Текст книги "Ненавистная фрау"

Автор книги: Heлe Нойхаус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 20 страниц)

– Да, – мрачно подтвердил Хельфрих.

– А затем она вышла замуж за доктора Керстнера, еще одного вашего близкого друга.

– К чему вы клоните?

– Где вы были в субботу вечером между семью и десятью часами? – спросила Пия вместо ответа.

– Мы ужинали с Риттендорфами в «Лимончелло» в Кёнигштайне.

– И освободились уже около десяти? Что-то рановато для субботнего вечера.

– У няни Риттендорфов было время только до десяти, – возразила Доротея Хельфрих. – У них двое маленьких детей.

– А у вас? У вас тоже есть дети?

На пару секунд Доротея Хельфрих как будто окаменела.

– Нет, – сказала она, с трудом сдерживая себя.

– Вы знаете знакомого вашей сестры по имени Филипп? – спросила Пия, когда стало понятно, что, кроме этого «нет», ждать больше нечего. – Ему лет тридцать пять, внешность, характерная для жителей юга. В записной книжке и в мобильном телефоне вашей сестры не значится никто, к кому бы подходило это описание, но ее неоднократно видели с этим человеком.

Пия заметила крохотную искру в глазах за толстыми стеклами очков, но голос Хельфриха звучал по-прежнему спокойно.

– Моя сестра заводила бесчисленные знакомства с мужчинами, – ответил он, – какие-то имена я могу и не припомнить.

Покидая аптекаря и его жену, Пия была твердо убеждена, что они ей солгали – по меньшей мере однажды. Она просила супругов оставаться в пределах досягаемости до тех пор, пока не будет проверено их алиби на субботний вечер. Так как в комиссариате не было срочных дел, она решила поехать объездной дорогой через Кронберг, полагая, что будет нелишним навестить Марианну Ягоду и спросить ее, что она делала в упомянутый вечер субботы.

Ворота владений Ягоды были открыты настежь, поэтому Пия въехала внутрь и припарковала свой автомобиль позади «Шкоды» с польскими номерами. В просторном гараже стояли «Мазерати» и «Порше Кайенн» с широко открытой дверцей багажного отделения. В багажнике лежали многочисленные туго набитые пластиковые пакеты. Странно. Пия вышла и направилась к входной двери дома, которая, к ее удивлению, была приоткрыта. Из глубины дома доносились звуки музыки и приглушенные крики. Пию охватило чувство, что здесь что-то не в порядке. Может, на Марианну напали? Может, она сопротивлялась жестоким взломщикам, вознамерившимся завладеть имуществом состоятельной женщины? Пия с беспокойством сунула руку под куртку и, достав пистолет, вошла в дом.

– Фрау Ягода? – позвала она и прислушалась, пытаясь определить, откуда доносилась музыка. Пия узнала «Scorpions», песню из альбома «Worldwide Live», звучавшую с громкостью децибел двести. Ее сердце бешено колотилось и ладони вспотели, когда она осторожно передвигалась вдоль коридора. Судя по всему, здесь шел ожесточенный бой.

Повсюду валялась одежда, напольная ваза опрокинулась и разбилась на множество мелких осколков. От пронзительного крика, последовавшего за глухими ударами, у Пии волосы встали дыбом. Правильно ли она поступает, расхаживая по дому в одиночестве? Сколько мужчин приехали на «Шкоде» с польскими номерами? Что ей делать, если ей вдруг будут противостоять четверо или пятеро вооруженных людей? Но у нее не было времени, чтобы вызвать полицейский наряд. Женщина, кажется, находилась в опасности. Пия сделала глубокий вдох, сняла оружие с предохранителя и стала двигаться вдоль стены. Наконец она решительно вошла в большую комнату.

Зрелище, которое предстало ее глазам, ошеломило; к такому она не была готова и лишилась дара речи. Марианна Ягода действительно оказалась в затруднительном положении – правда, в ином плане, нежели Пия себе представляла. Она и ее любовник так были заняты друг другом, что даже не заметили невольную зрительницу.

Разрываясь между потребностью громко рассмеяться от охватившего ее чувства облегчения и желанием немедленно покинуть дом, Пия сумела-таки незаметно уйти. Совершенно очевидно, Ганс Петер Ягода был не единственным, кто не хранил верность в этом браке. Пия прислонилась к стене возле входной двери и думала, как ей поступить. Она убрала пистолет назад в плечевую кобуру и деликатно досчитала до ста, прежде чем нажать кнопку звонка. Прошло примерно минут пять, музыка в доме смолкла и послышались звуки приближающихся шагов. В дверном проеме появилась Марианна, недовольная тем, что ей помешали, возбужденная и запыхавшаяся. В ней трудно было заподозрить женщину, муж которой находится под стражей по подозрению в убийстве.

– Слушаю вас. – Она посмотрела на Пию пронзительным взглядом, прежде чем узнала ее. – А, полиция.

– Добрый день, фрау Ягода, – ответила Пия. – Надеюсь, я не помешала. Я была в ваших краях и решила заехать, поскольку у меня есть к вам еще пара вопросов.

– Проходите. – Марианна сделала шаг в сторону.

Мужчина, который еще пять минут назад доводил ее до блаженного визга, сидел на полу и собирал осколки цветочной вазы. Пия с удивлением узнала в нем крепкого конюха из комплекса «Гут Вальдхоф».

– Мне кажется, я вас уже видела в конюшне в Келькхайме, – обратилась она к мужчине.

Тот быстро взглянул на нее, но промолчал.

– Кароль не говорит по-немецки, – сказала Марианна Ягода. – Я попросила его сделать кое-какие работы в саду. Проходите в кухню, я сейчас приду.

Пия безоговорочно приняла эту ложь и вошла в кухню, но остановилась у двери и прислушалась.

– …Еще не готов, – вполголоса произнесла жена Ягоды. – Это не займет много времени.

– Мне нужно вернуться в конюшню, – ответил якобы не говорящий по-немецки конюх. – Кампманн будет недоволен, что я долго отсутствую.

– Что тебе Кампманн? Подожди меня наверху, я сейчас приду.

Пия не разобрала ответ поляка, но в его голосе не прозвучало особого восторга.

– Предупреждаю тебя, – пренебрежительно засмеялась Марианна. – Ты думаешь, я тебе так хорошо плачу, потому что ты великолепно убираешь боксы?

Через некоторое время она пришла в кухню, открыла холодильник и спросила Пию:

– Вы тоже хотите что-нибудь выпить?

– Нет, спасибо, – вежливо отказалась Кирххоф.

Марианна пожала плечами, достала бутылку воды из холодильника и стакан из шкафа. Пила она большими жадными глотками.

– А где ваш сын? – поинтересовалась Пия.

– В интернате на Бодензее. Он приезжает домой только на выходные. – Марианна откинула длинные темные волосы на спину и села за кухонный стол. – Чем я могу вам помочь?

– Я хотела узнать у вас, что вы делали в тот вечер, когда погибла Изабель Керстнер.

– Я находилась здесь. У нас было много гостей. Почему вы об этом спрашиваете?

– Простая формальность, – улыбнулась Пия. – Могло случиться так, что у вас здесь собралось чисто мужское общество и вы не захотели к нему присоединиться.

– Тогда действительно была чисто мужская компания, – подтвердила Марианна Ягода. – Деловые партнеры моего мужа. Но так как я принимала гостей, мое присутствие было необходимо.

– Ваш муж сказал нам, что в тот вечер он ждал Изабель Керстнер, которая тоже была приглашена, но она не пришла.

– Да, это так, – подтвердила Марианна. – Он был очень недоволен тем, что она не приехала. Она ведь занималась обслуживанием клиентов и получала за это зарплату.

Пия полистала свою записную книжку.

– Вы знаете, что именно делала Изабель за деньги, которые она получала?

Марианна Ягода бросила на нее недоверчивый взгляд:

– Что вы имеете в виду?

– Обслуживание клиентов. Как это следует понимать? Она подавала кофе? Встречала клиентов в аэропорту? Или…

– На что вы намекаете? – Голос Марианны звучал резко.

– Ну хорошо. – Пия бросила на женщину быстрый взгляд. – В квартире Изабель мы нашли целую стопку фильмов, которые запечатлели ее интимные отношения с разными мужчинами. Ваш муж был столь любезен, что рассказал нам, что все эти мужчины в большинстве случаев являлись бывшими деловыми партнерами «ЯгоФарм».

– В самом деле? – Недоверие на лице Марианны Ягоды сменилось любопытством, и, когда она опять заговорила, в ее голосе послышалась циничная насмешка: – Вот почему она так много зарабатывала… Я всегда задавалась вопросом, отчего она обходится моему мужу в десять тысяч евро в месяц.

– У вашего мужа тоже были отношения с Изабель, – сообщила Пия и с напряжением стала ждать реакции.

К ее удивлению, Марианна звонко рассмеялась.

– Да что вы! – Она сделала презрительный жест рукой. – Мой муж вообще не интересуется такими тощими бабенками.

– Боюсь, вы ошибаетесь. – Пия положила на стол диктофон.

– Что вы себе позволяете? – Марианна Ягода прекратила смеяться, искра гнева появилась в ее темных глазах. – Мой муж любит меня, он бы никогда…

…Меня тошнит при мысли об этой жирной курице, – донесся из диктофона голос Ягоды. – Пыхтящий бегемот! Давай же, скажи, что ты сделаешь со мной, когда я к тебе приеду, это меня заводит…

Марианна Ягода, сжав губы, смотрела на диктофон, ее лицо как будто окаменело, руки сжались в кулаки.

– Этот лживый червяк… – наконец злобно процедила она.

– Вы не знали, что ваш муж состоит в интимных отношениях с Изабель? – Пия убрала диктофон.

Марианна подняла глаза от столешницы и посмотрела на Пию.

– Черт подери! Конечно нет! – ответила она сдавленным голосом. – Его счастье, что он в следственной тюрьме.

Она, казалось, была глубоко потрясена этой довольно беспощадной правдой, и Пия почти начала испытывать к ней определенное сочувствие. Но потом она опять вспомнила о родителях Марианны, которые умерли мучительной смертью, отравившись угарным газом, и, возможно, не без причастности к этому их жадной до денег дочери.

– Когда я познакомилась с моим мужем, я не была такой толстой, как сейчас, – проговорила вдруг Ягода. – Я, правда, никогда не была стройной, но после беременности я поправилась. Сначала на десять килограммов, потом на двадцать. Моему мужу это нравилось. Он это всегда утверждал. – Она опустила взгляд. – Всегда говорил мне, что будет любить меня такой, какая я есть.

– Но он ведь с вами больше не спал? – предположила Пия. – Конюх находится сегодня здесь не для того, чтобы поработать в саду?

Марианна выпрямилась.

– Послушайте, – проговорила она почти с угрозой, – я действительно толстая, но тем не менее я женщина. Мне только тридцать семь лет. Это унизительно, и я знаю, что люди вроде вас смеются надо мной и считают противоестественным, если такая толстуха, как я, испытывает сексуальные желания. – Уголки ее рта задрожали. Казалось, Марианна вот-вот расплачется, но она быстро взяла себя в руки и резко встала. – Вас еще что-то интересует?

Пию интересовало многое, но она решила, что на этот раз беседу лучше завершить. Марианна Ягода должна спокойно еще раз переварить все, что она только что узнала.

Боденштайн, пролистав записную книжку Изабель Керстнер, начал постепенно понимать взаимосвязь, которую до сего времени ни он, ни его сотрудники не замечали.

– Добрый день, шеф. – В его кабинет вошла Пия Кирххоф. – Я только что была у Марианны Ягоды и могу вам сказать, что…

– Посмотрите сюда. – Боденштайн придвинул к ней записную книжку, и Пия склонилась над страницами.

– Что вы имеете в виду? – возбужденно спросила она.

– Вот. – Боденштайн указал на запись от двенадцатого августа. – Как мы могли это не заметить?

– «Анна. Фотографии Гарди и Фэтти», – прочитала Пия и скептически покачала головой. – Анна? Анна Лена Дёринг?

– Я думаю, что да, – кивнул Боденштайн. – «Гарди» – это Гарденбах, а «Фэтти»[13]13
  Фэтти – от нем. fett – «жирный».


[Закрыть] Изабель назвала Марианну Ягоду. Это нам известно из записной книжки. Может быть, Изабель получила фотографии вовсе не от Гарденбаха, а от Анны Лены Дёринг? Давайте-ка мы сейчас к ней съездим.

В начале седьмого Боденштайн припарковал свой «БМВ» напротив дома доктора Керстнера, где они рассчитывали найти Анну Лену Дёринг. Но жилище выглядело темным и пустым. По пути Пия рассказала о своем разговоре с супругами Хельфрих и о приключении в доме Ягоды.

– Вы верите, что Ягода ничего не знала о своем муже и Изабель? – спросил Боденштайн.

– Она казалась оскорбленной и потрясенной. Во всяком случае, она ни разу не поинтересовалась своим мужем. Если вы спросите меня, то, на мой взгляд, она это знала и поэтому ему изменяла.

Боденштайн набрал номер ветеринарной клиники, в глубине души надеясь, что трубку возьмет Инка. Но там вообще никто не ответил, а потом включился автоответчик. Боденштайн вспомнил, как Риттендорф ему объяснял, что они сразу перезванивают, так как автоответчик заставляет срабатывать звуковой сигнализатор у дежурного ветеринара. Он продиктовал свой номер мобильного телефона на автоответчик и отключил телефон.

– Мы еще не спрашивали Риттендорфа, что он делал в субботу вечером, – нарушила молчание Пия.

– Для этого не было повода.

– А может, наоборот, – сказала Пия. – Мне в голову пришла мысль, что Хельфрих и Риттендорф вполне имели основания убить Изабель. На ее совести была смерть одного из их друзей, того самого, который повесился в своем гараже. И потом еще… Михаэль Керстнер.

– Казнь из мести за друзей? – Боденштайн с сомнением посмотрел на свою коллегу.

– Что-то в этом роде. Вспомните о том гербе студенческого сообщества.

Боденштайн задумчиво наморщил лоб. Эта мысль уже не казалась ему слишком абсурдной.

– Но, как хорошие друзья, они должны были все-таки знать, что Керстнеру важно выяснить, где находится его дочь, – возразил он.

– Возможно, они не хотели убивать Изабель, а только собирались выбить из нее признание. Что-то пошло не так, и она погибла.

– Ветеринары и фармацевты знают, как действует пентобарбитал.

– А если они хотели ее только одурманить?

– Нам надо проверить алиби обоих. – Боденштайн посмотрел на часы. Было половина девятого. После недолгих раздумий он решил поехать в ветеринарную клинику.

Руппертсхайн как будто вымер. Уже почти стемнело. Когда они припарковали автомобиль на пустой парковочной площадке, Пия заметила, что ворота во двор не были закрыты полностью, но внешнее освещение не включено. В жилом доме тоже не было света. Ее взгляд упал на административную часть здания. Ей показалось, что она увидела мелькающий то здесь, то там луч света от карманного фонарика. Она обратила на это внимание шефа. Внезапно у обоих возникло ощущение, что здесь что-то не так.

– Пошли внутрь, – тихо произнес Боденштайн и достал из плечевой кобуры «кольт» 38-го калибра.

Пия кивнула и во второй раз за день взяла в руки оружие. Боденштайн прислушался в темноте, напрягая все органы чувств, но, кроме собственного дыхания, дыхания помощницы и отдаленного фырканья лошади, не было слышно ни единого звука. Где-то залаяла собака, затем вступила другая, потом обе замолчали. На улице за клиникой проехал автомобиль, шум мотора стих вдали. Пия открыла ворота. Их скрип показался громким, как пулеметный огонь. Они крались в тени стены через двор, в центре которого стоял припаркованный внедорожник доктора Керстнера. Боденштайн, идущий впереди, сразу застыл на месте. Дверь, ведущая в административную часть здания, захлопнулась, и к стене дома приближались поспешные шаги. Боденштайн и Пия напрягли каждый мускул, сняли с предохранителя револьверы и приготовились увидеть какую-нибудь мрачную фигуру. Человек, завернувший за угол, пронзительно вскрикнул и испуганно отступил назад, когда вдруг заметил перед собой двух человек с оружием.

– Что вы делаете здесь в темноте? – спросил Боденштайн, отчасти вздохнув с облегчением и одновременно разозлившись, когда увидел помощницу ветеринара Сильвию Вагнер.

– О господи! – Веснушчатая схватилась за шею и прислонилась к стене. – Как вы меня напугали, черт подери!

– Мы думали, в офис проникли грабители, – объяснил Боденштайн и убрал револьвер в кобуру.

– А что вы здесь вообще ходите? – стала допытываться молодая женщина. Она, казалось, уже оправилась от испуга.

– Мы искали доктора Керстнера, – ответила Пия. – Мы были у него дома, но там его нет. Тогда мы оставили сообщение на автоответчике, но нам до сих пор никто не перезвонил.

– И не мог позвонить, – возразила Сильвия. – Нет электричества. Я хотела покормить лошадей, так как у меня сегодня дежурство, но когда я сюда пришла, то обнаружила, что электричества нет. Ничего не работает: нет света, не работают компьютеры, не работает автоответчик.

– В четверть седьмого автоответчик еще работал, – сказала Пия. – Вы знаете, где находится распределительный бокс с предохранителями?

– Да, – кивнула Сильвия, – рядом с операционной. Поскольку там нам потребуется ток высокого напряжения, новый бокс был установлен там.

Она пересекла двор, вынула связку ключей и уже хотела открыть дверь, когда заметила, что та уже открыта.

– Странно, – пробормотала она и вынула из кармана куртки фонарик.

– Разрешите. – Боденштайн взял у нее из рук фонарь. – Я пойду первым.

Тревожное чувство, которое только что его покинуло, вернулось. Оливер осветил просторное помещение, и то, что он увидел в свете фонарика, заставило его вздрогнуть.

– Что это? – прошептала фрау Вагнер.

– Вызовите «Скорую помощь», – скомандовал Боденштайн. – Немедленно!

Он пересек помещение и опустился на колени рядом с лежащим на полу человеком. Пия схватила фонарь и посветила своему шефу, пытавшемуся нащупать пульс на сонной артерии лежащего мужчины.

– О господи! – закричала Сильвия, увидев, что это Керстнер. Он лежал у стены в луже крови, в неестественно скрюченной позе и без сознания.

– Делайте же то, что я вам сказал! – грубо прикрикнул на нее Боденштайн и начал развязывать шнур, которым у доктора были связаны руки за спиной. Тут он понял, чем связали мужчину. Это был кабель, тянувшийся непосредственно к розетке тока высокого напряжения. Если бы кто-нибудь щелкнул выключателем, то через тело Керстнера прошло несколько сотен вольт и, вероятно, он был бы уже мертв.

Боденштайн распутал кабель и, лишь убедившись в том, что к питанию больше ничего не подсоединено, включил главный рубильник. Тут же вспыхнул яркий неоновый свет. Керстнер здорово пострадал и находился в бессознательном состоянии. Одновременно с каретой «Скорой помощи» приехал Риттендорф со своей женой. Потрясенные, они молча наблюдали за тем, как санитары несли потерпевшего в машину.

– Куда вы отправите мужчину? – осведомился Боденштайн у врача «Скорой».

– В Бад-Зоден. У них сегодня вечером дежурство по экстренным вызовам.

Только когда автомобиль с сиреной и проблесковым маячком отъехал, Риттендорф обрел дар речи.

– А где может быть Анна Лена? – спросил он.

– Мы ее тоже ищем, – ответил Боденштайн. В последние полчаса он забыл, зачем вообще сюда приехал.

– Около шести они оба были у нас. – Риттендорф снял очки и протер глаза. – У Михи сегодня ночное дежурство. Он заехал, чтобы взять звуковой сигнализатор. У нас сейчас только один, другой сломался. И Анна Лена была с ним.

Боденштайн внезапно вспомнил слова фрау Дёринг, сказанные ему в пятницу вечером. Если он попытается причинить мне зло, я использую против него то, что мне о нем известно… Может быть, Фридхельм Дёринг узнал, что его жена ушла к Керстнеру? Не он ли так отделал доктора? Но где тогда Анна Лена?

Дом Дёринга выглядел столь же пустым, как ранее – дом доктора, и Оливер с Пией поехали непосредственно в больницу в надежде, что им удастся поговорить с Керстнером. По дороге Боденштайн позвонил доктору Флориану Клэзингу, который тоже не знал, где находится его сестра. В последний раз он говорил с ней в субботу, тогда она была у Керстнера.

Перед дверью больницы слонялись несколько пожилых мужчин в халатах. Они курили, с любопытством поглядывая на посетителей. Дверь в отделение экстренной помощи находилась слева, позади лифтов. Комната ожидания была пуста.

Боденштайн позвонил в дверь с матовым стеклом, табличка на которой указывала, что, возможно, придется какое-то время подождать, прежде чем вам откроют. Так оно и вышло. Спустя почти пять минут появилась медсестра с начальственным выражением лица и явно не в духе.

– Слушаю! – рявкнула она.

– Уголовная полиция Хофхайма, – сказал Боденштайн. – К вам доставили некоего Михаэля Керстнера. Мы можем поговорить с его лечащим врачом?

– Минуту, – коротко ответила дама, и дверь захлопнулась.

Опять прошло несколько минут. Затем дверь открылась, и к ним вышел молодой врач в голубом халате, которого, судя по бейджу, звали Ахмед Джафари. Боденштайн представился и назвал причину своего визита.

– Как себя чувствует господин доктор Керстнер? – спросил он.

– Он получил довольно серьезные повреждения, – ответил врач, – но сейчас пришел в сознание.

– Мы можем с ним поговорить? Это срочно.

Доктор Джафари поднял брови.

– Как правило, мы не уполномочены… – начал он.

– Мы расследуем дело об убийстве, – прервал его Оливер несколько более грубым тоном, чем обычно. – На прошлой неделе была убита жена доктора Керстнера, и мы полагаем, что тот же самый убийца хотел также разделаться и с ним.

Это было не совсем правдой, но возымело свое действие. Врач, находившийся под сильным впечатлением от услышанного, широко раскрыл глаза и обещал немедленно сообщить о состоянии здоровья Керстнера.

– Я выйду покурить, – сказала Пия.

– Я пойду с вами, – ответил Оливер.

В холле они наткнулись на Клэзинга. Тот с угрюмым лицом шагал в направлении отделения экстренной помощи.

– Если эта свинья сделала что-то с моей сестрой, я его прикончу. – Клэзинг сжал руки в кулаки. – Этот тип – психопат.

– Думаете, ваш зять имеет к этому какое-то отношение?

– Конечно, – фыркнул Клэзинг. – Запугивание с помощью физического насилия – это его стихия. Вы ведь это тоже заметили, не так ли?

– Ваша сестра рассказывала мне, что она предположительно знает, где находится дочь Керстнера, – сообщил Боденштайн. – Она была убеждена в том, что ее муж приложил руку к исчезновению ребенка.

– Я думаю, такое вполне возможно, – хмуро согласился Клэзинг. – Я сказал Анне еще несколько лет назад, что она должна уйти от этого типа. Он убил свою первую жену голыми руками.

– Я знаю, – кивнул Боденштайн. – Поэтому я и беспокоюсь за вашу сестру. Она намекнула, что ей многое известно о ее муже и что у нее также есть доказательства его криминальных махинаций. Она вам никогда не говорила, о чем идет речь?

– К сожалению, нет. – Клэзинг скорчил гримасу и провел рукой по волосам, как бы выражая этим жестом свою беспомощность. – Моя сестра всегда поддерживала этого подлеца, даже когда он ее избивал. Она хотела быть с ним счастливой, несмотря на насилие, и ему удалось полностью отстранить ее от нас. Собственно говоря, только благодаря Михе она наконец воскресла.

– Мы попытаемся с ним сейчас поговорить, – сказал Боденштайн. – Может быть, он расскажет, что случилось.

В этот момент зажужжал его мобильный телефон, и он с нетерпением схватил трубку.

– Это Тордис… Я не помешала?

– О… нет-нет. Как ваши дела?

– Все нормально. – Она выдержала короткую паузу. – Я не хочу вас надолго задерживать. Я еще в конюшне. Полчаса назад здесь появилась фрау Ягода и отправилась к Кампманну. Она выглядела так, словно вот-вот взорвется. Вокруг ходят слухи, что Ягода арестован.

– Да что вы! – воскликнул Боденштайн, изображая удивление.

– Я понимаю. Здесь – в конюшне, во всяком случае, – что-то происходит. Возможно, вам будет это интересно.

– Хорошо. Спасибо. – Он размышлял над тем, что именно она имела в виду, как вдруг кое-что вспомнил. – Да, Тордис, вы случайно не видели сегодня вечером в конюшне Фридхельма Дёринга или его жену?

– Нет. Анну я не видела уже целую вечность, а Фредди был здесь в последний раз в четверг, – ответила Тордис. – Я узнала об этом случайно, так как лентяй Кампманн жаловался сегодня, что вот уже несколько дней вынужден выезжать лошадей Фредди.

Боденштайн представил себе ее улыбку.

– Послушайте, – сказала она чуть погодя, – я вспомнила кое-что еще, насчет этого Филиппа. Он ведь был…

В этот момент в телефоне что-то зашумело и затрещало, и ее слова исказились. Затем разговор прервался.

– Черт возьми! – выругался Боденштайн.

– Вам нужно немного отойти от больницы, – посоветовала Пия. – Здесь мобильники плохо работают.

Он отошел на пару метров, и тут опять зазвонил его телефон.

– Что-то со связью, – пожаловалась Тордис. – Мы можем где-нибудь встретиться? Прямо сегодня вечером?

– Боюсь, что освобожусь довольно поздно. – Оливер бросил взгляд на часы.

– Ничего, – возразила Тордис. – Просто позвоните мне. Все равно когда.

– Я позвоню, как только освобожусь, – пообещал он.

Когда Боденштайн шел назад в больницу, он гадал с легкой усмешкой, действительно ли Тордис что-то знала или же просто замыслила с ним небольшое «рандеву». Да это и не так важно. Все равно лучше, чем сидеть дома и думать об Инке Ханзен и упущенных возможностях.

Керстнер лежал в отдельной палате в хирургическом отделении. Доктор Джафари неохотно выделил Боденштайну только пять минут, и ни секундой больше. У Керстнера было тяжелое сотрясение мозга и перелом носа и скулы. Доктор выглядел действительно ужасно, и у Оливера почти не возникало сомнений в том, что это была работа Дёринга. Именно так выглядела Анна Лена, когда на прошлой неделе появилась в комиссариате. У Керстнера на лице налились кровью несколько ушибов, нижняя губа была зашита, как и рана на лбу. К его левой руке была подсоединена капельница. Он выглядел очень бледным и находился в каком-то оцепенении. Несмотря на это, доктор пытался что-нибудь вспомнить.

– Последнее, что я помню, – пробормотал он не очень разборчиво, – это внезапный удар по голове.

– Фрау Дёринг в этот момент находилась с вами?

На обезображенном лице Керстнера появился испуг. Вероятно, он о ней совершенно забыл, что неудивительно.

– Анна! – Он приподнялся, но со стоном вновь откинулся назад. – Господи! Где она?

– Мы, собственно говоря, надеялись, что вы нам это скажете, – ответил Боденштайн.

– Она исчезла, – добавил Клэзинг мрачным голосом. – Подумай же, Миха. Не заметил ли ты на парковке какой-нибудь незнакомый автомобиль? Может быть, ты кого-то видел? Возможно, был какой-нибудь странный звонок?

Керстнер отчаянно покачал головой.

– Не звонил ли Дёринг своей жене в последние три дня? – поинтересовалась Пия.

– Я… я не знаю. – Керстнер схватился правой рукой за голову и невольно застонал.

Боденштайн ощутил глубокое сочувствие к этому человеку, на которого свалились, кажется, все несчастья. В дверном проеме появился доктор Джафари и энергично постучал по наручным часам.

– Не тревожьтесь так сильно. – Боденштайн положил руку на руку Керстнера. – Отдыхайте и поправляйтесь. Мы найдем фрау Дёринг, и вашу дочь тоже найдем, я вам обещаю.

Керстнер медленно кивнул, но его глаза наполнились слезами беспомощности. В тот момент, когда Боденштайн хотел отнять свою ладонь, он схватил ее и крепко сжал.

– Господа! – настойчиво сказал врач, стоя у двери.

– Еще одну минуту, – попросил Боденштайн и сделал знак Пие и Клэзингу, чтобы они вышли.

– Я не мог этого сказать, пока Флориан был здесь, – прошептал Керстнер сдавленным голосом, и в его взгляде отразилось отчаяние, – но Дёринг знал, что Анна у меня. Он звонил ей вчера вечером и угрожал, что произойдет нечто ужасное, если она немедленно к нему не вернется. Он ее обругал, и здесь она, вероятно, совершила ошибку.

– Теперь уже достаточно, – вмешался врач. – Немедленно покиньте помещение.

Боденштайн не реагировал. Он ближе наклонился к Керстнеру, и у него побежали по коже мурашки, когда он услышал, что сделала Анна Лена.

– Я хотел завтра утром поехать вместе с ней к моим родителям, – голос Керстнера был едва слышен, и фразы, очевидно, давались ему с трудом, – но сейчас уже слишком поздно.

Он замолчал, с трудом переводя дыхание, затем начал кашлять. Боденштайн с испугом увидел, что он кашляет кровью.

– Видите, что вы наделали! – Доктор Джафари сердито и озабоченно оттеснил в сторону Боденштайна и склонился над своим пациентом. Затем он нажал кнопку сирены. Чуть позже в комнату влетели две медсестры.

– Прошу вас, – проговорил Керстнер, тяжело дыша, и в отчаянии протянул руку. Из уголка его рта стекала тоненькая струйка крови. – Вы должны найти Анну Лену! Пожалуйста!

Боденштайн вышел в коридор.

– Ну что там? – бросился к нему доктор Клэзинг. – Что он вам еще сказал?

– Я думаю, ваша сестра в серьезной опасности. Она уверила Дёринга, что знает о нем то, из-за чего он может отправиться за решетку, и пригрозила ему, что даст этому ход.

Клэзинг побледнел.

– Фрау Кирххоф, – Оливер повернулся, собравшись уходить, – немедленно организуйте общий розыск Дёринга и его супруги. Пошлите людей на его фирму и к нему домой. Все полицейские наряды должны вести поиск его автомобиля и автомобиля его жены.

Когда они вышли через стеклянную дверь на парковочную площадку больницы, Боденштайн спросил Пию, знает ли она, как послать смс-сообщение.

– Смс? – Пия остановилась и недоуменно посмотрела на своего шефа. – А кому вы хотите послать смс?

– Это не имеет значения, – улыбнулся Боденштайн. – Так вы знаете или нет?

– Разумеется, знаю.

– Тогда покажите мне, пожалуйста.

Пия взяла мобильный телефон шефа и объяснила ему, как это делается.

Боденштайн забрал свой телефон и под удивленным и любопытным взглядом Пии начал писать первое в своей жизни смс. Ему казалось неприличным звонить Тордис в десять минут двенадцатого. Если она еще не спит, то получит эсэмэску, а если спит, то увидит завтра утром, что он не забыл о своем обещании.

– Так, – сказал он, подойдя к своему автомобилю, – теперь нажать «о’кей»… «отправить»… супер! Совсем просто! – Он поднял голову и улыбнулся Пие.

– С вами все в порядке, шеф? – осторожно спросила она.

– Я три дня практически не спал, – ответил Боденштайн, – я безрезультатно преследую убийцу, и моя жена находится за десять тысяч километров от меня. А в остальном все замечательно.

Пия с сомнением посмотрела на него и с трудом подавила зевок.

– Вы напоминаете человека, который сунул палец в розетку, – улыбнулась она. – Я смертельно устала.

– Поспите пару часов, – предложил Боденштайн. – Я попрошу центральный офис, чтобы мне позвонили, если вдруг что-то случится. Если Дёринг сегодня ночью объявится, я об этом узнаю. Уверен, что он где-то запер свою жену. Мы прилипнем к нему, как жевательная резинка, и если нам повезет, он приведет нас к ней. Я ни в коем случае не хочу рисковать. Фрау Дёринг не должна оказаться в опасности из-за того, что мы задержим ее мужа-психопата.

Он вздрогнул, когда пропищал его телефон.

– А, – устало улыбнулась Пия, – вот уже и ответ пришел.

Боденштайн с любопытством прочитал смс.

Вы знаете «Лайт энд саунд» в Боккенхайме? Или для вас это уже поздно? – написала Тордис.

«Лайт энд саунд» Оливер прекрасно знал, так как там уже полтора года по выходным Лоренц работал диджеем. Боденштайн сконцентрировался на том, чтобы сформулировать ответ. Он все равно сейчас слишком взбудоражен, чтобы идти спать.