Текст книги "Вьюга"
Автор книги: Хидыр Дерьяев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)
Глава двадцать шестая
Перевалив через высокий бархан, скрывший от него Джуму-ага с его отарой, Сердар припустил бегом. Он не думал о том, что земля слишком велика, чтоб у человека хватило сил обегать ее. Просто он очень спешил, мальчику не терпелось поскорей отыскать отца. Он где-то здесь ходит, среди бесчисленных барханов с чабанским посохом в руках. Как угадать, куда идти, в каком направлении двигаться, чтоб не разминуться с отцом, не уйти в противоположную сторону, рискуя уже никогда его не увидеть?
Сердар шел легко, быстро, подчас переходя на бег, и не чувствовал усталости – надежда на скорую встречу давала ему все новые и новые силы.
Он ходил по пескам и такырам, встречал немало отар, расспрашивал многих чабанов, но никто из них ничего не слыхал об отаре Кешикбая и о чабане по имени Перман.
Сердар упорно продолжал поиски. Он шел и шел, останавливался на короткую ночевку и снова отправлялся в путь. Он понимал, что бросить, прекратить поиски теперь уже не в его власти – Сердар знал свой характер. А вот откуда у него берутся силы, этого мальчик не знал, да и не задумывался над этим. Он и понятия не имел, что путь, который он одолел за несколько дней, под силу был зверю, волку, но не четырнадцатилетнему подростку.
И вот наконец награда – Сердар напал на след отца. Старый чабан, к которому он обратился с расспросами на пятый день странствий, сказал, что видел Пермана.
– Твой отец отправился домой, – сказал чабан. – Он тронулся в путь сегодня, совсем недавно, только что – чаю не успел напиться. Явись ты хоть чуть пораньше, вы ушли бы отсюда вместе.
Сердар не почувствовал ни радости, ни облегчения. Он почувствовал только одно – как он безмерно устал. И чабан с удивлением заметил, что при радостном этом известии мальчик вдруг весь сник и побледнел. Видимо, удар судьбы, который получил этот ребенок, найдя и вновь потеряв отца, был ему не по силам.
Старик внимательно вгляделся в лицо мальчика. Грязные полоски засохшего пота, запавшие щеки, бледные губы… Бывалый, умудренный опытом человек, он не мог не увидеть, какие дороги одолел этот мальчик, разыскивая отца, и как велико его отчаяние.
– Не печалься, сынок. Отец твой жив и здоров – это главное. Передохни, подкрепись у моего очага и отправляйся следом. Аллах воздаст тебе за мужество и упорство – вы благополучно встретитесь с отцом за праздничным пловом. Ешь! – Чабан поставил перед Сердаром еду.
Запах жареного мяса, горячего, только испеченного в раскаленном песке чурека и кислого молока, налитого из стоявшего рядом бурдюка, ударили в нос Сердару. Он вдруг почувствовал, что голоден как волк. Никогда в жизни не ел он ничего подобного, никогда в жизни не была так вкусна каурма, подкисшее молоко и чуть припорошенный золой чурек. Измученный, оголодавший Сердар набросился на стоявшую перед ним еду, как верблюд набрасывается на молодую траву.
Чабан не удивлялся жадности, с которой его нежданный гость приналег на угощение. Он понимал, что только сытная еда может возвратить силы телу, изнуренному в многодневных блужданиях по пескам. Он молча поглядывал на измученного мальчика и думал о том, как жестока подчас бывает к людям судьба.
«Накинет на тебя аркан и потащит куда захочет, и пойдешь ты за ней, как верблюд на веревке, привязанной к кольцу в ноздре. Ну за что карает аллах ребенка, в чем его грех? – Чабан вспомнил своих детей, представил себе, что собственный его сын мог бы оказаться в таком положении, и, горестно покачав головой, забрал в горсть кургузую свою бороденку. – Мальчик так привязан к отцу, а проклятая, подлая судьба разлучила их, натянув тетиву разлуки…»
– Ешь, верблюжонок, ешь досыта. Подкрепляй силы, тебе еще предстоит нелегкий путь. Ты молодец, сынок. Ты будешь настоящим человеком. Тот, кто не знает любви к родителям, будь он хоть семи пядей во лбу, рано или поздно все равно окажется рабом сильного, притеснителем слабого. Доброта и милосердие – основа души человеческой…
– Да воздаст тебе бог, дедушка! – сказал Сердар, поднимаясь. – Ты так накормил меня!..
– Ты уже хочешь трогаться? А не лучше ли тебе переночевать, а завтра с рассветом в путь? Поспал бы немножко…
– Ничего, дедушка, я уже отдохнул.
– Ну смотри… Не терпится тебе, сынок, это понятно. Ты прямо домой отсюда?
– Нет, дедушка. Мне нужно к колодцу Балгуи. Меня там ждет Джума-ага. Беспокоиться будет, если не приду.
– Тогда смотри, как идти. Гляди сюда! – Чабан прочертил на песке длинную прямую линию. – Вот так прямо и держи, никуда не сворачивая, выйдешь к колодцу. Вот так, понял? – чабан пальцем показал направление.
– Я понял, дедушка. Только где ж я границу перейду?
– Границу? Зачем тебе граница? Ты сейчас на туркменской земле.
– Но ведь я же пересек границу, когда шел сюда, – Сердар удивленно взглянул на старика.
– Ну и что ж? Пересек, а потом и сам не заметил, как снова на нашей земле очутился. Тут пески, там пески, поди разбери!
– Тогда хорошо! Тогда, значит, близко до колодца! Спасибо вам за вашу доброту. Будьте здоровы, дедушка!
– Счастливой тебе встречи с отцом! Иди, спокойно, верблюжонок! В этих местах волки иногда попадаются Повстречаешь – не пугайся их, пускай они боятся. От храброго любой зверь бежит. У человека на темени особые волоски есть – волоски Азраила, хищным зверям они видятся горящими, потому, как бы ни силен был зверь, он все равно бежит от человека. Но только от смелого. Потому что у труса Азраиловы волоски не светятся, гаснут, и тогда уже он беззащитен: любой зверь, любая хищная птица может одолеть его. Не страшись зверя, сынок, и он сам тебя испугается.
Глава двадцать седьмая
Выполняя данное мальчику обещание, Джума-ага два дня держал отару вблизи границы. Сердар не показывался. Как помахал ему последний раз тельпеком, перевалил через высокий бархан, так больше его Джума-ага и не видел. Прошло уже около недели. Где он сейчас, бедняга? Все ходит, разыскивая отца, или, обессиленный жаждой и голодом, упал где-нибудь у бархана и нет у него сил подняться?.. Что, если мальчик навсегда исчез за тем холмом? Что, если, не найдя отца, сгинет отрок в чужом краю, в омуте неправедной жизни?..
Когда Джума-ага, добрыми напутствиями проводив Сердара, глядел ему вслед, в его сердце не было боязни, он не сомневался, что этот смелый, решительный мальчик непременно достигнет цели. А вот теперь, когда прошла уже неделя, страх охватил его душу, и старик не мог думать ни о чем, кроме опасностей, которые со всех сторон подстерегают путника в песках.
Как хотелось Джуме-ага вернуть мальчика, остановить его: «Стой, Сердар! Не ходи, вернись! Такой путь не под силу ребенку!» Но что проку кричать – кто в этой бескрайней пустыне может услышать его голос? «Аллах милосердный, что я натворил?! Куда я отправил дитя, малое беззащитное дитя? Верни мне его, всеблагой! Я принесу в жертву еще одного барана! – Джума-ага молитвенно провел рукой по лицу и забрал бороду в горсть. – Аллах милосердный, я слышал, что ты не можешь отринуть мольбу человека, сорок лет пасшего в пустыне овец. Исполни, о всемилостивейший, единственную мою просьбу, и больше я никогда не стану докучать тебе мольбами! Спаси Сердара! Верни его мне. Бессовестный, бесчестный бай осиротил ребенка, отнял у него отца. Не допусти же, всевышний, чтоб ясноглазый ребенок по вине неразумного раба твоего сгинул в пустыне или пропал на той стороне, разлученный с родимой землей!»
Овцы брели медленно, пощипывая чахлую траву, и только к ночи отара добралась до колодца.
Когда они с Сердаром уходили, на стане никого не оставалось, и Джума-ага удивился, еще издали завидев огонь. «Неужто Сердар вернулся? Аллах милосердный! Значит, я зря тревожился – мальчик здесь? Да, сидит кто-то! Это он! Вернулся!»
Уверенный, что аллах внял его молитве, что все окончилось успешно и это Сердар ждет его у костра, Джума-ага птицей летел к своему шалашу. Как быстро услышал аллах его мольбу! Значит, он, сорок лет пасший в песках овец, и впрямь любим всевышним.
Торопясь быстрей добраться до костра, чабан то вскидывал на плечо свой кривой посох, то бежал, волоча его по земле.
– Сердар! – крикнул он еще издали. – Сердар!
– Здравствуй, хозяин! – услышал Джума-ага, и темная фигура поднялась от костра. Это был не Сердар.
Чабана словно студеной водой окатили. Медленно волоча посох, который только что так весело вскидывал на плечо, направился он к костру. И узнал Пермана. Джума-ага не спросил о Сердаре: его все еще не оставляла надежда, что мальчик здесь, – может, за дровишками пошел…
– С благополучным тебя возвращением, Перман! – сказал он, поглядывая по сторонам. – Да пошлет тебе аллах удачу!
– Спасибо, да воздаст тебе аллах милосердный! Вот вернулся. Как говорится, пропавший вернется, мертвый – никогда. Слава аллаху, довелось наконец увидеть родные края.
– Долгонько ты пропадал! Или уж больно хорошо там?
– Эх, Джума-ага, лучше быть нищим дома, чем падишахом в Египте.
– Это верно. Зайцу и то родной холмик дорог. А городов в той стране не пришлось тебе повидать?
– Какие там города: отара да пастбища, пастбища да отара…
– А чего ж так долго не возвращался?
– Хозяин не отпускал.
– А ты бы бросил скотину на подпаска – да и домой!
– Так он хитер – расчет не давал. Как уйти с пустыми руками? Дома-то дети ждут. Да и совести у меня не хватало – скотину бросить…
– Ну ладно, что теперь говорить. Вернулся, и слава богу. – Джума-ага замолчал, не зная, на что решиться. Если Сердар ушел за дровами, пора бы уж ему возвратиться. – А Сердар здесь? – спросил он, набравшись духу.
– Какой Сердар?
– Да твой сын.
– Откуда ж ему взяться на твоем стане? – удивленно спросил Перман, недоумевая, почему чабану известно имя его сына.
Теперь Джума-ага понял наконец, что случилось. Перман вернулся, а мальчика нет – сгинул в чужой стране, так и не найдя отца. И он, старый Джума, он должен сейчас же, немедля поведать Перману об этом.
– Вот как оно все оборачивается… – не глядя на гостя, пробормотал чабан. – Думал, освежуем сейчас барашка, пир устроим по случаю счастливого твоего возвращения, да не тут-то было… Нет у меня желания шашлык есть, во рту – как отраву пил, тебе расскажу – с тобой то же будет.
– Да в чем дело-то?
– А дело вот в чем, Перман. Сын твой был у меня в подпасках. Неделю назад ушел на ту сторону тебя искать да и…
– Не вернулся?!
– Нет, – сказал Джума-ага и умолк. Казалось, и огонь, полыхавший в очаге, притих вдруг от невеселой этой новости. – Моя вина, что пропал твой сын, – не глядя на Пермана, сказал Джума-ага.
– Почему – твоя?
– Не должен я был отпускать его. Сказал бы ему: «Не ходи», остался бы мальчик. А я, наоборот, я подбадривал: все, мол, будет как надо…
– Эх, Джума, не казни себя понапрасну: от судьбы не уйдешь, чему быть, тому не миновать.
– Нет, Перман, нет, я мог его удержать. Ведь в последний-то миг заколебался он, вижу, страшновато парню. «Иди, говорю, сынок, ничего…» Благословил его, молитву напутственную прочел. Пока из вида не скрылся, все смотрел ему вслед…
– Так, видно, судьба решила, Джума-ага…
Долгое время оба чабана молчали, слышны были лишь тяжкие вздохи. А что им еще оставалось, как не вздыхать?
– Вот ведь как оно получается, – сказал наконец Джума-ага. – Несчастному и удача не удача.
– Это верно, Джума-ага, недаром пословица говорит: лучше каждый год с врагом рубиться, чем несчастным на свет родиться.
– Да, видно, невезучий ты, Перман. Уж, кажется, вырвался наконец от своего бая, на родину благополучно вернулся. Теперь бы только радоваться, а тебе вместо радости такая вот незадача… И что делать, ума не приложу.
– Я думаю, обратно мне подаваться надо. Больше ничего путного не придумаешь. Пропадет мальчонка, меня искавши…
– Нет, Перман, возвращаться тебе незачем. Он ведь там надолго не останется. А у нас с ним уговор – жду его возле этого колодца. Мальчик меня не минует, придет сюда. Обязательно придет. Одно вот только – как бы не заплутался он…
– Это, Джума-ага, самое плохое, это уж хуже некуда. Тогда и надеяться не на что!
– Нельзя так говорить, Перман, грех. Без надежды жизни нет. Ты о хорошем думай, твоя вера и сыну поможет.
– Верить-то я буду…
– А тогда вот что: бери-ка ты воды, еды побольше, садись на моего ишачка и езжай. Вон на тот холм держи, – Джума-ага показал рукой, куда ехать. – Сердар с той стороны идти должен. Отъедешь малость – влезай на бархан, какой повыше, и разводи несколько костров. Отару я тоже туда погоню. Может, блуждает мальчик в песках – увидит огонь, пойдет на него. А если и погасший костер найдет, все равно знать будет, что люди близко…
Глава двадцать восьмая
Теперь Сердар нисколько не сомневался, что отца он найдет, что их встреча близка. Тяжесть разлуки, непосильным грузом давившая на мальчика, свалилась наконец с его неокрепших плеч, как падает с верблюда вьюк, лишенный противовеса. Птица радости, давно уже покинувшая Сердара, вернулась наконец в детское сердце, туда, где ей и положено гнездиться.
Сердар, отдохнувший, сытый, ободренный встречей с хорошим человеком, шел легко, весело, и немые, недвижные, казавшиеся ему прежде такими зловещими барханы уже не пугали его. Он знал, что Каракумы полны неожиданностей, что одинокого путника за каждым холмиком, на каждом шагу подстерегает опасность, что капканы, повсюду расставленные пустыней, могут захлопнуться в любой момент, и все-таки он не боялся. Сердару казалось даже, что и барханы, и нечастые кустики, и кривые рослые саксаулы рады ему так же, как сам он рад встрече с ними.
В полдень, когда Сердар присел закусить в тени высокого мощного саксаула, он уже не сомневался, что не сбился с пути, идет правильно и колодец Балгуи где-то совсем близко. Черствый чурек и теплая несвежая вода из баклажки – не больно пышное угощение, но ведь колодец уже рядом, а там его ждет горячий чай, свежий чурек и даже шашлык. Джума-ага обещал прирезать барашка в случае счастливого его возвращения.
Сердар уже сложил в хурджун остатки чурека и поднялся, чтобы тронуться дальше, как вдруг неподалеку, на бархане, появился большой матерый волк. Тут же из-за бугра выскочил другой и встал рядом с первым. Потом волков стало три, потом четыре… Они повизгивали по-собачьи, расшвыривая лапами песок. На соседнем холме тоже появилось несколько волков. «Окружают… Целая стая. Если они подойдут близко, то забросают песком глаза, ослепят и сожрут. Нельзя пугаться! Помочь могут только волоски Азраила. Я не должен бояться их, иначе все. Я не боюсь этих волков! Не боюсь!»
Звери понемногу приближались, одни из них держались смелей, другие трусили, – наверное, те, которым видней были волоски Азраила. «Не бойся, и испугаются тебя», – вспомнились Сердару слова старого чабана. Крича во все горло, мальчик бросился на волков. Те попятились, удивленно глядя на человека. Сердар сорвал с себя рубашку и, размахивая ею, снова с воплем ринулся на волков. На этот раз звери отступили еще дальше. Сердар радостно заорал, он торжествовал, он понял, что он сильнее целой стаи! И вдруг волки завыли. Откуда-то издалека им ответила другая стая. Не переставая подвывать, звери начали приближаться, шаг за шагом, смыкая кольцо вокруг Сердара.
Срывая голос, мальчик завопил еще громче, еще пронзительней, но волки больше почему-то не боялись его. Негромко завывая, они подходили все ближе и ближе…
Сердар задрожал всем телом. Ноги у него тряслись, сердце оборвалось и провалилось куда-то вниз. Пытаясь преодолеть охвативший его ужас, мальчик хотел снова с криком ринуться на волков, но из горла его вырвался только сдавленный хрип, а ноги подкашивались, отказываясь подчиняться.
«Все… Волоски погасли!» Собрав остаток сил, Сердар вскарабкался на высокий саксаул и всем телом навалился на толстую ветку. Волки сразу бросились к дереву. Повизгивая, они в ярости разбрасывали лапами песок, но дувший с севера ветер относил песок в сторону. «Ветер мне помогает, – старался подбодрить себя Сердар. – Хлеб у меня еще есть, воды тоже немножко… Отсижусь… Захотят жрать и уйдут».
Но волки не уходили. Это были какие-то особенно упрямые волки, они не желали бросать добычу. Сначала они терпеливо сидели вокруг дерева, не решаясь приблизиться к стволу, но голод и созерцание легкой и такой доступной добычи придало им смелости. Волки подошли совсем близко, они подпрыгивали, пытаясь достать Сердара. Он отламывал толстые короткие сучья, швырял ими в волков, но разъяренные звери словно бы и не замечали этого, хотя Сердар почти не промахивался. Устав прыгать, они снова уселись вокруг дерева и принялись выть.
Сердару было страшно. Ему было очень страшно. Целая стая разъяренных зверей металась и выла у его ног, желая только одного – сожрать его. Но он упрямо продолжал швырять в них сучьями, пока не обломал все, которые только мог достать.
Волки, видимо, поняли, что противник не сдастся, что атаки их безуспешны, и решили перейти к осаде.
Они отошли подальше и улеглись, по-собачьи положив морды меж лапами; лишь несколько их, видимо караульные, остались сидеть под деревом.
Что ж теперь будет? А вдруг они решили взять его измором? Может, они пролежат тут целый год? Их много, они могут сменять друг друга, по очереди ходить на добычу. Тогда он просто помрет с голода на этом саксауле. Знать бы, какие у волков порядки, ходят они есть по очереди? Вроде старики говорили, что волки обычно не разбивают стаю, вместе держатся. А если они измором добычу берут, как тогда? Будут уходить по очереди?
Солнце село, стало темнеть. За спиной у Сердара взошла луна и быстро начала подниматься. И вдруг неподалеку в кустах черкеза заблистали крошечные яркие огоньки. И с другой стороны… И там! И там! Духи! Это они. Когда духи подбираются к человеку, они сначала зажигают огни. Бабушка правильно говорила. Они зажгли, зажгли свои дьявольские светильники!
Вот теперь Сердар испугался по-настоящему, так испугался, что чуть не потерял сознания. Еще чуть – и у него не хватило бы силы удержаться на дереве. Весь в поту, изнемогая от ужаса, Сердар твердил заплетающимся языком: «Я не боюсь… Я не боюсь… Волоски погасли, но ничего… Я сейчас… Сейчас я перестану дрожать, и они опять загорятся…»
Пара светящихся огоньков отделилась от кустарника и стала медленно приближаться. Замерла на мгновенье и снова двинулась к нему… Сердар, как зачарованный, следил за приближающимися огоньками. И вдруг огоньки мет-нулись к нему и вспыхнули совсем рядом, под деревом. Ох! Да это же волк! Это волчьи глаза сверкают в свете луны. Ну вот, никогда не надо терять рассудок. Учитель же говорил: никаких духов не бывает, все это суеверие…
Или Сердару удалось уговорить себя, или он просто устал бояться, но страха он больше не испытывал. С таинственными мерцающими огоньками все было ясно – волчьи глаза. Но вдали, совсем-совсем далеко, появились какие-то другие огни, эти огни не двигались, и было их несколько на равном расстоянии друг от друга. Сердару не доводилось видеть такие огни, но, подумав немного, он решил, что к духам они тоже не имеют никакого отношения, это костры и разложил их человек, чтоб помочь кому-то заблудившемуся в песках.
Если бы волки хоть на время сняли осаду, Сердар пошел бы прямо на эти огни. Да разве они выпустят его, эти кровожадные дьяволы! Никак не успокоятся: злятся, повизгивают, достать пытаются. Потом опять укладываются на песок и ждут…
Иногда до слуха Сердара доносился далекий собачий лай, но волки не обращали на него внимания. Только когда среди хриплых голосов старых собак прорезывался вдруг сильный звонкий лай молодого пса, гораздо реже других подававшего голос, волки начинали повизгивать, беспокойно крутиться и даже огрызаться друг на друга. Но стоило молодому псу умолкнуть, и звери снова спокойно укладывались на место.
Значит, в лае этого пса есть что-то такое, чего не слышат волки в голосах других собак. Какая-то особая сила и молодая отвага, заставляющая всю стаю тревожно прислушиваться к его лаю. Был бы с ним сейчас этот пес!.. Позвать его? Нет, против ветра кричать без толку. И все-таки стоило порывам ветра стать чуть потише, Сердар закричал во весь голос: «Ко мне! Ко мне!!!» Ни одна из старых собак не ответила, но молодой… Молодой пес услышал Сердара. Услышал и приветствовал его звонким, заливистым лаем! А что, если вместе с его голосом пес учуял и запах волка?
Да, настоящая чабанская овчарка всегда останется овчаркой. Не только тончайшим обонянием и острым слухом наделила природа этих благородных животных, она научила их чуять беду человеческую. Пес понял, что там, за барханами, человек, что он окружен волками и что он зовет его на помощь. Учуяв все это, молодой пес уже не мог спокойно побрехивать. Взбежав на самый высокий бархан, обернувшись мордой в ту сторону, откуда шли к нему сигналы тревоги, он лаял зло, громко и беспрерывно. «Ты в беде, – слышал Сердар в его лае. – Я готов помочь тебе. Готов схватиться с волками! Но я не могу бросить овец. Держись! Подай голос – я должен знать, что ты жив!»
Все другие собаки молчали, лаял только молодой пес. Он умолкал ненадолго, и снова его злой, отрывистый лай тревожил волков, не давая им спокойно увлечься. Всю ночь мальчик бодрствовал, прислушиваясь к далекому лаю, и лишь под утро, измученный страхом, продрогший от ночной росы, он наконец заснул, навалившись на ветку.
К рассвету ветер усилился. Шелестели под его порывами кусты черкеза, шуршал песок, ветер выл – все сильнее, все яростнее, и вскоре ничего уже нельзя было разобрать в сплошном вое и гудении. Не выдержав мощного напора ветра, ломаются кривые стволы саксаулов. Дерево, на котором нашел спасение Сердар, держится из последних сил, кажется, еще чуть, еще немножко – и все будет кончено. Волки уже стоят внизу, жадно ощерившись, и подпрыгивают, пытаясь достать Сердара. Когда, не в силах противиться урагану, дерево клонится к земле, волчьи зубы лязгают у самых его ног. Сердар пытается карабкаться выше, еще выше, но там уже нет надежных ветвей. А дерево все раскачивается, гнется все ниже, ниже… Треск, скрежет, и вывернутое с корнями дерево тяжело валится на землю. Испуганные его падением, волки на мгновение отпрыгивают и сразу все вместе бросаются на Сердара. Он хватает тяжелый сырой сук, прислонясь спиной к опрокинутому дереву… пускает в ход свое оружие. Он лупит волков по мордам, они воют, они лязгают зубами, пытаются схватить Сердара… «Ко мне! – кричит мальчик. – Ко мне!» И просыпается.
Уже рассвело, скоро из-за барханов поднимется солнце. А волки все еще здесь. Они и не собираются уходить. Они дремлют, положив головы на песок, и лишь, разбуженные движениями Сердара, начинают недовольно повизгивать…
«Ко мне! – кричит Сердар, теперь уже наяву. – Ко мне!» И пес, молодой, смелый пес, сразу отвечает ему громко и весело: «Иду! Светло, овцы проснулись, теперь я могу уйти. Я иду! Держись! Я иду!»
Лай приближался. Заливистый, громкий, торжествующий лай. Волки, по-хозяйски расположившиеся вокруг, словно прибывшие со своим угощением гости, забеспокоились, поднялись и, тревожно повизгивая, то отбегали от дерева, то снова возвращались к нему. Очень уж им не хотелось уходить не солоно хлебавши. Но лай приближался. И напрасно звери в остервенении рыли лапами землю, во все стороны разбрасывая песок, – едва пес показался на ближнем холме, волки, решив, видно, что не тот трус, кто бежит, а тот, кто бежит не быстро, бросились наутек.
Коричневый с подпалинами кобель наметом подлетел к саксаулу, быстро обежал вокруг и бросился по волчьему следу. Взбежал на бархан, потом на другой, на третий, сделал огромный круг, в центре которого был Сердар с его саксаулом, и, только убедившись, что волков нет, что они далеко, вернулся к Сердару.
– Дружище! – дрожащим голосом сказал Сердар. – Ты спас меня! Понимаешь – спас? – он хотел было обнять пса, но тот зарычал, и шерсть у него на холке стала дыбом: «Не подходи! Я друг человека, но это не значит, что любой из вас может ласкать меня!»
