Текст книги "Зигзаг"
Автор книги: Хосе Карлос Сомоса
Жанры:
Научная фантастика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 30 страниц)
– Дай мне монитор.
Сидящий слева мужчина вручил ему предмет, похожий на плитку бельгийского шоколада. Это был плоскоэкранный приемник на тонкопленочных транзисторах с диагональю пять дюймов и таким разрешением, что пользователю могло показаться, будто у него на ладони – настоящий кинотеатр. Меню функций позволяло использовать его как компьютер, телевизор, GPS-навигатор или терминал для видеосвязи. Гаррисон выбрал последний вариант и нажал указательным пальцем на опцию «Подсоединенные системы». Послышался звуковой сигнал, и на экране появилась небольшая комнатка в форме буквы «Г», в которой вокруг стола разговаривали четверо ученых. Несмотря на слабое освещение, изображение обладало чрезвычайной четкостью, так что можно было рассмотреть разные оттенки одежды и волос всех присутствующих. Качество звука тоже было потрясающим. Благодаря двум скрытым камерам, передающим изображение, Гаррисон мог выбирать между двумя углами обзора, но ни один из них не позволял увидеть лица Элисы Робледо анфас, поэтому ему пришлось довольствоваться ее профилем справа.
В этот момент говорила Жаклин Клиссо.
– Нет. Я судмедэксперт, Виктор, но, когда я спустилась в ту кладовую и увидела останки Черил, я полностью утратила над собой контроль…
Они говорили по-испански. Гаррисон мог подключить систему автоматического перевода, интегрированную в программу наблюдения, но делать этого ему не хотелось. Понятно, что они рассказывали о своих бедах и вводили Лоперу в курс всего происшедшего.
Он погладил подбородок. То, что ученые столько обо всем узнали, его интриговало, хоть Картер и получил множество доказательств того, что перед смертью Марини им помогал. Но можно ли было объяснить вмешательством Марини, к примеру, получение копий отчетов о вскрытии? Принимая во внимание, что сам Марини об этом практически ничего не знал, кто мог быть их осведомителем? Кто мог слить информацию? Это начинало беспокоить Гаррисона.
Слив информации.Трещина. Через которую что-то может проникнуть внутрь или вырваться наружу. Сбой в системе защиты.
Теперь говорил Бланес. Как ненавистно ему было чванство профессора своим превосходством и умом.
Взгляд его задержался на Элисе Робледо. В последнее время на некоторые вещи он всегда смотрел одинаково: не мигая и даже не дыша, крайне внимательно. Он знал принцип устройства глаза и понимал, что зрачок – не пятно, а маленькое отверстие. Иными словами, трещина, слабое место.
Слив информации.
Через это отверстие могли проникать неприятные сцены, например, те, которые он видел четыре года назад в доме Колина Крейга и в квартире Нади Петровой или вчера на столе для вскрытий в миланском морге. Сцены зловонные и нечистые, как рот умирающего.Они снились ему каждую ночь (из тех, в которые он спал).
Он уже решил, что будет делать, и получил добро от начальства на обеззараживание, ампутацию гангрены. Он приблизится к ученым под хорошей защитой и удалит всю больную плоть, которая перед ним находится, и с особым рвением он удалит ту плоть, из-за которой появляются трещины, щели.
И больше всего внимания он уделит Элисе Робледо. Этого он не говорил никому, даже самому себе.
Но знал, что поступит именно так.
Вдруг весь экран заполонили зубцы пилы. Гаррисон на миг подумал, что Всемогущий наказывает его за дурные мысли.
– Помехи в передаче, – сказал сидевший слева мужчина, подправляя что-то в «шоколадной плитке». – Может, недостаточное покрытие.
Гаррисон не придал особого значения невозможности видеть или слышать. Все эти ученые, включая Элису, были лишь слабой светящейся точкой на его личном небосводе. У него были свои планы, которые он осуществит в подходящий момент. Сейчас он хотел сосредоточиться на последнем деле, ожидавшем его в эту ночь.
Бланес собирался сказать что-то еще, но тут его прервали.
– Самолет профессора Зильберга приземлится через десять минут, – сказал Картер, входя в комнату и закрывая за собой дверь.
Это вмешательство настолько вывело Элису из себя, что она подскочила на стуле:
– Убирайтесь отсюда немедленно! – отрезала она. – Вам недостаточно подслушивать через микрофоны? Мы хотим поговорить без посторонних! Уходите прочь!
Позади себя она услышала грохот отодвигающихся стульев и просьбы успокоиться со стороны Виктора и Бланеса. Но она уже достигла критической точки. Пристальный взгляд Картера и стоящее перед ней тело, мощное, как кусок гранита, казались ей символичными: они были точной метафорой ее беспомощности перед происходящим. Она приблизилась к нему на расстояние нескольких сантиметров. Элиса была выше ростом, но, толкнув Картера, почувствовала себя так, словно пыталась сдвинуть с места кирпичную стену.
– Вы что, не слышите? Не понимаете по-английски? Убирайтесь, блин, вместе со своим шефом раз и навсегда!
Не обращая на Элису внимания, Картер посмотрел на Бланеса и кивнул:
– Я включил передатчики помех. Гаррисон поехал в аэропорт и сейчас не может ни слышать, ни видеть нас.
– Замечательно, – ответил Бланес.
Элиса растерянно переводила взгляд с одного на другого, не понимая смысл их диалога. Тогда Бланес сказал:
– Элиса, это Картер многие годы тайно оказывает нам помощь. Он является нашим источником информации в «Игл Груп», он передал нам копии отчетов о вскрытии и все имеющиеся у нас доказательства… Эту встречу мы готовили вместе с ним.
26
– Он убил всех моих людей, которые были на Нью-Нельсоне. Их было пятеро, помните? От их смертей, как и от гибели ваших друзей, кровь стынет в жилах, но они не столь известны, правда, сударыня? Они не были… «выдающимися учеными».
Картер помолчал. На какой-то миг в его светлых глазах, казалось, поднялся занавес, но металлические части лица снова сомкнулись, и все прекратилось.
Он продолжил бесстрастным тоном:
– Мендеса и Ли он угробил во время взрыва на складе, но вскрытие показало, что перед этим он немного позабавился с Мендесом… Йорк погиб три года назад, в день смерти профессора Крейга, на военной базе в Хорватии. Берджетти и Стивенсона он искромсал в этот понедельник, за несколько часов до гибели Марини. Берджетти был на больничном из-за психического расстройства, его убили дома; увидев его тело, жена выбросилась из окна. Стивенсона прикончили спустя десять минут после этого, когда он находился на обычном дежурстве на корабле посреди Красного моря. Как это случилось, никто не видел. Не успели и глазом моргнуть, как перед ними труп… Первые подозрения у меня возникли, когда я узнал о смерти Йорка. В «Игл Груп» мне об этом не рассказывали, я узнал из своих источников… После этого я решил начать сотрудничать с профессором Бланесом…
– Теперь, Элиса, ты понимаешь, что никакого предательства не было? – проговорил Бланес. – Мы все специально подготовили. Если бы Картер не проинформировал о нашей встрече «Игл Груп», мы бы все уже возвращались на Имнию, накачанные наркотиками. Но он убедил их, что сначала лучше послушать, что мы хотим сказать… Он помогает нам уже много лет. Он организовал не только эту, но и предыдущую встречу. Помнишь то музыкальное сообщение?
Элиса кивнула: теперь было понятно, откуда взялось это послание, не соответствующее способностям Бланеса.
– Я должен вам кое-что пояснить, – сказал Картер. – Вы нравитесь мне не больше, чем я вам, иными словами, совершенно не нравитесь. Но если выбирать между «Игл Груп» и вами, я предпочитаю вас… А если выбирать между вами и им,я все равно предпочитаю вас, – добавил он. – Я не знаю, кто или чтоэто за хрен, но он уничтожил всех моих людей, а теперь, наверное, придет за мной.
– Он уничтожает всех, кто был на острове десять лет назад… – прошептала Жаклин. – Всех.
– И вы его тоже видите? – с содроганием спросила Элиса.
– Конечно, вижу.Во сне, как и вы. – Запнувшись, он поправился, и в его голосе почувствовалась легкая дрожь: – То есть нет, не вижу:когда он появляется, я закрываю глаза.
Он отошел от Элисы и ослабил узел галстука со словами:
– «Игл Груп» вас обманывает: они вовсе не стараются вам помочь. На самом деле они ждут следующей смерти… Я думаю, они хотят нас изучить, понять, что происходит, когда оновыбирает свою следующую жертву. Меня тоже обследовали на Имнии, но мне они еще доверяют, и, безусловно, в этом мое преимущество. Так что, нравится вам это или нет, вместе с Зильбергом вас не четверо, а пятеро. Вам придется включить меня в свои планы.
– Шестеро.
Все взгляды обратились к Виктору, который, похоже, был удивлен своим заявлением не меньше остальных.
– Я… – Он замялся, сглотнул слюну, глубоко вдохнул и смог проговорить с неожиданной силой: – Меня вам тоже придется включить в планы.
– Вы уже все ему рассказали? – спросил Картер, словно несколько сомневаясь в ценности этого нового приобретения.
– Почти все, – ответил Бланес.
Картер позволил себе ухмыльнуться.
– Тогда вперед, профессор. Нам еще нужно дождаться Зильберга.
– Я хочу, чтобы он поскорее приехал, – признался Бланес. – В документах, которые он везет, – ключ ко всему.
– Ты о чем? – спросила Элиса.
– В них – объяснение тому, что с нами происходит.
Жаклин шагнула вперед. В ее голосе с новой силой зазвучала тревога:
– Давид, скажи мне одну вещь: онсуществует? Он реален или это коллективное видение… галлюцинация?
– Мы еще не знаем, что это, Жаклин, но оно реально. В «Игл Груп» это знают. Это абсолютно реальное существо. – Он обвел их взглядом, точно перед ним были последние уцелевшие после катастрофы. В его глазах Элиса заметила отблеск страха. – В «Игл Груп» его называют Зигзагом, по имени проекта.
Чуть ли не впервые в жизни Райнхард Зильберг думал о себе.
Все знавшие его видели, что он скорее чересчур альтруистичен и жертвенен. Когда его брат Отто, который был на пять лет старше и возглавлял одну берлинскую компанию, производившую оптическое оборудование, позвонил ему однажды, чтобы сообщить, что у него нашли рак, название которого он не мог выговорить, Зильберг поговорил с Бертой, взял академотпуск в университете и уехал к Отто. Он заботился о нем и поддерживал его до самой смерти, случившейся на следующий год. Через два месяца после этого он собрался и отправился на Нью-Нельсон. В эмоциональном плане он переживал тяжелый период, когда радость жизни то и дело сменялась унынием. В то время он думал, что проект «Зигзаг» – это счастливое вознаграждение, которое Бог посылает ему в Своей бесконечной доброте, чтобы облегчить потерю брата.
Теперь он думал совсем по-другому.
Как бы там ни было, пока все не приняло окончательный оборот, Зильберг никогда не боялся того, что с ним может произойти. Не из-за того, что обладал какой-то особой храбростью, а из-за того, что Берта называла «гормональными проблемами». Страдания окружавших его существ причиняли ему большую боль, чем его собственные; в буквальном смысле. «Если кому-то в доме суждено заболеть, пусть это будет Райнхард, – говаривала его жена. – Если заболеваю я, мы болеем оба, и он мучается больше, чем я».
Я так люблю тебя, Берта…Когда он думал о ней, она вставала у него перед глазами: чужие люди могли сказать, что это уже не та полненькая, но ладная девушка, с которой он познакомился в университете почти полвека назад, но для Зильберга она оставалась самой желанной женщиной в мире. Несмотря на то что детей им завести не удалось, тридцать лет счастливой супружеской жизни убедили его в том, что единственный рай на Земле – это возможность жить рядом с тем, кого любишь.
Однако был период, когда гармония чуть не нарушилась. Несколько лет назад, придя в ужас от своих снов, Зильберг принял решение, очень похожее на то, что привело его в дом старшего брата: уйти, чтобы помочь другому. Он собрал вещи и переехал в принадлежавшую им маленькую холостяцкую квартирку около университета, которую они обычно сдавали студентам. Он не мог жить рядом со своей женой, каждую ночь боясь проснуться и увидеть, что наяву сделал с ней все то, что вытворял в своих нелепых сновидениях… Для Берты он придумал массу отговорок: от необходимости посмотреть на все «с определенного расстояния» до нервного кризиса. Но тут стало плохо ей, и она использовала все средства, чтобы Зильберг вернулся. В конце концов он согласился, хотя его опасения лишь усилились.
В этот вечер он с Бертой распрощался. Он не хотел, чтобы то, что случится с ним с этого момента, застало его рядом с ней, что бы это ни было. Он не стал ее сжимать в объятиях, но обнял за плечи и погладил так мучившую ее в последнее время спину, сказав ей, что появился «новый проект» и что он должен в нем участвовать. Ему придется на несколько дней уехать. Он не стал скрывать, что собирается встретиться в Мадриде с Давидом Бланесом – он знал, что «Игл Груп» уже в курсе их дел, а обмануть жену значило подвергнуть ее опасности допроса.
Естественно, всей правды он ей не сказал, потому что в Мадриде они с Бланесом и другими членами группы должны будут принять некоторые радикальные решения. Он знал, что не увидит жену в течение долгого времени (если вообщеувидит), поэтому придал такое значение краткому прощанию.
Но сейчас он думал даже не о Берте. Он жутко боялся за себя, за свою собственную жизнь, за свое будущее. Он испытывал страх, подобный страху ребенка, упавшего в глубокий колодец.
Источник его ужаса лежал в чемоданчике, уложенном в отделение для ручной клади.
Зильберг летел на частном самолете «Нортвинд» на крейсерской скорости пятьсот двадцать километров в час. Он находился в салоне длиной двенадцать метров, где стояло семь пахнувших новой кожей и металлом кресел. Сидевшие перед ним два единственных пассажира были людьми, которых «Игл Груп» прислала, чтобы проводить профессора из его небольшого кабинета на физическом факультете Берлинского технического университета в Шарлотенбурге. Зильберг уже много лет руководил кафедрой, название которой заставляло создателей визитных карточек изрядно попотеть, чтобы втиснуть его в свободное пространство: «Кафедра философии и теории науки, истории науки и техники». Кафедра относилась к факультету гуманитарных наук, поскольку занималась изучением философии науки, однако, будучи не только историком и философом, но и физиком-теоретиком, Зильберг располагал базой и на физическом факультете. Там он дочитал документы и записал все выводы, над которыми работал весь день – теперь они были спрятаны в чемодане под компьютерным замком.
Появления людей из «Игл Груп» Зильберг ожидал, но при виде их изобразил удивление. Они сказали, что им поручено проводить его в Мадрид. Использовать купленный им авиабилет не нужно – он полетит на частном самолете. Причины путешествия в этой «золотой клетке» были ему хорошо известны. Картер уже предупреждал, что Гаррисон собирается задержать его в аэропорту и отнять у него чемодан. Зильберг надеялся, что Картеру удастся его снова заполучить, но даже если не удастся, он принял меры для того, чтобы его выводы попали в нужные руки.
– Начинаем снижение, – предупредил пилот через динамики.
Зильберг проверил, застегнут ли ремень, и снова погрузился в свои мысли. Он уже не впервые размышлял о причинах ужасного наказания, которому все они подверглись. Может, все дело в том, что они нарушили самый категоричный запрет, данный Богом человеку? После изгнания Адама из рая Бог послал туда ангела с огненным мечом, чтобы охранять вход. Тебе нельзя возвращаться: прошлое – недоступный для тебя рай.Однако они в какой-то мере попытались вернутьсяв прошлое, хоть это было всего лишь созерцание. Разве это не верх развращения? Разве изображения Солнечного озера и женщины из Иерусалима (которые уже десять лет снились ему почти каждую ночь) не были осязаемым свидетельством этого темного греха? Разве они, «обреченные», соглядатаи Истории, не заслужили образцового наказания?
Что ж, может быть, но Зигзаг казался ему наказанием слишком суровым, ужасно несправедливым.
Зигзаг. Ангел с огненным мечом.
Он не знал, как увязать с роившимися у него подозрениями мир, созданный Высшим Благим Началом. Если он прав, если Зигзаг – это действительно то, что он думает, то все намного хуже, чем они предполагали. Если его выводы, поспешно сделанные на основе документов, которые он вез, окажутся правильными, никакие действия им не помогут: и он, и остальные «обреченные» неуклонно движутся к гибели.
Пока его самолет огромной белой птицей кружился над мадридской ночью, Райнхард Зильберг молился Богу, в которого еще верил, чтобы оказалось, что он ошибся в своих заключениях.
Жизнь Виктору Лопере улыбалась.
Его прошлому можно было позавидовать. У него было двое любящих братьев и здоровые заботливые родители. Главной чертой его существования была умеренность: в его биографии не было больших бед и больших радостей; романов было не много и не мало; говорил он мало, но большего ему и не требовалось; хоть он был и не из своевольных людей, просто так подчиняться никому не любил. Если бы он жил под пятой тирана, он бы остался почти таким же, каким был сейчас. Подобно своим гидропонным растениям, он обладал огромной способностью к адаптации.
Единственным экстравагантным пятном в его жизни был Рик Валенте. И все-таки этот опыт был необходим для формирования его личности – по крайней мере Виктору хотелось так думать.
К этому времени он уже понял, что, как говорила ему когда-то Элиса, Рик вовсе был не воплощением ада, как ему это казалось в какой-то момент, а самым обыкновенным парнем, заброшенным родителями и презираемым дядей, парнем, наделенным острым умом и большими амбициями и ощущавшим потребность в дружбе и любви. Когда он думал о Рике, он думал о противоречиях: эгоцентричная душа, способная на привязанность, как стало ясно после той знаменитой ссоры из-за Келли Грэм на берегу реки; искатель наслаждения, который при взгляде назад оказался скромным любителем одинокого удовлетворения с помощью журналов, фильмов и фотографий… Так или иначе, для взрослых он оставался отщепенцем, а для любого ребенка был личностью притягательной и даже поучительной. Виктор приходил к выводу, что дружба с Валенте помогла ему познать жизнь больше, чем учителя и множество книг по физике, потому что опыт дружбы с дьяволом был очень ценен для того, кто, подобно ему, старался научиться избегать искушений.
Хорошим подтверждением тому, что все в его случае обстояло именно так, было то, что, когда он достиг достаточной душевной зрелости, чтобы сойти с орбиты этого одинокого, обиженного на весь мир и гениального парня, он, не колеблясь, сделал это. Воспоминания об их общих авантюрах казались ему всего лишь ступенями его внутренней эволюции. Когда настал момент выбора, он пошел собственным путем, а Валенте продолжал предаваться своим не слишком скрываемым извращениям.
Как бы там ни было, арифметическая сумма его жизни все равно давала положительный результат даже с учетом переменной Валенте.
До сегодняшней ночи.
Если он пытался по порядку вспомнить все прожитое в эту удивительную ночь, его просто тянуло на смех: женщина, которой он больше всего восхищался (и любил), поведала ему совершенно невероятную историю, потом какие-то неизвестные силой вытащили его из машины, отвезли в заброшенный дом и допросили, смеривая его угрожающими взглядами, а теперь какой-то бородатый и, похоже, сумасшедший Давид Бланес с опухшими глазами пытался заставить его поверить в невозможное. Для его мысленного счета это были слишком большие числа.
Единственное, в чем он был уверен, – это что он был там, чтобы помочь им, особенно Элисе, и что он постарается сделать все как можно лучше.
Несмотря на нарастающий страх.
– Ты сказал, что есть еще более странные вещи, – проговорил он.
Бланес кивнул:
– Мумификация. Расскажешь, Жаклин?
– Тело может мумифицироваться естественным или искусственным путем, – сказала Жаклин. – Искусственные способы мумификации использовались в Египте, все мы о них слышали. Но превращать тела в мумии может и природа. Так, в очень сухих местах с постоянной циркуляцией воздуха, например в пустынях, происходит быстрое испарение воды из организма, что затрудняет деятельность бактерий. Но останки Черил, Колина и Нади были мумифицированы каким-то непохожим ни на что образом. В них не было признаков иссыхания или типичного воздействия окружающей среды, да и времени на эти процессы не хватило бы. К тому же есть и другие неувязки: например, процесс химического автолиза, вызванный смертью наших собственных клеток, похоже, происходил, но последующего бактериального разложения не наблюдается. Полное отсутствие бактериального гниения – явление неслыханное… Такое впечатление, что… Что они провели долгое время в каком-то месте, лишенном контакта с атмосферой. С учетом того, когда наступила смерть, это необъяснимо. Поэтому этот процесс назвали «идиопатической асептической мумификацией».
– Я знаю, как это назвали, – вмешался Картер, говоривший по-испански неправильно, но вполне понятно (Элиса вообще не знала, что он говорит на этом языке). Он стоял, опершись на стену и скрестив руки, и, казалось, ждал, чтобы кто-то вызвал его на бой. – Его назвали: «Если кто на хрен знает, что это такое, пусть скажет».
– Именно это и значит «идиопатический», – подтвердила Жаклин.
– А какое это имеет значение? – спросил Виктор.
Заговорил Бланес:
– Прежде всего это значит, что время, за которое предположительно были совершены преступления, не соответствует времени, в течение которого были мертвы жертвы. Крейг и Надя погибли меньше чем за час, но, по результатам анализов, их тела умерли несколько месяцев назад. Именно их тела.Ни на найденных клочьях одежды, ни на окружавших их предметах подобных признаков старения и вообще хода времени не обнаружено, это относится даже к бактериям на их коже – отсюда и отсутствие гниения, о котором говорила Жаклин.
Последовало молчание. Все повернулись к удивленно поднявшему брови Виктору.
– Это невозможно, – заявил он.
– Это мы уже знаем, но это еще не все, – ответил Бланес. – Еще один общий знаменатель во всех случаях – отключение света. То есть не только света, а вообще энергии.Лампы на батарейках выходят из строя, моторы выключаются… Например, резервный генератор на станции не включился именно поэтому. И то же самое случилось с вертолетом, который рухнул на склад и вызвал взрыв: его мотор внезапно отключился в то же время, когда погасли огни в бараке солдат. Это совпало со смертью Мендеса. То же произошло в кладовой во время гибели Росс и в домах Крейга и Нади. Иногда энергия пропадает на большой территории, но эпицентром всегда является место преступления…
– Может, это какие-то гиперперегрузки. – У Виктора Лоперы включился в работу ум физика. Он ничего не хотел знать о телах, но когда дело доходило до электрических цепей, он был, что называется, в своей тарелке. – Иногда гиперперегрузки способны высосать из какой-то системы всю энергию.
– Даже из батареек фонарика, не подключенного к общей сети?
– Должен признать, что это крайне странно.
– Да, – согласился Бланес, – но так или иначе это дает нам отправную точку. Зигзаг и сбои электроэнергии как-то связаны. Точно Зигзагу нужны эти сбои для того, чтобы действовать.
– Темнота, – сказала Жаклин. – Онприходит с наступлением темноты.
Эти слова, похоже, всех напугали. Элиса заметила, как почти все посмотрели на горящую на столе лампу. Она решилась нарушить глубокую тишину:
– Хорошо, Зигзаг вызывает сбои электроэнергии, но это не объясняет, что за существо уже многие годы нас… – Она сердито пригладила волосы: – Нас мучает и убивает…
– Я уже говорил, что окончательное объяснение должен дать нам Райнхард, но могу сказать следующее: Зигзаг – никакое не сверхъестественное существо, никакой не дьявол… Он порождение физики. Это доказуемое научное явление, которое Рику Валенте каким-то образом удалось вызватьна Нью-Нельсоне. – На фоне изумления, с которым было встречено его заявление, Бланес добавил: – Возможно даже, что Зигзаг – это сам Валенте.
– Что? – Виктор, бледнея, обвел их всех взглядом. – Но ведь… Но ведь Рик погиб…
Картер, скрестив руки, встал перед ними.
– Это еще одна ложь «Игл Груп», ее сфабриковать было проще всего. Никаких подтверждений вины и тем более смерти Валенте они не обнаружили, но решили приписать ему убийства на острове, чтобы избежать лишних вопросов. Его родители похоронили пустой гроб.
Ошеломленная Элиса не сводила глаз с Картера. Тот добавил:
– На самом деле никто на свете не знает, где находится Рик Валенте.
Он слышал гудение, почувствовал, как холодеет в желудке и начинает покруживаться голова. Из-за перепада высот слуховые проходы заложило, выгнув барабанные перепонки. Огни салона, приглушенные на время посадки, окрашивали все в теплый золотистый оттенок. Эти ощущения знакомы всем пассажирам во время снижения самолета.
Вдруг динамики ожили:
– Посадка через десять минут.
Сидевший перед ним мужчина перестал разговаривать с напарником и посмотрел в иллюминатор. Зильберг последовал его примеру. Он увидел темноту, усеянную в нижней части стекла огнями. Он много раз бывал в Мадриде, и этот небольшой столичный город ему нравился. Он сдвинул рукав пиджака, чтобы взглянуть на часы: 2 часа 30 минут, четверг, 12 марта. Он представил себе все, что произойдет через несколько минут: самолет сядет, люди из «Игл Груп» отвезут его на место встречи, а оттуда в центр на Эгейском море… или кто знает, в какое еще потерянное место. Им с Картером нужно будет разработать план побега. Только вырвавшись из рук «Игл Груп», они могли бы найти какой-то способ противостоять настоящейопасности.
Но какой способ? Этого Зильберг не знал. Он вытер пот рукавом пиджака и почувствовал щелчок открывающегося под полом шасси.
Один из мужчин склонился к нему.
– Профессор, вы знаете, что…
Это были последние слова, которые он услышал.
На середине вопроса свет погас.
– Что? – переспросил Зильберг. И услышал свой собственный голос.
Ответа не последовало.
Гула мощных моторов «Нортвинда» тоже не было слышно. И ощущение головокружения от движения вниз пропало.
На какой-то миг он подумал, что умер. Или, может, у него случилось кровоизлияние в мозг, но оставался еще кусочек сознания, который медленно погаснет в окружении тьмы. Но ведь он только что говорил и слышал свой голос. Кроме того – сейчас он это понял, – он мог трогать руками подлокотники кресла, ремень все еще удерживал его на месте, и он почти мог угадать во мраке смутные очертания кабины. Однако вокруг него все стало немым и неподвижным. Как такое могло случиться?
Люди из «Игл Груп» должны быть всего в трех шагах от него. Он помнил, как они выглядели: мужчина справа – повыше, с крупными чертами лица, волосы на висках доходили до середины скулы; тот, что слева, был светловолосым, крепким, голубоглазым, с очень заметным углублением над верхней губой. В тот миг Зильберг отдал бы все на свете, чтобы снова увидеть их или хотя бы услышать. Но окружавшая его масса черноты была слишком плотной.
Или нет?
Он посмотрел по сторонам. В нескольких метрах справа, там, где должна была находиться стенка кабины, виднелся небольшой просвет. До сих пор он этого не замечал. Он внимательно посмотрел туда, недоумевая, что это может быть. Дыра в фюзеляже?Неподвижный неясный просвет. Дух Божий, который носится над водой.Ничто. Веками философы и теологи пытались понять то, что в этот миг видели его глаза.
В детстве страсть к чтению Библии заставила Зильберга задуматься, что бы он испытал, стань свидетелем чуда: море расступается, солнце останавливается, стены рушатся от звука труб, мертвое тело воскресает, а воды озера во время бури разглаживаются, точно простыня под действием опытных рук. Что ощущали те, кто лицезрел эти чудеса?
Ты уже знаешь, что при этом ощущаешь. Но это чудо не от Бога.
Внезапно он понял, что означал этот просвет и все, его окружавшее.
Это Зигзаг. Ангел с огненным мечом.
Он знал это с самого начала, но отказывался поверить. Это было слишком ужасно.
Вот, значит, как. Даже в самолете.
Он поднес левую руку к бедру и пощупал замок ремня, но открыть не смог: казалось, пряжка и защелка слились в одно целое. В отчаянии он дернулся вперед – ремень врезался в тело (никакой одежды видно не было), заставив его застонать от боли, но не отстегнулся.
Встать он не мог. И это было еще не самое худшее.
Хуже всего было ощущение того, что он не один.
В тишине этой вечной ночи оно было ужасающим. Даже не ощущение, а уверенностьв том, что в глубине салона, позади него, там, где последние ряды кресел и туалеты, было еще что-тоили кто-то.Он посмотрел через плечо, но ничего не увидел, потому что не мог полностью повернуть голову: его собственное кресло закрывало обзор, и света не было.
Однако он был уверен, что присутствие кого-товполне реально. И этот кто-то приближался.
Приближался по центральному проходу.
Зигзаг. Ангел с…
Вдруг все сохраняемое прежде спокойствие испарилось. Его охватила жуткая паника. Ничто – ни воспоминание о Берте, ни все прочитанные им книги, ни его обширная образованность, ни большая или меньшая храбрость, – ничто не могло помочь ему вынести этот миг абсолютного кошмара. Он трясся и дрожал. Он зарыдал. Словно бесноватый, он бился с ремнем безопасности. Ему показалось, что он сойдет с ума, но это не происходило. Мелькнула мысль о том, что, похоже, безумие не так-то скоро приходит к жаждущему его разуму. Проще ампутировать конечность, вырвать внутренности или растерзать в клочья трепещущую плоть, чем лишить разума здоровый мозг, подумалось ему. Он почувствовал, что ему предстоит оставаться в здравом уме до самого конца.
Но он ошибался.
В этом он убедился всего мгновение спустя.
Были вещи, способные лишить разума здоровый мозг.
Ночь казалась непрочной. Тонкий черный тюль, усеянный крохотными огоньками. Остроносая морда «Нортвинда» прорезала его ледяным ножом. Большая часть его массы пришлась на гидравлические амортизаторы, пока тормоза пытались сдержать невероятной силы импульс в окружении оглушительного рева.
Гаррисон не стал ждать, пока он остановится. Он отошел от дежурного по аэропорту и указал кивком на припаркованный у терминала номер три фургон. Его люди ловко и бесшумно залезли в машину, последний закрыл дверцу, и автомобиль неспешно заскользил к самолету. В этот предрассветный час коммерческих рейсов почти не было, поэтому можно было не опасаться, что им помешают. Гаррисон только что получил от пилотов отчет о полете: без происшествий. Он подумал, что первая часть задачи – собрать всех ученых вместе – завершена.
Он обернулся к сидящему рядом с ним доверенному человеку:
– Никакого оружия и применения силы. Если не захочет отдать чемодан сейчас, пусть останется у него. У нас будет время забрать его, когда приедем в дом. Прежде всего нужно завоевать его доверие.