Текст книги "Зигзаг"

Автор книги: Хосе Карлос Сомоса

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 30 страниц)

2

Кабинет Виктора Лоперы был напротив ее двери. Виктор только пришел и предавался скромному развлечению, заключавшемуся в ксерокопировании ребуса из утренней газеты. Он коллекционировал такие вещи, у него были целые альбомы с забавными загадками, найденными в Интернете или в газетах и журналах. Когда лист бумаги начал вылезать из ксерокса, послышался стук в дверь.

– Да?

При виде Элисы спокойное выражение его лица почти не изменилось: густые темные брови лишь слегка приподнялись, а уголки губ чуть-чуть растянули безбородое лицо в очках в нечто, что могло бы считаться улыбкой в репертуаре мимики этого человека.

К характеру своего коллеги Элиса уже привыкла. Несмотря на его застенчивость, Виктор ей очень нравился. Он был одним из тех, кому она доверяла больше всего. Хотя в этот конкретный момент он мог бы помочь ей только одним.

– Как сегодняшняя задачка? – улыбнулась Элиса, откидывая волосы со лба. Вопрос этот был практически ритуалом: Виктору нравилось, что Элиса интересуется его хобби, он даже рассказывал ей про самые интересные ребусы. Людей, с которыми ему удавалось поговорить на эту тему, было немного.

– Довольно простая. – Он показал ей отксеренную страницу. – Чародей в колпаке, симпатичный ящер с ластами и длинной шеей и обычного вида человечек. Вопрос: «Что это за лекарство?». Отгадка: «Магнезия». Понимаешь? Маг, Несс и Я.

– Неплохо, – усмехнулась Элиса. Не показывай, что взволнована.Ей хотелось закричать, убежать, но она знала, что должна сохранять спокойствие. Никто не поможет ей, по крайней мере пока – она одна. – Слушай, Виктор, можешь сказать Тересе, что я не смогу сегодня днем провести семинар по квантовой физике? Ее нет на месте, а я хочу уйти прямо сейчас.

– Ладно. – Еще одно едва заметное движение бровей. – У тебя что-то случилось?

– Голова болит и, по-моему, температура поднялась. Наверное, грипп.

– Дела.

– Да, неудачно вышло.

Фраза «дела» была для Виктора максимальным приближением к выражению сочувствия, и Элиса это знала. Их взгляды еще на миг пересеклись, и Виктор сказал:

– Не переживай. Я ее предупрежу.

Она поблагодарила его. Уже уходя, Элиса снова услышала его голос:

– Поправляйся.

На какое-то время Виктор застыл в одной позе: стоя, с ксерокопией в руке, глядя в сторону двери. Под маской вышедших из моды больших металлических очков, которые он носил, на его лице не было написано ничего, кроме легкого недоумения, но в глубине души зародилось беспокойство.

Никто тебе не поможет.

Она поспешно направилась к машине, припаркованной на факультетской стоянке. Мартовское утро с белесым небом было настолько холодным, что она содрогнулась. Элиса знала, что никакого гриппа у нее нет, но не могла в такую минуту упрекнуть себя во лжи.

Нет-нет, она оглядывалась по сторонам.

Никто. Ты одна. И звонка еще не было. Или был?

Она достала из сумки мобильник и просмотрела входящие сообщения. Ничего. В часах с миниатюрным компьютером новых электронных посланий тоже не было.

Одна.

В ее мозгу мелькали тысячи вопросов, возникали и угасали бесконечные комбинации возможностей и страхов. Она поняла, насколько взволнована, когда чуть не выронила ключ от машины. Все движения Элисы за рулем были замедленными, она цепко держалась за него обеими руками и предварительно продумывала каждое нажатие на педаль газа и сцепления, как новичок во время решающего экзамена на права. Она решила не подключать бортовой компьютер и сосредоточиться на вождении без подсказок – это поможет ей сохранить хладнокровие.

Выехав с территории университета, она направилась по идущему из Кольменара шоссе в сторону Мадрида. В зеркале заднего вида не было ничего особенного: машины обгоняли ее, как обычно, никто не проявлял желания сесть ей на хвост. Доехав до ответвления трассы, ведущего к северному въезду в город, она повернула к своему району.

В какой-то момент, проезжая кварталы Орталесы, она услышала знакомый звонок мобильника. Элиса взглянула на соседнее сиденье: телефон был в сумке, она забыла подключить его к динамикам. Она снизила скорость, одновременно засовывая руку в сумку и лихорадочно ища на ощупь трубку. Это тот самый звонок.Казалось, перезвон требовательно раздается из самого центра Земли. Она щупала, как слепая: цепочка, карман, бока телефона… Звонок, звонок…

Наконец она нашла трубку, но, едва оказавшись снаружи, та выпала из ее влажных от пота пальцев. Элиса успела увидеть, как она падает на сиденье, потом на пол, и попыталась ее поднять.

Внезапно, возникнув как бы из ниоткуда, на лобовое стекло обрушилась какая-то тень. Она не успела даже закричать: автоматом нажала на тормоза и по инерции врезалась грудью в ремень безопасности. Пешеход, молодой парень, отпрыгнул и сердито ударил по капоту машины. Элиса обнаружила, что находится на пешеходном переходе. Она вовремя не заметила его. Подняв руку в знак извинения, она ясно услышала сквозь стекло брань парня. Другие пешеходы бросали на нее неодобрительные взгляды. Спокойно. Так ничего не выйдет. Спокойно веди машину и доберись до дома.

Мобильник затих. Так и не сдвинув машину с пешеходного перехода и пропуская мимо ушей протесты других водителей, Элиса нагнулась, подняла телефон и посмотрела на экран: номер, с которого звонили, не сохранился. Не волнуйся, если это тот самый звонок, они перезвонят.

Она положила телефон на сиденье и продолжила путь. Десять минут спустя она припарковала машину в общем гараже своего здания по улице Сильвано. Лифтом Элиса не воспользовалась. На три этажа до своей квартиры она поднялась по лестнице.

Несмотря на уверенность в том, что это все равно не поможет, она закрыла бронированную дверь (ее установили три года назад за сумасшедшие деньги) на четыре замка и магнитную цепочку и подключила входную сигнализацию. Потом прошлась по квартире, опуская все электронные металлические рольставни, вплоть до рольставни на двери, ведущей с кухни на закрытую террасу, и включая свет. Перед тем как опустить рольставни в столовой, она отодвинула край шторы и выглянула на улицу.

Там, как в аквариуме, откуда не просачиваются почти никакие звуки, проезжали машины, скользили люди, росли миндальные деревья и громоздились крашеные стены. Жизнь шла своим чередом. Никого, кто мог бы привлечь ее внимание, она не заметила. Элиса опустила последние рольставни.

Она зажгла свет даже в ванной и на кухне, да еще в глухой комнате без окон, где занималась спортом. Не забыла она и про лампы на тумбочках, стоявших около незастеленной кровати, на которой валялись журналы и заметки по физике и математике.

В изножье постели валялся комок черного шелка. Накануне ночью она предавалась своей игре в Белоглазого Господина и еще не успела собрать валявшееся на полу нижнее белье. Элиса все подняла, почувствовав внутреннюю дрожь (в этот момент мысль об ее «игре» шокировала ее еще больше обычного), и как попало засунула в ящики комода. Перед тем как выйти из спальни, она остановилась перед большой взятой в раму фотографией Луны, которую она каждое утро видела, просыпаясь у себя в постели, и нажала на скрытый в раме выключатель – спутник засветился фосфоресцирующим белым сиянием. Вернувшись в столовую, она зажгла все остальные лампы, воспользовавшись пультом централизованного управления: торшер, подсветку книжного шкафа… Включила она и две особые лампы, работающие на аккумуляторах.

На автоответчике домашнего телефона мигали индикаторы двух сообщений. Элиса прослушала их, затаив дыхание: одно было от издательства научной литературы, журнал которого она выписывала, другое от уборщицы, работавшей у нее за почасовую оплату. Элиса вызывала ее только тогда, когда сама бывала дома, – она не хотела, чтобы кто-то в ее отсутствие вторгался в ее личный мир. Уборщица предлагала ей поменять день, потому что собиралась к врачу. Элиса не стала перезванивать – просто стерла сообщение.

После этого она включила телевизор с сорокадюймовым экраном. На многочисленных информационных каналах передавали прогнозы погоды, новости спорта и данные об экономике. Она вошла в диалоговое окно, набрала пару ключевых слов, и телевизор начал автоматический поиск интересующей ее новости. Безрезультатно. Оставив включенной программу новостей Си-эн-эн на английском языке, она уменьшила громкость.

Немного подумав, метнулась на кухню и открыла ящик с электронным замком под терморегулятором. В глубине его она нашла то, что искала, то, что было куплено год назад именно с этой целью, несмотря на то что сомнений в бесполезности этой вещи у нее не возникало.

На какую-то долю секунды взгляд Элисы остановился на ее собственных перепуганных глазах, отражающихся на блестящей стальной поверхности громадного кухонного ножа.

Она ждала.

Элиса вернулась в столовую и, убедившись, что телефон работает, а мобильник заряжен, уселась в кресло перед телевизором, положив нож на колени.

Она ждала.

В углу дивана, стоящего напротив нее, сидел большой плюшевый мишка, подаренный коллегами на день рождения год назад. На нем был слюнявчик с вышитыми красными нитками словами «С днем рождения» и эмблемой университета имени Алигьери (орлиным профилем Данте). На животе золотыми буквами красовался девиз университета: «Тех вод, в которые вступаю, еще никто не бороздил». Казалось, его пластмассовые глазенки подглядывают за Элисой, а рот сердечком что-то хочет сказать.

Можешь что угодно делать, как угодно прятаться, обманывать себя, думая, что ты защищаешься. Но это ничего не изменит: тебе конец.

Она перевела взгляд на экран, где показывали запуск нового европейского космического зонда.

Конец, Элиса. Конец, как и другим.

От пронзительного звонка телефона она чуть не подскочила. Но потом с ней случилось нечто поразительное: она твердо протянула руку и сняла трубку в состоянии, крайне напоминавшем абсолютное спокойствие. Теперь, когда наконец прозвучал тот самый звонок,она чувствовала себя удивительно невозмутимой. Когда она отвечала, голос ее не дрогнул:

– Слушаю.

Молчание тянулось бесконечно долго. Потом раздался голос:

– Элиса? Это Виктор…

Она опешила от разочарования. Ощущение было такое, словно она собрала все силы, чтобы выдержать удар, и вдруг оказалось, что бой прерван. Ее вдруг залила волна ярости по отношению к своему другу, и она перевела дыхание. Виктор тут ни при чем, но сейчас ей меньше всего хотелось услышать его голос. Оставь меня в покое, оставь, положи трубку и оставь меня в покое.

– Я хотел узнать, как ты… Мне показалось, что ты… Ну, плохо выглядишь. Ну, знаешь…

– Все в порядке, не волнуйся. Просто болит голова… Пожалуй, это даже не грипп.

– Хорошо. – Он кашлянул. Помолчал. Ставшая уже столь привычной медлительность Виктора сейчас выводила ее из себя. – Насчет семинара я предупредил. Норьега сказал, что ничего страшного. Если на этой неделе ты не сможешь выйти… просто… заранее предупреди Тересу…

– Ладно. Большое спасибо, Виктор. – Она подумала о том, что бы вообразил Виктор, увидь он ее сейчас: потная, дрожащая, съежившаяся в кресле с сорокапятисантиметровым отточенным ножом из нержавеющей стали в правой руке.

– Это… Я позвонил тебе еще потому… – сказал он наконец. – Ну, по телику показывают новости… – Элиса напряглась. – У тебя включен телевизор?

Она лихорадочно заклацала пультом в поисках названного Виктором канала. Увидела жилой дом и диктора с микрофоном:

–  …у себя дома, в этом университетском районе Милана, потрясло всю Италию…

– Ты, по-моему, его знала, да? – спросил Виктор.

– Да, – спокойно ответила Элиса. – Как жаль.

Изобрази равнодушие. Не вздумай выдать себя по телефону.

Голос Виктора с трудом начал преодолевать следующую фразу. Элиса решила, что пора его прерывать.

– Прости, мне нужно заканчивать разговор… Я позвоню тебе попозже… Большое спасибо за все, правда. – Она даже не стала ожидать ответа. Ей было неприятно столь резко обрывать такого человека, как Виктор, но по-другому она не могла. Она включила телевизор погромче и стала жадно ловить каждое слово. Диктор сообщил, что пока полиция рассматривает все версии, однако наиболее вероятным мотивом преступления представляется ограбление.

Элиса изо всех сил вцепилась в эту бессмысленную надежду. Да, возможно, дело именно в этом. Ограбление. Если мне до сих пор не позвонили…

В руке диктор держал открытый зонт. Небо в Милане было серым. Элису не покидало душераздирающее ощущение, что она наблюдает конец света.

* * *

Несмотря на то что все сотрудники института судебной медицины государственного университета Милана уже ушли, окна его еще светились. Миланская ночь сопровождалась мелким надоедливым дождем, и со слипшегося сосулькой итальянского флага на флагштоке сурового здания непрерывно стекала струйка воды. Под этим-то флагом и остановился темный автомобиль, подъехавший с виа Манджагалли. Из здания выплыл силуэт зонта. Ожидавший на крыльце человек встретил две тени, выбравшиеся с заднего сиденья машины. Никто не произнес ни слова – казалось, все друг друга знают, и все намерения ясны. Зонт закрылся. Тени исчезли.

В коридорах института гулко прозвучали шаги трех человек. На всех людях были темные костюмы, а на вновь прибывших еще и пальто. Впереди шел тот, что встречал гостей у входа: молодой, очень бледный, настолько взволнованный, что шагал почти вприпрыжку. Он сопровождал свои слова энергичной жестикуляцией. В его английском отчетливо слышался итальянский акцент.

– Они готовят подробный анализ… Окончательных заключений еще нет. Тело обнаружили вчера утром… Только сегодня нам удалось собрать экспертов.

Он остановился, чтобы открыть дверь, ведущую в лабораторию судебной антропологии и одонтологии. Лаборатория была открыта в 1995-м и полностью переоснащена в 2012 году, здесь находилось самое современное оборудование и работали лучшие специалисты в Европе.

Гости внимания почти не обратили на украшавшие коридор скульптуры и фотографии. Они прошли мимо группы из трех гипсовых голов.

– Сколько свидетелей видели тело? – спросил один, самый пожилой, с абсолютно седыми волосами, довольно длинными, но редеющими на макушке. Его английский звучал нейтрально, со смесью разных акцентов.

– Только женщина, которая каждое утро убирала в его квартире. Именно она его обнаружила. Соседи практически ничего не видели.

– Что значит «практически»?

– Они услышали крики этой женщины и стали расспрашивать ее, но в квартиру никто не заходил, сразу вызвали полицию.

Они остановились у тщательно прорисованной анатомической схемы, изображавшей лишенное кожи тело женщины с зародышем внутри вскрытого живота. Молодой человек открыл металлическую дверь.

– И что эта женщина? – спросил седой.

– Накачали успокоительными в больнице, о ней там позаботятся.

– Нельзя выпускать ее оттуда, пока мы ее не осмотрим.

– Я уже обо всем позаботился.

Седой мужчина говорил с напускным равнодушием, не меняя выражения лица и не вытаскивая рук из карманов пальто. Молодой отвечал с лакейской поспешностью. Второй гость, похоже, полностью погрузился в размышления. Он был крепкого сложения – казалось, что его пиджак и даже пальто на пару размеров меньше, чем нужно. На вид ему было не так много лет, как седому, и не так мало, как молодому. Остриженные под гребенку волосы, ярко-зеленые светлые глаза и кружок сероватой бородки, спускающейся на мощную, как готическая колонна, шею. Судя по всему, он, несомненно, был единственным из троих, для кого штатский костюм в диковинку. Двигался он решительно, широко размахивая руками. Было заметно, что это военный.

Они миновали еще один коридор и вошли в новый зал. Молодой человек прикрыл за ними дверь.

Здесь стоял холод. Стены и пол были окрашены в мягкий нежно-зеленый цвет и напоминали внутреннюю поверхность граненого хрусталя. Выстроившись в ряд, в окружении столов с различными приборами и инструментами застыли несколько человек в одежде хирургического персонала. Они смотрели на дверь, в которую вошли эти трое, как будто их главной задачей было исполнение функции комитета по встрече гостей. От группы быстро отделился мужчина с зачесанными набок серебристыми волосами, на котором, непонятно почему, под зеленым костюмом хирурга была рубашка с галстуком.

Молодой человек представил вновь прибывших:

– Господа Гаррисон и Картер. Доктор Фонтана. – Доктор кивнул в знак приветствия, седой и здоровяк кивнули в ответ. – Доктор, им вы можете предоставить полную информацию без всяких ограничений.

Последовала пауза. Казавшееся восковым лицо врача растянулось в легкой усмешке, чуть ли не в гримасе, правое веко нервно подергивалось. Заговорил он как кукла чревовещателя, управляемая из какого-то потайного места.

– Такого я никогда не видел… за всю свою работу в судебной экспертизе.

Другие врачи отступили, как бы приглашая гостей приблизиться. За ними стоял лабораторный стол. На его центральную часть низвергались яркие потоки света операционных светильников, там виднелся скрытый простыней холмик. Один из врачей отдернул простыню.

Никто, кроме седого мужчины и здоровяка, на то, что было под ней, не взглянул. Все наблюдали за выражением лиц обоих гостей, словно именно их нужно было внимательно исследовать.

Седой мужчина открыл рот, но сразу же закрыл его и отвел глаза.

Какое-то мгновение на стол смотрел только здоровяк.

Он стоял на месте, абсолютно неподвижно, нахмурив брови, как бы заставляя глаза глядеть на то, что никто другой в этой зале рассматривать больше не хотел.

Вокруг Элисы стемнело. Ее квартира представляла собой островок света, но в других домах постепенно воцарялась темнота. Она сидела все в той же позе напротив выключенного телевизора, держа на коленях огромный нож. За весь день она ничего не ела и совсем не отдыхала. Больше всего ей хотелось заняться зарядкой и принять столь приятный и расслабляющий долгий душ, но она не решалась двинуться с места.

Она ждала.

Она готова была ждать столько, сколько понадобится, хотя и не знала толком, какой промежуток времени соответствовал этому определению.

Тебя бросили. Тебе солгали. Ты одна. И это еще не самое худшее. Знаешь, что самое худшее?

Плюшевый мишка улыбался ртом-сердечком, призывно разведя лапы. В черных пуговках его глаз отражалась крошечная бледная Элиса.

Самое худшее – не то, что произошло. Самое худшее впереди. Самое худшее случится с тобой.

Вдруг раздался звонок мобильника. Как часто бывает, когда мы чего-то ждем (или боимся), реализация ожидаемого (или внушающего страх) события означала для нее переход в другое состояние, выход на другой уровень мышления. Она еще не ответила на звонок, а ее разум уже начал выдвигать и отбрасывать разные гипотезы, принимая за свершившийся факт то, что еще не произошло.

Она взяла трубку на втором звонке, надеясь, что это не Виктор.

Это был не Виктор. Звонок был именно тот, которого она ждала.

Связь заняла не более двух секунд. Но, положив трубку после этих двух секунд, она разразилась слезами.

Теперь ты это знаешь наверняка. Наконец-то теперь ты это знаешь наверняка.

Она долго рыдала, сжавшись в комок, не выпуская из руки телефон. Выплакавшись, она поднялась и взглянула на часы: до встречи оставалось немного времени. Она слегка разомнется, примет душ, что-нибудь перекусит… А потом примет трудное решение: оставаться одной или искать помощи. Ей хотелось обратиться к кому-то еще, к кому-то из внешнего мира,к человеку, который ничего не знает и которому можно будет рассказать все по порядку и услышать более нейтральное мнение. Но кто это может быть?

Виктор. Да, возможно, он.

Но это рискованно. И нужно решить еще одну серьезную проблему: как сказать ему, что ей срочно нужна помощь? Как ему об этом сообщить?

Прежде всего нужно успокоиться и все обдумать. Ум всегда был ее лучшим оружием. Она прекрасно знала, что человеческий разум – оружие намного более опасное, чем нож в руках.

Элиса подумала, что по крайней мере звонок, которого она ждала с самого утра и от которого с этого момента зависит ее судьба, уже состоялся.

Она еле узнала голос – таким дрожащим и нерешительным он ей показался, как будто говоривший был так же смертельно напуган, как и она сама. Но никаких сомнений в том, что это – тот самый звонок, не было, потому что единственное слово, произнесенное мужским голосом, было именно то, что она ждала:

– Зигзаг.

3

Жизненно важный вопрос, над которым в этот миг бился Виктор Лопера, заключался в том, можно ли считать аралии, которые он выращивал на аэропонике, частью природы. На первый взгляд ответ был положительным, потому что это живые существа, настоящие Dizegotheca elegantissima, которые дышат и поглощают свет и питательные вещества. Но, с другой стороны, природа никогда не смогла бы в точности воспроизвести их самостоятельно. На них был отпечаток человеческого вмешательства, они представляли собой плод технологии. Аралии находились в прозрачном пластике, позволявшем наблюдать за удивительными разветвлениями корней, Виктор контролировал температуру и кислотность среды и рост растений с помощью электронных инструментов. Чтобы не дать им вырасти до высоты около полутора метров, которой они, как правило, достигают, он использовал специальные удобрения. Ввиду всех этих причин его четыре аралии с листиками бронзового цвета с чуть ли не серебристым отливом, не превышающие в высоту пятнадцати сантиметров, были по большому счету его творениями. Без его усилий и современной науки их бы никогда не существовало. Так что вопрос о том, являются ли они частью природы, вполне имел смысл.

Он решил, что да. С любыми возможными оговорками, но однозначно да. Для Виктора этот вопрос входил за рамки мира растительности. Ответ на него означал признание веры в технологию и прогресс или скептического отношения к ним. Виктор был из тех, кто видел будущее за наукой. Он, на манер Тейяра де Шардена, свято верил в то, что наука – это иная форма природы и даже новый взгляд на религию. Его жизненный оптимизм уходил корнями в детство, когда он узнал, что его отец, хирург, мог вносить изменения в жизнь и исправлять ее ошибки.

Однако, несмотря на восхищение отцовскими способностями, Виктор не пошел на биологический факультет, как его брат, тоже ставший хирургом, или сестра-ветеринар, а выбрал теоретическую физику. Он считал, что работа его брата и сестры слишком связаны с нервотрепкой, а Виктор любил покой. Вначале он даже думал посвятить себя профессиональным шахматам, поскольку обладал серьезными способностями к математике и к логическому мышлению, но скоро понял, что соревнования – тоже штука нервная. Не то чтобы ему вообще не хотелось ничего делать – ему нужен был внешний покой, чтобы вести мысленную битву с загадками, размышлять над всякими вопросами или заниматься решением запутанных головоломок.

Он наполнил один из опрыскивателей новой смесью удобрений, которую собирался испробовать исключительно на аралии «A». С помощью герметических перегородок он разделил все растения, чтобы экспериментировать с ними по отдельности. Сначала он вынашивал мысль назвать их как-то более поэтично, но в конце концов остановился на четырех первых буквах алфавита.

– Что же ты так испугалась? – ласково прошептал он растению, закрывая крышку опрыскивателя. – Ты мне не доверяешь? Бери пример с «C» – она хорошо реагирует на любые перемены… Нужно учиться меняться, малыш. Нам бы с тобой поучиться у нашей «C».

На минуту он задумался, почему выдал такую чушь. В последнее время его как-то особенно тянуло в депрессию, словно ему тоже нужно было новое удобрение. Но, что за черт, это все пустые рассуждения. Он считал себя счастливым человеком. Лекции читать ему нравилось, при этом много времени оставалось на чтение, уход за растениями и решение ребусов. У него была самая лучшая в мире семья, и родители-пенсионеры, несмотря на преклонный возраст, пребывали в добром здравии. Он был образцовым дядей для своих двух племянников, детей брата, которые души в нем не чаяли. Кто еще может похвастаться сочетанием покоя и любви в равной пропорции?

Да, он одинок. Но это обстоятельство связано лишь с его собственным желанием. Он – хозяин своей судьбы. Зачем портить себе жизнь, спеша связать себя с женщиной, которая не сможет сделать тебя счастливым? В свои тридцать четыре он был молод и не утратил оптимизма. Секрет жизни заключается в ожидании: аралия за две минуты не вырастает, любовь тоже. Лучше всего предоставить такие вещи воле случая. В один прекрасный день он кого-то встретит, или кто-то давно знакомый позвонит…

– И раз, я вырасту, как «C», – сказал он вслух и засмеялся.

В этот момент зазвонил телефон.

Направившись к книжному шкафу в маленькой столовой, где стоял телефон, он ломал голову, кто это может быть. Скорее всего в такое позднее время звонил его брат, который уже несколько месяцев приставал к нему с просьбой проверить счета частной хирургической клиники, которой он руководил. «Ты же семейный математический гений, разве тебе сложно мне чуть-чуть подсобить?» – Луис Лоперация (так по старой семейной традиции шутливо коверкали фамилию хирургов Лопера) компьютерам не доверял и хотел, чтобы правильность расчетов подтвердил Виктор. Виктору до чертиков надоело втолковывать ему, что в математике, как в хирургии, тоже есть своя специализация: врач, удаляющий гланды, не может осуществить пересадку сердца. Вот и он занимался только математикой, связанной с теорией элементарных частиц, а не подсчетами расходов на еженедельные покупки. Но его брату явно нужно было удалять гланды упрямства.

Он выловил трубку из чащи портретов в рамках: племянники, сестра, родители, Тейяр де Шарден, аббат и ученый Жорж Леметр, Эйнштейн. Подавив зевок, ответил:

– Алло?

– Виктор? Это Элиса.

Вся его скука разбилась вдребезги, как стеклянная ваза. Или как сон после утреннего пробуждения.

– Привет… – Мозги Виктора работали полным ходом. – Как себя чувствуешь?

– Получше, спасибо… Сначала я думала, что это аллергия, но теперь похоже на обычную простуду…

– Да ну… рад слышать. Новости посмотрела?

– Какие?

– Ну, про гибель Марини.

– Ах да – вот не повезло ему, – сочувственно вздохнула она.

– Ты же с ним работала в Цюрихе, да? – начал было Виктор, но слова Элисы оборвали его фразу, словно она торопилась перейти к сути дела.

– Да. Послушай, Виктор, я тебе звоню… – Раздался смешок. – Ты наверняка подумаешь, что это глупости… Но для меня это очень важно. Очень важно.Понимаешь?

– Да.

Виктор нахмурился и напрягся. Голос Элисы звучал весело и непринужденно – именно это и тревожило Виктора: ему казалось, что он хорошо ее знает, и никогда еще ее голос не звучал так.

– Понимаешь, все дело в соседке… У нее сын-подросток, очень приятный такой паренек… Оказалось вдруг, что ему жутко нравятся ребусы, и он начал скупать книги, журналы… Я сказала ему, что знаю самого лучшего специалиста в этом деле. Ну вот, в общем, сейчас он пытается разгадать один ребус, и у него не выходит. Он совсем распсиховался, и его мать боится, что он бросит это безобидное занятие и займется менее полезными для здоровья вещами. Когда она рассказывала мне, я вспомнила, что об этом ребусе уже слышала, когда-то ты мне о нем говорил, но я забыла отгадку. И тут я подумала: «Мне нужна помощь.И только Виктор может мне помочь». Понимаешь?

– Конечно, а что за ребус? – Особое ударение, с которым Элиса произнесла последние слова, от Виктора не ускользнуло. Он почувствовал, как по коже побежали мурашки, словно таинственные и неожиданные посетители из других миров. Это его выдумки, или она действительно пытается сказать ему что-то другое, что можно понять лишь читая между строк?

– Ну, там, где несколько бегунов, снежный ком и буквы «Н» и «Е»… – Она рассмеялась. – Помнишь, был такой?

– Да, это…

– Послушай, – перебила она. – Не нужно мне звонить и говорить отгадку. Просто сделай то, что в ней сказано, прямо сегодня. Это срочно. Как можно скорее сделай то, что говорится в отгадке. Я на тебя рассчитываю. – И вдруг она снова засмеялась. – И мама этого паренька тоже… Спасибо, Виктор. Пока.

Послышался щелчок, связь прервалась.

У Виктора волосы на затылке встали дыбом, как будто из трубки его ударило током.

Нечасто приходилось ему бывать в таком состоянии.

Потные руки соскальзывали с руля, сердце билось все быстрее, в груди ныло и казалось, что, как ни старайся, расправить легкие и наполнить их воздухом все равно не удастся. У Виктора такой букет ощущений почти всегда предшествовал свиданию с сексуальной подоплекой.

В тех редких случаях, когда он встречался с девушками, зная или подозревая о том, что вечер может закончиться в постели, он испытывал именно такое смятение. К несчастью или к счастью, никто из них подобных намеков ему не делал, и все вечера кончались поцелуем и обещанием перезвонить.

А сейчас? В какой постели может завершиться этот вечер? Свидание было назначено не с кем иным, как с Элисой Робледо.

Вот это да.

Конечно, дома у нее он уже бывал (вообще-то они были или по крайней мере считали себя друзьями), но так поздно никогда не задерживался, и почти всегда с ними был кто-то из коллег и они что-то отмечали (Новый год, окончание последнего семестра) или вместе готовились к семинару. О таком моменте он мечтал с тех пор, как они познакомились десять лет назад, на незабываемой вечеринке в университете имени Алигьери, но никогда не думал, что все произойдет именно так.

И готов был поклясться, что дома у Элисы его ждет совсем не секс.

При мысли об этом он рассмеялся. Смех помог ему расслабиться, снять нервное напряжение. Он представил себе, как Элиса в нижнем белье встречает его объятиями и томно говорит: «Привет, Виктор. Ты все понял. Проходи». Волна смеха продолжала нарастать внутри, как надуваемый кем-то воздушный шарик, но вместо взрыва к Виктору вернулась всегдашняя серьезность. Он припомнил все то, что сделал, подумал или представил себе с момента этого странного звонка, почти час назад: сомнения, колебания, желание позвонить ей и попросить разъяснений (но она сказала, чтобы он этого не делал), ребус. Как это ни удивительно, как раз с ребусом проблем было меньше всего. Виктор очень хорошо помнил отгадку, что не помешало ему отыскать ребус в соответствующем альбоме с вырезками. Этот ребус появился в журнале недавно. На картинке было три бегуна, знак «плюс», снежный ком и буквы «Н» и «Е». Вопрос: «Что мне делать?» В свое время он разгадал это меньше чем за пять минут. Слова «бег» (вид запыхавшихся бегунов очень рассмешил Элису), «и», «ком» и «не» складывались в фразу: «Беги ко мне».

Это просто. Его проблема, его опасения были связаны с другим. Он недоумевал, к примеру, почему Элиса не могла прямо сказать, что ей нужно, чтобы он приехал к ней домой сегодня. Что с ней такое? Может быть, рядом с ней кто-то (ради Бога, только не это),кто ей угрожает?