Текст книги "Ненавистная фрау"

Автор книги: Heлe Нойхаус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)

Смогу быть там через полчаса, – написал он.

Когда он включил передачу заднего хода, опять пискнул его телефон. Тордис явно владела способностью написания смс-сообщений значительно лучше, чем он.

Я в бистро. Рада встрече.

– Я тоже, – пробормотал Боденштайн и дал газу.

«Лайт энд саунд» располагался в Боккенхайме по соседству с Ляйпцигерштрассе и был одним из наиболее популярных в настоящее время клубов. Боденштайн удивился, увидев, сколько молодых людей ходит на дискотеку по понедельникам. Он, без сомнения, оказался здесь самым возрастным посетителем, но больше всего выделялся тем, что на нем был галстук. Тордис с парой молодых девушек сидела за столиком в углу бистро, где музыка звучала не так громко и позволяла разговаривать, не надрывая горло. Как только Боденштайн подошел к столику, ее знакомые засобирались.

– Вам вовсе не обязательно уходить, – возразил он.

– Нам уже пора, – сообщила одна из девушек, и от него не укрылось, как она быстро подмигнула Тордис. Очевидно, она заранее проинформировала подруг.

– Вы хотите что-нибудь выпить? – спросила она Боденштайна. – Тут делают фантастические коктейли.

– Я бы выпил «Кайпиринью», – улыбнулся он.

На Тордис была облегающая светло-голубая блузка с глубоким вырезом, которая идеально подходила к ее глазам, и узкие черные брюки, которые могут себе позволить только обладательницы стройных фигур. Она махнула одному из официантов, молодому парню с волосами, уложенными гелем. На его плечах, покрытых солярным загаром, красовались выполненные с богатой фантазией татуировки. Тордис сделала заказ.

– Вы часто так поздно посещаете подобные заведения? – Боденштайн ослабил узел галстука.

– А почему бы и нет? – Тордис тоже улыбнулась. – Дома я знаю каждого.

– А сколько вам лет? – поинтересовался Боденштайн.

Тордис усмехнулась и подперла подбородок рукой.

– Достаточно, чтобы после десяти вечера принимать алкоголь в общественном месте, – ответила она. – Мне двадцать один. А вам?

– Больше. – Старший комиссар тоже ухмыльнулся, но потом стал серьезным. – Вы хотели сообщить мне что-то об этом Филиппе.

– Да, верно. – Тордис вздернула свой очаровательный носик. – Я сначала думала, что это не так важно, но сегодня вдруг вспомнила, что Изабель мне однажды рассказывала, кто такой этот Филипп. Она сказала, что он успешный кинопродюсер и предложил ей сняться в главной роли в одном из его фильмов.

– Так… – Боденштайн слушал с интересом.

– Хотя за это она никогда бы не получила «Оскар». – Улыбка Тордис была чуть ироничной. – Он ведь снимает порно.

Боденштайн вспомнил, что Ягода рассказывал нечто в том же духе.

– Филипп – сын Фредди Дёринга от первого брака, – продолжала Тордис. – Большую часть времени он живет в Аргентине. Но у его кинофирмы есть офис где-то здесь, во Франкфурте. Изабель как-то раз развеселило то, что в паспорте он значится не как Филипп Дёринг, а как Фелипе Дуранго.

Эта новость ошеломила Боденштайна. Сын Дёринга! Аргентина!

Появился официант и поставил на стол напитки и тарелку со снеками. Тордис взяла свой бокал и приветственно подняла его.

– Изабель что-нибудь рассказывала про него? – допытывался Боденштайн, забыв про «Кайпиринью». – Вы можете что-то вспомнить?

Тордис, казалось, была чуть разочарована. Ожидала ли она от этой встречи действительно большего?

– Однажды она сказала, что могла бы заполучить любого мужчину, стоит ей захотеть. Единственная проблема заключалась в том, что мужчины, которые ей нравились, не имели бабок, а без денег это все пустое. Исключением стал Филипп, который еще не был старым хрычом, а денег у него куры не клевали.

– Она рассказывала про него что-нибудь еще? – спросил Боденштайн. – У нее с ним могло быть что-то серьезное?

– Понятия не имею, – пожала плечами Тордис, потягивая через соломинку коктейль.

– Что вы можете сказать о Дёрингах? Вы хорошо их знаете?

– Не особенно. Фредди может быть очень вспыльчивым, особенно если выпьет. Пару раз он здорово избил Анну, однажды даже на глазах у всех, пока не вмешались Кампманн и еще один мужчина. Анна немногословна. Она всегда пытается произвести впечатление, будто она счастлива.

– У Дёринга были отношения с Изабель.

– Ни у кого не было серьезных отношений с ней, – покачала головой Тордис. – В Изабель было что-то такое, что сводило мужчин с ума. Она получала удовольствие от того, что соблазняла мужчин. Ей необходимо было ощущение, что она может завоевать любого из них.

Боденштайн подумал о том, что Риттендорф сказал об Изабель Керстнер. Она не могла пережить, если ей не удавалось приручить какого-либо мужчину. Это соответствовало действительности.

– А что скажете о Кампманне? – спросил Боденштайн.

Тордис посмотрела на него задумчиво и без улыбки.

– Н-да… – Она вертела в руках бокал. – Изабель объезжала его лошадей, которых он готовил на продажу. Они часто проводили время вместе, но официально были всегда на «вы». Сюзанна, как бы то ни было, ужасно ревновала его к Изабель.

– Отсюда это перевоплощение…

– Да! – Тордис презрительно засмеялась. – Она сбросила двадцать килограммов, и потом эти перекрашенные волосы… Я даже не могу сказать, что в ней вообще есть настоящего. При этом она только действует на нервы своему мужу.

– Так что после был Кампманн. Дёринг и его сын. И еще Ягода.

– Ганс Петер? – Тордис, похоже, была удивлена.

В этот момент завибрировал телефон Боденштайна, лежавший рядом с его бокалом.

– Извините, – сказал он и взял трубку.

Звонили из центрального офиса с сообщением, что час назад водная полиция в районе Дойчхерренуфер на уровне мельницы обнаружила в Майне труп женщины. Судя по описанию, речь может идти об Анне Лене Дёринг.

– Я буду через десять минут, – пообещал Боденштайн.

– Что-нибудь случилось? – полюбопытствовала Тордис.

– Да, я, к сожалению, должен идти. – Боденштайн кивнул и сделал знак проходившему мимо официанту.

– Действительно что-то случилось или вы инсценировали важный звонок, чтобы отделаться от меня?

Боденштайн какое-то время не находил слов от предположения, будто он способен на столь изощренную хитрость.

– В Майне обнаружили труп женщины, – сухо сказал он. – Не исключено, что это фрау Дёринг.

– О господи! Это ужасно! – Тордис была обескуражена.

– Я не знаю, действительно ли это она, но я должен туда поехать.

– Можно я поеду с вами?

– А вам не надо поспать?

– Ночью я обхожусь тремя часами сна, – заявила девушка.

– Ну как хотите. – Мыслями Боденштайн был уже на берегу Майна, где нашли труп женщины. – Но вы останетесь в машине, согласны?

– Разумеется. – Тордис старательно закивала, ее глаза взволнованно блестели.

Вторник, 6 сентября 2005 года

Свет мигающих маячков полицейских автомобилей отражался в чернильно-черной воде Майна. Боденштайн припарковался на обочине позади патрульной машины. По дороге они почти не разговаривали, и Боденштайн вновь ощутил то внутреннее напряжение, которое всегда охватывало его, когда он ехал на место обнаружения трупа. Оливер думал об обещании, данном Керстнеру, об отчаянии мужчины и о том горе, которое он уже пережил. Каким кошмаром было бы для него после потери ребенка узнать, что погибла женщина, которую он любил! Боденштайн отчаянно надеялся, что обнаруженная в Майне женщина окажется не Анной Леной Дёринг.

– Подождите меня здесь, – попросил он Тордис. Девушка подавленно кивнула.

Главный комиссар вышел из машины и кивком поприветствовал полицейского. Пригнувшись, пролез под желтой заградительной лентой и по полоске газона направился вниз, к берегу. Там кипела активная деятельность. Яркий прожектор освещал участок на береговом склоне. Всего в нескольких метрах от берега в воде покачивался катер водной полиции.

– Доброе утро, – сказал Боденштайн присутствующим. Те поздоровались в ответ.

Здесь были полицейские, коллеги из франкфуртского отдела К-2, сотрудники отдела по сохранности следов, полицейские водной полиции, а также два полицейских водолаза и люди из военизированной пожарной охраны. Со многими из них он уже встречался при аналогичных нерадостных обстоятельствах. Труп уже положили в специальный мешок. Он узнал врача, производившего осмотр трупа. Это был доктор Хеннинг Кирххоф, который формально еще оставался мужем его коллеги.

– Доброе утро, Боденштайн. – Врач поднялся. – Скверная привычка центральной диспетчерской всегда звонить мне, если они что-нибудь находят в воде. Это я о том, что живу в Заксенхаузене.

– Хотя бы не так далеко. – Боденштайн присел на корточки и посмотрел в раскрытый мешок. Обезображенное лицо женщины не позволяло произвести опознание. При одной мысли о том, какой кошмар пришлось пережить этой несчастной в последние минуты и секунды своей жизни, он невольно содрогнулся от ужаса. Сделал ли это Фридхельм Дёринг, который, предполагая, что его жена осведомлена о представляющих для него опасность тайных махинациях, так жестоко расправился с ней и потом сбросил в реку?

– Здесь кто-то поработал тяжелым инструментом, – предположил Кирххоф. – Думаю, кувалдой или чем-то в этом роде, а потом еще добавил что-то едкое, вероятно, соляную кислоту. Она пролежала в воде не дольше одного или двух часов. Но умерла она не от травм на лице. Ей перерезали горло. Она полностью истекла кровью.

По временным рамкам все сходилось. Анну Лену Дёринг в последний раз видели около шести часов вечера, примерно в семь на Керстнера напали в клинике. Сейчас был час ночи.

– Когда наступила смерть? – Боденштайн поднялся, продолжая рассматривать изувеченный труп женщины.

– Трудно сказать, – пожал плечами Кирххоф. – У трупов, которые находились в воде, ректальная температура не информативна.

– Возраст? – Оливер в упор смотрел на погибшую. Ее длинные темные волосы напоминали переплетенные водоросли, и общий вид казался еще более ужасным оттого, что женщина утратила какие бы то ни было человеческие черты лица. У Анны Лены Дёринг были длинные темные волосы.

– Предположительно около тридцати. – Судебный врач задумчиво поджал губы.

– Одежда, украшения, особые приметы?

– Ничего. Она была совершенно голая. – Кирххоф склонился над трупом и взял поочередно обе руки своей правой рукой в перчатке, чтобы более тщательно их рассмотреть. Никакой метки, которая осталась бы от кольца. – Он встал. – Завтра в середине дня, после вскрытия, я смогу вам сказать больше.

– Хорошо. Вы сможете найти меня по мобильному телефону. До тех пор, пока не будет доказано обратное или женщина не объявится живой и здоровой, мы, к сожалению, должны исходить из того, что погибшей является Анна Лена Дёринг.

Оливер отвернулся, ощутив сильнейшую подавленность. В это мгновение его профессия вызывала в нем глубокое отвращение.

– Увидимся завтра утром в отделении судебной медицины, – сказал он Кирххофу и, сжав зубы, добавил: – Дёринг вообще-то должен опознать труп.

Врач кивнул и стянул латексные перчатки.

– Я слышал, вы уже пару недель работаете с моей женой, – обронил он как бы походя.

– Да, это так. Уже целый месяц.

Доктор Хеннинг Кирххоф был мужчиной высокого роста с темной, тщательно расчесанной бородой. Гладкий высокий лоб и тонкие губы придавали ему сходство с братом. Привлекательный, образованный, эрудированный и хладнокровный, он прекрасно знал себе цену. В какой-то момент Боденштайну показалось, что Кирххоф хотел еще что-то спросить, но потом отвел взгляд.

– Передавайте ей привет от меня, – сказал он.

– Обязательно, – кивнул главный комиссар. – Спокойной ночи.

Он двинулся вверх по береговой дамбе. Тордис вышла из машины и стояла, прислонившись к крылу его «БМВ».

– Ну как? – спросила она. – Это Анна?

Боденштайн заметил, что она, казалось, действительно поняла, что за всем этим кроется трагедия. В ее глазах он не увидел ни малейшей жажды сенсации, и от этого его симпатия к молодой женщине возросла.

– К сожалению, это пока невозможно установить, – сказал он. – Мы должны дождаться результатов завтрашнего вскрытия. Садитесь в машину. Где вас высадить?

– Я приехала в город на пригородном поезде. Моя машина стоит в Бад-Зодене у вокзала.

– Почему? – Боденштайн посмотрел на нее через крышу автомобиля. – Вы были так уверены, что найдете кого-то, кто вас отвезет назад?

Тордис бросила на него скептический взгляд и презрительно фыркнула.

– Я думала, вы не такой, – проговорила она, к его удивлению, – но вы, очевидно, расцениваете мое желание помочь вам как флирт. Большое спасибо. Вы стары для меня ровно на двадцать лет.

Боденштайн ошеломленно смотрел на нее и чувствовал, как его лицо и шею заливает краска. Он ощущал себя идиотом. Старым идиотом. Сначала он хотел ей возразить, но потом осознал, что и в самом деле на какое-то время предположил, будто она хотела с ним пофлиртовать.

– Что за глупости! – коротко сказал он. – Садитесь. Я отвезу вас до вашей машины.

– Не трудитесь. Я поеду на поезде.

– Сейчас поезда уже не ходят.

– Тогда я возьму такси.

– Я думал, вы не такая, – передразнил ее Боденштайн.

– Что вы имеете в виду?

Они все еще смотрели друг на друга через крышу автомобиля.

– Обидчивая маленькая девочка.

– Я не обидчивая, – холодно возразила она. – И маленькой девочкой я была десять лет тому назад.

– Так вы едете или нет? Я ужасно устал и хочу сегодня ночью поспать хотя бы пару часов. – Старший комиссар сел за руль и с трудом подавил улыбку, когда девушка уселась рядом. Он развернулся и поехал вдоль Музейной набережной, а затем по мосту через Майн мимо главного вокзала. Все это время Тордис высокомерно смотрела вперед и молчала.

– Я согласен, – кивнул Боденштайн, когда они проезжали мимо франкфуртского торгово-выставочного комплекса. – В какой-то момент я действительно предположил, что вы ожидали от нашей встречи немного большего, чем «Кайпиринья» и труп в воде.

Тордис неподвижным взглядом смотрела через ветровое стекло, и прямая гордая осанка ее тела говорила о том, что она обижена. Это вызывало у Боденштайна сожаление. Она ему помогла.

– О’кей, – неожиданно повернувшись к нему, Тордис улыбнулась полукокетливой-полусмущенной улыбкой, которую Боденштайн уже видел у нее раньше. – Вы меня раскусили. Я надеялась, что понравлюсь вам и этот вечер выльется в нечто большее, чем то, что произошло в действительности.

От этого признания Оливера пронизал необычный трепетный страх, и одновременно он злился, что позволил этой молодой девушке так себя спровоцировать.

– Так-так… – только и сказал он, после чего нажал на газ, оставляя позади окраины Франкфурта.

– Я не как Изабель, – Тордис отвела взгляд и стала опять смотреть в окно, – но вы мне нравитесь, несмотря на то что уже немолоды, заносчивы и много о себе воображаете.

Боденштайн поднял брови.

– Это не слишком тонкий английский намек, – пошутил он.

– Я американка. Мы привыкли действовать напрямик.

– Да, тогда это все объясняет. – Боденштайн включил сигнал поворота и перед торговым центром «Майн-Таунус» съехал с трассы А66, чтобы направиться в Бад-Зоден.

Взгляд Оливера скользил по ее лицу. Он задавался вопросом, что она собой представляет. Неужели она предполагала, что ей удастся так легко его соблазнить, что он повезет ее к себе домой или даже переспит с ней прямо в машине? К его собственному удивлению, Оливер заметил, что подобные мысли не кажутся ему столь неприятными. С чего бы это он вдруг стал столь восприимчив к женской привлекательности? Может, причиной тому отсутствие Козимы или встреча с Инкой Ханзен?

Некоторое время спустя он остановился у курортного парка в Бад-Зодене рядом с желтым «Судзуки», но Тордис и не собиралась выходить.

– Спасибо за информацию, – сказал Боденштайн. – Вы нам очень помогли.

Молодая женщина подняла взгляд, и в ее глазах возникло выражение, манящее и обольстительное одновременно, заставившее пронзительно зазвонить тревожный колокольчик в голове Боденштайна.

– Счастливо добраться до дома, – пожелал он с прохладцей. – Спокойной ночи.

Фридхельм Дёринг приехал домой в четверть седьмого и был задержан у входа экипажем патрульного автомобиля. Когда спустя полчаса туда приехал Боденштайн, Дёринг был вне себя от ярости.

– Что это за второразрядная комедия? Что вообще произошло? – кричал Дёринг, несмотря на ранний час и не обращая внимания на соседей. Он был небрит, выглядел напряженным и утомленным после бессонной ночи.

– Откуда вы сейчас приехали? – спросил Боденштайн.

– Какое вам дело? – буркнул Дёринг. – Как вам пришло в голову задержать меня здесь, возле собственного дома?

– На это у меня есть свои причины. – Боденштайн оставался спокойным. – Так где вы были этой ночью? И где ваша жена?

– Понятия не имею, – пожал плечами Дёринг. – Я не видел ее с пятницы. Потому что она уехала от меня и помчалась к этому своему маленькому придурочному ветеринару!

Внезапно он понял, что сказал больше, чем изначально хотел сказать.

– Так… – Боденштайн поднял брови, как будто только что услышал эту новость. – Где вы были вчера вечером между восемнадцатью и двадцатью часами?

– Я не произнесу ни звука! – прорычал Дёринг. – Я хочу попасть в свой дом.

– Вчера вечером на Керстнера напали в его клинике, – сообщил Боденштайн, – а ваша жена бесследно исчезла.

– Мне очень жаль, – ответил Дёринг с сарказмом.

– Это вы избили Керстнера и похитили вашу жену?

– У вас безумные фантазии, – ерничал Дёринг. – С какой стати я бы стал это делать?

– Возможно, с такой, что ваша жена знает о вас некоторые вещи, которые могли бы принести вам немало неприятностей, – предположил Боденштайн. – Ваш друг Ягода, который вот уже пару дней живет за государственный счет, многое рассказал. – Боденштайн отметил, как оцепенел Дёринг. – Например, о вашем общем друге Морисе Браульте. Или о тайнике с видеозаписями, которыми он шантажировал своих клиентов. Блестящая идея – удержание клиентов силовым приемом. Глупо со стороны господина Ягоды, принимая во внимание тот факт, что прокурор Гарденбах оставил подробное признание, прежде чем застрелился. Сейчас мы знаем все о темных сделках «ЯгоФарм» и многое знаем о вас, господин Дёринг.

– Обо мне нечего знать, – возразил Фридхельм, но озлобленность в его глазах сменилась озабоченностью.

Вероятно, он еще не слышал об аресте Ягоды и начинал понимать, как близко от пропасти находится сам.

– Вы сейчас поедете со мной во Франкфурт, в морг. – Боденштайн посмотрел на часы. – Вчера ночью в Майне был обнаружен труп женщины, и мы предполагаем, что это может быть ваша жена.

– Вы не имеете права меня принуждать, – запротестовал Фридхельм.

– Ошибаетесь, имею. – Боденштайн открыл дверь своей машины. – Прошу вас, господин Дёринг.

Через полчаса Дёринг с раздраженным лицом стоял в ярком свете неоновых ламп прозекторской института судебной медицины и пристально смотрел на жестоко обезображенный и все еще не опознанный труп женщины. Он порывисто отвернулся. Боденштайн внимательно наблюдал за ним, но мыслями был где-то совсем в ином месте. Оливер был не из тех мужчин, чье эго требовало, чтобы женщины ему навязывались, но недвусмысленная дерзость Тордис ему, без сомнения, польстила. Что было бы, если бы он дерзнул ее поцеловать? Что бы она сделала, если бы он…

– Почему вы принуждаете меня опознавать каких-то мертвых людей? – вырвал его из далеких мыслей голос Дёринга.

– Это ваша жена? – спросил Боденштайн.

– Нет, черт подери! – Дёринг энергично покачал головой. – Это не она. Я буду жаловаться лично на вас и на ваши методы министру внутренних дел, Боденштайн! То, что вы здесь делаете, – это психотеррор!

– Почему вы уверены, что эта погибшая женщина – не ваша жена?

– У моей жены была операция по поводу аппендицита, – резко ответил Дёринг. – Я знаю тело своей жены. Эта слишком полная. Я могу идти?

– Конечно. – Боденштайн постарался скрыть от Дёринга, насколько он облегчил его состояние своим признанием. – Если хотите, я могу распорядиться, чтобы вас отвезли домой и…

– Оставьте ваши пустые разговоры, – прервал его Дёринг. – Это будет иметь для вас определенные последствия, я вам обещаю.

Боденштайн пожал плечами и открыл дверь в коридор.

В холле он увидел Пию Кирххоф, которая вела энергичную беседу с супругом, – Хеннинг по-прежнему сохранял свой статус. На нем поверх костюма уже был надет зеленый халат. Боденштайн вышел из здания института судебной медицины. Дёринг прошел мимо, не попрощавшись и доставая на ходу из кармана брюк мобильный телефон. Боденштайн смотрел ему вслед, наблюдая за тем, как он, разговаривая по телефону, пересек улицу и направился к стоянке такси. Неожиданно появилась Пия.

– Ну как? – спросила она.

– Это не она, слава богу. Но с сего момента мы не должны спускать глаз с этого типа.

– Наши люди уже следуют за ним. – Пия кивком головы указала на серебристый «Опель», в котором сидели мужчина и женщина в гражданской одежде.

В эту секунду зажужжал ее мобильный телефон.

– О, добрый день, господин доктор Риттендорф, – ответила она, потом некоторое время слушала, что ей говорил Риттендорф, и, поблагодарив его, закончила разговор.

– Что он хотел? – поинтересовался Боденштайн, но Пия уже набирала какой-то номер.

– Секунду, – пробормотала она. Затем сообщила кому-то номер автомобиля и подняла глаза. – Вчера вечером без четверти семь один мужчина, гуляя в поле со своей собакой, заметил темно-зеленый «Джип Чероки», который стоял на полевой дороге позади ветеринарной клиники. Мужчина с трудом передвигается, и, так как автомобиль преградил ему дорогу, он постучал по стеклу. Водитель чуть приоткрыл окно и сказал, что тому следовало бы похудеть. На незнакомце были солнечные очки, хотя уже совсем стемнело.

– Вот как, – скептически проговорил Боденштайн.

– Мужчина явился к Риттендорфу, чтобы на это пожаловаться. Он постоянно жалуется на клиентов ветеринарной клиники, которые там паркуются. Причем оказался настолько внимательным, что запомнил номер автомобиля.

Пока Боденштайн и Пия шли к своим машинам, Пия получила сообщение о том, кто является владельцем темно-зеленого «Джипа Чероки».

– Манфред Йегер, – громко повторила она. – Тонизендерштрассе, сто двадцать четыре «б», Зоссенхайм. Все ясно, спасибо.

– Так, – сказал Боденштайн, – нам надо с ним поговорить.

Манфред Йегер жил в одном из уродливых жилых блоков в скучном квартале Зоссенхайма, который всем известен как неблагополучный район. Люди живут в социальных квартирах, в тесноте, многие из них безработные; доля иностранцев здесь высока, как ни в каком другом районе Франкфурта. Дома, которым срочно требовалась свежая покраска, были разрисованы граффити. Райтеры не пропускали даже контейнеры для мусора и двери домов. Местная администрация опустила руки. Ни один луч яркого солнечного света не проникал в узкие пространства между домами. Боденштайна всякий раз мучили угрызения совести, когда профессия приводила его в места, подобные этому. Как ужасно, должно быть, жить в таком жилом блоке, не имея никаких перспектив! Пия пару минут искала звонок Манфреда Йегера, который также частично был замазан краской. Ответил недружелюбный женский голос.

– Это полиция, – сказала Пия. – Нам нужен Манфред Йегер.

Прошло минуты две, прежде чем раздался звук дверного зуммера.

Изнутри дом представлял собой, пожалуй, еще более удручающее зрелище, чем снаружи. Некогда сверкающая напольная плитка потускнела, пахло различной едой, прогорклым пивом и мочой. Стены были выкрашены в неопределенный цвет и также измалеваны граффити. На лифте висела табличка с указанием, что подъемник находится на ремонте. Рассерженные жители верхних этажей выместили весь свой гнев на металлической двери. Боденштайн и Пия не без труда поднялись на шестой этаж. За дверью квартиры, которую лишь слегка приоткрыли, их ждала женщина в потертом халате, державшая на руках плачущего маленького ребенка.

Ей было не больше двадцати пяти, хотя выглядела она вдвое старше. Дешевый перманент испортил волосы, сползший с плеча халат источал запах застарелого пота. На ребенке не было ничего, кроме подгузника, и, кажется, его надо было срочно купать. Позади появились еще двое малышей.

– Проходите. – Женщина в разношенных плюшевых тапочках развернулась и поплелась вдоль мрачного коридора в гостиную. Комната была настолько забита всяким хламом и облезлой мебелью, что Боденштайн и Пия с трудом смогли разглядеть мужчину, сидящего перед телевизором.

– Фараоны, – объявила женщина резким голосом. – Что ты опять натворил?

Манфред Йегер был щуплым парнем немногим более тридцати, с нервным лицом хорька и сальными волосами до плеч. Он неуверенно ухмыльнулся и погасил сигарету в переполненной пепельнице.

– Я ничего не сделал, – попытался он защититься, прежде чем Боденштайн и Пия открыли рот. – С тех пор как я вышел из кутузки, я ничего не сделал. Можете спросить моего наблюдателя по условному освобождению.

Боденштайн задался вопросом, как этот человек, живущий на грани нищеты, мог позволить себе «Джип Чероки» стоимостью в сорок тысяч евро.

– Вы являетесь владельцем внедорожника с государственным номером F-X 122? – спросила Пия.

Глаза мужчины забегали туда-сюда, кадык на худой шее нервно заходил вверх-вниз.

– Да, это наша машина, – ответила женщина. – Пусть у нас ничего больше нет, зато есть шикарная тачка.

Она горько засмеялась, и ее муж скорчил гримасу.

– Даже такая дорогая, как «Чероки»? – спросила Пия. – Как вы можете позволить себе такую машину?

– Послушайте, я зарабатывал по-настоящему хорошие деньги. – Йегер вытер рукой нос. – У меня была приличная работа.

– И где же вы работали? – уточнил Боденштайн в надежде, что испытываемое им отвращение не слишком бросается в глаза.

– Водителем на грузовике. На сорокатоннике. Объездил всю Европу. – Йегер нащупал пачку сигарет и вновь закурил. Курил он суетливо.

– Так, – кивнула Пия, – а за что вы были осуждены?

– Наделал глупостей. Действительно неприятное дело. Но я отсидел.

– Мы можем посмотреть документы на машину? – попросил Боденштайн и увидел недоверчивый взгляд хозяина квартиры.

Покопавшись, Йегер достал из заднего кармана джинсов истрепанное портмоне и достал оттуда технический паспорт на автомобиль.

– Вау! – Пия присвистнула. – Да он совсем новый! Регистрация – в июле две тысячи пятого года!

– Да, слушайте, классная машина! – Йегер ухмыльнулся, обнажив желтые от никотина зубы.

– А как вы за нее расплачивались? – спросила Пия.

Ухмылка мгновенно исчезла с лица Йегера. Мужчина сделал еще пару затяжек, докурив сигарету до фильтра.

– Где вы были вчера вечером между восемнадцатью и двадцатью одним часом? – спросил Боденштайн.

– Он был здесь, – вмешалась женщина, подпустив в голос угрожающие нотки. – Он был здесь и не выходил из дома. Слушай, давай скажи им, что это так и было!

– Да, я был здесь, правда, – Йегер энергично кивнул, – и смотрел телевизор.

– Вашу машину видели вчера вечером без четверти семь в двадцати километрах отсюда. – Пия скрестила руки на груди. – Как вы это объясните?

– Я одолжил ее приятелю. – Взгляд Йегера блуждал по комнате. – Я это часто делаю. За что получаю потом полный бак бензина.

– Хорошо. Тогда будьте так любезны сообщить нам имя вашего друга, – попросил Боденштайн. – Где автомобиль находится сейчас?

– Внизу, на парковке, я надеюсь. – Йегер указал большим пальцем вниз.

– Слушай, давай же, назови имя твоего приятеля, – напомнила Пия, которая сумела без особого труда адаптироваться к их манере изъясняться.

– Я точно не знаю его имени, – замялся Йегер. – Все называют его Тедди.

– И ты одалживаешь новый автомобиль типу, о котором ничего не знаешь, даже как его зовут? – Пия вытаращила глаза. – Ты издеваешься над нами?

– Нет, правда нет! Все так и есть, скажи? – Он бросил на жену ищущий поддержки взгляд.

– Тедди был коллегой моего мужа по работе перед тюрьмой, – сказала она. – Он действительно нормальный парень. Всегда нам помогает.

– Так, а где ты работал? Я имею в виду перед тюрьмой. – Пия постепенно теряла терпение.

– Водителем грузовика.

– Это мы уже слышали. На какой фирме? Ну же…

– Экспедиция «Дёринг» в Эшборне.

Пока они ждали руководителя отдела кадров экспедиционно-транспортного агентства «Дёринг», Боденштайн выпил чашку эспрессо.

Герберту Рюкерту едва перевалило за пятьдесят. Это был полный мужчина с блестящей лысиной и красным лицом, типичным для людей, страдающих гипертонией.

– Мы хотели бы поговорить с вашим сотрудником, которого зовут Тедди, – сообщил Боденштайн после того, как представился. – Дама в приемной не могла понять, о ком идет речь, но вы как руководитель отдела кадров наверняка осведомлены о прозвищах ваших сотрудников.

По лицу полного мужчины стало понятно, что он испытывает неловкость.

– У нас был водитель, которого так называли, – ответил он, немного замявшись, – но он у нас больше не работает.

– Для начала нам было бы достаточно узнать его настоящее имя и последний адрес, – невозмутимо проговорил Боденштайн.

– Я не уполномочен предоставлять справки, – холодно возразил Рюкерт.

– Вы уполномочены, – раздраженно сказала Пия. – Вы даже обязаны. Мы расследуем убийство.

Даже у Боденштайна почти иссякло ставшее притчей во языцех терпение.

– Имя и адрес, – коротко потребовал он без присущей ему тактичности. – Иначе вы получите уведомление в связи с чинением препятствий следствию. Итак, пожалуйста, поживей!

Руководитель отдела кадров Рюкерт, похоже, испугался. Он прошел за стойку приемной, взял телефонную трубку и поручил кому-то найти последний адрес Теодора ван Ойпена. Через три минуты Боденштайн и Пия вышли из здания.

– Я сейчас думаю о пасте, красном вине и лопнувшем алиби, – поведал Боденштайн по дороге к машине.

Пия бросила на шефа удивленный взгляд. Он подал ей ключи от авто и объявил:

– Поедем в Кёнигштайн в «Лимончелло». Вы знаете, где это?

– Да, знаю. – Пия села за руль «БМВ».

По дороге в итальянский ресторан Боденштайн сделал три звонка. Он поручил Бенке и Остерманну через полицейскую базу данных навести справки о Филиппе Дёринге, псевдоимя – Фелипе Дуранго, Манфреде Йегере и Теодоре ван Ойпене. Затем позвонил паре, осуществляющей слежку за Фридхельмом Дёрингом, и выяснил, что Дёринг взял такси, поехал домой и, очевидно, не планировал куда-либо уезжать. Состояние Керстнера все еще не позволяло с ним беседовать. Оно оставалось тяжелым, но его жизни уже ничто не угрожало. Между тем Боденштайн серьезно беспокоился об Анне Лене Дёринг, так как при разговоре с ее братом выяснилось, что она не появлялась ни у него, ни у родителей.

– А что с «лопнувшим алиби»? – поинтересовалась Пия у своего шефа, когда они поднимались по лестнице ко входу в «Лимончелло».

– Я размышлял о вашем вчерашнем предположении. – Боденштайн остановился. – Хельфрих и Риттендорф как раз ужинали, когда Изабель умерла. Чтобы вечером доехать отсюда до Руппертсхайна, требуется примерно минут семь. Таким образом, у них было достаточно времени и имелись все необходимые средства.