Текст книги "Янтарная комната (ЛП)"

Автор книги: Хайнц Конзалик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 27 страниц)

Вахтер в последний раз оказался перед королём и, сам того не желая, опять не сумел удержаться от слёз.

– Вахтер, не реви! – строго сказал король. – На небесах я снова всех увижу… моих гренадеров и тебя! Счастливого пути и хорошо служи царю, присматривай за Янтарной комнатой, как поклялся, и думай о том, чтобы Господь простёр над тобой свою длань.

Потом он по-отечески стукнул Вахтера буковой тростью по левому плечу, в знак своего расположения и Вахтер воспринял этот удар почти как посвящение в рыцари.

– Храни вас Бог, ваше величество, – выдавил он, низко поклонился и вышел из королевского кабинета.

Через час колонна была готова к отъезду. Светило яркое весеннее солнце, все сто восемь лошадей – в каждой повозке по шестерке сильных, хорошо откормленных, выносливых и проверенных на пушках лошадей – ржали, как будто прощались. Четверка, запряжённая в карету, пританцовывала. Фридрих Теодор Вахтер забрался на серого в яблоках коня, осмотрел колонну и жестом подал знак к отъезду.

Фридрих Вильгельм стоял у окна кабинета и, оперевшись на трость, провожал обоз взглядом. «Получу ли я Переднюю Померанию? – думал он. – Сделаю ли я Пруссию самым сильным государством в Европе? Окупится ли подарок? Счастливого пути, Вахтер, и удачи тебе в Петербурге. Король будет вспоминать о тебе».

Пётр Алексеевич

Действующие лица:

Пётр Алексеевич Романов, царь Пётр I Великий

Екатерина Алексеевна, царица, вторая жена Петра

Александр Меншиков, фаворит царя

Пётр Шафиров, фаворит царя

Левон Усков, карлик и придворный шут

Алексей Петрович, цесаревич, сын Петра I

Фридрих Теодор Вахтер, хранитель Янтарной комнаты

Адель Вахтер, его жена

Юлиус Вахтер, его сын

Князь Долгоруков, советник Петра I

Граф Владимир Викторович Кубасов, дворецкий

Доктор Бенджамин ван Рейн, второй придворный врач царя

...

1717 год начался с сильных холодов. В России леса, поля, дома и дороги лежали во льду и снегу. Телеги стояли в сараях, а сани, запряжённые маленькими лохматыми лошадёнками с колокольчиками на сбруе, слишком маленькие для груза и слишком большие для людей, хрустели и скрипели на плотном снегу.

В Пруссии дела обстояли по-другому. Здесь уже началась весна – в этом году, правда, неторопливо. Колёса вязли в раскисшей земле, поэтому по дороге от Берлина до Кольберга, где должен был ждать корабль на Мамель, часто приходилось звать из домов и полей крестьян, чтобы помогли вытащить колёса из грязи.

Получив строгий приказ, лейтенант Иоганн фон Штапенхорст со своим отрядом кирасиров сопровождал колонну с драгоценным грузом, постукивая длинной ореховой тростью в подражание королю. Фридрих Вильгельм предоставил всадников в блестящих металлических кирасах для охраны, хотя Вахтер не видел в этом необходимости.

– Ты слишком хорошо думаешь о людях! – сказал ему король. – Запомни раз и навсегда: воров на дорогах больше, чем паломников, да и паломники не против при случае украсть или обмануть. Будь осторожен, Вахтер! Кругом один сброд.

Отряд кирасиров ждал колонну за воротами дворца. Таким образом, вместе с запряженными в повозки ста восемью тяжеловозами, одной серой в яблоках под Вахтером, шестеркой, запряженной в карету и тридцатью под кавалеристами, на восток направилось сто сорок пять лошадей. Лейтенант фон Штапенхорст, как оказалось, не знал, что охраняет, и сразу после приветствия спросил Вахтера:

– Что мы везём в Кольберг? Это ценный груз?

Ответ Вахтера был коротким:

– Спросите у короля, лейтенант. Я ничего не могу вам сказать.

До Кольберга ехали без происшествий, за исключением суматохи на каждой заставе, где колонна останавливалась на ночлег. Начальник заставы с ужасом воспринимал необходимость позаботиться о ста сорока пяти лошадях, шестидесяти шести мужчинах, одной женщине, ребёнке и собаке, и всё это из запасов на складе. Но как только Вахтер показывал письменный приказ короля, всё нужное тут же находилось, даже для Морица, этого монстра с пятнистой шкурой и голубыми глазами. Когда повар одной заставы бросил ему кость с запашком, пес обнюхал ее, поднял голову, уставился на повара, потом прыгнул на него и впился зубами в левое бедро. Не помогли ни крики, ни удары.

– Я прибью тебя, бестия! – кричал укушенный. – Подожди, только до ножа дотянусь. Я был забойщиком скота!

– Вы дали ему тухлую кость! – строго сказал Вахтер. – Вот пес и возмутился.

– Может он хочет жареную курицу? – заворчал повар.

– Было бы неплохо. Тогда бы он лизнул вам руку. У моего Морица человеческая душа.

Эти слова быстро разлетелись по заставе. Вечером, когда офицеры собрались в своём кругу, командир заставы в звании полковника спросил лейтенанта фон Штапенхорста:

– Кто этот Вахтер?

– Доверенное лицо короля… надо полагать. У него огромные полномочия. Лошадь из королевской конюшни. Тёмная личность.

– Король что, вдруг полюбил чудаков?

– Полковник, нас приучили не спрашивать, а подчиняться.

– Верно, лейтенант. Всё верно. Я часто сам себя спрашиваю: к чему это приведёт, когда весь народ должен думать в точности, как он. – Полковник махнул рукой, когда увидел входящих офицеров. – Посмотрим, что из этого выйдет. Господь милостиво не позволяет нам заглянуть в будущее.

В своём жилье, чаще всего это была комната в казарме, которую на одну ночь предоставлял фуражир, Адель Вахтер, тяжело дыша, сразу ложилась на кровать, измученная, усталая и бледная. От остановки к остановке ей становилось всё хуже, и иногда она долго лежала с закрытыми глазами, положив руки на круглый живот и не проронив ни слова.

Вахтер садился рядом, гладил по лицу, тоже клал руки ей на живот и больше ничем не мог её утешить.

– Скоро всё закончится, Дельхен, – говорил он с нежностью. – В Кольберге, на корабле, ты сможешь отдохнуть. Эта неровная дорога, с тряской и толчками…Я понимаю, как тебе тяжело. Стисни зубы и потерпи, Дольхен.

– Ребёнок пинает меня, как будто хочет выпрыгнуть из живота. С Юлиусом было не так. – Она обняла мужа за шею и приложила его голову к своему животу. – Слышишь, Фриц? Он борется, не хочет умереть в утробе.

– Он не умрёт, Дельхен. Уж конечно, не умрёт и появится на свет в Петербурге. Думай только об этом.

Примерно на полпути до Кольберга Вахтер изменил график. Он стал чаще делать остановки, укладывал Адель на мешок соломы в повозке с ящиками, чтобы она могла вытянуться, а Юлиус, которому скоро исполнялось одиннадцать лет, бежал в поле и искал на лугах и берегах рек свежую траву, которую Вахтер прикладывал к животу Адель. Это успокаивало и освежало её, заглушало тянущие боли и придавало сил.

В конце концов они добрались до Кольберга – маленького, красивого и чистого города на берегу Балтийского моря, последний раз остановились в казарме, а лейтенант фон Штапенхорст отправил посыльного в Берлин с докладом о благополучном прибытии в Кольберг.

На следующий день Вахтер вместе с Адель и Юлиусом отправился в порт, чтобы осмотреть корабль, на котором им предстояло плыть до Мемеля.

Корабль оказался небольшим, корвет с одной мачтой и без пушек. Вместо этого в широком корпусе находился трюм и пристройка с каютами для капитана, гостей и кубрик для команды. На носу развевался прусский флаг.

Вахтер, Адель и Юлиус поднялись по сходням на борт, а Мориц, привязанный на берегу к карете, жалобно скулил и громко лаял, обнажая клыки.

На палубе, несмотря на безветрие, они сразу ощутили небольшую качку. Первый раз в их жизни пол под ногами двигался, и это вызвало неприятное чувство неуверенности. Вахтер понял, почему матросы и на суше ходят вразвалку и широко расставив ноги, в точности как царь, любивший выходить в море.

Капитан «Вильгельмины II», так назывался корабль, подошёл к ним вразвалку, бросил взгляд на большой живот Адели и протянул руку Вахтеру.

– Вы прибыли с королевской колонной?

– Я её возглавляю, капитан.

– Добро пожаловать на борт. – Он пожал Вахтеру руку. – Когда будем грузить?

– Утром. Восемнадцать больших ящиков и багаж. Покажите, где их разместят. Они не должны получить ни малейших повреждений. Я доложу об этом королю. Если что-то пойдет не так, королевская трость короля охотно пройдётся по спинам, а в тюрьмах темно, сыро и много паразитов.

– Всё будет сделано, как прикажите. Мы закрепим ящики толстыми канатами. – Капитан сделал широкий жест рукой. – Но морю мы не можем приказывать. В апреле бывают шторма, тут уж ничего не поделаешь.

Они прошли в каюту капитана, выпили горячего чаю с ромом, погрызли сухари и сухие булочки. Капитан рассказывал о штормах и встречах с кораблями-призраками, от чего Адели стало плохо, а у Юлиуса загорелись глаза. Вахтер со смехом воскликнул:

– Хватит матросских баек, капитан! Пойдёмте, познакомимся с кораблём поближе.

Корабль оказался старым, но крепким. Корпус из прочного дерева, швы наглухо заделаны варом, а трюм, где будут размещены ящики, был очень сухим. На его стенах было достаточно железных крюков, чтобы прочно закрепить ящики с Янтарной комнатой.

– Мы будем на корабле одни? – спросил Вахтер. – Никакого другого груза?

– Никакого. Приказ короля… – Капитан поморщился, как от боли. – Вы знаете графа фон Бюлова?

– Да. Это финансовый советник короля.

– Душегуб, между нами говоря. Прислал мне письмо: «Сколько вы возьмёте за доставку груза из Кольберга до Мемеля по заданию короля?» «О Господи, сам король!», подумал я и назвал цену значительно ниже обычной. И что пишет мне граф Бюлов в ответ? «Вы с ума сошли? Его величество указывает…» И называет сумму почти в половину от моей цены. Как лучше поступить? Затопить корабль или согласиться на условия короля? Я согласился, но теперь не ждите, что вам будут подавать жаркое или жирных каплунов. Будем питаться капустой и овощами, селедкой и лепёшками. И не удивляйтесь, если матросы будут на вас коситься – ребята получат лишь две трети обычного жалованья. Я же не могу нести убытки в одиночку. Такие вот дела…

На следующее утро к причалу перед «Вильгельминой II» подъехала колонна из восемнадцати повозок и трёх карет. Лейтенант фон Штапенхорст предоставил для сопровождения только десятерых кирасиров – миссия закончилась. Он был военным, а не охранником колонны с ящиками.

Погрузка громоздких, тяжёлых ящиков стала проблемой. Их успешно сняли из повозок на причал, но перенести их на корабль оказалось почти невозможным. Груз с таким весом и таких размеров ещё никогда грузить не приходилось. Когда ящики обвязали цепями и подняли с помощью блоков, стало сомнительно, удастся ли в целости и сохранности погрузить их на борт.

Но всё получилось. На толстых канатах и с помощью металлических блоков ящики сантиметр за сантиметром затащили на палубу, опустили в трюм и надёжно закрепили. Чтобы разместить все восемнадцать ящиков, ушел целый день, и когда довольный Вахтер кивнул, капитан с облегчением крикнул:

– Теперь каждому можно и по глотку пропустить. Вы будете, Вахтер?

– Почему бы нет?

Крепко выпив, они упали на койки и забылись коротким сном. Около шести часов утра на корабле подняли парус, убрали сходни и отдали швартовы.

Лейтенанта Штапенхорста Вахтер больше не видел. Он попрощался с кучерами, которые с облегчением вздохнули, что наконец-то избавились от ценного груза.

– Будьте счастливы в Петербурге, – пожелал старший кучер Вахтеру, когда они пожали друг другу руки. – Скажу вам честно: я не завидую вашей новой жизни…

Стоя у поручня на палубе, Вахтер смотрел на покидающие порт повозки и кареты. Он ещё раз махнул им рукой вдогонку и понял, что с отплытием простится со страной и никогда больше не увидит Пруссию. Адель, Юлиус и Мориц стояли рядом. Парус наполнился ветром, над палубой прозвучали команды капитана, и корабль медленно заскользил в открытое море. Качка стала сильнее, и чтобы устоять на ногах, приходилось крепко держаться за канат поручня и расставить ноги. Юлиус весело махал в сторону скрывающегося города, Мориц лаял и вилял пушистым хвостом, скалился и вцепился в канат поручней, то ли от озорства и радости, то ли сопротивляясь качке.

Только Адель страдала, от качки ее тошнило. Она прижалась к Вахтеру, обхватив его за пояс – ей стало плохо, как только они вышли из спокойных вод порта. Море встретило их приветливо, небольшим волнением, но Адель хватило и этого. Вахтер проводил её в каюту, уложил на койку, поставил рядом ведро, положил мокрое полотенце на лоб и снова поднялся на палубу. Капитан стоял рядом с рулевым у огромного штурвала.

– Вы уложили жену? У неё морская болезнь?

– Эти сложности из-за ребёнка.

– А вы сами ничего такого не чувствуете?

– Нет, всё нормально.

– Посмотрим, что будет, когда пойдём дальше на север. Вот где ветер начнет завывать.

Значит, будет ещё гораздо хуже. На третий день плавания на них обрушился такой шторм, что корабль танцевал на гребнях волн, его бросало из стороны в сторону, как крохотный мячик; огромные волны перекатывались через палубу; пенящиеся массы воды с грохотом сметали на своём пути всё, что плохо закреплено.

Основной парус убрали, лишь штормовой парус хлопал на ветру, его пытались закрепить на железных кольцах два матроса. Когда на смену приходила новая вахта, то предыдущая шаталась так, словно у них переломаны все кости. В кубрике они вливали в себя новую жизнь из бутылки с ромом. Когда корабль шёл вдоль Куршской косы, становилось всё холоднее, ветер с востока, из России, ударил по ним, как кулаком.

– Те земля, куда вы едите, очень неуютная, – сказал капитан в последний день плавания. Они сидели за столом, ели суп из солёных бобов, черный хлеб, копчёную ливерную колбасу и маринованные огурцы. Адель, как всегда, смело села рядом, хотя и чувствовала отвращение перед каждым приёмом пищи.

– Никакая земля не может быть хуже, чем этот корабль, – сказала она запинаясь, ей стало плохо от одного вида накрытого стола. – Ноги моей больше не будет ни на одном корабле. Клянусь!

Потом на горизонте появился Мемель, красивый и гордый Мемель с башнями и кирхами. В порту теснились корабли, на набережной стояли повозки с товаром – выгруженным или ожидающем погрузки, и «Вильгельмина II» гордо, как подобает арендованному прусским королём кораблю, подошла к месту стоянки.

Здесь её уже ждал отряд из шести всадников под командой вахмистра. Стоило кораблю причались, как просигналил горн в знак приветствия. Здесь причаливали корабли из Берлина.

Уже через час Вахтер стоял перед комендантом крепости Мемель, генералом Шарлем де Брионом, и был принят не совсем доброжелательно.

– Ну наконец-то! – грубо сказал генерал. – Специальная миссия царя уже давно вернулась в Петербург. Придется отправить курьера на границу. Что там у вас за распоряжение?

Вахтер протянул бумагу, генерал де Брион внимательно её прочитал и с удивлением посмотрел на Вахтера.

– У вас генеральная доверенность? – спросил он немного приветливее. – Что нужно предоставить в ваше распоряжение?

– Мне нужны, и как можно быстрее, крепкие повозки и люди.

– Вы всё получите.

Два дня ушло на разгрузку ящиков с корабля и погрузку на повозки. Корабль прибыл в Мемель, который литовцы называли Клайпеда, 30 апреля 1717 года , и уже 2 мая Вахтер опять забрался в седло, Адель, Юлиус и Мориц сели в карету, колонна ждала сигнал к отправлению. На ящиках не было заметно повреждений, а как перенес шторм груз внутри них, понять было невозможно. Это станет ясно только в Петербурге.

– Итак, мы направляемся в Россию, – сказал Вахтер командиру отряда сопровождения. – До курляндской границы не очень далеко. Какие там дороги?

– А какие вы ожидаете? – пожал плечами вахмистр. – Чем дальше на восток, тем хуже. А там, на русской земле, говорят, они такие же, как при сотворении мира.

– У нас получится. – Вахтер выпрямился в седле. – Если царь выезжает из своей страны, значит и мы сможем проехать.

Он опять проскакал в голову колонны, поднял руку и подал знак трогаться. На восток, в Россию, в полную неизвестность. На новую родину. Да поможет нам Бог!

2 мая генерал Шарль де Брион направил королю Пруссии отчёт.

«Докладываю Вашему королевскому величеству, что Янтарный кабинет позавчера в хорошем состоянии, насколько я мог заметить и согласно разъяснениям сопровождающих его лиц, отправили в сторону границы. Для смены лошадей три заставы, на каждой готово по сто восемь перекладных лошадей».

Для доставки Янтарной комнаты в Россию также использовали восемнадцать крепких повозок для ящиков, каждую тянула шестерка лошадей.

До русской границы было три почтовых станции, но на местных ухабистых дорогах кареты раскачивались и подпрыгивали так, что пассажиры ударялись спинами. Адель сильно от этого страдала, но терпела и только после второй станции сказала Вахтеру:

– Ребёнок этого не вынесет, Фриц. Он родится мёртвым. Я чувствую. Родится прежде времени и мёртвым.

Третья станция, на границе, оказалась укреплённым постом с большим отрядом гренадёров под командованием полковника. Вахтер приказал колонне двигаться дальше, к границе, без остановки в казарме. Сигнал трубы возвестил об их прибытии, и они остановились у шлагбаума, на противоположной стороне их ждала русская делегация. В её составе было две сотни казаков под предводительством гетмана Григория Семеновича и девять карет для квартирмейстера, князя Семёна Борисовича Нетяева, с которым Вахтером познакомился, еще когда царь приезжал в Берлин.

Снова начались хлопоты с перегрузкой ящиков на русские повозки. Возле телег стояли сани, но не потому, что из-за суровой зимы снег еще лежал до самого Петербурга, а потому, что при потеплении лучше скользить по грязи и болотам на санях, колеса увязли бы в раскисшей земле.

Князь Нетяев приветствовал Вахтера и Адель, как представителей прусского короля. Он плохо говорил по-немецки, но понять его можно было.

– От имени его величества царя добро пожаловать в Россию, – сказал князь. – Кабинет не повреждён?

– Надеюсь. Узнаем, когда откроем ящики.

– С этого момента с ним ничего не случится. Я за это отвечаю.

– У меня приказ короля – доставить Янтарную комнату в целости и сохранности в Петербург, за это в ответе я, князь Нетяев.

Вахтер протянул ему бумагу с подписью Фридриха Вильгельма, но Нетяев отодвинул её.

– Король может вам приказывать, но теперь вы в России. Здесь действуют только приказы царя. Спрячьте бумагу, она вам больше не понадобится. Теперь вы подчиняетесь царю. Привыкайте, пока вам это не объяснили с помощью плётки.

Вахтер молча пошёл назад к большим деревянным саням, в них на кипе шкур лежала Адель, а Юлиус влажным полотенцем охлаждал ей лоб. Мориц уже заслужил у русских уважение – он рычал на каждого, кто заглядывал в сани, а если незваный гость не уходил, то перед ним возникала разверстая пасть с острыми клыками. Этого было достаточно, чтобы любопытные спасались бегством.

– Что там, Фриц? – тихо спросила Адель. – У тебя недовольный вид.

– Теперь я – пусто место… Мне только что это показали. Теперь мне остается лишь сидеть в санях рядом с тобой. Князь Нетяев взял ответственность на себя. Со мной обращаются, как с лакеем.

– Мы ещё можем вернуться, Фриц. Всего несколько метров назад, и опять окажемся в Пруссии. – Она неожиданно схватила его за руки и поднесла их к своим губам. – Фриц, давай вернёмся. Это последняя возможность.

– А Янтарная комната?

– Она в России. Ты свободен…

– Но не от клятвы королю. От клятвы за всех потомков…

– Ты хочешь пожертвовать своей жизнью ради Янтарной комнаты?

– Да!

– И моей жизнью? И жизнью твоих детей?

– Мы все принадлежим Янтарной комнате, сегодня, завтра, пока существует мир, как сказал король. Я поклялся в этом, Дельхен… и даже если мне придётся чистить стены Янтарной комнаты языком, я буду это делать.

***

Вахтер впервые оказался так близко от царя, почти лицом к лицу. Он мог рассмотреть бородавку на его щеке, неожиданное подёргивание лицевых мускулов, выражение глаз, когда царь говорил, нетерпение в его пальцах, он слышал дыхание широкой груди это огромного, энергичного организма. Пётр I выглядел немного бледным – в Амстердаме тяжелая форма гриппа с болью в почках и мочевом пузыре уложила его в постель, потом он прошёл курс лечения в Бад-Пирмонте, но последствия болезни ещё остались. К этому прибавились заботы о сыне, цесаревиче Алексее Петровиче, который из страха перед своим властным отцом сбежал в Австрию и скрывался в Вене.

Алексей. Когда царь думал о нём, то иногда печалился, а иногда кипел злобой, которая всякий раз вызывала приступ.

Цесаревич был хилым, и к тому же пьяницей и распутником. Его жене, Шарлотте фон Вольфенбюттель, приходилось силой затаскивать его в постель, чтобы произвести на свет наследника. Однако он предпочитал забавляться с любовницами, и прежде всего с женщинами низкого положения, с крепостными служанками, которые были счастливы ему отдаться. Когда Шарлотта родила наследника трона Петра Алексеевича и 22 октября 1715 года, после девятидневной агонии, умерла, цесаревича больше ничто не сдерживало. Он напивался до потери сознания и распутничал.

На письма отца он отвечал с рабской покорностью, но когда Пётр I предъявил ему ультиматум, в котором велел вести себя, как подобает наследнику престола, тот сбежал в Вену. Оттуда постоянно приходили тревожные новости. Речь шла о заговоре, даже об убийстве царя, которое сын открыто приветствовал. Он жил вместе с девушкой по имени Ефросинья. Это была упитанная, некрасивая батрачка, но такая похотливая, что цесаревич не представлял себе жизни без неё.

Всё это отражалось на лице царя.

Вахтер стоял напротив Петра I и с испугом смотрел на богатыря, задрав голову.

– Я прочитал письмо твоего короля, – сказал царь поразительно добрым тоном. – Он подарил мне не только Янтарный кабинет, но и тебя! Вместе с женой и ребёнком. Ты должен заботиться о Янтарной комнате до самой смерти, а потом – твои наследники из поколения в поколение. Ну ладно. Я исполню пожелание короля Пруссии. Ты останешься при мне, получишь денежное содержание, жильё, карету с двумя лошадьми, одни сани и должность императорского смотрителя. Ты доволен?

– Я тронут до глубины души, ваше величество. – Вахтер низко поклонился. – Вы очень добры.

– Теперь о тебе. Пока будешь должным образом заботиться о Янтарной комнате, у тебя не возникнет оснований почувствовать на своей шкуре мою испанскую трость. Тебя зовут Фридрих Теодор Вахтер?

– Да, ваше величество.

– Ты и твои потомки теперь будут всегда жить в России. Тебе надо иметь русское имя, а не прусское. Я делаю тебя русским, следовательно, с этого момента тебя звать Фёдор Фёдорович Вахтеровский. Как зовут твою жену?

– Адель, ваше величество.

– Теперь Адель Ивановна. А сына?

– Юлиус…

– Теперь Юлиан Фёдорович. Дай мне руку и поклянись, что будешь хорошим русским.

Вахтер нерешительно протянул царю руку. Он не осмелился ему противоречить и сказать, что он пруссак и хочет им остаться. Он видел испанскую трость, знаменитую «дубину», стоявшую в углу, и у него не было никакого желания ощутить её на своей спине или голове. От крепкого рукопожатия царя он вздрогнул, ему на мгновение показалось, что у него сломаны все пальцы. Царь внимательно посмотрел ему в лицо, увидел сдержанную гримасу боли и остался доволен.

– Поклянись мне в преданности, Фёдор Фёдорович.

– Клянусь жизнью, ваше величество.

– Можешь заходить ко мне в любое время, когда понадобится. А если тебя не будут пускать, скажи: «Царь приказал». Тебя пропустят.

Похоже, на этом разговор закончился. Но Вахтер, решил воспользоваться благосклонностью царя и не ушел.

– Ваше величество, разрешите один вопрос? – сказал он.

Пётр I удивлённо посмотрел на него.

– Что ты хочешь спросить?

– Где будет установлена Янтарная комната?

– Здесь, в Зимнем дворце. Для неё освободят один зал. Мне нужны размер, высота…

– Мне понадобятся специалисты, ваше величество. Мастера, которые умеют обходиться с янтарём, чтобы исправить повреждения и подогнать панели. А также столяры, чтобы сколотить несущие перегородки.

– Ты всё получишь. – Царь широко улыбнулся. – Потребуй людей у дворецкого, когда понадобятся.

Вахтер вышел от царя довольным и вернулся в дом для придворных, где по приказу из Зимнего дворца его семье предоставили четыре комнаты. Он медленно шёл к флигелю, где его семье предстояло обрести новую родину. Первое впечатление от Зимнего дворца было разочаровывающим. Двухэтажное деревянное строение имело два флигеля для прислуги и придворных. Никакого монументального здания, похожего на дворец, его фасад отличался от других богатых домов на южной набережной Невы только тем, что над въездными воротами развевался флаг императорского флота.

Все дома на Неве рядом с царской резиденцией выглядели настоящими дворцами: дворец генерал-адмирала Апраксина, дома министра юстиции Ягушинского, вице-адмирала Круза, однако и они смотрелись хижинами по сравнению с дворцом князя Меншикова. После победы над шведам под Полтавой Петр подарил своему фавориту Васильевский остров в дельте Невы. На нём немецкий архитектор Фридрих Шедель возвел трёхэтажный дворец из массивного камня, с крышей из сверкающих, покрытых красным лаком металлических листов и таким огромным главным залом, что теперь все большие праздники и балы в Петербурге проходили только там. Дворец Меншикова вплоть до самой смерти Петра оставался самым большим зданием города и становился всё более прекрасным.

Роскошные дворцы его придворных шли только на пользу Петру. В своем «зимнем дворце» он едва ли мог устраивать приемы... Чтобы не прерывать симметрию набережной, по его приказу построили деревянный дом той же высоты, что и соседние дома, и на всех этажах были просторные помещения с высокими потолками. Двухметровый гигант страдал спацеофобией и чувствовал себя комфортно, пожалуй, только в невысоких помещениях, с которыми познакомился в Голландии, когда работал плотником на судоверфях.

В «Первоначальном дворце», где он раньше жил, во всех комнатах оставили более низкое междуэтажное перекрытие... здесь часто в пространстве между настоящим и фальшивым потолком на деревянных настилах лежали его шпионы и подслушивали разговоры посетителей, ожидающих в двух приемных аудиенции с царем. Так Петр I узнавал правду или мнения, которые никто не решался высказать ему в лицо.

Янтарная комната в деревянном доме? В доме, который может вспыхнуть, как сухой хворост?

Вахтер почесал затылок, вошёл в служебный дом и увидел Адель, занятую распаковкой баулов и сундуков. Ей помогали две горничные, предоставленные лично дворецким. Весть о том, что царь покровительствует новым немцам, разнеслась среди придворных с быстротой молнии. Начался подхалимаж и, конечно, зависть.

– Какой город, – сказал Вахтер и уселся на диван в гостиной.

Комнаты были полностью обставлены красивой мебелью, какую Адель видела в Берлине только у придворных дам, перед которыми всегда приседала в низком реверансе. Теперь она сама будет жить в подобной роскоши. С колотящимся сердцем она переходила из комнаты в комнату, гладила мебель и обивку, гобелены и шелка. В прихожей лежали хорошие ковры, на деревянных стенах висели иконы и картины с образами Христом. И на кухне нашлось всё необходимое хозяйке, от горшков для воды до черпаков.

– Какая квартира, Фриц, – радостно воскликнула она.

– Где Юлиус?

– Играет с Морицем в саду. – Она покружилась, как танцовщица, и это выглядело бы грациозно, если бы не выпирающий живот. – Всё такое огромное, такое широкое и высокое…

– Как и эта страна, Дайхен. Бескрайняя земля под высоким небом. Петербург когда-нибудь может стать красивее Парижа, если царь продолжит строительство в том же духе. Будет разбивать сады, большие парки, широкие улицы и соборы, Дайхен, дворцы в честь Бога, каких мир ещё не видел! Мы никогда не пожалеем, что покинули Берлин.

– Давай молиться об этом, Фриц. – Она села рядом с ним на диван и обняла мужа. – Ты знаешь, как они меня теперь зовут?

– Да. Адель Ивановна… – Вахтер засмеялся, когда она вопросительно посмотрела на него, поцеловал её в переносицу и радостно произнёс: – Да, теперь это твоё имя. Моя прекрасная, моя единственная Аделюшка… Как это звучит! Аделюшка… Аделинка…

– Я вижу, ты становишся русским, Фриц.

– Только внешне, Аделинка. Только внешне. В душе мы, Вахтеры, навсегда останемся пруссаками.

Прошло два дня. Ящики с Янтарной комнатой всё ещё стояли в конюшне, и Вахтер направился к дворецкому.

Граф Владимир Викторович Кубасов не был похож на гофмаршала, князя Нетяева, который на курляндской границе отстранил Вахтера и взял ответственность за Янтарную комнату на себя. Путь по снегу, слякоти и грязи из Мемеля до Петербурга был тяжёлым. Погибли три лошади, сломались сани и три повозки сломались, потому что Нетяев приказал спешить, как на скачках. Впервые Вахтер с ужасом понял, что в России крепостной или человек низкого положения ценится не выше животного. Когда ломались сани или в раскисшей земле увязали полозья и колёса, удары плёток сыпались не только на ржущих от боли лошадей, но и на спины, плечи и головы кучеров и возниц. Многие из них сидели на козлах в крови, но никто не осмелился даже пикнуть. Вахтер понял, что Нетяев мог бы забить человека до смерти или посадить на кол.

Кубасов встретил Вахтера, как друга – покровительство царя высоко его вознесло. С чего начинал Меншиков? Был конюхом. Теперь он князь, осыпанный разными титулами и огромным богатством, генерал-губернатор Петербурга, самый близкий друг царя, его боятся больше, чем самого Петра.

Кто знает, кем может стать этот немец? При дворе и во всей стране много генералов, камергеров и других и выдающихся людей, например архитекторов и врачей, астрономов и физиков, прибывших из-за границы, причем в основном из стран, где говорят на немецком.

– Где разместится Янтарная комната? – переспросил Кубасов. – Где? Какие, вы сказали, у нее размеры?

– Четыре семьдесят пять в высоту и четырнадцать метров по периметру. Она состоит из двенадцати стенных панелей полтора метра на восемьдесят сантиметров, плюс цоколь. Еще там должны быть две двери во всю высоту панелей.

Казалось, от цифр у Кубасова закружилась голова.

– Царь об этом знает? – спросил он озадаченно.

– Он видел комнату в Берлине и пришёл от неё в восторг.

– Что же делать? Во всём дворце нет такого помещения! Придется устроить серьезную перепланировку, соединить комнаты и поднять потолки.

– Придется. Так повелел царь.

Граф Кубасов не дал Вахтеру договорить. Если он сказал, что этого хочет царь, то это приказ. Императорское хозяйство состоит не только из дворцовой мебели, но и из множества ушей повсюду. О полномочиях Вахтера граф знал уже до этого разговора.

– Посмотрим, что можно сделать, – сказал он. – Где лучше поставить Янтарную комнату?

– Недалеко от царских покоев.