Текст книги "Белоснежка должна умереть"

Автор книги: Heлe Нойхаус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 28 страниц)

– Доброе утро, – сказал он.

Ответом ему было ледяное молчание. Не обращая на это внимания, он пошел вдоль полок с товарами. В напряженной тишине холодильники в витринах гудели еще громче. Тобиас спокойно набирал в корзинку продукты по составленному отцом списку. Когда он подошел к кассе, все стояли на прежних местах, словно примерзнув к полу. Он невозмутимо выложил товары на ленту транспортера, но Марго Рихтер неподвижно сидела, скрестив на груди руки, и, судя по всему, не собиралась его обслуживать. Колокольчик на двери опять звякнул, и в магазин вошел ничего не подозревающий водитель службы доставки почтовых посылок. Заметив напряженную атмосферу, он в нерешительности остановился. Тобиас терпеливо ждал, не сдвинувшись с места. Это был поединок, маленькая битва не столько между ним и Марго, сколько между ним и всем Альтенхайном.

– Да посчитай ты ему! – сдался через несколько минут Лютц Рихтер.

Его жена неохотно подчинилась и молча застучала по клавишам кассового аппарата.

– Сорок два семьдесят.

Тобиас протянул ей банкноту достоинством в пятьдесят евро, она, не проронив ни слова, раздраженно дала ему сдачу. Ее взгляд мог бы заморозить Тихий океан в районе экватора, но Тобиасу было на это наплевать. В тюрьме он выигрывал и не такие схватки.

– Я отсидел свой срок и вернулся – нравится это вам или нет. – Он медленно обвел взглядом смущенные лица с потупленными глазами.

* * *

Дав во Франкфуртском окружном суде показания по делу Веры Кальтензее, Пия к половине двенадцатого приехала в комиссариат. Поскольку за последние недели никого из граждан не угораздило распрощаться с жизнью при странных обстоятельствах, в отделе К-2 царило относительное спокойствие. Скелет из подземного топливного бака был единственной актуальной темой. Данные судебно-медицинской экспертизы еще не поступили, поэтому комиссар Кай Остерман без особой спешки просматривал дела о пропавших без вести за последние годы. Коллега Франк Бенке в понедельник получил больничный лист на всю неделю. Якобы по причине легких травм и ушибов, полученных при падении с мотоцикла. То, что Андреас Хассе тоже был болен, никого не удивляло. Он уже несколько лет периодически, на недели и месяцы, освобождается от работы по болезни. В отделе уже привыкли обходиться без него, так что его отсутствие ничего не меняло.

В коридоре у автомата с кофе Пия встретила свою коллегу Катрин Фахингер, самую молодую сотрудницу отдела. Та безмятежно болтала с секретаршей доктора Николь Энгель. Времена, когда Катрин ходила в клетчатых брюках и блузках с рюшем, прошли. Свои круглые очки, в которых она была похожа на сову, Катрин заменила на более современные, в модной квадратной оправе, и с некоторых пор носила самые узкие джинсы, какие только можно себе представить, сапоги на высоком каблуке и узенькие коротенькие свитерочки, выгодно подчеркивавшие ее необыкновенно стройную фигуру. Причины этих изменений Пии были неизвестны, и ей в очередной раз пришло в голову, как мало она знает о личной жизни своих коллег. Во всяком случае, этот желторотый цыпленок незаметно превратился в относительно взрослую женщину.

– Пия! Подожди! – крикнула Катрин.

Пия остановилась и вопросительно кивнула ей. Катрин опасливо осмотрелась по сторонам.

– Я вчера вечером была с друзьями в Заксенхаузене, [8]8
  Заксенхаузен – здесь:район Франкфурта-на-Майне.


[Закрыть]– начала она, понизив голос. – Ты не поверишь, кого я там встретила!..

– Неужели Джонни Деппа? – иронически усмехнулась Пия.

Каждый в отделе знал, что Катрин была пылкой поклонницей этого американского артиста.

– Нет. Я встретила Франка, – невозмутимо продолжала Катрин. – Он стоял за стойкой бара в «Старом корыте» и был здоров как бык!

– Что ты говоришь!

– Теперь я даже не знаю, что делать. Вообще-то я должна была бы сказать об этом шефу. Как ты думаешь?

Пия наморщила лоб. Если полицейский хочет где-нибудь подработать, он обязан написать заявление и получить разрешение начальства. Работа в кабаке с сомнительной репутацией вряд ли вызвала бы одобрение руководства. Если Катрин ничего не напутала, Бенке грозили выговор, денежный штраф или даже дисциплинарное взыскание.

– Может, он просто подменял своего приятеля?

Пия недолюбливала Бенке, но ей стало не по себе при мысли о том, какие последствия ждали его, если дело примет официальный характер.

– Никого он не подменял. – Катрин отрицательно покачала головой. – Он увидел меня и сразу начал наезжать: я, видите ли, шпионю за ним! Идиотизм! А потом этот урод еще и пригрозил мне: мол, если я его заложу, то мало мне не покажется!

Катрин, конечно, была глубоко оскорблена и чуть ли не тряслась от злости. Пия ни секунды не сомневалась в ее искренности. Все, что она сказала, было очень похоже на ее драгоценного коллегу. С дипломатией у него было не лучше, чем у любого американского питбультерьера.

– Ты уже сказала об этом Шнайдерше? – спросила Пия.

– Нет. Хотя мне очень хотелось! До того он меня разозлил!..

– Я тебя понимаю. У Франка просто талант – доводить людей до белого каления. Давай я сама поговорю с шефом. Может, удастся это как-нибудь уладить, не поднимая лишнего шума.

– А зачем? – возразила Катрин. – Почему все защищают этого говнюка? Он делает и говорит, что хочет, все время срывает на нас свое дурное настроение, и никто его не поставит на место!

Пия была с ней полностью согласна. Франку Бенке, непонятно по каким причинам, все сходило с рук. В этот момент в коридоре появился Боденштайн. Пия, посмотрев Катрин в глаза, сказала:

– Ну, ты человек взрослый, решай сама.

– А я уже решила! – ответила Катрин и энергично направилась прямо к Боденштайну. – Шеф, мне нужно с вами поговорить. С глазу на глаз.

* * *

Амели решила, что сбор информации об убийстве двух девушек в Альтенхайне гораздо важнее, чем школа, поэтому после третьего урока отпросилась домой, заявив, что плохо себя чувствует. И вот теперь, засев за свой ноутбук, она написала в Google имя и фамилию соседского сына и действительно получила сотни результатов. С растущим интересом она жадно читала материалы прессы о событиях в Альтенхайне летом 1997 года и о судебном процессе, на котором Тобиас Сарториус был приговорен к десяти годам лишения свободы с содержанием в тюрьме для несовершеннолетних преступников. Процесс был построен исключительно на косвенных доказательствах, потому что трупы девушек так и не были найдены. Именно это и сыграло роковую роль для Тобиаса: его молчание было расценено как отягчающее обстоятельство, что соответствующим образом отразилось на приговоре. Амели разглядывала на фотографиях темноволосого юношу с еще не оформившимися чертами, в которых, однако, уже можно было распознать его будущий облик. На этих фото он был в наручниках, но не закрывал лицо полой куртки или папкой для бумаг, а смотрел прямо в объективы фотоаппаратов. Его называли хладнокровным киллером, наглым, бесчувственным и жестоким.

Родители убитых девушек участвовали в процессе против Тобиаса С., сына трактирщика из маленькой деревушки в Переднем Таунусе, в качестве соистцов. Но даже отчаянные мольбы Андреа В. и Беаты Ш. не смягчили сердце вчерашнего абитуриента-отличника. На вопрос, что он сделал с телами у битых девушек, С., который, согласно психологической экспертизе, обладает повышенным интеллектом, упорно молчал. Что это – тактика или высокомерие? Даже когда судья С. пообещала подсудимому изменить формулировку и заменить обвинение в предумышленном убийстве Ш. на обвинение в убийстве по неосторожности, если он сообщит суду о местонахождении трупов, он остался непреклонен. Полное отсутствие эмпатии у подсудимого поразило даже бывалых юристов. У прокуратуры нет сомнений в виновности подсудимого, поскольку в цепи улик и в реконструкции процесса совершения преступления нет ни одного пробела или слабого звена. Правда, С. в начале следствия пытался доказать свою невиновность, оговаривая других и ссылаясь на некие провалы в памяти, но ему не удалось ввести следствие в заблуждение. Приговор С. воспринял без каких бы то ни было видимых проявлений эмоций. Ходатайство о пересмотре дела суд отклонил.

Амели стала просматривать другие, похожие материалы о процессе и в конце концов наткнулась на одну статью, в которой рассказывалось о событиях, предшествовавших суду. Лаура Вагнер и Штефани Шнеебергер бесследно исчезли в ночь с шестого на седьмое сентября 1997 года. В Альтенхайне как раз отмечали Кирмес, [9]9
  Кирмес – прежде церковный, а теперь светский праздник в сельских районах Германии, связанный с традицией празднования окончания сбора урожая. Первоначально Кирмес отмечался по случаю освящения нового храма, отсюда и название, означающее «храмовый, престольный праздник».


[Закрыть]и вся деревня веселилась. Тобиас Сарториус очень скоро оказался в центре внимания полиции, поскольку соседи видели, как обе девушки в тот вечер входили в дом его родителей, но никто не видел, чтобы они из него выходили. Были также свидетели ссоры Тобиаса с Лаурой Вагнер, его бывшей подружкой, перед дверью его дома. Оба изрядно выпили на празднике, и дело дошло даже до рукоприкладства. Через какое-то время к ним присоединилась Штефани Шнеебергер, его подружка на тот момент. Сам он позже показал на следствии, что в тот вечер она порвала с ним и он от отчаяния выпил у себя в комнате еще чуть ли не целую бутылку водки. Уже на следующий день служебные полицейские собаки обнаружили на участке Сарториусов следы крови; багажник автомобиля Тобиаса тоже был весь в крови. Кроме того, кровь и частички кожи, принадлежавшие обеим девушкам, были найдены на его одежде и в доме. Нашлись свидетели, которые видели Тобиаса за рулем его автомобиля, когда он уже ночью ехал куда-то по Хауптштрассе. Ко всему прочему, в его комнате нашли рюкзак Штефани Шнеебергер, а в кухне, под раковиной, цепочку Лауры Вагнер. Убийству предшествовала любовная история: Тобиас бросил Лауру ради Штефани, потом Штефани бросила его. Это и привело к трагедии. Катализатором стала мощная доза алкоголя. Тобиас до последнего дня отрицал свою причастность к исчезновению девушек, но суд не принял во внимание провалы в его памяти, на которые он ссылался, а свидетелей со стороны защиты не оказалось. Напротив, его друзья утверждали на суде, что он вспыльчив, подвержен внезапным приступам ярости и привык к чрезмерному вниманию своих сверстниц, поэтому, получив от ворот поворот, вполне мог разозлиться и потерять над собой контроль. Одним словом, у него не было ни малейшего шанса оправдаться.

Это еще больше разожгло любопытство Амели, которая ненавидела несправедливость, поскольку сама часто оказывалась жертвой неоправданных обвинений. Она прекрасно представляла себе, что должен был испытывать Тобиас, если его уверения в непричастности к убийству были правдой. Амели решила сама продолжить расследование. Как именно, она еще не знала. Но сначала ей нужно было познакомиться с Тобиасом Сарториусом.

* * *

Двадцать минут шестого. Ему еще полчаса болтаться на перроне, пока появятся ребята и, может быть, возьмут его с собой в молодежный клуб на репетицию.

Нико Бендер специально прогулял тренировку по футболу, чтобы не прозевать их здесь, когда без пяти шесть они приедут на электричке из Швальбаха. Хоть он и любил футбол и жить без него не мог, эта компания и их бэнд были для него гораздо важнее. Раньше они были друзьями, но с тех пор, как родители перевели его в другую в школу и он стал ездить не в Швальбах, а в Кёнигштайн, ребята начали постепенно отдаляться от него. А он играл гораздо лучше, чем Марк или Кевин, он действительно был неплохим барабанщиком. Нико вздохнул и от нечего делать продолжил наблюдение за бородатым мужчиной в бейсболке, который уже полчаса неподвижно стоял на другом конце перрона. Несмотря на дождь, он не встал под навес, где стоял Нико; похоже, ему было все равно, промокнет он или нет.

Наконец пришла электричка из Франкфурта. Восемь вагонов – конец рабочего дня. А что, если он неправильно выбрал место для ожидания? Вдруг ребята сидят в первом вагоне? Тогда он вполне может и прозевать их. Двери открылись, люди высыпали на перрон и, на ходу открывая зонтики, понеслись мимо него к пешеходному мосту. Его приятелей в поезде не оказалось. Нико встал и медленно пошел вдоль перрона. Тут он опять увидел бородатого мужчину в бейсболке. Тот направился вслед за какой-то женщиной лет пятидесяти, спешившей в сторону моста, и заговорил с ней. Женщина остановилась и, судя по всему, чего-то испугалась, потому что бросила свою сумку с продуктами и побежала. Мужчина догнал ее, схватил за руку, она стала отбиваться. Нико застыл на месте. Прямо как в кино? Перрон уже опустел, двери электрички закрылись, и поезд тронулся. Потом он увидел их уже на пешеходном мосту. Они, похоже, боролись друг с другом. И вдруг женщина исчезла. Нико услышал визг тормозов, глухой удар и вслед за этим металлический грохот и звон разбитого стекла. Бородатый сбросил женщину через перила на дорогу, прямо на скоростную магистраль Лимесшпанге! И вот он уже бежит прямо на него, опустив голову, держа в руке сумку женщины. Сердце Нико бешено заколотилось, ему стало страшно. Если этот тип понял, что он все видел, он не станет с ним долго разбираться. Нико бросился бежать. Он, как заяц, со всех ног помчался в подземный переход и дальше, к своему велосипеду, который оставил за путями со стороны Бад-Зодена. Ему уже было плевать и на друзей, и на репетицию, и на молодежный клуб. Тяжело дыша, он вскочил в седло и отчаянно закрутил педали. В этот момент бородатый показался на верхней ступеньке лестницы и что-то заорал ему вслед. Оглянувшись, Нико с облегчением увидел, что тот не гонится за ним. И все же он, не снижая скорости, промчался вдоль леса Айхвальд и, только добравшись до дома и почувствовав себя в безопасности, перевел дух.

* * *

Перекресток у станции городской железной дороги Зульцбах – Норд представлял собой страшную картину: семь автомобилей врезались друг в друга; пожарные пытались с помощью тяжелой техники и газовых резаков распутать железный клубок и посыпали песком лужи бензина. Несколько машин «скорой помощи» выстроились в затылок друг другу, в них оказывали первую помощь пострадавшим. Несмотря на холод и дождь, за ограждениями скопилось немало любопытных, жадных до зрелищ зевак, наблюдавших жестокую драму. Боденштайн пробился сквозь толпу и отыскал наконец старшего комиссара Хендрика Коха из эшборнского отделения полиции, который одним из первых прибыл на место происшествия.

– Я уже всякого повидал на своем веку, но такого кошмара еще не видел!

На лице Коха был написан неподдельный ужас. Он в нескольких словах рассказал Боденштайну и Пие о случившемся. В 17.26 с пешеходного моста прямо на ветровое стекло ехавшего со стороны Швальбаха «БМВ» упала неизвестная женщина. Водитель, не тормозя, резко вильнул влево и вылетел на полосу встречного движения. На обеих полосах произошло несколько столкновений машин. Водитель, стоявший в этот момент перед светофором в Зульцбахе, утверждает, что видел, как кто-то сбросил женщину с моста через перила.

– Что с женщиной? – спросила Пия.

– Она жива, – ответил Кох. – Пока… Врачи занимаются ею в одной из машин «скорой помощи».

– Нам сообщили, что есть погибший.

– Водитель «БМВ» умер от инфаркта. Наверное, последствия стресса. Спасти его не удалось.

Кох кивнул в сторону центра перекрестка. Рядом с искореженным «БМВ» лежал труп. Из-под мокрой ткани, которой он был накрыт, выглядывали ботинки. На границе оцепления возник какой-то шум. Двое полицейских крепко держали за руки седоволосую женщину, которая отчаянно пыталась проникнуть в зону оцепления. Рация Коха затрещала, кто-то проскрежетал что-то невнятное.

– Это, по-видимому, жена водителя «БМВ», – сказал Кох напряженным голосом. – Извините. – Он что-то сказал по рации и направился к своим коллегам на противоположной стороне перекрестка.

Пия подумала, что не завидует своему коллеге: сообщать о смерти человека его близким – одна из самых тяжелых обязанностей полицейского, и ни психологическая выучка, ни многолетний опыт ее не облегчают.

– Займись женщиной, а я поговорю со свидетелями, – сказал Боденштайн.

Пия кивнула и пошла к машине «скорой помощи», в которой врачи все еще работали с пострадавшей. Задняя дверца машины открылась, из нее вышел врач. Пия знала его, они уже не раз встречались при подобных обстоятельствах.

– А, фрау Кирххоф! – приветствовал он ее. – Мы, насколько смогли, стабилизировали ее состояние и сейчас отправим ее в бад-зоденскую больницу. Множественные переломы костей, травмы лица… Скорее всего, и внутренние повреждения…

– А какие-нибудь сведения о личности пострадавшей? При ней что-нибудь было?

– У нее были ключи от машины в… – Врач умолк и отступил в сторону, потому что машина «скорой помощи» тронулась и включила сирену, что сделало невозможным продолжение разговора.

Дождавшись, пока машина отъедет подальше, Пия поговорила несколько минут с врачом и отправилась к своим коллегам. В кармане куртки пострадавшей были ключи от машины, и больше ничего. Сумочки при ней не оказалось, только на перроне нашли полиэтиленовый пакет с продуктами. Боденштайн тем временем поговорил с водителем, который видел, как женщина упала с моста. Тот клялся и божился, что ее столкнул с моста мужчина – это он хорошо видел, несмотря на дождь и темноту.

Боденштайн и Пия поднялись по лестнице на мост.

– Отсюда она упала, – сказала Пия, посмотрев вниз. – Как ты думаешь, сколько здесь метров?

– Хм. – Боденштайн тоже посмотрел вниз, перегнувшись через перила, которые были ему по пояс. – Метров пять-шесть. Как она осталась жива, непонятно. Машина все-таки двигалась с приличной скоростью.

Разбитые машины, синие и оранжевые мигалки, сотрудники аварийно-спасательной службы в светоотражающих жилетах – при взгляде сверху во всем этом было что-то призрачно-сюрреалистическое. В свете прожекторов мерцали косые полосы дождя. Что эта женщина успела подумать, когда потеряла равновесие и до ее сознания дошло, что спасения уже нет? Или все произошло так быстро, что она ничего и не могла подумать?

– У нее был ангел-хранитель, – откликнулась Пия и поежилась. – Будем надеяться, что он не оставит ее и теперь.

Она повернулась и пошла в сторону перрона, Боденштайн последовал за ней. Кто же она такая, эта женщина? Откуда она приехала и куда направлялась? Еще пару часов назад она как ни в чем не бывало сидела в пригородном поезде, а несколько минут спустя вдруг оказалась в машине «скорой помощи» с переломанными костями. Вот как стремительно могут развиваться события. Один случайный шаг не в том направлении, одна случайная встреча не с тем человеком – и все уже иначе, и ничего уже не изменить. Что этому мужчине от нее было нужно? Что это было – ограбление? Вполне вероятно; во всяком случае, то, что при ней не оказалось сумочки, показалось Боденштайну странным.

– У каждой женщины есть сумочка, – сказал он. – Она ведь была в магазине, ей нужны были деньги, кошелек.

– Ты действительно думаешь, что этот тип хотел ограбить ее на перроне, среди людей?

– Может, ему подвернулся удобный случай. В такую погоду все спешат домой. Может, он следил за ней еще в вагоне, потому что видел, как она получала деньги из автомата.

– Хм. – Пия указала на видеокамеру наружного наблюдения, висевшую на перроне. – Надо посмотреть видеозапись. Может, нам повезет и мост окажется в поле зрения камеры.

Боденштайн задумчиво кивнул. Сегодня вечером две семьи получат страшное известие – и все только потому, что какому-то случайному грабителю взбрело в голову отнять дамскую сумочку? Конечно, в самой трагедии это ничего не меняет, но Боденштайну показалось чудовищным, что причиной смерти и страшных увечий может стать такая нелепая мелочь. Из подземного перехода вышли двое полицейских. Они нашли на автостоянке рядом с железнодорожным полотном красную «хонду-цивик», к которой подошли ключи из куртки пострадавшей. На запрос в транспортную полицию был получен ответ, что владелицей автомобиля с указанным номером является Рита Крамер, проживающая в Нойенхайне.

* * *

Боденштайн ловко припарковал свой «БМВ» на свободное место перед уродливым высотным домом в Нойенхайне, одном из районов Бад-Зодена. Среди множества табличек с фамилиями жильцов Пия не сразу отыскала кнопку с фамилией Крамер. На звонок домофона никто не ответил. Пия принялась наугад звонить в другие квартиры, пока наконец кто-то не открыл ей дверь. Дом, снаружи такой уродливый, внутри оказался очень ухоженным. На третьем этаже их встретила пожилая дама, которая воззрилась на их удостоверения с неприязнью и в то же время с любопытством. Пия бросила нетерпеливый взгляд на часы. Почти девять! Она твердо пообещала Кристофу прийти на вечеринку Анники, а сколько времени им здесь придется провести, трудно было даже предположить. А ведь сегодня вечером ей положено было отдыхать. Она про себя проклинала Хассе и Бенке.

Соседка была с Ритой Крамер в приятельских отношениях, у нее даже был ключ от ее квартиры, который она безропотно выдала им, когда они представились и рассказали о случившемся. К сожалению, она не знала, были ли у Крамер родственники. В гости к ней, во всяком случае, никто не ходил.

Квартира произвела на них тягостное впечатление – чистота и идеальный порядок, но при этом из мебели лишь самое необходимое. Нигде никаких свидетельств о личности Риты Крамер – семейные фотографии отсутствовали напрочь, а на стенах висели картинки, которые можно купить за пару евро в любом строительном супермаркете. Пия и Боденштайн ходили по комнатам, открывали шкафы и ящики в надежде найти хоть какие-нибудь указания на наличие родственников или обнаружить возможную причину нападения. Ничего.

– Не квартира, а какой-то безликий гостиничный номер! – сказал Боденштайн. – Надо же!

Пия вошла в кухню. Ее взгляд упал на мигающий диод телефонного автоответчика. Она нажала на клавишу воспроизведения. Звонивший, к сожалению, положил трубку, не оставив сообщения. Но номер, высветившийся на дисплее, она записала. Код Кёнигштайна. Она достала мобильный телефон и набрала номер. После третьего звонка на другом конце провода тоже включился автоответчик.

– Какая-то клиника. Никого уже нет.

– А других звонков или сообщений не было?

Пия пощелкала кнопками автоответчика и отрицательно покачала головой.

– Да, действительно странно – как так можно жить?

Она поставила телефон на место и пролистала кухонный календарь, страницы которого не переворачивали с мая. Там тоже не было ни единой записи. К пробковой доске для записок были пришпилены только проспект с рекламой какого-то пицца-сервиса и пожелтевшая апрельская квитанция на оплату штрафа за нарушение правил парковки. Все это было мало похоже на счастливую, полноценную жизнь.

– Завтра позвоним в эту клинику, – сказал Боденштайн. – Сегодня мы уже больше ничего не добьемся. Я еще заеду в больницу, спрошу, как состояние фрау Крамер.

Они заперли квартиру и вернули ключ соседке.

– Ты не можешь сначала забросить меня к Кристофу, а потом уже ехать в больницу? – спросила Пия в лифте. – Это в принципе по пути.

– Ах да, вечеринка.

– Откуда ты опять все знаешь?

Пия резко толкнула стеклянную входную дверь и чуть не протаранила ею мужчину, изучавшего таблички с фамилиями.

– Извините, я вас не заметила, – сказала она, мельком взглянув ему в лицо, и виновато улыбнулась.

– Ничего страшного, – ответил мужчина, и они пошли дальше.

– Я хорошо информирован о своих сотрудниках. – Боденштайн поднял воротник. – Ты же знаешь.

Пия вспомнила утренний разговор с Катрин Фахингер. Случай для разговора был идеальный.

– Ну, значит, тебе известно и то, что у Бенке есть еще одна работа, по совместительству, на которую он вряд ли получил официальное разрешение.

Боденштайн нахмурился и коротко взглянул на нее сбоку.

– Да. Но до сегодняшнего утра я этого не знал. А ты?

– Я, скорее всего, была бы последней, кому Бенке захотел бы рассказать об этом, – ответила Пия и презрительно фыркнула. – Он же вечно темнит, никогда ничего о себе не рассказывает, как будто все еще служит в своем спецназе.

Боденштайн, повернув голову и внимательно глядя ей в лицо, освещенное бледным светом фонаря, сказал:

– У него серьезные проблемы. Год назад от него ушла жена, потом он лишился квартиры, потому что не мог больше выплачивать кредит…

Пия остановилась и изумленно уставилась на него. Вот, значит, чем объясняется странное поведение Бенке, его раздражительность, угрюмость, агрессивность. И все же она почувствовала не жалость к нему, а досаду.

– Значит, ты опять будешь его защищать… – полувопросительно, полуутвердительно произнесла она. – Что это у вас с ним, интересно, за дружба такая – что он пользуется полной безнаказанностью?

– Это не безнаказанность, – возразил Боденштайн.

– А почему же ему постоянно сходят с рук все его ошибки и нарушения?

– Я старался не очень на него давить, потому что надеялся, что он как-нибудь разберется со своей личной жизнью и начнет наконец нормально работать. – Боденштайн пожал плечами. – Но если он действительно завел себе еще одну работу без разрешения начальства, то я уже ничем не смогу ему помочь.

– Значит, ты доложишь об этом Энгель?

– Боюсь, что придется. – Боденштайн вздохнул и пошел дальше. – Но сначала я все-таки поговорю с Франком.