Текст книги "Шоу безликих"

Автор книги: Хейли Баркер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 23 страниц)

Хошико

После того, как тело Анатоля унесли, мы все собираемся вместе и молчим.

Тишину нарушает грохот открывшейся двери. Входит охранник. Он привел ребенка. Это Иезекиль, мальчишка, прошедший отбор.

Охранник толкает его вперед и, не проронив ни слова, уходит. Дверь грохочет снова, лязгают засовы.

Мальчонка совсем крохотный. Куда только подевалась его бойкость! Его губы дрожат, он испуганно озирается по сторонам. Заметив меня, он подбегает и бросается мне на шею, как будто я его давно пропавшая родственница. Он прижимается ко мне и горько рыдает.

Что я могу сделать? Мне остается только опуститься на пол и как можно крепче обнять его.

– Все хорошо, – шепчу я. – Все будет хорошо.

Через его плечо я вижу, что Грета обиженно смотрит на нас. Я высвобождаю левую руку и жестом подзываю ее. Она несется в мои объятия, и я тоже прижимаю ее к себе. Теперь я обнимаю их обоих.

– Мы с Гретой позаботимся о тебе. Не переживай. Все будет хорошо, – лгу я.

Амина смотрит на нас. Перехватив мой взгляд, она подмигивает мне. Интересно, подруга помнит мой первый день здесь? Как она с самого начала взяла меня под свое крыло?

Начинаются приготовления к новой поминальной службе. Для Иезекиля она здесь наверняка будет не последней. Я забираю его в женский барак и усаживаю на койку рядом с собой. Грета ни на секунду не оставляет нас. Иезекиль тоже не отходит от меня ни на шаг, я все время между ними, как кусок сыра между ломтиками хлеба.

Мальчик быстро осваивается и начинает заваливать меня вопросами о цирке. Я не вру, но и не говорю всей правды.

О самых неприятных вещах я молчу, а их больше, чем хороших, так что сказать мне особо нечего. Просто рассказываю об огнях, музыке и костюмах, шуме толпы и о том, как он выступит, самым естественным образом.

Входит Амина. Она улыбается Иезекилю.

– Все вот-вот начнется, – мягко говорит она мне.

Что же мне сказать этому маленькому мальчику? Как, черт возьми, я объясню ему, что происходит?

Я не могу этого сделать.

Эти дети нуждаются в том, чтобы я была сильной, но я не уверена, что у меня хватит сил. Я не могу пойти и сесть там, между ним и Гретой. Не могу. Я больше не могу быть сильной.

Внезапно я чувствую, что мне нечем дышать. Грудь быстро поднимается и опускается, я задыхаюсь, судорожно хватая ртом воздух.

Я поднимаю голову, чувствуя, что впадаю в истерику, и замечаю Амину. Она встревоженно смотрит на меня.

– Грета, – говорит она, – я собираюсь проверить синяки Хоши. Вы, двое, оставайтесь здесь, а я вернусь через минуту.

– Но я тоже могу пойти.

– Мы скоро вернемся, – обещает она девочке.

Амина обнимает меня, выводит из комнаты и провожает в лазарет.

– Сделай глубокий вдох, – советует она. – Вот так. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Сосредоточься на своем дыхании. Успокойся. Дыши спокойно и глубоко.

Постепенно я чувствую, что мое дыхание замедляется.

– Я не знаю, что происходит, – задыхаясь, говорю я. – Мне не хватает воздуха.

– Приступ паники, – говорит она. – Этот день был слишком жестоким для тебя. Сядь и посиди спокойно, ты скоро почувствуешь себя лучше.

Я не могу рассказать ей, что случилось с Вивьен Бейнс.

– Все нормально. Со мной все будет хорошо. Извини, – говорю я. – Это последнее, что тебе нужно.

– Это не твоя вина, Хоши.

За дверью звучит печальная песня. Началась траурная церемония.

– Пора, – говорит она.

Внезапно я ловлю себя на мысли, что не смогу сидеть там со всеми, зная, что завтра они будут оплакивать меня.

Мое дыхание снова учащается. Я прижимаю руки к горлу, отчаянно хватая ртом воздух.

– Тише. – Амина растирает мне спину. – Все в порядке, Хоши, – говорит она. – Тебе не обязательно идти туда, ты можешь остаться здесь. – Она постепенно умолкает, я начинаю дышать медленнее. В конце концов мне удается заговорить:

– А как же поминальная служба?

– Ты плохо себя чувствуешь.

– А как же Грета? А Иезекиль? Я нужна им.

– Я скажу им, что тебе нездоровится. Ты можешь остаться здесь. Я позабочусь о них; с ними все будет в порядке. Грета может спать рядом со мной, а Эммануил присмотрит за Иезекилем.

– Анатоль мертв, – говорю я. – Это неуважительно – пропустить прощание с ним.

– Это не так. Он поймет. Ты сделала все, что могла, теперь тебе нужно отдохнуть. Смотри, – указывает она на кровать. – Мне даже удалось найти чистые простыни.

– Я не могу, – говорю я. – Это эгоистично. Со мной все хорошо.

– Распоряжение медсестры, – говорит она, строго положив руку на мое плечо. – Оставайся здесь сегодня вечером. Отдыхай. Я не приму никаких возражений.

Она мягко, но решительно подталкивает меня к кровати, заставляет прилечь, вытягивает мои ноги и кладет подушку под голову.

Это приятно – позволить ей взять контроль над ситуацией. Я покорно киваю.

– Хорошо, – говорю я. – Договорились.

Песня скорби становится все громче. Амина встает.

– Постарайся уснуть, – говорит она и накрывает меня простыней. Затем выходит из комнаты и тихо закрывает за собой дверь.

Бен

Я снова смотрю на лицо Хошико на экране. Я обещал ей. Я сказал, что спасу ее, и я сделаю это. Пока что я даже не представляю как, но стараюсь об этом не думать. В данную минуту есть вещи и поважнее, например, побег из дома. Похоже, сейчас самый удобный момент. Почти полночь, все, кроме охраны, наверняка спят. Я одеваюсь во все черное – черные джинсы, черную футболку и хватаю все деньги, что у меня остались.

Систему безопасности у нас установили лишь пару лет назад, после похищения, и ее практически невозможно обмануть. Она распознает все: цвет радужной оболочки глаза, отпечатки пальцев, голос и даже движения тела.

Самая хитрая ее часть – та, что распознает голос. Ее наличие означает, что ни при каких обстоятельствах никто нас не заставит покинуть дом принудительно. Пароли меняются каждую неделю, и есть стандартный пароль и экстренный пароль на случай чрезвычайной ситуации. Если с нами что-то случится, – нападение или что-то вроде того, – достаточно произнести второй пароль, и в считаные секунды наш дом уже будет кишеть полицией.

Вся эта технология, все эти хитрые примочки служат одному: сделать наше жилье неприступным. Но есть и один просчет: разработчики системы ставили своей целью не впустить сюда Отбросов и не думали о том, чтобы кого-то отсюда не выпустить.

Никому даже в голову не придет заподозрить меня. Частично потому, что я всегда был пай-мальчиком, никогда не доставлял родителям хлопот, частично потому, что это чистой воды безумие. Желание смерти. Ибо какой нормальный человек покинет ночью неприступную крепость, чтобы сделать вылазку в неизведанное. Туда, где, как нас постоянно предупреждают, за каждым углом затаился бандит-Отброс, который только и ждет, чтобы прикончить кого-нибудь из нас? Ответ: никакой, если он в своем уме, и тем более если он сын одних из самых важных людей в стране.

Спускаюсь вниз без проблем. Я смотрю на экран распознавания лиц, касаюсь монитора для проверки отпечатков пальцев, произношу пароль. На этой неделе кодовое слово – «вызов».

Я озираюсь по сторонам. Тишина. Пока все идет по плану. Камеры на каждой стене подмигивают мне красными глазками-бусинами. Скоро, очень скоро кто-то на том конце системы видеонаблюдения заметит меня, а может, уже заметил. Мне приходится ускорить шаг.

Помимо камер видеонаблюдения здесь каждую ночь дежурит охрана: по одному охраннику у каждого выхода. Всего пять человек. Свой пост они покинут лишь в единственном случае: если подумают, что их присутствие срочно требуется в другом месте. Я собираюсь отвлечь их тем, что нарочно включу сигнал тревоги.

Сделать это легко. Для этого достаточно произнести экстренный пароль. Всего одно слово. Три крошечных слога. Тем не менее не все так просто. Я никак не могу заставить себя это сделать. Я тяну время. Если это сделать, пути назад уже не будет. Возникнет хаос. Еще никто ни разу не произносил экстренный пароль. В этом не было необходимости. По моей спине пробегает холодок.

Стоит проверить видеозапись, и станет ясно, что я сделал это нарочно. Мама будет в бешенстве, отец тоже. И о чем я только думаю?

Я делаю еще один вдох и вспоминаю о Прие. Интересно, она еще жива? Когда-нибудь я выясню, где она. Я вспоминаю Хошико: думаю о ее глазах и волосах, озаренных светом. Внезапно мне становится легче.

Я смотрю в камеру над моей головой. Глядя прямо в экран, я громко и четко произношу пароль. Он эхом звенит в тишине: «Осколок».

В следующую секунду весь дом заливается слепящим светом, пронзительно воет сигнализация. Этого достаточно, чтобы разбудить весь квартал.

Я со всех ног вбегаю в прихожую и ныряю в чулан под лестницей. Едва успев спрятаться, слышу чей-то топот. В щелку двери я вижу, что это Стэнли бежит мимо меня в кухню. Не успел он свернуть, как появляется кто-то еще. Я тем временем выныриваю из своего убежища и торопливо бросаюсь к двери.

Проклятие: железные жалюзи уже опускаются. До пола остается всего один фут. По комнате взад-вперед исступленно мечутся огни лазерных лучей, чтобы мигом уложить того, кто осмелится пересечь их путь. Набрав полные легкие воздуха, я бросаюсь прямо через них, умоляя небеса, чтобы не сработала система опознавания движения тела.

Похоже, она правда дала сбой, ведь я по-прежнему цел и невредим. Добегаю до жалюзи и ныряю под них. Я выскальзываю как раз вовремя, так как до пола остались считаные дюймы. Ну, вот и все, я на свободе!

Уже слышен вой сирен. Их там сотни. Они будто соревнуются, которая из них взвоет громче. Кавалькада полицейских машин подъезжает к нашему дому.

Я со всех ног бросаюсь в сторону и прячусь между деревьями в саду. Стараясь держаться в тени, я двигаюсь влево, к задней калитке, которой пользуются в основном садовники. Сигнализация сработала и там, но системы распознавания лица и отпечатков пальцев узнают меня. Достаточно произнести пароль, и я уже на улицах города.

Как минимум минут десять мне приходится бежать, прежде чем я решаю остановиться и перевести дыхание.

Не могу поверить, что делаю это. Если меня схватят, мама собственноручно убьет меня. Представляю, какой будет конфуз: ее собственный сын нарушил комендантский час, чтобы сбежать – ну кто бы мог подумать? – к девчонке-Отбросу! Нет, конечно, она приложит все усилия к тому, чтобы замять скандал, чтобы тот не просочился в прессу, и, возможно, я даже сумею уйти от наказания. Любого, кто нарушает правила, автоматически выбрасывают в трущобы, но я почему-то думаю, что они не посмеют поступить так с сыном Вивьен Бейнс. Хотя она будет абсолютно напугана. И все равно она будет в бешенстве. Сомневаюсь, что они переживут этот шок. Подумать только, их сын, их бесценный Бенедикт, бродит ночью по городу! – добровольная жертва для первого встречного Отброса.

Увы, что-то менять слишком поздно. Домой мне уже не вернуться. После того как сигнализация сработала, там уже все на ногах. Наверное, собрались в главном зале для переклички: мама, отец, Фрэнсис, прислуга и охранники. Что они подумают, когда обнаружат мое отсутствие?

Им никогда бы не пришло в голову, что я окажусь достаточно смелым или безбашенным, чтобы совершить что-то подобное, даже после того, как я прогулял учебный день.

Сначала они вообразят себе самое худшее, решат, что последнее похищение, предпринятое Отбросами, оказалось успешным.

Впрочем, стоит им посмотреть видеозапись, как все станет ясно. Они поймут, что я сделал это нарочно. Что не иначе как я сошел с ума.

Отлично. Так им и надо. Они думают, что знают меня. Они думают, что знают все. Неправда. Они ничего не знают. Ни-че-го.

Я стараюсь не думать о доме и концентрируюсь на следующем шаге – Хошико. Цирк зовет меня: тысячи крошечных огоньков мерцают в темноте и манят к себе.

По воздуху разлилась прохладная, ясная ночь. Луна почти полная и прекрасно освещает мне путь. Я бегу дальше, и с каждым мгновением сирена за моей спиной звучит все тише и тише. Воздух чист и свеж, я бы даже сказал приятнее, чем днем.

Наконец-то я на свободе! Я вырвался из огромного старого дома с его охранниками, сигнализацией и запертыми дверями. Второй раз в жизни я предоставлен самому себе. И в первый раз – в такое время суток.

Я уверенно бегу к цирку. Увы, снова раздается вой сирен, и причем очень близко. Похоже, меня ищут. Вскоре совсем рядом слышится рев мотора, и на дороге появляется полицейский автомобиль.

Я быстро отскакиваю за дерево, но, похоже, с опозданием. Машина останавливается. Я не знаю, что мне делать, поэтому разворачиваюсь и бегу прочь. Бегу сломя голову.

Я слышу, как позади меня хлопает дверь машины, раздается топот, на меня падает луч фонарика, и чей-то гулкий голос кричит:

– Стоять! Немедленно! Это полиция! Стоять или я стреляю!

Что же мне остается? Я бегу дальше. Расстояние между нами увеличивается. Ночную тишину пронзает звук выстрела. Похоже, что полицейский не знает, кто я такой. Иначе бы он ни за что бы не рискнул стрелять в меня, даже если бы очень хотел поймать. Наверняка он думает, что перед ним какой-нибудь преступник-Отброс.

Мимо моего правого уха свистит вторая пуля. Я ныряю за угол, пытаясь сбить его со следа. Я, как заяц, петляю по пригороду. Вскоре шаги за моей спиной стихают.

Я не знаю, в безопасности ли я. Меня наверняка уже ищут. Поэтому стараюсь держаться тихих переулков, в любой миг ожидая воя сирены. Впрочем, я даже не заметил, как ноги уже донесли меня до цирка.

Я окидываю взглядом огромные железные ворота. Кажется, будто они уходят ввысь к самым облакам. Непробиваемые. Я отламываю на соседнем дереве ветку и осторожно трогаю ею ворота. Она тотчас начитает потрескивать, а от ее кончика поднимается зловещая струйка дыма. Я тотчас роняю ее на землю, затем опускаюсь на колени за мусорными баками. Загнанный. Беспомощный. Жалкий. Моя смехотворная миссия завершилась, даже толком не начавшись.

Бен

Я не знаю, как долго просидел в куче мусора в полной растерянности, и теперь ума не приложу, что делать дальше. Знаю лишь, что обратной дороги у меня нет.

Вдруг я слышу приближающиеся голоса. Затем раздается скрежет металла – это открывают замок, – ворота распахиваются, и передо мной возникают два Отброса, толкающих огромные баки. Затаив дыхание, я жду, когда они пройдут мимо. Но когда мне кажется, что я в безопасности, один из них останавливается.

– Постой, – тихо говорит он. – Мы можем заодно захватить эти баки и пока будем идти, наполним их.

Мне ничего не остается, как сжаться в комок, если это может хоть чем-то помочь. Когда они оттаскивают бак в сторону, то удивленно смотрят на меня.

Это, вне всяких сомнений, Отбросы. У них сероватая кожа, какая бывает от полуголодной жизни и тяжелого труда. Возраст женщины определить трудно – ей может быть сколько угодно лет, от двадцати до шестидесяти. У нее грязное, усталое лицо с язвами вокруг рта. Мужчина выглядит гораздо лучше – еще молодой и на удивление сильный.

Они вздрагивают, когда замечают меня, но удивительно быстро берут себя в руки.

Мужчина хватает меня и заламывает руку за спину.

– Не надо! – умоляю я. – Прекратите. Мне не нужны неприятности. У меня есть деньги!

Господи, какую глупость я только что ляпнул! Чего у Отбросов нет и что им отчаянно нужно, так это деньги. Он отпускает мою руку.

– Пусть он объяснит, что он тут забыл, прежде чем мы позовем Сильвио.

– Послушайте, – говорю я, – клянусь, я не собираюсь доставлять вам неприятностей. Я пришел лишь посмотреть, как тут все устроено.

Они смотрят на меня как на сумасшедшего, а затем мужчина разражается циничным хохотом.

– Честное слово! – протестую я. – Я уже бывал здесь раньше. Просто мне стало любопытно. Прошу вас, не доносите на меня.

Он все еще смеется надо мной, что неудивительно. Моя история смехотворна. А вот женщина в бешенстве. Гневно сверкая глазами, она делает шаг вперед.

– И как? Понравилось? Что в особенности? Публичное унижение или то, что в любую минуту Отброс может свернуть себе шею? Вы, Чистые, все одинаковые, – шипит она сквозь зубы.

Я вынимаю все деньги, какие только у меня есть. Не слишком много, но достаточно, чтобы она перестала думать, будто я обожаю цирк. Она вопросительно смотрит на мужчину.

Они молча обмениваются взглядами, после чего она кивает.

– Ну хорошо, – шепчет он. – Мы тебя не видели, идет? В любом случае, можно было отнять у тебя деньги и так. Ты – Чистый. Я уверен, что у тебя спокойная, сытая жизнь. Не знаю, за каким чертом тебе понадобилось затевать эту игру.

Он осуждающе покачал головой.

– Нас впускают внутрь лишь на два часа. У тебя будет только это время, если зайдешь. Уходя, мы запрем ворота. Останешься внутри – считай, что уже мертв. И будь осторожен. Если Сильвио застукает тебя, нам всем конец.

Я отдаю им деньги и проскальзываю в открытые ворота. Я сделал это! Я вернулся в цирк и на этот раз без нее никуда не уйду, хотя не имею ни малейшего представления о том, что будет дальше. Я не знаю, в каком из закоулков этой тюрьмы находится Хошико, мне даже неизвестно, где артистов запирают на ночь.

Я медленно, держась в тени, обхожу гигантскую арену, что зловеще высится в центре внутреннего двора. Стоит могильная тишина. Передо мной разные указатели. Одни указывают на клетки с животными. Туда мне точно не нужно. Другие на разные аттракционы и киоски с едой. Их стрелки смотрят в разных направлениях, кроме одного. Именно туда я и иду.

Передо мной большое, грубое серое металлическое здание, хитро упрятанное с глаз долой за киоск с горячими сосисками.

Вчера палаток здесь не было. Должно быть, они предназначены для дополнительных развлечений, приуроченных к Шоу Призраков.

Я подкрадываюсь к этому зданию. Затем сворачиваю за угол и наконец нахожу дверь. Она заперта, но снаружи. Я догадываюсь: для охранников главное запереть Отбросов внутри. Вряд ли они думали о том, что кому-то взбредет в голову ломиться в здание цирка снаружи. Таких ненормальных не существует.

Я берусь за большую железную задвижку. Она старая и вся проржавела. Если я не хочу, чтобы оглушающий скрежет разбудил всех вокруг, придется тянуть ее медленно-медленно. На попытку сдвинуть ее у меня уходит целая вечность, и несмотря на все меры предосторожности, металлический лязг нарушает ночную тишину.

В здании напротив тотчас зажигается свет. Я, затаив дыхание, отскакиваю в тень. В ярком окне возникает чья-то фигура. Пару мгновений я в ужасе ожидаю, что будет дальше. Но нет, фигура исчезает, и свет гаснет.

Я заставляю себя выждать еще минут пять и даже считаю про себя секунды, прежде чем решаюсь пошевелиться.

Я слегка приоткрываю дверь и заглядываю в щель. Мне виден лишь длинный, узкий коридор. Там ни души. Я быстро пробираюсь внутрь.

Не осмеливаясь включить фонарик, какое-то время я прислушиваюсь, пытаясь понять, есть ли кто поблизости.

Поначалу мне кажется, что все тихо, и я слышу лишь собственное дыхание. Но затем мои уши начинают улавливать другие звуки. Я слышу не только себя, но и дыхание других существ. А также посапывание, вздохи, храп – звуки, которые издают спящие люди.

Ближайшая ко мне дверь приоткрыта. Я заглядываю внутрь и вижу бесконечные ряды коек, и на каждой – силуэт спящего. Черт! Как же я не догадался, что Отбросы будут спать в одном помещении!

Что же я здесь делаю? Мне ее никогда не найти, но даже если и найду, то она будет не одна. И даже если случится чудо и она будет одна, то что я ей скажу? Как мне вывести ее отсюда и не оказаться в лапах у охранников?

Но я не могу бросить ее и отправить на верную гибель.

Я замечаю на двери в конце коридора, как раз напротив меня, огромный зеленый крест. Это единственная дверь, которая хоть чем-то отличается от других. На ней нет номера. Только одно слово – «ЛАЗАРЕТ».

Думаю, прежде чем уйти, стоит туда заглянуть. Боком двигаясь по коридору, я подхожу к двери и как можно тише открываю ее. Наверно, все же не настолько тихо, как следовало бы, потому что одинокая фигура на единственной кровати ахает, резко садится и дергает шнур лампочки. Вспыхивает свет. Разинув рот, она смотрит на меня.

Это она. Хошико.

Хошико

Я испуганно вскакиваю. Все мои страхи обретают плоть и начинают жить своей жизнью. За мной пришли. Сильвио прислал их. Настала моя очередь. Я включаю свет. Глазам требуется пара секунд, чтобы привыкнуть. Нет, должно быть, я все еще сплю. Потому что это он. Тот парень. Бенедикт Бейнс.

Бен

– Что ты здесь делаешь? – требовательно спрашивает она, и все мои фантазии о том, что в порыве радости Хошико бросится мне на шею, мгновенно вянут и умирают. Она явно не рада меня видеть. – Как ты попал сюда?

Не знаю, что сказать. Еще ни разу в жизни я не оказывался в таком глупом положении. Я вломился в цирк, вторгся в личное пространство девушки, с которой толком не знаком, и даже заранее не подумал, что будет дальше. Я делаю глубокий вдох.

– Просто хотел убедиться, все ли с тобой в порядке.

– Все ли со мной в порядке? Нет, конечно. Твоя мать сегодня приговорила меня к смерти! – Хошико свирепо смотрит на меня. – Что ты здесь делаешь? – повторяет она. – Чего ты хочешь от меня?

Ее волосы растрепаны и торчат во все стороны. На ней старая мешковатая футболка грязно-серого цвета. По лицу размазана косметика, под глазами ниточки туши – не иначе как она плакала.

Сверкающей цирковой звезды больше нет. И все же, она куда красивее и живее всех девушек, которых я когда-либо видел.

По крайней мере, я пытался. По крайней мере, я не сидел дома и не предавался пустым мечтам. Теперь я точно знаю: не было никакой безумной близости душ, разве только в моей глупой голове.

Я стою, не сводя с нее глаз. Она сердито смотрит на меня, но постепенно выражение ее лица становится мягче, и на миг мне кажется, что ее злость прошла. Но нет, она снова хмурит брови.

– Это твой последний шанс. Вон отсюда! Живо!

– Я хотел узнать о том мальчике, Анатоле, – говорю я. – Он ведь умер, верно?

– Да! Он мертв, и завтра они убьют меня. Я безумно рада, что эта мерзкая бессмысленная жизнь закончится.

Она отворачивается и, кажется, начинает плакать.

– Не говори так. – Мой голос дрожит. – Прошу тебя, не говори так.

– Убирайся! – приказывает она. – Как ты посмел прийти сюда?

Что мне теперь остается делать, кроме как уйти и оставить ее?

Я не могу. Во всяком случае, не сейчас. После того, что случилось с Прией, не могу вернуться к своей уютной Чистой жизни, к моему спокойному существованию, где у меня есть еда, вода и все необходимые вещи. Там я живу с добрыми уважаемыми людьми, которым нравится проводить время, наблюдая, как менее удачливых каждый вечер мучают и убивают.

Я не могу оставить ее здесь на верную смерть.

– Нет, – говорю я. – Я не уйду. Я хочу помочь тебе.

Она смеется сухим, холодным смехом, затем встает и поворачивается ко мне лицом.

– Ты не можешь помочь мне, – говорит она. Она больше не сердится и выглядит спокойной и грустной. – Никто не может мне помочь.

Она права. Я знаю, что она права. Я с отчаянием смотрю ей в глаза, и между нами снова возникает притяжение, как будто мы разговариваем друг с другом без слов.

Мы медленно двигаемся друг другу навстречу.

Неожиданно раздается пронзительный вой сирены. Все вокруг мгновенно заливается слепящим светом. Снаружи слышен яростный топот ног.

В широко раскрытых глазах Хошико я вижу ужас.

– Это сигнал тревоги. Залезай под кровать. Быстро!

– Что? – растерянно переспрашиваю я.

– Ради бога! Давай! Быстро!

Звук шагов уже ближе. Мешкать некогда. Надо действовать. Ее паника передалась и мне, и я делаю то, что велено: быстро прячусь, проскальзывая спиной по полу лицом вверх, под хлипкую металлическую раму кровати. Места мало, я едва помещаюсь там, меня расплющило, как блин. Нос упирается в пружины и старый грязный матрас. Повсюду пыль. Похоже, под кроватями обитателей цирка Отбросов пол отродясь никто не мыл.

Буквально через несколько секунд дверь открывается, и в дверях появляется пара начищенных до зеркального блеска ботинок, в которых я узнаю ботинки Сильвио Сабатини. Честное слово, я могу разглядеть в них отражение собственного лица. Надеюсь, что он не станет заглядывать под кровать.

– Видела что-нибудь? Или слышала? – резко спрашивает он.

– Что? Нет. А что случилось? – сонным голосом спрашивает Хошико, как будто он ее только что разбудил.

– Взломана дверь. Кто-то проник внутрь. Или наоборот, бежал. Пока непонятно. Но двери взломаны. Похоже, что с внешней стороны. – Прошлым вечером на арене его голос источал мед. Сейчас былой слащавости как не бывало.

– Не может быть! – Ее голос полон притворного ужаса. Мне кажется, она переигрывает. Хочется надеяться, у меня просто разыгралась паранойя. – Кто сюда захочет врываться? – недоуменно спрашивает она.

– Тот, кому надоело жить. Живо одевайся и в зал на перекличку.

– Зачем? – спрашивает она. – Ты ведь меня уже видел, Сильвио.

– Довольно вопросов! – рявкает он. – Как ты смеешь мне перечить? Вставай и иди туда! Живо!

Ботинки резко разворачиваются. Дверь захлопывается.

В следующую секунду сверху появляется ее голова: волосы касаются пола, глаза кажутся огромными и странными. Кровь прилила к лицу, оно раскраснелось от злости.

Я прячусь под кроватью этой злющей девчонки-Отброса в общежитии самого страшного цирка в истории мира! Она в любой момент может меня выдать. Впрочем, пока она этого не сделала. Могла, но не сделала. Интересно, почему?

Она тоже это чувствует, вот почему. Я это точно знаю.

Я робко улыбаюсь ей. В ответ она хмурится.

– Когда я подумала, что хуже и быть не может, появляешься ты с новыми неприятностями, – говорит она. – Спасибо тебе. Очень мило с твоей стороны.

Ее голова исчезает наверху, и прежде чем я успеваю придумать, что ей на это ответить, на грязный пол опускаются ее голые ноги. Открывается дверь. Секунда – и Хошико нет.