Текст книги "Крайние меры (ЛП)"

Автор книги: Хелен Харпер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)

– В чём дело, Бо?

– Я собиралась посмотреть это видео несколько недель назад, – рассеянно бормочу я. – Только я отвлеклась.

– Я не понимаю, – Бет трогает меня за рукав, но я не отвечаю. Я слишком сосредоточена на лице, появившемся на экране компьютера.

– Я его знаю.

– Официанта?

Я киваю. Я хочу бить кулаками, пинаться и кричать. Потому что официант, смотрящий на нас с извращённой злобой, вовсе не официант. Это Борис.

Глава 25. Притвориться опоссумом

Я ругаю себя на протяжении всего обратного пути в штаб-квартиру Монсеррат. Бет всё больше тревожится, но я не могу её успокоить. Я просто слишком зла.

Как только мы переступаем порог особняка, я замечаю Монсеррата в фойе. Он стоит прямо в центре, скрестив руки на груди, выражение его лица мрачное и напряжённое. Когда он видит меня, то слегка расслабляется и с быстрой грацией подаётся вперёд. Я встречаю его на полпути и поднимаю взгляд на его точёное лицо. Прежде чем он успевает открыть рот, я требую доступ к телефону.

На его щеке подёргивается мышца.

– Зачем, Бо?

– Мне нужно поговорить с Арзо.

– Может, сначала ты хотя бы расскажешь мне, что случилось с Бэнкрофт?

– Ничего такого, что заслуживало бы упоминания, – бормочу я. Бэнкрофт была пустой тратой времени. Поездка в спа-салон – нет. Теперь я знаю, с кем мне действительно нужно поговорить.

– Бо, ты находишься под моей юрисдикцией, но ты настаиваешь на том, чтобы держать меня в неведении. Возможно, ты не совсем понимаешь, как работает система подчинения вампиров.

Я заставляю себя сделать глубокий, успокаивающий вдох.

– Я много напортачила с тех пор, как прибыла сюда. Я не собираюсь делать больше никаких предположений, пока не получу подтверждения от Арзо. Тогда я поговорю с вами.

Его тёмные глаза блуждают по моему лицу. На мгновение мне кажется, что он откажется, и мне придётся бежать обратно на ужасающую, залитую солнцем улицу в поисках телефонной будки – если таковая вообще существует в этой части света – но он мотает головой и ведёт меня в направлении своего офиса. Несмотря на то, что я спешу поговорить с Арзо и двигаюсь так быстро, как только могу, мне трудно поспевать за его широкими шагами.

– Я рад, что с тобой всё в порядке, – говорит он непринужденно.

– Ммм.

– У нас в Семьях существует негласное правило, согласно которому никому не разрешается прикасаться к членам чужой Семьи без предварительного разрешения. Но Леди Банкрофт может быть, – он делает паузу, – нестабильной.

Интересно, что бы он подумал, если бы узнал, что она думает, будто обвела его и всех остальных глав Семей вокруг пальца.

– Как видишь, – говорю я, – у меня всё хорошо.

– И, как я уже сказал, я рад.

– Однако, – продолжаю я, – разве ты не говорил мне, что она будет воспринимать меня не более чем как человека? Если я до сих пор новобранец и ещё не пила кровь, значит ли это, что я член Семьи Монсеррат?

Он улыбается.

– Возможно, дальняя родственница. Я ясно дал ей понять, что тебе нельзя причинять вреда.

Мои глаза сужаются.

– Она знала, что я приду?

– Нет. Но мы уже говорили о тебе.

Я с подозрением смотрю на него. Я догадывалась об этом по словам Леди Бэнкрофт, но это не значит, что я этому рада. Он одаривает меня улыбкой, на которую я не отвечаю.

Как только мы доходим до его кабинета, Монсеррат заходит за мной и закрывает дверь. Он указывает на свой стол, где стоит блестящий старомодный телефон.

– У тебя нет мобильного?

– Я предпочитаю этот.

Я смотрю на него.

– Сколько же тебе лет?

В его глазах пляшут огоньки.

– Невежливо спрашивать старших о возрасте, Бо.

Я бурчу.

– Ты собираешься уходить?

– Это мой кабинет, – он садится в кресло с кожаной спинкой и откидывается на спинку, закинув ноги на стол.

Я закатываю глаза, глядя на него, затем беру трубку телефона.

– У тебя есть его номер?

Монсеррат набирает его по памяти. Должно быть, моё удивление отразилось на лице, потому что он комментирует:

– А ещё я могу жевать жвачку и одновременно ходить.

(Однажды одного американского политика назвали «настолько тупым, что он не может пердеть и одновременно жевать жвачку». Впоследствии, когда это цитировали в прессе, выражение слегка облагородили, и с тех пор «не может жевать жвачку и одновременно ходить» стало идиомой, обозначающей глупого человека, – прим)

– Как скажешь, – я набираю номер и жду.

Арзо отвечает почти сразу.

– Мой Лорд, – видимо, есть определитель номера.

– Э-э, нет. Это Бо.

– Бо! Ты в порядке? Что случилось с Леди Бэнкрофт?

– Не так уж и много. Однако чертовски много людей вдруг заинтересовались моим благополучием, – Монсеррат улыбается, но ничего не говорит. – Арзо, кто знал о моём задании на Уилтшор-авеню?

– Я и Тэм. А что?

– Кто-нибудь ещё?

Он не колеблется.

– Нет. Мы всегда держали в секрете, кто за какое задание отвечает, Бо. Болтливые слова топят корабли. Кроме того, таким образом, между вами было меньше соперничества.

– Тэнси не знала?

– Нет.

– А Борис?

– Откуда ему было знать? – он, кажется, озадачен.

У меня сердце разрывается на части.

– Когда я была под потолком, как раз перед тем, как на вас напали, Борис зашёл поговорить с Тэмом. Он сказал ему, что меня разыскивают для допроса из-за того, что произошло на Уилтшор-авеню. Кто-то из его знакомых связался с ним. Или, возможно, это были полицейские сканеры, которые он прослушивал, – меня раздражает, что я не могу вспомнить эту важную деталь.

– Точно. Борис проводил много времени, слушая радиопереговоры и подбирая полицейских осведомителей, – он презрительно фыркает. – Правда, они редко приносили пользу.

– Арзо, он знал, что задание связано с деймоном. Он так и сказал Тэму. Потом он ушёл, Тэм позвал тебя, и вампир напал.

Я чувствую на себе взгляд Монсеррата, но смотрю в стол. Арзо втягивает воздух.

– Он не мог знать. Единственными, кто знал, что О'Ши – деймон, были ты, Тэм и я. Даже полиция не разобралась бы в этом так быстро. Сначала они должны были отправить его кровь в свои лаборатории.

– Полиция узнала бы, если бы тот, кто их предупредил, сообщил им об этом, – я молчу, пока жду, пока Арзо свяжет всё воедино.

– Борис не узнал бы, если бы ему тоже не сообщили по наводке.

– Или он сам был осведомителем.

Арзо молчит.

– Тэм вызвал тебя в офис, потому что Борис не мог знать таких подробностей обо мне и О'Ши, если только он не вовлечён в это таким образом, каким не должен быть вовлечен.

Я представляю, как Арзо кивает про себя и поглаживает подбородок.

– Он был осторожным человеком, наш босс. Он знал, что что-то не так.

Я на мгновение закрываю глаза. Я восприняла этот подслушанный разговор как доказательство того, что Тэм участвовал в моей подставе. На самом деле всё было наоборот. На другом конце провода раздаётся громкий звук.

– Я собственноручно убью этого ублюдка.

Я делаю глубокий вдох; сейчас будет ещё хуже. Я рассказываю ему о видео на YouTube. Арзо в замешательстве.

– Я не понимаю.

– Как официант, он был бы в идеальном положении, чтобы добавить что-нибудь в их бокалы.

– Но Галли и Стюарт в порядке. Некоторые из их вампиров низшего уровня, конечно, были вовлечены, но не Главы.

– Он, должно быть, выжидает. Чего-то дожидается. Он не главный, Арзо. Мы знаем, что главная женщина. Но он поставил себя в такое положение, что может делать то, что ему нужно, и когда ему нужно. Верный слуга Семьи.

Монсеррат снимает ноги со стола и больше не откидывается на спинку. Всё его тело напряжено. Он берёт у меня телефон.

– Мне нужно фото этого Бориса немедленно. Нам нужно разослать его по всем Семьям, особенно Галли и Стюартам.

Я смотрю на него.

– Ты не можешь убить его, Майкл. Он нужен нам живым.

Он резко кивает. Арзо говорит что-то ещё и вешает трубку. Я смотрю на Монсеррата полными муки глазами.

– Это Борис. Это всё Борис. Из-за него меня подставили, обвинив в убийстве О'Ши. Это он наслал того сумасшедшего вампира на всех в «Крайние Меры». Не могу поверить, что я не подумала о том, как удобно ему было уйти до того, как появился этот вампир. Или что я не поговорила с Арзо о том, что он сказал Тэму, – слёзы наворачиваются сами собой. Я потратила впустую столько времени, бегая кругами в погоне за собственным хвостом, когда ответ всё это время был прямо передо мной.

– Он не тот человек, который отвечает за всё это, Бо, – тихо говорит Монсеррат. – Даже если бы ты раньше поняла, что он замешан, это ничего бы не изменило.

Я сердито смотрю на него.

– Перестань пытаться подбодрить меня! Если бы только я…

Он держит меня за руки и заставляет успокоиться.

– Бо. Каждая из пяти Семей, которые являются более могущественными и влиятельными, чем ты можешь себе представить, пытались выяснить, кто несёт за это ответственность. Дело не только в тебе. Дело во всех нас.

Одинокая слезинка скатывается по моей щеке и медленно прочерчивает дорожку вниз. Монсеррат смахивает её большим пальцем, а я стискиваю зубы и киваю.

– Нам нужно найти его, и найти немедленно.

Он слегка улыбается.

– Так и будет, Бо. Да поможет мне Бог, так и будет.

Он наклоняется и целомудренно целует меня в губы. Я так удивлена, что не успеваю среагировать. Затем он поднимает телефонную трубку и мобилизует всю Семью Монсеррат на достижение одной цели – найти Бориса.

***

Командам из каждой Семьи требуется меньше шестидесяти минут, чтобы вломиться в квартиру Бориса и обыскать всё вокруг. Очевидно, что он давно скрылся. По-видимому, продукты в холодильнике – те немногие, что там есть – заплесневели и протухли, и было трудно открыть дверцу из-за кучи нежелательной почты, счетов и писем за ней. Но неизвестно, куда убежал Борис.

Несмотря на то, что Лорд Галли не видел «здоровяка-придурка» уже почти две недели, он подтверждает, что Борис время от времени работал на них в течение последних двух лет. Мы все в ужасе от этого. Эта операция планировалась очень давно; неудивительно, что мы постоянно отстаём и играем в догонялки.

Монсеррат предоставляет мне подробные файлы с фотографиями квартиры Бориса со всех сторон, а также фотокопии всего, что они смогли отсканировать. Результаты пугают. Там есть записи о каждой из Семей, включая списки, в которых предполагается, какая Семья с наибольшей вероятностью начнёт вербовку на ранней стадии. Это возвращает меня к словам Леди Бэнкрофт о том, что за всем, что произошло, может стоять рекрут или обычный человек. От мысли, что один из моих будущих коллег-кровохлёбов может быть преступником, у меня внутри всё переворачивается. И это ничто по сравнению с досье на меня. Борис знает всё: подробности о моём дедушке и моих родителях; мои уязвимые места, включая мою очевидную наивность; он даже задаётся вопросом, как мне удалось спасти О'Ши, когда у меня, по его словам, «нет внутреннего чутья, чтобы чувствовать, когда возникают проблемы». Я отчаянно ищу зацепку, которая могла бы привести нас к нему или его любовнице. Кроме постоянной враждебности и горечи во всём, что он пишет, я ничего не могу использовать. Следователи, проводившие расследование, пришли к такому же выводу. После прилива адреналина, вызванного появлением подозреваемого, который, возможно, знает что-то стоящее, на всех накатывает душераздирающее отчаяние от нашей неспособности найти его.

***

Тридцать шесть часов спустя от него всё ещё нет никаких вестей. Каким бы ни был вампирский эквивалент ориентировки преступника, он, безусловно, в силе. Но Борис залёг на дно, и разочарование от того, что его не могут найти, ошеломляет. Я держу Бет за руку, пока она наконец-то – печально – выпивает три пинты мутной крови и в конце концов впадает в полномасштабный вампиризм. Я стараюсь выглядеть заинтересованной во время различных тренингов с Урсусом, Риа и многими другими, прежде чем сдаюсь и в сотый раз возвращаюсь к перечитыванию досье на Бориса. Я хожу взад и вперёд по коридорам особняка Монсеррат чаще, чем мне хотелось бы упоминать.

Даже с таинственным порошком, который сдерживает мою жажду крови, я чувствую отчаянную тягу. До конца лунного месяца и полнолуния остаётся всего два дня, и я уверена, что смогу это сделать. Хотя это нелегко. То меня бросает в холодный пот, то в следующий миг бросает в жар. Что ещё более тревожно, у меня почти постоянно дрожат руки, из-за чего невероятно трудно держать что-либо, даже стакан с водой. Я не спала, кажется, уже несколько недель. Я понятия не имею, связано ли это с чувством вины за то, что я не определила роль Бориса раньше, или это результат жажды. В любом случае, я слабею с каждым днём.

Я несколько раз виделась с Майклом, чтобы проверить, как продвигается охота на Бориса, и умолять его позволить мне выйти на улицу и присоединиться к ней. Он, похоже, сочувствует, но остаётся непреклонным в том, что меня нужно держать дома для моего же блага. Одного взгляда на мои трясущиеся руки достаточно, чтобы напомнить мне об этом. Мне приходит в голову, что, вступив в ряды Семьи Монсеррат, я стала гораздо более ограниченной, чем когда-либо была под каблуком у моего деда или во время работы на Тэма.

Отсутствие прогресса становится ещё более пугающим, когда я навещаю Мэтта. После почти двух недель, когда он то приходил в себя, то снова терял сознание, он, наконец, кажется, поправляется. Оправляется от повешения, но не от извращённой версии заклинания О'Ши. Когда я вижу его, он сидит на больничной койке и листает что-то, похожее на детскую книжку.

– Привет, Мэтт, – тихо говорю я.

Он поднимает голову и широко улыбается мне.

– Бо! Так рад тебя видеть!

Я поражена его неподдельным счастьем.

– Ты выглядишь… довольным, – осторожно отвечаю я ему.

– Лорд Монсеррат сказал мне, что я должен быть менее ворчливым, – его улыбка становится шире. – Так что теперь я совсем не ворчливый.

– Что ещё он тебе сказал?

Мэтт пожимает плечами.

– Немного. Он хотел знать, почему я произнёс твоё имя, когда проснулся, – его улыбка становится блаженной. – Ты пела песню Bee Gees, и я хотел послушать ещё. Я хотел, чтобы ты пришла и спела ещё.

У меня ужасный певческий голос. Во мне зарождается симпатия к этому крупному, мускулистому бывшему солдату.

– Мэтт?

– Да?

– Если бы я попросила тебя прямо сейчас отжаться двадцать раз, что бы ты сделал?

Это риторический вопрос, но Мэтт относится к нему иначе. Он спрыгивает с кровати и падает на пол, чтобы начать отжиматься. Он доходит до трёх отжиманий, прежде чем я в ужасе останавливаю его.

– Я могу продолжать, Бо. Я сделаю столько, сколько ты захочешь.

Испытывая отвращение к себе, я отворачиваюсь. Щупальца заклинания пассивности проникли в его психику. Как бы сильно он мне раньше не нравился, сейчас меня переполняет жалость к его состоянию. Он ведёт себя как ребёнок с повреждённым мозгом. Интересно, поправится ли он когда-нибудь.

Монсеррат очень добр, когда я натыкаюсь на него несколько минут спустя, убегая из комнаты Мэтта в свою. Похоже, он искал меня, потому что у него нет привычки бродить по коридорам для новобранцев. Трудно не заметить, как у меня защемило сердце при этой мысли. Я тут же списываю это на раздражающие побочные эффекты от того, что он лично обратил меня, и быстро подхожу к нему, чтобы выразить своё беспокойство по поводу состояния Мэтта. К сожалению, на меня внезапно накатывает волна головокружения, из-за которой я пошатываюсь и падаю. Монсеррат молниеносно протягивает руку, ловит меня прежде, чем я ударяюсь о землю, и прижимает к своей груди. Моя макушка едва достаёт ему до подбородка.

– С тобой всё в порядке?

Я высвобождаюсь из его объятий. Он не сопротивляется.

– Я норме, – мне неловко казаться такой слабой.

Монсеррат смотрит на меня со смесью сочувствия и разочарования, затем открывает рот, чтобы что-то сказать. Внезапно он снова закрывает его, оставляя меня в недоумении.

– Хорошо, – не сказав больше ни слова, он поворачивается и уходит.

Я остаюсь на месте, глядя ему вслед в полном замешательстве. Он явно чего-то хотел, но передумал. Самое неприятное, что я понятия не имею, чего он добивался.

Пару часов спустя я обнаруживаю, что брожу по извилистым дорожкам сада Монсеррат. Я смотрю на полную луну, как будто могу заставить её подняться, когда меня прерывают Урсус и Риа. Я жду, когда они подойдут ближе, и натягиваю улыбку.

– Профессор и ассистент профессора, – приветствую я, пытаясь быть обаятельной.

Выражение лица Урсуса не меняется, хотя Риа приподнимает бровь.

– Новобранец с кладезью скрытых секретов.

– Ну, они не были бы секретами, если бы не были скрыты, – бормочу я. Она не выглядит впечатлённой.

– Мы хотим знать, что происходит, – говорит Урсус, игнорируя наш с Риа обмен репликами.

Я пожимаю плечами.

– Спросите Лорда Монсеррата.

– Он весь день был на закрытом совещании с другими Главами. Это наша Семья. Ты даже не полноценный вампир, и всё же у тебя есть доступ к информации, которая необходима нам для обеспечения безопасности нашей Семьи, – Урсус делает угрожающий шаг в мою сторону. – Ты расскажешь нам всё, что знаешь.

– А если нет? – мягко интересуюсь я.

На лице Риа появляется злобная гримаса. Я могу их понять. Несмотря на свою относительно молодую внешность, они, вероятно, на протяжении десятилетий были доверенными лицами в ближайшем окружении Монсеррата. Сейчас во всех Семьях пропадают вампиры, а их держат в неведении. Но, как бы сомнительно это ни звучало, всё равно существует вероятность, что один из них или оба причастны к предательству. Конечно, не мне рассказывать им о том, что происходит. Но им, должно быть, неприятно видеть меня, полное ничтожество, рядом с их Лордом. Я бы хотела сказать им, что это просто моё невезение поставило меня в такое положение, но, судя по выражению их лиц, я не думаю, что они примут такой аргумент.

– Ты начнёшь с рассказа о том, как тебе удалось избежать жажды крови.

Я всё гадала, когда же эта маленькая деталь всплывёт снова. Я удивлена, что до сих пор это не раздувалось настолько сильно.

– Вы же эксперты, – говорю я. – Я была практически не в себе. Я не знаю, что произошло.

– Никто ещё не избавлялся от жажды крови. На самом деле, через несколько часов после её начала мы обычно даём пострадавшим кровь, чтобы привести их в чувство. Лорд Монсеррат не позволил нам дать кровь тебе, – взгляд Урсуса становится жёстким. – Почему?

От этого маленького кусочка информации я испытываю прилив теплоты к Майклу. Он, должно быть, знал, что мне будет почти невозможно пережить тягу после того, как я потеряю сознание. И всё же он держался, избегая заставлять меня пить кровь, потому что знал, что я не хочу становиться настоящим вампиром.

– И не только это, – добавляет Риа. – С восемнадцатого века не было ни единого случая, чтобы трое новобранцев продержались и не пили до тех пор, когда до полнолуния осталось меньше сорока восьми часов.

– Никки и Питер не имеют ко мне никакого отношения, – говорю я, хотя тщательно обдумываю её слова. Действительно странно, что они по-прежнему живут в странном сумеречном мире наполовину людей, наполовину вампиров. У меня есть волшебный порошок, который поможет мне; а что есть у них?

– Мы рылись в твоих вещах. Ты христианка? Вот в чём дело?

Я хмурюсь. Они рылись в моих вещах?

– Что значит, вы рылись в моих вещах?

– Ты же не думаешь, что мы просто выбрасываем вещи, с которыми вы приходите? – Урсус наклоняется ко мне так, что я чувствую его горячее дыхание на своём лице. – Почему у тебя распятие?

О, я вдруг вспоминаю, что забрала крестик Питера после того, как он оставил его во время той первой встречи с Семьёй.

– Это не моё, – говорю я им.

– Ты просто хранишь это для друга? – Риа говорит с сарказмом.

– Вообще-то, да. И какого чёрта вы роетесь в моих вещах?

– Теперь ты одна из нас. Что твоё, то и наше.

– Почему-то я не думаю, что это работает в обратную сторону, – бормочу я.

– Где деймон?

Честно говоря, я понятия не имею. Я ничего не видела и не слышала об О'Ши с тех пор, как меня завербовали. Он, вероятно, до сих пор прячется в роскошном пентхаусе Майкла.

– Кто этот Борис?

Урсус хватает меня за руку.

– Он убивал наших друзей?

Я отступаю. Довольно уже.

– Вы задаёте сотни вопросов, на которые я не могу ответить. Как я уже сказала, если вы хотите знать, что происходит, спросите Лорда Монсеррата.

– Мы спрашиваем тебя.

Что-то в глазах Риа меняется. Я вовремя замечаю, что она теряет самообладание, и отскакиваю вправо, чтобы избежать её нападения.

– Мы теперь члены Семьи, – говорю я, держась подальше от неё. – Разве ты должна нападать на свою сестру?

– Ты мне не сестра. Ты ещё не пила, помнишь? Это делает тебя честной добычей.

У меня мурашки бегут по спине. Слова Риа, может, и драматичны, но я чувствую в них гнев. А люди – или вампиры – которые обижены и рассержены, не могут мыслить здраво. И физически я им не ровня.

Понимая, что мне не удастся настоять на своём, я решаю скрыться бегством. И Урсус, и Риа могут обогнать меня, но они не осмелятся предпринять что-либо в присутствии других. Мне нужно вернуться внутрь, в относительную безопасность особняка, где по коридорам могут бродить другие люди. Я открываю рот, как будто хочу что-то сказать, затем срываюсь с места и несусь мимо них к двери. Вместо прямой линии я бегу зигзагами, чтобы сбить их с толку.

Проходит меньше пары мгновений, прежде чем они реагируют. Я не оборачиваюсь, но слышу раздражённое шипение Риа. Я бегу так быстро, как только позволяют ноги, но, несмотря на все симптомы жажды крови, охватывающей моё тело, я не успеваю далеко уйти, как один из них хватает меня за воротник комбинезона и дёргает назад. Инстинктивно я понимаю, что ни один из них на самом деле не хочет навредить мне. На самом деле, если бы они мыслили более рационально, они бы вообще не стали этого делать. У меня нет выбора, и я позволяю своему телу обмякнуть. Если защитный танатоз – игра в опоссума – работает в животном мире, я собираюсь заставить его работать и в моём случае. Я закатываю глаза к затылку и замедляю дыхание. Затем я надеюсь на лучшее.

Изначально я не думаю, что это сработает. Когда моё зрение затуманивается, один из них – я не могу сказать, кто именно – врезается в меня всем телом. Мне приходится собрать всё своё самообладание, чтобы не закричать от боли. Я почти справляюсь с этим, надеясь, что они оставят меня в покое, когда слышу недовольное ворчание.

– Она без сознания, – говорит Урсус глубоким и несчастным голосом. – Это была глупая идея. Он разозлится, если поймёт, что мы на неё наехали.

– Ему не следовало компрометировать себя, переспав с грёбаным новобранцем.

При этих словах мне приходится сосредоточиться, чтобы заставить своё тело замереть. Они, должно быть, думают, что я завоёвываю расположение, строю карьеру через постель. Полагаю, мне должно льстить, что и Риа, и Урсус верят в мою женскую хитрость. Вместо этого меня несколько раздражает, что они думают, будто единственный способ завоевать доверие Лорда Монсеррата – это переспать с ним.

– Что нам с ней делать?

– Оставь её. Рано или поздно она очнётся. Если повезёт, она не станет болтать об этом, – я слышу, как напряжение в голосе Рии спадает, и меня охватывает облегчение.

– Не бывать этому. Это была глупая идея, Риа.

– А какой у нас оставался выбор?

Я чувствую их раздражение. Я, конечно, не собираюсь доносить на них. Откровенно говоря, я думаю, что у всей Семьи Монсеррат есть проблемы поважнее, чем иметь дело с несколькими раздосадованными кровохлёбами, которые пытаются взять дело в свои руки.

Они сдаются и уходят, под их ногами хрустит гравий на дорожке. Несколько долгих мгновений я остаюсь на месте, медленно считая про себя до двухсот. Затем я осторожно сажусь, стараясь сделать вид, что только что пришла в себя, на случай, если они наблюдают за мной издалека. Это нетрудно. Если до встречи с ними я чувствовала себя неуверенно, то сейчас я как алкоголичка перед первой выпивкой за день. У меня даже ноги дрожат.

Мне требуется некоторое время, чтобы подняться. Я довольно сильно ударилась головой, когда падала, и обо что-то порезалась. Когда я поднимаю руку, она оказывается мокрой и окровавленной. Я с любопытством принюхиваюсь. Очевидно, моя собственная кровь меня совершенно не волнует. Однако, на всякий случай, я смазываю кровь на бёдра, а не слизываю её. Лучше перестраховаться. Вздохнув, я медленно хромаю обратно в дом.

Я уже почти дошла до лестницы, когда замечаю знакомую фигуру Питера, приближающегося ко мне. Он шаркает ногами, натыкаясь на стены, как пьяный. Я безрадостно ухмыляюсь. Должно быть, мы выглядим как та ещё парочка.

– Привет, Пит, – зову я.

Он едва замечает это. С трудом я волоку себя к нему и заглядываю в лицо.

– Привет, Пит, – повторяю я.

Он резко поворачивает голову, его взгляд останавливается на мне, как будто он удивлён, что я стою здесь.

– О, это ты.

– Не стоит так радоваться, – комментирую я с лёгкой усмешкой.

Он выглядит озадаченным. Это уже не тот мужчина, рядом с которым я сидела три недели назад; физически он стал бледной тенью самого себя. Он действительно начинает меня беспокоить.

– Ты неважно выглядишь, – говорю я ему.

Он давится смехом.

– Ты тоже.

Вероятно, он прав. Прямо сейчас мне трудно стоять прямо. Я расправляю плечи, стараясь выглядеть более оживлённой. Питер даже не пытается.

– Осталось всего два дня, – тихо говорю я. – Ты можешь изменить своё мнение обо всём этом. Ещё не поздно.

Он тянется к своей шее, как будто ищет что-то, чего там нет. Его рука опускается, когда он не находит этого.

– Ты ждёшь какого-нибудь удара грома, который случится, когда ты доживёшь до конца месяца и останешься человеком. Это потому, что у тебя есть причины беспокоиться. Ты хочешь жить.

Интересно, как человек с таким психическим состоянием, как у Питера, смог попасть в окончательный список новобранцев. Было бы легко объяснить его нынешнее состояние жаждой крови, но он не был намного счастливее, когда я впервые встретила его. Должно быть, у него есть какие-то безумные способности, за которыми охотится Семья Монсеррат.

– Почему ты здесь? Очевидно, тебе не нужно долголетие. Ты сказал, что заслуживаешь страданий, и ты определённо этим и занимаешься, но…

Он отворачивается.

– Я уже ясно дал понять, что не хочу об этом говорить.

Я проклинаю себя за то, что лезу не в своё дело. Я пытаюсь подбодрить его, а не оттолкнуть. На самом деле, мне следовало бы уже понять, что к чему.

– Мне нужно идти, – говорит он, шаркая ногами.

Я смотрю ему вслед, жалея, что не могу ничем ему помочь. Мои мысли затуманены, и мне трудно что-либо четко осознать, но, в конце концов, я понимаю, что его рука бессознательно искала на его шее. То самое, что Риа и Урсус ошибочно приняли за моё: его распятие. Он оставил его, когда вошёл в особняк Монсеррат. Возможно, вернув его Питеру, я смогу заставить его почувствовать себя немного более связанным с реальностью. До сих пор я совершенно забыла об этом; полагаю, я должна поблагодарить нападение Риа и Урсуса за то, что они напомнили мне. Даже если Питер не захочет взять распятие обратно, если я найду его, мне будет на чём сосредоточиться. Не на крови. Не на сумасшедших вампирах. Не на Борисе и его личном предательстве. Просто маленький золотой крестик. Я решительно киваю и направляюсь обратно по коридору, чтобы найти, где хранятся наши вещи.

Глава 26. Циферблат

Я провела взаперти в особняке Монсеррат достаточно долго, чтобы понять, где точно нет наших вещей. Я с уважением отнеслась к предостережению о том, что нельзя входить в двери, обвязанные верёвками, но я уверена, что знаю, что находится в большинстве из них. Судя по тому, что я видела о приходах и уходах, на верхних уровнях расположены спальни и общежития с несколькими общественными зонами. Не многие вампиры Монсеррат останавливаются здесь, но я думаю, что иметь свободное жильё полезно, если оно понадобится таким несчастным душам, как Риа и Урсус, которые, как ожидается, останутся здесь, чтобы помогать новобранцам. На средних этажах расположены различные лаборатории и офисы, в то время как основные помещения для совещаний и кабинет Майкла находятся на первом этаже. Логично, что складские помещения будут располагаться либо очень высоко в мансарде, либо очень низко в подвале. Мысль о том, что мне придётся на дрожащих ногах подниматься по нескольким пролётам, вселяет в меня страх Божий, поэтому вместо этого я ищу ступеньки, ведущие вниз.

Исходя из моих скудных знаний о старых зданиях, я предполагаю, что любая лестница, ведущая в тёмный подвал, изначально использовалась прислугой. Это означает, что она, вероятно, находится в кухонной зоне в задней части дома. К счастью, это недалеко, так что я без особого труда добираюсь туда. Однако, когда я захожу на большую кухню, ситуация ухудшается. Вампиры время от времени едят твёрдую пищу, но это скорее из-за вкуса и привычки, чем из-за физической необходимости. В результате кухня выглядит опрятной и очень пустой. Я открываю и закрываю по меньшей мере полдюжины шкафов и дверей, прежде чем нахожу тот, который ведёт к винтовой лестнице.

Я вглядываюсь в темноту. Где-то здесь должен быть выключатель, но я его не вижу. Я вздыхаю и упираюсь руками в стену, затем медленно начинаю спускаться на ощупь. В какой-то момент моя нога соскальзывает, и я чуть не падаю вниз. К счастью, мне удаётся удержаться на ногах, схватившись за перила и цепляясь за них изо всех сил. Как только я восстанавливаю равновесие, я продолжаю спуск. Если это окажется пустой тратой времени, я буду очень зла.

Когда моё осторожное движение вперёд показывает, что ступенек больше нет, я ослабляю хватку на перилах и ощупываю стены. Я довольно быстро нахожу выключатель, и мне удаётся осветить комнату слабым электрическим светом от старой лампы дневного света. Однако, помимо света, сразу же раздаётся низкое и непрерывное жужжание, как будто мне в ухо залетело надоедливое летающее насекомое. По крайней мере, кажется, что я нашла нужное место. Здесь есть ряды аккуратно сложенных полок, на которых стоят коробки с надписями.

Я прохожу по одному ряду, ожидая найти всё в алфавитном порядке. Не требуется много времени, чтобы понять, что это не так. Судя по коробкам в первом ряду – потёртым, выцветшим и очень пыльным – каждая полка отсортирована по дате вступления вампира в Семью. Должно быть, я блуждаю среди вещей, принадлежащих старейшим членам. Я с любопытством высматриваю коробку Майкла Монсеррата. Не то чтобы мне особенно хотелось рыться в его вещах, но после того, как он уклонился от ответа относительно своего настоящего возраста, мне интересно это выяснить. Мне не нравится испытывать даже лёгкое влечение к кому-то, кто по всем правилам должен быть не более чем прахом в захороненном гробу. Однако моя попытка оказывается безрезультатной. У меня нет сил обыскивать всё помещение, поэтому когда я не вижу его имени сразу, я возвращаюсь к списку, чтобы найти более свежие поступления.