Текст книги "Шоу безликих"
Автор книги: Хейли Баркер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц)
Бен
Посетить новое шоу – это все равно что оказаться в центре кораллового рифа.
Это круглое здание, почти такое же большое, как и главная арена. Стены здесь – не стены вообще, а толстое армированное стекло. За стеклом – подводный мир, где его обитатели блуждают по кругу огромного резервуара с водой, кольцом охватывающего комнату. Когда двери закрыты, они тоже становятся частью прозрачных стен, так что мы полностью окружены водой. Словно мы оказались в волшебном пузыре посреди океана.
Вода бирюзового оттенка изобилует разнообразием жизни: здесь тысячи рыб самых разных оттенков и размеров, гигантские скаты, огромные древние черепахи. Здесь играет музыка: спокойная и немного жалобная мелодия. Она очень навязчивая. По всей видимости, песнь кита.
Потолок над нашими головами – тоже часть резервуара. Вода там чернильно-черного цвета, смешанная с блестящим синим свечением планктона. Сотни сверкающих морских существ сновали во все стороны: странные, похожие на кальмаров создания с длинными щупальцами, одутловатые розовые и зеленые медузы, стайки светящихся морских коньков. Это гипнотическое, завораживающее зрелище, из которого меня пробуждает внезапный крик какой-то дамы напротив меня: она взволнованно указывает на стайку из шести дельфинов, которые проплывают вокруг всей комнаты.
Ряды стульев, на которых мы сидим, также расположены по кругу и повернуты лицом к пустой сцене. Все, выворачивая шеи, оглядываются по сторонам.
Внезапно в резервуаре гаснет свет и озаряется центр комнаты. Темп музыки ускоряется, и когда новый резервуар опускается на арену, она как будто ритмично пульсирует. Раздается всеобщий вздох, когда мы все понимаем, что находится внутри него.
В воде по кругу двигаются четыре огромные акулы, смертоносные творения природы, живое оружие. Огромные белые хищницы, не ведающие жалости и сомнения. Их хвосты со свистом разрезают воду, огромные пасти угрожающе открываются. Такое ощущение, что зрителям не избежать нападения. Всем хорошо видны их неровные изогнутые белые зубы.
По моей спине невольно пробегает дрожь. Неудивительно, что Сабатини в таком восторге от нового шоу. Интересно, откуда они взялись, как их поймали, как перевезли и где содержат?
В середине резервуара виднеется что-то еще. Туда падает луч прожектора, и становится ясно, что это. Это клетка для ныряльщиков. Внутри две женщины, прижавшиеся друг к дружке и связанные цепями.
Появляется Сабатини. Он стоит на платформе над резервуаром, пощелкивая кнутом и улыбаясь всем нам и мне в особенности.
– Дамы и господа! – восклицает он. – Добро пожаловать на первое представление нашего новейшего циркового номера! Мы с гордостью сообщаем, что вы являетесь первыми зрителями, которые его увидят. Это настоящая премьера, потому что мы даже не пытались репетировать раньше этот номер! Прошу вас воздержаться от фотографий, вы первыми расскажете всему миру об этом позже! В этом резервуаре подо мной – всемирно известные артисты-эскапологи, Астрид и Луна. Вы, я уверен, уже слышали о них, и, возможно, даже видели их выступления раньше, потому что они участвуют в наших самых популярных номерах уже более десяти лет!
Грохот аплодисментов. Дождавшись, когда они стихнут, Сабатини продолжает.
– Я уверен, что мне не нужно напоминать вам, дамы и господа, что Астрид и Луна пережили все ситуации, в которых оказывались до сих пор. А они сталкивались со многими трудностями… кроме одной… – Он умолкает, а затем нарочито ужасным, пронзительным голосом выкрикивает. – Правильно, кроме самого смертоносного хищника природы… Огромной… Белой… Акулы!
Аудитория снова взрывается аплодисментами; Сабатини наслаждается шумом и снова ждет тишины.
– Астрид и Луна, как вы увидите, в настоящее время дышат воздухом из кислородных баллонов. Через мгновение эти баллоны уберут вместе с защитным ограждением. Астрид и Луна должны найти способ выпутаться из двенадцати цепей, которые удерживают их на дне резервуара, до того, как у них закончится воздух. Они должны сделать это до того… – Сабатини резко останавливается, – как акулы успеют проголодаться! – Толпа вновь взрывается одобрительными криками. Вокруг меня слышен бешеный топот ног, свист и улюлюканье.
Я полагал, что пресса будет немного сдержаннее, но нет; журналисты такие же безбашенные, как и толпа зрителей вчера вечером. Я не хочу здесь находиться. Я пришел сюда не для этого. Что сказала бы Прия, если бы узнала?
– Дамы и господа, без дальнейших церемоний, я предлагаю сделать ставки!
С этими словами Сабатини спрыгивает с платформы, проходит через всю комнату и опускается в кресло рядом со мной. Он поворачивается ко мне, и я вижу самодовольную ухмылку на его лице.
– Я говорил тебе, что это будет здорово, – заискивает он.
Баллоны с кислородом и клетка поднимают из воды. Резервуар освещен так ярко, что внутри можно рассмотреть двух женщин: у них нет защитных масок, их глаза широко открыты. Они начинают отчаянно выпутываться из цепей. Похожие, как две капли воды. Должно быть, они близнецы, как мы с Фрэнсисом.
Акулы мгновенно устремляются к ним. Кто-то считает акул красивыми созданиями, но я так не думаю. Мне они представляются опасными и жестокими, бездушными и бессердечными хищниками, жаждущими крови.
В центре Астрид и Луна лихорадочно пытаются выбраться из цепей. Какое-то время они быстро справляются с этой задачей. Три больших металлических крепления и четыре замка быстро размыкаются, и цепи тяжелыми кольцами опускаются на дно резервуара.
– Ну, что скажешь? – Сабатини наклоняется ко мне, так что я чувствую на моем лице его зловонное дыхание. – Я придумал это сам. Разве я не гений?
С меня довольно. Довольно инспектора манежа, довольно цирка, довольно всего.
– Я думаю, что это отвратительно, – отвечаю я ему, и вижу, как его лицо недовольно вытягивается. – Отвратительно и позорно. Этим нельзя гордиться. Это мерзость.
Он нервно смеется.
– Не волнуйся, – говорит он. – Все это иллюзия. Этим людям вообще ничто не угрожает!
Я смотрю на резервуар, на двух женщин, яростно пытающихся освободиться от цепей.
– Мне кажется это очень реальным, – с сомнением в голосе говорю я.
– Я имею в виду, акулы не едят людей. Они нападают на купальщиков гораздо реже, чем ты думаешь. Им не интересно нападать; у них всегда есть хорошая еда.
Я чувствую себя немного лучше, когда слышу эти слова. Мне кажется, что это правда. Помнится, я читал где-то, что акулы-людоеды – это миф, даже такие большие белые акулы не нападают на людей.
Но у близнецов кончается кислород, и они все еще закованы в цепи. Как долго они продержатся, даже если акулы решат, что они не хотят завтракать?
– Не волнуйся, – напевно успокаивает меня Сабатини. – Луна и Астрид – лучшие в своем деле. Они будут свободны через несколько минут.
И действительно, по воде внезапно идут волны: это одна из девушек, освободившись от цепей, всплывает вверх. Она выныривает на поверхность, откидывает голову назад и набирает полные легкие воздуха.
– Разве я не говорил тебе, что с ней все будет в порядке? – говорит Сабатини. – Сейчас она вылезет из воды, живая и невредимая.
Он ошибается. Вместо того чтобы подплыть к лесенке и выйти из воды, она снова погружается в резервуар. Вторая девушка все еще пытается выбраться на свободу. Видно, что она в панике. Остается только одна цепь, но она массивнее остальных и не дает ей вырваться на поверхность.
Первая девушка подплывает к ней, двумя руками хватает за голову и прижимается губами к ее рту. Она передает своей сестре воздух, пытаясь сохранить ей жизнь. Затем отплывает от нее и помогает распутать цепь. Движения прикованной девушки становятся заметно медленнее.
Первая девушка снова всплывает на поверхность, затем в очередной раз погружается в воду. Она снова вдыхает воздух в рот сестры-близнеца и снова пытается распутать цепь.
Публика безмолвно наблюдает.
Лицо прикованной цепью девушки становится бледным, ее глаза остекленели. Она перестала двигаться. Похоже, она мертва.
Акулы беспрепятственно нарезают круги по резервуару, не обращая внимания на две человеческие фигуры, которые отчаянно борются за жизнь.
Однако что-то меняется. Свободная девушка внезапно оборачивается и быстро выныривает на поверхность. Резко вытащив руку из воды, она держит ее перед собой.
– Она поранила палец! У нее течет кровь! – кричит кто-то. Я наклоняюсь вперед и действительно вижу на ее пальце ранку. Крошечный порез. Должно быть, она оцарапалась о цепь или содрала кожу о дно.
Девушка быстро плывет к ступенькам и начинает выбираться наружу. Увы, слишком поздно: капли крови упали в воду.
Двигаясь с пугающей синхронностью, акулы атакуют ее. Одна из хищниц приподнимается над водой, хватает ее и тянет вниз своими ужасными челюстями.
После этого трудно понять, что происходит, так как вода становится красной, она как будто закипает. Кажется, будто жидкость становится живой, хотя несет в себе только смерть.
Происходящее кажется мне нереальным. Может, это часть процесса или просто такой трюк. Я смотрю на сидящего Сабатини рядом. По его лицу видно, что он тоже потрясен.
– Черт! – сердито восклицает он. – Вообще-то их не собирались отдавать на корм акулам, во всяком случае, не раньше, чем в субботу вечером.
Он встает и жестом подзывает одного из охранников.
– Уводи всех отсюда! Быстро! – приказывает он. Я думаю, что он уже забыл о моем присутствии. – Шоу окончено!
Хошико
Как только мой грим готов, я опускаюсь в кресло, пытаясь найти в себе силы и воодушевление, повторяя про себя варианты приемлемых ответов.
Когда приходит Сильвио, я сразу понимаю, что он в ярости.
– Немедленно отправляйся туда! – приказывает он. – Быстро!
– Я думала, что я буду после Астрид и Луны, разве не так? – говорю я.
Он холодно смотрит на меня.
– Мне до тошноты надоело повторять тебе, чтобы ты не задавала мне вопросов. В данный момент дела у нас не слишком хороши. Мне нужно приготовить для Шоу Призраков совершенно новый номер, и у меня нет времени стоять здесь, отвечая на твои дурацкие вопросы. Делай, как тебе говорят, девочка, – он поворачивается, чтобы уйти, но останавливается у порога, чтобы снова встретиться со мной взглядом. – Астрид и Луна погибли. Думаю, тебе все ясно? – с этими словами он выходит, громко хлопнув дверью.
Бен
Случившееся на демонстрации нового номера с акулами внезапно становится темой оживленного разговора: пятьдесят журналистов одновременно дают прямые трансляции о трагическом событии. Я пробираюсь сквозь толпу людей, наклоняюсь над краем одного из проходов и извергаю мой обед.
А когда поворачиваюсь, то вижу Стэнли. Тот, как всегда, притворяется, будто ничего не видит. Интересно, что он думает об этом?
Эти девушки, по всей видимости, мертвы. Никто не смог бы выжить после такого.
В моей голове слышится лишь голос Прии. Думайте сами. Судите сами. Решайте сами.
Теперь я знаю, что она имела в виду. Мне хочется одного: пойти домой и рассказать ей об увиденном.
Нет, неправда; все, что я хочу, это снова увидеть Хошико, а затем вернуться домой и рассказать все Прие.
Я остаюсь в проходе еще некоторое время, ожидая, что шум утихнет. Затем направляюсь в комнату, где состоится пресс-конференция. Здесь пока никого нет. Журналисты все еще там, возбужденно передают свои ликующие сообщения в прямой эфир новостных каналов.
Я усаживаюсь в кресло на одном из задних рядов и стараюсь сдержать дрожь в руках. Увы, это плохо мне удается. В конце концов комната наполняется людьми. В любую минуту я снова увижу ее.
Когда все рассаживаются, по внутреннему радио вновь раздаются фанфары, и Сильвио Сабатини появляется снова. Он расхаживает по арене, словно злобный гоблин. Возможно, он действительно наделен демонической силой, которая позволяет ему находиться в нескольких местах одновременно.
– Дамы и господа! – восклицает он хриплым голосом. – Какая восхитительная, насыщенная событиями ночь! Здесь, в цирке, когда мы обещаем заранее какой-то сюрприз, то всегда держим свое слово! И вот теперь, еще один подарок для вас: добро пожаловать на пресс-конференцию этого вечера! – Он неплохой шоумен, прекрасно знает, как следует выдержать интригу. Его улыбка приторна, как сироп, его голос обольстительно звучен. – Да, я знаю, что вы здесь не для того, чтобы увидеть меня, так что без дальнейших церемоний представляю вам звезду цирка Отбросов: гимнастку на трапеции и непревзойденную, потрясающую, неповторимую канатоходку Кошку!
Все зрители встают и неистово аплодируют. Я остаюсь сидеть, озираясь по сторонам.
Боковая дверь со стороны арены открывается, и появляется она в сопровождении двух охранников.
На ней изумрудно-зеленое платье, которое трепещет на ее бедрах и переливается рябью блестящего шелка. Вырез на спине достигает талии, перетянутой черным поясом. Я чувствую, как мои щеки вспыхивают румянцем.
Интересно, помнит ли она меня?
Я жду, когда она поднимет глаза и заметит меня в толпе, но девушка все время смотрит себе под ноги. Ее руки перевязаны бинтами, должно быть, она повредила их прошлым вечером.
Сильвио Сабатини начинает:
– Дамы и господа, это не наше шоу, это ваше шоу. Цирк существует лишь благодаря вашей щедрости и поддержке. Юная Хошико с радостью ответит на все ваши вопросы.
В течение нескольких секунд ничего не происходит, затем какая-то журналистка в первом ряду поднимает руку.
– Да, мадам? – с улыбкой спрашивает инспектор манежа.
– М-м-м, да, – женщина выглядит нервной. Похоже, ей около тридцати, вид у нее недовольно простецкий и немного неряшливый. – Я просто хотела сказать, что наблюдала за вашими выступлениями много раз и пребываю в полном восторге! Мне бы хотелось узнать, когда вы впервые поняли, что желаете стать артисткой цирка?
Если этот вопрос заставляет меня почувствовать злость, то у Хошико он должен вызвать ярость, но на ее лице остается маска безразличия.
– Каждый Отброс мечтает выступать в цирке, – отвечает она. – Чтобы хоть как-то обогатить жизнь Чистых. Это все, чего я когда-либо желала.
Первый вопрос вызывает волну новых вопросов, и теперь вверх взлетают десятки рук.
– Сколько часов в день вы тренируетесь?
– Какая часть вашего номера нравится вам больше всего?
– Сколько раз вы получали травмы?
Каждый раз девушка отвечает одинаково, все тем же размеренным, монотонным голосом. Похоже, она следует заранее написанному сценарию: это тщательно отрепетированная работа.
Я смотрю на Сабатини. Он наблюдает за каждым ее словом, и в его глазах я замечаю стальной блеск. Холодок пробегает по моему позвоночнику. Она не может сказать правду, ей это не разрешают.
Журналисты продолжают задавать вопросы, которые быстро становятся более личными и оскорбительными, по мере того как собравшиеся чувствуют себя все более и более уверенными.
– Как вы думаете, вы еще долго сможете выступать? – спрашивает какой-то журналист. Ее глаза сужаются, и она поднимает голову. Это длится всего мгновение, хотя, прежде чем она снова опускает голову, на ее лице появляется прежнее бесстрастное выражение.
– Я каждый день рискую своей жизнью, но это небольшая цена за удовольствие для публики.
Я заламываю руки, но все же не могу удержаться от вопроса. Мне нужно снова установить с ней контакт, хотя я пока не знаю, что собираюсь сказать, и поднимаю руку.
Инспектор манежа указывает еще на нескольких человек, предоставляя им возможность задать свой вопрос.
– Сколько смертей вы видели?
– Какая из них была самой кровавой?
– Сколько вам было лет, когда вы начали выступать?
Я по-прежнему не опускаю руку, удерживая ее в поднятом положении, отчаянно пытаясь поймать взгляд Хошико. В конце концов взгляд Сильвио опускается на меня.
– Да, молодой сэр? – понимающе ухмыляется он.
Я мысленно прошу ее поднять голову, но ее глаза все так же устремлены в пол.
– Да? – спрашивает он меня. – У вас вопрос к Хошико?
– М-м-м… да. То, что я хотел бы знать, это… вы… Я имею в виду, вы… – я замолкаю. Что я хочу спросить у нее? Что мне больше всего хочется узнать? И тут меня осеняет. – Вы когда-нибудь хотели, чтобы все было по-другому?
Наконец-то она поднимает глаза. Она вытягивается вперед, оставаясь в своем кресле, и в первый раз смотрит на присутствующих.
– Можете повторить свой вопрос, пожалуйста? – спрашивает она.
Я встаю и повторяю вопрос. Ее взгляд останавливается на мне.
Она заметила меня.
Хошико
Вопросы те же, что и всегда. Жалкие журналисты, презренные Чистые, отчаянно желающие узнать все жестокие подробности моей жизни. Они делают акцент именно на них: чем кровожаднее и страшнее, тем лучше.
Я снова и снова репетировала ответы на все эти вопросы. В них нет ничего нового, но я все еще чувствую на себе пристальный взгляд Сильвио.
Я действительно не хочу делать ничего такого, что могло бы рассердить его, во всяком случае, после недавних событий. Вчера он чуть не убил меня, когда я выступала под куполом цирка. По какой-то причине он уже не так сильно защищает меня, как раньше. Даже, скорее, наоборот. Внезапно возникает чувство, теперь он отчаянно желает моей смерти.
Поэтому я отвечаю на вопросы именно теми словами, которые подготовила заранее. У меня получается сдерживаться, не кричать на них, не рассказывать им о своих чувствах. Для меня это великая мука – сидеть здесь, механически общаться с журналистами после того, что он только что рассказал мне о близнецах.
Все, чего я сейчас хочу, это вернуться в барак, и выяснить, правда ли это. Возможно, Сильвио солгал мне. Не исключено, что он намеренно хотел меня расстроить.
Мне нужна Амина. Ее присутствие всегда дарит уверенность и спокойствие. Неужели мне еще долго придется сидеть здесь?
Затем звучит новый вопрос: такого я еще никогда не слышала.
– Вы когда-нибудь хотели, чтобы все было по-другому?
Что-то в голосе спрашивающего заставляет меня поднять голову. Я не вижу этого человека.
Прожекторы, свет которых направлен на меня, слепят глаза, и несмотря на то что журналисты совсем рядом, всего в нескольких шагах, кажется, будто они находятся в темноте.
Я напрягаю зрение, пытаясь разглядеть хоть кого-нибудь. Я в первый раз смотрю на присутствующих и поэтому не могу определить, кто из них задал последний вопрос.
Этот голос: негромкий и как будто виноватый. Я уже слышала его раньше.
– Можете повторить свой вопрос, пожалуйста? – спрашиваю я. Поднимается какая-то фигура в центре комнаты. Прожектор послушно перемещается на него.
Это он. Тот самый мальчишка, что был в цирке вчера вечером. Почему он снова здесь?
– Вы когда-нибудь хотели, чтобы все было по-другому?
Я смотрю в его глаза, которые умоляют меня сказать правду.
В комнате становится тихо. Все ждут моего ответа.
Я поворачиваюсь к Сильвио и смотрю на него. Он качает головой. Нельзя действовать без его одобрения. С другой стороны, он и так уже недоволен мною, может ли все стать еще хуже?
Я оглядываюсь на мальчика, снова задаюсь вопросом о том, что он здесь делает, и наклоняюсь вперед, словно нас связывает незримая нить, которая притягивает меня к нему. Я делаю глубокий вдох.
– Да, – отвечаю я ему. Сначала я шепчу, но потом вспоминаю Астрид и Луну. Они, должно быть, мертвы. Сильвио никогда не лжет о таких вещах. Ему это не нужно. Я знаю, что они на самом деле мертвы. Ярость наполняет меня. Она кипит внутри, ее невозможно сдержать.
Я встаю и говорю громко и ясно. Мой голос разносится по всей комнате, когда я смотрю на него.
– Да, я хочу, чтобы все было бы по-другому.
Бен
В течение нескольких секунд мне кажется, будто там никого нет, кроме нас двоих, будто комната, цирк и все остальное куда-то исчезло. Прошлым вечером так же было на арене. Будто весь мир – просто фон, очертания, а она – единственная реальная вещь, восхитительный радужный свет в мире силуэтов.
Заклинание внезапно рушится, когда Сабатини, маниакально улыбаясь, выходит на середину сцены.
– Хорошо, спасибо всем. На сегодня все. Я уверен, вы согласитесь, что это было здорово. На выходе, пожалуйста, возьмите специальный пропуск для прессы на субботний вечер, на Шоу Призраков, приуроченное к Хеллоуину! Всем спасибо!
Два охранника вытаскивают ее из комнаты. Сабатини холодно смотрит на меня, затем поворачивается на каблуках и бросается вслед за ними.
Все собирают свои вещи и начинают расходиться. Большинство из них даже не говорят о том, что сказала Хошико. Обсуждают лишь номер с акулами. Две смерти сразу – вот о чем сообщат газеты. По всей видимости, журналисты более чем довольны событиями этого вечера.
Полагаю, мне следует дождаться Сабатини, который выведет меня отсюда, но сегодня вечером я не могу даже думать о новой встрече с ним. Мне хотелось увидеть Хошико, узнать, все ли с ней в порядке.
Теперь комната пуста, в ней лишь я и Стэнли, который невозмутимо стоит сзади. Я бы охотно поговорил с ним об этом. Однако смысла в этом нет – он никогда не разговаривает со мной, как бы я ни старался пообщаться. Он настоящий профессионал и строго выполняет свои обязанности.
Я снова опускаюсь в кресло. Она узнала меня, я в этом уверен.
Неожиданно раздается вежливое покашливание. Я так глубоко погрузился в свои мысли, что вздрогнул. Я поднимаю голову и вижу уборщика, ожидающего, когда мы уйдем.
– Извините, – говорю я ему. – Мы сейчас уходим.
Я смотрю на него. Старая, сморщенная, оливкового оттенка кожа, хрупкое истощенное тело. Здесь никого нет. Только я, он и Стэнли.
– К вам здесь хорошо относятся? – спрашиваю я его. Что за глупый вопрос. Посмотрите на этого беднягу: конечно же нет.
Он поспешно оглядывается. Его голос, когда он говорит, звучит слабо и хрипло.
– Да, – отвечает он таким же монотонным голосом, каким отвечала на вопросы прессы Хошико. – Ко мне относятся очень хорошо. Я очень счастлив.
Он не смотрит на меня; его глаза опущены.
Я осторожно прикасаюсь к его плечу. Он вздрагивает и делает шаг назад, будто я причинил ему боль.
– Простите, – говорю я ему.
Он поднимает голову, и его влажные глаза на секунду встречаются с моими. Я не могу понять, что в них отражается: не ненависть и не страх. Скорее всего, это печаль.
На пару секунд повисает тишина. Затем он внезапно поворачивается.
– Я приду позже! – хрипит он. Для того, кто выглядит не очень хорошо, он двигается довольно проворно. Я остаюсь на месте, и неожиданно вспоминаю слова Прии. Обращайтесь к своей голове и своему сердцу, и вы не ошибетесь.
Что, если мои сердце и разум не приходят к согласию? Мое сердце кричит мне, что это неправильно. Этот Цирк, этот мир – они неправильные. Мое сердце велит мне идти за ней.
Мой разум подсказывает мне не делать глупостей. Это не какая-то глупая сказочная история, это мир, в котором мы живем. Так он устроен, так обстоят в нем дела. Какой смысл желать в жизни чего-то другого? Я всего лишь мальчик, обычный мальчик, вот и все. Посмотрите на мою семью, на мою жизнь, на меня. Я один из счастливчиков. Я нахожусь на правой стороне глубокой, непреодолимой пропасти, которая разделяет наши миры. Я не могу это изменить, даже если захочу.
Я смотрю на Стэнли, бесстрастного, невозмутимого, как всегда. Как поступить, чтобы заставить его проявить какие-то чувства? Чтобы он рассказал мне, что он на самом деле думает? Я тяжело вздыхаю.
– Пойдем, – говорю я. – Пойдем отсюда. Едем домой.