Текст книги "Янтарная комната (ЛП)"

Автор книги: Хайнц Конзалик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 27 страниц)

Незадолго до того, как доктор Рунефельдт и Волтерс вместе с Вахтером уселись в машину, Пашке ещё раз залез под брезент к Яне и забрал фляжку. Солдат без фляжки – это половина солдата. Вот что на войне важно: чтобы пережить её, нужна удача, а чтобы защищаться – чувство сытости в животе. Солдат на войне может многое потерять, но только не котелок, побрякивающий на ремне и бьющий по ягодицам.

– Мы отправляемся, – тихо сказал он. – В Кёнигсберге я постучу по стенке кабины. Тогда ты должна мухой вылететь, поняла? Тогда будет благоприятный момент. Всего хорошего, девочка! А в Кёнигсберге я найду тебя, не сомневайся.

Яна кивнула. Неожиданно она приблизилась к заднему борту, обняла ошеломлённого Пашке и поцеловала в губы. Он стоял как столб, глупо вытаращив глаза, а Яна вернулась обратно. В его голове, в висках, в сердце, во всём теле всё гудело, как пчелиный улей.

– Ты даже не представляешь, какой ты молодец, Юлиус! – сказала она. – Я тебя никогда не забуду. Храни тебя Бог…

– Тебе… тебе тоже всего хорошего, – пробурчал Пашке, потёр глаза и застегнул брезент. Уже на улице он встряхнулся, как мокрая собака, и глубоко вздохнул. Его губы как будто обожгло огнём. Какая она горячая, подумал он, приходя в себя. Юлиус, если она и в постели такая, то у тебя все кости размякнут. Вот так-то, парень…

Он забрался в кабину и сел рядом с ефрейтором Доллем. Вместо приветствия тот встретил его приглушённой отрыжкой.

– Свинья! – буркнул Пашке.

– После супа с лапшой у меня всегда так. Пардон, месье. – Долль завёл двигатель, офицерская машина уже тронулася с места. – Мы снова последние?

– Да.

– Почему? Теперь ведь дорога лучше. Может, хватит уже дерьмо хлебать? Мне уже надоело.

– Хорош уже болтать.

Пашке откинулся назад. Он снова ощутил этот поцелуй. Прикосновение её груди. Я этого тоже не забуду, девочка. И когда потом меня будет целовать Йоханна, я буду представлять, что это ты! Переживи и ты эту войну, Яна, и пусть Господь тоже будет с тобой…

Когда они последними тронулись с места и затряслись по булыжной мостовой, Пашке понял, что разговаривал с Яной в последний раз и никогда больше её не увидит. Он смотрел сквозь стекло кабины в ночь, вспоминал девушек, с которыми встречался, и удивлялся тому, что так тяжело переживает это расставание.

С Йоханной было по-другому. Тогда он рассмеялся и сказал:

– Я вернусь, когда расправлюсь с полячками.

Но после Польши была Франция, а теперь Россия… А что потом?

– О чём думаешь, Юль? – спросил Долль.

– О борделе в Кёнигсберге.

– У меня есть один хороший адресок, – засмеялся Долль. – Слушай, мне тут рассказали анекдот. Тюннес и Шёль идут по площади Буттермаркт и…

– Заткнись! – грубо оборвал его Пашке.

– Сзади за нами кто-то бежит с ведром и машет рукой.

– С чем бежит?

– С ведром…

– Дави на газ! – Юлиус Пашке втянул голову в плечи. – Вокруг полно сумасшедших.

***

Гауляйтер Эрих Кох пытался быть терпеливым, но у него плохо получалось. После звонка доктора Руннефельдта из Каунаса уже в следующую минуту с триумфом в голосе он сообщил об этом доктору Финдлингу и своему доверенному лицу и компаньону по выпивке, руководителю округа Бруно Велленшлагу.

– Срочно приходите! Сегодня ночью прибудет Янтарная комната!

Доктор Финдлинг прощался с женой, как будто ему предстояла дальняя поездка

– Вы опять непременно выпьете! – довольно элегантно сказала она.

– Непременно, Марта, непременно. Янтарная комната у нас. Это событие Кох должен обмыть.

– А утром у тебя опять будет раскалываться голова и болеть желудок!

Немного подумав, она добавила:

– Прежде чем идти к Коху, выпей немного растительного масла...

– Что выпить? – ужаснулся доктор Финдлинг.

– Стаканчик растительного масла. Оно смажет стенки желудка и нейтрализует алкоголь.

– Меня от него стошнит!

– Это тоже полеэно, Вильгельм. Масло – это старый домашний рецепт. Ещё мой дедушка выпивал стакан перед собраниями. Я никогда не видела его пьяным.

– Этот фокус можно провернуть, когда привыкнешь. Он мог пить как бык. – Доктор Финдлинг, стиснув губы, смотрел, как Марта пошла на кухню, налила масло в стопку для водки и принесла ему. – Сорок семь лет назад, когда я был маленьким, мне каждое утро приходилось принимать ложку рыбьего жира. С тех пор не переношу запах рыбы. Марта, это обязательно?

– Да. Вот увидишь, это поможет.

Доктор Финдлинг мужественно выпил стопку масла, с усилием проглотил и удивился, что его сразу же не вырвало.

– Ужасно! – произнёс он.

– Посмотрим, что из этого получится. Ты вернёшся к завтраку?

– Думаю, что нет.

– К обеду?

– Вероятно, тоже нет. Я хочу сразу распаковать Янтарную комнату и всё зарегистрировать. На её монтаж в тридцать седьмом зале потребуется несколько недель. Всё опять нужно собрать так же, как в Царском селе при императрице Елизавете. Надеюсь, что при разборке пронумеровали настенные панели и фризы.

– Доктор Руннефельдт и доктор Волтерс – всемирно известные искусствоведы.

– Но смогли ли они пронумеровать правильно… посмотрим.

Он окинул скептическим взглядом стопку, которую Марта держала в руке, поцеловал жену в лоб и вышел.

Как и следовало ожидать, Бруно Велленшлаг был там, они с Кохом уже выпили по бокалу коньяка. В ведёрке со льдом охлаждалась бутылка французского шампанского. Гауляйтер Кох хотел достойно встретить Янтарную комнату

– В полночь она будет здесь! – приветствовал его Кох широким жестом. – Мой дорогой, вы должны лопнуть от счастья.

– Этот день будет самым прекрасным в моей жизни, гауляйтер. – Доктор Финдлинг с отвращением выпил первый бокал коньяка и его чуть не вырвало прямо на сапоги Коха. Но желудок быстро успокоился, жжение, которое всегда возникало от алкоголя, не появилось. Масло действительно помогло.

– Мы все думаем так же. Прежде всего потому, что утащили это сокровище из-под носа у Розенберга. Разве позволил бы Розенберг разместить комнату здесь? Здесь, в замке Кёнигсберга, которому она принадлежит! Я постараюсь убедить в этом фюрера. Почему Янтарная комната должна находиться в Линце на Дунае? Янтарь, солнечный камень, золото Германии, находят у нас, на берегу Балтийского моря… и самое главное произведение искусства из него должно остаться в Восточной Пруссии. Каким идиотом был прусский король, когда подарил эту драгоценность русскому царю. Фридрих Вильгельм I, видимо, был сильно пьян. Мы с вами, Финдлинг, вернули её Германии! Янтарная комната вернулась на родину. Об этом нужно сообщить прессе.

– Не забывайте о «прерогативе фюрера», гауляйтер. – Доктор Финдлинг уселся в глубокое кресло. – Борман тоже будет настаивать, чтобы комната переехала в Линц.

– Я поговорю с Борманом, – отмахнулся Кох, хотя знал, какая предстоит борьба. Он не любил Бормана, и это чувство было взаимным. «Королек Восточной Пруссии» был Борману в высшей степени противен.

– Это будет неприятная встреча, гауляйтер, – озабоченно заметил Велленшлаг.

– Бормана можно убедить серьёзными аргументами… в крайнем случае, я поговорю лично с фюрером. К моему мнению он всегда прислушивается.

Они стали ждать. Тянулись мучительные минуты. Когда чего-то ждёшь с нетерпением, вечно возникают вопросы. Проклятие, где они сейчас? Почему так долго шатаются? Не произошло ли чего-нибудь в дороге? Почему доктор Руннефельдт не звонит?

Что-то произошло… они не приехали и в полпервого ночи.

Беспокойство Коха передалось доктору Финдлингу и Велленшлагу. Они стояли у окна и смотрели во двор замка, потом спустились по лестнице, чтобы взглянуть на ворота, потом вернулись, пожимая плечами. Кох ходил расхаживал взад-вперед по кабинету, заложив руки за спину, опустив подбородок и втянув голову в плечи – как бык, готовый выскочить на арену.

– Как же я ненавижу непунктуальность! – воскликнул он с раздражением. – От Каунаса до Кёнигсберга всего-то пустяк! И дороги хорошие, не такая грязь, как в России. Что-то не так! С ними что-то случилось!

Однако ничего необычного не произошло, всё шло нормально, не считая небольшой задержки у железнодорожного вокзала. Подъезжая к нему, Юлиус Пашке толкнул ефрейтора Долля в бок и глухим голосом произнёс:

– Остановись здесь.

– Зачем?

– Мне надо отлить.

– Здесь? Перед вокзалом? Здесь же кругом люди.

– В каждом вокзале есть туалеты, ты разве не знаешь? Я терпел сколько мог, но больше не могу. Остановись.

Чтобы придать своим словам больше выразительности, он три раза ударил по стенке кабины. Это был знак для Яны. Вылезай, девочка. Приехали. Всего хорошего, малышка. Я тебя не забуду...

Он дождался, когда Долль подрулит к главному входу, и выскочил из кабины.

– Штаны уже намочил? – засмеялся Долль.

– Что?

– Брюки мокрые…

Пашке махнул рукой и побежал к кузову. Брезент был откинут и хлопал на ветру. Юлиус тихо позвал Яну по имени, но ответа не получил. Кузов был пуст – она выскочила, как только Юлиус постучал по стенке.

Пашке в отчаянии огляделся. Ему хотелось хоть еще разок взглянуть на неё или на её исчезающую тень, но он ничего не заметил. Около вокзала стояли солдаты и суетились несколько штатских. У входа дежурили трое полицейских, которых называли «цепными псами», потому что на шее у них висел блестящий значок на цепочке. Они проводили выборочную проверку, останавливали солдат и проверяли паспорта, отпускные билеты и командировочные предписания.

Не торопясь Пашке зашёл в здание вокзала, нашёл туалет, постоял рядом с другим у писсуара, выдавил пару капель, и ему показалось, что он остался в полном одиночестве.

Когда он вернулся к грузовику, то увидел рядом офицерскую машину. Вся колонна ждала, поскольку вперёд доложили о том, что последняя машина остановилась.

– Что случилось, унтер-офицер? – сердито спросил Волтерс через стекло. Пашке встал по стойке смирно.

– Я захотел в туалет, герр ротмистр, – доложил он, отдал честь и забрался обратно в кабину. Взглянув на Долля, он приказал:

– Поехали…

Долль запустил мотор.

– С ней всё в порядке? – спросил он как бы между прочим.

– С кем? – Пашке съежился от неприятного предчувствия.

– С медсестричкой. – Долль широко улыбнулся. – Она проворная…

– Как ты догадался, Долль?

– Юль, у меня же есть зеркало заднего вида.

– Ты всё знал?

– Конечно. У меня ведь не помидоры вместо глаз. Мне только хотелось узнать, чем всё закончится… Вижу, что закончилось хорошо…

– Ты ничего не видел, Долль, ничего! Понял?

– Я же водитель, смотрю только на дорогу. – Долль снова улыбнулся Пашке, и они тронулись. Мимо в голову колонны промчался офицерский внедорожник. – Но послезавтра я получу от тебя бутылку шаубау…

– Что-что?

– Бутылку шнапса, дружище.

Пашке кивнул и снова откинулся назад. Он думал о Яне, на душе было тяжело. Он так и не понял, зачем она много дней тряслась в кузове грузовика, вместо того чтобы поехать на поезде.

Наконец, около часа ночи к замку Кёнигсберга подъехал внедорожник. Дежурный офицер, молодой лейтенант, получивший ранение в Польше, проверил документы, которые протянул ему через стекло Волтерс. Ротмистра раздражала обстоятельность лейтенанта.

– Вы думаете, что мы везём на восемнадцати грузовиках динамит, чтобы взорвать замок? – заорал он. – Или вы не умеете читать?

– Что в грузовиках? – коротко спросил офицер.

– Двадцать семь ящиков с парижанками! – начал выходить из себя Волтерс. – Да чтоб ты провалился! Нас ждет гауляйтер. Вам разве не передали приказ?

– Там сказано: прибудет несколько машин. Но восемнадцать грузовиков?

– Вот что я предлагаю, герр лейтенант. – Волтерс задержал дыхание. – Вы нас пропускаете, а я не буду ходатайствовать, чтобы вас отправили на фронт.

– Меня комиссовали по ранению. В Польше меня тяжело ранили. Пуля застряла в лёгком. Вы тоже получили ранение, герр ротмистр?

Вопрос сопровождался лёгкой улыбкой. Волтерс вырвал из рук лейтенанта бумаги, откинулся назад и не стал отвечать.

– Теперь мы можем проехать в замок, герр лейтенант? – вежливо осведомился доктор Руннефельдт.

– Конечно. – Лейтенант отдал честь, отошёл в сторону, а охрана освободила проезд. – Я просто выполняю свои обязанности…

Когда внедорожник с грохотом вкатил во двор замка, стоящий у окна Велленшлаг непринуждённо, как будто и не ждал несколько часов, сказал:

– Она приехали.

Гауляйтер Кох и доктор Финдлинг подскочили в креслах как ужаленные. Кох первым делом нахлобучил на голову фуражку. Потом схватил ремень. Когда он его застёгивал и расправлял формуь, в свете хрустальной люстры на левой стороне кителя блеснули ордена. Дрожащим от волнения голосом он провозгласил:

– Давайте выпьем в честь прибытия по бокалу шампанского! Больше добавить нечего. Сколько мы ждали!

Он откупорил бутылку, и пробка с тихим щелчком прыгнула к потолку. Потом Кох налил полные бокалы и поставил бутылку обратно в ведерко.

– За нашу Янтарную комнату! – произнёс он и поднял бокал. – За то, чтобы она навсегда осталась здесь, на своей родине.

Велленшлаг и доктор Финдлинг подняли бокалы вслед за гауляйтером.

– Благодарю вас, гауляйтер, – сказал доктор Финдлинг с неподдельным волнением. – Будущие поколения вас никогда не забудут. К богатству Кёнигсберга добавилось ещё одно сокровище.

Молча, залпом, они опутошили бокалы, а потом, следуя примеру Коха, со всего маха по старому славянскому обычаю швырнули их в угол, где они разбились о дорогие обои.

– А теперь к нашему сокровищу! – Гауляйтер Кох подбежал к двери и распахнул её. – Заблудшая дочь вернулась домой.

– Почему дочь? – спросил доктор Финдлинг у бегущего рядом Велленшлага.

– У Коха всё красивое и привлекательное женского рода, – рассмеялся Велленшлаг и хлопнул доктора Финдлинга по спине. – Вам следовало знать.

Во дворе замка восемнадцать грузовиков построились в открытое каре, как на параде, внедорожник впереди. Волтерс, доктор Руннефельдт и Вахтер вышли из машины и ждали, пока последний грузовик с Пашке и Доллем займет своё место. Бамперы и радиаторы машин были выровнены до сантиметра. Неожиданно во дворе появились несколько человек в жёлто-коричневой форме политического отдела гауляйтунга. Ординарец побежал во флигель гауляйтера и натолкнулся на Коха, который как раз открыл дверь.

– Герр гауляйтер, – начал ординарец.

– Я вижу! – отмахнулся Кох, остановился у двери и посмотрел на колонну. Никогда его не видели таким взволнованным.

– Отправьте сообщение генерал-полковнику фон Кюхлеру: груз из Пушкина прибыл в Кёнигсберг. От имени фюрера благодарю вас за участие в этом историческом деле. Кох.

– Есть, герр гауляйтер.

Руководитель политотдела убежал выполнять приказ.

Кох выпрямился, выпятил колесом грудь, принял авторитетную позу и посмотрел на трёх человек, стоящих перед внедорожником. Несмотря на более низкий ранг, доктор Руннефельдт шагнул вперёд, остановился в трёх шагах от Коха и приложил руку к фуражке.

– Герр гауляйтер, – произнес он и заметил, как заблестели глаза Коха, – докладываю, что Янтарная комната по приказу высшего командования вермахта и министра иностранных дел рейха доставлена. Без чрезвычайных проишествий.

– Спасибо, доктор Руннефельдт. – Кох протянул ему руку, посмотрел на доктора Волтерса и кивнул ему.

– Вы доктор Волтерс, не так ли?

– Так точно, герр гауляйтер.

Волтерс щёлкнул каблуками.

– А вы? – Кох бросил взгляд на штатского, стоящего рядом.

Руннефельдт ожидал этого вопроса.

– Герр гауляйтер, позвольте вам представить Михаила Вахтера. Герр Вахтер до последнего дня заботился о Янтарной комнате в Пушкине. Этой семейной традиции уже двести двадцать пять лет.

– И поэтому вы взяли его с собой. Интересно! – Кох кивнул Вахтеру и слегка улыбнулся. – Мы еще поговорим об этом, герр…

– Вахтер, герр гауляйтер.

Вахтер с огромным интересом рассматривал мужчину среднего роста в жёлто-коричневой форме. Это и есть Кох. Тиран Восточной Пруссии и завоёванных областей. Рейхскомиссар. Демон, чья подпись может даровать жизнь или смерть. Новый хозяин Янтарной комнаты. И моей дальнейшей судьбы.

Он отошёл в сторону, чтобы пропустить Коха вперёд, и двинулся за ним вместе с Волтерсом и доктором Руннефельдтом. Кох медленно вышагивал у заляпанных грязью машин, как вдоль строя почётного караула, останавливался около каждой и отдавал честь. У последнего грузовика, рядом с которым, как два памятника, замерли Долль и Пашке, он остановился.

– Вы старший колонны? – спросил Кох командным тоном.

– Так точно, герр гауляйтер, унтер-офицер Пашке.

– Вы хорошо справились со своими обязанностями. – Он посмотрел на грудь Пашке, на которой ничего не было. – У вас нет Железного Креста?

– Нет, герр гаауляйтер. Я всё время служу водителем, с начала войны. В транспортной колонне Коха.

– Я представлю вас к Железному Кресту второй степени, унтер-офицер.

Кох отдал честь и пошёл обратно. Пашке покраснел, всё тело зачесалось, как будто по нему бегали муравьи. Железный Крест… Йоханна будет гордиться.

– Две бутылки шаубау… – послышался рядом шёпот Долля. – Поздравляю.

Кох вернулся ко внедорожнику и остановился около доктора Финдлинга и Велленшлага.

– Это доктор Финдлинг, директор музея в Кёнигсберге.

– Мы знакомы, – сказал доктор Руннефельдт. Они Финдлингом обменялись крепким рукопожатием. – Ваша книга о янтаре входит в список обязательной литературы каждого искусствоведа.

– Благодарю вас, – смущённо ответил Финдлинг.

– Руководитель администрации Велленшлаг.

Мужчины кивнули друг другу, но рук не подали. Велленшлаг другого и не ожидал – придворного шута представили, и этого достаточно, он им не ровня.

– Водители могут идти, – довольно сказал Кох. – Начальник караула позаботится о них. А вас, господа, прошу быть моими гостями.

Они направились в замок, у машин выставили охрану. Фельдфебель посмотрел на группу из тридцати шести человек, столпившуюся неподалеку.

– От вас несет как от стада козлов! – сказал он. – Сейчас вам покажут жильё, а потом как следует вымойтесь.

– А когда нам дадут поесть? – выкрикнул кто-то из толпы.

– Завтра утром в семь часов. Не опаздывать.

– Вот чёрт!

– Вы теперь снова находитесь среди цивилизованных людей. Привыкайте.

– Кто здесь цивильный? Я ношу форму! И вообще… кто ты такой?

Пашке и фельдфебель смерили друг друга взглядами. Назревала буря. Наподдай ему, Юлиус! Этой тыловой крысе…

– Я исполняю обязанности дежурного унтер-офицера. – Фельдфебель повысил голос. – И когда я говорю…

– А когда я говорю, – перебил его Пашке, – что мы все сейчас получим кофе или по бутылке пива, то мы это получим. Или я пойду к гауляйтеру и скажу: «Партайгеноссе, там один ссыкун хочет меня запугать… Как думаешь, что потом будет?

Фельдфебель оказался человеком неглупым. Он не пошёл на стычку с Пашке и лишь проворчал:

– Сейчас же всем мыться! – и двинулся впереди, чтобы показать им жильё.

В комнате Коха собравшиеся отмечали событие французским коньяком. Гауляйтер был в прекрасном расположении духа, Велленшлаг не мог припомнить, когда видел Коха таким расслабленным и радостным. Он не был таким, даже когда в замок приводили особенно красивую женщину.

– Завтра мы её распакуем, – сказал доктор Финдлинг. – Я не могу дождаться.

– Как женщину, которая понравилась! – Кох громко засмеялся. – Держитесь, доктор Финдлинг.

«Опять он про женщин, – подумал доктор Финдлинг. – Только о них и думает…»

Доктор Руннефельдт избавил его необходимости отвечать.

– Вам известно, что будет с Янтарной комнатой дальше?

– Что будет дальше? – Кох допил коньяк. Его глаза заблестели. – Она останется здесь! Я попрошу фюрера передать её Управлению государственных замков и садов. Так надёжнее. А доктору Финдлингу я предложу возглавить Управление культурных сокровищ Кёнигсберга. Мы обо всём позаботились.

Весёлая мужская компания расползлась около пяти часов утра. Немного пошатываясь, но не такой пьяный, как обычно после гулянок у Коха, доктор Финдлинг вернулся в свою квартиру. Марта проснулась и сидела в кровати. Финдлинг сел на край и опрокинулся в кровать прямо в одежде.

– Твой дедушка – просто молодец, – сказал он, с трудом ворочая языком, и закрыл глаза. – Растительное масло – прекрасное средство. Остальные – в стельку пьяны. Один я… я устоял…

– Я уж вижу! – с сарказмом произнесла Марта.

Но доктор Финдлинг этого уже не слышал, он спал.

Счастливый человек. Он был в восторге от того, что помогает грабежу.

***

Как только по стенке кабины трижды постучала, Яна подползла к заднему борту и подняла уже расстёгнутый брезент. Уже не в первый раз она перелезла через борт и спрыгнула на дорогу. Прижав сумку к груди, она огляделась. Ей показалось, что сотни глаз видели, как она выпрыгнула из машины. Однако, как оказалось, никто этого не заметил, и она побежала на вокзал, как будто опаздывает на поезд, а там прислонилась к столбу, чтобы перевести дыхание. Она ожидала, что кто-нибудь её остановит и проверит документы, однако никто не обратил на неё внимания, кроме нескольких солдат, возвращающихся из увольнительной. Они с улыбками прошли мимо, прижимая заботливо приготовленные матерями или жёнами пакеты с провизией.

Яна постояла у столба несколько минут, чтобы сердце немного успокоилось. «Сюда добраться удалось. Я в Кёнгсберге!» Она посмотрела в сторону перрона, где у каждого пассажира проверяли документы «цепные псы», и обрадовалась, что не поехала поездом. Без документов она не смогла бы покинуть перрон. У штатских должны быть билеты, а у военных – удостоверения. Считается ли платье медсестры формой? Этого она не знала. «Надо уходить отсюда, – подумала она. – Спрятаться, как в Пушкине. Кёнигсберг – большой город, кишащий людьми, и где-нибудь в этом море домов найдется укрытие и для меня».

С сумкой в руках она прошла через большой зал вокзала и остановила железнодорожного служащего с надписью «Справка» на фуражке.

– Куда вы направляетесь, сестра? – спросил служащий. Он был старше Михаила Вахтера. – На восток или на запад?

– Мне надо в городскую больницу.

– Надо ехать на трамвае. Первая линия. Но трамвай только в пять утра. Сейчас около часа ночи.

– А пешком?

– Вы и так давно в дороге. И ещё с такой тяжёлой сумкой. Вас может подбросить какая-нибудь военная машина. Я помогу найти.

– Спасибо.

– Пожалуйста, сестра.

Она подождала, пока служащий исчезнет в толпе, прочитала указатели и решила идти по стрелкам, которые указывали направление в зал ожидания.

Их оказалось два: первого класса и второго. Она посмотрела сквозь широкую стеклянную дверь в первый класс и увидела за столом офицеров и несколько штатских. Тогда она решила идти во второй класс. Здесь было безопаснее навести справки, чем у офицеров.

В зале ожидания второго класса скопилось много пассажиров. Естественно, в ночное время все столы и стулья были заняты. У стен на полу сидели солдаты, а некоторые даже несмотря на шум спали лежа, подложив под головы ранцы. Все заметили, что в зал ожидания вошла медсестра Красного Креста, но никто не встал и не предложил ей стул. Почти пять часов стоять у стены? Пожав плечами, Яна нашла свободное место у стены, поставила сумку у ног и прислонилась к стене. Солдат, который сидел рядом на полу и курил страшно вонючую самокрутку, посмотрел на неё снизу вверх.

– Тебе куда, сестра? – спросил он. Это был пожилой мужчина с серебристой нашивка за ранение на левом рукаве. Орденская полоска в петлице указывала на то, что он награждён Железным Крестом второй степени.

– На трамвае в город. Но первый трамвай будет только в пять.

– И ты хочешь всё это время простоять здесь?

– А что мне еще остается?

– В первом классе тоже много народа?

– Там слишком много офицеров.

– Ах, вот оно что. – Солдат понимающе улыбнулся. – А почему ты не пошла в вокзальную миссию?

– В вокзальную миссию? – удивилась Яна.

– Никогда не слышала про неё? Вас, видно, плохо учили. Ускоренный курс, а потом, раз-два, и в госпиталь, так? Тебе надо в вокзальную миссию. Они принимают всех медсестёр, в особенности «коричневых» [6]6
  Медсестер национал-социалистического народного благотворительного общества называли из-за формы коричневого цвета «коричневыми медсестрами». Существовали также «Голубые медсестры» из профессионального сообщества свободных ассоциаций.


[Закрыть].

– Спасибо. – Яна подняла сумку, кивнула солдату на прощание и покинула зал ожидания.

В общем зале она осмотрелась, нашла указатель «Вокзальная миссия» и остановилась перед дверью, через которую непрерывно сновали девушки в незнакомой одежде медсестёр, сопровождая легкораненых. «Правильно ли я поступаю? – спрашивала она себя. – Что они у меня спросят? Поверят ли тому моему рассказу?»

Собравшись с духом, она стиснула ручку сумки и вошла вслед за солдатом с забинтованной головой в первое помещение. В нос ударил запах горохового супа. В углу стоял большой эмалированный котёл, медсестра разливала черпаком суп в подставленную посуду. К котлу выстроилась очередь раненых, которые перебрасывались шутками.

Сестра бросила взгляд на нерешительную и беспомощно оглядывающуюся Яну и показала черпаком на дверь.

– Иди туда…

– Спасибо.

Она открыла дверь, вошла в большую комнату, где за длинными столами сидели раненые. Они пили кофе или чай и жевали бутерброды с колбасой. С четырех многоярусных кроватей у задней стенки доносился громкий храп. «Коричневая» медсестра подошла к Яне и удивлённо уставилась на неё.

– Ты откуда? – спросила она.

– С фронта из-под Ленинграда, – вполне правдиво ответила Яна.

– Ого! А теперь в отпуск на родину?

– Нет. Мне надо отметиться в городской больнице. Могу я у вас остаться на четыре часа? Первый трамвай пойдёт только в пять утра.

– Конечно. Тебя никто не может подбросить? От вокзала до города много машин ездит.

– Я ещё не спрашивала. И мне удобнее ехать на трамвае.

– Из-за вечных приставаний, да? – засмеялась медсестра. – Кто-то привыкает, кто-то нет. Я лично уже привыкла. А что делать, когда приятный молодой лейтенант хватает за ляжки?

– С пожилыми хуже.

– Конечно! У тебя, видимо, уже достаточный опыт, да? – «Коричневая» сестра подала Яне руку и показала на боковую дверь. – Иди туда… там у нас контора. Там тебе будет удобнее и никто не будет отпускать мерзкие шуточки. Надо же, с Ленинградского фронта! Как там дела?

– Много раненых.

– Понятно. Сами видим, когда санитарные поезда проходят мимо. В газетах и по радио об этом молчат И это хорошо. Мы все равно победим.

– Верно, – согласилась Яна, но к горлу подступил комок.

– Фюрер позаботится.

– Какое счастье, что у нас есть фюрер…

Яне с трудом далось это предложение. Она взяла свою сумку и пошла в контору. У стены стояли два кресла, в которых крепко спали две усталые медсестры. Они не проснулись при появлении Яны. После десяти часов на ногах спишь как убитый.

Она села рядом с письменным столом, заваленным бумагами, подпёрла голову руками и задумалась над тем, как поступить. Возможности было две: где-нибудь спрятаться и жить нелегально, рассчитывая на форму медсестры, или отметиться в больнице и устроиться официально. «У меня только двести марок, – подумала она. – Их хватит ненадолго. Надо платить за жильё и ещё на что-то жить. Я же не могу всё время ходить от одного общежития к другому, как будто собираюсь уезжать. Такая игра долго не продлится. И что дальше?»

Её взгляд остановился на пачке бумаг. Слева лежала стопка бланков, и Яна прочитала жирный заголовок:

«Свидетельство об участии в боевых действиях».

Её как током ударило. Она окинула взглядом двух спящих медсестёр, пододвинула бумаги поближе и увидела, что документ не заполнен. Подпись и печать там стояли, осталось списать только фамилию и дату.

Она быстро прочитала текст. То, что надо. Фамилия, дата рождения, домашний адрес, номер паспорта и служебные отметки. Такой документ снял бы все вопросы, с ним она могла чувствовать себя в безопасности.

Яна торопливо вытащила один лист из стопки, снова посмотрела на спящих медсестёр и специально пошуршала, но они не проснулись. Она взяла авторучку и заполнила документ печатными буквами. Пишущую машинку она использовать не решилась, чтобы не разбудить спящих.

Она сложила заполненный документ и засунула в сумку. Облегчённо вздохнув, она откинулась на спинку стула и ненадолго закрыла глаза.

В таком положении, с откинутой головой и закрытыми глазами, и застала её заведующая миссией, когда заглянула в контору.

– Устала? – спросила она. – Ты давно в дороге?

– От Пушкина до Кёнигсберга три дня и ещё полночи.

– За твоей спиной стоит электрочайник, кувшин с водой и пакет кофе. Настоящий зерновой кофе. Завари себе покрепче. Это не какой-нибудь мукефук [7]7
  Cуррогат кофе из солода.


[Закрыть].

– Спасибо.

«Что такое «мукефук»? – подумала Яна. – Ещё одно слово, которого я не слышала».

Заведущая снова ушла в зал для прибывающих раненых и закрыла за собой дверь. Обе медсестры так и не проснулись. Яна не стала делать кофе, а подождала, когда в контору зашли две медсестры, поздоровались с ней и заварили полный кофейник. С жадностью и огромным удовольствием она выпила две чашки.

– Да, это не мукефук! – схитрила она.

Одна медсестра кивнула и осторожно отпила глоток.

– Его делают из ячменя, а не из кофейных зёрен – сказала она. – Деньги нужны на оружие. После войны мы будем купаться в кофе.

– Это точно! – кивнула Яна. Значит, мукефук – это заменитель кофе. Из обжаренных злаков. Об этом надо знать, раз теперь я стала немкой. – А откуда у вас кофейные зёрна?

– Связи… – молодая медсестра засмеялась и сделала еще один глоток. – Связи решают всё. Надо только всё устроить.

Яна засмеялась, как будто всё поняла. Надо еще кое-чему научиться – находить связи, то есть доставать из-под полы, потому что обычным способом этого больше не достать. Мукефуком они называют заменитель кофе, а слабое пиво называют «уринолом» или «писсолином». Этих слов нет ни в одном немецком словаре. Но знать их надо, иначе пропадёшь. Сколько ещё таких слов придется выучить?

Время шло быстро. Несмотря на крепкий кофе, Яна задремала, а потом и крепко заснула, сидя на стуле. Лишь когда кто-то начал её трясти, она вскинула голову. Перед ней стояла знакомая «коричневая» сестра.

– Можешь опоздать на трамвай, – засмеялась она. – Первый трамвай скоро отправится. Если хочешь на него успеть, то беги… Остановка напротив главного входа.

– Спасибо! – Она вскочила и схватила сумку. – Ваш кофе я запомню надолго.

Она помедлила, поцеловала медсестру в щёку и побежала.

Трамвай был пуст. Только в передней части вагона сидела группа рабочих, они курили, обсуждали военные сводки за предыдущий день и заключали пари, когда захватят Ленинград и Москву. Лишь один из них сказал «Никогда!», и все остальные его освистали.

Остановка «Городская больница».

Яна вышла и долго смотрела на стены и окна больницы. К своему приключению она готовилась основательно. Михаил Вахтер где-то достал «Руководство для медсестёр» на русском языке, которое она тщательно прочитала, выучила наизусть основные понятия и перевела на немецкий.

Сначала она овладела теорией, а потом упражнялась на Вахтере, изображающем тяжелобольного. Она научилась ухаживать за лежачими больными, знала как подкладывать утку, менять повязку, мыть раненого, проверять пульс, а на своей старой кукле научилась делать уколы.