Текст книги "Глухая стена"

Автор книги: Хеннинг Манкелль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 33 страниц)

27

Спускаясь по крутому железному трапу в машинное отделение, Валландер испытывал ощущение, что там его ждет ад. Хотя сейчас паром стоял у стенки и вокруг слышался только посвист ветра, насчет ада он почему-то не сомневался. На палубе полицейских встретили взбудораженный первый помощник капитана и двое бледных как смерть машинистов. Из их слов комиссар понял, что труп, лежащий в маслянистой воде, изуродован практически до неузнаваемости. Кто-то, наверно Мартинссон, сообщил, что судебный медик уже в пути. Пожарная машина со спасателями тоже прибыла к паромному терминалу.

Так или иначе, первым все равно пришлось идти Валландеру. Мартинссон предпочел отвертеться, а Ханссон пока не подъехал. Комиссар поручил Мартинссону составить по возможности картину случившегося. И как только явится Ханссон, подключить и его к этой работе.

Затем они отправились в недра парома – Валландер, за ним Нюберг и, по приказу капитана, машинист, обнаруживший труп. На нижнем уровне он провел их в кормовую часть машинного отделения, размеры которого изрядно удивили Валландера. Машинист остановился у последнего трапа и ткнул пальцем в глубину. Комиссар полез вниз, Нюберг последовал за ним и ненароком наступил ему на руку. Валландер взвыл от боли, отдернул руку и чуть не сорвался с отвесного трапа, но в последнюю секунду сумел удержаться. Наконец все трое очутились на дне, где под огромным, поблескивающим от смазки гребным валом лежал труп.

Машинист не преувеличивал. На первый взгляд Валландеру показалось, будто там вовсе не человек, будто в воду на дне бросили тушу убитого животного. Нюберг у него за спиной охнул и пробормотал, что готов сию минуту уйти на пенсию. Сам Валландер, к собственному удивлению, даже дурноты не почувствовал. За годы полицейской службы он много чего видел. И человеческие останки после жутких дорожных аварий. И мертвецов, несколько недель, а то и лет пролежавших в своих квартирах. Но сейчас его глазам предстал поистине сущий кошмар. В комнате Юнаса Ландаля висел его портрет. Молодой парень заурядной наружности. Валландер пытался понять, вправду ли там, в воде, останки Ландаля, как он решил, получив сообщение по телефону. Лица практически нет, только кровавое месиво, лишенное всяких черт.

У парня на портрете были светлые волосы. На голове трупа, почти напрочь отделенной от тела, сохранились клочки волос, не испачканные машинным маслом, и были они светлые. Валландер не сомневался в своей правоте, но доказать ничего не мог. Он посторонился, пропуская Нюберга. В ту же минуту по трапу спустилась Сюзанна Бекселль, судебный медик, в сопровождении двух пожарных.

– Черт побери, как он тут оказался? – воскликнул Нюберг.

Машины работали на холостом ходу, тем не менее ему пришлось кричать. Валландер покачал головой, не говоря ни слова. Он почувствовал, что должен немедля подняться наверх, поскорее выбраться из этого ада. Чтобы обрести ясность мысли. Оставив внизу Нюберга, судебного медика и пожарных, он двинулся в обратный путь, карабкаясь вверх по трапам. Вышел на палубу и несколько раз глубоко вздохнул. Откуда ни возьмись, рядом вырос Мартинссон:

– Ну как там?

– Ужасно, ты и представить себе не можешь как.

– Это Ландаль?

Они словом не обмолвились об этой возможности, но, как видно, Мартинссон тоже сразу подумал о Ландале. Соня Хёкберг погибла на силовой подстанции, вызвав сбой в энергоснабжении. Ландаль – в недрах машинного отделения морского парома.

– Сразу не поймешь, – ответил Валландер. – Будем считать, что это Юнас Ландаль.

Он постарался взять себя в руки, сосредоточиться на планомерной полицейской работе. Мартинссон успел выяснить, что паром уйдет в очередной рейс только утром. К тому времени они закончат технический осмотр и увезут тело.

– Я затребовал список пассажиров, – сказал Мартинссон. – Юнас Ландаль там не числится.

– Это он, – решительно отозвался Валландер. – Неважно, числится он в списке или нет.

– Я думал, после катастрофы с «Эстонией» стали очень строго следить за составлением списка пассажиров – чтобы знать их количество и имена.

– Он мог пройти на борт под чужим именем, – сказал комиссар. – Нам нужна копия списка пассажиров, а также поименный список всего экипажа. Посмотрим, не всплывет ли там кто знакомый. Или, может, кто-то, связанный с Ландалем.

– Значит, несчастный случай ты полностью исключаешь?

– Да. Ни здесь, ни на подстанции и речи нет о несчастном случае. И замешаны тут те же лица.

Затем он спросил, приехал ли Ханссон. Мартинссон ответил, что тот опрашивает персонал машинного отделения.

Покинув открытую палубу, они зашли во внутренние помещения. Паром словно вымер. Лишь несколько уборщиков чистили большую лестницу, соединявшую палубные ярусы между собой. Валландер привел Мартинссона в пустой кафетерий. В зале ни души, но на кухне кто-то гремел посудой. За окном виднелись огни Истада.

– Пойди глянь, не найдется ли там кофейку, – сказал он Мартинссону. – Надо поговорить.

Мартинссон скрылся на кухне. Валландер сел за столик. Что же означает смерть Юнаса Ландаля? Мало-помалу он начал выстраивать две рабочие версии, которые изложит Мартинссону.

Внезапно рядом вырос человек в форменной куртке;

– Почему вы не покинули судно?

Валландер смерил его взглядом: окладистая борода, красное, обветренное лицо. На погонах несколько желтых лычек. Паром большой, подумалось ему, не все, вероятно, знают, что произошло в машинном отделении.

– Я полицейский, – сказал он. – А вы кто?

– Третий помощник капитана.

– Отлично. Поговорите с капитаном или с первым помощником, они вам скажут, почему я здесь.

Моряк помедлил. Но в конце концов, решив, что Валландер действительно полицейский, а не задержавшийся пассажир, ушел. Через минуту в дверях кухни появился Мартинссон с подносом в руках.

– Они ужинали, – доложил он, усаживаясь за стол. – И о случившемся не слыхали. Но понятно, обратили внимание, что паром часть рейса шел на половине мощности.

– Тут заходил капитанский помощник. Он тоже ни о чем не знает.

– Мы, часом, не допустили ошибку?

– Ты о чем?

– Может, надо было всех задержать, проверить поименный список и осмотреть автомашины?

В известном смысле Мартинссон, конечно, прав. Однако такая операция требует больших полицейских сил. И вообще сомнительно, чтобы это дало реальный результат.

– Может, и надо бы, – коротко сказал он. – Но теперь уже ничего не поделаешь.

– В юности я мечтал о море, – обронил Мартинссон.

– Я тоже. Все, наверно, через это прошли, а? – отозвался Валландер, после чего перешел к делу: – Надо все проанализировать. Мы склонились к выводу, что именно Ландаль привез на подстанцию Соню Хёкберг, а затем убил ее. И потому ударился в бега. Скрылся со Снаппханегатан. И вот он сам убит. Вопрос в том, как это меняет картину.

– Значит, несчастный случай ты все-таки исключаешь?

– А ты нет?

Мартинссон помешал ложечкой кофе.

– Насколько я вижу, тут можно выстроить две версии, – продолжал комиссар. – Первая: Юнас Ландаль действительно убил Соню Хёкберг. По причинам, которые нам неизвестны, но предположительно связаны с молчанием. Она что-то знала, и Ландаль не хотел, чтобы она проговорилась. Затем он скрывается. В панике ли, совершенно ли сознательно – мы уже не узнаем. После этого убивают и его тоже. В отместку. Или, возможно, Ландаль в свою очередь стал опасен для кого-то, стремящегося замести следы.

Валландер сделал паузу. Однако Мартинссон молчал, и он продолжил:

– Вторая версия предполагает, что все было совсем иначе: некто неизвестный убил Соню Хёкберг, а теперь и Ландаля.

– Как это объясняет поспешное бегство Ландаля?

– Он понимает, что случилось с Соней, и пугается. Бежит. Но неизвестный настигает его.

Мартинссон кивнул. Ну что ж, подумал Валландер, теперь будем думать вместе.

– Саботаж и смерть, – задумчиво проговорил Мартинссон. – Хёкберг бросают под высокое напряжение, и пол-Сконе остается без электричества. Потом Ландаля швыряют меж гребных валов.

– Помнишь, о чем мы недавно говорили? Сперва выпустили на волю норок. Потом устроили аварию с энергоснабжением. Теперь вот польский паром. Что дальше?

Мартинссон устало покачал головой:

– Все-таки я не вижу логики. Я готов понять насчет норок. Защитники животных перешли в атаку. И насчет аварии тоже могу понять. Нам продемонстрировали уязвимость общества. Но что хотят продемонстрировать, устроив хаос в машинном отделении парома?

– Тут как с костяшками домино. Упадет одна – начинают валиться все. Цепная реакция. Первая костяшка – это Фальк.

– А как в эту картину вписывается убийство Лундберга?

– В том-то и дело, что никак. И я начинаю подумывать об иной версии.

– Что Лундберг фактически не связан с прочими событиями?

Валландер кивнул. Когда хотел, Мартинссон соображал быстро.

– Мы и раньше сталкивались с такими ситуациями, – сказал комиссар, – когда два события волею случая сцеплялись одно с другим. А нам после не удавалось углядеть эту сцепку. И мы думали, что события взаимосвязаны, хотя на самом деле это была чистая случайность.

– Значит, по-твоему, расследования надо разделить? Но ведь Соня Хёкберг – главное действующее лицо в обоих спектаклях?

– Это еще вопрос, – возразил Валландер. – А вдруг нет? Вдруг совсем наоборот. Может, ее роль куда менее значительна, чем мы до сих пор считали.

В кафетерий вошел Ханссон. С завистью покосился на чашки с кофе. Он был не один, а в сопровождении седовласого мужчины с приветливым взглядом и множеством лычек на погонах. Капитан парома, Сунд. К удивлению Валландера, говорил он на диалекте провинции Даларна.

– Какой ужас! – воскликнул Сунд.

– Никто ничего не видел, – сообщил Ханссон. – Но ведь Ландаль каким-то образом проник в машинное отделение.

– Стало быть, свидетелей нет?

– Я поговорил с двумя машинистами, которые несли вахту во время рейса из Польши. Они ничего не заметили.

– Двери машинного отделения вы держите на замке? – спросил Валландер.

– Согласно инструкциям по технике безопасности, это недопустимо. Но на них, разумеется, есть табличка «Вход воспрещен». При появлении посторонних все, кто работает в машинном отделении, должны немедля принять меры. Понятно, иной раз какой-нибудь пассажир спьяну забредает туда. Однако мне в голову не приходило, что может случиться этакий кошмар.

– Полагаю, сейчас паром пуст, – сказал Валландер. – Машин на автомобильной палубе не осталось?

В руках у Сунда был радиотелефон, и он быстро связался с означенной палубой. В радиотелефоне затрещало, когда ему ответили.

– Все автомобили разъехались, – сказал он. – Там пусто.

– А как насчет кают? Забытых сумок случайно не обнаружено?

Сунд пошел выяснять. Ханссон сел за столик. Валландер отметил, что к сбору информации о случившемся он отнесся с необычайным тщанием.

Выйдя из Свиноуйсьце, паром, по расчетам, должен был примерно через семь часов пришвартоваться в Истаде. Валландер спросил, удалось ли машинистам приблизительно назвать время, когда тело угодило под гребные валы. Может, это случилось, еще когда паром стоял в польском порту? Или же непосредственно перед тем, как они заметили неполадки? Ханссон задавал машинистам этот вопрос. И оба ответили одинаково: тело могло оказаться там уже во время стоянки в Польше.

Больше ничего путного выяснить не удалось. Никто ничего не видел. И на Ландаля никто внимания не обратил. Пассажиров на борту было около сотни, в основном поляки, шоферы-дальнобойщики. Кроме них, делегация шведских производителей цемента, которые ездили в Польшу на конференцию по поводу инвестиций.

– Надо разузнать, был ли Ландаль один или с кем-то еще, – сказал Валландер, когда Ханссон умолк. – Это самое главное. Стало быть, без фотографии парня не обойтись. Кто-нибудь из наших отправится завтра в Польшу и обратно. Погуляет тут, покажет экипажу фотографию – вдруг кто узнает Ландаля.

– Надеюсь, ты пошлешь не меня, – сказал Ханссон. – Меня мигом укачает.

– Подыщи кого-нибудь другого, – решил Валландер. – А сам возьми с собой слесаря и скатай на Снаппханегатан. За фотографией Ландаля. Кстати, покажи ее парнишке из скобяного магазина, пусть скажет, похож он или нет.

– Ты имеешь в виду Калле Рюсса?

– Именно. Он ведь наверняка видел своего соперника.

– Паром отчаливает в шесть утра.

– С фото придется разобраться прямо сейчас, – решил комиссар.

Ханссон встал, собираясь уйти, но тут у Валландера возник другой вопрос:

– Азиата на пароме сегодня не было?

Они сверились по списку пассажиров, но азиатских имен не обнаружили.

– Тот, кто пойдет на пароме в Польшу, должен непременно задать этот вопрос. Не было ли пассажира с азиатской наружностью.

Ханссон ушел. Валландер с Мартинссоном остались. Немного погодя к ним присоединилась Сюзанна Бекселль, села рядом, бледная как полотно.

– В жизни не видела ничего подобного. Сперва девушка, сожженная током высокого напряжения. Теперь вот это.

– Можно ли полагать, что тело принадлежит молодому парню? – спросил Валландер.

– Да, можно.

– Но причину смерти ты, понятно, назвать не можешь? Как и время смерти.

– Ты же сам видел, как все выглядело. Он ведь совершенно изуродован. Одного из пожарных вырвало, и я его понимаю.

– Нюберг еще там?

– По-моему, да.

Сюзанна Бекселль ушла. Капитан Сунд пока не вернулся. У Мартинссона заурчал мобильник. Звонила Лиза Хольгерссон из Копенгагена. Мартинссон протянул телефон Валландеру, но тот отрицательно помотал головой:

– Поговори сам.

– А что говорить-то?

– Как есть, так и скажи. Вот и все.

Валландер встал, прошелся по безлюдному кафетерию. Смерть Ландаля перекрыла путь, который казался перспективным. Но больше всего ему не давала покоя мысль, что этого кошмара, вероятно, можно было избежать. Вдруг Ландаль скрылся не потому, что совершил убийство, а потому, что убийство совершил кто-то другой и он был напуган.

Комиссар ругал себя. За небрежность. Ухватился за самый очевидный мотив. Хотя надо было прикинуть разные варианты. А теперь вот Ландаля нет в живых. Возможно, это было неизбежно? Но Валландер сомневался.

Мартинссон закончил разговор. Комиссар вернулся к столику.

– Знаешь, по-моему, она слегка навеселе, – сообщил Мартинссон.

– У них там банкет, – сказал Валландер. – Но теперь она, во всяком случае, знает, чем мы заняты сегодня вечером.

В кафетерий вошел капитан Сунд:

– Как выяснилось, в одной из кают осталась сумка.

Валландер с Мартинссоном разом вскочили на ноги. Вслед за капитаном оба по извилистым коридорам добрались до каюты, где их ожидала женщина в форме пароходства. Полька. По-шведски она говорила плохо:

– Согласно списку пассажиров, каюту заказывал некто Юнассон.

Валландер и Мартинссон переглянулись:

– Кто-нибудь может описать, как он выглядел?

Капитан владел польским не хуже, чем своим родным диалектом; женщина выслушала его, потом покачала головой.

– Он занимал каюту один?

– Да.

Валландер вошел внутрь. Помещение тесное, без окон. Валландер поежился, представив себе, каково это – провести целую ветреную ночь в такой вот клетушке. На прикрепленной к стене койке стояла сумка с колесиками. Валландер взял у Мартинссона пластиковые перчатки и открыл сумку. Пусто. Следующие десять минут они тщетно обыскивали помещение.

– Пускай Нюберг тут пошарит, – сказал комиссар, когда они потеряли надежду что-нибудь найти. – А сумку надо показать таксисту, который вез Ландаля к парому. Вдруг он ее опознает.

Валландер вышел в коридор. Мартинссон договорился с капитаном, чтобы каюту не убирали. Комиссар смотрел на двери соседних кают. Возле них лежали узлы из простынь и полотенец. На дверях номера – 309 и 311.

– Постарайся выяснить, кто занимал эти каюты, – сказал он. – Вдруг они что-то слышали. Или видели, как кто-нибудь туда входил.

Мартинссон сделал запись в блокноте и продолжил беседу с полькой. Валландер частенько завидовал его хорошему английскому. Сам он, как ему казалось, говорил по-английски прескверно. Путешествуя вместе с ним, Линда вечно насмехалась над его дурным произношением. Капитан Сунд проводил Валландера вверх по лестницам.

Время близилось к полуночи.

– Может быть, позволите угостить вас грогом после такого тяжелого испытания? – спросил капитан.

– Увы, не могу, – ответил Валландер.

Из радиотелефона Сунда послышался треск. Капитан выслушал сообщение, извинился и ушел. Валландер был рад остаться один. Его мучила совесть. Мог бы Ландаль уцелеть, если б он, Валландер, рассуждал иначе? Ответа не будет. Лишь неизбывное самообвинение, от которого невозможно защититься.

Двадцать минут спустя пришел Мартинссон:

– Триста девятую каюту занимал норвежец по фамилии Ларсен. Сейчас он, по-видимому, сидит в машине, едет в Норвегию. Но у меня есть его телефон. В городе Мосс. А вот триста одиннадцатую каюту занимали истадцы. Супруги Тумандер.

– Поговори с ними завтра, – сказал Валландер. – Вдруг будет толк.

– На лестнице я встретил Нюберга, перепачканного маслом чуть не по пояс. Он осмотрит каюту, когда переоденется.

– Интересно, как далеко мы продвинемся… – вздохнул комиссар.

Вместе они покинули паром и зашагали к выходу из терминала. Там было пусто, только несколько молодых людей спали на скамейках. Билетные кассы закрыты. На стоянке, у валландеровского автомобиля, они расстались.

– Завтра проанализируем все с самого начала, – сказал Валландер. – В восемь.

Мартинссон посмотрел ему в лицо:

– Ты как будто бы встревожен?

– Так и есть. Я всегда тревожусь, когда не понимаю, что происходит.

– Как там с внутренним расследованием?

– Не знаю, не слыхал. И журналюги не звонят. Хотя, может, все дело в том, что телефон у меня большей частью выключен.

– Беда, когда случается такое, – сказал Мартинссон.

В его словах Валландеру почудилась двусмысленность. Он тотчас насторожился. И разозлился:

– Что ты имеешь в виду?

– Разве не этого мы постоянно боимся? Что потеряем над собой контроль. И начнем бить людей.

– Я влепил ей пощечину. Чтобы защитить мамашу.

– Да, конечно. И все-таки.

Он мне не верит, подумал Валландер, садясь в машину. Может, и не один он, а все.

Эта мысль потрясла его. Раньше такого не бывало. Никогда он не чувствовал себя преданным или, по меньшей мере, брошенным ближайшими коллегами. Он сидел в машине, не запуская мотор. Чувство одиночества внезапно заглушило все остальное. Оттеснило даже образ молодого парня, зверски убитого на пароме.

Второй раз за последнюю неделю его захлестнули обида и горечь. Я ухожу, подумал он. Завтра же подам прошение об отставке. Пускай сами заканчивают это окаянное расследование.

По дороге домой раздражение так и не улеглось. Мысленно он продолжал запальчивый разговор с Мартинссоном.

И заснул очень не скоро.

Среда, восемь утра. Все в сборе. В том числе Викторссон. И Нюберг, пальцы у которого по-прежнему были в машинном масле. Валландер проснулся в немного более спокойном расположении духа, чем накануне вечером. В отставку он сейчас не уйдет. И с Мартинссоном конфликтовать не станет. Пускай внутреннее расследование сперва установит, что, собственно, произошло в допросной. А уж тогда он найдет удобный случай высказать коллегам, как воспринимает их недоверие.

Они тщательно проанализировали события вчерашнего вечера. Мартинссон уже успел опросить пассажира по фамилии Тумандер. Ни он, ни его жена ничего не видели и не слышали из соседней каюты. Пассажир по фамилии Ларсен, проживающий в Моссе, до дома еще не добрался. Но ответившая по телефону женщина, видимо госпожа Ларсен, сказала, что ждет его в первой половине дня.

Потом Валландер изложил две версии, которые продумал вчера в ходе разговора с Мартинссоном. Возражений ни у кого, по сути, не нашлось. Совещание шло неторопливо, методично. Однако Валландер чувствовал, что в глубине души всем не терпится вернуться к своим конкретным задачам.

Когда сотрудники разошлись, комиссар решил сосредоточиться на Тиннесе Фальке. Сейчас он более чем когда-либо был уверен, что началось все именно с Фалька. Выяснение того, каким образом убийство таксиста связано с прочими событиями, пока подождет. Фактически Валландер задал себе очень простой вопрос: что за темные силы пришли в движение, когда Фальк скончался во время вечерней прогулки? В тот миг, когда получил из банкомата контрольную выписку. И вообще, вызвана ли эта смерть естественными причинами? Он позвонил в Лунд, в судмедэкспертизу, и настоял, чтобы его соединили с патологоанатомом, производившим вскрытие. Мог ли Фальк, невзирая ни на что, оказаться жертвой некой формы насилия? В самом ли деле учтены все возможности? Кроме того, он позвонил Энандеру, доктору, который приходил к нему в управление. Суждения о том, что могло произойти, противоречили друг другу. Но во второй половине дня, когда в животе громко урчало от голода, Валландер все-таки пришел к выводу, что Фальк умер естественной смертью. Преступления не было. Но эта естественная смерть возле банкомата запустила цепочку событий.

Он придвинул к себе блокнот и записал:

Фальк.

Норки.

Ангола.

Посмотрел на эти строчки и добавил еще одну:

20.

Потом устремил взгляд на эти четыре слова, которые словно бы замыкались сами на себя. Что же такое ему никак не удается обнаружить? Стремясь избавиться от раздраженности и нетерпения, он вышел на улицу: надо пройтись, проветрить мозги. Заодно пообедал в какой-то пиццерии. И вернулся в управление. В пять часов комиссар был на грани капитуляции. Он не в состоянии заглянуть под поверхность событий, увидеть мотив, путевой указатель, который так необходим. Он топчется на месте.

Телефон зазвонил как раз в ту минуту, когда он принес из кафетерия чашку кофе. Звонил Мартинссон:

– Я на Руннерстрёмсторг. Свершилось.

– Что?

– Роберт Мудин пробил защиту. Вошел в фальковские файлы. И на мониторе происходят странные вещи.

Валландер бросил трубку.

Наконец-то, подумал он. Прорыв.