду» нельзя. Хоть загадочный господин Время и движется, с точностью выяснить его скорость нам не под силу.

С другой стороны, если речь действительно идет еще об одном измерении, как утверждает теория относительности, оно существенно отличается от трех других, потому что в пространстве мы можем перемещаться вверх и вниз, влево и вправо, вперед и назад, но во времени мы можем идти только вперед.Почему? Что мешает нам снова прожить уже прожитое или хотя бы снова увидеть его? В 1988 году «теория секвойи» Давида Бланеса попыталась ответить на некоторые из этих вопросов, но затронула проблему лишь поверхностно. Мы все еще практически ничего не знаем об этой «неотъемлемой» части реальности, которая движется в одном-единственном направлении с неизвестной скоростью и которую мы понимаем, только если нас не спрашивают, что это такое.

Все очень странно.

Этими словами профессор Райнхард Зильберг с кафедры философии науки Берлинского технического университета начал свой вводный доклад в зале ЮНЕСКО мадридского Дворца конгрессов, где проводился международный симпозиум «Природа пространства-времени в свете современных теорий». Зал скромных размеров был переполнен гостями и журналистами, собравшимися, чтобы послушать Зильберга, Виттена, Крейга, Марини и двух «звездных» участников мероприятия: Стивена Хокинга и Давида Бланеса.

Элиса Робледо присутствовала здесь также по другим причинам. Она хотела узнать, имеет ли шанс на успех ее теория локальных переменных, и если нет, то как Рик Валенте заставит ее расплачиваться за проигранное пари.

В двух вещах Элиса была почти уверена: во-первых, она не выиграет, а во-вторых, она откажется выполнять все, что он ей прикажет.

Эта неделя стала для нее бегом наперегонки со временем. И это было парадоксально, принимая во внимание то, что в основном Элиса как раз и посвятила ее попытке глубокого изучения времени.

В Элисе всегда сосуществовали страстность и рациональность. После эмоционального взрыва, который вызвала в ней встреча с Валенте, она села, чтобы все обдумать, и приняла очень простое решение: «изучают» ее или нет, есть «пари» или нет, она должна сделать свою работу. Все попытки прийти первой в состязаниях у Бланеса она уже бросила, но оставлять на самотек конец курса и завершающую его работу ей не хотелось.

Она бесстрашно погрузилась в решение задачи. Несколько ночей ей удавалось поспать лишь пару часов. Она знала, что своей гипотезой с переменной локального времени ничего не докажет, и склонялась к признанию правоты Валенте, который заклеймил ее решение как «принципиально неприемлемое», но ей было все равно. Ученый должен уметь бороться за свои идеи, даже если никто их не принимает, – сказала она себе.

Вначале она о пари не думала. Хотя в понедельник, встретившись с Валенте в аудитории лицом к лицу, она едва справилась с головокружением (они не взглянули друг на друга и не поздоровались, как будто ничего не произошло), и несмотря на то что все эти дни она чувствовала его липкое присутствие как едва заметный, но стойкий запах, ей ни на минуту и в голову не пришло беспокоиться о том, что будет – или о том, на что она согласна будет пойти, чтобы сдержать слово, – если она проиграет. Людей более заносчивых и инфантильных, чем Рикардо Валенте Шарп, было поискать, и ребячливая подлость, с которой он пытался шантажировать ее показом интимных секретов, ее мало волновала.

По крайней мере так ей казалось, и это убеждение она всеми силами старалась сохранить.

Она даже не была уже столь уверена, что за ней следят, как пытался доказать ей Валенте. Во вторник вечером ей звонили из полиции. Она здорово напугалась, но единственной причиной звонка была необходимость сообщить ей о том, что нашелся ее мобильник. Какой-то порядочный гражданин обнаружил его в пятницу вечером, выбрасывая стаканчик из-под мороженого в мусорник на одной из улиц в квартале Чуэка, и, не зная, кому он принадлежит, отнес его в отделение полиции Центрального района. Наведя кое-какие справки (брошенный мобильник вызывал определенные подозрения и даже опасения, сказал ей полицейский), они узнали, кому он принадлежит.

В тот вечер после визита в полицейский участок Элиса дома развинтила телефон с помощью маленькой отвертки. Как должны выглядеть внутренности этого аппарата, она в точности не знала (ее коньком были карандаш и бумага), но ей не показалось, что внутри есть что-то лишнее. Нашедший его человек вполне мог быть тем самым мужчиной, которого она видела из-за двери бара, и Валенте просто воспользовался совпадением.

В среду она зашла в секретариат университета Алигьери, чтобы запросить свидетельство о прослушивании курса лекций, и заодно задала там несколько вопросов. Разговаривавшая с ней девушка все подтвердила: Хавьер Мальдонадо действительно студент факультета журналистики, а профессор статистики по фамилии Эспальса действительно существует. Можно ли было представить себе настолько тонко продуманный тайный заговор?

Она начала подозревать, что всю эту комедию устроил не кто иной, как Валенте. Ясно, что он хотел установить с ней «особые» отношения (потому что она… как он там сказал? очень его «интересовала»). Этот тип был хитер. Воспользовавшись нагромождением некоторых совпадений, он навешал ей на уши всю эту лапшу о слежке, чтобы нагнать на нее страху. Интересно, что Элиса его нисколько не боялась.

В пятницу она сдала работу. Бланес, ни слова не говоря, принял ее и распрощался со студентами, пригласив их на субботний симпозиум, где будут обсуждаться «некоторые спорные аспекты данной теории, например, парадоксы края «прошлого»». О возможности разрешения этих парадоксов он не упомянул. Элиса обернулась и посмотрела на своего соперника. Тот улыбался, не глядя на нее.

Да пошел он, этот Валенте Шарп.

Так что теперь она сидела на симпозиуме, чтобы услышать приговор мудрецов и узнать результат своего экстравагантного пари.

Однако все обернулось так, как она и не подозревала.

Уже несколько часов она слушала колдовские формулы физики конца XX века, и все они были ей знакомы: браны, параллельные миры, сливающиеся черные дыры, пространства Калаби–Яу, разрывы реальности… Почти все докладчики упоминали о «секвойе», но ни один не говорил о возможности раздельной идентификации временных струн путем решения парадокса конца «прошлого» с локальными переменными. Физик-экспериментатор Серджио Марини, работающий вместе с Бланесом в Цюрихе, выступления которого Элиса с нетерпением ждала, заявил, что необходимо мириться с противоречиями данной теории, и в качестве примера привел бесконечные результаты в релятивистской квантовой теории.

В воцарившейся вдруг единодушной тишине, полной напряженного ожидания и почтения, к подиуму подъехала электрическая коляска, в которой сидел Стивен Хокинг.

Знаменитый физик из Кембриджа, занимавший кафедру, принадлежавшую несколько веков назад Ньютону, на фоне темной спинки коляски казался просто болезненным телом. Но Элиса знала, какой в этом теле скрыт блестящий разум, и ярчайшей личности, светившейся в его обрамленных большими очками глазах, и о железной воле, благодаря которой он, несмотря на страдания, причиняемые неврологическим заболеванием, стал одним из величайших ученых мира. Элиса подумала, что невозможно выразить в полной мере все восхищение, которое он заслуживает: Хокинг был для нее личнымсвидетельством того, что в жизни никогда нельзя сдаваться.

Нажимая на кнопки синтезатора голоса, Хокинг превратил предварительно написанный текст в разборчивые звуки. Он сразу завладел вниманием аудитории. Его колкие комментарии, произнесенные механическим голосом на безупречном английском языке, вызвали взрывы смеха. Однако, к неудовольствию Элисы, он ограничился речью о возможности восстановления информации, потерянной в черных дырах, и лишь в конце, как бы походя, упомянул теорию Бланеса. В заключение он произнес:

– Ветви секвойи профессора Бланеса тянутся в небо будущего, а ее корни уходят в землю прошлого, к которой мы не можем сойти… – Электронный голос помедлил. – Тем не менее пока мы висим на ее ветвях, ничто не мешает нам глядеть вниз и рассматривать эти корни.

Эта фраза заставила Элису задуматься. Что Хокинг имел в виду? Это просто поэтическая метафора или он пытался заронить сомнения в возможности идентифицировать и открыть струны по отдельности? Как бы там ни было, понятно, что «теория секвойи» во многом утратила популярность в среде великих физиков. Оставалось только ждать выступления самого Бланеса, но перспективы были неутешительны.

Сделали перерыв на обед. Все поднялись как один, и на выходах образовались пробки. Элиса присоединилась к очереди на выход через главную дверь, и в этот момент ее слуха достигли слова:

– Готова проиграть?

Чего-то в этом духе она и ожидала, поэтому сразу ответила, поворачивая голову:

– А ты? – Но Рик Валенте испарился, скрывшись в толпе. Элиса пожала плечами и задумалась над возможным ответом на этот дерзкий вопрос. Готова ли она? Возможно, что и нет.

Но она еще не проиграла.

Виктор Лопера предложил ей пообедать в перерыве вдвоем. Она с радостью согласилась – ей хотелось побыть в его обществе. Несмотря на то что он был завернут на скользкой теме религии в физике, на которой его иногда несло, так что он не мог остановиться, в общем Лопера был интересным собеседником и приятным, душевным человеком. Совместное возвращение домой в его машине стало для них обоих приятной привычкой.

Они купили вегетарианские сандвичи в столовой Дворца конгрессов. Виктор попросил двойную порцию майонеза. Элиса подозревала, что только майонез может на какое-то время отвлечь ее приятеля от разговора о Тейяре де Шардене или о том, как аббат Леметр обнаружил, что вселенная расширяется, а Эйнштейн ему не поверил: Виктор принялся за майонез с энтузиазмом, не обращая внимание на то, что пачкает губы, а потом высовывал длинный язык и облизывался, как кошка.

Свободного столика они не нашли, поэтому поели стоя, обсуждая выступления – Виктору больше всего понравился доклад Райнхарда Зильберга – и здороваясь с преподавателями и сокурсниками (место оказалось подобием витрины: не проходило и пяти секунд, чтобы Элисе не пришлось кому-нибудь улыбаться). В какой-то момент Виктор, покраснев, неожиданно сделал ей комплимент: «Ты сегодня очень красивая». Она поблагодарила его, но не совсем искренне. В ту субботу она после целой недели запущенности решила помыть голову и немного причесаться, да к тому же надеть голубую блузку и темно-синие брюки, а не обычные рваные джинсы, которые, как говорила мать, могли бы «сами выйти на улицу и вернуться домой». Ей не понравилось, что он оценил в ней именно это.

Однако скоро она заметила, что на сей раз интерес Виктора к ней был необычным. Это стало понятно по его брошенным украдкой взглядам еще до того, как он заговорил. Элиса подумала, что никаких шансов стать преуспевающим преступником у Лоперы нет: все его мысли как на ладони – другого такого человека она не знала.

Заглотнув последний кусок сандвича, Виктор слизнул с губ остатки майонеза и, придав нарочитую незначительность тону, сказал:

– Я тут разговаривал с Риком. – Она видела, как ходит вверх и вниз его кадык. – Вы, похоже… подружились.

– Нет, ничего подобного, – ответила Элиса. – Это он тебе сказал?

Виктор улыбнулся так, точно извинялся за неправильное истолкование ее отношений с Валенте, но тут же снова вернулся к серьезному тону:

– Нет, я сам сделал выводы. Он сказал мне, что ты ему нравишься и что… он заключил с тобой какое-то пари.

Элиса с минуту смотрела на него.

– У меня есть свое мнение о теории Бланеса, – наконец ответила она. – У него – свое. Мы поспорили, кто из нас прав.

Виктор замахал рукой, как бы показывая, что это не важно.

– Ты не думай, меня не интересует, что там у вас за дела. – И прибавил так тихо, что Элисе пришлось придвинуться к нему, чтобы расслышать его голос в шуме столовой: – Просто я хотел предупредить тебя, чтобы… ты этого не делала.

– Не делала чего?

– Того, что он тебе скажет. Для него это вовсе не игра. Я его хорошо знаю. Мы были близкими друзьями… У него всегда были… довольно извращенные идеи.

– Что ты имеешь в виду?

– Это сложно тебе сейчас объяснить… – Он искоса взглянул на нее и заговорил другим тоном: – Ну, не буду преувеличивать. Я не говорю, что он… что он больной на голову или что-нибудь в этом роде… Просто он относится к девушкам без особого уважения. Я уверен, что некоторым именно это и нравится… Я не говорю, что всем, но… – Он покраснел как рак. – Ну, мне неудобно тебе об этом говорить. Я просто тебя очень ценю и хотел… Ясное дело, ты можешь делать то, что считаешь нужным, просто… я не знал, что вы говорили… Я подумал, что надо тебя предупредить.

Она испытывала желание грубо отшить его. Заявить что-нибудь вроде: «Виктор, мне двадцать три года. Спасибо, я уже могу о себе позаботиться». Но тут поняла, что в отличие от ее матери Лопера не пытался читать ей нотации: он говорил искренне и считал, что тем самым помогает ей. Она не стала спрашивать, что еще рассказал ему Валенте об их разговоре. На данном этапе ей было уже все равно, что говорит или делает великий На-Четыре-Сотых-Меньше.

– Виктор, мы с Валенте – не друзья, – снова повторила она серьезным голосом. – И я ничего не собираюсь делать против своей воли.

Ответ не порадовал Виктора, он словно почувствовал, что после этих слов в неприятное положение попал именно он. Он открыл рот, закрыл и помотал головой.

– Конечно, – проговорил он. – С моей стороны было глупо…

– Нет, я благодарна тебе за совет. Правда.

Их разговор прервало объявление о возобновлении докладов.

Следующие несколько часов Элиса была полностью погружена в раздумья, вслушиваясь в слова выступающих и одновременно мысленно возвращаясь к детским предупреждениям Виктора. Но вдруг все, связанное с Виктором и даже с Валенте, выскочило у нее из головы, и она распрямилась и подняла голову.

На подиум поднимался Давид Бланес. Если бы дело было в суде, то по встретившей его тишине можно было бы подумать, что это обвиняемый.

Бланес подхватил шутку о дереве там, где ее оставил Хокинг.

– У секвойи пышная листва, – начал он свою речь, – но она не приносит плодов.

Не прошло и десяти минут, как Элиса поняла, что проиграла.

* * *

Выступление Бланеса затянулось еще на полчаса, но говорил он о своей вере в то, что новые поколения физиков найдут такие способы решения проблем края струн, уходящего в прошлое, о которых сейчас и не подозревают. Он упомянул некоторые варианты решения, включая способ с локальными переменными и другой вариант – до которого Элиса не додумалась – с мнимыми числами, однако назвал их «элегантными, но бесполезными, как фрак в пустыне». Было видно, что он пал духом, устал, возможно, измотан постоянной необходимостью защищаться от нападок противников. Несмотря на аплодисменты, Элиса была уверена, что его выступление всех разочаровало. Она почувствовала презрение к вызывавшему раньше восхищение кумиру. Ты не хочешь бороться за свою идею. А я буду бороться.

Доклад Бланеса был последним, но после небольшого перерыва планировался круглый стол. Элиса встала и присоединилась к толпе тех, кто пытался выйти из зала. За спиной она услышала голос, все повторилось так же, как в обед.

– Иди в мужской туалет и жди там.

– Я еще не проиграла, – быстро обернувшись, сказала она.

Увидев, что он снова уходит, Элиса протянула руку и схватила его за рубашку. На этот раз ты не уйдешь.

– Я еще не проиграла, – повторила она.

Валенте отстранился от нее, но удрать ему не удалось. Они вместе прошли к выходу и оказались в холле лицом к лицу. Его внешний вид, как всегда, навел Элису на мысль, что у него на плечах висит неоновая вывеска: «Вот он я, Валенте Шарп»: огненно-красная джинсовая рубашка с длинным рукавом, застегнутая на все пуговицы, бордовые брюки и ремень, рыжие кожаные сапоги и золотистые сережки и ожерелье в качестве украшения. Бедж участника конгресса (который Элиса засунула в карман) висел у него на груди поверх рубашки, на бедже блестело его имя. Вся светлая влажная челка была аккуратно уложена на правый глаз. В его голосе прозвучал оттенок недовольства:

– Я дал тебе первый приказ: иди в мужской туалет.

– И не подумаю.

В его глазах мелькнул блеск, похожий на затаенную насмешку, но угловатые черты лица остались неподвижны.

– Отступать теперь – с твоей стороны, трусость, госпожа Робледо.

– Я не отступаю, господин Валенте. Когда я проиграю, я расплачусь.

– Уже понятно, что ты проиграла. Бланес сказал, что твои переменные локального времени – все равно что собачья какашка на ботинке.

– Это просто его мнение, – возразила она. – Он ничего не доказал, а просто выразил свое мнение. Но в физике все решают не мнения.

– Да ну…

– На кон поставлено очень многое. Я хочу быть уверена, что прав ты, а не я. Или ты боишься проиграть?

Валенте, не мигая, смотрел на нее. Она стойко выдерживала его взгляд, не отводя глаз. Через некоторое время он втянул в себя воздух.

– Что ты предлагаешь?

– Ясно, что я не буду ввязываться с Бланесом в дискуссию во время, отведенное для вопросов. Но давай сделаем так. Все знают, что Бланес решит, кого брать с собой в Цюрих, на основании поданных нами работ. Я уверена, что, если моя идея покажется ему достойной рассмотрения, он выберет меня. Если же он, напротив, думает, что идея дурацкая, он меня не возьмет. Предлагаю подождать до тех пор.

– Он выберет меня, – мягко сказал Валенте. – Тебе надо свыкнуться с этой мыслью, дорогуша.

– Тем лучше для тебя. Но этого даже не потребуется. Если он отклонит мою кандидатуру, я расплачусь за проигрыш.

– Что ты имеешь в виду, когда говоришь «расплачусь»?

Элиса перевела дух:

– Пойду, куда ты скажешь, и сделаю, что ты скажешь.

– Я не верю. Ты найдешь другую отговорку.

– Клянусь, – сказала она. – Даю слово. Если он меня не возьмет, я сделаю то, что ты скажешь.

– Ты врешь.

Она посмотрела на него блестящими глазами.

– Я воспринимаю это гораздо серьезнее, чем ты думаешь.

– Что? Мое пари?

– Мои идеи. Твое пари для меня глупость, как и все, что ты наговорил мне тогда у тебя дома. Никто нас не изучает, никто за нами не следит. С мобильником все вышло случайно: пару дней назад мне его вернули. Я думаю, ты хочешь передо мной повыпендриваться. Но я тебе вот что скажу. – Элиса оскалила зубы в широкой улыбке. – Будь осторожен, господин Валенте, потому что теперь тобой заинтересовалась я.

Валенте смотрел на нее со странным выражением лица.

– Ты очень необычная подруга, – произнес он тихим голосом, как бы про себя.

– Зато ты с твоими идеями типа «мужского туалета» кажешься все более заурядным.

– Форму оплаты выбирает победитель.

– Согласна, – кивнула Элиса.

Тут он вдруг рассмеялся. Как будто пытался сдержать смех в течение всего разговора.

– Ну ты даешь! – Какое-то время он просто повторял эту фразу и тер глаза. – Ты просто, на фиг, даешь! Я хотел тебя испытать, посмотреть, что ты будешь делать. Клянусь, что, если бы ты пошла в мужской туалет, я бы лопнул со смеху… – И тут он взглянул на нее более серьезно. – Но я принимаю твой вызов. Я совершенно уверен, что выберут меня. Более того, я сказал бы, что меня уже выбрали, дорогуша. И когда это случится, я позвоню тебе на мобильник. Всего один звонок. И скажу, куда тебе идти и как, что ты можешь взять с собой, а что нет, и ты повинуешься каждому моему слову, как собачка на конкурсе… И это будет только начало. Вот уж я оттянусь, обещаю… Я уже говорил тебе: ты меня интересуешь, да еще имея такой характер, так что будет любопытно узнать, до какого предела ты готова идти… В противном случае подтвердятся мои подозрения: что ты вруха и трусиха, не умеющая держать слово…

Элиса спокойно выдержала этот словесный поток, не отводя глаз, но сердце у нее колотилось, а во рту пересохло.

– Хочешь отказаться? – с притворной серьезностью спросил он, глядя на нее левым глазом (правый был наглухо закрыт волосами). – Это твой последний шанс.

– Я уже поспорила. – Элиса выжала из себя улыбку. – Если хочешь отказаться ты…

На лице Валенте появилось выражение ребенка, который неожиданно для себя обнаружил интересную игрушку.

– Чудесно, – сказал он. – Я с тобой оттянусь по полной программе.

– Поживем – увидим. А теперь, если позволишь…

– Погоди, – проговорил Валенте и оглянулся по сторонам. – Я уже сказал, что уверен, что выиграю, но хочу быть с тобой предельно честным. Знаешь, на этом конгрессе есть такие вещи, которые заставляют меня думать, что не все тут так, как пытаются изобразить… Бланес и Марини как-то чересчур настойчиво пытаются доказать, что их «секвойя» превратилась в бонзай, но я заметил нечто странное… – Сделав шаг в сторону, он поманил ее рукой. – Иди, сама увидишь.

Они прошли по холлу параллельно стойкам регистрации, лавируя среди самых разных людей: иностранцев и местных, преподавателей и студентов, людей в костюмах с галстуками, типов, которые пытались подражать своим кумирам (смотреть на физиков с эйнштейновской гривой Элисе было смешно), или прикоснуться к какой-нибудь знаменитости (коляска Хокинга затерялась в толпе поклонников). Вдруг Валенте остановился.

– Вон они. Вместе, как дружная семья.

Элиса проследила за его взглядом. Действительно, они стояли в сторонке, как будто специально хотели отделиться от всех остальных. Она узнала Давида Бланеса, Серджио Марини и Райнхарда Зильберга, а с ними молодого физика-экспериментатора из Оксфорда, выступавшего после Зильберга, Колина Крейга. Они оживленно беседовали.

– Крейг был одним из моих преподов по физике элементарных частиц, – пояснил Валенте. – Это он сказал мне, чтобы я подал документы на тестирование на курс Бланеса… Зильберг преподает философию науки, он доктор истории. А глянь на эту высокую подругу в фиолетовом платье рядом с Крейгом…

Не обратить на нее внимание было бы трудно, подумала Элиса, женщина эта выглядела сногсшибательно. Длинные каштановые волосы спускались до середины ягодиц, ровно, как кончик карандаша, а элегантная простая одежда очерчивала великолепные формы. С ней была очень молоденькая с виду девушка с броскими белыми волосами. Элиса ни одной из них не знала. Валенте пояснил:

– Это профессор Жаклин Клиссо, из Монпелье, большая шишка в мировой палеонтологии и еще антрополог. Девчонка с белыми волосами, наверное, одна из ее студенток…

– Что они тут делают? Они не принимают участия ни в одном круглом столе…

– Вот и я об этом. По-моему, они приехали встретиться с Бланесом. Этот симпозиум стал каким-то местом семейной встречи. И в то же время папа Бланес и мама Марини рассказывают всему научному сообществу, что нечего ожидать цветения «секвойи» в этом году. Можно сказать, все это затеяно для того, чтобы показать противникам все карты и продемонстрировать, что никто не жульничает. Любопытно, да? Но это еще не все.

Засунув руки в карманы, он отошел в сторону, и против воли заинтригованная Элиса последовала за ним. Они снова прошли весь холл. По окнам было видно, что солнечный летний свет еще не сдается.

– Самое любопытное вот что, – продолжил он. – С Зильбергом и Клиссо я столкнулся в Оксфорде пару месяцев назад. Мне нужно было кое-что обсудить с Крейгом, и я постучал к нему в кабинет. Он открыл дверь, но был занят. Я узнал Зильберга и заинтересовался, что это с ним за красотка. Но Крейг их мне не представил. Даже больше тебе скажу, похоже было, что мой приход ему неприятен… Однако дружба с секретарями имеет свои преимущества: секретарь Крейга мне все потом доложила. Судя по всему, Клиссо и Зильберг уже год ведут какие-то переговоры с ее боссом и наконец теперь приехали в Оксфорд.

– Скорее всего они планируют какой-то общий проект, – заметила Элиса.

Валенте покачал головой:

– Я довольно близко сошелся с Крейгом, и он обычно рассказывал мне обо всех проектах, в которых работал. Да к тому же, что за работу может вести такой человек, как Крейг, занимающийся ускорителями элементарных частиц, с историком Зильбергом и специалисткой по мертвым макакам Клиссо? А если к этой компании прибавить Бланеса и Марини… что получается?

– Сплошная путаница?

– Да. Или секта дьяволопоклонников. – Валенте понизил голос. – Или… что-то намного более… экстравагантное.

Элиса посмотрела на него:

– О чем ты?

В ответ он только улыбнулся. Прозвучал музыкальный аккорд, означавший продолжение симпозиума. Публика потянулась в зал, выстраиваясь, как железные опилки, следующие за магнитом. Валенте кивком указал в сторону:

– Смотри, вон они все. Идут, как утята за мамой-уткой: Крейг, Зильберг, Клиссо, Марини… Оплачивает банкет Бланес, но деньги это не его… – Он обернулся к ней: – Теперь ты поймешь, почему я так уверен, что нас изучали… Смотри-ка…

Он остановился рядом с одной из афиш, наклеенной на вертикальную подставку. На ней красовалась надпись на испанском и английском языках: «Первый международный симпозиум. Природа пространства-времени в свете современных теорий. 16–17 июля 2005 года. Дворец конгрессов, Мадрид». Но Валенте указывал на строчки, набранные мелким шрифтом.

– «Спонсор…» – прочел он.

– «Игл Груп» – разобрала Элиса замысловатый логотип. «Г» из слова «Игл» одновременно была начальной буквой слова «Груп».

– Знаешь, что это? – спросил Валенте.

– Конечно. Он возник недавно, но у всех на слуху. Это консорциум компаний Евросоюза, занимающихся научными исследованиями.

Он с улыбкой смотрел на нее:

– Отец как-то сказал мне, что «Эшелон» в Европе действует под названием «Игл Груп».