Текст книги "Ненавистная фрау"

Автор книги: Heлe Нойхаус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)

– Господи, как вы меня испугали! – воскликнула она и быстро нажала клавишу, чтобы выйти из программы, в которой работала. Тем не менее Боденштайн успел заметить, что она была в системе «банк-онлайн».

– Я не знал, что вы дома, – ответил Оливер.

Фрау Кампманн встала и прислонилась к письменному столу, скрестив руки на груди. Ее взгляд скользил по одежде Боденштайна, которая была измазана грязью и кровью.

– Вам интересно, где сейчас находится ваш муж? – спросил он.

– Вы его схватили? – Обеспокоенность фрау Кампманн ограничивалась определенными рамками. Она, казалось, больше не принимала участия в судьбе своего супруга, зато явно нервничала. Ее гипертрофированная веселость исчезла, и впервые с тех пор, как Боденштайн с ней познакомился, поведение женщины было естественным.

– Да, – ответил Оливер, – он арестован. Получил повреждения и сейчас находится в больнице в Хофхайме.

Трудно было понять, потрясла эта новость Сюзанну Кампманн или нет, так как ее лицо абсолютно ничего не выражало и было недвижимым, как у мраморной статуи, только глаза бегали по сторонам. Боденштайн заметил, что ее рука перевязана.

– У вас тоже травма? – спросил он.

– Я порезалась. – Фрау Кампманн натянула рукав пуловера на повязку.

– Состояние вашего мужа, кажется, вас не особенно трогает, – заметил Боденштайн. – Впрочем, я, кажется, оторвал вас от важной работы?

– Я готовлю счета для людей, которые вчера выехали отсюда, – солгала женщина, при этом даже не покраснев.

– В то время как ваш муж преследуется полицией по подозрению в убийстве, вы садитесь в кабинете за стол и составляете счета? – недоверчиво спросил Боденштайн. Его взгляд упал на безнадежно заваленный письменный стол, на котором под кипой бумаг виднелась пачка наличных денег. Вдруг он начал понимать, что в действительности делала женщина. Сюзанна, конечно же, занималась не счетами. Очевидно, она не рассчитывала на то, что полиция опять появится так скоро.

– Я этого не знала, – с вызовом возразила Кампманн. – Когда я вернулась домой, дверь была распахнута настежь и во дворе лежали картонные коробки. А моего мужа след простыл.

Она скорчила пренебрежительную гримасу, и в ее взгляде отразилось глубокое презрение.

– Он мог бы сейчас воспользоваться вашей помощью, – предположил Боденштайн.

– Я ему достаточно часто помогала, – ответила фрау Кампманн. – Сейчас пусть сам выбирается из того дерьма, в которое вляпался. Мне все равно.

Боденштайн разом понял, что Сюзанна ненавидела своего мужа, поскольку своими шашнями с Изабель тот разрушил совершенный фасад их гармоничной семьи, которая была для нее жизненно важной.

– Может быть, теперь вы расскажете мне, что действительно произошло в субботу четырнадцать дней назад? – спросил Оливер, и, к его удивлению, фрау Кампманн сразу перешла к делу.

– Мой муж убил Изабель, – сказала она, – так как та больше не хотела его знать.

– Откуда вам это известно? – спросил Боденштайн. – Вам это рассказал ваш муж?

– Какое это имеет значение? Вы должны радоваться, что раскрыли убийство. – Фрау Кампманн нервным движением заправила за ухо светлые волосы, которые у корней отросли сантиметра на два, обнажив более темный цвет. Без макияжа ее лицо было грубым и простым.

– Думаю, это имеет значение, – возразил Боденштайн.

– Мой муж считал меня идиоткой. – В ее голосе послышалась горечь. – Он думал, что я не понимаю, как он запал на эту блондинистую вертихвостку. Он сказал мне, что потерял все деньги в сделках с акциями, при этом хотел купить дом в Ирландии. Собирался уехать туда с ней. – Она злобно засмеялась. – Но потом Изабель дала ему отставку, совершенно спокойно. Потому что у нее не было желания торчать в этой дождливой Ирландии с таким занудой, как он. – Фрау Кампманн пожала плечами. – Это был тяжелый удар по тщеславию Роберта, когда он узнал, что она использовала его исключительно для времяпрепровождения. И потом она пригрозила, что предаст огласке его делишки здесь, в конюшне. Когда он понял, что у него больше нет с ней шансов, он ее возненавидел.

– До такой степени, что решил убить? – Боденштайн был насторожен, несмотря на арест Кампманна.

– Оскорбленное тщеславие. – Фрау Кампманн презрительно фыркнула. – И так же оскорблена была и Ягода. Она всегда терпеть не могла Изабель. Предел наступил, когда она узнала, что Изабель и ее мужа затащила в свою постель.

– Она же ничего об этом не знала, – заметил Боденштайн.

Фрау Кампманн зло рассмеялась:

– Конечно она все знала. Мой муж и она строили планы убийства. Они ее выслеживали.

– Изабель убил ваш муж вместе с Марианной Ягодой? – Боденштайн выпрямился.

– Да, это так, – кивнула Сюзанна Кампманн. – Они столкнули ее с этой башни.

Боденштайн задумчиво посмотрел на женщину. Фрау Кампманн не знала, как в действительности умерла Изабель Керстнер.

– Вы сказали мне, что когда вернулись домой, то увидели вашего мужа спящим на диване. В котором часу это было?

– Примерно в половине второго. – Сюзанна смотрела остановившимся взглядом, не мигая.

– А когда вы узнали, что ваш муж и фрау Ягода убили фрау Керстнер?

– Я точно не знаю. Где-то на прошлой неделе.

– От кого? – Боденштайн осторожно переместил свое тело. Каждый мускул и каждая косточка испытывали адскую боль.

– Я это узнала, и все. Вопрос исчерпан.

– Я бы хотел проверить ваше алиби. Вы не могли бы дать мне номер телефона и адрес ваших родителей?

– Разумеется, – холодно улыбнулась женщина. Она обернулась, взяла шариковую ручку и что-то нацарапала на бумаге.

Зажужжал мобильный телефон Боденштайна. Во дворе залаяла собака, затем лай превратился в радостное поскуливание. Фрау Кампманн посмотрела в окно, а Боденштайн нажал кнопку приема звонков. Это была Пия. Он отвернулся и тихо сказал:

– Я не могу сейчас говорить. Скоро перезвоню.

Краем глаза он уловил некое движение, а когда поднял глаза, увидел перед собой конюха Кароля, который вырос как из-под земли. Он стоял с лицом, лишенным каких-либо эмоций, и держал в руках бейсбольную биту. Боденштайн отошел назад, его сердце колотилось как бешеное.

– Дай сюда свой мобильник! – Кароль протянул руку.

Боденштайн понял, что у него нет возможности сбежать. Кароль был великаном, к тому же натренированным до кончиков пальцев, в то время как у него болел каждый миллиметр тела.

– Не делайте глупостей, – сказал он фрау Кампманн, но она лишь равнодушно улыбнулась.

Кароль просунул руку под пиджак Боденштайна, вытащил из его плечевой кобуры оружие и передал его фрау Кампманн. Затем толкнул Боденштайна на один из стульев, стоящих в кабинете, заломил ему за спину руки и замотал клейкой лентой запястья и щиколотки.

– Вы совершаете ужасную ошибку, фрау Кампманн! – воскликнул Боденштайн, отчаянно надеясь, что у жены инструктора по верховой езде хватит ума не застрелить его. Как только его угораздило попасть в такую ситуацию?

– Заткнись! – прорычал конюх и, недолго думая, заклеил ему и рот полоской клейкой ленты. Так как Оливер сидел на стуле лицом к стене, то мог только слышать, что происходило за его спиной.

– Давай скорее, – раздался голос фрау Кампманн, – мы должны исчезнуть отсюда, прежде чем кто-нибудь появится.

– Ты все приготовила? – спросил Кароль.

– Да, да…

Это было последнее, что слышал Боденштайн, так как неожиданный удар, который он получил по затылку, был такой силы, что из глаз посыпались искры и главный комиссар потерял сознание.

Словно сквозь туман, Боденштайн услышал чей-то голос. Когда он открыл глаза, то увидел перед собой озабоченное лицо пожилой женщины. У него все двоилось перед глазами, и прошло несколько секунд, пока он вспомнил, где он вообще находится.

– Вы меня слышите? – Женщина была взволнована и растеряна. – О господи, как все это ужасно! Что же мне делать?

Боденштайн повращал глазами в надежде, что женщина догадается его освободить. С истерическим кудахтаньем она сняла с его рта клейкую ленту, причинив ему невероятную боль, затем разрезала ножницами ленту, которой были связаны руки и ноги.

– Большое спасибо. – Боденштайн глубоко вздохнул и потер запястья. Сколько же он просидел здесь без сознания? За окном уже почти стемнело.

– Что здесь происходит? – Голос женщины был неприятно резким. – И что с моей лошадью?

Боденштайн вспомнил, что он уже видел сегодня эту пухленькую даму. Это на ее лошади сбежал Кампманн.

– Она в ветеринарной клинике в Руппертсхайне, – сообщил он и поднялся. – Вы знаете, который час?

– Сейчас половина девятого, – ответила женщина с ноткой укора в голосе. – Я абсолютно одна во всем комплексе. Вчера отсюда выехала половина конюшни. Я совершенно не могу понять, что произошло.

– Вы видели фрау Кампманн?

– Нет, – женщина помотала головой, – но ее машины здесь нет. Наверное, она опять отправилась за покупками.

Неуверенным шагом Боденштайн поплелся к письменному столу. Его голова гудела, перед глазами все плыло. Он поискал свой мобильный телефон и понял, что его здесь нет. Чертыхаясь, Оливер опустился на стул. Наличные деньги, которые лежали на столе, исчезли, сейф, вмонтированный в стену между книжными полками, открыт настежь и совершенно пуст. Фрау Кампманн и Кароль основательно вытрясли кассу и, вероятно, уже исчезли.

– Это не ваш мобильный?

Оливер взглянул на аппарат.

– Он валялся во дворе, – сказала женщина, передавая ему телефон.

Боденштайн поблагодарил ее и сразу обнаружил, что на дисплее трещина. Но аппарат еще функционировал. Оливер набрал номер Пии, но сработала только голосовая почта. Это неудивительно, так как в больницах нет приема мобильной связи.

– Что же мне теперь делать? – спросила женщина.

– Поезжайте навестить вашу лошадь, – предложил Боденштайн и встал. Вообще-то он мечтал только о горячей ванне и постели, но перед этим ему необходимо было срочно поговорить с Кампманном. Главный комиссар вышел из дома и направился к своему «БМВ», чтобы по рации объявить в розыск Сюзанну Кампманн и конюха Кароля, которые, ко всему прочему, наверняка были настроены решительно и в довершение всего были еще вооружены.

Роберт Кампманн лежал в постели в отдельной палате. Он был удручен и бледен. Ему наложили на руку гипс и зашили рваную рану на голове. В коридоре перед дверью его палаты сидел полицейский.

– Ваша жена рассказала мне пару интересных вещей, – поведал Боденштайн, который едва ли чувствовал себя лучше, чем мужчина, лежавший перед ним в кровати. – Вам пора уже начать говорить правду.

Инструктор посмотрел на него глазами, налитыми кровью.

– Давайте же, Кампманн! – Пия пренебрегла формальным обращением. – Нам известно, что двадцать седьмого августа вечером вас не было дома. Ваша жена сказала нам, что это вы вместе с Марианной Ягодой убили Изабель Керстнер.

Инструктор глубоко вдохнул воздух. Его потрескавшиеся губы задрожали. С поврежденным лицом, загипсованной рукой и проступающими кругами под глазами, он являл собой жалкую картину, но Боденштайн больше не испытывал к нему сочувствия.

– Хорошо, – сказал он через некоторое время. – Вы имеете право не говорить ничего из того, что может нанести вам вред. Завтра вас отправят в следственную тюрьму, и прокуратура выдвинет против вас официальное обвинение в убийстве Изабель Керстнер. И тогда вы больше никогда не выйдете на свободу.

Инструктор сжал губы, повернул голову в сторону и сделал беспомощный жест неповрежденной рукой. Казалось, он внезапно осознал всю безысходность своей ситуации.

– Я ее не убивал, – проговорил он плаксивым голосом. – Но вы ведь не верите ни единому моему слову.

– Потому что вы ни разу не сказали правду, а только лгали. – Пия наклонилась вперед. – Почему мы должны верить вам сейчас?

Кампманн с безмолвным отчаянием смотрел на стену.

– Вам все это не понять, – произнес он наконец глухим голосом, в котором слышалась горечь. – Вы не знаете, что это такое, когда нет денег. Вам незнакомо это унизительное чувство – ощущать себя бедным в окружении людей, которые вот так запросто могут купить себе «Порше», на выходные полететь в Нью-Йорк и не моргнув глазом приобрести на аукционе лошадь за полмиллиона. Людей, которые не задумываются, когда покупают седло за три тысячи евро, хотя их ребенок едва держится на лошади!

Он провел бессильным движением руки по глазам.

– У моей жены были большие запросы, – продолжал он, – а я всегда был неудачником. После того как конноспортивный комплекс моих родителей был продан с аукциона, я не знал, как оплатить долги, но потом все вдруг изменилось к лучшему. Я познакомился с Ягодой, и он предоставил мне возможность заработать деньги. Я никогда не спрашивал, были ли эти сделки честными или нет, я хотел лишь избавиться от моих долгов. Они купили конноспортивный комплекс и сделали меня управляющим. Впервые после долгих лет я забыл, что такое иметь проблемы. У нас появился красивый дом, две машины, я зарабатывал хорошие деньги. Моя жена могла посещать бутики, и я был в состоянии дарить ей красивые украшения. Наконец она перестала предъявлять претензии. Все финансовые проблемы растворились в воздухе.

Кампманн глубоко вздохнул.

– Совершенно неожиданно, – прошептал он, – я обрел имя. Люди уважали меня. Они набивались мне в друзья, просили совета, они обожали меня и никогда не подходили ко мне критически. Они легко могли заплатить за лошадь больше, чем та стоила в действительности. Они никогда этого не замечали и всегда были довольны.

– Ваша жена утверждает, что Изабель вас шантажировала и хотела рассказать вашим клиентам правду о махинациях с лошадями, – заметила Пия. – Если бы фрау Ягода об этом узнала, это стоило бы вам вашей доходной работы или нет?

– Вероятно, да, – вздохнул Кампманн.

– И хотя она попыталась вас шантажировать, вы собирались оставить вашу семью и уехать с Изабель в Ирландию?

– Это моя жена себе насочиняла, – покачал головой Кампманн. – Я сказал ей, что потерял на спекуляциях деньги, которые заработал на сделках для Ягоды. Я не хотел, чтобы она их просто бессмысленно разбазарила. Тогда моя жена разузнала, что я решил купить дом в Ирландии. Это вообще не имело никакого отношения к Изабель, но Сюзанна пригрозила, что расскажет Марианне Ягоде о моих сделках, если я немедленно не позабочусь о том, чтобы Изабель навсегда исчезла из конюшни и из нашей жизни.

– И что вы сделали?

Кампманн пожал нетравмированным плечом.

– Ничего. Я подумал, что Сюзанна вновь успокоится, если Изабель окажется в Аргентине.

– Так вы знали об этом?

– Да, – подтвердил Кампманн. – Изабель сказала мне, что замужество с сыном Дёринга – это шанс в ее жизни. Он очень богат и сможет дать ей все, о чем она только мечтала. Она даже предложила мне поехать вместе с ней в Аргентину. В таком огромном имении для меня точно нашлась бы какая-нибудь работа.

– И для вас вообще ничего не значил тот факт, что Изабель хотела выйти замуж за другого человека? – спросил Боденштайн. – У меня создалось впечатление, что она имела для вас существенное значение.

Кампманн поднял глаза и пристально посмотрел на Боденштайна. Его глаза налились кровью и сильно блестели.

– Я ее любил, – ответил он. – Она мне во многом помогла и, в отличие от других, никогда не давила на меня. Я с удовольствием проводил с ней время, но не более того. Как женщина, она требовала слишком большого напряжения.

– Зачем вы в субботу еще раз приезжали к ней? – поинтересовался Боденштайн.

– Я отдал ей деньги, которые был ей должен, – прошептал Кампманн, – и хотел убедить ее не ехать в Аргентину, так как опасался, что там ее убьют.

– Почему?

– У нее были эти фотографии, которыми она собиралась шантажировать Марианну Ягоду. Я умолял ее этого не делать, но она была твердо убеждена в том, что Ягода даст ей за эти фотографии двести пятьдесят тысяч евро, а потом намеревалась оставить ее в покое.

– Изабель шантажировала Марианну Ягода? – спросил Боденштайн.

– Да, – кивнул Кампманн. – Каким-то образом она выяснила, что родители Марианны погибли в результате не несчастного случая, а поджога. Она завладела фотографиями, с помощью которых якобы могла это доказать, и отправилась к Ягоде. Та пообещала ей денег. Но я был совершенно уверен, что в действительности она и не собиралась давать Изабель деньги.

Боденштайн и Пия обменялись взглядами. Если это было правдой, лгала Марианна.

– Что в действительности произошло двадцать седьмого августа? – спросил Боденштайн.

Инструктор на мгновение закрыл глаза, затем снова открыл их и начал говорить.

– Когда я в обед приехал домой, – сказал он сдавленным голосом, – моя жена набросилась на меня, как фурия. Она знала, что я был у Изабель, и обругала меня, затем, взбешенная, уехала. Вечером в конюшню приехала Изабель. Она хотела поговорить со своим мужем, но тот не обращал на нее никакого внимания. Тогда она попыталась найти Дёринга. Я сказал ей, что у меня нехорошие предчувствия и она ни в коем случае не должна встречаться с Марианной. Но она возразила, заявив, что, прежде чем улететь на следующее утро в Буэнос-Айрес, должна получить еще обещанные деньги. Тогда я решил поехать за ней следом, так как по-настоящему за нее боялся. Марианна Ягода – не та женщина, которая позволит себя шантажировать.

Кампманн сделал паузу. Ему потребовалось некоторое время, прежде чем он продолжил свой рассказ.

– Итак, я поехал в Руппертсхайн и поднялся в квартиру Изабель. Она накричала на меня, сказала, что ей нужны деньги, а я ей все испорчу. – Мужчина опять вздохнул. – Неожиданно в квартире появились Кароль и Ягода. Тогда мне стало ясно, что я оказался прав, высказывая свои опасения.

Голос инструктора затих, он боролся со слезами. Его ввалившееся лицо окаменело. Впервые с тех пор, как Боденштайн узнал Кампманна, он был убежден, что тот говорит правду.

– Я испугался, – прошептал он. – Кароль набросился на Изабель. Она кричала, чтобы я ей помог, но… но я этого не сделал. Я просто стоял и смотрел, как он ее убивает. Ягода сказала, что знает все обо мне и Изабель. Если… если я буду в дальнейшем вести себя как немецкая овчарка, со мной ничего не случится.

– Как немецкая овчарка? – удивленно переспросила Пия.

– Держать язык за зубами и слушаться.

Роберт глубоко вздохнул.

– Кароль сделал Изабель инъекцию, – продолжил он потом, – Ягода наблюдала. Затем она сказала, что должна уйти, а мне нужно помочь Каролю обыскать квартиру, а затем все тщательно убрать. И если я хоть слово скажу про то, что здесь видел, со мной случится то же, что и с Изабель. В этом я ни секунды не сомневался. Что мне оставалось делать? Изабель была мертва.

На какой-то момент в больничной палате воцарилась тишина. Кампманн тяжело дышал. Воспоминание о том субботнем вечере, казалось, было для него тяжким бременем.

– Что происходило потом? – спросил Боденштайн безжалостно.

– Мы убрали квартиру. Изабель облегчила им задачу: приготовившись к отъезду на следующий день, она уже упаковала все вещи в чемодан. Кароль завернул труп Изабель в пленку и отнес в подземный гараж… – Голос Кампманна дрожал. – Он положил ее в багажник ее же автомобиля. Я должен был следить, чтобы никто не застал его за этим занятием. Кароль заставил меня отогнать «Порше» на парковочную площадку, которая находилась поблизости. Там он освободил труп Изабель от пленки, положил ей в карман брюк ключи от машины, перекинул ее, как мешок, через плечо и понес на башню. Потом сбросил ее вниз.

– А что делали вы в это время? – спросила Пия. – Вы ведь могли сбежать.

– Я попытался. – Кампманн засмеялся, но в его смехе слышалась горечь. – Кароль догнал меня и ударил бейсбольной битой. Из-за этого синяк под глазом. С тех пор я боюсь за свою жизнь. Потом мы пошли пешком назад к «Цаубербергу» и поехали на моей машине домой. Я выпил две бутылки красного вина, чтобы хоть как-то привести в порядок свои нервы. Вот и все.

– Вы ему верите? – спросила Пия своего шефа, когда они немного погодя шли по длинному коридору к выходу больницы.

– Да, я думаю, что так все и происходило, – задумчиво кивнул Боденштайн. – Марианна Ягода ненавидела Изабель. Кроме того, она могла опасаться, что раскроется дело с убийством ее родителей, о котором она, вполне вероятно, знала. Марианна заплатила Каролю за убийство Изабель.

– Но откуда у нее пентобарбитал? Его не так просто приобрести в аптеке.

– Это нам еще предстоит узнать. – Боденштайн пожал плечами и застонал, потому что даже это движение причинило ему боль.

– Что с вами? – озабоченно спросила Пия.

– У меня сплошные ушибы.

Оливер нажал кнопку лифта и стал размышлять, надо ли ему рассказывать своей коллеге о неловком случае в больнице Бад-Зодена. Дверь лифта сдвинулась в сторону, Боденштайн пропустил Пию и посмотрел на нее.

– Если вы поклянетесь, что об этом не узнает ни одна живая душа, то я расскажу вам об одном из самых неприятных событий в моей жизни.

Пия с удивлением посмотрела на него и подняла руку для клятвы.

– Я клянусь, – заверила она торжественно.

Лифт остановился на первом этаже. Больничный холл был пуст, только в регистратуре сидел молодой человек, который скучал, отбывая ночное дежурство.

– Пойдемте куда-нибудь перекусим, – сказал Боденштайн. – Тогда я смогу рассказать вам это во всех подробностях. Но не забудьте вашу клятву!