Текст книги "Крайние меры (ЛП)"

Автор книги: Хелен Харпер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)

Всё ещё держа в руке бокал с шерри, я осторожно проталкиваюсь к вампирше с планшетом и называю ей своё имя. Она улыбается мне, но улыбка эта скорее деловая и небрежная, чем приветливая или ободряющая. Я чувствую в ней холодность, которая, кажется, направлена исключительно на меня.

– Мисс Блэкмен, – говорит она. – Добро пожаловать в Семью Монсеррат.

Почему-то я вспоминаю саундтрек к фильму «Звуки музыки». Однако я не могу представить Майкла Монсеррата в ледерхозене.

– Спасибо, – бормочу я, надеясь, что мне удалось подавить страх в своём голосе настолько, чтобы не вызвать подозрений.

– Теперь вы можете сказать финальные слова прощания. Церемония открытия начнётся примерно через пятнадцать минут.

Мне не с кем прощаться. Я ненадолго задумываюсь о маме, но знаю, что, в отличие от моего деда, она считает, что её родительская работа была выполнена в тот день, когда мне исполнилось восемнадцать. Между нами нет неприязни, и она не плохая мать. Просто… занята другими делами, я полагаю. Всё было бы по-другому, если бы мой отец был жив. Я надеюсь, он бы понял, что я делаю.

Я прохожу через двери из красного дерева и попадаю в помещение, похожее на конференц-зал отеля. Если не считать пузырьков с блестящей красной кровью, стоящих на серебряном блюде у входа. Здесь, кроме меня, есть только один человек – мужчина с серебристыми волосами, который сидит возле флаконов и смотрит на них. Я не могу понять, что у него на лице – смирение или предвкушение.

Я бы предпочла перебраться в безопасное место на заднем ряду, но я здесь по одной конкретной причине. Другие новобранцы, вероятно, будут слишком новыми, чтобы быть вовлечёнными в происходящее, но это не значит, что в какой-то момент они не станут мишенью. Мне нужно, чтобы каждый из них доверился мне. Последнее, чего я хочу – это завести дюжину новых друзей – на самом деле, нет, вычеркните это; последнее, чего я хочу – это превратиться в вампира. Но если я иду по этому пути, я собираюсь сделать так, чтобы это стоило усилий каждого из нас. Я расправляю плечи, делаю глубокий вдох и улыбаюсь. Не слишком широко – любой новобранец испытывал бы немного страха и нервозности – но, надеюсь, достаточно, чтобы человек почувствовал себя непринуждённо.

Я сажусь рядом с ним. Он слегка дёргается, как будто пытается отстраниться.

– Это кажется нереальным, не так ли? – предлагаю я в качестве вступительного шага.

Он кивает головой, но сохраняет молчание. Я протягиваю руку.

– Бо Блэкмен, – говорю я. – Судя по выражению твоего лица, я думаю, что мы оба сейчас чувствуем одно и то же.

На мгновение мне кажется, что он собирается проигнорировать меня, но в конце концов он берёт меня за руку и пожимает её. Его ладонь сухая, а пожатие крепкое, что противоречит тому, что я восприняла как выражение ужаса с его стороны.

– Питер, – отвечает он. – Питер Аллен, – он поднимает на меня глаза. – А как ты себя чувствуешь?

– Предвкушаю. Нервничаю, – я сглатываю. – Напугана, – по крайней мере, мне не нужно имитировать эти две последние эмоции.

Он опускает взгляд на свои колени. Я вдруг понимаю, что он держит в руках маленькое нательное распятие и крутит его в пальцах снова и снова. Кажется невероятным, что набожный христианин может захотеть отдать себя в руки вампиров. Ещё в шестидесятые годы была проведена длительная рекламная кампания, направленная на убеждение широкой общественности в том, что у вампиров действительно есть душа и что они не являются оскорблением Бога, независимо от того, в какую версию Бога вы верите. Я помню, как примерно год назад смотрела одну из этих ностальгических телевизионных программ – знаете, такую, которая снимается с очень маленьким бюджетом, собирает миллионную аудиторию и включает паршивых, никому не известных знаменитостей, комментирующих топ лучших моментов… чего угодно. В одном из роликов, попавших в десятку лучших, был запечатлен кровохлёб, которого окунают в чан со святой водой и который всё время ухмыляется в камеру. Насколько я помню, этот конкретный клип был включён не в качестве доказательства того, что религия не причиняет вреда вампирам (и, следовательно, не считается злом в глазах Бога), а скорее потому, что в тот самый момент, когда голова добровольца-вампира ушла под воду, чайка решила с размаху нырнуть в уличную купель, построенную специально для данного события.

Несмотря на успех кампании по всей Средней Англии, многие люди до сих пор выступают против существования вампиров. Они указывают на отрывки из Библии, подобные тому, что приведён в книге Левит: «Если кто-либо из дома Израилева или из чужаков, которые живут среди них, съест кровь, я обращу своё лицо на того, кто ест кровь, и истреблю его из его народа». Они предпочитают не обращать внимания на другие аспекты, которые не соответствуют современным представлениям. Упоминание о том, что в Библии также говорится, что упрямых детей следует побивать камнями, не уменьшает их антипатии к кровохлёбам. Легко подобрать цитаты в соответствии с вашими целями. Как бы то ни было, большинство прихожан церкви стараются избегать вампиров, когда только могут.

Питер замечает мою реакцию на его крестик. Он пытается рассмеяться, но в результате получается скорее сдавленный звук, похожий на стон.

– Глупо, не правда ли? – говорит он. – Наверное, я напуган и нервничаю, как и ты. Мне нужно за что-нибудь уцепиться.

Мне любопытно.

– Это помогает?

– Распятие?

Я киваю.

– Нет, я думаю, что на самом деле от этого мне становится только хуже. А что, если…? – его голос затихает.

Повинуясь импульсу, я протягиваю руку и сжимаю его ладонь.

– Ты больше не считаешься чистым в глазах Бога? Мы, наверное, все так думаем, даже те из нас, кто не уверен, верим ли мы в высшие силы.

– Почему ты здесь? – спрашивает он.

Я готова к этому. Мы с О'Ши потратили время на обсуждение различных сценариев, чтобы объяснить, почему я решила присоединиться к вампирам, а затем выбрали наиболее правдоподобный – и тот, который, скорее всего, привлечёт ко мне больше всего «друзей» в результате. Чтобы этот план сработал, мне нужно, чтобы предатели поверили, будто я готова пойти против Семьи и помочь разрушить её изнутри. Мне также нужно, чтобы другие новобранцы доверяли мне на случай, если к ним самим обратятся. Я также не в том положении, чтобы лгать слишком откровенно – в последнее время меня слишком часто показывают в новостях, чтобы притворяться кем-то, кем я не являюсь.

Я тяжело вздыхаю. На мгновение мне кажется, что я вела себя слишком мелодраматично, но Питер сжимает мою руку, словно желая успокоить.

– Ещё несколько дней назад я и не помышляла о том, чтобы присоединиться к какой-либо из Семей, – признаюсь я. Ложь всегда более правдоподобна, когда в неё вплетена полуправда. – У меня была хорошая жизнь. Я имею в виду, я была одинока, но у меня была хорошая жизнь.

– Одинока?

– Мой отец скончался несколько лет назад, а мама постоянно в отъезде. У меня есть дедушка, с которым я вижусь время от времени, но с ним, – я делаю паузу, словно подыскивая подходящее слово, – трудно общаться, – я позволяю Питеру понимать это так, как он хочет. – И у меня нет второй половинки. Я всегда хотела детей, – грустно добавляю я.

– Но ты молода! Ещё полно времени, чтобы с кем-нибудь познакомиться.

Я киваю.

– Ну, я встретила кое-кого. Я была влюблена в своего босса.

«Прости, Тэм, – мысленно говорю я ему. – Это ради благой цели».

На лице Питера появляется понимающее выражение.

– Он женат? – мягко спрашивает он.

– Разведён. Я думала, что есть шанс, что однажды… – я снова вздыхаю. – Но теперь он мёртв. Вампир убил его и всех моих коллег.

Он выглядит потрясённым. Надеюсь, я нашла правильный баланс между горечью и болью.

– Зачем тебе вступать в Семью, если Семья убила человека, которого ты любила?

– Мне нужно понять, почему. Возможно, став новобранцем, я узнаю, чем он навлёк на себя их гнев. И… – я опускаю взгляд и неловко тереблю свои волосы.

– Да? – подсказывает Питер.

– Я слышала, что вампиры не испытывают эмоций так, как мы, – по словам моего деда, эта теория – чушь собачья, но она служит моей цели, поэтому я продолжаю. – Это может быть хорошим способом заглушить боль. Это также означает, что полиция больше не будет преследовать меня, – я поднимаю на него взгляд. – Они думают, что я виновна в убийстве Тэма. Моего босса.

– Ты?

Я стараюсь не раздражаться из-за недоверия Питера.

– Я знаю! Нелепо думать, что я способна на такое!

Он проводит рукой по моей руке и нежно поворачивает меня к себе.

– Это ужасно. Просто ужасно.

Я шмыгаю носом и украдкой смотрю ему в глаза из-под ресниц. Питер Аллен, похоже, действительно заглотил мою историю целиком.

– Если ты не можешь победить их, присоединяйся к ним, – бормочет он.

Я стараюсь не улыбаться. Значит, один балл в пользу деймона. Я предложила О'Ши, что я могу сама сказать эту фразу. Он ответил мне, что слова прозвучат слишком банально, но намекнуть на них – хорошая стратегия. Надо отдать ему должное, он оказался хитрее, чем я думала. Неудивительно, что до сих пор ему сходили с рук его сомнительные делишки.

– А что насчёт тебя? – спрашиваю я, решив, что настало время побудить моего коллегу-рекрута принять участие в любимом занятии каждого – рассказывать о себе. Теперь, когда я рассказала свою историю, я могу сосредоточиться на остальных. Если повезёт, Питер окажется любителем посплетничать, и мне не придётся повторять свою историю каждому новичку.

Однако он отстраняется, и его лицо мрачнеет.

– Я бы предпочёл не говорить об этом.

Я выжидаю несколько секунд. Удивительно, как часто люди говорят, что «предпочли бы не говорить об этом», а потом раскрываются. Очевидно, Питер – исключение из правил. Он хранит молчание.

– Я понимаю, – бормочу я, мысленно матерясь. – У каждого из нас есть свои секреты.

Он благодарно улыбается. Интересно, связано ли его молчание с распятием, которое он всё ещё крепко сжимает в руке? Однако, прежде чем я успеваю сказать что-нибудь ещё, относительная тишина в маленькой аудитории нарушается.

– ОМГ!

Я вздрагиваю.

– Я слишком ленива, чтобы произносить настоящие слова, – говорит пышнотелая блондинка. Она разоделась в пух и прах: высокие каблуки, облегающее чёрное платье, сверкающие драгоценности и длинные алые ногти. Вот вам и трудности с принятием в Семьи. Возможно, Майкл Монсеррат хочет немного отдохнуть от своих тёмненьких членов Семьи.

За блондинкой следуют ещё несколько человек. Питер снова утыкается взглядом в пол, но я думаю, что небольшое любопытство к другим новобранцам не помешает, поэтому я открыто смотрю на них всех. К тому времени, как все оказываются внутри, я насчитала чёртову дюжину. Я не особенно суеверна, но не могу отделаться от мысли, что это не совпадение, что наша маленькая группа насчитывает тринадцать человек.

Там есть молодая девушка в инвалидном кресле; не стоит пытаться угадать мотивы её пребывания здесь. Я замечаю пару пожилых мужчин, в том числе, как я заметила, политика в отставке, который часто попадал на первые полосы газет по совершенно нехорошим причинам. Кажется, я припоминаю, что были обвинения в мошенничестве. Меня удивляет, что он здесь; я думаю, он всё-таки был невиновен. Остальные – это смесь невзрачного и эффектного: ботаники в очках, накачанные спортсмены и в строгих костюмах.

Кто-то однажды сказал, что не стоит судить о книге по обложке. Кто бы это ни был, он явно никогда не работал частным детективом. Внешний вид человека может дать наблюдателю информацию о том, кто он на самом деле. Внимание к деталям жизненно важно. Это то, в чём я не особенно сильна, но я тренируюсь, чтобы стать лучше. Например, моложавый мужчина в костюме, который сидит по диагонали позади меня, может выглядеть щеголевато, но его дешёвые поношенные ботинки и едва заметное подёргивание верхнего века говорят о совершенно другом. Меня заинтересовала одна женщина, чья прическа наводит на мысль о забитой домохозяйке, но в одежде она больше похожа на бунтующего подростка. Любой человек, демонстрирующий контрасты в своей внешности, обычно отражает те же контрасты в своей личности. По крайней мере, так считал Тэм. Я делаю мысленную пометку поговорить с ней, как только смогу.

Я понимаю, что громкоголосая блондинка оценивает меня примерно так же, как я оцениваю всех остальных. Она приподнимает бровь, глядя в мою сторону, когда замечает, что я наблюдаю за ней, и поднимает загорелую руку к своим идеально уложенным волосам. Я замечаю часы у неё на запястье: Таймекс. Это не соответствует её одежде, макияжу или манере держаться. Возможно, я тоже скоро с ней поговорю.

Питер, стоящий рядом со мной, что-то бормочет. Я поворачиваюсь к нему как раз в тот момент, когда дверь с оглушительным грохотом закрывается. От этого звука мой желудок неожиданно сжимается. Я вижу, как вампир обматывает витую красную верёвку вокруг ручки, по сути запирая нас внутри. Я понимаю, что это скорее символический, чем реальный барьер, но ясно, что все в комнате чувствуют то же самое. Обращение вот-вот начнётся.

Глава 15. Чёртова презентация

Наверное, я предполагала, что это будет сам Майкл Монсеррат. Вместо этого дверь за столом с пузырьками открывается, и входит крупный мужчина-вампир. Как только он начинает говорить, я узнаю его голос: это Урсус, тот, кто приходил за мной в «Паровую Команду». Он не теряет времени на улыбки.

– Доброе утро. Семья Монсеррат рада приветствовать вас в нашем кругу, – он выжидательно оглядывает всех нас, словно ожидая ответа. Когда ответа не следует, он продолжает. – Прежде чем произойдёт обращение, необходимо решить несколько вопросов. Я понимаю, что вы все нервничаете и хотите начать как можно скорее, – его губы растягиваются, как будто он пытается улыбнуться, но ему это не удаётся. – Однако крайне важно, чтобы вы полностью понимали, что сейчас произойдёт.

Он делает жест какой-то невидимой силе, и экран проектора опускается. Часть меня корчится. Смерть от PowerPoint.

Как только экран становится на место, появляется изображение логотипа Семьи Монсеррат. Это причудливый, почти кельтский дизайн, который, без сомнения, знаком каждому присутствующему в зале. Я думаю, что должно свидетельствовать о вечности и силе; к сожалению, в наши дни это больше похоже на татуировку, которую можно сделать в любом магазине на главной улице. На самом деле, я почти уверена, что видела её в продаже как временную переводную татуировку. Но я полагаю, что притвориться вампиром на один день проще, чем стать им на самом деле.

Урсус щёлкает по кнопке на своём портативном устройстве, и появляется следующий слайд, заполненный плотным текстом, который он читает вслух. Несмотря на стиль его изложения, я заворожена.

– Вы – немногочисленные счастливчики, – произносит он монотонно. – Тысячи людей обращаются к нам, но лишь немногие принимаются. Это нелёгкий путь. С того момента, как в ваших жилах потечёт кровь Монсеррат, вы будете связаны с нами долгом. Верность не подлежит обсуждению, и мы не терпим ничего, кроме повиновения, – учитывая нынешние обстоятельства, это, очевидно, не так верно, как он хотел бы внушить нам. – Вы оставите свои человеческие жизни позади. Многие из вас никогда больше не увидят своих родных. Некоторые из вас могут не пережить процесс обращения.

Краем глаза я замечаю, как один из самых серьёзных на вид новобранцев нервно поднимает руку.

– Какова вероятность того, что мы не выживем?

Урсус переходит к следующему слайду. Очевидно, этот вопрос был ожидаемым.

– От восьми до четырнадцати процентов новобранцев не переживают обращение. Причина этого неизвестна. Мы изучали наши данные в течение многих лет и не выявили закономерности. Однако, ожидайте, что по крайней мере один из вас не увидит, что принесёт завтрашний день.

Происходит внезапная нервозная перемена. Люди начинают переглядываться. Кто станет статистической жертвой? Некоторые бросают сочувственные взгляды на девушку в инвалидном кресле. Я чувствую, как у меня внутри всё сжимается. Слова Урсуса напоминают о том, что я, вполне возможно, принимаю худшее решение в своей жизни. Я думаю об альтернативе: убежать и спрятаться, чтобы меня могли выследить и убить вампиры-мятежники, в то время как их приятели захватят власть над миром. От этого я не чувствую себя намного лучше.

Появляется следующий слайд.

– Существует множество мифов, о которых вам следует знать, – продолжает Урсус. – Начнём с того, что вампиры не бессмертны, – я уже знаю это и уверена, что остальные новобранцы тоже. Однако все слегка подаются вперёд. – Продолжительность вашей жизни увеличится примерно на триста лет. Вы не станете неуязвимыми, хотя и будете избавлены от большинства болезней, от которых страдают другие виды. Случайная смерть и, – он делает паузу, – преднамеренная смерть всё равно случаются время от времени. Хищники остаются.

Поднимается ещё одна рука.

– А как насчёт солнечного света?

– Вы будете уязвимы перед солнечными лучами в период первых 20–60 месяцев с момента вашего обращения. Все люди разные. После этого, хотя вы и не сможете наслаждаться пляжным отдыхом, вы сумеете выходить на улицу, не испытывая особого дискомфорта. Святая вода и распятия не причинят вам вреда. Становясь одним из нас, вы не отказываетесь ни от своей души, ни от своей веры, – Питер рядом со мной слегка выпрямляется. – Кол в сердце в значительной степени прикончит вас, как и костер или обезглавливание. И в течение первого года вы обнаружите, что ваше тело остаётся таким же слабым, как у человека, – Урсус пытается улыбнуться ещё раз. Это по-прежнему не работает. – Однако концепция пороговых границ остаётся в силе, если только недвижимость не является коммерческой или нежилой.

Я часто задумывалась об этом. Приятно осознавать, что вампир не может просто так вломиться в твой дом и выпить твою кровь.

– Присоединяясь к нашей Семье, вы подчиняетесь нашим законам. Позвольте мне подчеркнуть, что убийство запрещено законом. Вы будете пить кровь, но не станете осушать жертву, и первые несколько лет будете пить только у предварительно назначенных добровольцев, – я с трудом сдерживаю дрожь при мысли о том, что многие вампетки обнажают свои яремные вены для нашего удовольствия. – Конечно, есть и другие прегрешения. Если вас признают виновным в каком-либо преступлении, ответом обычно является немедленная казнь.

– Значит, вас могут убить, даже если вы просто что-то украдёте? – выпаливает кто-то.

Урсус холодно смотрит на говорившую.

– Вы планируете что-то украсть?

– Я… я… – заикается она. – Нет, конечно, нет, но…

– Ну, тогда в чём проблема? – он продолжает, как будто она ничего не говорила. – Пока ваша слабость перед солнцем не пройдёт, вы останетесь здесь. Мы будем обучать вас и поможем найти новый путь в жизни, каким бы он ни был. Как только вы уйдёте отсюда, вы должны будете посещать собрания и выполнять обязанности, определённые старшими членами Семьи. Вы также будете ежемесячно выплачивать дань. Контакты с другими Семьями не запрещены, но мы требуем, чтобы вы сообщали нам о любых происходящих контактах, какими бы безобидными они ни были. Это вопросы, которые мы объясним более подробно, прежде чем вы вернётесь в реальный мир.

Появляется женщина с планшетом и протягивает Урсусу пачку бумаг. Он поднимает её.

– Вот контракты. Вы распишетесь своей кровью, а затем, когда почувствуете, что готовы, возьмите пузырёк и выйдите через эту дверь, – он указывает на дверь позади себя. – Кровь Монсеррат будет введена непосредственно в ваш организм, после чего процесс обращения займёт до трёх дней. В течение этого времени вы можете испытывать некоторый дискомфорт.

Я выдыхаю воздух сквозь зубы. Всякий раз, когда врач говорит вам, что будет некоторый «дискомфорт», это обычно означает сильную боль. Если обращение занимает семьдесят два часа, мне страшно подумать, на что это будет похоже на самом деле.

– Вы ещё можете передумать. Мы лишь просим вас остаться в этой комнате и подписать обязательное соглашение о неразглашении того, что вы пережили до сих пор.

Я заставляю себя не смотреть на дверь с верёвкой. Недоверчивой человеческой части меня трудно поверить, что мы можем просто уйти после всего этого.

Урсус поворачивается, чтобы уйти, но тут появляется ещё один человек с вопросом. Это блондинка.

– Так когда мы встретимся с Майклом? – спрашивает она.

Вампир даже не потрудился обернуться.

– Вы будете обращаться к нему «мой Лорд», – он исчезает за дверью вместе с дамой из буфета обмена, не ответив на вопрос.

Как только он уходит, мы несколько мгновений сидим в тишине. Затем кто-то встаёт и подходит к тому месту, где Урсус оставил контракты. Это один из мускулистых новобранцев. Он поворачивает голову и одаривает нас уверенной улыбкой. Он мне уже не нравится. Все смотрят на него, затаив дыхание. Он берёт маленький серебряный нож, отполированный так искусно, что я, наверное, могла бы наносить макияж, глядя на своё отражение в нём, и укалывает указательный палец. Появляется капелька крови. Он перелистывает контракт до последней страницы, не утруждая себя чтением содержимого, и прижимает кончик пальца к бумаге. Ничего не происходит – ни раскатов грома, ни аплодисментов. Он берёт пузырёк, прихватывает контракт и следует за вампиром.

Как только он исчезает, чары словно рассеиваются. Люди выстраиваются к столику в аккуратную очередь. Даже в такой ситуации британское чувство приличия соблюдается, и никто не толкается из-за места. Я наблюдаю, как один за другим они следуют протоколу и исчезают за дверью. Несколько человек морщатся от боли, когда укалывают пальцы, а блондинка тихонько вскрикивает. Я замечаю, что у всех остальных хватает ума сначала прочитать страницы. Несмотря на это, вскоре остались только мы с Питером и девушка в инвалидном кресле.

– Мне страшно, – шепчет она.

Я быстро улыбаюсь ей.

– Признаюсь, мне тоже.

Питер только заламывает руки.

– Как тебя зовут? – спрашиваю я.

– Никки, – она делает глубокий вдох, затем подкатывается к столу. Меня так и подмывает спросить, не нужна ли ей какая-нибудь помощь, но она может счесть это оскорбительным, поэтому я просто жду. У неё не возникает проблем с тем, чтобы взять контракт и клинок.

– Надеюсь, я не подхвачу от этого какую-нибудь неприятную заразу, – без особого энтузиазма шутит она. Её рука заметно дрожит, когда она режет себя. Она, как и мистер Мускулы, не читает контракт, прежде чем добавить свою кровь на последнюю страницу. Я списываю его беспечность на мужественность; интересно, в чём её причина.

У неё возникают сложности с дверью, поэтому я вскакиваю и открываю её. Она благодарно улыбается мне, а затем уходит.

Я смотрю на Питера.

– Ты в порядке?

Он нервно облизывает губы. Его взгляд мечется между мной и оставшимися двумя пузырьками, затем возвращается к двери, через которую мы вошли.

– Я не уверен.

– Ты можешь передумать. Ещё не поздно.

– Как ты думаешь, соглашение о неразглашении действительно работает?

Я знаю, о чём он спрашивает.

– Я почти уверена, что они не убьют тебя, если ты передумаешь, – надеюсь, я права.

Он встаёт.

– Нет, – говорит он наконец. – Я собираюсь это сделать, – он подписывает, и я остаюсь одна.

Тишина в комнате становится гнетущей. Я смотрю на стол и снова отвожу взгляд. Обычно я не отличаюсь нерешительностью, но расставание со своей жизнью – это совсем не то, что те решения, которые я обычно принимаю. В глубине души я знаю, что собираюсь сделать; моя судьба была решена в ту секунду, когда я вышла из полицейского участка вместе с Монсерратом. Но я хочу чувствовать, что я действительно хозяйка своей судьбы. Я понимаю, что чтение контракта ничего не изменит, поэтому, как Никки и фанат физкультуры, я переворачиваю страницу на последнюю. Там пунктирная линия и ничего больше.

Я беру нож. Он на удивление тяжёлый для такой маленькой вещицы. Он также удивительно чистый, учитывая, что им уже порезали пальцы двенадцать человек. Я делаю глубокий вдох. Я рада, что дождалась конца и делаю это без зрителей. Я прикасаюсь кончиком ножа к своему пальцу и наблюдаю, как из него вытекает ярко-красная кровь. Затем я прижимаю палец к странице и ставлю подпись, скрепляя свою судьбу. Я беру последний оставшийся пузырёк и собираюсь открыть дверцу, когда мой взгляд падает на распятие Питера. Оно сиротливо лежит на его пустом стуле. Я подбираю его и засовываю в карман, на всякий случай.

Пора уходить.

***

Я оказываюсь в маленькой прихожей с несколькими дверями. Девушка с планшетом поднимает брови и указывает направо. Я следую её указаниям и прохожу внутрь. Там меня ждёт Майкл Монсеррат. К сожалению, на этот раз он полностью одет, хотя хорошо сшитый костюм не скрывает его подтянутого телосложения.

– Я не был уверен, что ты пойдёшь до конца, – говорит он, буравя меня взглядом своих тёмных глаз.

Я пожимаю плечами.

– Я не торопилась, мой Лорд. Подумала, что можно не спешить.

Он хмурится.

– Тебе не обязательно называть меня так.

– Я собираюсь быть хорошей девочкой и делать то, что мне говорят.

Он смеётся.

– В самом деле?

Я широко улыбаюсь. Если ты заставляешь людей думать, что ты уважаешь границы и следуешь правилам, то просто удивительно, что тебе потом сходит с рук.

– Конечно, – говорю я ему.

Он, очевидно, сомневается во мне, но пока оставляет эту тему. Я протягиваю ему пузырёк и закатываю рукав.

– Давай покончим с этим.

Он берёт его, но вместо того, чтобы достать шприц, как я ожидала, откладывает кровь в сторону.

– Мы сделаем это по старинке, Бо. Так у тебя будет больше шансов побороть жажду крови и стать Сангвином.

У меня пересыхает во рту.

– Эм, по старинке?

– Я уверен, ты смотрела «Носферату».

– Ты собираешься меня укусить? – мой голос высокий и писклявый.

Монсеррат выглядит удивлённым.

– Да. А потом ты выпьешь пинту моего лучшего напитка, – он расстёгивает манжету левого рукава и закатывает её, обнажая загорелое предплечье.

Я отступаю, нащупывая пальцами дверную ручку.

– Нет! Я не могу пить. Если я выпью, то не стану Сангвином, – протестую я.

Он добродушно улыбается мне, хотя я невольно сравниваю его с котом, смотрящим на мышь, на которую вот-вот набросится.

– Человеческую кровь, Бо, – мягко говорит он. – Ты не можешь пить человеческую кровь. Моя вампирская до мозга костей. Она не обеспечит тебя питанием после обращения, но понадобится тебе для завершения процесса. Это то же самое, что и инъекция.

– Почему же тогда не все обращаются таким образом?

На лице Монсеррат на мгновение появляется боль.

– Это не всегда самый лёгкий процесс. Он очень интимный. У вампира, проводящего обращение, может возникнуть чувство одержимости.

Мне совсем не нравится, как это звучит.

– А у обращаемого?

– Иногда они чувствуют себя обязанными своим прародителям и могут чрезмерно привязаться к ним, – он делает шаг ко мне и протягивает руку. – Но поскольку я глава Семьи, ты всё равно будешь делать то, что я велю. Помнишь, ты только что заявила, что будешь делать то, что тебе скажут.

Я смотрю на его протянутую руку.

– Если тебе всё равно, я, пожалуй, откажусь.

Он пожимает плечами.

– Решать тебе. Но если ты действительно хочешь избежать употребления крови, чтобы стать Сангвином, это твой лучший шанс. Инъекция, в состав которой входит смесь крови всех старших членов Семьи, попадает в твой кровоток так быстро, что бывает почти невозможно бороться с чувствами, которые возникают после этого.

– При условии. что я вообще переживу это, – ворчу я.

– Мне почему-то кажется, что ты слишком упряма, чтобы позволить себе не пройти обращение. Но, – его лицо остается бесстрастным, – в конечном счёте, это твой выбор. Если ты предпочитаешь укол, я могу прислать сюда кого-нибудь, кто проведёт его должным образом.

У меня ноги как ватные. Ни тот, ни другой вариант не особенно желателен. Последнее, чего я хочу – это чувствовать себя «чрезмерно привязанной» к Монсеррату. Но если я смогу перетерпеть весь лунный месяц и стать Сангвином…

– Ладно, – говорю я. – Пусть будет по-твоему.

Монсеррат склоняет голову.

– Как пожелаешь, – он протягивает руку чуть дальше. Когда я не двигаюсь с места, в его голосе слышится раздражение. – Бо, тебе нужно подойти немного ближе.

Дрожа, я делаю шаг вперёд. Он улыбается мне сверху вниз.

– Ты действительно очень маленького роста, – комментирует он.

Я хмурюсь.

– И что?

– И ничего, – его тон мягкий. – Если я смогу наклониться, чтобы поцеловать тебя, то уж точно доберусь до твоей шеи.

– Поцеловать? – я почти визжу.

– Я просто имел в виду, что я всё равно могу это сделать, Бо. Больше ничего, – его глаза блестят. – Хотя я буду кусаться, даже если ты не будешь.

Весь мой позвоночник напряжён от настороженности, несмотря на то, что он весело упомянул о моей оговорке в его спальне. А я-то надеялась, он не расслышал, что я сказала.

Монсеррат вздыхает.

– Будет легче, если ты отвернёшься, – когда я не отвечаю сразу, он протягивает руку и проводит большим пальцем по моей щеке. Я вздрагиваю. – Ты можешь мне доверять.

– Сказал паук мухе, – бормочу я. Однако я поворачиваюсь к нему спиной.

Я чувствую, как он приближается ко мне, пока всё его тело не согревает меня теплом. Он наклоняется, и его дыхание обжигает мою разгорячённую кожу на шее. Я чувствую, как его пальцы нежно отводят мои волосы, и невольно напрягаюсь.

– Расслабься, – тихо шепчет он мне на ухо. Затем его зубы задевают моё горло.

Он высовывает язык и слегка облизывает мою кожу, и я перестаю дышать. Я чувствую, как он переступает с ноги на ногу позади меня, одна рука остаётся у меня на затылке, пальцы вплетены в мои волосы, чтобы они не падали назад, а другая легко покоится на моём бедре. Я нервничаю больше, чем когда-либо в своей жизни.

– Последний шанс передумать, – говорит Монсеррат.

– Я не могу, – начинаю я, – я уже подписала…

Я задыхаюсь от резкой боли. Его зубы впиваются в мою плоть, и я смутно ощущаю, как дрожь пробегает по его телу позади меня, прежде чем тепло разливается по моему горлу и начинает растекаться по венам, пока он сосёт. Я прислоняюсь к нему, закрывая глаза, в то время как его пальцы сжимают меня ещё крепче. Стук моего сердца так громко отдаётся в ушах, что я удивляюсь, как Монсеррат не оглох от этого. Возникает боль, но она не неприятна, и я чувствую, как пальцы на ногах поджимаются от почти удовольствия. Я слегка постанываю.

Его рука оставляет моё бедро и движется вверх по грудной клетке, пока не оказывается прямо под моей грудью, и прижимает меня к нему ещё крепче. Под моими закрытыми веками пляшут искорки света, и я невольно протягиваю руку назад и обхватываю его тело, теперь мои руки сжимают его бедра. Монсеррат издаёт странный звук, похожий на мурлыканье, и я чувствую, как его клыки всё глубже впиваются мне в горло. Моё дыхание учащается.