Текст книги "Шоу безликих"

Автор книги: Хейли Баркер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц)

Бен

Как только я возвращаюсь домой, то сразу направлюсь в кабинет матери. Официально нам с братом никогда не запрещали входить сюда, но я не могу вспомнить, когда был там в последний раз. Я стучу в дверь и с опаской жду снаружи.

Похоже, она разговаривает по телефону. Я не могу разобрать слов, но слышу голос. Мама бесшумно открывает дверь, продолжая разговаривать, и ее брови удивленно взмывают вверх, когда на пороге она видит меня. После одобрительного жеста я прохожу и нервно опускаюсь на край большого кожаного кресла, ожидая окончания разговора.

– Послушайте, у меня действительно есть дела поважнее. Вчера вечером я показала свое лицо. Одного раза вполне достаточно, – она вешает трубку и внимательно смотрит на меня. – Надеюсь, у тебя что-то важное, Бенедикт. Я невероятно занята.

Она все еще сердится, и ей трудно справиться со своим настроением. Моя мать не из тех, кто может долго сердиться, и чрезвычайно гордится этим. Если ей что-то не нравится, она это изменяет. Возьмите мир и превратите его в такое место, где вы мечтаете жить: таков ее девиз. Вот почему она хочет стать следующим лидером нации – она собирается сделать страну безопаснее, и, по ее словам, добьется этого любыми средствами. Если она победит, нашей семье придется переехать в резиденцию официального главы государства, в Правительственный Центр. Мы будем жить в квартире, прямо на вершине здания. Окна встроены в глаза огромной золотой статуи Чистого, которая высится над всеми, попирая стопами Отбросов. Ей должно понравиться там.

Я не уверен, что именно должен сейчас сказать. То, о чем я пришел ее просить, не идет ни в какое сравнение с теми великими делами, которыми занимается она, и моя просьба, наверняка, покажется жалким пустяком. Я спрашиваю разрешения на выполнение школьного задания, когда она занята делами, решающими судьбу страны.

Но вряд ли я когда-либо желал чего-то больше этого разрешения.

– По правде говоря, это не слишком важное дело, – осторожно начинаю я. – Но мне хотелось бы поговорить об этом, если ты можешь уделить мне минуту. Если нет, я могу подождать.

– Не так занята? – Она сухо усмехается. – Когда же я буду не так занята? М-м-м, дай подумать… Может, лет через десять, когда мы, наконец, избавим мир от чумы Отбросов, создающей для меня столько работы?

Я стою, опустив глаза, а она смотрит на меня со своего места. Такие слова раньше никогда не беспокоили меня. Не понимаю, почему сейчас они кажутся мне неправильными.

Чума Отбросов.

Как убедить ее дать мне дозволение на еще один поход в цирк?

– Странно, сегодня я очень востребована у своих сыновей. Фрэнсис уже отправил текстовое сообщение с просьбой выслушать его позже, – говорит она. – Я могу уделить тебе минуту или две до начала моей следующей телефонной видеоконференции. Этого будет достаточно?

Выслушать… Этого будет достаточно? Она разговаривает со мной, как с одним из своих клерков или кем-то в этом роде. Неужели она всегда была такой отстраненной и холодной? Наверное, да. Вообще-то я привык, но сегодня это вызывает у меня неприятное чувство. Вдруг в школе надо мной начнут издеваться? А если я буду чем-то встревожен? С кем мне поговорить? Точно не с ней. И не с Фрэнсисом или отцом.

Наверняка ни с кем из них.

Возможно, это была бы Прия. Но что может сделать Прия? Ничего – она всего лишь Отброс.

Я чувствую, что на глаза наворачиваются слезы. Что со мной не так? Я не плакал уже много лет. Я торопливо моргаю. Она будет недовольна, если увидит, что я так расклеился. Мне нельзя волноваться; впрочем, она слишком занята, чтобы это заметить.

Я должен сделать все правильно – сказать то, что она хочет услышать.

– Я хотел извиниться, – начинаю я. – За мое неуместное поведение вчера вечером.

Мать поднимает брови.

– В самом деле? Так ты признаешь свою ошибку?

– Да. Это был опыт познания цирка, и какое-то время я был сбит с толку, забыл, что они Отбросы, что у них нет чувств, как у нас.

– Эта девушка, – хмурится мать, – пример того, что в нашей стране по-прежнему есть проблемы. Она расхаживает по канату с таким видом, будто все должны ею восхищаться! Если бы она упала, то оказала нам большую честь.

Я стараюсь не вздрогнуть от ее слов.

– Это заставило меня задуматься, – осторожно говорю я, – о цирке и о том, что, как ты сказала, Отбросов нужно лучше контролировать. Я придумал, как повлиять на ситуацию, чтобы больше людей это поняли.

– Продолжай.

Я глубоко вздыхаю и выдаю:

– Нам дали задание по новейшей истории. Мы должны подготовить доклад о современном обществе. Когда я увидел, что в город приехал цирк, то подумал, что исследование можно посвятить ему.

Губы матери недобро скривились, на лице появилось насмешливое выражение.

– Почему тебе захотелось это сделать? Я думала, ты, наконец, понял смысл, сам ведь сказал, что это отвратительное место. Таких существ нельзя показывать нормальным людям. Я еще сильнее укрепилась в этом мнении после того, как мы побывали там. Будь моя воля, все это безобразие закрыли бы давным-давно. Я уверена, что мы можем придумать более дешевый способ избавляться от проблемной части нашего общества.

– Вот потому я и выбрал эту тему, – говорю я. – Хочу использовать цирк в качестве примера того, что сегодня с нашим обществом что-то не так. Хочу показать другим ребятам, насколько расточительны эти циркачи, и предложить другие, более эффективные, методы контроля за Отбросами.

Мать внимательно смотрит на меня, и я замечаю, как она щурится.

– Что ты задумал, Бенедикт?

Я глубоко вздыхаю.

– Вообще-то, я надеялся, что ты договоришься о том, чтобы я получил возможность провести в цирке чуть больше времени. Я бы внимательно изучил его изнутри, и, прежде чем сдать домашнее задание учителю, показал бы готовую работу тебе. Еще я могу взять у тебя интервью на эту тему. Мой учитель будет рад услышать твое мнение о цирке.

В комнате раздается жужжание мухи. Мать сердито отгоняет ее и устремляет пристальный взгляд на меня. Ей явно понравилась моя идея, но она не уверена, что именно я имею в виду. Мою мать чрезвычайно трудно обмануть.

– Это так на тебя не похоже, Бенедикт. Раньше ты никогда не проявлял интереса к политике.

Она внезапно берет мое лицо в ладони и пристально смотрит мне в глаза.

– Почему ты помог той девчонке прошлой ночью? – спрашивает она. – Почему ты не дал ей умереть?

Что мне на это ответить? Что я не мог поступить иначе? Что я поступил правильно? Что это немыслимо – наблюдать, как на твоих глазах кто-то разбивается насмерть? Что она постоянно в моих мыслях?

– Не знаю, – отвечаю я. – Я просто запаниковал.

– У тебя в голове ведь нет никаких глупых романтических мыслей, верно? – подозрительно спрашивает она. – Мыслей об этой канатоходке? Со стороны эта сцена спасения выглядела очень трогательно.

Она будто изучает меня под микроскопом, проникая внутрь, слой за слоем.

Я чувствую, как мои щеки пылают и начинаю фальшиво смеяться.

– Нет! Как будто я когда-нибудь смотрел на каких-то Отбросов!

Ее глаза сужаются.

– Хорошо. Ты знаешь, почему она умеет так прыгать, не так ли?

Я нервно качаю головой.

– Потому что она ближе к обезьянам, чем к человеческой расе, вот почему. Все это выступление на канате… ей бы лучше прыгать с ветки на ветку!

Мне не нравится то, что она говорит, ее слова жестоки и несправедливы, но я лишь киваю, презрительно улыбаясь. Я могу выйти из этой комнаты в любую минуту.

Мать продолжает смотреть на меня, как будто я головоломка, которую она пытается решить.

– Кажется, тебе очень хочется побывать там еще раз. Раньше ты никогда не испытывал необходимости приходить сюда и обсуждать со мной домашнюю работу и, в отличие от своего брата никогда не проявлял кровожадности. – Она сухо смеется. – И в отличие от своей матери.

– Я хотел извиниться за мое поведение, – говорю я и тут же выдаю козырь. – Я думал, это поможет избавиться от цирка после твоего назначения. Твой сын был там и подверг критике. Это послужит хорошей рекламой.

– Хм. – Возникает пауза. Она задумалась над моими словами. – Не уверена, что хочу, чтобы кто-то из моих сыновей снова там побывал, – говорит она и внимательно смотрит на меня, впервые за многие годы.

– Ты вырос, – мягко говорит она. – Куда делся мой маленький мальчик? – что-то похожее на удивление, звучит в ее голосе. – Ты такой красивый. Ты всегда был красивым.

Она касается моей щеки, и выражение ее лица смягчается. Внезапно у меня возникает непривычное желание броситься в ее объятия, крепко прижаться к ней, вцепиться в нее. Конечно, я этого не делаю: она пришла бы в ужас. К тому же, мать быстро убирает руку, и это мгновение слабости тотчас исчезает. Она снова становится холодной и отстраненной.

– На этой неделе слишком много моих дел связано с этим цирком. Мне нужно вернуться туда завтра в течение дня, чтобы проконтролировать Отбросов. Мой пресс-секретарь сказал мне, что мне желательно побывать там и сегодня вечером, чтобы осуществить очередной смехотворный маркетинговый ход. Ха-ха! – внезапно усмехается мать. – У меня возникла хорошая идея, очень даже хорошая идея!

Муха снова кружит по комнате и, по глупости, приземляется на стол рядом с ней. Мать поднимает пресс-папье и прихлопывает им надоедливое насекомое.

– Больше ты не станешь нам докучать, мой маленький друг, – насмешливо произносит она, обращаясь к мухе, и обращается ко мне: – Вот как надо расправляться с раздражающими вредителями. Ликвидировать их. Давить их.

Она двумя пальцами вытаскивает из ящика стола салфетку и аккуратно стирает останки насекомого с пресс-папье, после чего бросает салфетку в мусорное ведро.

– Хорошо. Если ты так отчаянно хочешь еще раз побывать там, можешь пойти вместо меня. Присутствие одного представителя семьи лучше, чем мое отсутствие.

Мое сердце начинает биться сильнее.

– В самом деле? Когда?

– Я только что сказала: сегодня вечером. Иди и приготовься, я пришлю машину за тобой и Стэнли.

Она открывает планшет и щелкает по защищенной ссылке.

– Вивьен Бейнс, – устало говорит она. – Код доступа один-четыре-девять-восемь-шесть. – Это ее личный код, которым она пользуется каждый раз, когда имеет дело с важными государственными делами. Он не изменился с тех пор, когда я слышал его в последний раз, а ведь прошло много лет.

– Это я, – говорит она кому-то. – Вместо меня будет один из моих сыновей. Конечно, это лучше, чем ничего. Да, он с нетерпением ждет этого. Нет, я отправляю свою охрану.

Она завершает звонок.

– Спасибо, мама.

Я не знаю, что еще нужно сказать, но, похоже, мне пора уходить. Она возвращается к своему компьютеру и начинает что-то печатать. Думаю, она уже забыла о моем присутствии. Я встаю.

– Бенедикт, – тихо говорит она, когда я открываю дверь. – Ничего не говори отцу. Он будет слишком нервничать.

– Не буду.

– Хорошо, – улыбается она. – Желаю тебе приятного вечера.

Хошико

В обеденный перерыв нам приносят еду, чтобы мы быстро поели и снова взялись за работу. Мы усаживаемся по центру арены, и атмосфера вечеринки усиливается – такое впечатление, будто у нас большой совместный пикник. Еда лучше, чем обычно. Есть даже кусочек сыра между тонкими ломтиками сухого хлеба – такой бутерброд положен каждому, и есть большое ведро с остывшим чаем, который мы черпаем оловянными кружками.

Я приношу кружки для Греты и Амины и неловко передаю их забинтованными руками.

– Ваше вино, милые дамы. Я взяла на себя смелость налить его для вас.

– Спасибо, сударыня, – улыбается Амина. – А что сегодня в меню?

– Самые разные кулинарные изыски и чудеса, мадам, – отвечаю я и погружаюсь в размышления. Что едят Чистые в ресторанах? Не могу придумать ничего необычного. – Есть рыба, – говорю я. – Треска в кляре. Есть стейк. И картофельное пюре.

– Прекрасно, а что на десерт?

Грета немедленно подключается к нашей игре.

– Шоколадный торт у вас есть? – взволнованно спрашивает она, как будто и впрямь верит, что я смогу принести эти деликатесы.

– Конечно, есть. Шоколадный торт и мороженое, – говорю я ей.

Эммануил подходит к нам с одним из детишек, которые прибыли вчера. Мы сдвигаемся, освобождая место, чтобы они могли присоединиться к нашей маленькой компании.

– Амина, Грета, Хоши, знакомьтесь – это Анатоль, – говорит Эммануил, представляя нам нового мальчика.

Он уже не маленький, и явно попал сюда не в результате отбора, который проходят все Отбросы в возрасте пяти лет. Должно быть, он совершил какое-то правонарушение или, может быть, его просто поймали во время облавы в трущобах. А может быть, он сам решил работать в цирке. Мне по-прежнему кажется невероятным, что кто-то может появиться здесь по своей воле, но такое случается чаще, чем вы думаете. Люди в трущобах настолько изголодались и отчаялись, что не знают, куда им податься. Конечно, они быстро начинают жалеть об этом, когда понимают где оказались, но уже слишком поздно.

Мальчик выглядит как и все новые дети: потрясение, недоверие и ужас, смешанные в равных пропорциях. Его левая рука перевязана.

– Мы уже встречались, – бодро говорит Амина. – Я вчера немного подлатала Анатоля после несчастного случая. Как поживаешь?

– Не очень хорошо, – отвечает мальчик. – Я не такой проворный, как другие, и вот результат. – Он беспомощным жестом показывает на свою раненую руку. – Теперь я даже не могу репетировать.

– Не волнуйся. Мы тоже не сразу всему научились, – сочувственно говорит она. – В конце концов у тебя все получится. Перелом простой, кость скоро срастется.

– Я ему то же самое сказал, – соглашается Эммануил.

Возникает неловкая пауза.

– Мы тут обсуждали меню, – поясняет Амина, указывая на меня, – и наша официантка налила нам вина.

– Ха-ха. Мне, пожалуйста, бокал вашего лучшего красного вина, – улыбается Эммануил. – И самые лучшие блюда для моего друга.

Приятно видеть, как Эммануил нам подыгрывает. В последнее время ему не до шуток. Но Анатоля вряд ли получится рассмешить. Он смотрит на тонкий сухой бутерброд в своей руке и на жиденький чай в оловянной кружке и горестно вздыхает.

– Я никогда не думал, что буду скучать по еде, которая была в трущобах, – говорит он.

Внезапно все умолкают. К нам подлетает Сильвио, который вырастает над нами, с бедным Боджо на руках. Все опускают глаза, стараясь не привлекать к себе внимания.

Он внимательно осматривает декорации.

– Неплохо, – говорит он. – Очень неплохо.

Как будто имеет к этому какое-то отношение. Его взгляд скользит по арене.

– Вы двое! – зовет он Астрид и Луну. – Что вы здесь делаете? Вы должны готовиться к номеру. Прямо сейчас! Ступайте! Быстро!

Близнецы встают и торопливо убегают. Сильвио замечает нас и ухмыляется.

– Ага, африканский царек, три подружки и бракованный акробат. Я отправил тебя в другой номер, мальчик: ты явно не годен для квалифицированной работы. Не волнуйся, я уверен, что твоя новая роль наверняка будет взрывоопасно захватывающей!

Не знаю, что он имеет в виду, но за его словами определенно стоит что-то не очень приятное. Краем глаза вижу, как Анатоль испуганно кивает. Я смотрю в пол, но все равно чувствую, когда взгляд Сильвио останавливаются на мне, ощущаю свинцовую тяжесть его глаз.

– Тебе понравилось вчерашнее представление, Хошико? Очень опрометчиво с твоей стороны снова бросать вызов судьбе. Тем не менее должен признаться, я хочу, чтобы ты выступила в субботу вечером. У меня большие планы на тебя, – он осторожно опустил Боджо на пол, достал хлыст и ткнул им Грету в грудь, прямо туда, где была окровавленная повязка. – На вас обеих! – засмеявшись, он внезапно щелкнул пальцами. – Время обеда закончилось! Всем за работу!

Он выбежал из зала, и Боджо поспешил следом. Все начинают подниматься. Я поворачиваюсь к Грете. Та продолжает сидеть с выражением полного ужаса на лице.

– Ты слышала? – шепчет она. – Он включил меня в субботнюю программу. В «Шоу Призраков», – она крепко вцепляется в меня. – Я не смогу, у меня ничего не получится, – она поворачивается к Амине. – Что мне делать?

– Сможешь, – отвечает Амина и обнимает Грету. – У тебя все получится. – Все нормально, рядом с тобой будет Хоши.

Губы Греты дрожат. Ее глаза наливаются слезами. Еще миг, и они уже стекают по ее щекам.

– Смотри, – говорю я и, сложив руки в виде чашки, подношу их к ней. – Я принесла тебе шоколадный торт.

Грета безучастно смотрит на грязные бинты на моих ладонях.

– Нет, спасибо, – говорит она, шмыгнув носом. Она смотрит на меня, и ее большие глаза кажутся мне бездонными и удивительно серьезными. – Я больше не голодна.

Бен

В мгновение ока подъезжает машина, и я отправляюсь в цирк.

Когда мы подъезжаем ближе, ворота уже открыты. Впереди длинная вереница машин. Инспектор манежа Сильвио Сабатини ждет у входа. После вчерашнего происшествия я чувствую себя очень неловко. Но он, похоже, ничуть не обижен. Как только наша машина останавливается, он почтительно открывает дверь и кланяется.

– Бенедикт! Приятно видеть тебя снова, причем, так скоро, – улыбается он. – Мы все рады, что ты здесь! – Он наклоняется ко мне, его лицо сияет. – У нас припасены настоящие угощения. Думаю, тебе они понравятся!

– Спасибо.

– Я уверен: вчера он даже не знал моего имени, а сегодня мы лучшие друзья. Он явно подготовился к этой встрече. Сильвио Сабатини смотрит на Стэнли. Тот уже открыл другую дверь и молча встал позади меня.

– Цирк вполне безопасен, – как будто оправдываясь, говорит мне Сильвио. – В телохранителе нет никакой необходимости.

– Извините, – говорю я. – Но на этом настояла моя мать. Недавно у нас были проблемы.

– Да, да, я наслышан. Но наши охранники – настоящие профессионалы, а сегодня мы даже закрыты для публики. – Он указывает на десятки людей, покидающих свои машины и шагающих по внутреннему двору. – Это представители прессы. Все они подверглись строгому отбору.

Инспектор манежа бросает сердитый взгляд на Стэнли, чье лицо, как всегда, похоже на бесстрастную маску. Впрочем, в следующий миг взгляд Сильвио угодливо смягчается: он поворачивается ко мне и дарит фальшивую улыбку.

– Сегодня вечером состоится премьера новой цирковой программы, поэтому здесь будет много журналистов. Думаю, тебе здесь понравится. После пресс-конференции можно будет пообщаться с артистами. Разумеется, если они останутся живы!

Мой желудок сжимается.

– Кто участвует в представлении?

– О, двое из наших лучших артисток, Астрид и Луна. Я уверен, что они предстанут в своем лучшем виде.

– Кто-нибудь из других исполнителей будет на пресс-конференции?

– Возможно, если позволит время. Главным образом она организована для того, чтобы запустить рекламу новой программы, которую мы покажем сегодня вечером. – Сабатини внимательно смотрит на меня. – Кого ты надеялся увидеть? – небрежно спрашивает он.

Я немного отстраняюсь от Стэнли и отвечаю, понизив голос. Я не хочу, чтобы он передал матери мои слова.

– Канатоходку, – говорю я. – Она выступала вчера вечером. Не то чтобы я был обеспокоен, – поспешно добавляю я. – Я просто подумал, что она неплохая артистка.

Сабатини кивает и улыбается.

– О да, твоя попытка спасти ее была верхом великодушия! Она тебе понравилась, не так ли? Не волнуйся, она будет там. Я позабочусь об этом, Бенедикт. – Сильвио легонько толкает меня и понимающе подмигивает. – Я сам когда-то был молод, как ты понимаешь. И ради красивого личика был готов отдать все на свете! – Он смеется, как будто отпустил отличную шутку. Я чувствую, что краснею.

В этом человеке есть нечто действительно странное, зловещее. Интересно, кто он такой и какова история его жизни? Он, конечно же, Отброс, но держится так, будто здесь хозяин. Он берет меня за руку и ведет в одно из зданий, где собрались представители прессы. Через несколько секунд Стэнли оказывается со мной рядом; крепко сжав предплечье Сильвио, он высвобождает мою руку. Сильвио недобро смотрит на него, и его щеки покрываются багровыми пятнами. Он наверняка понимает, что прикоснувшись ко мне, он нарушил правила.

– Представление будет здесь, – говорит он. – В нашем новом помещении с водой. Я занял для тебя место. Для охранника места не нашлось, ему придется постоять. В любом случае, отправляйся туда, я скоро присоединюсь. Наши места вон там, впереди. Мне просто нужно заняться кое-какими делами.

И он куда-то убежал со своей маленькой обезьянкой.

Хошико

К тому времени, когда мы заканчиваем украшать арену, возникает ощущение, будто мы действительно находимся внутри огромной волшебной тыквы. Все время мерцает свет, похожий на пляшущие огоньки свечей. Зал наполнен призрачным оранжевым сиянием.

Хотя сегодня не было репетиций, я очень устала. Когда мы начинаем собираться, я облегченно вздыхаю. Все мое тело болит, а мышцы кажутся просто свинцовыми. Возвращаясь в общежитие в этот первый свободный вечер в нынешнем году, я еле передвигаю ноги. Вряд ли я смогла бы выступать сегодня, даже если бы меня заставили.

По всей видимости, в цирк приехали представители прессы, поэтому нам приказали незаметно разойтись через крытые воздушные галереи, похожие на туннели. Их построили для того, чтобы мы никак не соприкасались с Чистыми и не испачкали их, а также, как я полагаю, чтобы сохранить иллюзию волшебства. Зрителям лучше не знать, как мы выглядим, прежде чем наденем цирковые костюмы, а переходы нужны для того, чтобы мы выходили на арену, выступали и уходили, и все в мгновение ока. Эти переходы очень полезны и в тех случаях, когда погибает кто-то из артистов. Если тело приходится отскребать от пола и убирать, Чистые не всегда хотят видеть это. Они обожают драму жестокой смерти, но не желают смотреть на ее малоприятные последствия.

Узкие и тесные туннели состоят из больших металлических труб, которые разбираются каждый раз, когда мы покидаем город. А когда мы прибываем в новый – снова собираем их. Высоты проходов достаточно лишь для кого-то маленького и гибкого, вроде меня, но рослым мальчишкам в них тесно, и каждый раз, когда в цирке находятся Чистые, им приходится пробираться едва ли не на четвереньках.

А еще туннели настолько узкие, что мы вынуждены идти гуськом. Я жду своей очереди, когда из темноты внезапно появляется Сильвио и грубо хватает меня.

– Ты пойдешь со мной! – злобно шипит он мне на ухо. Амина и Грета останавливаются, и я беспомощно смотрю на них.

Неужели? Неужели он собирается убить меня?

– Куда ты меня ведешь? – спрашиваю я, ненавидя себя за предательскую дрожь в голосе.

– Ты еще смеешь задавать вопросы? – злобно рявкает он. – Прощайся с твоими подружками, – добавляет он. Затем отталкивает меня и тащит за собой через арену и площадь.

Он запихивает меня в раздевалку и грубо усаживает меня на стул. Гримерша Минни, сидевшая в одной из кабинок, виновато вскакивает с места. Похоже, артисты не единственные, кто надеялся немного отдохнуть.

– Приготовь ее! – приказывает ей Сильвио. – Побольше грима и обязательно подбери что-нибудь открытое.

– Зачем? – спрашиваю я. Ничего не могу с собой поделать, хотя знаю, что мне лучше молчать. – Я думала, сегодня не будет представления.

Сильвио стоит сзади, глядя на меня в зеркало.

– Пресса хочет с тобой пообщаться, – говорит он. – Смотри не отклоняйся от сценария.

Меня ждет пресса. Внутри все обрывается. Наверно, это лучше, чем выступать, но лишь отчасти.

Встреча с прессой – одна из миллионов причин, почему я так ненавижу Чистых. Им мало просто любоваться тем, как нас каждый вечер калечат и истязают, они хотят слышать, как мы чувствуем себя после этого. Конечно, мы не говорим им, каково нам на самом деле. О, нет! Наше истинное мнение никого не интересует.

Ответы заранее написаны на бумаге, и за нами зорко следят, чтобы мы не сболтнули ничего лишнего. Нам запрещено проявлять по отношению к Чистым враждебность или раздражение – мы должны быть благодарны им за то, что выступаем в цирке. Притворяться и скрывать свои истинные чувства крайне трудно. Здесь тоже нужно иметь талант. Лично я совершенно не умею этого делать.

– Почему? – спрашиваю я. – Ты сам говорил: я не очень хороша на пресс-конференциях.

– Ну, тебе ведь все равно придется учиться, не так ли? – Он берет меня за волосы и приподнимает мою голову, чтобы я посмотрела в его холодные глаза. – Мы получили специальный запрос, хоть я этого и не понимаю, – он ухмыляется. – Смотри, не подведи меня! – рычит он и, отпустив меня, разворачивается и выходит из комнаты. Минни начинает наносить макияж.