Текст книги "Зигзаг"

Автор книги: Хосе Карлос Сомоса

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 30 страниц)

Резкий скачок к следующей струне времени чуть ее не испугал. Теперь Рик сдвинулся влево, но линии были очень нечеткими, и, как она и подозревала, нельзя было даже приблизительно догадаться о том, какую сцену он вывел на экран – сейчас она была на мониторе Рика прямо перед Элисой, без всяких помех, но походила на расплывчатое коричневое пятно. Там есть Зигзаг, но нужно повысить резкость изображения и увеличить его.Рядом с Валенте была еще одна фигура. Несмотря на то, что у нее не хватало половины лица и части туловища, Элиса узнала Розалин Райтер. Несомненно, перед ней был момент, когда бедная Розалин застала его врасплох. Он наверняка пытался объяснить ей, что он там делает. Эта струна соответствовала крошечному промежутку времени в момент, когда часы показывали 4:10:10, за две секунды до отключения света и появления Зигзага. Розалин стояла очень далеко от двери, ведущей к генератору. Каким образом через две секунды она оказалась около агрегата, чтобы умереть от удара током? Элисе показалось очевидным, что все это произошло уже во время нападения, и даже начало приходить в голову возможное объяснение…

Но в картинке все еще было нечто, что она не могла уловить, но что очень ее беспокоило. Что же это?

Больше открытых струн не было. Чтобы потом не забыть, она сразу набрала на клавиатуре команду и запустила процесс обработки изображения, запрограммировав компьютер на продолжение работы после отключения терминала.

И тут она обратила внимание на другой момент: ни вокруг силуэта Рика, ни вокруг Розалин теней не было. Она знала, что Розалин мертва и двойника от нее возникнуть не может, но как же Рик? Значит ли это, что он тоже мертв?

Размышляя над этой загадкой, она испытала прилив беспокойства другого рода, более острого.

Она обернулась и окинула взглядом просторное помещение.

Зал управления был погружен в темноту. Розоватое свечение экрана было единственным источником света, но оно озаряло пространство только в радиусе двух метров от монитора. По указанию Бланеса час назад она выключила ускоритель и отключила от сети все остальные компьютеры и оборудование. Батарейка от ее часов лежала на столе (хотя по компьютерным часам она могла следить за временем – было уже почти двенадцать). Снаружи продолжал бушевать хаос. Неистовство бури было слышно даже через стены. В окна билась бесконечная волна дождя.

Ничего странного Элиса не увидела, только тени. Но ее беспокойство возросло.

За десять лет это ощущение стало привычным, наложило отпечаток на всю ее жизнь, словно каждая ночь впечаталась ей в кожу раскаленным кусочком железа.

Ошибки быть не могло. Онздесь.

Она чувствовала его присутствие так близко от своего тела, что на какой-то миг упрекнула себя в абсурдном – в том, что она не готова его принять… Страх камнем лег ей на грудь. Она поднялась на подгибающиеся ноги, чувствуя, как волосы встают у нее дыбом.

И вдруг все исчезло. Послышались какие-то крики – голос Картера – и поспешные шаги в коридоре, но в зале управления ничего не было.

Посмотрев вперед, она увидела ее.

Она стояла перед Элисой, за компьютером, в свете экрана. Ее нагота казалась резиновой, как у неоконченной фигуры, слепого, безымянного глиняного слепка. На ее лице был прочерчен только рот, но он был словно вывернут наружу, черный, огромный – в эту пасть можно было бы просунуть всю руку. Элиса даже не поняла, как вообще она ее узнала.

И тут Жаклин Клиссо у нее на глазах начала распадаться.

32

Проснувшись, она застонала от боли – она лежала на спине на каком-то пыльном одеяле поверх подматрасника без матраса, и твердая проволока отпечаталась у нее на щеке. Она не помнила, где она, не знала, что она здесь делает, и вид лишенных всяких черт лиц с блестящими глазами не очень помог ей найти ответы на эти вопросы. Чьи-то руки бесцеремонно подняли ее. Она попросилась в туалет, но только когда она заговорила по-английски, ее перестали тянуть в одну сторону и потянули в противоположную. После краткого и неприятного визита в туалет (ни воды, ни полотенец не было) она почувствовала, что по крайней мере может сама ходить. Но руки (они принадлежали солдатам в масках, теперь она их разглядела) снова схватили ее за плечи.

Гаррисону острова не нравились.

На этих клочках суши, этих исключениях из правил геологии, сделанных посреди моря на благо человекообразным, было совершено множество ошибок. Их нетронутая райская растительность, скрытая от глаз богов, способствовала нарушению правил и осквернению творения. Первой в этом виновата Ева.Но теперь она расплачивалась за то давнее преступление – Ева или Жаклин Клиссо, не все ли равно. Змея мутировала и превратилась в дракона.

Было почти девять утра воскресенья, 15 марта, и над этим проклятым островом все так же стояла завеса воды. Пальмы на краю пляжа качались, как опахала в руках взволнованного слуги. Жара и влага забивали Гаррисону нос, и одним из первых его приказаний было включить кондиционеры. Он наверняка простудится, потому что его одежда еще не просохла после ливня, который встретил их тут при приземлении восемь часов назад, но по сравнению со всем остальным это пустяки.

Засунув руки в карманы, глядя на этот пейзаж и раздумывая об островах, грехах и мертвых Евах, Гаррисон произнес:

– Тех двоих, что входили в зал, пришлось накачать успокоительными. Это закаленные солдаты, привыкшие видеть разное… Что в этом такого особенного, профессор? – Он повернулся к Бланесу, сидевшему у пыльного стола. Бланес смотрел в пол и не притронулся к предложенному ему Гаррисоном стакану воды. – Ведь это не просто изуродованные тела, не так ли? Это не просто засохшая кровь на стенах и потолке…

– Это Воздействие, – пустым, бездушным голосом, которым отвечал и на все предыдущие вопросы, проговорил Бланес. – Преступления Зигзага – это как бы сцены из прошлого. Они производят Воздействие…

Какое-то время Гаррисон просто кивал.

– Тогда понятно. – Он отошел от окна и снова прошелся по столовой. – И это… может привести к тому, что… мы меняемся?

– Не понял.

– Что… – Гаррисон едва шевелил мышцами, необходимыми для процесса речи. Его лицо походило на напудренную маску, – …мы начинаем делать или думать что-то странное…

– Думаю, да. Сознание Зигзага каким-то образом всех нас заражает, потому что взаимодействует с нашим настоящим…

Нас заражает.Гаррисон не хотел смотреть на сидевшую там Элису, дышавшую, как дикий зверь, в этой прилипшей к туловищу маечке и обрезанных на уровне паха джинсах, ее смуглая кожа маслянисто блестела от пота, угольно-черные волосы были взлохмачены.

Он не хотел на нее смотреть, потому что не хотел утратить контроль над собой. Связь была очень тонкой: если он долго или достаточно долго смотрел на нее, он был способен на все. Но делать пока он ничего не хотел. Он должен сохранять благоразумие. Пока профессор еще может сказать или сделать что-то важное, он будет сохранять спокойствие.

– Профессор, давайте вернемся к основным моментам. – Он потер глаза. – С самого начала. Вы были в кинозале одни…

– Я заснул, но когда посыпались искры, проснулся. Искрили все выходы сети: консоль, выключатели… В лабораториях было то же самое…

– А на кухне видели? – Гаррисон выглянул в дверь, сморщившись от запаха гари. – Изоляция в розетках сгорела, и провода полностью оголены… Как это могло произойти?

– Это работа Зигзага. Такого еще не было. Он… научился извлекать энергию из отключенных электроприборов.

Гаррисон потирал подбородок, глядя на ученого. Ему нужно побриться. Нужен хороший душ, который вернет его к жизни, хороший отдых в нормальной постели. Но все это пока недоступно.

– Продолжайте, профессор.

Оса. Прежде всего надо убить эту черную осу, жалящую твои мысли.

– В свете искр я увидел… Не знаю даже, как я смог догадаться, что этоЖаклин… Меня стошнило. Я начал кричать.

Дверь столовой распахнулась, прерывая разговор. Вошел Виктор в сопровождении солдата. Он был так же грязен, как все остальные: обнаженный торс, завязанная на поясе рубаха, лицо опухло от недосыпания и от пары-тройки полученных от Картера оплеух. Гаррисону его вид был отвратителен: эта болезненная бледность, это отсутствие волос на груди, эти допотопные очки… Все в этом типчике наводило его на мысль о незрелой гусенице, о длинноруком головастике. Сверх того он налил полные штаны, когда вошел в кинозал, и пятно на брюках еще не просохло. Гаррисон улыбнулся ему, настроенный на то, чтобы вытерпеть и Господина Головастика.

– Вы отдохнули? – Лопера кивнул, садясь на стул. Гаррисон заметил, что эта женщина смотрит на него с беспокойством. Как онаможет дружить с этим пугалом? Может, неплохо было бы убить его у нее на глазах? Может, неплохо было бы, чтобы эта шлюха увидела, как он умирает?Он приберег эту мысль, чтобы потом обсудить ее с Юргенсом, и сосредоточился на Бланесе. – О чем это мы? Вы увидели останки Клиссо, и… что было потом?

– Везде стало снова темно. Но я уже знал, что он совершил новое нападение. – Он помедлил и с особым нажимом произнес: – И тогда я увидел его.

– Кого?

– Рика Валенте.

Последовало молчание, нарушаемое лишь монотонным шумом дождя.

– Как вы узнали его, если было темно?

– Я увидел его, – повторил Бланес. – Он как будто светился. Он стоял передо мной в кинозале, весь в крови. Он скрылся в дверях до прихода Картера и Лоперы.

– Вы его тоже видели? – бросил Гаррисон Виктору.

– Нет… – Виктор казался полупьяным. – Но в тот момент я вряд ли мог обратить на что-то внимание…

– А вы, барышня? – не глядя на нее, спросил Гаррисон. – Вы, по-моему, оставались в зале управления, так? Вы упали в обморок… Вы видели Валенте?

Элиса даже не подняла головы.

Гаррисону стало страшно: не того, что она что-то с ним сделает, а, наоборот, всего того, что он хотел сделать с ней. Всего того, что он сделает с нейв свое время. Ему было жутко смотреть на тело, с которым он будет играть в такое множество неведомых игр. Помедлив, он вдохнул и выдохнул воздух в виде слов:

– Затрудняется ответить… Ладно, как бы там ни было, мои люди его найдут. С острова он не убежит, где бы он ни скрывался. – Он снова обратился к своему большому другу Бланесу: – Вы думаете, что Зигзаг – это Валенте?

– Я в этом абсолютно уверен.

– И где он скрывался все эти годы?

– Не знаю. Надо проработать этот вопрос.

– Мне хотелось бы узнать это, профессор. Узнать, как он это сделал, он или его «двойняшка», «двойник», или как там его называют… как ему удалось уничтожить стольких из вас. Я хочу понять, в чем тут штука, понятно? Один учитель у нас в школе обычно отвечал на все мои вопросы так: «Не спрашивай о причинах, довольствуйся следствиями». Но «следствие» сейчас находится в соседней комнате, и понять его нелегко. – Хоть на лице у Гаррисона была улыбка, он поморщился, как от боли. – Это такое «следствие», что мурашки бегут по коже. Начинаешь думать: что же за мысли должны были роиться в голове этого Валенте, чтобы все это сотворить с человеческим телом… Мне нужно что-то вроде отчета. В конце концов, это не только ваш, но и наш проект.

– А мне нужно время и спокойная обстановка, чтобы проанализировать случившееся, – ответил Бланес.

– И то, и другое у вас будет.

Элиса растерянно посмотрела на Бланеса. Она заговорила чуть ли не впервые с начала этого длинного допроса:

– Ты с ума сошел? – сказала она по-испански. – Будешь им помогать?

Не успел еще Бланес ответить, как Гаррисон вмешался в разговор:

– «С ума сошел», – легко повторил он по-испански насмешливым тоном. – Мы все тут «сошли с ума», барышня… Покажите хоть одного нормального.

Он склонился к ней. Теперь-то он мог на нее смотретьи собирался доставить себе это удовольствие – она показалась ему столь красивой, столь соблазнительной, несмотря на идущий от нее запах пота и грязи и растрепанный вид, что у него мороз по коже пошел. Он изобразил речь, чтобы максимально воспользоваться этими секундами созерцания, выбрав интонацию поучающего отца, разговаривающего с любимой, но непослушной дочерью.

– Но безумие одних заключается в заботе о том, чтобы другие могли спокойно спать. Мы живем в опасном мире – в мире, где террористы совершают нападения предательски, неожиданно, исподтишка, как Зигзаг… Мы не можем допустить, чтобы… случившимся сегодня ночью воспользовались не те люди.

– Вы тоже не тот человек, – хрипло сказала Элиса, прямо глядя ему в глаза.

Гаррисон остолбенел с открытым ртом, точно застыв на полуслове, а потом добавил почти с нежностью:

– Возможно, и не тот, но есть люди и похуже меня, помните об этом…

– Может быть, но они у вас под началом.

– Элиса… – вмешался Бланес.

– О, не волнуйтесь… – Гаррисон вел себя как взрослый, который хочет показать, что никогда не обиделся бы на слова ребенка. – У нас с барышней… особые отношения уже много лет… Мы друг друга знаем. – Он отошел от нее и закрыл глаза. На мгновение шум дождя за окном навел его на мысль о льющейся крови. Он развел руками: – Вы, наверное, проголодались и устали. Если хотите, сейчас можете поесть и отдохнуть. Мои люди прочешут каждую пядь острова. Мы найдем Валенте, если он где-то в… «находибельном» месте. – Он коротко хмыкнул. Потом посмотрел на Бланеса так, как продавец смотрит на своего лучшего клиента. – Профессор, если вы подготовите для нас отчет о происшедшем, мы забудем обо всех промахах. Я знаю, почему вы вернулись сюда и почему бежали, и понимаю вас… «Игл Груп» не предъявит вам никаких обвинений. В общем, вы даже не арестованы. Постарайтесь расслабиться, прогуляйтесь… если, конечно, такая погода вас не пугает. Завтра сюда прибудет научная комиссия, и когда вы изложите им свои выводы, все мы сможем отправиться по домам.

– А что будет с Картером? – спросил Бланес прежде, чем Гаррисон успел выйти.

– Боюсь, что с ним мы будем менее любезны. – Бедж с логотипом «Игл Груп» сверкал на влажном светлом пиджаке Гаррисона. – Но его судьба находится не в моих руках. Господину Картеру будут предъявлены обвинения, в том числе за получение денег за невыполненную работу…

– Он пытался защититься, как и мы.

– Когда он предстанет перед судом, я постараюсь положить что-то и на противоположную чашу весов, профессор, но обещать вам ничего не могу.

По знаку Гаррисона двое солдат, находившихся в столовой, вышли вслед за ним. Когда дверь закрылась, Элиса откинула волосы с лица и взглянула на Бланеса.

– Что за отчет ты собираешься писать? – взорвалась она. – Ты что, не понимаешь, что ему нужно? Они превратят Зигзага в оружие двадцать первого века! Наделают солдат, которые убивают врагов через время, и все такое! – Она встала и стукнула кулаками по столу. – Для этого тебе нужна смерть Жаклин? Чтобы сделать этот дурацкий отчет?

– Элиса, успокойся… – Ее ярость, похоже, поразила Бланеса.

– У этого старого подонка глаза светились от радости при мысли, какое блюдо он преподнесет завтра научной комиссии! У этого противного слюнявого козла!.. Этого несчастного подонка, гадкого старикана!.. Это ему ты собираешься помогать? – Приступ рыданий заставил ее снова рухнуть на стул, закрыв лицо руками.

– Элиса, по-моему, ты преувеличиваешь. – Бланес поднялся и вышел на кухню. – Понятно, что они хотят получить ответы, но они вправе это делать…

Элиса перестала плакать. На нее вдруг навалилась такая усталость, что сил не было даже на слезы.

– Ты говоришь так, будто «Игл Груп» – это компания наемных убийц, – говорил Бланес из кухни. – Давай не будем все перекручивать. – Помолчав, он добавил уже другим тоном: – Гаррисон прав, все розетки обгорели, провода обнажены… Уму непостижимо… В общем, кофе нагреть нельзя… Кто-нибудь хочет минеральной воды и печенья? – Он вернулся с пластиковой бутылкой, пакетом печенья и бумажной салфеткой и стал есть, глядя в окно.

– Давид, я не собираюсь помогать этим сволочам, – сухо заявила она. – Поступай, как считаешь нужным, но я не скажу им ни слова. – Сама того не желая, Элиса взяла печенье и в два счета проглотила его. Господи, как же ей хотелось есть. Она взяла еще, и еще одно. Она заглатывала их большими кусками, почти не жуя. А потом посмотрела вниз и увидела салфетку, которую положил на стол Бланес. На ней крупным торопливым почерком было написано: «Скорее всего нас прослушивают. Выходим по одному. Встреча в развалинах барака».

Дождь все еще лил, но уже не так сильно. К тому же ей было так жарко и липко от пота, что этот внезапный душ из чистой воды даже казался приятным. Она сняла ботинки и носки и зашагала по песку так, словно решила прогуляться в одиночестве. Она оглянулась и не увидела ни следа Гаррисона и его солдат. И тут застыла на месте.

В паре метров от нее на песке стояло кресло.

Она сразу его узнала: черное кожаное сиденье, металлические ножки на колесиках, на правой стороне спинки вытянутая овальная отметина с ровными краями, доходящая почти до центра. Двух ножек из четырех не хватало, а один из подлокотников был аккуратно продырявлен, так что обнажились серебристые самоцветы. Если бы это было обычное кресло, оно бы упало на землю.

Но это не было обычное кресло. Оно не мокло под дождем и даже не покрывалось брызгами. Капли не отскакивали от его поверхности, хотя впечатления, что они проходят его насквозь, как голограмму, тоже не было. Они были похожи на серебряные иглы, которые кто-то бросает с неба: втыкались в сиденье и исчезали, чтобы снова появиться внизу и упасть в песок.

Элиса завороженно смотрела на этот предмет. В первый раз она увидела его во время допроса – оно путалось между ног у Гаррисона, как окоченевший немой кот. Гаррисон проходил через него, шагая по столовой, как сейчас дождь. Она обратила внимание, что во время появления кресла один из солдат начал смотреть на свои часы с компьютером и что-то крутить в них – наверняка потому, что остался без заряда.

Она досчитала до пяти, потом кресло исчезло. Ей хотелось бы иметь время (и желание) для исследования природы раздвоений. Это было одно из самых невероятных открытий за историю науки. Она даже была склонна понять Марини, Крейга и Рика, хотя прощать их уже было слишком поздно.

Когда кресло исчезло, она развернулась и прошла за калитку ограждения.

При мысли о том, что Зигзаг немногим отличается от этого кресла, она содрогнулась – такое же периодическое явление, результат алгебраического сложения двух разных времен. Но Зигзаг обладал волей. И его воля заключалась в том, чтобы подвергать их пыткам и убивать. Для полного осуществления стремлений у него оставалось три жертвы (может быть, четыре, если считать Рика), если они не успеют что-то предпринять. Они должны что-то предпринять. Как можно скорее.

От барака и склада осталась пара почерневших стен, подпертых обломками. Некоторые стены, похоже, рухнули недавно, скорее всего под действием муссонных ветров. Большая часть мусора и металла была собрана на северном краю площадки, так что в центре оставалось свободное место с очень твердой – возможно, запекшейся во время взрыва – землей, хотя кое-где уже появились поросли кустов.

Элиса решила подождать у стены. Она положила ботинки на землю, развязала узел майки и потерла волосы. Дождь не столько вымыл, сколько спутал их в один ком. Она запрокинула голову, чтобы капли омыли ей лицо. Ливень подходил к концу, и сквозь уже не столь плотные облака начинало просвечивать солнце.

Через минуту появился Бланес. Они обменялись несколькими словами, точно встретились случайно. Прошло пять минут, и подошел Виктор. Элисе стало жаль, что он в таком состоянии: бледный, неряшливый, с двухдневной щетиной, кучерявые волосы сбились в неровные клочья. И все же Виктор едва заметно ей улыбнулся.

Бланес оглянулся по сторонам, и она последовала его примеру: на севере, за станцией, были пальмы, серое море и пустынный песчаный пляж; на юге – четыре военных вертолета на площадке и полоса джунглей. Поблизости, по всей видимости, никого не было, хотя издали доносились крики птиц и голоса солдат.

– Здесь мы в безопасности, – сказал Бланес.

Взгляды их встретились, и Элиса вдруг поняла, что не в силах дальше сдерживаться. Она бросилась в его объятия. Сжала это сильное тело, чувствуя, как его распростертые руки крепко обхватывают ее.

Оба они плакали, хотя совсем не так, как раньше – без всхлипываний, без слез. Несмотря ни на что, вспоминая о своей подруге по несчастью, Элиса изо всех сил цеплялась за одну навязчивую мысль. Бедная Жаклин! Все было быстро, правда? Да, точно, у него не было энергии на…Но она знала, что они также оплакивают самих себя, потому что ощущали себя потерянными, подавленными ужасом неизбежного приговора.

Она увидела, что Виктор подходит к ним с искаженным от боли лицом, и тоже заключила его в объятия, уперевшись подбородком в его костлявое, мокрое от дождя плечо.

– Простите… – умолял Виктор. – Простите меня… Это я…

– Нет, Виктор. – Бланес погладил его по щеке. – Ты ничего дурного не сделал. Твой включенный ноутбук никак не связан с происшедшим. Он использовал потенциальнуюэнергию электроприборов. Такое случилось впервые. Мы не могли принять против этого никаких мер…

Когда Элиса почувствовала, что Виктор успокаивается, она отстранилась и поцеловала его в лоб. Ей хотелось целовать, обнимать и любить. Ей хотелось, чтобы ее любили и утешали. Но она сразу отложила все желания и постаралась сосредоточиться на ожидавшей ее задаче. После происшествия с Жаклин она поклялась себе покончить с Зигзагом ценой своей жизни. Уничтожить его. Отключить. Убить. Стереть с лица Земли. Вычеркнуть. Достать. Она не очень хорошо понимала, какое выражение в данном случае лучше подходит, пожалуй, все вместе.

– Элиса, что случилось в зале управления? – тревожно спросил Бланес.

Она рассказала то, о чем не хотела говорить перед Гаррисоном, даже об «отключении», во время которого видела, как распадается на части Жаклин.

– Я оставила компьютер обрабатывать изображение, – добавила она. – Если они ничего не трогали, оно уже должно быть готово.

– Двойники появлялись?

– Только компьютерное кресло. Я видела его дважды. Ни Розалин, ни Рик не появлялись.

– Странно…

Бланес потеребил бороду, а потом заговорил совсем другим голосом, непохожим на его речь во время допроса, – прерывисто, быстро, почти задыхаясь:

– Слушайте, я расскажу вам, что я думаю. Прежде всего Элиса, конечно, права. Как только мы подготовим отчет, мы им будем уже не нужны. Более того, теперь, когда мы знаем, откуда взялся Зигзаг, мы опасные свидетели. Они наверняка захотят избавиться от нас, но, даже если это не так, я не собираюсь преподносить им Зигзага на блюдечке, чтобы они превратили его в Хиросиму двадцать первого века… Я думаю, что в этом вопросе мы все согласны… – Элиса с Виктором кивнули. – Но мы должны вести хитрую игру: не показывать все карты, прятать кое-что в рукаве… Поэтому крайне важно правильно понять происшедшее и выяснить, ктоже такой Зигзаг…

– Но мы уже знаем – это Рик Валенте… – начал Виктор.

Но Бланес замахал рукой.

– Я сказал им неправду. Я хотел отправить их подальше, чтобы они занялись поисками на острове, отвлечь их. На самом деле ни Валенте, ни кого другого я в кинозале не видел.

Элиса уже догадывалась об этом, но ее все равно охватило уныние.

– Значит, нам известно ровно столько же, сколько раньше, – сказала она.

– По-моему, нет. – Бланес взглянул на нее. – По-моему, я уже знаю, почему Зигзаг нас убивает.

– Что?

– Мы с самого начала ошибались.

Глаза Бланеса блестели. Она хорошо знала это выражение лица – оно появлялось у ученых, которые на какой-то мимолетный миг приближались к истине.

– Это пришло мне в голову вскоре после того, как я увидел останки Жаклин… Когда солдаты отвели меня в столовую и мне удалось успокоиться настолько, чтобы думать, я вспомнил то, что видел в кинозале… То, что Зигзаг сделал с Жаклин… Зачем эта безмерная жестокость? Он не просто убивает нас, в нем есть ожесточение, выходящее за любые рамки, за пределы любого понимания… Зачем? До сих пор мы всегда говорили о каком-то сумасшедшем, о том, что Зигзаг – это скрытый психопат, затесавшийся между нами… «сатана», как говорила Жаклин. Но я задумался: не может ли быть какого-то научного объяснения этой непомерной дикости, этого нечеловеческого зверства… Я думал и так, и этак, и пришел вот к чему. Может, вам это покажется странным, но это самое вероятное объяснение.

Он присел на корточки и воспользовался мокрым песком вместо доски. Элиса и Виктор присели рядом с ним.

– Предположим, что в момент раздвоения человек, который раздваивается, находится в припадке ярости… Представим, что он кого-то бьет… Но даже этого не нужно – достаточно сильных агрессивных эмоций, возможно, обращенных на какую-то женщину… Если это так, при раздвоении он не мог избавиться от эмоций, не мог даже смягчитьих. У него не было времени.В планковском времени ни один нейрон не может передать информацию своему соседу… Все остается так, как было, без изменений. Если раздвоившийся человек переживал прилив ярости, испытывал желание издеваться или унижать кого-то, двойник застывает в этомжелании.

– Все равно, – возразил Виктор, – нужно быть каким-то ненормальным…

– Необязательно, Виктор. Вот тут мы как раз и ошибались. Ты только подумай: на чем основано наше представление о добре? Почему мы говорим о ком-то «хороший человек»? Любой может в какой-то момент желать чего-то ужасного, но в следующий момент он раскаивается. Однако для этого нужно время, хотя бы доли секунды… У Зигзага его не было. Он живет в одной-единственной струне, в крошечном отрезке времени, отделенном от общего хода событий… Если бы раздвоение произошло в следующую секунду, может быть, Зигзаг был бы ангелом, а не демоном…

– Давид, Зигзаг – чудовище, – тихо повторил Виктор.

– Да, чудовище, самое худшее на свете: самый обычный человек в отдельный момент своей жизни.

– Это абсурдно! – Виктор нервно рассмеялся. – Прости, но ты ошибаешься… Абсолютно!

– Мне тоже сложно в это поверить… – Элису гипотеза Бланеса поразила. – Я понимаю, что ты хочешь сказать, но не могу поверить. Эти пытки и боль, которую он причиняет своим жертвам… Эта грязная «зачумленность» его присутствием… Эти… отвратительные кошмарные сны…

Бланес пристально смотрел на нее.

– Это желания любогочеловека в отдельном промежутке времени, Элиса.

Она задумалась. Думать о Зигзаге в таком свете она не могла. Все ее тело противилось мысли о том, что тот, кто причиняет ей такие муки, ее безжалостный палач, то существо, которое снится ей уже многие годы и на которое она едва решается взглянуть, может быть чем-то, кроме Абсолютного зла. Но в рассуждениях Бланеса она не видела ни малейшей неувязки.

– Нет, нет, нет… – настаивал Виктор. Капающий все реже мелкий дождик оставлял на его очках прозрачные точки. – Если то, что ты говоришь, правда, то этические решения, добро и зло – во что все это превращается? Просто в трансформацию сознания во времени? Значит, они не связаны с глубинной сущностью нашего «я»? – Виктор все больше повышал голос. Элиса встала, опасаясь, что солдаты их услышат, но вокруг, похоже, никого не было. – По твоей абсурдной идее, любой человек, лучший из всех людей, даже… даже… Иисус —может быть чудовищем в отдельно взятый момент времени!.. Ты понимаешь, что ты утверждаешь?.. Любой человек мог сделать то, что… что я виделв кинозале! То, что я видел, Давид… То, что мы с тобой видели, то, что он сделалс этой несчастной женщиной… – Его лицо превратилось в гримасу ужаса и отвращения. Он снял очки и провел по лицу рукой. – Я признаю, что ты гений, – добавил он уже спокойнее, – но твоя сфера деятельности – физика… Давид, добро и зло не зависят от хода времени. Они отпечатаны в нашем сердце, в нашей душе. У всех у нас есть какие-то порывы, желания, искушения… Одни их контролируют, а другие поддаются – в этом суть религиозных верований.

– Виктор, – перебил его Бланес, – я хочу сказать, что это мог быть любой человек.Это мог быть я. Раньше я так не думал. Где-то в душе я всегда думал, что могу исключить себя из лотереи с Зигзагом, потому что я хорошо знаю, каков я в душе, или мне кажется, что знаю… Сейчас я думаю, что никогонельзя исключить. В этой лотерее принимает участие все человечество.

– И все же, – заговорила Элиса, – мы должны узнать, кто это. Если это не Жаклин, у него есть еще двадцать четыре часа, чтобы совершить новое нападение…

– Ты права, самое главное сейчас – задержать Зигзага, – согласился Бланес. – Мы должны посмотреть обработанное изображение.

– Я могу попробовать сделать это сейчас, – предложила она.

– Не знаю, подходящий ли сейчас момент…

– Подходящий, – сказал Виктор. – Пока меня вели по корпусу, я видел, что на станции осталось только двое солдат, которые спят в лаборатории Зильберга, и один дежурит у комнаты, где заперли Картера. – Он обернулся к Элисе. – Если ты войдешь через первый корпус, то сможешь пробраться в зал управления незамеченной…

Я попробую, сказала Элиса. Изображение уже должно быть четким.

– Я с тобой, – вызвался Виктор.

Они посмотрели на Бланеса, тот кивнул.

– Хорошо, я буду дежурить в кухне на случай возвращения Гаррисона и его людей. Нам нужно действовать быстро. Когда мы узнаем, кто такой Зигзаг… мы уничтожим все данные, чтобы «Игл Груп» никогда не узнала о случившемся.

Она кивнула, зная, что он имеет в виду. Мы уничтожим все, включая того из нас, кто окажется Зигзагом.

Они разделились там же, и Бланес порывисто обнял ее. Потом немного отстранился, чтобы заглянуть ей в глаза, и проговорил:

– Элиса, Зигзаг – это просто ошибка, я в этом уверен. Ошибка на бумаге, а никакое не злобное чудовище. – Тут он улыбнулся, и его голос прозвучал, как голос преподавателя, которым она когда-то так восхищалась: – Иди и исправь наконец эту дурацкую ошибку.

«Самое главное сейчас – задержать Зигзага», – с этими словами Бланеса Гаррисон был более чем согласен. Однако, утверждая, что это не злобное чудовище, ученый глубоко ошибался.

Это было как раз злобное чудовище. Этому у него были веские подтверждения. Самое большое зло, которое когда-либо ступало по лицу Земли. Настоящий и единственный Сатана.

Он тяжело встал – годы начинали давить на него, положил наушники в карман и сказал Юргенсу, что можно уже складывать небольшую антенну направленного микрофона, с помощью которого они прослушивали разговор, сидя в ста метрах от ученых под укрытием пальм. Его мысль отослать солдат обыскивать остров, а самим подождать у станции с микрофоном наготове сработала.

– Мы в невыгодном положении, потому что ученые тут – они, – заметил он, наблюдая за гармоничным пятном, каким издалека казалась ему Элиса – на ней было так мало одежды, что отсюда она выглядела нагой. – Но и плюс в нашем положении тот же.Они – ученые, а значит, малые дети. Я был уверен, что Бланес нам солгал, чтобы остаться наедине со своими коллегами. Однако его маленькая ложь помогла нам… Оно и лучше, что войска смотрят в другую сторону: нам не нужны свидетели, так ведь? В конце концов, нам не приказывали уничтожать их сейчас. Но мы это сделаем. Это будет наша тайна, Юргенс. Мы все вырежем, все очистим… Хорошо?