Текст книги "Глухая стена"

Автор книги: Хеннинг Манкелль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 33 страниц)

Когда Валландер вошел в холл, с дивана поднялся незнакомый господин, шагнул к нему и назвал свое имя. Рольф Стениус. Имя было знакомое, но только когда Стениус добавил, что он ревизор Тиннеса Фалька, комиссар вспомнил, где его слышал.

– Мне, конечно, следовало заранее позвонить, – сказал Стениус. – Но в Истаде у меня все равно была назначена встреча, которую затем, правда, отменили.

– К сожалению, время неудачное, – ответил Валландер. – Хотя несколько минут у меня найдется.

Они поднялись к нему в кабинет. Рольф Стениус был в его годах, лысоватый, худощавый. Помнится, Ханссон запиской сообщал, что связывался с ним. Из портфеля Стениус достал пластиковую папочку с бумагами.

– Когда полиция связалась со мной, я, разумеется, уже знал о кончине Фалька.

– Кто вам об этом сообщил?

– Его бывшая жена.

Валландер кивнул: дескать, продолжайте.

– Я подготовил обзор по заключениям бухгалтерских книг за последние два года. И еще кой-какие справки, возможно представляющие для вас интерес.

Комиссар не глядя взял у него папку.

– Фальк был состоятельным человеком? – спросил он.

– Смотря что считать большими деньгами. У него было около десяти миллионов.

– Значит, на мой взгляд, состоятельный. А как насчет долгов?

– Так, по мелочи. К тому же расходы у него были не особенно велики.

– Стало быть, доход он получал от консалтинговых заказов?

– Я приложил справку.

– Кто из клиентов платил особенно много?

– Он выполнял целый ряд заказов для США. Оплачивались они хорошо, тем не менее сенсационными суммы не назовешь.

– Что это были за заказы?

– Например, он помогал сети рекламных бюро, охватывающей всю страну. «Мосесон и сыновья». Оптимизировал для них какие-то графические программы.

– А еще?

– Импортер виски, по фамилии Дюпон. Насколько я помню, речь шла о разработке передовой программы складирования.

Валландер задумался. Но собраться с мыслями было нелегко.

– За последний год его доходы росли медленнее?

– Я бы не сказал. Он всегда вкладывал средства с умом. Как говорится, не сваливал все яйца в одно лукошко. Фонды в Швеции, других скандинавских странах и США. Сравнительно большой резерв капитала. Предпочитал хорошую ликвидность. Частенько держал акции. В основном «Эрикссон».

– Кто занимался размещением средств?

– Он сам.

– У него были доходы в Анголе?

– Где, простите?

– В Анголе.

– Насколько я знаю, нет.

– А могло ли быть, что он их имел, только вы об этом не знали?

– Конечно. Но вряд ли.

– Почему?

– Тиннес Фальк был очень честен. Считал, что налоги платить необходимо. Я как-то раз предложил ему зарегистрироваться за рубежом, поскольку в нашей стране налоги очень высоки. Он эту идею не одобрил.

– И что тогда произошло?

– Фальк пришел в ярость. Грозил сменить ревизора, если я еще хоть раз заикнусь о чем-нибудь подобном.

Валландер почувствовал, что не в силах продолжать разговор.

– Я прочитаю ваши бумаги, – сказал он. – Как только выкрою время.

– Прискорбная кончина. – Стениус закрыл портфель. – Фальк был симпатичный человек. Сдержанный, пожалуй, но симпатичный.

Валландер проводил его к выходу.

– В акционерном обществе должно быть руководство. Кто в него входил?

– Разумеется, он сам. Далее, шеф моей конторы. И мой секретарь.

– В таком случае они, наверно, проводили регулярные совещания.

– Я устраивал все необходимое по телефону.

– Значит, встречаться не обязательно?

– Достаточно обмениваться документами и подписями.

Стениус вышел из управления, за воротами раскрыл зонтик. Валландер вернулся в кабинет и внезапно подумал, а нашел ли кто-нибудь время побеседовать с детьми Фалька. Мы даже самое важное сделать не успеваем. Работаем на износ, а горы все растут. Шведская юстиция превращается в затхлый архив, где стены прогибаются от нераскрытых преступлений.

В эту же пятницу в половине четвертого Валландер собрал группу на совещание. Нюберг сообщил, что прийти не сможет. По словам Анн-Бритт, у него случился приступ головокружения. И начали они совещание, мрачно задавая себе вопрос, кто первый свалится с инфарктом. Потом детально проанализировали, какие последствия для расследования имеет тот факт, что Соня Хёкберг в прошлом, по всей вероятности, была изнасилована Карлом-Эйнаром Лундбергом. По просьбе комиссара на совещании присутствовал Викторссон. Он слушал, но вопросов не задавал. Когда Валландер решил, что Лундберга нужно срочно вызвать для беседы, прокурор одобрительно кивнул. Кроме того, Валландер велел Анн-Бритт постараться выяснить, не был ли отец Лундберга каким-то образом причастен к случившемуся.

– Он что, тоже к ней приставал? – удивился Ханссон. – Ну и семейка!

– Нам надо все знать точно, – отрезал Валландер. – Без малейших пробелов.

– Заместительная месть, – сказал Мартинссон. – Ничего не могу с собой поделать, но у меня по-прежнему в голове не укладывается, чтобы это оказалось правдой.

– Мы говорим не о том, что у тебя в голове не укладывается, – ответил Валландер, – а о том, что могло произойти на самом деле.

Комиссар заметил свою резкость, и ему показалось, она не укрылась и от остальных. Поэтому поспешил нарушить молчание и снова обратился к Мартинссону, на сей раз более дружелюбным тоном:

– Стокгольмское управление. Как там насчет специалистов?

– Они, понятно, не обрадовались, когда я сказал, что консультант нужен нам не позднее завтрашнего дня. Но все-таки он прилетит самолетом в девять.

– Как его имя?

– Ханс Альфредссон.

Собравшиеся оживились. [Компьютерщика зовут точно так же, как известного шведского актера и эстрадного артиста.] Мартинссон обещал встретить Альфредссона в Стурупе и ввести его в курс дела.

– Ты сумеешь совладать с тем компьютером? – спросил Валландер.

– Да, я все записывал.

Совещание продолжалось до шести. Многое по-прежнему оставалось неясно, противоречиво и в целом расплывчато, но Валландер чувствовал, что настрой у сотрудников пока хороший. Да, было очень важно раскопать прошлое Сони Хёкберг. Появилась лазейка, в которой они так нуждались. В глубине души все возлагали большие надежды и на эксперта из Стокгольма.

В заключение разговор коснулся Юнаса Ландаля. Ханссону выпала неприятная миссия известить о несчастье родителей, которые действительно находились на Корсике. Сейчас они на пути домой. Нюберг передал через Анн-Бритт записку, где коротко докладывал, что Соня Хёкберг, без сомнения, ездила на автомобиле Ландаля и именно этот автомобиль оставил следы возле силовой подстанции. Далее, было установлено, что Юнас Ландаль прежде не имел дела с полицией. Хотя не исключено, как подчеркнул Валландер, что Ландаль вполне мог участвовать в том налете на норковую ферму близ Сёльвесборга, когда Фальк угодил под арест.

Тем не менее они словно бы стояли перед пропастью, у разрушенного моста. Выпустить на волю норок и убить себя или самому быть убитым – от одного до другого дистанция очень велика. За время совещания комиссар неоднократно излагал свой взгляд на случившееся. Во всем этом сквозила и беспощадная жестокость, и холодный расчет. Мысль о жертве тоже отбрасывать нельзя. Под конец Анн-Бритт спросила, не стоит ли при поддержке Стокгольма запросить информацию о радикальных экологических группировках. Мартинссон, чья дочка Тереза была веганисткой, а заодно участвовала в Движении натуралистов, заявил, что нелепо думать, будто за этими жестокими убийствами могут стоять подобные группировки. И второй раз за день Валландер резко ответил, что исключать нельзя ничего. Пока нет полной ясности с центром событий и с мотивом, необходимо вести расследование сразу по всем возможным направлениям.

И вот тут все выдохлись. Валландер хлопнул ладонью по столу в знак того, что на сегодня обсуждение закончено, и добавил, что в субботу они продолжат. Ему самому не терпелось уйти. До приезда Эльвиры Линдфельдт надо прибрать квартиру. Но он все-таки зашел в кабинет, позвонил Нюбергу. Трубку не снимали так долго, что у Валландера даже возникли дурные предчувствия. В конце концов Нюберг ответил, по обыкновению сердито, и у комиссара отлегло от сердца. Нюбергу полегчало, головокружение прошло. Завтра он будет в полном порядке. И во всеоружии своей яростной энергии.

Валландер как раз успел прибрать квартиру и привести себя в божеский вид, когда зазвонил телефон. Эльвира Линдфельдт была уже в пути, только что миновала поворот на Стуруп. Комиссар заказал столик в одном из городских ресторанов и объяснил ей, как проехать до Большой площади. А когда клал трубку на рычаг, сделал это так небрежно и нервозно, что свалил аппарат на пол. Чертыхаясь, поднял его, поставил на место и вспомнил, что сегодня вечером должна позвонить Линда, так они договорились. Он довольно долго колебался, но в конце концов оставил ей на автоответчике сообщение с номером ресторана. Конечно, есть риск, что он понадобится кому-нибудь из журналистской братии, хотя, скорее всего, вряд ли. Вечерние газеты как будто бы потеряли интерес к истории с затрещиной.

Потом он вышел из квартиры. В машину садиться не стал. Дождь прекратился. Ветер поутих. Так что не грех и пешком пройтись до центра. В глубине души он испытывал смутное разочарование. Она едет на машине, а значит, решила непременно вернуться в Мальмё. Ну а он, понятно, втайне рассчитывал на кое-что другое. Впрочем, разочарование его не тяготило. Что ни говори, ему все равно предстоит поужинать в обществе интересной дамы.

Валландер остановился возле книжного магазина и стал ждать. Спустя пять минут увидел, как она идет по Хамнгатан. Его вновь одолело вчерашнее смущение. Ее прямота вызывала у него замешательство. Когда они шли по Норргатан к ресторану, Эльвира Линдфельдт неожиданно взяла его под руку. Они как раз проходили мимо дома, где в свое время жил Сведберг. Валландер остановился и в кратких словах рассказал, что здесь случилось. Она внимательно слушала, потом спросила:

– И что ты об этом думаешь?

– Не знаю. Сейчас это как сон. Я будто и не уверен, что все случилось на самом деле.

Ресторан был маленький, открылся год назад. Валландер ни разу туда не заходил, но слышал о нем от Линды. Помещение вправду небольшое, и посетителей немного, вопреки ожиданиям.

– Истад не из тех городов, где народ ходит по ресторанам, – сказал он виновато. – Но говорят, местечко вполне хорошее.

Официантка, знакомая комиссару по «Континенталю», проводила их к столику.

– Ты на машине, – сказал Валландер, изучая карту вин.

– Да, и после ужина уеду домой.

– В таком случае сегодня мой черед пить вино.

– Что полиция говорит насчет безопасного предела алкоголя?

– Лучше всего вообще не пить. В крайнем случае один бокальчик. Если с хорошей закуской. Хотя можно, конечно, после зайти в управление и подуть в пробирку.

Ужин был прекрасен. Валландер пил вино и, заказывая второй бокал, заметил, что делает это как бы через силу. Он и без того чувствовал себя хорошо. Разговор в основном кружился вокруг его работы, и в порядке исключения ему это нравилось. Он рассказал, как начинал в Мальмё патрульным полицейским, как его чуть не зарезали и как мысли об этом случае неотвязно его преследуют. Эльвира Линдфельдт поинтересовалась, чем он занят сейчас, и он совсем уверился, что ей ничего неизвестно про злополучную газетную фотографию. Рассказал ей о странной смерти на силовой подстанции, о трупе, найденном возле банкомата, о парне, погибшем под гребным винтом польского парома.

Они как раз заказали кофе, когда дверь ресторана открылась.

Вошел Роберт Мудин.

Валландер сразу его увидел. Парнишка огляделся по сторонам. Заметив, что Валландер не один, он помедлил, но комиссар знаком попросил его подойти. Познакомил с Эльвирой. Роберт Мудин назвал свое имя. Валландер обратил внимание, что он встревожен, и спросил, что случилось.

– Кажется, я кое-что нашел, – сказал Мудин.

– Если вы хотите поговорить с глазу на глаз, я могу пересесть, – предложила Эльвира.

– В этом нет нужды.

– Я попросил отца подвезти меня из Лёдерупа, позвонил вам, а там на автоответчике был номер этого ресторана.

– Ты сказал, что кое-что нашел.

– Без компьютера объяснить трудно. По-моему, я нашел способ обойти коды, которые нам до сих пор не удалось взломать.

В голосе Мудина звучала уверенность.

– Позвони завтра Мартинссону, – сказал комиссар. – Я тоже с ним поговорю.

– Я совершенно уверен.

– Тебе не нужно было приезжать, оставил бы сообщение на автоответчике.

– Просто я разволновался. Со мной такое бывает.

Мудин неуверенно кивнул в сторону Эльвиры. Надо бы потолковать с ним подробнее, подумал Валландер. Впрочем, до завтра вряд ли что случится. К тому же сейчас ему совсем не до того. Роберт Мудин правильно оценил ситуацию, попрощался и ушел. Весь разговор продолжался максимум две минуты.

– Талантливый юноша, – сказал Валландер. – Роберт Мудин – компьютерный гений. Помогает нам в расследовании.

Эльвира Линдфельдт улыбнулась:

– Похоже, он очень нервничал. Но парень наверняка дельный.

Около полуночи они вышли из ресторана. Не спеша зашагали к Большой площади. Машина Эльвиры стояла на Хамнгатан.

– Спасибо, вечер был очень приятный, – сказала Эльвира, перед тем как сесть в машину.

– Значит, я тебе пока не надоел?

– Нет. А я тебе?

Валландеру хотелось удержать ее. Но он понимал, ничего не выйдет. Решили созвониться в выходные.

На прощание он обнял ее, и она уехала. Он пошел домой. И вдруг остановился. Возможно ли? Неужели он все-таки встретил женщину, которая ему по душе? Встретил, когда уже почти потерял надежду.

Он продолжил путь на Мариягатан. И в начале второго уже крепко спал.

Эльвира Линдфельдт ехала сквозь ночь в Мальмё. Не доезжая до Рюдсгорда свернула на стоянку. Достала мобильник.

Номер, который она набрала, принадлежал абоненту в Луанде.

С третьей попытки связь установилась. Трубка задышала. Когда Картер ответил, она уже сформулировала свое сообщение:

– Фу Чжэн оказался прав. Человека, который старается убить систему, зовут Роберт Мудин. Он живет в поселке под названием Лёдеруп, недалеко от Истада.

Все это она повторила дважды, чтобы Картер в Луанде вполне понял информацию.

Затем связь прервалась.

Эльвира Линдфельдт снова вырулила на шоссе и продолжила путь в Мальмё.

33

Утром в субботу Валландер позвонил Линде.

Проснулся он, как всегда, рано. Но сумел снова заснуть и встал лишь в самом начале девятого. Позавтракал и набрал номер стокгольмской квартиры дочери. Линда сразу же спросила, почему вчера вечером его не было дома. Она дважды пыталась дозвониться до ресторана, но там было занято. Валландер с ходу решил рассказать все как есть. Дочь слушала, не перебивая.

– Вот уж не думала не гадала, что у тебя хватит ума последовать моему совету.

– Я долго сомневался.

– Но теперь уже нет?

Линда стала расспрашивать об Эльвире Линдфельдт. И разговор получился долгий. Она была рада за него, хотя он все время старался умерить ее надежды. Рано пока. Для него лично уже хорошо, что хоть раз не пришлось ужинать в одиночестве.

– Это неправда, – решительно заявила Линда. – Я тебя знаю. Ты надеешься, что из этого получится нечто большее. И я тоже надеюсь.

Потом она поспешно сменила тему и немедля перешла к делу:

– Знаешь, я видела в газете заметку про тебя и фото. И понятно, была в шоке. Мне показали ее в ресторане и спросили, не о моем ли отце там речь.

– И что ты сказала?

– Хотела сказать «нет», но не стала.

– Мило с твоей стороны.

– По-моему, все это просто не может быть правдой.

– Совершенно верно, правда выглядит иначе.

Он рассказал, как все было на самом деле. Сообщил, что ведется внутреннее расследование и что, как он рассчитывает, правда восторжествует.

– Для меня очень важно это узнать, – сказала Линда. – Именно сейчас очень важно.

– Почему?

– Пока не скажу. Рано.

У Валландера немедля проснулось любопытство. Последние несколько месяцев он подозревал, что Линда опять меняет планы на будущее. Что она задумала? Он пытался спросить, однако мало-мальски внятного ответа так и не получил.

Под конец обсудили, когда она сможет приехать в Истад. Наверно, не раньше середины ноября.

Положив трубку, он вспомнил про книгу, которую так и не забрал в магазине. Ту, где речь шла о реставрации мебели. Н-да, осуществит ли Линда когда-нибудь свои планы получить приличное образование и устроиться в Истаде…

Теперь она планирует что-то другое, сказал он себе. И почему-то не хочет пока говорить мне об этом. А гадать бессмысленно.

Ну что ж, он облачился в незримый мундир, снова стал полицейским. Посмотрел на часы. Двадцать минут девятого. Мартинссон, наверно, едет в Стуруп встречать этого Альфредссона. Валландер вспомнил вчерашнее появление Роберта Мудина в ресторане. Парнишка говорил очень уверенно. Некоторое время комиссар размышлял.

У него не было ни малейшего желания общаться с Мартинссоном сверх необходимого. Его по-прежнему терзали сомнения насчет того, что в словах Анн-Бритт правда, а что нет. И пусть это самообман, но ему хотелось, чтобы Анн-Бритт ошиблась. Крах дружеских отношений с Мартинссоном создаст практически невыносимую рабочую обстановку. Гнет предательства слишком тяжел. Вместе с тем в глубине души гнездилась тревога: что-то происходит. Незримо для него. Но это что-то способно резко изменить его позицию. Вот почему он испытывал возмущение и горечь. В особенности было уязвлено его честолюбие. Ведь он столько лет учил Мартинссона, точно так же как Рюдберг некогда учил его, помог ему стать тем, что он есть. Но сам Валландер никогда не интриговал, не стремился умалить или поставить под вопрос безусловный авторитет Рюдберга.

Полиция – это осиное гнездо, со злостью подумал он. Там полным-полно зависти, сплетен, интриг. И все-таки я воображал, будто стою от этого в стороне. А оказывается, наоборот, в самой гуще. Как монарх, чей престолонаследник нетерпеливо рвется к власти.

Скрепя сердце он позвонил Мартинссону на мобильный. Роберт Мудин вчера вечером специально приезжал из Лёдерупа. Заставил отца отвезти его. Видимо, дело серьезное. Возможно, он уже звонил Мартинссону. Если нет, надо предупредить Мартинссона, чтобы тот сам с ним связался. Мартинссон ответил сразу. Он только что припарковал машину и направлялся к аэровокзалу. Мудин ему не звонил. Валландер коротко обрисовал ситуацию.

– Странно вообще-то, – сказал Мартинссон. – Как он мог что-то найти, не имея доступа к фальковскому компьютеру?

– Спроси у него.

– Хитрец. Черт его знает, может, он успел скопировать материалы на свой компьютер. – Мартинссон обещал позвонить Мудину и еще до полудня связаться с комиссаром.

Валландер закончил разговор, думая, что Мартинссон вроде бы такой же, как всегда. Либо он притворщик, каких поискать. Либо в том, что говорила Анн-Бритт, кроется ошибка.

Без четверти девять Валландер вошел в управление. На столе в кабинете лежала записка, сообщавшая, что Ханссон срочно хочет с ним поговорить. «Кое-что выявилось», – написал Ханссон своим угловатым почерком. Валландер вздохнул: не умеет он четко выражать свои мысли. «Кое-что» всегда выявлялось. Вопрос в том, что именно.

Кофейный автомат починили. Нюберг сидел за столиком, ел простоквашу. Валландер сел напротив.

– Если спросишь про головокружение, я уйду, – буркнул Нюберг.

– Ладно, не буду.

– Я хорошо себя чувствую. Но мечтаю о пенсии. Пусть даже она будет невелика.

– Чем тогда займешься?

– Ковры буду ткать. Книги читать. В горы ходить.

Валландер прекрасно знал, что все это неправда. Да, Нюберг безусловно вымотался и устал как собака. Но пенсии он боялся больше всего на свете.

– Судмедэкспертиза что-нибудь сообщила о Ландале?

– Он скончался примерно за три часа до того, как паром причалил в Истаде. А значит, убийца находился на борту. Понятно, если не прыгнул в море.

– Да, моя ошибка, – признал Валландер. – Надо было проверить всех, кто находился на борту.

– Нам бы следовало выбрать другую профессию, – сказал Нюберг. – Иной раз я лежу по ночам и пытаюсь сосчитать, сколько раз при мне вынимали из петли тела самоубийц. Только повесившихся. Не тех, что застрелились, или утопились, или с крыши сиганули, или приняли яд. Только повесившихся. На веревках, бельевых шнурах или стальных тросах, однажды даже на колючей проволоке. Не помню я, сколько их было. Большая часть забывается, я знаю. А затем я думаю, что это безумие. Чего ради я лежу и стараюсь вспомнить все беды, в которых был вынужден копаться?

– Да уж, чего тут хорошего, – кивнул Валландер. – Здорово рискуешь впасть в апатию.

Нюберг отложил ложку, посмотрел на него:

– Ты что же, утверждаешь, будто с тобой этого еще не произошло?

– Надеюсь, что нет.

Нюберг кивнул. Но ничего не сказал. Валландер счел за благо оставить его в покое. Вдобавок Нюберг всегда работал без понуканий, тщательно и организованно. Знал, с чем надо поспешить, а что может и подождать.

– Я поразмыслил, – вдруг сказал Нюберг. – Кое о чем.

Валландер по опыту знал, что порой Нюберг выказывал неожиданную проницательность и в вопросах, не входящих непосредственно в сферу его профессиональной компетенции. Замечания его не единожды поворачивали все расследование на должный путь.

– О чем же ты размышлял?

– О реле в морге. О сумке, брошенной у забора. О трупе, снова оставленном возле банкомата. Без двух пальцев. Мы ведь пытаемся понять, что это значит. Стремимся вписать в некую картину. Верно?

Валландер кивнул:

– Пытаемся. Но без особого успеха. Во всяком случае, пока.

Нюберг подобрал с тарелки остатки простокваши, потом сказал:

– Я говорил с Анн-Бритт. Про вчерашнее совещание, на котором не мог присутствовать. По ее словам, ты сказал, что в случившемся сквозит нечто двусмысленное. Как если бы человек пытался говорить разом на двух языках. Мол, во всем этом есть и расчет, и случайность. Опрометчивость и осторожность. Я правильно понял?

– Да, примерно так я и говорил.

– На мой взгляд, это самое разумное из всего, что говорилось в ходе расследования. Что, если взять за основу, что здесь наличествуют и расчет, и случайности?

Валландер покачал головой. Сказать ему было нечего. Лучше послушать дальше.

– И вот что мне пришло в голову. Может, мы слишком увлекаемся трактовками? Внезапно обнаруживаем, что убийство таксиста, вероятно, вообще не связано с этим делом. Не в смысле виновности Сони Хёкберг. Собственно говоря, главную роль начинаем играть мы. Полиция.

– То бишь что Соня может сообщить нам? Кто-то здорово испугался?

– Не только. Что, если мы начнем просеивать события? И спросим себя: а вдруг они частью не имеют отношения к делу? Вдруг это нарочито оставленные ложные следы?

А ведь Нюберг впрямь развивает важную мысль, подумал Валландер:

– Что ты имеешь в виду?

– Прежде всего, разумеется, реле, найденное в морге.

– Ты хочешь сказать, что Фальк вообще не имел касательства к убийству Хёкберг?

– Не совсем так. Однако ж кто-то внушает нам, что Фальк имел к этому куда большее касательство, чем на самом деле.

Валландер заинтересовался всерьез.

– Или труп, который внезапно вернули, – продолжал Нюберг. – Отрезав ему пальцы. Вероятно, мы зря ломаем себе голову, что это значит. Допустим, вовсе ничего. Где мы в таком случае находимся?

Валандер задумался:

– В трясине, где неизвестно, куда ногу поставить.

– Хорошее сравнение, – одобрил Нюберг. – Никогда не думал, что кто-нибудь сможет превзойти Рюдберга в умении метко и образно обрисовать ту или иную ситуацию. Но дело не в этом. Мы, стало быть, увязли в трясине. А кой-кому только этого и надо.

– То есть мы должны выбраться на твердую почву. Так, по-твоему?

– Или вот калитка. На силовой подстанции. Она была взломана. И мы изо всех сил пытаемся дотумкать, почему ее взломали, а дверь трансформаторной отперли ключом.

Валландер понял. Нюберг вправду подошел к важным выводам. Комиссара захлестнула досада. Он давным-давно должен был сам до этого додуматься.

– По-твоему, тот, кто отпер трансформаторную, отпер и калитку. А потом взломал ее, чтобы сбить нас с толку?

– Вряд ли найдется более простое объяснение.

Валландер согласно кивнул:

– Здорово. Посрамил ты меня. Как только я раньше не увидел этой возможности!

– Вряд ли ты можешь думать обо всем, – уклончиво отозвался Нюберг.

– Какие еще детали, на твой взгляд, можно отбросить? Которые нам подсунули, чтобы сбить с толку?

– Тут требуется осторожность, – заметил Нюберг. – Иначе можно отбросить важное и сохранить несущественное.

– Все может оказаться существенным.

– Пожалуй, самое важное я сказал. Кстати, я не утверждаю, что прав. Просто размышляю вслух.

– Как-никак это идея, – сказал Валландер. – Новая вышка, на которую стоит взобраться, чтобы обозреть картину.

– Думая о нашей работе, я часто представляю нас как художников перед мольбертом, – проговорил Нюберг. – Мы делаем несколько штрихов, легонько макаем кисточку в краску и делаем шаг назад, чтобы иметь обзор. Потом снова подходим к мольберту, наносим следующий мазок. Наверно, самое-то главное – этот шаг назад. Ведь тогда мы вправду видим, что у нас перед глазами.

– Искусство видеть то, что видишь, – сказал Валландер. – Хорошо бы тебе рассказать об этом в Полицейской академии.

– По-твоему, молодым полицейским хоть чуточку интересно, что имеет сказать старый усталый техник-криминалист? – презрительно бросил Нюберг.

– Думаю, не чуточку, а куда больше. Несколько лет назад, когда я выступал перед ними, они слушали очень внимательно.

– Уйду на пенсию, – сурово произнес Нюберг. – Буду ткать ковры и ходить в горы. А больше ничего.

Черта лысого ты уйдешь, подумал Валландер. Но вслух, понятно, ничего не сказал. Нюберг встал в знак того, что разговор окончен, и отошел с тарелкой к мойке. Выходя из кафетерия, Валландер успел услышать, как он ворчит на скверную щетку.

Валландер продолжил прерванную прогулку по коридорам. Шел он к Ханссону. Дверь его кабинета была приоткрыта. В щелку комиссар видел, как он, по обыкновению, заполняет один из бесчисленных игровых купонов. Ханссон жил в нетерпеливом ожидании, что какая-нибудь из его сложных систем окажется эффективной и он вмиг разбогатеет. В тот день, когда лошади побегут так, как он рассчитывает, на него низойдет долгожданная великая благодать.

Валландер постучал, давая Ханссону возможность спрятать купоны, потом толкнул ногой дверь и вошел.

– Ты оставил записку, – сказал он.

– Мерседесовский фургон объявился.

Комиссар прислонился к косяку. Ханссон рылся в кучах бумаг на столе.

– Я еще раз зашел в базу данных, как ты велел. И вчера небольшая прокатная контора из Мальмё заявила, что, по их подозрениям, один из их автомобилей в угоне. Темно-синий «мерседес»-фургон. Его должны были вернуть еще в среду. Контора называется «Прокат легковых и грузовых автомобилей». Офис и стоянка расположены в районе Фрихамн.

– Кто арендовал машину?

– Ты не поверишь. Мужчина азиатской наружности.

– По имени Фу Чжэн? Расплачивался картой «Америкэн экспресс»?

– В самую точку.

Валландер сосредоточенно кивнул:

– Он должен был указать адрес, верно?

– Гостиница «Святой Георгий». Но, заподозрив угон, прокатчики проверили адрес. В гостинице не было постояльца с таким именем.

Валландер наморщил лоб. Что-то здесь не так.

– Странно. Человек, называющий себя Фу Чжэном, вряд ли пойдет на риск подобной проверки.

– Тут есть объяснение. В гостинице был зарегистрирован некто Андерсен. Датчанин. Азиатского происхождения. Словесный портрет, переданный по телефону, доказывает, что это одно и то же лицо.

– Как он оплатил номер?

– Наличными.

Валландер задумался:

– Обычно постояльцы сообщают адрес постоянного места жительства. Что написал Андерсен?

Ханссон опять порылся в бумагах. Уронил на пол игровой купон, но не заметил. Комиссар промолчал.

– Вот, – сказал Ханссон. – Андерсен написал, что живет в Ведбеке, и улицу тоже указал.

– Проверяли?

– Прокатчики не поленились. Видно, машина дорогая. Указанной улицы в Ведбеке вообще нет.

– Значит, след обрывается.

– Фургон пока не найден.

– По крайней мере, кое-что мы узнали.

– Дальше-то что предпримем насчет этой машины?

Решение Валландер принял сразу:

– Подождем. Не будем зря тратить силы. У тебя есть задачи поважнее.

Ханссон только руками развел, кивнув на заваленный бумагами стол:

– Не представляю, как я все это разгребу.

Уже от одной мысли, что сызнова начнется разговор о сокращении полицейских ресурсов, Валландеру стало нехорошо.

– Поговорим позднее, – сказал он и поспешно вышел.

У себя некоторое время просматривал документы на столе, потом взял куртку. Пора съездить на Руннерстрёмсторг, познакомиться с этим Альфредссоном, которого прислали из Стокгольма. Интересно к тому же, как пройдет его встреча с Робертом Мудином.

Он сел в машину, но мотор завел не сразу. Мысленно вернулся к вчерашнему вечеру. Давненько ему не бывало так хорошо, хотя по-прежнему не верилось, что все случилось на самом деле. Но Эльвира Линдфельдт существовала. Она не мираж.

Ему вдруг захотелось ей позвонить. Уступив порыву, он достал мобильник, набрал ее номер, который успел запомнить наизусть. После третьего сигнала Эльвира ответила и как будто бы даже обрадовалась его звонку, однако Валландер тотчас почуял, что позвонил не вовремя. Откуда взялось это ощущение, он и сам не знал, но оно было, причем весьма отчетливое. В душе волной всколыхнулась ревность, хотя голос, к счастью, удалось удержать под контролем.

– Я просто хотел поблагодарить за вчерашний вечер.

– Ну, это вовсе не обязательно.

– Доехала благополучно?

– Чуть не задавила зайца. А так все благополучно.

– Я вот сижу в кабинете и пытаюсь представить себе, чем ты занимаешься в субботнее утро. Но похоже, я тебе помешал?

– Да нет. Я делаю уборку.

– Пожалуй, вопрос некстати, но все-таки спрошу: мы можем повидаться в выходные?

– Я бы предпочла завтра. Может, перезвонишь? Во второй половине дня?

Валландер обещал.

Потом несколько минут сидел с телефоном в руке. Он наверняка ей помешал. Было что-то такое в ее голосе. Наверно, я преувеличиваю, подумал он. Однажды уже совершил такую ошибку. С Байбой. Даже нагрянул в Ригу без предупреждения, проверял, прав ли я. В самом ли деле у нее есть другой мужчина. Оказалось, нет.

Ладно, будем считать, что все так, как она говорит. Она занята уборкой. И только. Когда он позвонит позднее, голос наверняка будет звучать иначе.

Валландер поехал на Руннерстрёмсторг. Ветер почти совсем утих.

Свернув на Скансгатан, он поневоле резко нажал на тормоз и отчаянно вывернул руль. Какая-то женщина оступилась с тротуара и едва не угодила ему под колеса. Он сумел затормозить, но уткнулся в фонарный столб. Почувствовал, что его бьет дрожь. Открыл дверцу, вышел. Вне всякого сомнения, женщина не задета, однако все равно упала. Нагнувшись к ней, Валландер обнаружил, что это девчонка, лет четырнадцати-пятнадцати. И явно не в себе, не то пьяная, не то под кайфом. Он попробовал заговорить с ней, но в ответ слышал только нечленораздельное бормотание. Неподалеку остановилась машина. Водитель подбежал, спросил, не случился ли наезд.