Текст книги "Ненавистная фрау"

Автор книги: Heлe Нойхаус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц)

– Сколько сотрудников работает сейчас на «ЯгоФарм»? – поинтересовался Боденштайн.

– Трудно сказать, – пожал плечами Ральф. – Это достаточно разбросанное предприятие, холдинг с множеством филиалов. В хорошие времена они скупили десяток маленьких фирм, создали совместные предприятия и стратегические партнерства. Любимым словом Ягоды было тогда «синергия», но настоящим пониманием дела здесь уже давно никто не владеет. Три года назад они утверждали, что в бизнес-сфере у них занято примерно четыре тысячи работников, но в последний год непосредственно в «ЯгоФарм Холдинг» работало всего двадцать семь человек.

– И что же случилось? – спросила Пия.

– Они перевели сотрудников в другие фирмы, продали сегменты или просто уволили людей. В любом случае предприятие на грани развала.

Боденштайн кивнул. Неудивительно, что вчера вечером Ягода казался таким озабоченным.

– Ганс Петер Ягода, – сказал Ральф Кирххоф, – классический пример человека, который сделал себя сам, необыкновенно умный и хладнокровный.

– Думаешь, у него самого еще есть деньги? – спросила Пия.

– В их кругах ходят слухи, будто он продал предъявительские акции через подставных лиц, поскольку сам он, как председатель правления, не имел права это делать, – подтвердил Ральф. – Но также есть мнение, что «ЯгоФарм», собственно говоря, неплатежеспособна, и этим заинтересовалась прокуратура, хотя никаких доказательств нет. Я также слышал, что этот противоопухолевый препарат вскоре будет действительно зарегистрирован, и, если это случится, Ягода, возможно, выйдет из затруднительного положения и сможет укрепить свое предприятие.

– Почему прокуратура заинтересовалась Ягодой? – спросил Боденштайн.

– Инсайдерская торговля, – пояснил Ральф. – Скрытое распределение прибылей, отступление от биржевых законов, затягивание с объявлением о банкротстве… Предполагается все, что угодно.

– Тогда он в достаточно сложном положении, – подытожила Пия.

– Его нельзя недооценивать, – возразил Ральф. – Этот человек прошел химическую чистку. Правда, благодаря делу «ЯгоФарм» он стал героем заголовков в прессе, но и в этой ситуации он не пропадет, так как его жена является единственной наследницей крупнейшей гессенской частной пивоварни «Дрешерброй»; может быть, вы уже слышали.

Боденштайн бросил на коллегу быстрый взгляд. Как Остерманн мог это упустить?

– Пару лет назад Марианна Ягода унаследовала все, когда ее родители погибли во время пожара в собственном доме.

По ходу ужина тема разговора приняла иное направление, но Боденштайн обдумывал услышанное. Делу никак не повредит, если его люди займутся также Ягодой. Он не мог сказать почему, но его не отпускало чувство, что за случаем, которым он занимался, скрывалось нечто большее, чем просто убийство.

Четверг, 1 сентября 2005 года

Когда Боденштайн приехал в комиссариат, он застал своих сотрудников на утреннем совещании за столом переговорной.

– Какие новости? – поинтересовался он, садясь во главу стола.

– Вот. – Остерманн придвинул ему фотографию, сделанную радаром двадцать седьмого августа.

Боденштайн некоторое время рассматривал снимок, затем передал его Пие Кирххоф.

– Это женщина, – заметила она. – Человека, сидящего рядом с водителем, плохо видно. Жаль.

– Есть какая-нибудь информация о ребенке? – спросил Боденштайн.

– Почти пятьсот ссылок, – вздохнула Катрин Фахингер, руководитель специальной комиссии, созданной для розыска Мари Керстнер. – Мы проверяем все следы, но пока это ничего не дало. Мы знаем, что девочка зарегистрирована в детском саду в Келькхайме, но с августа она там ни разу не появлялась. Соседка, которую Керстнер представил нам как няню и услугами которой они пользовались по необходимости, не видела малышку с того дня, как Изабель ее забрала.

Боденштайн кивнул.

– К слову сказать, – добавил он затем, – Керстнер окончательно исключается из числа подозреваемых в убийстве.

Он пересказал своим коллегам сцену, которая разыгралась накануне в ветеринарной клинике.

– В отношении Дёринга я выяснил пару любопытных деталей, – сообщил Остерманн и начал листать пачку бумаг, которые лежали перед ним. – Шестнадцатого января один из грузовиков Дёринга, прибывший из Италии, в Базеле был проверен таможенниками. Согласно документам, грузовик перевозил апельсины и прочие фрукты, но коллеги из отдела по борьбе с контрабандой обнаружили среди фруктов одиннадцать килограммов героина и три литра чистого опиумного сока. Весь груз был конфискован, а водитель арестован. Реакция экспедиционного агентства «Дёринг» была лаконичной: водитель на свой страх и риск попытался контрабандой провезти наркотики. Мужчина, немец итальянского происхождения, в августе был приговорен к двум годам лишения свободы. Скорее всего, он отсидит две трети наказания, а потом выйдет по УДО[10]10
  Условно-досрочное освобождение.


[Закрыть].

Все внимательно слушали.

– В мае, – продолжал Остерманн, – в Англии был найден контейнер, в котором были обнаружены семнадцать мертвых индийцев. Они задохнулись. Груз в контейнере – продукты питания – был также отправлен через транспортное агентство Дёринга. И наконец, совершенно свежий случай: в Бельгии был задержан рефрижераторный автопоезд, перевозивший передекларированную говядину из Англии. Заказчик – опять же экспедиционное агентство Дёринга. Круто, да?

– Преступно, – задумчиво заметил Боденштайн. – Нельзя ли уличить в чем-нибудь самого Дёринга?

– Каким образом? Он всегда все сваливает на субподрядчиков и водителей. И таким образом выходит сухим из воды, так как нет никаких доказательств. При всем этом свинстве наши люди наталкиваются только на стену молчания. Они все заодно. Вероятно, водители получают деньги за лояльное поведение, отбывают наказание и потом занимаются тем же самым.

Остерманн почесал шариковой ручкой затылок.

– Кроме того, – подошел он к завершению своего сообщения, – в тысяча девятьсот девяносто восьмом году Дёринг в законном порядке был осужден за уклонение от уплаты налогов. Он заплатил неслабый штраф и поэтому остался на свободе. Сюда можно еще добавить пару штрафов за езду в нетрезвом виде и езду без водительского удостоверения. Вдобавок к этому он был осужден за нанесение телесных повреждений со смертельным исходом…

– Стоп! – прервал Остерманна Боденштайн, и тот поднял глаза. – Это интересно. У вас есть подробная информация?

– Конечно, – кивнул Остерманн и начал листать свои бумаги. – Вот. Двенадцатого октября тысяча девятьсот восемьдесят второго года за нанесение тяжких телесных повреждений со смертельным исходом он был приговорен к двумстам сорока дневным ставкам денежного штрафа из расчета двести пятьдесят марок в сутки и к общественно-полезным работам, так как избил свою тогдашнюю жену Кармен Джуану Дёринг. Женщина получила тяжелейшее кровоизлияние в мозг, впала в кому и через несколько дней умерла. Прокурор настаивал на обвинении по статье «Умышленное убийство», но адвокат Дёринга сумел изменить статью. В момент совершения преступления содержание алкоголя в крови Дёринга составляло две целых и восемь десятых промилле. Адвокату удалось добиться, чтобы его признали невменяемым, и на основании этого Дёринг избежал тюрьмы.

– Здорово, – саркастически заметила Пия. – В любом случае сейчас понятно, почему Керстнер хотел защитить Анну Лену Дёринг. Несомненно, оба посвящены в прошлое ее мужа.

Боденштайн задумчиво потер указательным и большим пальцем переносицу.

– Вы уже разузнали что-нибудь про Ягоду?

– Да. – Остерманн порылся в документах. – «ЯгоФарм АО» практически обанкротилась.

– Они уже подали уведомление о банкротстве? – поинтересовался Боденштайн.

– Нет, – покачал головой Остерманн, – и это странно, так как четыре месяца назад два акционера подали жалобу в связи с мошенничеством, и обслуживающий фирму банк насел на Ягоду. Но эти акционеры отозвали свои заявления, и в июле банк обеспечил его новым миллионным кредитом.

– Однако это звучит действительно странно. – Пия вспомнила о том, что накануне ей рассказывал деверь. Очевидно, слухи активно распространялись, но до дела пока не дошло. Другие фирмы, которые еще шесть-семь лет назад стартовали так же успешно, как и «ЯгоФарм», уже прекратили свое существование, и их менеджеры принародно спустились с Олимпа величия в низины судебных залов. Как Ягоде удалось до сих пор уберечь себя и свою в известной степени недееспособную фирму от подобной судьбы? Почему акционеры отозвали свои жалобы?

– Пока он может себе позволить ездить на крутых тачках, дела идут не так плохо, – заметил Бенке. – Он наверняка надолго обеспечил себя.

– Что у нас с пивоварней «Дрешерброй»? – спросил Боденштайн.

– У них несколько управляющих, – ответил Остерманн. – Кроме Марианны Ягоды еще трое. Ганс Петер Ягода не имеет к фирме никакого отношения.

– Хорошо, – кивнул Боденштайн. – Продолжайте заниматься пивоварней. Попытайтесь побольше разузнать о частном имущественном положении Ягоды и свяжитесь с отделом по борьбе с мошенничеством во Франкфурте. Может быть, им еще что-нибудь известно по этому делу.

Главный комиссар замолчал, так как вспомнил кое-что еще. Голосу на автоответчике Изабель Керстнер они до сих пор вообще не придавали никакого значения! Это не был голос Дёринга, но мог ли это быть голос Ганса Петера Ягоды? Пришло время поговорить с ним, чтобы выяснить, в каких отношениях он был с Изабель Керстнер.

Фридхельма Дёринга в офисе не оказалось, он был дома.

Дверь Боденштайну и Пие открыла экономка, и Пия немало удивилась, оказавшись в роскошном холле виллы с блестящим, как зеркало, мраморным полом. Дом скорее напоминал дворец. На стене висела обращающая на себя внимание современная картина в мрачных тонах, высотой метров пять и шириной около трех метров. Вскоре раздались гулкие шаги, и появился Дёринг с папкой и автомобильными ключами в руках.

Он, похоже, был в прекрасном расположении духа.

– А, – приветливо воскликнул он, – уголовная полиция! Чем могу служить?

Боденштайн заметил движение на балюстраде и посмотрел наверх. Увидев Анну Лену Дёринг, он не мог поверить своим глазам. Заметив Боденштайна и Пию, женщина остановилась.

– Дорогая! – крикнул Дёринг. – Это главный комиссар Боденштайн и его коллега из комиссии по расследованию убийств. Подойди, пожалуйста.

Анна Лена спустилась вниз. Гематомы на ее лице еще слегка угадывались, но в основном их скрывал макияж. Темные волосы женщина стянула в тугой «конский хвост». На ней были черные брюки и блейзер поверх белой блузки.

– Позвольте представить вам мою супругу. – Фридхельм Дёринг улыбнулся и подошел к своей жене.

На секунду на ее лице появилось выражение отвращения, когда он положил ей руку на талию. Внешне фрау Дёринг оставалась спокойной и сдержанной, ей удалось даже выдавить из себя подобие улыбки. Боденштайн невольно вспомнил о том, как Анна Лена, встретив в коридоре комиссариата Керстнера, бросилась к нему на шею. Почему она вернулась к мужу?

– Я слышал, вы были в Париже, – сказал Боденштайн, подавая ей руку.

– Да, пару дней, – с облегчением ответила женщина, радуясь, что он ее не выдал.

– Вы знаете, что случилось с Изабель Керстнер?

– Да, это ужасно, – кивнула она. – Муж сообщил мне об этом.

– Возможно, вы могли бы нам помочь, – заметила Пия. – Вы наверняка тоже знали фрау Керстнер.

– Разумеется, я ее знала, – согласилась Анна Лена Дёринг, – но не особенно хорошо.

– Инструктор по верховой езде Кампманн сказал нам, что в воскресенье вечером она еще раз заезжала в «Гут Вальдхоф». Вы ее там видели?

Анна Лена подумала, а потом покачала головой:

– К сожалению, нет. Я тоже была очень… занята. Одна из наших лошадей получила… травму, и ею занимался ветеринар.

Фридхельм Дёринг бросил взгляд на часы.

– Мы должны ехать в магазин. Могу я еще чем-нибудь помочь?

– Да, вполне вероятно. – Боденштайн достал из кармана диктофон. – Может быть, вы узнаете голос на этой пленке.

Он нажал клавишу включения.

Сейчас уже скоро двенадцать, и это уже не смешно. Мы с тобой договорились, и это было чертовски важно.

Дёринг покачал головой, но Боденштайн отметил, что его рука крепче обхватила талию жены.

– Нет, – сказал он, – этот голос мне не знаком. Может, ты знаешь, Анна?

Женщина чуть помедлила, прежде чем тоже дать отрицательный ответ.

– А мы должны были узнать этот голос? – Дёринг убрал руку с талии жены. – С чего была сделана запись?

– С голосовой почты телефона Изабель Керстнер, – ответил Боденштайн, пряча диктофон. – Вам известно, у кого еще может быть ключ от квартиры в «Цауберберге»?

– Один – у меня. И в дирекции дома наверняка есть второй ключ.

– Когда мы обследовали квартиру криминально-техническими средствами, то установили, что до нас там уже кто-то побывал. Все было убрано, как в гостиничном номере, и там вообще не обнаружилось никаких личных вещей фрау Керстнер, ни одного отпечатка пальцев. Нам это показалось очень странным.

– Да, – Дёринг взял кейс, ранее отставленный в сторону, – действительно странно. А теперь вы должны нас извинить, у нас важная встреча.

– Только еще один вопрос, – попросила Пия. – В пятницу ночью вы были в квартире Изабель Керстнер. Когда вы оттуда ушли?

Дёринга, казалось, не смущало, что в присутствии его жены речь шла о том, что он ночевал у другой женщины.

– Я уже не помню. Возможно, часа в два.

– В самом деле? – Пия улыбнулась. – Но вас видели выходящим из дома в четверть восьмого.

– Значит, это было именно в четверть восьмого. – Уличенный во лжи, Дёринг лишь невозмутимо пожал плечами. – Это важно?

– Это заставляет нас сомневаться в достоверности ваших показаний, – спокойно ответила Пия. – Было это в два или в семь? Был у вас ключ или нет? Дали вы указание убрать квартиру или нет?

– Я не смотрел на часы. – Выражение лица Дёринга оставалось безразличным.

– Когда ваш муж вернулся в субботу утром домой, фрау Дёринг? – обратилась Пия к Анне Лене.

– Все в порядке, фрау Кирххоф, – вмешался Боденштайн. – Не будем больше задерживать господина Дёринга. Только последний вопрос: вы говорили еще раз с фрау Керстнер в субботу вечером? Она пыталась вас найти, стало быть, что-то хотела.

– Я ведь вам об этом уже сказал, – ответил Дёринг. – Я ее больше не видел. Из конюшни я поехал прямо домой, принял душ и переоделся, так как был приглашен на вечеринку.

– Несмотря на то, что вашу лошадь пришлось усыпить, вы поехали на вечеринку? – спросила Пия.

Фридхельм Дёринг начал терять самообладание.

– Да. Впрочем, довольно об этом. Пошли, Анна Лена. Удачного дня, господа.

Боденштайн и Пия обменялись взглядами.

– Кстати, фрау Дёринг, – обратилась к женщине Пия, – вам известно, что ваш муж под воздействием алкоголя так жестоко избил свою первую жену, что та скончалась от полученных травм?

Дёринг резко обернулся, его лицо окаменело, но в глазах пылала жгучая ярость.

– Что, черт возьми, это значит? – прошипел он.

– Мы в курсе ваших дел, господин Дёринг, – произнес Боденштайн спокойным тоном, – и у нас нет желания и дальше слушать вашу ложь.

– Плевать я хотел на это, – холодно парировал Фридхельм. – Я не имею к этому делу никакого отношения. А сейчас прошу покинуть мой дом, иначе я подам на вас жалобу о незаконном вторжении в жилище!

– Мы с удовольствием продолжим наш разговор в комиссариате. – На Боденштайна эти угрозы не произвели никакого впечатления. – Как вам будет угодно. У наших коллег из отдела по борьбе с наркотиками тоже наверняка будет пара вопросов в связи с обнаружением наркотических средств в ваших грузовиках. Не говоря уже о лондонском деле, касающемся мертвых индийцев…

В этот момент Дёринг, пожалуй, осознал, что этих двоих полицейских не так легко запугать. Он взглянул на жену. Та, переплетя руки, стояла с безжизненным лицом.

– Я больше не разговаривал с Изабель, – раздраженно проговорил он. – Это правда. В последний раз я видел ее в субботу утром в ее квартире.

– Изабель рассказывала вам о своем ребенке? Нам известно, что она его где-то спрятала, но никто не знает где.

– Понятия не имею, где находится ребенок, – буркнул Дёринг. – Мне на это тоже наплевать.

Анна Лена недоверчиво посмотрела на своего мужа.

– Что уставилась? – внезапно рявкнул он.

Женщина молча опустила голову. К таким взрывам она, очевидно, привыкла.

– Перестаньте кричать, – сказал Боденштайн. – Скажите нам лучше, к кому и куда вы были приглашены в субботу вечером. Иначе из вашей встречи ничего не получится, так как вам придется поехать с нами.

– Это шутка? – возмутился Дёринг, но тут вмешалась его жена:

– Мы были приглашены к Гансу Петеру Ягоде.

– Понятно, – кивнул Боденштайн. – Во сколько вы туда приехали и как долго там были?

– Я не поехала, – вздохнула Анна Лена. – После всей этой истории с лошадью я была не в состоянии веселиться.

– Я приехал туда в начале девятого и оставался там до двух, – сообщил Дёринг.

– Мы проверим.

– Если вас это осчастливит… – Дёринг подхватил жену под руку и направился к двери.

Анна Лена бросила на Боденштайна короткий взгляд и последовала за супругом.

Центральный офис фирмы «ЯгоФарм АО» располагался в промышленном районе Зульцбаха, в помпезном U-образном здании с фасадом из светоотражающего стекла. Человек, привыкший в своей частной жизни ездить на машинах класса люкс, проводить выходные на тридцатиметровой яхте в Антибе и пользоваться собственными вертолетами и самолетами так, как другие люди – автобусами и железной дорогой, и в профессиональной сфере, похоже, придавал большое значение грандиозным масштабам. Светящаяся надпись «ЯгоФарм» на крыше внушала посетителям мысль, что в этом здании находятся исключительно сердце и мозг одного из самых процветающих предприятий на давно не существующем Новом рынке. Но это не соответствовало действительности. Указатель перед входом свидетельствовал о том, что кроме «ЯгоФарм АО» здесь располагаются офисы различных адвокатских контор, консультаций по налоговым вопросам и других фирм с фантастически звучащими названиями. В стеклянном холле работала уборочная бригада, которая производила полировку серого гранитного пола, доводя его до зеркального блеска. Пия стала изучать указатели.

«“ЯгоФарм АО” – администрация, – прочитала она. – Шестой этаж».

Они доехали на лифте до самого верхнего этажа. И здесь Ягода тоже не поскупился. На других этажах на полу лежало ковровое покрытие, а в «ЯгоФарм» – паркет. Приемная стойка была сделана из гранита, на стенах висели гигантские картины в стиле «поп-арт», плоские экраны системы наблюдения с компьютерным управлением относились к новейшим достижениям «высоких технологий». Двадцатилетняя блондинка с восточногерманским акцентом и пирсингом в носу и на бровях, напротив, казалась чем-то банальным. Боденштайн и Пия представились и сообщили, что хотели бы поговорить с Гансом Петером Ягодой. У блондинки возникли некоторые затруднения с телефоном, и она, смущенно извиняясь, объяснила, что ее направили сюда из фирмы по временному трудоустройству и сегодня она работает здесь первый день. Визит уголовной полиции, похоже, вселил в нее еще большую неуверенность. Наконец она кому-то дозвонилась и с облегчением повела посетителей в переговорную комнату в конце коридора.

Боденштайн осмотрелся вокруг. В переговорной комнате располагался большой овальный стол, окруженный двенадцатью стульями с хромированными спинками. На черном комоде на подносе стояли стаканы и маленькие бутылочки с водой, рядом лежала стопка журналов, которые Боденштайн стал просматривать. Наряду с журналом для менеджеров он нашел «GoingPublic», «Capital» и тому подобное. На стенах, обтянутых светло-желтой тканью, в рамках висели рекламные плакаты «ЯгоФарм», которые были выпущены еще в период расцвета фирмы. Паркетный пол заскрипел, когда Боденштайн подошел к окну, выходившему на задний двор. В этот момент дверь здания фирмы открылась, и из нее вышел мужчина. Боденштайн едва узнал Роберта Кампманна, так как вместо рейтуз для верховой езды и сапог на нем были костюм и галстук.

– Фрау Кирххоф, – сказал Боденштайн тихо, – посмотрите-ка.

Пия подошла к окну.

– Это же Кампманн, – определила она. – Что он здесь делает?

– Не имею понятия, – ответил Боденштайн.

Кампманн сел в «Кайенн», припаркованный рядом с «Майбахом» и «Феррари».

– Представительный автопарк, – заметила Пия. – Для фирмы, которая почти обанкротилась, действительно весьма внушительный.

– С чего вы взяли, что «ЯгоФарм АО» обанкротилась? – раздался голос позади. В комнату вошел Ганс Петер Ягода. На нем были темно-серый двубортный пиджак, галстук с неярким рисунком и сверкающие, сделанные на заказ туфли. Его мертвенная бледность казалась болезненной. Пия, не ответив, представила Ягоде своего шефа.

– Присаживайтесь, – сделал движение рукой в направлении стола хозяин. – Могу я предложить вам что-нибудь выпить?

Боденштайн и Пия вежливо отказались и сели за стол. Боденштайн пытался разобраться в стройном мужчине с тихим голосом. На первый взгляд, Ганс Петер Ягода казался бесхитростным, почти женоподобным, но карьеру, которой он добился, не смог бы сделать деликатный, уступчивый человек. Острая настороженность в бегающих светлых глазах находилась в резком противоречии с его вежливыми манерами. Боденштайн вспомнил о том, что рассказывал Ральф Кирххоф. Внешность обманчива. Ягода выглядел совершенно раскованным, лишь покачивание ногой выдавало его внутреннее напряжение.

– Мы расследуем убийство Изабель Керстнер, – Боденштайн опять достал свой диктофон, – и хотели бы выяснить, не знаком ли вам голос на этой пленке.

Он воспроизвел фразу с автоответчика и, наблюдая за Ягодой, отметил, что на мгновение тот прекратил качать ногой.

– Это мой голос, – сказал он затем спокойно. – Я был весьма рассержен тем, что Изабель не объявлялась. В тот вечер я устраивал вечеринку, и она тоже должна была прийти.

– Почему вы пригласили Изабель? – поинтересовалась Пия. – В понедельник у меня сложилось впечатление, что вы не особо высокого мнения о ней.

На губах Ягоды появилась легкая улыбка.

– Я этого и не делал, – возразил он. – Но мое личное мнение не играет никакой роли. Фрау Керстнер у меня работала, и свою работу она выполняла хорошо.

– Она у вас работала?

– Да. Она всегда жаловалась, что ей срочно нужны деньги, и я предложил ей работать у меня.

– Какие у нее были обязанности? – спросил Боденштайн.

– В «ЯгоФарм АО» она отвечала за работу с клиентами. – Ягода опять улыбнулся. – Нашим клиентам очень нравилось, когда с ними работала фрау Керстнер.

Боденштайн начал догадываться.

– Как далеко распространялась эта работа с клиентами?

– Четких инструкций в этом отношении не существовало. – Ягода сделал неопределенное движение рукой. – Но наши клиенты были очень расположены к ней.

– Ну хорошо… – Боденштайн откашлялся. – На какую встречу в субботу вечером она не явилась?

– У меня были гости, – ответил Ягода, – несколько важных клиентов. Изабель должна была ими заниматься.

– Фридхельм Дёринг тоже был на вашей вечеринке?

– Да, он был. Он приехал около восьми.

– Он тоже был клиентом «ЯгоФарм АО»?

– Мы деловые партнеры. – Взгляд Ягоды был спокойным и уверенным, но при этом он интенсивно болтал носком ноги под столом.

– Вам известно, что у фрау Керстнер были интимные отношения не только с вашим администратором господином Кампманном, но и с Фридхельмом Дёрингом?

– В самом деле? – Физиономия Ягоды оставалась непроницаемой. – Нет, я этого не знал.

– Кстати, это общепринятая практика в вашей фирме, что все сотрудники получают зарплату наличными? Фрау Керстнер оплатила «Порше Бокстер» в «Порше»-центре в Хофхайме наличными. – Боденштайн смотрел на Ганса Петера Ягоду испытующе, но лицо бизнесмена оставалось спокойным.

– Фрау Керстнер настояла на том, чтобы получать свою зарплату наличными, – невозмутимо ответил он. – Полагаю, она не хотела, чтобы ее муж знал об этом.

Внезапно у Боденштайна в голове пронеслась мысль, но это произошло так быстро, что он не успел ее зафиксировать, однако внутри осталось ощущение недоверия. Они задали Ягоде еще несколько вопросов, после чего тот вежливо дал понять, что, к сожалению, у него нет больше времени.

Боденштайн рассказал Пие о своем подозрении.

– Шантаж? – спросила она удивленно.

– Да, – кивнул Боденштайн. – Я нахожу вполне реальным, что Ягода с помощью Изабель Керстнер занимался вымогательством с применением шантажа. В субботу вечером она должна была опять переспать с клиентом, который чинил какие-то препятствия. И когда она не появилась, Ягоду это взбесило. Для него на карту поставлено слишком много, и если он не может удержать своих клиентов легальными средствами, то в ход идут иные.

Немного подумав, Пия кивнула.

– Акционеры, которые неожиданно отозвали свои жалобы из суда. И банк, который вдруг вновь предоставил кредит. Возможно, он здесь что-то провернул.

– Мы должны еще раз поехать на квартиру Изабель Керстнер, – сразу заспешил Боденштайн. – Я уверен: мы что-то упустили.

В «куполе» «Цауберберга», где жила Изабель Керстнер, Оливера и Пию ждал неприятный сюрприз. Кто-то нарушил официальную печать и открыл дверь. Квартира была не просто опустошена, а практически превращена в нежилое помещение. Вся мебель исчезла, даже мебельная стенка отсутствовала. Кто это сделал? Фридхельм Дёринг, поспешивший уничтожить возможные следы?

– Он действительно считает нас идиотами? – Боденштайн все больше злился на Дёринга. Этот человек во всем деле играет совершенно непонятную роль. Даже если он, на первый взгляд, не имел оснований убивать Изабель Керстнер, создавалось впечатление, что он знает гораздо больше, чем рассказал. У Боденштайна не было желания еще раз слушать ложь Дёринга.

Пия отправилась к жильцам нижних этажей, чтобы узнать, когда из квартиры вывезли мебель, а Боденштайн не спеша, со свирепым лицом, бродил по помещению, засунув руки в карманы брюк. Его шаги отражались эхом от голых стен. У Дёринга не было повода освобождать квартиру, так как и без того не осталось никаких следов, которые могли бы быть использованы для расследования дела. Кроме того, отдел по обеспечению сохранности следов задокументировал все, что оставила первая уборочная бригада. Зачем тогда эти противозаконные действия? Боденштайн остановился на месте, где ранее стояла кровать. Пылинки танцевали в яркой полосе солнечного света, падавшего из окна, и его взгляд задержался на одном участке глянцевого паркетного пола, выложенного квадратами. Его внимание привлекла неправильная форма части паркета. Он опустился на колени и ощупал пол кончиками пальцев. Так и есть! Один из квадратов был пустым. При более тщательном изучении он заметил царапины по краям фрагмента паркета. В этот момент в квартиру вошла Пия.

– Фрау Кирххоф! – крикнул он через плечо. – Взгляните сюда!

Пия появилась в дверном проеме.

– Из соседей или никого нет дома, или они не открывают… Что это вы делаете?

– Вот, – Оливер указал на полый деревянный квадрат. – Нет ли у вас перочинного ножа или чего-то подобного?

Пия подошла ближе и, сев на корточки, извлекла из кармана пилочку для ногтей. Затем вставила кончик пилки в узкий шов и поддела кусок паркета.

– Готова поспорить, это они и искали, – улыбнулась она и влезла рукой в отверстие в полу.

– Я тоже так думаю, – подтвердил Боденштайн.

Пия ощупала руками полое пространство. Прежде всего, она передала шефу потрепанную записную книжку карманного формата. Улыбка победителя промелькнула на лице Боденштайна, когда он кончиками пальцев начал листать книжку. В квадрате под полом Пия нашла еще несколько вещей, и в том числе плоскую кассету для денег, которая оказалась не заперта. Внутри нее была пачка новехоньких купюр по пятьсот евро, кипа фотографий, перетянутых резинкой, две золотые цепочки, несколько колец и пять маленьких кассет для автоответчика. Последней Пия вынула целую стопку DVD-дисков.

– Так, – Боденштайн выпрямился и отряхнул пыль со своих брюк, – сейчас я действительно загорелся желанием узнать, что здесь спрятала дорогая Изабель.

На экране появилось лицо Изабель Керстнер. Действительно симпатичное лицо с высокими скулами, большими зелеными глазами и чувственным ртом с полными губами и белыми сверкающими зубами. Она разлеглась на кровати в очень плотно облегающей одежде и придвинулась к камере.

– Сегодня воскресенье, шестое августа две тысячи пятого года, – сказала она. – Ровно девятнадцать тридцать. Я жду высоких гостей.

Она глупо хихикнула, с непристойной ухмылкой приняла позу перед камерой, обхватила руками свои груди и провела кончиком языка по губам. Над ее пупком была отчетливо видна татуировка в виде дельфина.

– У меня как раз прекрасный сюрприз для моего шефа.

В глубине квартиры раздался звонок.

– О! – воскликнула Изабель. – Это он. Пунктуален до секунды.

Покачивая бедрами, она направилась к двери и исчезла из кадра. Послышались отдаленные голоса. Прошло одиннадцать минут, прежде чем Изабель вновь появилась на экране. Позади нее стоял Ганс Петер Ягода, который прямиком направился к шкафу и бросил вовнутрь недоверчивый взгляд. Он не предполагал, что Изабель работала двумя камерами, и камера, которая снимала его, была так искусно установлена, что охватывала всю постель и дверь в ванную.

– Не получится так, что я тоже попаду в наш киноархив? – спросил он.

Изабель засмеялась и начала стягивать с его шеи галстук.

– Оставь. – Ягода посмотрел на часы. – У меня сейчас нет времени на эти игры.

– Ну перестань. – Женщина соблазнительно улыбнулась.

– Прекрати. – Он отстранил ее от себя. – Я хочу, чтобы ты хорошенько потрясла этого малого. Если добьешься того, что он занюхает перед камерой пару кокаиновых «дорожек», это будет дополнительный бонус.

– Нет проблем, – хихикнула Изабель. – Это такой похотливый тин, что сделает все, что я ему скажу. Дома, у «мамочки», он, наверное, развлекается только в темноте. Скорее всего, она такой же бегемот, как твоя жена… Тебе действительно уже надо идти?

Она опустилась на кровать и растянулась. Решимость Ягоды, кажется, поколебалась. Какое-то время он смотрел на Изабель, потом опять бросил взгляд на часы.

– Да что же это такое! – Он стал расстегивать свой пиджак. – Пусть подождут. Как-никак, я их шеф.

Еще больший интерес, нежели то, что они продемонстрировали перед камерой менее чем через семь минут, представляло содержание их разговоров. Они говорили о людях, чьи имена Боденштайну и его коллегам не были знакомы, но было понятно, за что на самом деле Ягода платил Изабель Керстнер. Изображая из себя серьезного порядочного человека, он с помощью явного шантажа вынуждал своих клиентов, в том числе разозлившихся акционеров, руководителя кредитного отдела и председателя правления обслуживающего банка, к лояльности с зубовным скрежетом. Несомненно, небольшой милый фильм с компрометирующим содержанием представлял собой серьезную силу.