Текст книги "Глухая стена"

Автор книги: Хеннинг Манкелль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 33 страниц)

– В смысле испуга. По моему впечатлению, последнее время он был в хорошем настроении и полон энергии. Раньше, как мне казалось, он двигался тяжеловесно, даже как-то уныло.

Валландер наморщил лоб:

– Вы уверены?

– Как можно быть уверенным в том, что происходит в душе другого человека? Я говорю только о своих впечатлениях.

Валландер кивнул.

– Ну что ж, – сказал он, – большое вам спасибо. Возможно, мы снова свяжемся с вами. А если вспомните еще что-нибудь, не откажите в любезности, сразу же сообщите. Мы будем чрезвычайно признательны.

Ханссон пошел проводить свидетельницу. Валландер остался. Он размышлял о том, что она сказала напоследок. Итак, незадолго до смерти Тиннес Фальк был как будто в весьма хорошем расположении духа. Валландер покачал головой. Ничего не стыкуется, наоборот, разваливается.

Вернулся Ханссон:

– Я не ослышался? Собаку вправду зовут Честный?

– Да.

– Ну и имечко!

– Почему? Честный пес. Я слыхал клички и похуже.

– Да разве можно называть пса Честным?

– Как видишь, можно. И ничего противозаконного тут нет.

Ханссон покачал головой.

– Черный или темно-синий «мерс»-фургон, – помолчав, сказал он. – Полагаю, надо искать среди машин, которые числятся в угоне.

Валландер кивнул:

– И потолкуй с кем-нибудь из кинологов насчет запаха. Так или иначе теперь нам точно известно время. А в нынешних обстоятельствах это уже немало.

Валландер вернулся к себе. Было без четверти двенадцать. Он позвонил Мартинссону, рассказал о ночных событиях. Мартинссон слушал, не говоря ни слова. Комиссар начал злиться, но взял себя в руки и попросил Мартинссона поехать на Руннерстрёмсторг встретить Роберта Мудина. Ключи Валландер передаст ему внизу, в холле.

– Пожалуй, будет небесполезно посмотреть, как мастер одолевает защиту, – заметил Мартинссон.

– Повторяю: всю ответственность я беру на себя, – сказал Валландер. – Но я не хочу, чтобы Роберт был там один.

Мартинссон сразу учуял в голосе Валландера легкую иронию и перешел к обороне:

– Не каждый может, как ты, плюнуть на служебные инструкции.

– Знаю, – нетерпеливо ответил Валландер. – Ты, разумеется, прав. И все-таки я не пойду за разрешением ни к прокурору, ни к Лизе.

Мартинссон отправился на Руннерстрёмсторг. А Валландер вдруг почувствовал, что проголодался. День выдался погожий, и он пешочком прогулялся до иштвановской пиццерии, где и пообедал. У Иштвана было полно работы, так что ни о Фу Чжэне, ни о поддельной карточке поговорить не удалось. На обратном пути Валландер зашел на почту и отправил письмо в бюро знакомств, а затем двинул в управление, нисколько не сомневаясь, что никаких ответов не будет.

Едва он вошел в кабинет, как зазвонил телефон. Нюберг. Комиссар спустился этажом ниже и, войдя в кабинет криминалиста, сразу увидел у него на столе молоток и нож – орудия убийства Лундберга.

– Сегодня аккурат сравнялось сорок лет, как я служу в полиции, – проворчал Нюберг. – И сей нелепый юбилей, разумеется, пришелся на воскресенье.

– Раз ты так устал, взял бы да подал в отставку прямо сейчас! – в сердцах бросил Валландер. Он сам удивился: раньше он никогда не вымещал на Нюберге свое дурное настроение. Напротив, в общении с криминалистом, который был мастером своего дела, но отличался взрывным темпераментом, неизменно соблюдал осторожность.

Впрочем, Нюберг как будто бы не обиделся. Только с любопытством посмотрел на него:

– Мне казалось, перепадам настроений тут подвержен один я.

– Извини, я не хотел, – пробормотал Валландер.

Нюберг вспылил:

– Не хотел! Черт побери, не понимаю, почему люди так боятся выпустить пар?! Вдобавок ты прав. Я ведь только и делаю, что брюзжу.

– В конце концов, пожалуй, ничего другого и не остается, – тихо сказал Валландер.

Нюберг раздраженно придвинул к себе пластиковый пакет с ножом.

– Я получил заключение по отпечаткам пальцев. На ноже их оставили два человека.

Валландер тотчас заинтересовался:

– Эва Перссон и Соня Хёкберг?

– Совершенно верно.

– Значит, возможно, Перссон в этом пункте не лжет?

– Возможно.

– Ты полагаешь, стало быть, что насильственные действия осуществила Хёкберг?

– Ничего я не полагаю. Говорю, как есть: это возможно.

– А как насчет молотка?

– На нем только отпечатки Хёкберг. Других нет.

Валландер кивнул:

– Так, с этим ясно.

– Ясно и кое-что еще, – продолжал Нюберг, перебирая бумаги на столе. – Иной раз судебные медики способны превзойти самих себя. С почти стопроцентной вероятностью они сумели установить, что сначала в ход был пущен молоток, а затем – нож.

– Не наоборот?

– Нет. И не одновременно.

– Как же они ухитрились это установить?

– Я примерно могу себе представить. Но ты вряд ли поймешь мои объяснения.

– Выходит, Хёкберг могла поменять оружие?

– По крайней мере, я думаю, так оно и было. Нож, видимо, находился у Эвы Перссон в сумке. И когда он понадобился Хёкберг, она его получила.

– Прямо как в операционной, – мрачно сказал Валландер. – Хирургу подают нужный инструмент.

Некоторое время оба молчали, размышляя о зловещем сравнении. Затем Нюберг нарушил молчание:

– И еще одно. Не шла у меня из головы та сумка. Ну, которую нашли возле подстанции. Лежала она совершенно не на месте.

Валландер ждал продолжения. Хотя Нюберг в первую очередь умелый и дотошный криминалист, иной раз он выдвигал весьма неожиданные умозаключения.

– В общем, я съездил туда. Взял с собой сумку и попробовал бросить ее к забору, с разных позиций. Но безуспешно.

– Почему?

– Ты помнишь, как выглядит территория? Мачты высокого напряжения, колючая проволока, высокие бетонные опоры. Сумка все время где-нибудь застревала. Из двадцати пяти попыток удалась только одна.

– Значит, сумку специально отнесли к забору?

– Возможно. Только вот зачем?

– Естественно предположить, что сумку подбросили нарочно, чтобы ее нашли. Но может быть, не сразу.

– Выходит, расчет был на то, чтобы и труп опознали, но не сразу?

– Я тоже пришел к такому выводу. Но затем обратил внимание на весьма любопытный факт. Место, где лежала сумка, очень хорошо освещено. Один из тамошних прожекторов направлен аккурат туда.

Валландер уже сообразил, куда клонит Нюберг, но не стал его перебивать.

– Так вот, по-моему, сумка лежала там потому, что кто-то, стоя на свету, осматривал ее содержимое.

– И возможно, что-то нашел?

– Не исключено. Однако ж делать выводы – задача не моя, а твоя.

Валландер встал.

– Ну что ж, – сказал он. – Вполне возможно, ты прав.

Валландер поднялся по лестнице, заглянул к Анн-Бритт. Она сидела, склонившись над кипой документов.

– Будь добра, – попросил он, – свяжись с матерью Сони Хёкберг и узнай, известно ли ей, что Соня обычно носила с собой в сумке.

Он рассказал ей о разговоре с Нюбергом. Анн-Бритт кивнула и принялась искать телефон.

Комиссар не стал дожидаться. Его одолевало беспокойство, и он пошел к себе. Сколько же миль он отмерил по здешним коридорам за все эти годы? Из кабинета донесся телефонный звонок, и он ускорил шаги. Звонил Мартинссон:

– Думаю, тебе пора приехать сюда.

– Зачем?

– Роберт Мудин вправду сущий виртуоз.

– Что произошло?

– То, на что мы надеялись. Файлы открылись.

Валландер положил трубку.

Наконец-то дело идет к прорыву, думал он. Пришлось подождать. Но не зря.

Он взял куртку и вышел из управления.

Было без четверти два. Воскресенье, 12 октября.

Часть II
Глухая стена

21

Картер проснулся на рассвете, оттого что кондиционер вдруг отключился. Неподвижно лежа под простыней, он вслушивался в темноту. Стрекотали цикады. Где-то поодаль лаяла собака. Опять перебой с электричеством. Такое случалось в Луанде чуть не каждую ночь. Бандиты Савимби постоянно искали возможность устроить сбой в столичной энергосети. И кондиционеры тогда не работали. Картер не шевелясь лежал под простыней. Через считаные минуты в комнате будет нечем дышать. Вопрос в том, хватит ли у него сил встать, сойти вниз, в помещение под кухней, и запустить генератор. И вообще неизвестно, что хуже: шум от генератора или невыносимая жара, мало-помалу наполнявшая спальню.

Он повернул голову, взглянул на часы. Четверть шестого. Снаружи доносился храп одного из ночных охранников. Наверняка это Жозе. Впрочем, пока второй охранник, Роберту, не спит, опасаться особо нечего. Картер подвинул голову, привычно почувствовал под подушкой рукоять пистолета. Помимо ночной охраны и забора это, по сути, единственный залог безопасности. Если кто-нибудь из нетерпеливых грабителей, что прячутся во мраке, решится напасть. Он прекрасно понимал, что они попытаются до него добраться. Белый человек, состоятельный. В такой нищей, разоренной стране, как Ангола, преступность, естественно, цветет пышным цветом. Будь он одним из голодранцев, наверняка бы сам пошел на грабеж.

Нежданно-негаданно кондиционер снова заработал. Иной раз перебои были непродолжительны. Когда случались не по милости бандитов, а из-за технических неполадок. Линии-то старые. Проложенные португальцами еще в колониальные времена. Черт его знает, сколько лет прошло с тех пор без текущего ремонта.

Картер без сна лежал в темноте. Думал о том, что скоро ему стукнет шестьдесят. При той жизни, какую он вел, даже удивительно, что он достиг такого солидного возраста. А жизнь у него была бурная, переменчивая – и опасная.

Он откинул простыню, дуновение прохлады тронуло кожу. Просыпаться на рассвете он не любил. Часы перед восходом солнца – самые незащищенные. Остаешься наедине с темнотой и собственными воспоминаниями. Начинаешь взвинчиваться, возмущаться обидами и несправедливостями. Лишь мысленно сосредоточившись на грядущем отмщении, он успокаивался. Но к тому времени проходило несколько часов. Солнце поднималось над горизонтом. Ночная охрана затевала разговор, а вскоре доносился скрежет висячего замка, когда Селина отпирала дверь, входила на кухню и принималась готовить ему завтрак.

Он снова накинул на себя простыню. В носу защекотало – ну вот, не хватало только зачихать. Ненавистная штука. Собственные аллергии вызывали у него отвращение, были слабостью, которая достойна лишь презрения. В том числе и потому, что чихал он к месту и не к месту. Случалось, чиханье вынуждало его прервать доклад, поскольку говорить было невозможно.

Порой его донимала зудящая сыпь. Порой слезились глаза.

Картер натянул простыню поверх рта. И на сей раз вышел победителем. Чихать расхотелось. Перед внутренним взором потянулись минувшие годы. Множество событий, в результате которых он оказался здесь, в этом доме, в ангольской столице Луанде.

Больше тридцати лет назад он, молодой экономист, начал работать в Вашингтоне, в Международном банке реконструкции и развития. В ту пору его преисполняла вера в возможности Банка улучшить мир. Или хотя бы сделать его справедливее. Большие кредиты, в которых нуждались бедные страны и которые отдельные государства и частные банки в одиночку выделить не могли, стали поводом к созданию означенного Международного банка, учрежденного на конференции в Бреттон-Вудс. И хотя многие из его друзей по Калифорнийскому университету считали, что он ошибается и разумного разрешения мировых экономических проблем от Банка реконструкции и развития ожидать не приходится, Картер не отступил от своего выбора. Радикализма ему, как и другим его сверстникам, было не занимать. Вместе со всеми он ходил на демонстрации, в том числе и против войны во Вьетнаме. Однако никогда не верил, что гражданское неповиновение само по себе способно изменить мир к лучшему. Не верил и в малочисленные и слишком ограниченные социалистические партии. И пришел к выводу, что действовать надо в пределах существующих структур. Хочешь подорвать власть – держись к ней поближе.

Вдобавок у него был секрет. Именно поэтому он оставил Колумбийский университет в Нью-Йорке и перебрался в Калифорнию. Целый год он отслужил во Вьетнаме. В боевом подразделении, которое почти все время дислоцировалось под Анкхе, у стратегически важной дороги западнее Куинёна. За этот год он убил не одного вражеского солдата и вполне отдавал себе отчет, что ничуть об этом не сожалеет. Меж тем как сослуживцы напропалую увлекались наркотиками, он твердо соблюдал воинскую дисциплину. И непоколебимо верил, что уцелеет, ни в коем случае не вернется за океан в пластиковом мешке. Вот тогда-то, душными ночами, патрулируя в джунглях, он пришел к вышеупомянутому выводу: хочешь подорвать власть – держись к ней поближе, будь на ее стороне. И сейчас, когда он, дожидаясь рассвета, лежал в своей ангольской постели, его порой захлестывало то же ощущение. Что он опять в жаркой духоте джунглей и что тогда, тридцать лет назад, выбор был сделан правильно.

Вовремя смекнув, что скоро освободится пост представителя Банка в Анголе, Картер немедля освоил португальский. Карьерный взлет был скорым и головокружительным. Начальство оценило его потенциал. И хотя многие из претендентов превосходили его квалификацией или, по крайней мере, были специалистами более широкого профиля, желанный пост шефа ангольского представительства безоговорочно отдали ему.

Так он впервые оказался в Африке. Всерьез ступил на землю бедной, разоренной страны Южного полушария. Год солдатской службы во Вьетнаме он вообще в расчет не принимал. Там он был врагом, нежеланным пришельцем. В Анголе его ждали. На первых порах он только слушал, смотрел, учился, поражаясь оптимизму и достоинству, какие наперекор всему жили среди ужасающей нищеты.

Минуло почти два года, пока он понял, что то, чем занимается Банк, в корне ошибочно. Вместо того чтобы поддерживать страну на пути к независимости, облегчать восстановление разрушенной войной экономики, Банк, по сути, лишь способствовал обогащению богачей. Картер заметил, что, занимая пост, дающий власть, постоянно видит вокруг себя людей льстивых и вкрадчивых. За радикальными разглагольствованиями скрывались коррупция, трусость и плохо замаскированное своекорыстие. Конечно, были и другие люди – независимые интеллектуалы, кое-кто из министров, – которые тоже все это видели. Но сила была не на их стороне. И кроме того, никто их не слушал.

В конце концов ему стало невмоготу. Он пытался объяснить начальству ошибочность стратегии Банка. Только его не слушали, хотя он снова и снова ездил за океан и старался убедить руководство в своей правоте. Написал огромное количество докладных записок. Ответом неизменно было благодушное безразличие. Во время одного из таких визитов в Вашингтон он впервые почувствовал, что на него начинают смотреть косо, как на обузу, как на нежелательную персону. Однажды вечером, встретившись в джорджтаунском ресторанчике со своим старшим наставником, финансовым аналитиком по фамилии Уитфилд, который опекал его с университетских времен и помог получить пост в Анголе, Картер напрямик спросил: «Я в самом деле стал неудобен? Неужели вправду никто не понимает, что я прав, а Банк ошибается?» Уитфилд резонно ответил, что вопрос поставлен неверно. Прав Картер или нет, значения не имеет. Банк определил свою политику. И будет ее осуществлять независимо от того, ошибочна она или нет.

Следующей ночью Картер снова вылетел в Луанду. И во время перелета, пока сидел в удобном кресле салона первого класса, в его мозгу зрело очень важное решение.

Не одну ночь он затем провел без сна, но в итоге составил себе четкое представление о том, чего, собственно, хочет.

Вот тогда-то он и встретил человека, который убедил его, что он прав.

Впоследствии Картер думал, что важные моменты в жизни всегда представляют собой странную комбинацию осознанных решений и случайностей. Женщины, которых он любил, появлялись на его пути весьма необычным образом. И покидали его точно так же.

Знаменательная встреча произошла в Луанде мартовским вечером в середине семидесятых. В разгар периода бессонницы, когда Картер искал выход из своей дилеммы. В тот вечер его одолевало беспокойство, и он решил пойти в ресторанчик, расположенный неподалеку от набережной. В этот ресторанчик, под названием «Метрополь», он ходил потому, что практически не опасался встретить там кого-либо из служащих Банка, да и вообще людей из ангольской элиты. В «Метрополе» он чувствовал себя спокойно. Посетитель за соседним столиком, плохо говоривший по-португальски, никак не мог объясниться с официантом, который не владел английским, и Картер пришел на помощь.

Они разговорились. Собеседник оказался шведом, а в Луанду был приглашен как консультант проекта, связанного с модернизацией крайне отсталого государственного телевидения. Сказать по правде, Картер так и не сумел разобраться, чем этот человек заинтересовал его. Обычно он держал всех на расстоянии. Но почему-то случайный знакомый сразу же привлек его внимание. По натуре Картер был подозрителен и новых людей обычно встречал враждебно.

Уже после нескольких реплик Картер понял, что человек за соседним столиком, вскоре пересевший к нему, весьма умен. Не какой-нибудь там ограниченный технарь с узким кругом интересов, а начитанный интеллектуал, хорошо знакомый и с колониальной историей Анголы, и с нынешней сложной политической ситуацией в стране.

Шведа звали Тиннес Фальк. Свое имя он назвал на прощание, когда они далеко за полночь уходили из ресторана. Остальные посетители давно разошлись, только одинокий официант клевал носом за стойкой. На улице обоих дожидались машины. Фальк жил в гостинице «Луанда», и они условились встретиться снова завтра же вечером.

Фальк пробыл в Луанде три месяца. К концу этого срока Картер предложил ему новый заказ. По сути, просто повод, дающий Фальку возможность вернуться в Анголу, чтобы продолжить их беседы.

Спустя два месяца Фальк снова был в Луанде. Тогда-то он впервые упомянул, что не женат. Картер тоже в браке не состоял, хотя имел близкие отношения с несколькими женщинами и прижил четверых детей – трех дочерей и сына, с которыми почти не виделся. В Луанде у него были две чернокожие любовницы, и он встречался поочередно то с одной, то с другой. Обыкновенно он держал свои связи в тайне от всех, кроме прислуги. И предпочитал не заводить романы с сотрудницами Банка. Поскольку же Фальк был очень одинок, Картер познакомил его с подходящей женщиной по имени Роза, дочерью португальского коммерсанта и его чернокожей служанки.

В Африке Фальк чувствовал себя прекрасно. Картер подыскал ему дом с садом и видом на чудесную луандийскую бухту. Вдобавок они подписали контракт, по которому Фальк за минимальную работу получал очень высокое вознаграждение.

Они продолжали свои беседы. И о чем бы ни заходила речь долгими жаркими ночами, в скором времени обнаруживалось, что по своим политическим и нравственным убеждениям они чрезвычайно близки. Впервые Картер встретил человека, которому мог довериться. Так же обстояло и с Фальком. Они слушали друг друга с растущим интересом, не переставая удивляться общности своих взглядов. Объединял их не только разочарованный радикализм. Ни тот ни другой не замкнулся в пассивной озлобленности. До той минуты, когда случай свел их вместе, каждый искал выход в одиночку. Теперь они могли искать его сообща. Сформулировали несколько простых тезисов, на которых совершенно естественно и без труда могли выстроить сотрудничество. Что стоит за отжившими идеологиями? В этом невообразимом сумбуре человеков и идей, в мире, вконец погрязшем в коррупции? Как построить лучший мир? Можно ли вообще построить его на старом фундаменте? Постепенно – может статься, воодушевляя один другого – они пришли к выводу, что новый, лучший мир можно построить лишь при одном условии: сначала надо полностью уничтожить старое.

И вот во время ночных бесед у них исподволь начал складываться план. Медленно, не спеша они нащупывали пункт, где сумеют объединить свои знания и опыт. Картер завороженно слушал поразительные рассказы Фалька о виртуальном мире, где он жил и работал. Благодаря Фальку Картер понял, что на самом деле возможно всё. Владеющий электронными коммуникациями фактически правит всем. А когда Фальк говорил о войнах будущего, у Картера аж дух захватывало. Чем для Первой мировой войны были танки, а для Второй – атомная бомба, тем в конфликтах недалекого будущего станут новые информационные технологии. Во вражеские арсеналы будут подкладывать дистанционно управляемые бомбы, начиненные особыми компьютерными вирусами. Электронные импульсы смогут вывести из строя фондовые биржи и телесистемы противника. Благодаря новым технологиям битвы за будущее станут разыгрываться не на полях сражений, а за клавиатурами ЭВМ и в лабораториях. Эпоха подводных лодок, оснащенных ядерным оружием, скоро отойдет в прошлое. Реальная угроза заключена теперь в оптоволоконных кабелях, которые все более густой сетью опутывают земной шар.

Жаркими африканскими ночами великий план мало-помалу набирал четкости. С самого начала они твердо решили действовать не спеша. Не торопить события. Однажды их день настанет. И они будут готовы.

Эти двое еще и дополняли друг друга. У Картера были связи. Он знал, как функционирует Банк. До тонкости разбирался в финансовой системе и понимал, до какой степени хрупка всемирная экономика. И то, что многие полагали силой, сиречь все большее взаимопроникновение экономик отдельных стран, может обернуться своей противоположностью. А технарь Фальк мог придумать способы практического осуществления тех или иных замыслов.

Много месяцев они вечер за вечером шлифовали свой великий план.

Следующие двадцать с лишним лет они поддерживали регулярные контакты. С самого начала было ясно, что ждать придется долго. Но в урочный час они нанесут удар. А настанет этот час, когда электроника обеспечит необходимые средства и международный финансовый мир так плотно сплетется воедино, что один удар навсегда с ним покончит.

Картер резко вынырнул из задумчивости, инстинктивно схватился за пистолет под подушкой. Но, как выяснилось, шумела Селина, которая по-прежнему возилась с висячим замком на двери черного хода. Надо ее уволить, раздраженно подумал он. Слишком уж громыхает, когда стряпает. И яйца вечно переваривает. Безобразная, глупая толстуха. Неграмотная. Девять человек детей. И муж, который обычно сидел в теньке под деревом и, если не был вусмерть пьян, болтал с дружками.

Когда-то Картер думал, что эти люди станут творцами нового мира. Но давным-давно распростился с этой иллюзией. И с нынешним миром пора кончать. Разбить его вдребезги.

Солнце уже поднялось над горизонтом. Картер еще немного полежал в постели. Думая о случившемся. О смерти Тиннеса Фалька. Это не входило в их расчеты, но случилось. Разрабатывая свой план, они учитывали, что может произойти неожиданное, не поддающееся контролю. Принимали это во внимание, выстраивали системы защиты и альтернативные варианты. Однако им даже в голову не приходило, что фактором риска может стать один из них самих. Что один из них умрет, внезапно и нелепо. А как раз это и случилось. Когда Картеру позвонили из Швеции, он поначалу отказался поверить. Но в конце концов был вынужден признать сей факт. Его друга нет в живых. Тиннес Фальк умер. Скорбная весть. Вдобавок кончина Фалька ставила под угрозу все планы и случилась в самый неподходящий момент, буквально накануне долгожданного удара. Теперь он один увидит великое свершение. Что ж, жизнь состоит не только из осознанных решений и тщательно подготовленных планов, в ней есть еще и случайности.

Мысленно он уже дал великой акции имя: Якобова трясина.

Он хорошо помнил, как однажды Фальк выпил лишнего, что бывало с ним крайне редко, и вдруг начал рассказывать о своем детстве. Вырос он в усадьбе, где его отец был чем-то вроде управляющего. Наподобие надсмотрщика на давних португальских плантациях в Анголе. В лесу там было болото, трясина, по словам Фалька, место красивое, с буйной, густой растительностью. Возле этого болота он играл ребенком, наблюдал за стрекозами, провел там лучшие часы своей жизни. Знал он и почему болото прозвали Якобовой трясиной: однажды ночью, много-много лет назад, некто по имени Якоб утопился в нем от несчастной любви.

Когда Фальк повзрослел, это болото приобрело для него иной, знаковый смысл. В особенности после встречи с Картером, когда оба пришли к выводу, что, по сути, воспринимают жизнь одинаково. Трясина стала для них символом хаотического мира, где они жили и где в итоге только и оставалось, что пойти да утопиться. Или хотя бы сделать так, чтобы пришел конец другим.

Якобова трясина. Хорошее название. Если акция вообще нуждается в названии. Но пусть оно будет, в память о Фальке. И смысл его останется понятен только Картеру.

Так он лежал, думал о Фальке. Однако заметив, что начинает впадать в сентиментальность, сразу же встал, принял душ и пошел на кухню завтракать.

Остаток утра он собирался провести у себя в гостиной. Послушал несколько струнных квартетов Бетховена, пока Селинино громыханье на кухне не выгнало его из дома. Сел в машину, велел отвезти себя к океану, прогулялся по пляжу. Рядом или прямо за спиной шагал шофер Алфреду, заодно исполнявший обязанности телохранителя. Проезжая по городу и видя разруху, горы мусора, нищету, убожество, Картер всякий раз убеждался, что поступает правильно. Фальк покинул его почти у самой цели. Теперь он один доведет дело до конца.

Он шел по берегу океана, смотрел на ветшающий город и был совершенно спокоен. Что бы ни восстало из пепла после пожара, который он очень скоро запалит, оно непременно будет переменой к лучшему.

Около одиннадцати Картер вернулся на свою виллу. Селина ушла домой. Он выпил чашку кофе и стакан воды. Потом поднялся на второй этаж, в кабинет. Из окна открывался изумительный вид на океан. Но Картер задернул шторы. Ему больше нравились африканские сумерки – настоящие или искусственные, когда мягкие шторы отцеживали яркий солнечный свет, от которого болели глаза. Он сел за компьютер, машинально запустил привычную процедуру.

Где-то в киберпространстве тикали незримые часы. Их создал Фальк согласно его инструкциям. Сегодня воскресенье, 12 октября, всего-навсего восемь дней до назначенного срока.

В четверть двенадцатого проверка была закончена.

Картер уже хотел выключить компьютер – и вдруг оцепенел. В углу экрана замигала маленькая световая точка. Ритмичные импульсы – два коротких, один длинный, два коротких. Достав подготовленное Фальком руководство, он поискал нужный код.

Сперва ему показалось, это обман зрения. Но нет, он не ошибся. Вот только что кто-то проник сквозь внешний уровень защиты в фальковском компьютере в Швеции. В городке под названием Истад, который Картер видел только на фотографиях.

Он смотрел на экран и не верил своим глазам. Фальк гарантировал, что с системами защиты никто справиться не сумеет.

Тем не менее кто-то явно сумел.

Картер вспотел. Усилием воли заставил себя успокоиться. Фальк установил сложнейшую многоуровневую защиту. Сердцевина системы – невидимые микроскопические информационные ракеты – спрятаны за мощными укреплениями и стенами, разрушить которые никому не под силу.

И тем не менее кто-то пытался.

Картер обдумывал ситуацию. После смерти Фалька он незамедлительно послал в Истад человека, поручив ему следить за обстановкой и регулярно докладывать. Там произошло несколько весьма неблагоприятных инцидентов. Но до сих пор Картер полагал, что все под контролем. Ведь он принял меры, быстро и без колебаний.

Да, он решил, что все по-прежнему под контролем. Тем не менее кто-то влез в компьютер Фалька, во всяком случае попытался влезть. Это не подлежит сомнению. Надо срочно что-то делать.

Картер напряженно размышлял. Кто это может быть? Едва ли кто-нибудь из полицейских, которые, согласно рапортам, без видимого успеха расследовали смерть Фалька и ряд других событий.

Но кто же тогда?

Он не находил ответа. Хотя просидел за компьютером до тех пор, пока Луанду не окутали сумерки. А когда наконец встал, был по-прежнему спокоен.

Что-то случилось, поэтому он должен выяснить, что именно, и как можно скорее принять ответные меры.

Около полуночи он вернулся к компьютеру.

Как же ему не хватает Фалька!

Засим Картер послал зов в киберпространство.

И примерно через минуту получил ответ.

Валландер стал рядом с Мартинссоном. Роберт Мудин сидел за компьютером. По экрану с бешеной скоростью промчались колонки цифр. Потом все остановилось. Вспыхнуло несколько единиц и нулей, и экран почернел. Роберт Мудин взглянул на Мартинссона, тот кивнул, и он продолжил. Новые команды, новые рои цифр порхнули по экрану. И вдруг разом замерли. Мартинссон и Валландер подались вперед.

– Я не знаю, что это, – сказал Роберт Мудин. – Никогда не видел ничего подобного.

– Может, расчеты какие-нибудь? – предположил Мартинссон.

Роберт Мудин покачал головой:

– Не думаю. Скорее цифровая система, ожидающая следующей команды.

На сей раз головой покачал Мартинссон:

– Может, пояснишь?

– Вряд ли это расчеты. Никаких вычислений тут нет. Цифры соотносятся только сами с собой. Мне кажется, это шифр.

Валландера кольнуло недовольство. Он толком не знал, чего именно ожидал, но уж точно не этого. Не множества бессмысленных цифр.

– Разве от шифров после Второй мировой не отказались? – спросил он, но ответа не получил.

Все трое неотрывно смотрели на экран.

– Тут что-то с цифрой двадцать, – вдруг сказал Роберт Мудин.

Мартинссон опять наклонился к монитору, но Валландер не последовал его примеру. Спина заболела. Роберт Мудин что-то показывал на экране, объяснял. Мартинссон с интересом слушал, а Валландер отвлекся, думая совсем о другом.

– Может, дело идет о двухтысячном годе? – предположил Мартинссон. – Вроде бы тогда ожидается всемирный хаос, потому что компьютеры растеряются?

– Нет, двухтысячный тут ни при чем, – упрямо отрезал Роберт Мудин. – Речь идет о цифре двадцать. К тому же компьютеры растеряться не могут. В растерянность впадают только люди.

– Через восемь дней, – задумчиво обронил Валландер, сам не зная почему.

Роберт Мудин и Мартинссон продолжали свою дискуссию. О каких-то новых цифрах. Валландер услышал подробные разъяснения насчет того, что такое модем. Раньше он знал только, что эта штуковина через телефонную сеть соединяет компьютер со всем окружающим миром. Мало-помалу его охватывало нетерпение. Хотя он прекрасно понимал, что Роберт Мудин, возможно, приблизился к чему-то очень важному.

В кармане зазвонил мобильник. Комиссар отошел к входной двери, ответил. Звонила Анн-Бритт.

– Пожалуй, я кое-что раскопала, – сообщила она.

Валландер вышел на лестничную клетку:

– Что именно?

– Я говорила тебе, что собираюсь покопаться в жизни Лундберга. И прежде всего хотела побеседовать с его сыновьями. Младшего зовут Карл-Эйнар Лундберг. Ну так вот, мне показалось, я где-то видела это имя раньше. Только не могла вспомнить, где и в какой связи.