Текст книги "Ненавистная фрау"

Автор книги: Heлe Нойхаус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)

– Это означает, что вы обанкротились.

– Так же, как и «ЯгоФарм». – Она тихо засмеялась, не весело, но смиренно. – И если Ягода сейчас еще узнает, что Роберт его обманывал, устраивая сделки по продаже лошадей, то муж лишится и этой работы.

– Я думаю, это не так просто. Вы и ваш муж слишком много знаете о криминальных сделках супругов Ягода.

– Господина Ягоды – возможно. – Фрау Кампманн скривила лицо. – Она же никогда ни во что не вмешивалась. Как-никак, у нее достаточно бабок. Для нее важен только этот комплекс.

Боденштайн увидел в окно, как открылись ворота и через некоторое время во двор въехал серебристый внедорожник Кампманна.

– Вы знали, что у вашего мужа была связь с Изабель?

Фрау Кампманн резко отвернулась. Ее глаза замигали. Она опять взяла нож и суетливыми движениями начала крошить овощи. Боденштайн внезапно посмотрел на эту женщину иными глазами. Сюзанна Кампманн не была образчиком самоотверженности – настоящая львица, которая, если понадобится, защитит свою собственность когтями и зубами. К этой собственности относился и ее муж, даже если он неверен.

– Ну хорошо, – сказал Боденштайн. – Вы знаете, что делал ваш муж в субботу вечером после того, как вы уехали к вашим родителям?

– Понятия не имею. – Сюзанна Кампманн смотрела в окно, наблюдая за тем, как ее супруг вышел из машины и направился к дому. – Вероятно, он что-то выпил и сидел перед телевизором. Когда я вернулась домой, он лежал на диване и спал.

– В самом деле? – Боденштайн поднял брови. – Ваш муж сказал мне, что вы той ночью вообще не возвращались домой.

– Глупости, – возразила она, – я никогда нигде не остаюсь ночевать.

Дверь открылась, и в кухне появился Роберт Кампманн. Он был бледен, и лицо его казалось напряженным.

– Добрый день, – поприветствовал он Боденштайна, затем нервно перевел взгляд на окно, как будто ждал какой-то беды, еще большей, чем уголовная полиция в их доме.

– Добрый день, господин Кампманн, – ответил Боденштайн. – Не буду вас больше задерживать, приятного дня.

Он поблагодарил фрау Кампманн за информацию и вышел.

Тордис как раз завершила занятия и снимала с лошади седло. В этот момент во двор, скрипя шинами, стремительно въехал автомобиль и остановился перед конюшней. Вслед за ним на той же скорости въехала вторая машина. Боденштайн и Тордис с любопытством посмотрели в открытое окно бокса.

– Кто это? – спросил Оливер, когда мужчина с разгневанным лицом прямиком зашагал в направлении дома. За ним по пятам шел второй мужчина. Боденштайн вспомнил о нервозности Кампманна. Похоже, он ожидал этого визита.

– Это доктор Хельмут Маркуардт, – объяснила Тордис. – Второй – Джон Пейден. Что это с ними?

Боденштайн смутно припоминал, что уже однажды слышал эти имена.

– Маркуардты, – пояснила Тордис с легкой иронией в голосе, – самые зависимые и самые верные клиенты великого гуру Кампманна. За последние четыре года они купили у него трех действительно дорогих лошадей для выездки, но ни одна из них не стоит и ломаного гроша.

– Так же, как было и с Барбарой Конрэди?

– Еще хуже, – ответила Тордис. – То, что Маркуардт заплатил в последние годы Кампманну только за объездку, за занятия своей дочери и сопровождение на турниры, составило сотни тысяч. Плюс сверхдорогие лошади, так что все вместе – это внушительная сумма!

– Но почему люди никогда ничего не замечали? – спросил Боденштайн.

– Никто никогда не отважился бы усомниться в честности Кампманна. – Тордис усмехнулась, но потом стала серьезной. – Если здесь кто-то открывал рот, его сразу считали склочником и начинали прессовать. Кампманны разработали беспроигрышную стратегию, как наказывать людей. Она заключалась в том, что они переставали с ними разговаривать.

– Переставали разговаривать? – удивленно переспросил Боденштайн. – Они переставали разговаривать со своими клиентами?

– Здесь как в секте. – Тордис понизила голос. – Каждый жаждет только расположения Кампманна. Наказание в виде пренебрежения равносильно изгнанию. – Она хихикнула.

– Тем не менее должен же удивлять людей тот факт, что они на своих дорогих лошадях не достигают никаких успехов.

– Я верю в Роберта Кампманна, во всемогущего единственного истинного бога… – с издевкой протянула Тордис. – Ведь все они не имеют об этом никакого представления и слепо доверяют инструктору. Даже если бы им кто-то сказал в лицо, что Кампманн в действительности делает с их лошадями, или, точнее сказать, не делает, они бы ни за что не поверили. Они просто не хотят этого видеть.

Тордис покачала головой. Во двор въехали еще два автомобиля с прицепами, а за ними – большой фургон для перевозки лошадей. Люди вошли в конюшню.

– Мы выезжаем, – проходя мимо и всхлипывая, сообщила Тордис какая-то девушка, очевидно дочь Маркуардта. – Мой отец вне себя от гнева!

– Кажется, кто-то все же уже понял, в чем дело, – сухо сказал Боденштайн.

– Я не хочу злорадствовать, – вздохнула Тордис, – но все-таки где-то рада. Как они все превозносили Кампманна, а он их при этом только хладнокровно обирал!..

– Мне кажется, он попал в довольно затруднительное положение, – заметил Оливер.

– Поделом ему! – В голосе Тордис слышались нотки презрения. – Это все и так слишком долго продолжалось.

– Я, вероятно, ошибся в Кампманне, – признался Боденштайн и задумчиво посмотрел в окно конюшни на дом, где жил Кампманн. – У меня создавалось впечатление, что он не особенно умный человек.

– Это верно, – подтвердила Тордис и повела лошадь в бокс. – Он завидует каждому, кто, на его взгляд, имеет больше, чем он сам. Его идол – деньги, и ради них он готов на все.

Появилась еще одна машина и подъехала непосредственно к дому Кампманна. Боденштайн увидел Марианну Ягода, которая выгрузила себя из своего «Кайенна» и энергичными шагами направилась к дому Кампманна, где уже бурно и громко с инструктором беседовали Маркуардт, Ноймейер и Пейден.

– Жаль, – Боденштайн бросил взгляд на часы, – мне нужно еще заехать в комиссариат. Хотелось бы узнать, чем это все закончится.

– Я здесь еще побуду и представлю вам потом отчет, – пообещала Тордис.

Пятница, 9 сентября 2005 года

– Вот протокол допроса Филиппа Дёринга. – Пия, войдя в кабинет Боденштайна, положила перед ним на письменный стол пару листов бумаги.

– Спасибо. – Оливер задумчиво посмотрел на нее. – Вы верите в историю, которую рассказал нам Дёринг-младший?

– На сто процентов. – Пия села на один из стульев для посетителей. – Он был слишком перепуган, чтобы лгать. К тому же у него нет оснований водить нас за нос.

Боденштайн полистал протокол, нашел нужное место и еще раз прочитал его.

– Он познакомился с Изабель через своего отца, – пробормотал он. – Она в него влюбилась, пока не заметила, что женщины его вообще не интересуют. Но тем не менее они строили общие планы на будущее и даже хотели пожениться. Как это понимать?

– Возможно, они просто спелись, – предположила Пия. – У Филиппа денег куры не клюют, и он мог предложить ей жизнь, о которой она всегда мечтала, и за это не требовал никаких особых встречных услуг.

– Да, это понятно, – Боденштайн потер глаза, – но какую выгоду в этом случае имел бы он? Этого я не могу понять.

– Действительно странно, – размышляла Пия вслух. – Несмотря на то что Филипп знал, что она спит с абсолютно незнакомыми мужчинами и при этом снимает порно на видео, он хотел на ней жениться.

На письменном столе Боденштайна зазвонил телефон.

– Мы сейчас поедем в Вайтерштадт. Я хочу еще раз поговорить с Ягодой, – сказал он Пие, прежде чем взять трубку.

Она кивнула и вышла из кабинета. Звонила Козима, чтобы сообщить и хорошие, и плохие новости.

– Я в больнице, – поведала она. – Вчера сломала себе лодыжку.

– Боже мой! Как это случилось? – Боденштайн предчувствовал какие-то неприятности.

Козима начала подробно описывать произошедшее:

– Мы ехали по ужасной местности. Наш гид думал, что мы сможем сократить путь, но, к сожалению, из-за сильных дождей пошли оползни. К счастью, все наше снаряжение находилось в двух других джипах, так как тот, в котором сидела я, сейчас лежит в ущелье глубиной метров двести.

Боденштайн закрыл глаза. Одна лишь мысль о том, что Козима чудом избежала смерти или увечья, вызвала у него боль в сердце. С этими экспедициями пора заканчивать.

– Но никто, к счастью, не получил никаких повреждений, кроме меня, – засмеялась она. – Я не могла выбраться из машины так быстро, как другие… Ты слушаешь, Олли?

– У меня пропал дар речи, – признался он. – Когда ты возвращаешься? Клянусь, я больше никогда не позволю тебе никуда уезжать, в крайнем случае…

– Я тебя плохо слышу, – прервала она его, и Боденштайн невольно усмехнулся.

– Когда ты возвращаешься? – повторил он. – Мне тебя ужасно не хватает! – Оливер помолчал некоторое время. – К тому же, – он понизил голос, – я больше не могу гарантировать тебе свою верность, потому что мне перебежала дорогу невероятно привлекательная юношеская любовь со своей еще более привлекательной двадцатиоднолетней дочерью.

У него никогда еще не было тайн от Козимы, и сейчас всю эту историю с Инкой он шутливо возвел в ранг чего-то серьезного.

– Хорошо, тогда я особенно потороплюсь, – сказала Козима на другом краю земного шара. – Раньше я могла отсутствовать четыре недели, и при этом ты не думал о нарушении супружеской верности.

– Одной причиной больше, чтобы в дальнейшем находиться поближе ко мне.

– Посмотрим, – засмеялась она, но потом стала серьезной. – Я тоже по тебе очень скучаю, дорогой. Нужно немного подождать, пока гипс высохнет, после этого мы полетим в Буэнос-Айрес и оттуда домой. Если все удачно сложится со стыковочными рейсами, я вернусь уже в субботу вечером и буду готова на все.

– Ты говоришь, в Буэнос-Айрес? – спросил Боденштайн. Вдруг ему в голову пришла одна идея. Может быть, Козима могла бы в Аргентине побольше разузнать о Филиппе Дёринге…

Некоторое время спустя Ягода сидел напротив Боденштайна и Пии в комнате для посетителей следственной тюрьмы. У него было спокойное, почти веселое лицо.

– Я где-то даже рад, что все уже позади, – признался он.

– Вам довольно долго придется сидеть в тюрьме, – напомнила ему Пия.

– Да уж, – пожал плечами Ягода, – но я ведь это заслужил. Я провернул пару сомнительных дел, но тем не менее это приятное чувство – осознавать, что избавился от жуткого давления и боязни сказать неверное слово. Это продолжительная ложь подорвала мне нервы.

– Ну, – откашлялся Боденштайн, – тогда не имеет значения, получите вы на пару лет больше или меньше.

– Что вы имеете в виду? – Ягода прекратил улыбаться.

– Мы между тем в достаточной степени уверены, что Изабель Керстнер была убита, поскольку вы боялись, что она будет вас шантажировать.

– Что вы сказали? – Ягода выпрямился. – Но это неправда.

– Я считаю это совершенно обоснованным. – Боденштайн удобно откинулся назад. – Вы шантажировали людей, и Изабель об этом знала. Когда-то вы вместе с Дёрингом позаботились о том, чтобы ваши тесть и теща отправились на тот свет во время пожара, но ей об этом также стало известно. И потом, есть порновидео с вашим участием. Изабель имела любовные связи с Кампманном и Дёрингом. Разве непонятно, что это перешло всякие границы вашего терпения?

Ганс Петер Ягода побледнел.

– Нет, – пробормотал он, – нет-нет, это все не так!

– Что же тогда так? – спросила Пия и указала на магнитофон, на который производилась запись. – Расскажите же нам вашу версию того, что произошло двадцать седьмого августа. И, если можно, на сей раз правдивую версию. У нас уже достаточно сказок на пленке.

Ягода поднялся и встал позади своего стула.

– Хорошо, – решительно сказал он некоторое время спустя. – И без того уже все в прошлом. С чего начать?

– Нам уже довольно много известно, – помог ему Боденштайн, – например, о деятельности Кампманна в должности управляющего ваших фиктивных фирм, о платежах, которые вы производили в его адрес.

– Кампманны, – Ягода вздохнул, – были по уши в долгах и всегда стремились войти в высшее общество. Я позаботился о том, чтобы Роберт оплатил свои долги, и дал ему возможность кое-что заработать. За это он время от времени оказывал мне небольшие услуги, абсолютно ничем не рискуя.

– Вы использовали его как подставное лицо для продаж ваших акций, – вставил Боденштайн. – Это однозначно уголовно наказуемое деяние.

– Может быть. За это вы меня также накажете, но к убийству я не имею никакого отношения! – резко ответил Ягода.

– Как Изабель узнала о том, что вы имели отношение к смерти ваших тестя и тещи? – спросила Пия.

– Я почти уверен, что она это узнала от Дёринга.

– Почему он так доверял Изабель, что решил рассказать ей о столь взрывоопасном деле, которое и его касалось не в последнюю очередь?

– Фридхельм многое рассказывает, особенно если он пьян, – ответил Ягода. – Почему бы вам не спросить об этом его самого?

– В данный момент это невозможно, – заметил Боденштайн. – Он получил повреждения и еще не в состоянии отвечать на вопросы. Но это не имеет никакого значения. Откуда Изабель узнала о сговоре с целью убийства родителей вашей жены? Она пыталась шантажировать вас фотографиями Гарденбаха и вашей жены?

Ягода вновь сел на стул и вздохнул.

– Нет.

– Вы уверены? – допытывалась Пия.

– Да, – ответил Ягода. – Я никогда не видел эти фотографии. Она хотела шантажировать меня фильмом, но я ясно дал ей понять, что ей это не удастся.

– Почему нет?

– Потому что я обанкротился. – Ягода сделал беспомощное движение руками и слабо улыбнулся. – Я беден, как церковная мышь.

– Вот как? А где деньги, которые вы заработали на подставной продаже акций «ЯгоФарм»? Вы должны были получить миллионы.

– Большую часть я истратил. Все остальное опять вложил в «ЯгоФарм». Я думал, что смогу ее возродить.

– Как на это отреагировала Изабель?

– Пришла в бешенство, – ответил Ягода. – Она была довольно неблагодарной девочкой. В течение длительного времени Изабель постоянно получала от меня деньги.

– За это она тоже оказывала вам какие-то услуги, – прервала его Пия.

– Она никогда не делала ничего такого, что не хотела делать, – сказал Ягода. – Во всяком случае, никогда не делала тайну из того, что ей нужны деньги, чтобы обрести свободу и реализовать свои планы на будущее.

– Что это были за планы? – осведомилась Пия, в то время как Боденштайн листал папку с протоколами допросов по делу, лежавшую перед ним на столе.

– Они постоянно менялись, – ответил Ягода, – я вам уже об этом рассказывал. Но потом все повернулось иначе, так как Филипп Дёринг сделал ей предложение.

– Но он же гомосексуалист. Или нет?

– Да, – Ягода задумчиво кивнул. – Я тоже сначала находил это странным, но потом мне стало ясно, что для Изабель это вообще не имело никакого значения. Ей были важны только деньги. Сеньора Дуранго в большом имении в Аргентине! Каникулы на яхте класса люкс, денег куры не клюют…

– Но почему вдруг у Дёринга-младшего возникло желание жениться на Изабель?

– Не имею понятия. – Ягода пожал плечами. – Я сначала принял это за шутку. У него наверняка были свои причины.

– Фридхельм Дёринг знал что-нибудь о планах сына?

– Да.

– В самом деле? – Боденштайн нашел то место в протоколе беседы с Анной Леной Дёринг, которое искал. – Нам стало известно, что все это его очень беспокоило, и особенно тот факт, что существует достаточно компрометирующий фильм с участием вас и Изабель. Я цитирую: …Фридхельм набросился на него. Он сказал, что с фильмами они могли бы еще некоторое время потянуть, пока там все не прояснится. Что он имел в виду, я не знаю. Он обещал Гансу Петеру позаботиться о том, чтобы убрать Изабель с дороги, так как она и без того слишком много знает и уже потеряла совесть. Ганс Петер сказал, что чем быстрее это случится, тем лучше, так как он намерен перевернуть всю ее квартиру, чтобы найти эту пленку.

Боденштайн посмотрел на Ягоду.

– Как это следует понимать? И что означает «пока там все не прояснится»?

– Под словом «там» он подразумевал Парагвай, – пояснил Ягода. – Я подал заявку на получение гражданства в Парагвае и ждал только подтверждения. Если бы здесь с «ЯгоФарм» все провалилось, я бы уехал в Южную Америку. Парагвай – одна из немногих стран, которая не имеет с Германией экстрадиционной конвенции.

– А как Дёринг намеревался устранить Изабель?

Ягода молчал почти минуту. Боденштайн и Пия терпеливо смотрели на него.

– Изабель никогда бы не приехала живой в Аргентину, – сказал он наконец. – Фридхельм уже дал своим людям точные инструкции. В имении площадью триста гектаров можно без всяких проблем спрятать труп.

Это звучало убедительно. Таким образом, Ягода и Дёринг исключались из числа подозреваемых лиц. Они бы убили Изабель через пару дней, но кто-то их опередил. Этот «кто-то» освободил их от этого убийства, взяв его на себя, но одновременно расшатал камень, который, как оползень, уничтожил всю их жизнь.

– Еще один вопрос, – сказал Боденштайн. – Ваша жена в субботу вечером, когда вы принимали гостей, все время была дома?

– Да. Правда, она не постоянно находилась с нами, потому что не очень интересуется деловыми разговорами, но… – Он запнулся и поднял глаза.

– Так что? – спросили Боденштайн и Пия одновременно.

– Она пришла довольно поздно, – медленно проговорил Ягода. – Я на это не обратил внимания, так как меня больше интересовал визит Изабель, но сейчас вспомнил. Марианна пришла, когда мы уже сидели внизу, в баре.

Боденштайну удалось получить ордеры на арест Роберта Кампманна и Марианны Ягоды, но фрау Ягоды не оказалось дома. Ее внедорожника в гараже тоже не было, и домработница сказала, что в последний раз она разговаривала с хозяйкой накануне. С этого времени ее мобильный телефон отключен.

– Мы едем в «Гут Вальдхоф», где арестуем Кампманна. Может быть, он что-то знает про Марианну. Вчера во второй половине дня я видел, как она шла к дому Кампманна.

– Вероятно, она уже давно скрылась, – высказала опасение Пия.

– Для этого у нее совершенно неподходящая комплекция, – покачал головой Боденштайн. – Кроме того, у нее еще и сын в интернате.

Перед домом Кампманнов был припаркован серебристый внедорожник класса люкс с прицепом для перевозки лошадей. Боденштайн и Пия, проходя мимо, бросили взгляд внутрь прицепа и вместо лошади увидели там небрежно сложенные друг на друга картонные коробки, предназначенные для переезда. В этот момент из открытой двери дома вышел Кампманн с очередной коробкой. Он побелел как мел и посмотрел на служащих полиции взглядом, заключавшим в себе смесь растерянности и страха.

– Добрый день, господин Кампманн, – сказал Боденштайн. – Что здесь происходит? Вы переезжаете?

– Я… э… – Глаза мужчины нервно бегали из стороны в сторону. – Нет… мы переоборудуем офис.

– А где ваша жена и дети? – спросила Пия.

– Они уехали к теще и тестю, – ответил Кампманн. – Мы… они…

– Господин Кампманн, – перебил его Боденштайн, – как вы, собственно говоря, отреагировали, когда Изабель сообщила вам, что выходит замуж за Филиппа Дёринга и уезжает с ним в Аргентину?

Тяжелая коробка с грохотом упала на землю, и Кампманн, застыв на месте, пристально посмотрел на Боденштайна.

– Ведь ситуация была такова, что вы какое-то время верили в то, что Изабель хотела уехать отсюда вместе с вами. Совершенно неожиданно она изменила свои планы в пользу другого человека. Это, вероятно, вас очень оскорбило.

– Что вы на самом деле делали вечером двадцать седьмого августа? – спросила Пия.

На секунду возникло впечатление, будто Кампманн сейчас упадет в обморок. Его взгляд метался, кадык двигался вверх-вниз.

Какая-то женщина среднего возраста въехала во двор на лошади и дружески махнула Кампманну, но тот никак не отреагировал на приветствие. Женщина спустилась из седла и новела лошадь к водяному шлангу, чтобы вымыть животному копыта.

Внезапно Кампманн нанес Пие сильнейший удар, от которого ее резко отбросило в сторону шефа, и после столкновения оба упали на землю. Спина Боденштайна за последние двадцать четыре часа уже во второй раз приняла на себя всю болезненность соприкосновения с жесткой поверхностью. Краем глаза он видел инструктора, который на удивление быстро помчался через двор, затем выхватил из рук пухленькой женщины поводья и ловким прыжком оседлал лошадь. У женщины пропал дар речи. Она стояла с открытым ртом, держа в руке шланг с водой, и пристально смотрела вслед своей лошади. А Кампманн уже галопировал по двору.

Пия с яростными проклятиями помчалась за ним. Боденштайн со стоном едва поднялся на ноги. Прошла почти минута, прежде чем он смог распрямиться и сдвинуться с места. Оливер успел заметить, как инструктор, пустив лошадь во весь опор, исчез за прилегающим лугом. Пия тем временем уже добежала до «БМВ» Боденштайна и запустила двигатель. Она нажала на газ, едва Оливер успел сесть на место пассажира. Взвизгнув шинами, машина рванула с места, выехала со двора и сразу за воротами свернула на бетонированную полевую дорогу. Пока Пия проклинала комья земли, которые шины трактора оставили на дороге, Боденштайн по рации затребовал через центральную диспетчерскую оперативную группу.

– Сбежавший передвигается на лошади в направлении Хофхайма, – передал он, – от границы Келькхайма в юго-западном направлении.

Через пару сотен метров Пия обнаружила, что дальше напрямик ехать невозможно. Кампманн скакал поперек пашни и должен был вот-вот исчезнуть вдали.

– Поезжайте направо, – сказал Боденштайн. – Ему придется объехать поле для гольфа «Хоф Хаузен». Я уверен, он хочет попытаться оторваться от нас в лесу.

Пия дала задний ход и повернула направо, затем нажала на газ и помчалась со скоростью восемьдесят километров по бетонной дороге, которая через несколько сотен метров опять резко изгибалась, и «БМВ» чуть было не соскользнул на пашню. Им, правда, пришлось сделать крюк, но на поле они могли держать беглеца в поле зрения. Кампманн, подобно самоубийце, пересек трассу В519, предварительно не удостоверившись, что рядом нет машин, и поскакал галопом по другой стороне дороги, не снижая темпа.

– Объект движется дальше в направлении Хофхайма, – передал Боденштайн в центральную диспетчерскую, – сейчас поворачивает на бывшую трассу В519, высота гольф-клуба «Хоф Хаузен фор дер Зонне».

– Вы хорошо ориентируетесь, – заметила Пия.

– Н-да, – угрюмо промычал Оливер, наблюдая за тем, как инструктор съехал с асфальтированной дороги и поскакал к приюту для бездомных животных, направляя свою лошадь через заливные луга. – Местность вокруг Келькхайма я знаю как свои пять пальцев. Кампманну не повезло.

– Нет, не повезло нам, шеф, – возразила Пия. – На машине мы дальше не проедем.

– Мы поедем через Хофхайм, – предложил Боденштайн. – Я могу предположить, какой путь выберет Кампманн.

Они поехали к городу, вскоре после въезда в него свернули направо и двинулись по бывшей федеральной трассе опять в противоположном направлении. Пие пришлось резко нажать на тормоза, когда вдруг всего в нескольких метрах от них дорогу пересекла лошадь с Кампманном в седле. В зеркало заднего вида она уже видела голубой свет проблескового маячка патрульного автомобиля.

– Что за идиот! – Пия побледнела от испуга.

– Здесь сразу налево! – закричал Боденштайн, и Кирххоф рефлекторно повиновалась.

Благодаря электронной системе поддержания курсовой устойчивости автомобиль не занесло, и на прямой как стрела улице, которая ведет к загородному ресторану «Вивайде», Пия смогла выжать из автомобиля Боденштайна почти все его лошадиные силы. Кампманн продолжал скакать в быстром темпе, но лошадь уже покрылась белой пеной.

– Долго она не протянет, и тогда он в наших руках!

Оливер и Пия видели, как Кампманн остановил лошадь и нерешительно осмотрелся вокруг. Боденштайн понял, почему остановился инструктор. Дорогу в лес ему перегородил забор из металлической сетки высотой в человеческий рост. Оливер открыл дверцу и вышел из машины. Позади него остановился патрульный автомобиль.

– Кампманн! – крикнул Боденштайн. – Будьте благоразумны! Сойдите с лошади! Вы все только усугубляете!

Инструктор бросил на него яростный взгляд, круто повернул лошадь и поскакал галопом прямо на полицейского. Боденштайн понял, что он задумал. До леса оставалось без малого метров триста. Кампманн хотел проехать небольшой отрезок вдоль дороги, чтобы объехать забор, препятствовавший его побегу.

– Надо стрелять в лошадь! – взволнованно крикнул один из патрульных полицейских и выхватил свое оружие.

– Нет! – закричал Боденштайн.

Кампманн быстро приблизился, на его лице появилось выражение яростной решительности. Его лошадь была совершенно обессилена и близка к падению. Вероятно, еще никогда в своей жизни ей не приходилось преодолевать такое расстояние в столь убийственном темпе. Кампманн направил лошадь полным галопом на дорогу. Боденштайн, который хотел подхватить животное за уздечку, усомнился в своей смелости при виде надвигающейся на него массы весом шестьсот килограммов и в последнюю секунду одним прыжком оказался в придорожной канаве.

– За ними! – крикнул главный комиссар и вновь прыгнул в машину.

У загородного ресторана на опушке леса в это обеденное время было очень оживленно. Парковочная площадка оказалась забита. Кампманн, не снижая темпа, направился к закрытому красно-белому шлагбауму в конце улицы. Люди с испугом отскочили в стороны, когда лошадь решительно остановилась перед самым шлагбаумом. Инструктора выбросило из седла, он резко приземлился на засыпанную щебнем землю и как раз вновь поднялся на ноги, когда около шлагбаума остановилась Пия. Боденштайн выскочил из машины раньше, чем «БМВ» полностью остановился. Инструктор помчался в лес. Измученная лошадь с пульсирующими боками и выпученными глазами стояла посреди дороги. Из ресторана выбежали неизменные любители зрелищ, привлеченные суматохой.

– Вызовите ветеринара для лошади! – крикнул Боденштайн одному из полицейских и вместе с Пией бросился за Кампманном.

Тот уже исчез за первым поворотом, и Оливер побежал туда же, невзирая на боль в спине. Кампманн не должен уйти! Какое-то время они бежали вдоль широкой дороги, пока Пия не поняла, что инструктор, скорее всего, метнулся в кустарник. Чертыхаясь, Боденштайн развернулся. Как назло, в этот момент на дороге не было ни единого пешехода, велосипедиста или любителя джоггинга, который мог бы видеть беглеца. Уголком глаза он поймал движение ниже пешеходной дороги. Так и есть, это был Кампманн!

– Вон он, – сказал Оливер Пие, потом он закричал: – Остановитесь, Кампманн! Это же не имеет никакого смысла!

Инструктор никак не отреагировал на призыв и побежал дальше.

– Я попробую перерезать ему путь! – крикнула Пия и помчалась дальше по пешеходной дороге.

Боденштайн кивнул и стал пробираться через подлесок. По лицу ручьями стекал пот, мокрая рубашка прилипла к спине. Как странно, вроде совсем не жарко! Ветки хлестали его по рукам и ногам, он чуть было не споткнулся о сгнивший пень и оступился. Но это было его удачей. Прямо перед его ногами начинался крутой обрыв – и в самом низу его лежал Кампманн! Боденштайн сел на корточки и по сухой прошлогодней листве спустился вниз, на поросшие мхом обломки горных пород. Его сердце бешено колотилось, и он хватал ртом воздух, когда приземлился внизу. Но инструктору было значительно хуже, чем ему. Кампманн сидел, скорчившись, с замутненным взглядом, по лицу бежали струйки крови, он судорожно вцепился в свою левую руку, и его состояние было немногим лучше, чем у лошади, которую он оставил у загородного ресторана «Вивайде».

– Вы арестованы, – тяжело дыша, проговорил Боденштайн, – по обвинению в убийстве Изабель Керстнер.

Наплыв посетителей в «Вивайде», против обыкновения, затянулся примерно на три четверти часа. Кампманн, сопровождаемый двумя полицейскими, во избежание новой попытки побега был доставлен каретой «Скорой помощи» в больницу Хофхайма. Боденштайн поискал глазами лошадь, которую загнал инструктор. К своему удивлению, он увидел доктора Риттендорфа, который стоял у открытого багажника своего автомобиля.

– А, господин комиссар, – с иронией сказал ветеринар. – Вы арестовали вашего убийцу?

– Это мы еще будем выяснять, – сдержанно возразил Боденштайн. – Что с лошадью?

Риттендорф бросил на него взгляд, который сложно было истолковать определенно: смесь недоверия и любопытства.

– Мы отвезем старину в клинику. – Ветеринар сдвинул указательным пальцем съехавшие очки на переносицу и убрал свой стетоскоп в карман пиджака. – Я думаю, он оклемается.

– Хорошо.

– Это вы в ходе ваших расследований так полюбили лошадей? – спросил Риттендорф не без сарказма.

– Нет, я их всегда любил, – ответил Боденштайн. – Я вырос с лошадьми.

– Ах да! – Риттендорф оценивающе посмотрел на него. – Инка мне что-то рассказывала. – Вы брат Квентина Боденштайна, верно?

Оливер кивнул. Они говорили о нем, Инка и ее коллеги. Конечно.

– Вы, видимо, не такой уж злой человек, – заметил Риттендорф.

– С чего вы это взяли? – Настала очередь Боденштайна проявить сарказм. – Потому что я брат Квентина или потому что люблю лошадей?

– Ни то ни другое, – Риттендорф покачал головой, – а потому, что вы позаботились о дочке Михи.

– Это моя работа.

– Нет, Мари не имела никакого значения для вашего расследования.

– Как бы то ни было. Правда, расследование случая самосуда, который недавно произошел, – это тоже моя работа.

Риттендорф закрыл багажник и прислонился к нему.

– Вы не сможете ничего доказать. – Он скрестил руки на груди и не пытался что-либо оспаривать.

– Незаконное лишение свободы и тяжкие телесные повреждения – это не мелкие нарушения.

Мужчины обменялись взглядами.

– Я как раз думал, что вы мне все же очень симпатичны, – Риттендорф оттолкнулся от автомобиля и слабо улыбнулся, – но я ошибся. Вы не в состоянии изменить свои взгляды.

– Существуют законы, которые каждый должен соблюдать. Если бы все люди действовали так, как это сделали вы, у нас царила бы полная анархия.

Риттендорф поднял брови:

– Докажите, что это был я, и я буду нести за это ответственность.

Боденштайн еще раз поехал в «Гут Вальдхоф», а Пия дежурила при Кампманне в больнице Хофхайма, чтобы не допустить повторной попытки побега. Парковочная площадка оказалась почти пустой, а дверь дома Кампманнов была раскрыта настежь. Рядом с прицепленным к внедорожнику фургоном для перевозки лошадей стоял серебристый «Гольф». Не тратя время на звонки или оклики, Боденштайн вошел в дом и застал фрау Кампманн в кабинете. Без макияжа, с волосами, затянутыми в простой «конский хвост», и одетая в серый пуловер, жена инструктора была едва узнаваема. Она сидела за компьютером, когда Боденштайн, покашляв, обратил на себя внимание. Женщина вздрогнула, как от укуса тарантула, и посмотрела на него широко раскрытыми глазами.