Текст книги "Шоу безликих"

Автор книги: Хейли Баркер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 23 страниц)

Бен

Я чувствую, как меня куда-то тащат и в конце концов опускают. Интересно, это меня схватила полиция или кто-то похуже? Что, если меня хотят закопать живьем? Неужели мне конец? Может, это мой гроб?

Я изо всех сил колочу в деревянную крышку, благо та всего в нескольких дюймах над моей головой. Какие бы ужасы ни ожидали меня снаружи, я готов взглянуть им в лицо. Это лучше, чем оставаться здесь, медленно задыхаясь. Одному. В темноте.

На мое счастье, колотить приходится недолго, потому что крышка открывается, и как только в ящик проникает свет, я толкаю ее и как можно быстрее выбираюсь наружу. И не верю собственным глазам. Передо мной не полиция и не солдаты с автоматами, а Хошико.

Вид у нее еще более растерянный, чем у меня, но как только я стаскиваю маску, ее лицо проясняется, она широко улыбается и кидается мне на шею.

Я никогда еще не видел ее такой счастливой.

Настороженности и язвительности как не бывало. Она такая мягкая и теплая.

Мы стоим, обнявшись, целую вечность, но в конце концов я отстраняю ее от себя.

– С твоими ногами все в порядке?

– Тсс, давай не будем терять времени. Я не знаю, сколько его у нас осталось. По всей видимости, меня сегодня убьют.

Она говорит это таким тоном, будто ей все равно.

– Все-таки скажи лучше, как твои ноги?

– С ними все в порядке, – отвечает она и весело улыбается мне. – Кому какое дело до моих ног? Я не думаю, что они понадобятся мне там, куда я собираюсь!

Сегодня ее не узнать, она стала совсем другой. Хошико прижимает палец к моим губам, а затем целует.

В тот вечер, когда впервые увидел ее, моя голова пошла кругом. Оказывается, я просто не знал, что такое настоящее головокружение. Голодная жадность ее губ передается мне. Вряд ли у нас получилось бы разомкнуть объятия, даже если бы мы этого захотели. Впрочем, мы даже не пытаемся это сделать.

Хошико

Когда я целую его, мне кажется, будто я падаю.

Нужно остановиться, но я не могу. Не смогла бы, даже если бы захотела.

Пусть меня пытают, жгут, убивают, но им никогда не отнять у меня эти мгновения. Я сохраню их внутри себя, несмотря ни на что.

Бен

После поцелуя мы разговариваем. Разговариваем обо всем. О ее жизни, о моей жизни. О наших родных и друзьях. О глупых и серьезных вещах.

Я не рассказываю ей ни о зомби, ни о том, что случилось с Прией. Возможно, когда-нибудь, но только не сейчас. Я беру эти образы, клокочущие во мне, как раскаленная лава, и прячу их в глубинах своего сознания. Я запираю эту пузырящуюся магму под земной корой; эти образы слишком сильны, чтобы оставаться там всегда, но в данный момент они должны оставаться внутри меня.

Я сосредоточусь на Хошико: единственной, кто остался у меня в этом мире.

Мы одни, вокруг никого. Мы будто подвешены в каком-то безопасном пузыре, где ничто не способно причинить нам боль. Я знаю, что нам должно быть страшно, нам следует паниковать, но этого не происходит.

Мы – воплощение спокойствия. Нам хорошо и уютно. Я бы даже сказал, что мы разомлели. Мир сошел с ума – причем давно сошел с ума, – и я не знаю, выйдет ли кто-нибудь из нас отсюда живым, но сейчас я чувствую лишь спокойствие. Значение имеет только то, что происходит прямо здесь и сейчас.

Знаю, большинство людей скажут, что мне повезло. Что я всегда имел все, что хотел, по крайней мере, в материальном смысле: уютный дом, дорогую одежду, учебу в престижной школе. Но, несмотря на это, так хорошо, как сейчас, мне не было никогда прежде. Мне как будто всегда чего-то недоставало, но сейчас нашелся недостающий кусочек пазла, здесь, на самом краю смерти. Я собрал себя целиком.

Хошико

Несколько позже возвращается Амина. Мы с Беном всего лишь сидим на кровати и разговариваем, но когда она входит, отскакиваем друг от друга, как ужаленные, со смущенными улыбками на губах. К счастью, она ничего не видела.

Впрочем, ей не до смеха.

– Послушай, – говорит она. – У нас мало времени, Хоши. В любую минуту за тобой могут прийти. Что касается Бена, то семья наконец согласилась сообщить о его исчезновении. Они подключили к поискам практически всю полицию, так что теперь его обнаружение – лишь вопрос времени.

В комнате становится тихо, после чего она осторожно продолжает:

– Бен, если ты получил то, что хотел, возможно, еще не поздно. Может, мать будет только рада замять эту историю. Думаю, ей хватит власти и влияния сделать так, чтобы все как можно скорее забыли об этом. Мол, подумаешь, наивный парнишка поддался глупому юношескому порыву! Ты еще можешь вернуться к привычной жизни, мы тоже постараемся жить дальше.

– Нет! – Бен обнимает меня и крепко прижимает к себе. – Я остаюсь с Хошико!

– Бен, это твой последний шанс. Решение, которое ты примешь сейчас, будет окончательным. Назад дороги не будет. Никогда. Это не игра. Все реально, все серьезно.

– Знаю. – Бен еще крепче прижимает меня к себе.

– Отлично. Теперь послушай, что тебя ждет.

Она испытующе смотрит на Бена.

– Это особая информация, ее мы не сообщаем даже тем, кто месяцами доказывает свою верность сопротивлению.

Бен серьезно кивает. Он понимает это даже лучше, чем я.

– Тебя спасли артисты. Они окружили нас со всех сторон, чтобы охранники не увидели, как мы запихиваем тебя в ящик. Ради тебя они рисковали своими жизнями.

– Но почему?

– Потому что каждый взрослый Отброс дал тайную клятву сделать все для того, чтобы положить конец этому безумию. Мы намерены помочь вам обоим выбраться отсюда и уехать навсегда.

Я не понимаю, о чем она говорит.

– Что ты имеешь в виду, говоря о клятве? Почему я не знала об этом раньше?

Она выглядит немного смущенной.

– Я все хотела рассказать тебе, да никак не было возможности. Я собиралась сделать это в ту ночь, когда мы стояли у окна, но ты так устала…

– Устала? Есть какая-то тайная клятва, а ты не сказала мне об этом, потому что я, видите ли, устала! Я не ребенок, Амина! Я не Грета!

– Знаю, прости. Но ты была ребенком, когда я сама впервые узнала об этом. Мне следовало держать это в тайне, пока ты не станешь достаточно взрослой, чтобы все понять.

– Ты должна была сказать мне это много лет назад! Неужели ты мне не доверяешь?

– Доверяю. – Она смотрит прямо мне в глаза. – Я доверяю тебе больше, чем всем остальным. Прости, мне очень жаль, но сейчас нет времени на обсуждения. В данный момент я должна спасти ваши жизни.

– Но почему именно наши? Почему в первую очередь нужно помогать именно Бену и мне? Отбросы погибают каждый день.

– Потому что я сумела убедить важных людей в исключительности данной ситуации. Подумай сама. Не кто иной как сын Вивьен Бейнс убегает из дома, врывается в цирк и нападает на сотрудника службы безопасности, потому что ему нравится девушка-Отброс. И не просто девушка-Отброс: Кошка, самая известная артистка цирка. Это очень серьезно. Можешь себе представить, что будет с доверием к правительству, когда об этом станет известно всем?

Она смотрит на меня, и ее взгляд становится нежным.

– Я люблю тебя, Хошико, ты моя семья. Ты единственная, кто удерживает меня здесь, кто придает мне сил жить дальше. Я не переживу твоей смерти. Вам обоим дан шанс: не упустите его. Уходите отсюда и даже не оглядывайтесь назад.

Почему у меня такое чувство, будто она прощается со мной?

– А ты не с нами?

– Нет, – вздыхает она. – Слишком поздно.

– Но ты не можешь сдаться!

Она улыбается мне, но по ее щекам текут слезы.

– Я не сдаюсь. Я помогаю тебе. Понимание того, что ты это сделаешь, что ты будешь свободна вдали от этого места, – именно оно поддерживает меня сейчас. Именно он придает всему смысл. Вас двое – за вами будущее. Не позволяйте никому говорить, будто вам не дано ничего изменить. Еще как дано! Когда тебе было пять лет, я поняла: ты не такая, как все мы, остальные.

Я слишком хорошо знаю Амину и потому понимаю: переубеждать ее бесполезно. Но я не могу бросить ее здесь, не могу забыть тех, кто мне дорог.

– А как же Грета? – спрашиваю я. – Она тоже должна пойти с нами.

– Нет! – Ее голос тверд, как никогда. – Слишком рискованно, мы не сможем тайком вывести сразу троих. Обещаю, что буду и дальше заботиться о ней, оберегать ее.

Она лжет мне так же, как я лгала Грете. На самом деле Амина не в состоянии ее защитить.

– Но я не могу бросить Грету! Я не могу без нее! Не могу без тебя! – Какая-то часть меня понимает, что я говорю слишком громко.

– Хошико, тише! Прекрати спорить, у тебя нет выбора. Мне пора идти, нужно еще кое-что сделать.

Я пытаюсь взять себя руки, сдержать рыдания, но слезы берут верх. Бен пытается обнять меня, но я отталкиваю его руки.

– Как я могу бросить здесь Грету? Как я могу бросить тебя? Как?..

– Ты должна, – говорит Амина. – Тсс! – шепчет она, обнимая меня. – Не плачь.

Она укачивает меня, словно младенца, пока я не успокаиваюсь. После чего снова дает мне обещание.

– Я буду оберегать Грету. И сделаю все для того, чтобы следующей вызволить ее отсюда. Даю тебе слово.

Я заставляю себя кивнуть.

– Ладно, – с неохотой соглашаюсь я. – Если ты считаешь, что по-другому нельзя…

– Вот и молодчина. Как только представление начнется, за тобой придут. Я пока не знаю, кто. Жди, сиди тихо и не высовывай носа.

Она вручает мне пластиковый пакет.

– Тут овсяное печенье и вода. Это все, что я смогла раздобыть, но даже это больше сегодняшнего ужина артистов. Обязательно поешь. Неизвестно, когда в следующий раз у тебя будет такая возможность.

Она снова обнимает меня, целует в макушку и выходит из комнаты. Мы с Беном вновь остаемся одни.

Ради меня он бросил родных, свой привычный мир, и теперь я должна оставить Амину, Грету и ту единственную жизнь, которую я знала. Это безумие, но выбора у меня действительно нет.

Бен

Когда Амина уходит, мы остаемся в комнате одни. Жуем сухое овсяное печение и пытаемся осознать масштабы происходящего.

Эти четыре стены, эта девушка рядом для меня более реальны, чем семья, чем то место, которое я привык называть домом.

При мысли о матери, о том, что она сделала, у меня начинает болеть голова. С другой стороны, это существенно облегчает мне выбор – бросить старую жизнь ради девушки, с которой я только что познакомился.

Мы встречаемся с ней взглядом, и у меня перехватывает дыхание. В ее глазах столько боли. Необходимость оставить здесь Амину и Грету разрывает ее сердце на части. Но там есть и что-то другое – блеск, который, я уверен, есть и у меня.

Это реально. То, что мы обрели, реально и, несмотря на всю боль, волнует и будоражит.

Она встает, и мы движемся вместе, словно в хорошо отрепетированном танце. Неким загадочным образом наши движения синхронизированы. У нее такая мягкая кожа, моим пальцам ее темные волосы кажутся шелком, ее дыхание подобно свежему дуновению ветерка.

Мы снова будто под действием чар. Кажется, будто ничто не способно их разрушить, ничто не способно разъединить нас. Увы, в следующий миг от волшебства не остается и следа. За дверью слышно какое-то движение, в коридоре раздаются чьи-то торопливые шаги.

Мы отпрыгиваем в разные стороны, и она шепчет:

– Быстро в ящик!

Я запрыгиваю в него. Хошико в последний момент с грохотом захлопывает крышку. Я снова лежу, скорчившись, в кромешной тьме.

Дверь открывается, и я слышу приглушенные голоса. Напрягаю слух, пытаясь разобрать, что там говорят, но улавливаю всего несколько слов: «Сильвио… Бенедикт Бейнс… допрос». Затем я слышу ее истошный крик, дверь захлопывается и воцаряется тишина.

Хошико

Два охранника, которые вошли так вежливо, явились вовсе не для разговора. Они вообще почти ничего не сказали. Несмотря на мое сопротивление, они вытащили меня в коридор и вывели наружу.

Они тащат меня дальше, мимо всех строений, мимо клеток с животными, мимо других аттракционов. Лишь оказавшись возле лестницы, я понимаю, куда они меня ведут. Мы – возле трейлера Сильвио. Да это же священное место. Я не помню, чтобы мне позволяли находиться здесь. Я не могу подавить в себе чувство любопытства. Мне предстоит увидеть его тайное логово.

Толчком в спину меня заставляют подняться вверх по лестнице и, запихнув в дверной проем, оставляют меня одну.

Мне кажется, что здесь роскошная обстановка, ведь по сравнению с тем, к чему мы привыкли, роскошью может показаться все что угодно. Здесь есть пара диванов, обтянутых темным бархатом, телевизор с большим экраном, стол, стулья, довольно скромная кухня и две двери, которые ведут, по-видимому, в спальню и туалет.

Большую часть одной стены занимает огромная стеклянная витрина. Внутри – десятки золотых призов и наград, которые получал цирк на протяжении многих лет. «Лучшая развлекательная площадка», премия «Народный выбор» и тому подобное.

Интересно, как ему удается сохранить их все, учитывая, что за своим безукоризненным фасадом он – Отброс, как и все остальные. Правда, не простой Отброс, если слухи верны.

Одна из стен увешана фотографиями. На каждой из них Сильвио с гордостью позирует рядом с какой-нибудь знаменитостью из числа Чистых. Звезды поп-музыки, кинозвезды, политики – практически все известные личности. Большинство из них я не знаю, ведь мы не получаем широкого доступа к новостям, СМИ или музыке. Но некоторые лица мне знакомы, их я замечала во время выступлений, наблюдая за ложей для особо важных персон.

Во время визитов знаменитостей Сильвио отчаянно суетится, чуть не ползает вокруг них, подобострастно бросаясь к их ногам – для нас такая великая честь, что вы здесь, я всегда восхищался вашей работой и творчеством. Меня всегда тошнило от такого поведения.

На всех фотографиях он запечатлен в полном наряде инспектора манежа. Это его жилище, но нигде нет никаких признаков быта реального человека, существующего под этой щегольской маской: никаких характерных черт, никаких маленьких безделушек или украшений. Что же я ожидала увидеть, фотографии его семьи? Вряд ли, учитывая его историю.

На лестнице снаружи раздаются шаги, щелкает дверной замок. Это он.

Сабатини несколько секунд сверлит меня тяжелым взглядом.

– Предлагаю тебе не разыгрывать невинность, а честно сказать мне, где он прячется.

– Извини, Сильвио, но я не понимаю, о чем ты. Кто этот он?

Он показывает плакат с лицом Бена.

– Юный Бенедикт Бейнс. Симпатичный молодой человек, не правда ли? А какой герой! Ведь это он спас тебя на днях.

– Он – Чистый. Я ненавижу Чистых. С какой стати мне его прятать?

– Так, значит, он где-то спрятан?

– Понятия не имею. Мне показалось, это ты сам так сказал.

– Я спрашиваю тебя еще раз… Где он?

На миг воцарятся молчание. Я смотрю на него и медленно повторяю:

– Я не знаю.

Сильвио несколько секунд смотрит на меня. У него холодный, стальной взгляд, но затем, во второй раз в жизни, я вижу, как самообладание изменяет ему. Маска невозмутимости слетает с его лица. В последнее время она соскальзывает все чаще и чаще. Он ударяет ладонью по столу.

– Где он?

– Я не знаю.

– Из-за него моя шея в петле. Мне задают самые разные вопросы. Почему я не знаю, что происходит в моем собственном цирке? Почему у нас недостаточные меры безопасности? Почему мои Отбросы вышли из-под контроля? Да и Бейнс, мать этого мальчишки, дышит мне в затылок: «Где, черт возьми, мой сын? Почему ты его еще не нашел? И почему, почему, почему, почему эта чертова канатоходка все еще жива?!»

Его трясет. Он понижает голос и шипит сквозь зубы:

– Я не собираюсь из-за тебя терять мое положение. Потому спрашиваю тебя еще раз: где он?

Я смотрю на него. Разве он не понимает, что он ничего не значит для Вивьен Бейнс? Что он ничего не значит для них всех?

– Сильвио, ты такой же, как я, разве ты этого не понимаешь? Ты никто для нее и для всех остальных. Ты просто еще один грязный Отброс, такой же, как и все мы.

– Нет! Я не похож на тебя! Абсолютно! Я – Чистый! Я всегда был Чистым, мне просто нужно, чтобы они это увидели!

Он на самом деле сумасшедший.

Я пробую другой подход, более мягкий. Может быть, мне удастся урезонить его, заставить его понять, кем он стал.

– Твоя мать бросила все, чтобы быть с твоим отцом. Как ты думаешь, она хотела бы увидеть тебя таким, каким ты стал?

Я понимаю, что допустила ошибку. Его глаза вспыхивают яростью, лицо бледнеет. Он хватает меня за горло. Он собирается задушить меня.

– Как ты смеешь? Как ты смеешь упоминать мою мать? Как ты смеешь говорить, как мне себя чувствовать? Я скажу тебе кое-что, хочешь? Моя мать была слабой. Слабой беспечной дурочкой. Она пожертвовала моей судьбой, принесла в жертву все то, что причиталось мне, лишилась всего, что могла иметь, потому что не могла контролировать свои желания! Моя мать была всего лишь легкомысленной девчонкой!

У меня не осталось воздуха. Кружится голова, все вокруг темнеет и исчезает.

Внезапно Сабатини отпускает меня, и я судорожно хватаю ртом воздух.

Он отступает назад и наблюдает за мной, скрестив на груди руки.

– Этого достаточно, чтобы ты передумала, или мне продолжить?

Мое горло горит, и когда я пытаюсь ответить, мои слова превращаются в хриплое сипение.

Я знаю: надежнее всего по-прежнему все отрицать. Но я не могу. Я впервые вижу его таким испуганным. Это придает мне уверенности в себе. Впервые за все это время козырь у меня в руках. Я знаю, Сильвио все рано отправит меня на пытку. Тогда почему бы мне сначала не помучить его?

Вцепившись в его холодные, жестокие глазки, я нежно улыбаюсь ему.

– Ладно, Сильвио, ты прав. Я знаю, где он.

Он тотчас довольно кивает.

– Умница. Давай расскажи все Сильвио, и делу конец. После чего мы даже ни разу не вспомним об этом.

Он почти мурлычет.

– Ты обещаешь? Обещаешь, что больше не будешь сердиться?

– Конечно, не буду. – Он благосклонно гладит мои волосы. – Я буду гордиться тобой. Я никому не дам тебя в обиду. Я никому не позволю причинить тебе боль.

– Я не знала, что делать с этим. Мне было страшно. Это такое облегчение – наконец признаться во всем, – отвечаю. – Я знаю, ты стараешься ради цирка.

– Правильно, – улыбается он. – Я рад, что кто-то, наконец, оценил, насколько тяжела моя работа. Иногда мне приходится думать о более важных вещах.

– Он… – Я продолжаю смотреть в эти маленькие дьявольские глазки и безмятежно улыбаюсь ему. – Вообще-то я передумала. Я ничего тебе не скажу.

Я знаю, что это безрассудно, но он будет мучить меня в любом случае. Понимая, что он в глубоком отчаянии, я чувствую в себе прилив сил. Впервые за все это время.

От досады он даже вскрикивает. Затем подскакивает ко мне, заламывает руку за спину, а голову за волосы оттягивает назад, заставляя посмотреть прямо в его мерзкую крысиную мордочку. Я продолжаю улыбаться.

– Не хочу тебя разочаровывать, но мне все равно, что ты со мной сделаешь. Я не скажу тебе, где он. Мы собираемся уничтожить твой дурацкий цирк. Мы сравняем его с землей.

Я не позволю ему запугать меня, он не получит и капли моего страха. Мы застываем на несколько секунд, глядя друг другу в глаза. Наконец он первым отворачивается и отпускает руки. Крошечная, но победа.

– Знаешь, мне кажется, что ты говоришь правду. Похоже, я буду вынужден пересмотреть мою стратегию. Ты сделала свой выбор, Хошико. Я больше не намерен по-доброму разговаривать с тобой. Дальнейшие события – целиком и полностью твой личный выбор. Хочу, чтобы ты потом напомнила себе: это был твой выбор.

С этими словами он, громко хлопнув дверью, выходит вон. Мне слышно, как в замке поворачивается ключ.

Я почти не сомневаюсь, куда он ушел. Самому выполнять грязную работу – не в его стиле. Для этого у него есть специальные палачи.

Возможно, они начнут с моих ног, тем более что те уже в ожогах. Можно сказать, работа наполовину сделана. Впрочем, они могут выбрать что-то еще.

Когда ловят воришек-Отбросов, то им обычно отрубают пальцы. Скрывать беглого преступника – более тяжкое преступление.

Я снова думаю о Бене и машинально касаюсь своего лица. Провожу рукой по коже. Я никогда об этом не думала, но теперь она кажется мне живой, она реагирует на прикосновения, чего раньше со мной не происходило. Везде, где прикасались его руки, мне слегка щекотно. Бен говорил, что моя кожа такая мягкая, такая гладкая. Думаю, это продлится недолго. Возможно, вскоре я вся обгорю. Или меня изрубят на куски. Или оторвут конечности.

Что, если после этого его мнение обо мне изменится? Вдруг он больше никогда на меня не посмотрит? Никогда не прикоснется ко мне как к сокровищу? Самому прекрасному и бесценному?

Я не знаю, что со мной сделают. Не знаю, в каком состоянии я буду, но я точно знаю: как я сказала, так и будет. Я не выдам его. Я скорее умру сама.

Три дня назад я даже не знала, что есть такой юноша, а теперь ради него я готова пережить даже тысячу смертей.