Текст книги "Шоу безликих"

Автор книги: Хейли Баркер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 23 страниц)

Бен

Когда я просыпаюсь, ее нет. В комнате пусто. Я торчу под грязной вонючей кроватью и пытаюсь понять, зачем я все это сделал: вырвался из своего дома, не спал всю ночь и отдал все деньги, чтобы проникнуть в цирк Отбросов. Теперь я в ловушке и прячусь под кроватью. Что же будет дальше?

Даже если мне и удастся выбраться отсюда незамеченным, то как я вернусь домой после всех этих событий?

В конце концов я не выдерживаю и выползаю из-под кровати. Комната совсем крошечная. Окна нет, только дверь, через которую я вошел. Здесь пахнет больницей, зловонием рвоты и дезинфекции. В углах громоздятся коробки с бинтами и медикаментами. Похоже, я нахожусь в кабинете медсестры. Хошико оставили здесь прошлым вечером из-за поврежденной руки.

Я снова вспоминаю полное отвращения лицо матери в тот вечер, когда я помог Хошико. Родители, наверное, сходят с ума, пытаясь найти меня. Не нужно быть гением, чтобы догадаться, где я нахожусь. Не знаю, как они до сих пор не нашли меня.

Паника завладевает мной, и я понимаю, что Хошико была права. Я подверг ее жизнь опасности, когда появился здесь. Что бы они ни сделали со мной, ей придется намного хуже. Ее убьют. Голос в моей голове говорит: «И это твоя вина».

Выбора у меня нет. Я должен выйти из моего укрытия и сказать им. Сказать, что Хошико ничего обо мне не знала, потому что я спрятался под кроватью, пока она спала. Еще я скажу, что ходил во сне, потому что не знаю, как оказался здесь. Впрочем, нет, они ни за что не поверят. Я снова забираюсь под кровать.

Я тщетно ломаю голову, пытаясь придумать план, как вдруг дверь открывается. Сердце начинает бешено колотиться. Это не ее ноги. Ну, все, мне конец. Я лежу и жду, когда меня поймают.

Мне ничего другого не остается, как замереть и прислушиваться к каждому шороху. Вскоре я понимаю, что это медсестра, и сейчас она будет принимать пациентов.

Первый из них – артист, которому во время номера с метанием ножей одно лезвие попало в грудь.

– Это был десятый день рождения ребенка Чистых. Они купили абонемент, который дает им право присутствовать на репетициях. Им всем разрешили метать в меня ножи. Ты представляешь? Десять маленьких ублюдков бросают в меня ножи, а их гордые родители записывают это на свои телефоны и радостно вопят, когда кто-то попадает в цель.

– Они делали это до шоу? – в ужасе спрашивает медсестра. – Здесь с каждым днем становится все хуже. После того, что произошло прошлой ночью, я не удивлюсь, если нас всех перебьют. Тебе повезло, это просто царапины. Боюсь, я не смогу дать тебе освобождение от участия в представлении.

– Оно мне не требуется, Амина. Чем дольше я стою перед этими Чистыми, тем больше шансов, что один из них прикончит меня. Это все, чего я хочу: долгожданного покоя. Особенно после того, как в прошлом году погибла Анна.

Она тихо успокаивает его. Похоже, он плачет.

– Потерпи, – тихо говорит она. – У меня здесь есть болеутоляющее посильнее. Тебе станет немного легче, я имею в виду не только боль от ран.

Мне слышно, как она роется в ящиках, а затем говорит:

– Кажется, оно под кроватью.

После этих слов сердце едва не выскакивает из моей груди. В следующее мгновение ее лицо появляется рядом с моим. Мы смотрим друг на друга. Это девушка. Она немного старше меня, ей примерно двадцать. У нее копна курчавых волос и добрые, улыбчивые глаза. Значит, это та самая Амина. Я жду, что сейчас раздастся крик и девушка позовет кого-нибудь на помощь. Но она как ни в чем не бывало, хватает из-за моей спины небольшую коробку и выпрямляется.

– Вот, держи, – говорит она раненому артисту и продолжает прием. После него к ней за медицинской помощью приходят еще пять человек. Она же как будто не замечает меня.

Хошико

После репетиции нам дается «час отдыха». Это звучит как насмешка. На самом деле мы тратим это время на скудный ужин и холодный общий душ – кабинка для мужчин и кабинка для женщин. Остается лишь несколько минут на отдых до начала вечернего представления.

Но сегодня никакого ужина не предвидится – Сильвио не забыл про наказание. Все что есть в столовой – это ведра мутной тепловатой воды. Мы должны подходить к ним и почти окунать туда лица, лакая непонятную жидкость, словно животные. Впрочем, для Чистых мы и есть животные.

Обычно это единственный час за весь день, когда мы можем обменяться парой шуток, что хоть как-то скрашивает нашу жизнь. Но только не сегодня, когда повсюду поселились горе и ужас. Они прочертили на наших лицах морщины, укутали в свои плотные саваны.

Три смерти всего за два дня. Это редкость даже для цирка. Мне невыносимо слышать перешептывания об ужасных событиях, и вместо того, чтобы, как обычно, сидеть в бараке, я осталась рядом с лазаретом и жду, когда меня вызовет Амина.

Бена могут обнаружить в любую минуту. Интересно, что с ним тогда сделают? Позовут охрану? Включат сирену? Странно, но ничего не происходит. Я всматриваюсь в лица артистов, которые выходят от Амины. Судя по их выражению, никто не обнаружил под кроватью незваного гостя.

Наконец наступает моя очередь. Я стучусь в дверь и вхожу, не дожидаясь ответа. Его нигде не видно. Наверно, он все еще прячется.

Амина застыла в углу комнаты. Руки сложены на груди, брови вопросительно выгнуты.

– Как я понимаю, – спокойно говорит она, – ты хочешь мне рассказать, что здесь происходит.

Я не знаю, с чего начать, и судорожно подыскиваю слова, когда она неожиданно произносит:

– Не бойся, я помогу тебе. Готова поспорить, что это как-то связано с мальчишкой, который прячется под кроватью.

Несколько секунд молчания. И из-под кровати появляются кроссовки, ноги, туловище и наконец голова.

Господи, какой же он грязный! Пыль на одежде и коже. Крошечные пылинки повисли даже у него на ресницах. И тем не менее с первого взгляда видно, что он – пришелец из другого мира. Здоровый румянец на щеках, хорошая гладкая кожа. У полуголодных Отбросов такой никогда не бывает. Волнистые светлые волосы, мягкие и блестящие. Я невольно замечаю под футболкой крепкое, мускулистое тело. В общем, с первого взгляда понятно, кто он такой.

– О боже, Хошико. Да это же Чистый!

Мы втроем стоим кружком и смотрим друг на друга. Я чувствую себя нашкодившим ребенком, которого застукала мама.

Он начинает первым:

– Простите. Это полностью моя вина. Она не сделала ничего плохого. Я сам забрался сюда. Понятия не имею, каким местом я думал. Мало того, что влип сам, так еще доставил вам кучу неприятностей. Я не хотел, чтобы кто-то умирал. Умоляю вас, поверьте мне, она ни в чем не виновата. Я сделаю все, что от меня требуется. Все, что угодно, только не трогайте ее, прошу вас. Скажите, что вы обе нашли меня.

Амина не закричала, не подняла панику. Она лишь вздохнула.

– Давай начнем с самого начала. Кто ты такой? Как ты попал сюда? Только ничего не скрывай. Любая деталь может быть важна.

И он рассказал нам свою историю. Признался, что его зовут Бен и что раньше он не делал ничего подобного. Вспомнил, как увидел меня первый раз. Как сбежал, поддавшись минутному порыву. Говорит, что ему стыдно. Стыдно быть Чистым. Стыдно смотреть наши представления. Стыдно за свою семью.

– И поделом! – бросила я ему. – Вы считаете нас отбросами общества. Но отбросы – это вы, все до единого!

– Тихо, Хоши! – цыкает на меня Амина. Она – воплощение спокойствия. – Угомонись. Да, он совершил глупость, однако из благородных побуждений. Что ему оставалось делать? Сидеть дома и наблюдать за зверствами? Кстати, у меня для вас обоих новость. Ты не первый Чистый, который переступил черту, и наверняка не последний. Сейчас мы должны придумать, что нам делать дальше.

– Если бы только это! – Он уставился в пол, и его кожа стала бледно-зеленой. – Моя мать… она вроде как знаменитость.

– И как ее зовут?

Несколько секунд он молчал, а затем, все так же глядя в пол, прошептал:

– Вивьен Бейнс.

Я встречаюсь взглядом с Аминой. Впервые на ее лице читается ужас.

Он снова поражает меня, – тем, кто он и чем занимается его мать, – и это сродни удару в лицо. Вчера вечером я позволила ему держать себя за руку. О чем я только думала?

Я сердито поворачиваюсь к нему.

– Хотел еще разок посмотреть на представление уродов? Ведь так? Хотел тут все разнюхать? Раздобыть нужную информацию? Вряд ли ты стал бы переживать, если бы из-за тебя погибли мы все!

Я больше не в силах сдерживать кипящую во мне ярость и несколько раз с силой ударяю его кулаком в грудь. Он не останавливает меня и не дает сдачи. Просто стоит, пока я бью его. Это злит меня еще больше.

– Хошико! Довольно! – Амине приходится оттаскивать меня. – Дай ему шанс!

– Мне жаль, – говорит он. – Простите меня за все, за все это. Я знаю, это звучит глупо, но я раньше никогда серьезно не задумывался о работе моей матери.

Я хочу сделать ему больно, чтобы он почувствовал эту боль, которую более ста лет чувствуем мы.

– Представления тебе было мало, так, что ли? Захотелось посмотреть, как это выглядит вблизи? Ты мне противен! Меня от тебя тошнит! Я ненавижу твою мать, ненавижу тебя и все, что ты олицетворяешь!

Похоже, я задела его за живое, он начал защищаться.

– Я не просил родиться Чистым, как никто из вас не просил родиться Отбросом! Я знаю, что это неправильно! Я ненавижу это не меньше тебя. Я отдал бы все на свете, чтобы это изменить.

Его слова приводят меня в еще большую ярость.

– Твоя мать мучает Отбросов, ты знал это? Выносит сотни смертных приговоров в неделю. Кстати, она вынесла его и мне. Ей наплевать на нас, для нее мы даже не люди!

Амина прерывает меня.

– Ты хочешь сказать, что она приказала тебя убить?

– Да. Вчера, – отвечаю я. – Не хотела тебе говорить, но Сильвио обещал ей.

Я не говорю, когда это должно произойти.

– О, боже мой! – Ее лицо становится белым как мел. – Почему?

– Неважно. Да и какая разница? Потому что Вивьен Бейнс ненавидит меня, и все.

Она смотрит на меня, все еще пребывая в шоковом состоянии.

– И ты даже не собиралась рассказать мне об этом, верно?

– А какой в этом смысл? Ты ничего не можешь сделать.

Амина начинает злиться.

– Ты не права, смысл есть. Даже в большей степени, чем ты думаешь. Ничего не говорите, ни ты, ни он. Молчите. Мне нужно подумать, – добавляет девушка и начинает расхаживать взад-вперед по комнате.

Я слежу за ним краем глаза. Он выглядит таким печальным.

Бен поднимает голову и перехватывает мой взгляд.

– Мне жаль, что все складывается именно так, – тихо говорит парень.

Он напоминает мне о вчерашнем дне, о пресс-конференции. Я закрываю глаза и вижу его лицо в свете прожектора. Вижу, как он помогает нести Анатоля через площадь.

Открываю глаза. Бен все еще смотрит на меня. Разговаривает со мной без слов.

Моя злость испарилась, от нее не осталось и следа. Я стараюсь вновь пробудить ее, увы, бесполезно.

– Хорошо, – наконец произносит Амина. – Меня ждут люди, с которыми я должна поговорить, ждут дела, которые мне нужно сделать, но, похоже, им придется еще подождать. Представление начнется через двадцать минут, так что тебе, Бен, придется остаться здесь.

В следующий миг раздается вой сирены, который означает начало подготовки к выступлению.

– Это нам, – говорит Амина. – Сегодня главное представление года. Пойдем, Хошико.

Вот что это такое: начало конца.

Амина берет меня за руки.

– Не переживай. Как-нибудь справишься.

Она рукой приподнимает мой подбородок и улыбается своей коронной понимающей улыбкой.

– Твои руки будут болеть, но на то ты и Кошка – ты справишься. Даю тебе еще минуту! Иначе тебя хватятся в раздевалке, – с этими словами она выходит из лазарета, тихо закрыв за собой дверь.

– До свидания, Амина, – шепчу я.

Мы стоим молча, затем из меня вылетают слова, которые я не ожидала услышать от тебя.

– Извини, – говорю я ему. – Я была с тобой груба. Это некрасиво с моей стороны.

Он смотрит на меня, улыбается, и мой желудок как будто падает вниз. Кем бы ни была его мать, что бы ни случилось со мной или с ним, в данный момент я рада, что он здесь.

Сегодня вечером я умру на арене. Я больше никогда его не увижу. Мне никогда не узнать, что произойдет дальше в этой дурацкой цепочке событий. Разумеется, ничего из этого я не говорю. Но он как будто читает мои мысли и молча делает шаг мне навстречу. В следующий миг он уже обнимает меня.

Несмотря на всю пыль, от него пахнет стиральным порошком. А еще он такой теплый, а его футболка такая мягкая! Он – физическое воплощение всего, что я ненавижу и чего боюсь. Из-за него я рискую больше, чем когда-либо, но, как ни странно, впервые в жизни внезапно ощущаю себя в безопасности. Словно, пока я в его объятиях, мне нечего бояться. Вокруг меня защитный кокон. Я как будто снова оказалась дома.

В конце концов он первым нарушает молчание:

– Ты не можешь сегодня выходить на арену. Прошу тебя, не надо.

– Я должна. – Наши взгляды встречаются. – Или ты думаешь, у меня есть выбор?

Он печально качает головой.

– Нет. Просто… просто я наконец тебя нашел.

Я снова кладу голову ему на грудь и крепко обнимаю. Время останавливается.

Я замираю на несколько мгновений, стараясь запомнить ощущение близости теплого тела, чтобы унести его с собой. Увы, в конце концов я выскальзываю из объятий и выбегаю из комнаты.

Бен

Я смотрю ей вслед. Сегодня вечером она умрет – Сабатини обещал это моей матери. Я больше никогда ее не увижу. Нужно было ее остановить, нужно что-то сделать.

Во мне нарастает паника. До сих пор я пытался ее сдерживать, но с каждым мгновением она все больше рвется наружу.

Что же мне делать? Чем я могу помочь? Я убежал из дома. Я – как там выразилась Амина? – пересек черту. Я должен сосредоточиться на дыхании – вдох-выдох, вдох-выдох, причем как можно медленнее.

Немного помогает. Руки дрожат уже не так сильно. Я пытаюсь успокоить свои мысли, но те постоянно возвращаются к Хошико на канате, к ее смерти. Это невыносимо.

Я не могу здесь оставаться, не могу прятаться, пока она рискует своей жизнью. Не для того я пробрался сюда.

Словно зверь в клетке, я мечусь из угла в угол, когда тишину нарушает какой-то звук. Я слышу, как открывается дверь, затем раздаются шаги, совсем рядом, в коридоре.

– Начни с этого конца и постепенно двигайся дальше. Будь внимателен. Проверь каждый шкаф, каждый ящик. Загляни в их ботинки, в кровати, под кровати.

– Понял. А если ничего не найду?

– Найди хоть что-нибудь. Что угодно. Это приказ с самого верха. Пропал какой-то богатенький мальчишка, и они требуют ответов. Отыщи все, что покажется тебе подозрительным, и принеси мне.

Дверь захлопнулась, и послышались шаги. Сначала они двигались в мою сторону, но постепенно затихли. Сердце колотится у меня в груди. Сейчас меня поймают. По крайней мере, я знаю, что мне нет смысла вновь забираться под эту мерзкую кровать.

Я тихонько открываю дверь и выглядываю в коридор. Ни души, но из комнаты рядом со входом доносятся какие-то звуки. Наверное, это охранник роется в вещах артистов.

Я осторожно, бочком, крадусь по коридору. Хотя какой смысл? Я одет во все черное, стены коридора белые, никакой мебели нет. Выйди сейчас кто-то из комнаты, и мне конец.

Похоже, этот охранник решил перевернуть там все вверх дном. Я слышу, как он сдвигает кровати, швыряет столы. Сразу видно: к делу он относится очень ответственно, а вот на вещи циркачей ему наплевать.

Остановившись у последней двери, где верзила крушит все вокруг себя, я замираю. Хотя она открыта, мне нужно прошмыгнуть мимо незамеченным. Я жду, прислушиваюсь, выбираю нужный момент.

Как только он направляется в дальний конец комнаты, я стремглав бросаюсь к выходу.

Увы, там заперто. Я в ловушке. В следующее мгновение до меня доносятся слова, которые я так боялся услышать:

– Эй, ты, стой, где стоишь!

Мне ничего не остается, как повернуться к нему лицом. Полагаю, это тот самый верзила, который только что двигал кровати и одной рукой переворачивал платяные шкафы. Его лицо заполонила мерзкая щетина, а мерзкие свинячьи глазки выглядывают из-под низкого лба. Пару секунд мы стоим и смотрим друг другу в глаза. Затем его рука тянется к поясу.

Не иначе как за пистолетом. Я беспомощно смотрю на него, и все вокруг меня происходит как будто в замедленной съемке. Но нет, слава богу, это просто рация.

– Говорит девятый. Я его поймал. На всякий случай пришлите кого-нибудь мне в помощь.

Он с мерзкой ухмылкой смотрит на меня.

– Ну что, допрыгался, голубчик? За такие дела тебе не сносить головы. Не знаю, кто ты такой, да и знать не хочу. Но из-за тебя мне пришлось сделать много лишней работенки. Зато теперь с радостью посмотрю, как они накажут тебя.

Я оглядываюсь. Пока в коридоре только мы вдвоем. Дверь за моей спиной заперта, а ключ у него. Он огромный, раза в три больше меня, возможно, вооружен и только что позвал подмогу. Не считая огнетушителя на одной стене, стены и пол коридора совершенно голые.

Я даже не представляю, что стало причиной дальнейшего поступка. Клянусь, за всю свою жизнь я не обидел и мухи, ни с кем не дрался в школе, никогда не играл в жестокие компьютерные игры вроде «Убей Отброса». Мой мозг выдал сногсшибательный фокус.

Я громко ахнул и уставился ему через плечо, как будто только что увидел там что-то или кого-то. Он резко обернулся, и в этот момент я выдернул из креплений огнетушитель, поднял его над головой и с размаху ударил им по голове охранника. Металл с глухим стуком отскочил от его черепа, и верзила повалился на пол.

Я тотчас выхватил у него из рук связку ключей и начал подбирать нужный. Вряд ли мне удастся закончить до появления подкрепления, но пока что все получается. Наконец мне удается открыть дверь.

Перед тем как выйти, я оборачиваюсь на поверженного врага. Охранник не шевелится. Не знаю, дышит ли он. Неужели я его убил?

До меня доносятся собачий лай и топот. Секунду поколебавшись, я со всех ног устремляюсь прочь. Ладно, будем считать, что он мертв.

Хошико

Не успела я шагнуть на арену, как тотчас замечаю, что сегодня здесь что-то не так. Сильвио уже раздает указания рабочим насчет канатов и трапеции. В центре арены воздвигают высоченный шест, а к нему подтаскивают огромные охапки хвороста.

– Что тут происходит?

Если честно, все это мне не нравится. Любые изменения в номере, да еще в последние минуты, да еще сегодня…

– Сегодня тут будет жарко, в буквальном смысле! – Сильвио улыбается мне мерзкой жестокой улыбкой. Видно, что он доволен собой. От его дурного настроения не осталось и следа. – Это идеальный вечер для еще одной смерти. После пресс-конференции о тебе говорит весь город. Все знают, что ты получила травму, и хотят увидеть, как ты сорвешься. Ты меня знаешь, я не люблю разочаровывать зрителей. Кроме того, ты слышала Вивьен Бейнс!

– Но Сильвио, она не вспомнит об этом, у нее есть дела поважнее. Мой номер самый популярный. Люди платят деньги, чтобы увидеть меня. Ты ведь не хочешь потерять источник дохода? – Мне противны заискивающие нотки в моем голосе. Господи, как же это унизительно!

– От тебя одни убытки, Хошико. Сколько можно испытывать судьбу? Приказ Вивьен Бейнс лишь укрепил идею, которую я долго лелеял. Астрид и Луна слишком быстро сыграли в ящик. Номер с пушкой, должен признать, пока еще недостаточно хорошо обкатан, чтобы выступить с ним на арене перед глазами толпы Чистых, и все же для Шоу Призраков нужно что-то зрелищное, а это зрелищное и есть ты, моя дорогая. И неважно, насколько ты хороша, когда жива. Мертвая ты представляешь для меня гораздо большую ценность. Сейчас осень, вечера долгие и промозглые, все сидят по своим теплым уютным домам. Продажи падают. Сегодня первый аншлаг за несколько недель. Нам нужна очередная эффектная смерть.

Его слова – чистая правда. Каждый раз, когда погибает один из нас, возникает большая шумиха. Публика и пресса внезапно сходят с ума, и нас неделями поджидают у дверей. Цены на билеты, которые расходятся как горячие пирожки, поднимают почти в два раза.

Я вздрагиваю, когда смотрю ему в лицо и вижу жадный блеск в его глазах. Он смеется над моим испугом.

– Не волнуйся, ты будешь не одна. Кто-нибудь еще составит тебе компанию.

Все так же мерзко ухмыляясь, Сильвио поворачивается и бросает взгляд через всю через арену.

Интересно, на кого он смотрит? Оказывается, на Грету. Она исполняет роль добровольной няньки для Боджо. Она единственная, кого признает обезьянка, кроме Сильвио. Боджо сидит у нее на плече и грызет банан. Он смотрит на Сильвио полным обожания взглядом. Куда хозяин, туда и глазки обезьяны. Грета тоже исподтишка посматривает на нас. Я знаю, она в панике от его слов, от всех этих приготовлений, что разворачиваются перед ней.

– Сильвио, ты не можешь рисковать Гретой. Ты сам так сказал. За ней будущее трапеции.

Сильвио сокрушенно качает головой.

– Ты постоянно совершаешь одну и ту же ошибку. Тебе кажется, что вы незаменимы. Увы, это не так. Вы – расходный материал. Незаменим только я. Таких, как ты, найдется не одна сотня. К нам уже стоит целая очередь просто на тот случай, если с одним из вас случится что-то ужасное.

Я пропускаю мимо ушей его намеки и снова возвращаюсь к разговору о Грете.

– Ты только посмотри, Сильвио, как Боджо ее любит! Она единственная кроме тебя, кто умеет о нем заботиться.

Мои слова заставляют его задуматься.

– Хм, возможно, ты права. Впрочем, нет, он забудет о ней после первого же ореха. Знаешь, я думаю, что лучшим вариантом будет, если вы обе умрете. Но я никак не могу решить, кто должен уйти первым. Ты – яркая звезда, чьего падения зрители ждут уже очень давно. Грета, с другой стороны, такая хорошенькая малышка. Чистые обожают смотреть, как умирают дети. У них будет потрясающий день, если мы сможем показать им еще одну двойную смерть, особенно после той шумихи, которую пресса устроила после вчерашнего происшествия с акулами. Ладно, отдадим все на волю судьбы, пусть решает она. Ты уж извини, Хошико, – он противно ухмыляется, – но приказ министра для меня закон.

Довольный своей остротой, он разворачивается и на ходу щелкает пальцами. Боджо со всех ног несется за ним следом.

Я не допущу смерти Греты.

Она не сломалась, как я, она еще не изуродована внутри. В ней есть невинность, которую цирк еще не сумел отнять. Я не думаю, что у него когда-нибудь получится. Грета просто лучше всех нас. Вот что делает ее такой привлекательной на сцене, такой светлой.

Теперь я ничего не могу сделать, чтобы выжить. Смерть ждет меня в любом случае, но Грета должна жить. Чего бы это ни стоило, я спасу ее.