Текст книги "Зигзаг"

Автор книги: Хосе Карлос Сомоса

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 30 страниц)

Каблуки белых сапог выстукивали дробь по тротуару, Элиса приближалась к месту встречи. Ей было страшно, и в то же время она горячо желала, чтобы встреча оказалась реальной. За последние месяцы страх и желание часто сплетались в ней воедино.

Стрелка указывала просто на угол улиц. Там никого не было. Элиса посмотрела по сторонам, и ее ослепили огни фар припаркованной на перпендикулярной улочке машины. Чувствуя, как сердце колотится быстрее, она подошла ближе. Сидящий за рулем открыл соседнюю дверцу. Машина сразу тронулась с места и направилась в сторону бульвара Пасео-де-Прадо.

– Господи, я бы в жизни тебя не узнал, – проговорил водитель. – Ты… так изменилась…

Она, покраснев, отвела глаза.

– Пожалуйста, выпусти меня, – попросила она. – Остановись и дай мне выйти.

– Элиса, две недели назад за нами перестали следить. Я знаю это наверняка.

– Все равно. Выпусти меня. Мы не должны говорить.

– Дай мне один шанс. Нам нужно встретиться без их ведома. Только один шанс.

Элиса взглянула на него. Бланес выглядел намного лучше, чем на базе «Игл Груп». На нем была свободная рубашка и джинсы, бороду он так и не сбрил, пожалуй, в ней было столько же волос, сколько пропало с его головы. Но было ясно, что он казался другим. Она тоже казалась другой. В этой одежде она почувствовала себя по-дурацки. Вдруг все ее хрупкое существование рухнуло на ее глазах. Она подумала, что, пожалуй, он прав: им надо поговорить.

– Знаешь, я очень рад тебя видеть, – с улыбкой добавил он. – Я не был полностью уверен в эффективности этого музыкального послания… Я сказал тебе, что наблюдение сняли, но я решил принять меры предосторожности. Кроме того, мне казалось, что по-другому ты не придешь. Жаклин нам тоже пришлось… подбросить приманку.

Она обратила внимание на множественное число: «нам пришлось». О ком еще он говорит? И все-таки присутствие Бланеса, его близость, были чем-то надежным и действовали успокаивающе. Глядя на проносящиеся мимо сверкающие огни ночного Мадрида, она спросила об остальных.

– У них все в порядке: Райнхард приехал на поезде по билету, купленному одним из его студентов, а Жаклин прилетела на самолете. Серджио Марини приехать не сможет. – В ответ на вопросительный взгляд Элисы он добавил: – Не волнуйся, с ним все в порядке, но он не приедет.

Остаток пути по залитым желтым светом автотрассам и черным шоссе прошел в молчании. Дом стоял посреди поля, недалеко от Сото-дель-Реаль, и даже в темноте казался громадным. Бланес сказал ей, что это старинная собственность его семьи, теперь им владеют его сестра и зять, которые хотят устроить тут деревенскую гостиницу. И добавил, что «Игл Груп» о его существовании неизвестно.

В гостиной, в которую они вошли, было ровно столько мебели, чтобы гостям не пришлось усаживаться на полу. Зильберг встал, приветствуя ее, Жаклин – нет. При виде Жаклин Элиса удивленно заморгала, но отвела глаза, заметив, что при виде нее в глазах бывшей преподавательницы появилось такое же выражение, как было в первый момент у Бланеса. И еще Жаклин, похоже, увидела в ней свое зеркальное отражение. Что все это значило? Что с ними происходит?

– Я очень рад, что ты пришла, – сказал Бланес, подвигая ей стул из кованого железа; сам он тоже сел. – Давайте сразу перейдем к делу. Прежде всего я должен сказать вам, что прекрасно пойму ваше удивление и даже недоверие, когда вы услышите то, что мы вам расскажем. Упрекнуть вас в этом я не могу, просто прошу немного терпения. – Последовало молчание. Бланес, который сидел, опершись локтями на ноги и сплетя пальцы, резко заявил: – «Игл Груп» нас обманывает. Обманывает уже многие годы. Мы с Райнхардом обнаружили подтверждение. – Он протянул руку к ящику стоявшего поблизости шкафа и вытащил оттуда какие-то бумаги. – Предоставьте нам вотум доверия. Воспоминания придут сами, вы увидите. Так было с нами…

– Воспоминания? – переспросила Жаклин.

– Мы многое забыли, Жаклин. Нас накачали наркотиками.

– Когда мы были на базе в Эгейском море, – вступил в разговор Зильберг. – И каждый раз во время встреч с их «специалистами» нам колют наркотики…

Элиса недоверчиво склонилась вперед.

– Зачем им это?

– Хороший вопрос, – отметил Бланес. – В принципе они пытаются скрыть, что гибель Крейга и Нади связаны со смертью Черил, Розалин и Рика. Усилия,которые прилагает «Игл Груп» для того, чтобы все скрыть, просто поражают. Они тратят миллионы, чтобы создать дымовую завесу, но это дело все равно вырывается из-под их контроля: с каждым разом все больше свидетелей, людей, которых приходится помещать в больницы и «лечить», журналистов, которых нужно запутывать… В Мадриде после происшествия с Надей власти эвакуировали целый квартал под предлогом вероятности взрыва, а потом запустили сообщение о том, что русская девушка сошла с ума и угрожала подорвать здание, а потом покончила с собой.

– Им надо было рассказать что-то правдоподобное, Давид, – заметила Элиса.

– Верно, но обратите внимание на это. – Он протянул ей одну из бумаг. – Хозяйка квартиры, Надина подруга, которая была в отпуске в Египте, узнав о случившемся, сразу захотела вернуться. Но не успела: через два дня какие-то дети в другой квартире этого дома устраивали фейерверк и спровоцировали пожар. Соседей эвакуировали, жертв не было, а вот здание сгорело дотла.

– Да, об этом много писали. – Элиса прочитала заголовки газет. – Но это всего лишь печальное совпадение, которое…

Это даже не подлежит обсуждению. Я расскажу тебе о другом совпадении.

Она встревоженно посмотрела на Бланеса.

– После гибели Колина Крейга тоже не осталось ни свидетелей, ни места происшествия, – продолжил Бланес. – Через два дня после его смерти его жена покончила с собой в больнице, а ребенок умер через несколько часов после того, как его нашли с симптомами обморожения. Семья Колина и семья его жены не захотели оставлять себе тот дом и выставили его на продажу через посредников. Дом купил молодой директор компьютерной компании под названием «Техтем».

– Это компания, которая служит прикрытием «Игл Груп», – пояснил Зильберг.

– Дом сразу снесли до основания, – добавил Бланес. – В обоих случаях одно и то же: ни свидетелей, ни места происшествия.

– Как вы раздобыли всю эту информацию? – спросила Элиса, листая бумаги.

– Мы с Райнхардом навели кое-какие справки.

– Но все равно, Давид, это не доказывает, что смерть Колина и Нади связана с тем, что произошло на Нью-Нельсоне.

– Я знаю, однако посмотри на все с другой точки зрения. Если гибель Колина и Нади никакне связана с Нью-Нельсоном, зачем устраивать весь этот театр, чтобы уничтожить место преступления? И зачем увозить и накачивать наркотиками всех нас?

Жаклин Клиссо скрестила длинные ноги, открытые до бедра под удивительным платьем без рукавов, разделенным на три части (ворот, топ и юбка) с отверстиями между всеми уровнями. Элисе она казалась очень соблазнительной: накрашена до предела, черные волосы собраны в узел.

– У тебя есть доказательства того, что нам давали наркотики? – нетерпеливо спросила она.

Бланес ответил спокойно:

– Жаклин, ты проводила осмотр тела Розалин Райтер. А после взрыва ты спускалась в кладовую, потому что Картер позвал тебя что-то посмотреть. Ты обо всем этом помнишь?

На какой-то миг Жаклин перестала быть собой: с ее лица исчезло всякое выражение, тело неподвижно застыло на стуле. Ее сексуальная внешность настолько контрастировала с этой реакцией сломанной заводной куклы, что Элисе стало страшно. Она увиделаответ в растерянности бывшей преподавательницы еще раньше, чем услышала ее слова.

– Я… кажется… немного…

– Наркотики, – сказал Зильберг. – Нам стерли воспоминания наркотиками. Сейчас такое возможно, ты знаешь. Существуют производные от лизергиновой кислоты, которые даже создают ложные воспоминания.

Элиса чувствовала, что Зильберг прав. В тумане памяти она, казалось, смутно видела, что, пока она находилась на базе в Эгейском море, ей делали какие-то инъекции.

– Но для чего? – повторила она. – Допустим, гибель Колина и Нади как-то связана со смертью Розалин, Рика и Черил. Что им нужно от нас? Почему они везут нас туда, колют и возвращают назад? Какую информацию мы можем им дать? Или какие воспоминания они хотят у нас стереть?

– Это самый главный вопрос, – согласился Зильберг. – Они давали наркотики всем нам, не только Жаклин, хотя все остальные не проводили осмотр тел и не были свидетелями преступлений…

– И мы ничего не знаем, – сказала Элиса.

Бланес поднял руку:

– Это значит, что мы все-таки что-тознаем. У нас есть что-то, что им нужно, и прежде всего нам надо узнать, что именно. – Он обвел всех взглядом, останавливаясь на каждом из присутствующих. – Нам нужно выяснить, что у нас общего, что нас объединяет, хотя мы, возможно, об этом не знаем.

– Мы все были на Нью-Нельсоне и видели прошлое, – сказала Жаклин.

– Но какую информацию они могут из этого извлечь? И какие воспоминания они хотят стереть? Мы все помним о проекте «Зигзаг» и о записях с «Солнечным озером» и «Иерусалимской женщиной»…

– Я их никогда не забуду, – прошептал Зильберг, мгновенно постарев на годы.

– Тогда – что у нас общего? Что у нас было общего на протяжении всех этих лет после возвращения с Нью-Нельсона, что они хотят узнать, а потом стереть в нас?

Глядя на Жаклин, Элиса внезапно ощутила дрожь.

–  Он… —прошептала она. Ей было показалось, что они ее не поймут, но резко изменившееся выражение лица всех остальных побудило ее продолжить: – То,что нам снится… Я зову его Белоглазым Господином.

У Бланеса и Зильберга одновременно отвисла челюсть. Повернувшаяся к ней Жаклин кивнула:

– Да, – проговорила она. – У него именно такие глаза.

– Это ощущение зараженности. Зачумленности, —сказала Жаклин. – Ты тоже это чувствуешь, правда, Элиса?

Она кивнула. «Зачумленность» – самое подходящее слово. Ощущение «испачканности», словно она вся вывалялась в тине огромного болота. Но это было больше, нежели просто физическое ощущение, это была идея.Жаклин очень точно выразила ее словами, и Элисе подумалось: насколько же этой женщине пришлось выстрадать все это – возможно, больше, чем ей самой.

– Я словно ждучего-то ужасного… Я – часть его и не могу убежать. Я одна. И оно притягивает меня.Надя тоже это чувствовала, теперь я вспоминаю…

У Элисы перехватило дыхание. Меня притягивает, и я хочу повиноваться.Ей хотелось произнести эти слова, но они казались столь отталкивающими, что она не решалась облечь их в звуки. Некое присутствие. Присутствие чего-то, что хочет меня.

И Жаклин.

Возможно, всех нас, но нас двоих в особенности.

После долгого молчания Бланес поднял глаза. Никогда еще Элиса не видела его таким бледным, таким растерянным.

– Не нужно… рассказывать того, чего не хотите, – тихо сказал он. – Я расскажу вам, что происходит со мной, а вы просто скажете, похоже ли это на то, что испытываете вы. – Он обращался в первую очередь к женщинам, и Элиса подумала, что, возможно, он уже говорил об этом с Зильбергом. – Егоя вижу в моих страшных снах, в моих «отключениях»… И когда он появляется… я вижу, как я сам делаю жуткие вещи. – Он понизил голос, на щеках появились пятна румянца. – Я должен их делать, как будто онпринуждает меня. Я делаю это с… моей сестрой или матерью. Это не доставляет мне удовольствия, хотя иногда в этом есть и удовольствие. – Молчание было гробовым, и Элиса поняла, каких усилий стоило Бланесу все это сказать. – Зато всегда присутствует… насилие.

– У меня жена, – сказал Зильберг. – Моя жертва в снах она. Хотя сказать «жертва» мало. – Лицо этого мощного мужчины сморщилось, он поднялся и повернулся к ним спиной.

Он долго рыдал, и никто был не в силах его утешить. Элиса содрогнулась от еще одного внезапно нахлынувшего воспоминания: воспоминания о том дне, когда она видела такие же его рыдания перед люком кладовой.

Когда он снова повернулся к ним, лицо Зильберга блестело, он снял очки.

– Я живу с ней раздельно… Мы не развелись, потому что по-прежнему любим друг друга. Больше того, я люблю ее как никогда раньше, но я не мог жить дальше рядом с ней… Я такбоюсь причинить ей боль… Боюсь, что онзаставит меня это сделать…

Жаклин Клиссо встала и отошла к окну. В гостиной было темно и тихо.

– Считайте, что вам повезло, – сказала она, не оборачиваясь, устремляя взгляд в ночь через грязные стекла. Больше всего в ее исповеди Элису поразило то, что голос ее не изменился: она не плакала, не жаловалась. Если Зильберг говорил, как обреченный, Жаклин Клиссо говорила, как осужденный, приговор которому уже привели в исполнение. – Я никогда никому об этом не рассказывала, только врачам «Игл Груп», но, наверное, скрывать дальше ни к чему. Уже много лет мне кажется, что я больна. К такому заключению я пришла, когда развелась с мужем и бросила сына через год после возвращения с Нью-Нельсона и когда решила оставить преподавание и свою работу. Теперь я одна, живу в Париже, в студии, за которую платят они.В обмен за это они просят только, чтобы я рассказывала им о своих снах… и о своем поведении. – Она стояла совершенно неподвижно, формы ее были четко очерчены экстравагантным коротким платьем. Элиса была уверена, что, кроме этого платья, на ней ничего нет. – Но нельзя сказать, что я живу одна. Я живу с ним, если вы понимаете, о чем я. Он говорит мне, что мне делать. Угрожает. Заставляет желать какие-то вещи и наказывает меня с помощью меня же самой, моими собственными руками… Я уже пришла к мысли, что сошла с ума, но они убедили меня, что это последствия Воздействия… Как там они это называют? «Посттравматический психоз»… Я называю его иначе. Когда я набираюсь храбрости, чтобы дать ему имя, я называю его Сатана, – шепотом выговорила она. – И он заставляет меня сходить с ума от ужаса.

Последовало молчание. Взгляды обратились к Элисе. Несмотря на исповедь Жаклин, говорить ей было трудно.

– Я всегда думала, что это игра воображения, – выговорила она пересохшими губами. – Я представляю, что он приходит ко мне почти каждую ночь, в определенное время. Я должна ожидать его… почти нагая. Потом онприходит и говорит мне разные вещи. Ужасные вещи. О том, что он сделает со мной или с людьми, которых я люблю, если я не буду ему повиноваться… Я тоже жутко его боюсь. Но я думала, что… что это просто интимные фантазии…

– Это самое страшное, – согласилась Жаклин, – что нам хотелось думать, будто все дело в нас, но мы знали, что это не так.

– Этому должно быть какое-то объяснение. – Бланес потирал виски. – Я не говорю о рациональномобъяснении. Большинство из нас физики, и мы знаем, что действительность не всегда рациональна… Но какое-то объяснение, подлежащее доказательству, должнобыть. Какая-то теория. Нам нужно найти теорию, чтобы понять, что с нами происходит…

– Есть несколько вариантов. – Казалось, что голос Зильберга исходит от кого-то другого. В нем было что-то, роднившее его с тишиной дома и ночных полей. – Давайте отбрасывать несущественные. Прежде всего что во всем виновата «Игл Груп». Они накачали нас наркотиками и превратили в это.

– Нет, – возразил Бланес. – Они действительно скрывают от нас информацию, но, похоже, они растеряны не меньше нашего.

И напуганы, подумала Элиса.

– Второй вариант – Воздействие. Я точно знаю, что вид Солнечного озера и женщины из Иерусалима вызывал у нас разные реакции. В этом смысле «Игл Груп» права, последствия совершенно не изучены. Возможно, Воздействие вселило в нас навязчивую идею об… об этом образе. Возможно, он продукт нашего взбаламученного подсознания… Предположим, что Валенте сошел с ума и смог убить Розалин и миссис Росс… Я не хочу обсуждать, какон это сделал, а просто рассмотреть сам факт. И предположим, что сейчас нечто подобноепроисходит еще с кем-тоиз нас. Это может быть кто-то из тех, кто сейчас сидит здесь, или Серджио… Представьте себе, что, как бы невероятно это ни показалось, кто-то из нас… повинен в смерти Колина и Нади.

Гипотеза Зильберга их встревожила.

– В любом случае, – заметил Бланес, – Воздействием можно объяснить схожесть между нашими видениями и изменения, которые произошли в нашей жизни… Другие варианты есть?

– Остается последний, – кивнул Зильберг, – какая-то тайна, подобная тайне веры. Неведомое. Неизвестный член уравнения.

– В математике неизвестные члены обычно вычисляются, – сказал Бланес. – Если мы хотим выжить, нам придется вычислить это неизвестное…

Внимание всех снова привлек голос Жаклин:

– Я могу сказать вам только одно: что бы это ни было, я уверена в том, что это реальноеи обладающее сознанием зло. Нечто извращенное. И оно нас подстерегает.

VII
БЕГСТВО

Иногда нужна большая отвага для того, чтобы бежать.

Мария Эджворт

25

Мадрид

12 марта 2015 года

1:30

– И это все, – сказала Элиса. – Разговор был закончен, мы условились, что если что-нибудь случится, то Давид или Райнхард позвонят всем остальным и скажут кодовое слово, услышав которое мы будем точно знать, что нужно снова собраться здесь и что это место безопасно. Мы выбрали слово «Зигзаг», по названию проекта. Встреча должна была состояться в половине первого, в ночь звонка. Тем временем Давид и Райнхард должны были постараться разведать что-нибудь еще, а мы с Жаклин – ждать. Так мы и делали, по крайней мере я – я ждала.

Она провела рукой по волнистым черным волосам и глубоко вздохнула. Все самое страшное уже сказано, теперь ей стало легче.

– Конечно, жизнь была непростой. Мы знали, что медосмотрам «Игл Груп» нельзя доверять, но, к счастью, они проводились все реже и реже. Нас оставили в покое, точно им было на нас плевать. Иногда мне приходили известия от Давида – учебники со скрытыми в переплете записками. Он называл их «выводами». Это были краткие сообщения о том, как продвигается ход расследования… Но я так и не узнала, что это за расследование. Надеюсь, сейчас он все объяснит… – Она посмотрела на Бланеса, и тот кивнул. – Время шло, я пыталась жить дальше. Сны, ночные кошмары не пропадали, но Давид настаивал, чтобы мы вели себя так, как будто ничего не знаем… Мне кажется, я выдержала все эти последние годы потому, что иногда у меня рождалась надежда, что все скоро кончится… Я купила нож – не для того, чтобы на кого-то нападать или от кого-то защищаться, теперь мне это ясно, а для того, чтобы избежать страданий, когда настанет мой черед… Но со временем я начала думать, что мне ничто не угрожает, что худшее уже позади… – Она подавила всхлип. – А сегодня утром во время лекции я прочитала в газете заметку о Марини. Весь день я ждала звонка. Наконец зазвонил телефон, и я услышала, как Давид сказал: «Зигзаг». Тогда я поняла, что все пошло по новой. Вот и все, Виктор. По крайней мере все, что мне известно.

Она замолчала, но никто не шевельнулся и не сказал ни слова. Все четверо сидели за столом, вокруг светового пятна лампы. Элиса посмотрела на Бланеса, потом на Жаклин Клиссо.

– Теперь мне хотелось бы узнать, кто из вас нас предал, – произнесла она другим тоном.

Бланес с Жаклин переглянулись.

– Никто никого не предавал, Элиса, – ответил Бланес. – «Игл Груп» прознала про встречу, и точка.

– По словам Гаррисона, все было иначе.

– Он врет.

Или врешь ты?Не отводя взгляда от своего бывшего преподавателя, Элиса убрала с лица прядь волос и вытерла слезы, которые текли у нее из глаз, пока перед ней чередой проходили воспоминания. Она верила в то, что Бланес так глупо не поступил бы. Все равно уже ничего не поделаешь.

Бланес довольно поспешно заговорил:

– Самое главное сейчас – ввести вас в курс того, что мы узнали. Мы с Райнхардом разведали несколько вещей: они попали к нам из конфиденциальных отчетов, слитых из «Игл Груп», это секретные данные, но их можно проверить…

– Давид, нас слушают, – предупредила Элиса.

– Я знаю, ничего: больше всего меня волнуют не они. Я расскажу вам то, чего вы не знаете. Мы не хотели вам ничего говорить, пока не получим доказательств, и у нас их до сих пор немного, но гибель Серджио все подхлестнула. О ней у нас есть только разрозненные данные, хотя, похоже, она не отличается от всех остальных. Начнем с тебя, Жаклин. – Он сделал жест в ее сторону. – Первый раз Жаклин промыли мозги после отъезда с Нью-Нельсона. Она провела месяц на базе «Игл Груп» в Эгейском море, где позаботились о том, чтобы стереть ее воспоминания с помощью наркотиков и гипноза. Но после второй… Как они говорят?.. Реинтеграция?.. После второй реинтеграции в 2012 году она начала вспоминать.

– К сожалению, – вставила Клиссо.

– Нет, не к сожалению, – поправил ее Бланес. – Ложь повредила бы тебе куда больше. – Он повернулся к остальным: – Сначала Жаклин видела обрывки образов, какие-то фрагменты… Потом, когда мы выслали ей первые отчеты о вскрытиях она вспомнила подробности. К примеру, то, что она обнаружила при осмотре тела Розалин Райтер. Может, расскажешь нам об этом, Жаклин?

Клиссо сидела, опершись локтями на стол и соединяла кончики пальцев, рассматривая руки в свете лампы так, будто они были хрупким произведением искусства. И тут она сделала нечто такое, что заставило Элису содрогнуться: она улыбнулась. И улыбалась все время, пока говорила, так что с ее лица не сходила напряженная и неприятная гримаса.

– Ну, на острове у меня не было необходимых средств для проведения вскрытия, но я действительно обнаружила… некоторые вещи.Сначала то, что можно было ожидать: сильные покраснения и струпья, объясняемые законом Джоуля–Ленца, ну, вы знаете, о сильном нагревании тел при прохождении электрического тока… На правой руке остался отпечаток проводов, на коже был заметен металлический блеск и осажденные частицы металла… Все это нормально для поражения током в пятьсот вольт. Но под ожогами я обнаружила повреждения, которые нельзя было объяснить действием электричества: увечья, вырванные или отрезанные части тела… А в состоянии сохранности тела наблюдались еще большие странности… Я хотела поговорить об этом с Картером, и тут раздался взрыв. Он застал меня по дороге к корпусам, так что я совсем не пострадала. Я даже помогала эвакуировать остальных членов персонала.

– Продолжай, – подбодрил ее Бланес.

– Перед отъездом Картер попросил меня взглянуть на… на то, что было в кладовой. Я специалист по судебной медицине, но при виде этого я вообще забыла, кто я. Точно какой-то пеленой все заволокло. В таком состоянии я пребывала до того, как найденные Давидом отчеты заставили меня снова все вспомнить. – Жаклин с улыбкой рисовала на столе круги. Похоже, разговор был ей приятен. – Например, я увидела на полу пол-лица, кажется, оно принадлежало Черил, но его разрезали на куски, слой за слоем, словно… словно это были вырванные из книги страницы. Я в жизни ничего подобного не видела и даже не представляю, чем можно было это сделать. Явно не ножом и не топором. Рик Валенте? Нет… Я не знаю, кто мог это сделать… и кто мог вырвать ее внутренности и полностьюзалить ее кровью все стены, пол и потолок, как будто это какая-то декорация… Не знаю, кто это сделал или как… но однозначно, это был не простой человек… – Она замолчала.

– Тогда я прислал тебе отчеты о вскрытии Крейга и Нади, – сказал Бланес, побуждая ее продолжать.

– Да, там были и другие странности. К примеру, мозг Колина был вынут из черепа и разрезан послойно. Внутренности вырваны, а вместо них всунуты ампутированные части его конечностей, точно… точно это какая-то игра, и вся гостиная была в крови, к тому же все там было разбито и перевернуто. Что касается Нади, ее голова была обтесана.Края ее черепа были словно обпилены до неузнаваемости… Никакая машина не может сделать такого за столь короткое время. Это похоже на результат обтачивания камня водой: на это уходят годы. Вот такие любопытные подробности…

– В анализах тоже были сюрпризы, так ведь? – заметил Бланес, когда голос Жаклин снова стих.

Она кивнула:

– Полное отсутствие гликогена в образцах печени, обнаружение поджелудочной железы без признаков автолиза и отсутствие липоидов в капсулах надпочечников указывают на очень медленную агонию. Об этом же свидетельствует уровень катехоламинов в образцах крови. Не знаю, возможно, для тебя, Виктор, это все звучит слишком по-медицински… Когда кого-то пытают, организм приходит в чрезвычайно стрессовое состояние, и находящиеся над почками железы, капсулы надпочечников, выделяют вещества под названием катехоламины, вызывающие тахикардию, повышение кровяного давления и другие физические изменения, призванные защитить нас от опасности. Количество этих веществ в крови в определенной степени показывает степень перенесенных страданий и их продолжительность. Но анализ останков Колина и Нади дает немыслимые показатели: их можно сравнить только с данными некоторых военнопленных, подвергавшихся очень длительным пыткам… Железистая ткань надпочечников гипертрофирована, словно она хронически работала на пределе возможностей, что свидетельствует о том, что они мучились многие недели, возможно, месяцы.

Виктор сглотнул слюну.

– Вот этого я не понимаю. – Он растерянно посмотрел на остальных.

– Действительно, это не соответствует быстроте наступления смерти, – согласился Бланес, как будто разделяя его удивление. – Например, Черил Росс была в кладовой неполных два часа. Стивенсон, солдат, обнаруживший ее останки вместе с Крейгом, не отходил от люка в течение этих двух часов, но не видел и не слышал ничего странного… А Элиса говорила, что слышала в кладовой чьи-то шаги среди ночи. Как Валенте смог войти туда, не будучи увиденным, и сделать с миссис Росс все, что он якобы сделал, с такой скоростью и в такой тишине? Кроме того, не было обнаружено ни следов предполагаемых нападавших, ни какого-либо орудия преступления. И свидетелей убийств нет, ни одного – я говорю не только об очевидцах: никто не слышал криков или шума, даже в случае с Надей, которая за считанные минуты умерла в диких мучениях в квартире с тонкими стенками.

Элиса слушала очень внимательно. Кое-что из того, о чем говорил Бланес, было внове и для нее.

– И все же… – Бланес склонился над столом, не отводя глаз от Виктора. Свет лампы делал контрастными его черты. – Все, кто видел хотя бы одно место преступления, все без исключения, включая представителей властей и специалистов, испытывали что-то вроде шока. Это называют так, хотя и не знают, что это на самом деле – симптомы бывают разными: от состояния временного помешательства, например, как в случае с Крейгом и Стивенсоном в кладовой, или внезапного невротического припадка, как у Райнхарда на выходе из люка, до психоза, не поддающегося обычному лечению…

– Но все эти преступления были жуткими, – возразил Виктор. – Я думаю, естественно, что…

– Нет. – Все взгляды обратились к Жаклин Клиссо. – Я судмедэксперт, Виктор, но, когда я спустилась в ту кладовую и увидела останки Черил, я полностью утратила над собой контроль.

– Мы хотим сказать, что это зависит не толькоот увиденного ими ужаса, – пояснил Бланес. – Это абсолютно ненормальные реакции даже для столь травматических зрелищ. Возьми, к примеру, солдат. Это были опытные бойцы…

– Понятно, – сказал Виктор. – Это странно, но не невозможно.

– Я знаю, что это не невозможно, – согласился Бланес, глядя на Виктора прищуренными глазами. – Невозможногоя тебе еще не рассказал. Сейчас мы к нему перейдем.

Гаррисон знал, что «совершенство» значит «защита».

Можно было сказать, что в его случае речь шла о профессиональном изменении личности, но те, кто знал его поближе (насколько Гаррисон позволял себя узнать), заколебались бы, представься им возможность выбрать между яйцом и курицей. Профессия ли влияла на его характер? Или характер наложил печать на профессию?

Ответа на этот вопрос не знал и сам Гаррисон. Работа и личная жизнь в нем накладывались друг на друга. Когда-то он женился и развелся, уже двадцать лет координировал вопросы безопасности научных проектов, у него была дочь, которая теперь жила где-то далеко и с которой он никогда не виделся, и все это заставляло его глубже осознавать свою «жертвенность». Это сознание «жертвенности» превращало его в идеального человека для занимаемой им должности. Гаррисон знал, что делает «доброе дело»: его дело – защищать. Если он не спал, не ел, если сразу старел на пятнадцать лет или не имел свободного времени, все это заставляло его думать, что такова цена, которую он платит за то, чтобы «защитить» других. Это была роль, которую большинство актеров в великом театре мира отвергают, но Гаррисон решил ее сыграть.

«Без слабостей». Так отзывалось о нем начальство: человек без слабостей. Что бы ни значила эта фраза, имя Гаррисона был синонимом надежной защиты. Все собаки с годами становятся похожими на хозяев, а все люди – на работу, которую они выполняют. Будучи ответственным за вопросы безопасности во всех проектах «Игл Групп», Гаррисон знал, что цель у него одна – создать надежную броневую защиту, через которую ничто не сможет проникнуть ни внутрь, ни наружу.

Все шло хорошо, пока десять лет назад в какую-то щель не просочился «Зигзаг».

Он думал об этом, покидая дом в Сото-дель-Реаль в то утро в сопровождении трех своих людей. В горах близ Мадрида мартовская ночь была холоднее, чем в городе, но мягче того, к чему привык Гаррисон, а когда он сел в салон автомобиля, то почувствовал себя еще комфортнее. Это был «Мерседес-Бенц S-класс W» специального выпуска, его черный корпус сверкал, как туфли на шпильке какого-нибудь травести, и был укреплен мощными поликарбонатными стеклами и армирован двойным слоем кевлара. Пуля весом девять с половиной граммов, выпущенная из ружья на скорости девятисот метров в секунду в голову любого сидящего в машине, имела бы не больший успех, чем оса-камикадзе, бросившаяся на окошко. Взрыв гранаты, наземной или минометной мины вывел бы автомобиль из строя, но никто из находящихся внутри не получил бы серьезных ранений. В этом бункере на колесах Гаррисон чувствовал себя более или менее нормально. Не в полной безопасности («безопасность заключается в том, чтобы думать, что ты никогда не бываешь в полной безопасности», – повторял он своим ученикам), но более или менее нормально, а это все, к чему может стремиться более или менее нормальный человек.

Водитель сразу тронулся с места, умело вырулил между двумя другими машинами и фургоном, припаркованными у дома, и заскользил в ночи тихо, точно космический корабль. Было без четверти два, на небе сияли звезды, дорога была пустынна, и по самым пессимистическим расчетам они должны были прибыть в аэропорт где-то через полчаса. У них будет более чем достаточно времени, чтобы встретить вновь прибывшего.

Гаррисон размышлял.

После нескольких минут поездки, проведенных в неподвижности, достойной статуи, он вынул руку из удобного кармана пальто.