Текст книги "Зигзаг"

Автор книги: Хосе Карлос Сомоса

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 30 страниц)

Юргенс не стал возражать. Гаррисон повернулся и взглянул на него. После приземления на Нью-Нельсоне он приказал ему ждать где-нибудь в скрытом месте до наступления подходящего момента для использования его необыкновенных способностей.

Теперь этот момент настал.

– Ты пойдешь в корпуса. Обойдешь кругом, чтобы Бланес тебя не увидел, и убьешь Бланеса и Картера прямо сейчас. Потом подождем, пока двое других получат то, что ищут, а когда они закончат, ты убьешь Лоперу на глазах барышни. Я хочу, чтобы она это видела. А ее закроешь в одной из комнат, и мы ее допросим. Нам нужно получить отчет. До приезда комиссии у нас с тобой будет целый день, чтобы заставить ее заговорить… Мы славно повеселимся. Завтра утром здесь не должно быть ни одного живого ученого…

Пока Юргенс медленно удалялся, чтобы выполнить приказ, Гаррисон набрал в грудь воздуха и посмотрел на море, на расходящиеся облака, на солнце, которое пробивалось сквозь них тонкими лучами. Впервые за долгое время он почувствовал себя счастливым.

Рядом с Юргенсом он не боялся даже Зигзага.

IX
ЗИГЗАГ

Боже мой, что мы наделали!

Роберт А. Льюис, второй пилот самолета «Энола Гей», сбросившего бомбу на Хиросиму

33

160 секунд

Он лежал на спине. Время от времени открывал глаза и смотрел, как за грязным окошком становится все светлее; шелест дождя слабел. По его расчетам, должно было быть около десяти утра, но точно знать время он не мог, потому что в его часах с компьютером не было батарейки – накануне ночью он вытащил ее, поверив тому ученому, который утверждал, что таким образом они смогут избежать нового нападения.

Бедный идиот.

Его заперли в одной из комнат третьего корпуса под охраной одного солдата – краешек каски виднелся в окошко двери. Чувствовал он себя сносно, принимая во внимание все обстоятельства, связанные с теплым «приветствием», полученным во время ареста (из носа и рта шла кровь). Двое молодых солдат, растерявшихся больше, чем он, задержали его в кинозале под дикие крики ученых. Ясно, что он сразу сдался.

Теперь Пол Картер раздумывал над своим будущим.

Особых иллюзий по этому поводу он не питал – он знал, что рано или поздно Гаррисон прикончит его. Если повезет. Если нет, то его убьет Зигзаг. Вопрос не в том, что произойдет, а в том, как и когда.

Он попытался придумать какой-нибудь план действий, потому что хоть и был готов принять смерть, которую уготовит ему Гаррисон, в случае с Зигзагом дело обстояло иначе.

Ему казалось, что за всю свою долгую жизнь он уже видел все, что одно человеческое существо способно сделать с другим, и он знал, что вариантов гораздо больше, чем можно было бы предположить. Однако Зигзаг выходил за рамки всего им виденного.

Он не солгал Гаррисону в ответ на его вопрос – он действительно не знал большую часть вещей, связанных с Зигзагом. Как ни старался он слушать объяснения Бланеса, раздвоения и энергия казались ему не менее непостижимыми, чем эсперанто; только ученым было под силу понять, что они сами создали. Не солгал он, и когда сказал, что предал «Игл Груп» из страха – если кто-то думал, что таким людям, как он, чувство страха чуждо, он глубоко ошибался.

И с тех пор, как он вошел в кинозал через всего каких-то пять минут после того, как оттуда вышел(в поисках этого идиота-падре) и увидел то, что там было, этот страх переродился в неподдающуюся никакому контролю панику.

Называй как хочешь: хоть паникой, хоть Воздействием, хоть стрёмом.

При свете спичек, которые умыкнул у него падре, он разглядел все: разломанные стулья и экран; кровь на стенах и на полу, как после взрыва; лицо,или полчерепа, или что это было – валялось у его ног, как маска; повсюду вокруг – куски тела… Он знал, что это не было делом рук сумасшедшего или результатом совершившегося пять минут назад преступления – это были следы медленной, методичной работы существа, выходившего за пределы рационального. Он был склонен поверить в демонов.

Ко всему прочему, ученые с их сложными теориями утверждали, что этот демон мог возникнуть из него самого. Это вселяло в него страх уже не только за свою жизнь, но и за жизнь Камарии и Саиды, его жены и дочери. Кто знает, что может с ними случиться, если он выживет?

Лучше всего как можно скорее умереть. Или попробовать бежать. Удрать от Зигзага и от Гаррисона, если только возможно удрать от обоих и если – при мысли об этом у него кровь стыла в жилах – это разныеисточники опасности.

Потому что он был все больше уверен в том, что Гаррисон спятил.

И с ума его свел Зигзаг.

104 секунды

Его что-то тревожило, но причину этого беспокойства он толком определить не мог.

Дождь перестал, и солнечный свет расцвечивал день, проглядывая между слоями туч и, как всегда, начиная с моря. Свету нравилось море. Бланесу нравилось и то, и другое. Это поразительное зрелище, этот мир волн и частиц, образующих звуки и цвета, живых существ и предметы, вдруг представал перед его усталыми глазами, как бы говоря: «Смотри на меня, Давид Бланес. Смотри, как прост мой секрет».

Нет, он был не прост, и Бланес это знал. Это была глубокая и сложная тайна, разгадка которой, пожалуй, превосходила возможности понимания человеческого разума. Этот секрет включал в себя все: от самого большого до самого малого и незаметного – и Орион, и черные дыры, и квазары, и в то же время микромир атомов, субатомные струны и (почему бы и нет?) причину, по которой умер его младший брат, его учитель Альберт Гроссманн и его друзья Зильберг, Крейг, Жаклин, Серджио и столько других людей. Ничто нельзя исключить из разгадки: если физика призвана познавать всю действительность (а он считал, что это так), такие вещи, как Зигзаг, смерть его брата и последние минуты жизни Гроссманна, Райнхарда и Жаклин тоже должны были быть частью вопроса в той Великой Загадке, которую пытаются разгадать люди от Демокрита до Эйнштейна.

«Старый мудрец в раздумьях у окна» – эта воображаемая картина заставила его горько усмехнуться. Он вспомнил, что в одиночестве своего дома в Цюрихе часто размышлял, глядя в закрытое окно. Однажды Марини сказал ему, что эта привычка связана с тем, что он живет слишком глубоко внутри своего разума. Может, он и прав, но теперь все изменилось. Теперь его задача заключалась в том, чтобы присматривать через стекло за калиткой, чтобы никто не помешал Элисе и Виктору разбираться с компьютерным изображением.

Пока все шло нормально, но тревога его не покидала.

Это напряженное состояние не походило на все, испытанное до сих пор. Возможно, его вызывает вероятность того, что Элиса вернется и скажет, что Зигзаг – это он? Нет, он уже решил, что в таком случае он устранится. Он был уверен, что его беспокойство вызывало что-то менее значительное, какая-то мелочь, которую он упустил в своих умозаключениях, мельчайшая переменная, которую он не принял во внимание…

Мельчайшая, но почему-то жизненно важная.

Его память напряженно пыталась вычислить ее. Гроссманн называл предмет поиска «куском сыра». Память, утверждал он, похожа на лабораторную крысу, запертую в лабиринте, и иногда забытые данные можно найти, только прибегнув к способностям, отличным от разума или познания. «Нюхом, как крыса ищет сыр в лабиринте».

Нюхом.

Помещение кухни было маленьким, и запах обуглившихся проводов еще не выветрился. Во время нападения Зигзага на несчастную Жаклин сгорела вся проводка электроприборов, он сам видел это, когда писал для Элисы и Виктора послание на салфетке.

Он отвел взгляд от окна и посмотрел на провода.

Да, дело в них.

Зигзаг получил энергию от приборов, которые не просто не работали, в них даже не поступал ток.Они с Картером отключили энергоснабжение, но Зигзаг высосал энергию, как вакуум в колбе вытягивает газ из сообщающегося с ней сосуда. Насколько ему известно, это произошло впервые. Это равносильно извлечению энергии из фонарика без батарейки.

Его мозг лихорадочно, подобно опытному лыжнику, заскользил по склону расчетов. Если Зигзаг научился использовать потенциальную энергию отключенных устройств, то…

Четыре вертолета. Два генератора. Автоматы, пистолеты. Рации, передатчики, телефоны, компьютеры. Военное снаряжение…

Боже мой.

Он покрылся холодным потом. Если он прав, они все попали в смертельную ловушку. Весь остров – ловушка.Зигзаг может извлекать энергию практически из всего – и что может его задержать? Его появление станет все более частым, и площадь его действия будет постоянно расти, простираясь, возможно, на несколько километров, что, в свою очередь, потребует большего притока энергии… Откуда он ее будет тогда брать?

Из тел. Из живых существ. Каждое живое существо – батарейка. Мы вырабатываем энергию. Зигзаг будет ее использовать при нарастании радиуса его действия и его ослаблении. Это означает…

Это означает, что следующее нападение может произойти уже через несколько минут. Настанет очередь Элисы, Картера или его, Бланеса, но все остальные живые существа на острове тоже погибнут. Внезапно такой исход, вероятный с точки зрения математики, показался ему очень реальным. Если он прав, в опасности не только они, но и все, кто в данный момент находится на Нью-Нельсоне. Он должен предупредить Элису, но нужно поговорить и с Гаррисоном. Он должен…

– Профессор. – Незнакомый глухой голос.

Он обернулся и увидел смерть в лице человека, целившегося в него из пистолета с глушителем. Нет, сейчас нет. Вы должны знать…

– Послушайте!.. – воскликнул он, вскидывая руки. – Послушайте, вы должны…

Бланес был рад, что получил пулю в грудь. Это дало ему возможность подумать еще мгновение. Он забыл о боли и страхе, закрыл глаза и увидел, что на грани тьмы его встречает его маленький брат. Он поспешил к нему, зная, что в устах у него он найдет ответ на Великий вопрос жизни.

100 секунд

– Разрешение уже приемлемое, – сказала Элиса и загрузила первую картинку.

Стоящий за ее спиной Виктор смотрел на экран, склонившись к ее плечу. Они слышали, как их вдохи и выдохи сплетаются в напряженный дуэт прерывистого дыхания. На экране появился довольно четкий силуэт Рика, сидящего перед компьютером, искалеченный планковским временем.

– Боже мой, – проговорил Виктор сзади.

Предметы теперь тоже были видны яснее. И та мелочь… Подробность, которую она не могла выявить тогда и которая так раздражала ее, теперь заявляла о себе еще более ясно.

Элисе вдруг показалось, что она поняла, в чем дело.

– Индикаторы… – Она указала на экран. – Посмотри на этот ряд огоньков. На нашей консоли они не горят, видишь? – Она показала на несколько небольших прямоугольников на клавиатуре. – Это индикаторы получения данных телеметрической съемки… Вот что я тогда заметила. Рик сделал не так, как в другие ночи – он использовал данные со спутника…

– Снимки Нью-Нельсона? Зачем?

– Понятия не имею.

Глупо, подумала Элиса. Зачем усложнять себе жизнь, получая телеметрические снимки острова для того, чтобы открыть струны недавнего прошлого, если в его распоряжении десяток видеокамер, ведущих съемку в реальном времени? Существовало только одно возможное объяснение.

Интересующее его изображение не было связано с Нью-Нельсоном.

Но тогда откуда он его взял?

На миг ее парализовал прилив паники. В рамках недавнего прошлого варианты времени и места были практически неограниченными, а это значило, что человек, от которого произошел Зигзаг, мог находиться в любом уголке планеты.

На экране открылось изображение из следующей открытой струны времени: Рик и Розалин стояли слева, и то, на что он смотрел, было теперь открыто и ясно видно. Элиса включила зум и навела его на небольшую область компьютера Рика. Пока контуры обретали четкость, она затаила дыхание. На экране появилось новое изображение.

Которое меньше всего можно было ожидать.

94 секунды

Какой-то шум заставил его открыть глаза. Он заметил, что каска охранявшего его солдата исчезла из окошка. Когда он встал, дверь комнаты отворилась, и ему в голову нацелилось дымящееся дуло пистолета с глушителем. Он увидел сапоги валявшегося в коридоре солдата и поднял руки, глядя на того, кто держал в руке пистолет.

– Знаешь, кто я? Картер, посмотри мне в глаза…

Этот глухой изменившийся голос испугал его гораздо больше, чем нацеленное на него оружие. Чуть ли не впервые в жизни Пол Картер не знал, что ответить.

– Не узнаешь меня? – сказал этот голос. – Я Юргенс.

Картер сглотнул. Юргенс? Он лихорадочно начал соображать, и ему показалось, что он понял, в чем дело. Это понимание не уменьшило его испуг, но по крайней мере он смог отреагировать. Самое главное – не выводи его из себя.

– Эй, послушайте… Опустите пистолет и дайте мне сказать…

– Я – твоя смерть, Картер.

– Послушайте… «Юргенс» – это кодовое слово… – Картер всеми силами старался не торопиться, выговаривать каждое слово предельно ясно и спокойно. – Господи, вы что, не помните? «Юргенс» – это кодовое слово, которое мы используем в «Игл Груп», чтобы сказать, что какую-то проблему нужно решить любыми средствами… Это не человек,Гаррисон, это кодовое слово!..

Но исказившая лицо Гаррисона ужасная гримаса показала Картеру, что его не слышат. Это уже не Гаррисон – это какое-то порождение Зигзага.

– Ты что, меня не видишь? – прорычал Гаррисон этим чужим голосом. – Смотри мне в глаза, Картер!.. Смотри мне в глаза!..

И он выстрелил.

54 секунды

Виктор торопливо говорил у нее за спиной:

– Это какая-то сцена из прошлого… В изображении есть… признаки открытия временных струн, правда же?

Перед ними было какое-то место на природе, но явно не Нью-Нельсон. Справа, похоже, текла небольшая река. Наверху, на камнях, у подножия дерева, но не в его тени, было три маленьких белых силуэта, а внизу – один большой и темный. Несмотря на погрешности из-за планковского времени, Элиса узнала в большой фигуре плотного мужчину, который стоял на берегу речушки. В руке у него было что-то непонятное (шляпа? кепка?), а рядом с ним на траве лежали длинная палка и какая-то корзина, которые навели ее на мысль о принадлежностях для рыбалки.

Другие три фигуры были разные по комплекции и размеру. Элиса направила на них зум и увеличила изображение еще на тридцать процентов.

Судя по волосам одной из фигур – черным и длинным, – это могла быть девочка. Девочка и один из мальчиков были однотонного коричневого цвета, что означало, что, возможно, они были наги. На другом мальчике была одежда, но ее было немного – может быть, футболка и шорты, точно разглядеть Элиса не могла. Кроме того, внимание в нем привлекала не одежда, а поза: казалось, что он упал на камни. Его ноги были выше головы, словно снимок был сделан в момент падения. И движение рук его товарища указывало на то… Элиса вдруг поняла.

– Похоже, один мальчик толкнул другого… Наверное, это какое-то воспоминание Рика.

В голове ее вихрем кружились мысли. Все вдруг начало увязываться с характером Рика Валенте, которого она когда-то знала. Марини ошибся. Он подумал, что Рик рискнул, но на самом деле он этого не делал. Рик был амбициозным, но трусливым. Он боялся использовать записи спящих людей, опасаясь последствий раздвоения, и выбрал другую сцену из своего собственного прошлого, которую посчитал «невинной», обычной… Но какую же? Он говорил мне, что с детства вел подробный дневник… Оттуда он мог извлечь данные о месте и времени…

– Воспоминание Рика?.. – пробормотал Виктор у ее уха.

Изменение в тоне его голоса заставило Элису на миг оторваться от экрана и посмотреть на него. Виктор страшно побледнел. В грязных стеклах его очков отражался экран компьютера, и Элиса не могла разглядеть его глаз.

Внезапно она сама припомнила какой-то давний разговор. Разве Виктор не рассказывал мне о чем-то подобном много лет назад?.. О ссоре из-за той девочки-англичанки, в которую он влюбился… Рик толкнул его, и…

Она снова взглянула на экран и обратила внимание на другое: изображение упавшего на камни мальчика было менее четким, чем все остальное. Вокруг него были какие-то тени.

Тени.

Во рту у нее пересохло, в висках лихорадочно стучало. Глаза широко раскрылись.

Она медленно обернулась, но Виктора рядом с ней уже не было – он дрожа отступил к стене, и на лице у него было выражение человека, который только что с точностью узнал, что загробной жизни не существует.

– Убей меня, Элиса, – всхлипнул он. – Прошу тебя… Я не… не смогу это сделать. Убей меня, пожалуйста…

– Нет…

Виктор перестал умолять – он испустил крик, полный ужаса и решимости:

– Элиса! Сделай это, прежде чем оно вернется!..

Она качала головой, не говоря ни слова, просто не желая этого делать.

И тут дверь распахнулась.

Вначале Элиса Гаррисона не узнала: его руки и одежда были перепачканы кровью, а покрасневшее лицо искажено так, что глаза вылезли из орбит.

– Смотри… – Он целился из пистолета в Виктора, но обращался к ней. В уголках его губ блестела пена. – Смотри, как он умрет, шлюха.

– Нет! – закричала Элиса, но какой-то голос внутри нее одновременно отчаянно кричал: Убей его! Убей его!

Ее крик затерялся во внезапном гуле аппаратуры вокруг. Пол задрожал, как в преддверии землетрясения. Из мониторов посыпались искры, и воздух наполнился каким-то кислым запахом.

Придя в себя после нескольких секунд изумления, Гаррисон выстрелил.

И все остановилось.

? секунд

Она как будто оглохла. Но закричала и услышала свой голос. Она чувствовала стул у своих ягодиц и могла потрогать стол и клавиатуру.

Виктор и Гаррисон застыли на месте: первый – в ожидании пули, второй – целясь в него, но их фигуры изменились: по щекам Виктора слева направо проходил длинный разрез, и весь его живот занимала красноватая дыра, в которой виднелся позвоночник; Гаррисон утратил часть руки и лицо.

А между ними, почти посередине, застыло какое-то насекомое. Элиса в ужасе смотрела на него. Пуля. Она не успела, Господи.

Она отступила назад и толкнула стул, не сумев сдвинуть его с места. Когда ее пальцы оперлись на клавиши компьютера, ни одна не подалась, точно это был симметричный рельеф, вырезанный на поверхности камня. В ней тоже что-то изменилось: она была совсем нагой.

Лицо Элисы покрылось потом.

Она знала, где была. Знала, в чьихруках находилась.

Она все еще была в зале управления, но с некоторыми отличиями. Он походил на комнату, оформленную художником-сюрреалистом. В правой стене появились странные дыры овальной формы, сквозь которые виднелись ограждение и пляж. Оттуда лился свет. Все остальное было тьмой.

И она чувствовала что-то еще. Элиса не могла бы сказать, каким образом, потому что видно его не было, но она как-то ощущала его присутствие.

Зигзага. Охотника.

Ее охваченный паникой разум раздвоился: часть рациональных мыслей всплыла на поверхность, они были связными и наблюдательно реагировали на происходящее; все остальные погрузились в глубины ее самого беззащитного «я», в память о ее страхах и фантазиях последних лет.

Она приблизилась к выходящей наружу стене, оглядывая все с двойственным чувством изумленного ужаса. Я могу думать, чувствовать, двигаться. Это я, но я в другом месте.Элиса вспомнила, как несколько дней – или тысяч лет – назад (точно она не знала) она рассказывала своим студентам в Алигьери о возможностях соприкосновения разных измерений ( я клала монетку на слайд). Сейчас она была внутри самого невообразимого практического примера, который только можно было придумать.

Она коснулась стены – та была твердой. Тут выхода не было. Но одно из отверстий было очень широким и находилось почти на уровне пола. Она протянула руку и ничего не почувствовала.

Какой-то миг она колебалась. Мысль о том, чтобы убежать через одно из этих отверстий почему-то казалась ей тошнотворной, как мысль о хождении под землей.

Тут она обратила внимание на отверстие в помещении генератора. Это была огромная овальная дыра прямо посреди двери. Она поняла, что благодаря ему Розалин попала туда, спасаясь от Зигзага, и коснулась генератора, получив удар током после того, как на нее набросился Зигзаг. Если Розалин перебралась в другое место с помощью одного из таких отверстий, она тоже может попробовать это сделать.

Так или иначе, она не собиралась оставаться на месте и ждать, пока онрешит напасть.

Элиса подняла одну ногу, потом другую. Она постаралась не касаться краев отверстия, хотя они были совершенно гладкими. Элиса выбралась наружу.

Не слышно было ни моря, ни ветра, ни ее собственных шагов. Не ощутила она и солнечного тепла на коже, хоть и была нагой. Ева в раю.Она как будто шла среди каких-то декораций, среди виртуальной природы. Однако солнечный свет достигал ее зрачков, как обычно. Ей подумалось, что объяснение этому заключается в теории относительности, которая утверждает, что скорость света является одной из абсолютных констант физического космоса. Даже в струне времени свет двигался так же, неизменно.

На ее пути находилась большая дыра в материи Земли, яма с многогранными ровными стенками, в которых видна была аккуратно сложенная слоями почва. Обходя ее, Элиса заглянула вниз.

И остановилась.

На дне, приблизительно в десяти метрах от поверхности, лежала какая-то фигура.

Она сразу же узнала его. Забыв обо всем, даже о собственном страхе, она присела у края ямы. Она видела его голову, его угловатое лицо, смешанное с землей, слившееся с ней, окаменевшее, превратившееся в пористую материю, как корень дерева. Беловатый клубень, запертый во тьме вечной тюрьмы. Он все это время был на острове. Он упал в дыру в материи, пытаясь убежать от Зигзага в ту ночь.Но теперь он уже умер, по меньшей мере так ей показалось. Так ей захотелось, ради его же собственного блага.

Он не был ни в чем виноват.

Рик Валенте смотрел на нее из пропасти своими пустыми глазницами.

Внезапно резкое ощущение тревоги заставило ее обернуться.

За ее спиной был Зигзаг.

Уже сам его вид ошеломил ее. Все годы ужаса, кошмарные сны, гнездо отвратительных тварей, разросшееся в ее подсознании, – все это разом хлынуло из какой-то бреши и заполнило ее разум до краев.

В этот момент она не сошла с ума только благодаря невыносимой боли в левом бедре. Она скорчилась на земле, крича, как ребенок, и глядя на пять симметричных, параллельных царапин, избороздивших центральную часть ее бедра. Кровь из них не шла. Кровь еще не успела прилить к ранам, но на вид порезы были глубокими.

Зигзагу даже не потребовалось касаться ее – теперь она поняла, насколько он владел положением. Все окружающее не представляло для него никакой преграды. Он мог уничтожить ее в свое удовольствие. Испытываемая дикая боль заставила ее представить, какая смерть ожидает ее от рук этого существа.

Элиса встала на ноги и пошатнулась, снова упала, оперлась руками о землю и опять встала. Она побежала, не оглядываясь, хромая. Она почувствовала, что именно этого хочет он. Он хочет, чтобы я убегала.Мысль о том, что Зигзаг еще не хочетее поймать, привела ее в еще больший ужас.

Она выбежала за калитку и бросилась к пляжу; ее босые ноги не оставляли на песке никаких следов. Она без особого труда огибала дыры в материи, которые подстерегали ее на земле. Мысль о том, чтобы упасть в одну из них и остаться там (где? на глубине скольких километров?) до того, как атомы снова заполнят пустоту, приводила ее в панику.

Добежав до пляжа, она застыла от изумления.

Ей показалось, что она видит Бога.

Море было неподвижным. Время остановилось в момент, когда одна волна нахлынула на берег. Теперь она представляла собой продолговатый ров из зеленого кирпича, увенчанный оградой из снега и изрытый бесчисленными пещерами. Другая волна окаменела, когда откатывалась назад.

Куда ей теперь идти? Она остановилась и собралась с духом, чтобы посмотреть назад.

Зигзага она не увидела.

И все же Элиса двинулась вперед: она ступила на волну и не почувствовала разницы по сравнению с песком. Она зашагала по ней, обойдя дыру в материи, и дошла до выгнутой стены вздыбившейся волны. Элиса коснулась пены, доходившей ей до груди, но тут же отдернула руку с гримасой боли. Ладонь почувствовала уколы. Ступни тоже болели. Она подумала, что, поскольку атомы здесь собирались в более компактном пространстве, чем в твердом веществе, вода приобретала фактуру битого стекла. В мире Зигзага она могла бы истечь в море кровью.

Волна была не очень высокой, но попробовать взобраться на нее было равнозначно попытке пробраться нагишом через заросли ежевики. Кроме того, куда бы она пошла? На горизонте видны были дыры огромного размера. Ей показалось, что она заметила отверстие размером с сам остров – на его поверхности, повиснув над пустотой, парили тела каких-то черных существ (дельфинов? акул?), застывших в момент плавания. Вокруг нее простиралась волнистая поверхность замороженного океана с гребнями, способными резать ее тело подобно острым бритвам.

Тяжело дыша, она вернулась на берег и убедилась, что песок тоже представлял собой опасность. Под ее ногами он не подавался – она как будто ступала по скомканному стальному листу. Складки песка ранили ее острыми краями. На небе облака казались кольцами белого дыма или отдельными точками, а изумрудная линия джунглей была похожа на неаккуратно сложенную поделку оригами. Элиса поняла, в чем дело. Площадь действия струны времени расширилась. Но для этого требуется много энергии. Может быть, он ослабнет.

Она не знала, куда бежать, не знала даже, стоило ли куда-то бежать. Элиса рухнула на колени на этот стальной песок, застонав от боли из-за раны в бедре. Она подождала. Ждать его прихода? Или есть какой-то способот негоизбавиться или ускорить свой конец?

Она знала, какой у нее остается последний шанс, но ей было противно даже желать такого.

Съежившись на песке, она пыталась лихорадочно думать. Площадь расширилась настолько, что ему понадобится больше энергии… Возможно, он сможет извлечь ее из живых существ.Она почувствовала слабую надежду: когда он использует всю доступную энергию, ему придется остановиться хотя бы на миг, и тогда пуля…

Но она не решалась мечтать о спасении такой ценой…

И все-таки, думая об этом, она об этом мечтала.

Элиса подняла глаза и поняла, что уже слишком поздно: настал ее черед.

В движениях Зигзага была легкость. Казалось, он не шел, а летел, несомый невидимым ветром. Элиса завороженно смотрела на него, как смотрят на то, что несет нам смерть.

В голове пронеслось: есть ли у него сознание, чувствует ли он что-то, испытывает ли какие-то эмоции и может ли разумно реагировать на ситуацию? Она вдруг пришла к заключению, что нет. Ей казалось, что он даже не в состоянии получить удовольствие от удовлетворения своего желания все уничтожить, что он даже не может испытывать такое желаниеили нечто подобное желанию.Глядя на него, Элиса с уверенностью поняла, что Зигзаг находится по ту сторону грани между живым и неодушевленным. Он не был предметом, но, уж конечно, не был и живым существом. Даже его движение показалось ей иллюзорным. Она решила, что неправда, что он как-то «приближается» к ней. Ее глаза говорили ей об этом, но сам Зигзаг не двигался – он уже был там, с ней, перед ней, один на один, неподвижно, внутри струны. Что касается его воли, ее можно было сравнить с притяжением, которое испытывает магнит по отношению к металлическому листу. Это была не воля, а явление физики.

Все остальное было яростью.

Чистой яростью, без «до» и «после», без развития и эволюции, яростью такой силы, которой никогда не ведало ни одно человеческое существо. Она не думала, что за этой яростью может быть разум или воля – просто Зигзаг был ею.Внешность и сущность в нем были едины.

Элиса никогда не видела и не представляла себе ничего подобного – разве что в страшных снах, где зло и страх могли воплощаться и обретать форму. Форму Белоглазого Господина.Ее не удивило, что Жаклин называла его «сатаной». Она была не в состоянии описать, понять или вынести чуть ли не символическую ауруизвращения, ненависти и безумия, которые исходили от каждого сантиметра его фигуры, ту нечеловеческую жестокость, которую источало все его существо. Давид был прав: он захвачен в порыве чистых эмоций. Это что-то, что уничтожает. Он делает только это. Это все, что он может делать.

Что до его ужасного вида, Элиса знала, что он вызван той же причиной, по которой в море появились дыры и покрылась лепрой женщина из Иерусалима. Смещение материи уродовало его, выдирая куски лица, стирая зрачки с глазных белков и ампутируя одну из рук и часть туловища, так что казалось, что его искусал и выплюнул какой-то хищник. Его поза с разведенными и слегка согнутыми руками и ногами, несомненно, повторяла положение, в котором он упал на камни после того, как его толкнул Рик.

Однако, глядя на него и чувствуя, что она сойдет с ума, если не отведет глаза, она поняла еще и другое.

Она подумала о Викторе, о его жутких страданиях, когда он обнаружил девочку, в которую тогда был влюблен (его детскую любовь), в объятиях своего лучшего друга; обо всем, что за доли секунды пронеслось в мальчишеской душе до того, как его разум провалился в бессознательное состояние после удара: злость, сексуальное желание, жажда мести, садизм, бессилие при виде того, как мир впервые рушится вокруг тебя… Рик хотел воспользоваться «невинным» воспоминанием, но что он нашел?

Она поняла, что, если убрать весь этот ужас, Зигзаг останется тем, кем был на самом деле, кем он был раньше, кем он стал бы, если бы время не заключило его в темницу этого ужасного момента. Теперь, видя его вблизи, она могла разглядеть его настоящую суть под толстым слоем застывшей ярости.

Зигзаг был одиннадцатилетним ребенком.

0,0005 секунды

Виктор бежал по берегу реки в то летнее утро в Ольеро. Рик и Келли куда-то исчезли, но он догадывался, где их можно найти – на каменном холме, в месте, которое они с Риком называли «укрытием». Они даже собирались построить там шалаш.

Внезапно он остановился.

Куда он так бежит? Что он делал несколько секунд назад? Он смутно помнил, что был рядом с Элисой и что-то рассматривал. Еще он помнил черные волосы Келли Грэм и то, как похожи были Элиса и Келли в его памяти. И помнил тот миг, когда обнаружил нагих Рика и Келли под сосной, на том самом месте, где они хотели строить шалаш. И то, что он почувствовал, увидев, как она стоит перед Риком на коленях и трогает его(он уже знал, что это такое – он видел это в журналах, которые собирал Рик), и слова Рика. Хочешь присоединиться, Вики Лоперация? Хочешь, она и тебе это сделает, Вики?Помнил взгляд Рика и особенно взгляд Келли, смотревшей на него своими кошачьими глазами.

Так смотрят все девчонки, абсолютно все, без исключений.

Те самые губы, которые столько раз ему улыбались, теперь целовали голые гениталии Рика – это вполне заслуживало и тех оскорблений, которые он выкрикнул, и других, похуже. В ругательствах (открыл он для себя тогда) кроется нечто, похожее на порочный круг: ты кричишь до потери голоса, плачешь, испытываешь желание уничтожить весь мир, и все это заставляет тебя еще больше кричать, выкрикивать новые ругательства. О, если бы мир был телом девушки или гениталиями Рика!.. О, если бы злость могла длиться вечно! Хотелось кричать, пока крики не лишат эти улыбки и взгляды всякого содержания, кричать всегда, до конца своих последних дней, широко раскрывая рот, выставляя напоказ зубы…