Текст книги "Янтарная комната (ЛП)"
Автор книги: Хайнц Конзалик
Жанр:
Исторические приключения
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 27 страниц)
– А дальше, Джо?
– Ларри, ты просто дубина! Естественно, ящики прибудут не в Нью-Йорк, Бостон или Балтимор. В Мексике они сойдут на землю, а потом переместятся через границу. Здесь тоже помогут доллары. – Джо снова прислонился к бару. – Но сначала на очереди ты, Ларри. Торговец должен исчезнуть.
– Я не смогу, Джо! – истерично закричал Ларри. – У меня не такие нервы, как у тебя.
– Очень жаль, Ларри! Но судьба свела нас, и мы провернули самое крупное дело всех времён. Мы зависим друг от друга… это судьба. Возьми себя в руки, Ларри. Тебе лишь тридцать пять, и впереди ещё, наверное, лет сорок. Сорок лет, Ларри!
В этот вечер Ларри напился так основательно, что не смог покинуть виллу Джо. Он даже не заметил, как тот отнёс его в постель.
Через два дня газеты Франкфурта сообщили:
«Торговец произведениями искусства М.Ш. был застрелен прошлой ночью в своём доме в Вестенде. Как сообщает полиция, у них нет никаких версий в отношении убийства или преступников. Ничего не было украдено, вследствие чего версию об убийстве с целью ограбления можно исключить. в результате вскрытия установлено, что преступник использовал старый пистолет вермахта, известный как Р08.
В информированных кругах говорят о том, что убийство торговца тесно связано с внезапно появившимися и перепроданными через него произведениями искусства, которые с конца войны считались пропавшими. Особая комиссия уголовной полиции ведёт расследование в этом направлении. Внезапно появившиеся произведения искусства, по словам экспертов, раньше хранились в Екатерининском дворце в Пушкине, под Ленинградом, который разграбили в 1941 году немецкие войска и спецотряды. В том числе там находилась знаменитая Янтарная комната, которая считается пропавшей по сегодняшний день.
– Это про нас! – сказал Уильямс, когда прочитал газету и швырнул её в лицо Ларри. Тот вжался в кресло и, казалось, готов был расплакаться. – О Янтарной комнате снова заговорили! Это плохо, Ларри, очень плохо! Надо забрать двадцать ящиков из пещеры и отправить в Геную! И всё потому, что Ларри Брукс, мальчишка из Слумса, захотел стать графом! С господским домом! С собственной конюшней! С собственным озером! Не вертись и не реви!
– Я убил человека, Джо. – Ларри закрыл лицо руками. – Второй раз убил человека… Я совсем выдохся.
– Как в прошлый раз. Тогда ты это переварил.
– Я так не думаю, Джо.
– А я знаю… Янтарная комната становится всё дороже. Теперь она стоит две человеческих жизни.
Это прозвучало так цинично и хладнокровно, что Ларри действительно обдало холодом от ужаса и страха.
В ноябре, в один из хмурых дней, который делал Геную ещё безобразнее обычного, в особенности порт, от пристани отчалил теплоход «Лукреция». Он шёл под ливанским флагом, командовал им греческий капитан, а команда представляла все национальности. В больших ящиках на теплоходе шли в Мексику сельскохозяйственные машины, среди них двадцать старых ящиков совсем не бросались в глаза. Эти ящики приняли на борт ночью, и капитан стал богаче примерно на пятьдесят тысяч долларов. За сумму в пятьдесят тысяч долларов вопросы не задают – Джо это знал и поэтому позволил себе эту щедрость.
За несколько дней до этого он поехал в Кёльн, чтобы замести следы, и заказал на железнодорожном почтамте телефонный разговор с Америкой, с Уайтсэндс. Трубку взял старый швейцар Уильям, поэтому Джо изменил голос и сказал, что у него важное дело к хозяину, который ждёт этот звонок. Услышав голос отца, он сказал:
– Привет, пап… это я.
– Кто это? – сухо спросил старый Уильямс.
– Джо, папа!
– Этого не может быть. Мой сын погиб в Германии в последние дни войны и похоронен на семейном кладбище в Уайтсэндс.
– Пап, ты же знаешь, что я жив. Согласен, я многие годы не давал о себе знать. Но я думал о тебе, как ты в свои семьдесят пять себя чувствуешь. Просто ещё не настало время появиться.
– Чего вы хотите? – довольно грубо спросил старый Уильямс. – Где вы находитесь?
– В Германии. Пап, как мама?
– Моя жена умерла семь месяцев назад.
– Мама… умерла? – Джо сглотнул. – От чего она умерла?
– Хоть это вас интересует, но вы мне незнакомы! Вы отнимаете у меня время.
– Пап! Но ведь это же моя мама…
– Её сын погиб одиннадцать лет тому назад, вы лгун! – выкрикнул старый Уильямс в трубку. – У неё нет больше сына. И как ни печально потерять ребёнка, она была уверена, что её сын погиб с честью. Как герой войны, а не как гангстер.
– И это говоришь мне ты, пап? Именно ты? Ты прожил такую долгую жизнь только потому, что был удачлив! Без этой удачи тебя бы уже давно поджарили на электрическом стуле! Чёрт возьми, я хочу вернуться домой.
– Оставайся там, где находишься! – голос старого Уильямса был твёрдым. – А иначе по дороге в Уайтсэндс может произойти авария.
– Пап! И ты сделал бы такое?
– Мой сын Джо погиб на войне – и пусть так и остается!
Старый Уильямс положил трубку. Джо некоторое время пристально смотрел на телефон, прежде чем повесить трубку, и пошёл к окошку, чтобы заплатить за разговор. «Вот значит как, – подумал он. – Меня больше нет. Тоже хорошо… Янтарную комнату можно поставить где угодно, Уайтсэндс для этого не нужен. Пока, пап! Это был наш последний разговор».
Перевозка двадцати ящиков из пещеры горы Тауфштайн прошла без происшествий. В одной из строительных фирм Аусфельда Ларри Брукс взял в аренду гусеничный экскаватор, подогнал его к пещере и уже через шесть часов взорванный вход был расчищен. Джо занимался грузовиком и взял на окраине Аусфельда в аренду старый склад. Затем они за четыре ходки перевезли Янтарную комнату, сдали экскаватор с грузовиком обратно и выждали две недели. Вход в пещеру они снова завалили мусором и представили в лесничество Фогельберга, где были немало этим удивлены, объяснение своих поисков и что ничего не нашли.
Несколько труднее было договорится с командиром транспортного самолёта «Атлас» на американской авиабазе во Франкфурте. Джо выложил на стол двадцать тысяч долларов, но капитан Хью Фортнер не согласился.
– Джо, я не занимаюсь грязными делишками.
– Это не грязное дело. Это моя частная собственность.
– Почему ты тогда хочешь вывезти её тайно?
– Из-за таможни, Хью. – Джо показал на доллары. – И чтобы не платить пошлину. В мой бордель у тебя всю жизнь будет свободный вход, и ты можешь бесплатно выбирать любую девочку. Свободная охота, парень!
Фортнер задумался. Он несколько раз заходил в бар и в дом свиданий Джо, там ему нравилось, к тому же у Джо были самые красивые девочки Франкфурта – это знал каждый, а двадцать тысяч наличными – не дождевые капельки в ладонях. Раз в неделю он летал на «Атласе» в Геную, чтобы забрать в порту снаряжение или доставить всё необходимое на американские корабли. Армейские транспортные самолёты или самолёты ВВС США могли пролетать свободно, без всякого контроля, охрана порта их знала, и двадцать ящиков вообще не составляли проблемы.
– Косяков не будет? – спросил он ещё раз.
– Обещаю тебе, Хью, – сказал радостно Джо. – Я должен привезти ящики на базу – вот и всё.
– Тогда я тебе помогу и отправлю грузовик.
– Два, Хью. Ящики очень большие. Два больших грузовика.
– Хорошо. Когда?
– За день до вылета. Ящики находятся в Альсфельде.
Всё прошло безупречно, по плану. Два больших грузовика ВВС США забрали двадцать ящиков, доставили на авиабазу и погрузили в самолёт Фортнера. Груз был промаркирован как «предметы мебели», и это не было обманом. Надписи «Управление по гидротехническому строительству Кёнигсберга» Джо закрасил. В тот же день, когда Фортнер вылетел в Геную, Ларри и Джо отправились в Италию.
Для присмотра за своим хозяйством они временно назначили управляющего, югослава, знакомого с положением дел во Франкфурте. Джо поговорил с ним очень коротко:
– Мы будем отсутствовать примерно полгода. Теперь слушай внимательно. Если я в тебе ошибся и ты думаешь, что сможешь нас обмануть, если по твоей вине что-нибудь пойдёт не так, твоя мама может шить для тебя саван! Ты всё понял?
– Ты говоришь достаточно ясно, – ответил югослав и кивнул. – Я не обману твое доверие.
– Так все говорят. Посмотрим!
Теперь «Лукреция» покачивалась на чёрных водах Генуэзского порта и на следующий день должна была отчалить. Двадцать ящиков спрятали среди других похожих – с запчастями и сельхозмашинами. Здесь их переименовали в третий раз. Теперь они назывались «Моторы и запчасти». Двадцать пять тысяч долларов оказались в сумке капитана, ещё такую же сумму он получит, когда груз окажется в Мексике.
– Большое дело мы провернули, – сказал Джо Ларри вечером. – Теперь Янтарной комнаты нет в Германии нет, теперь её никто не найдёт, хоть сто лет будет искать. Не оставили никаких следов. – Он внимательно посмотрел на Брукса. – Если ты снова не проявишь свою мягкотелость, Ларри.
На следующий день «Лукреция» вышла из Генуи в Средиземное море. Стоял промозглый, туманный ноябрьский день. Во второй половине дня Джо Уильямс вылетел в Рим, а оттуда в Мексику.
Лишь через три дня портовой буксир заметил в воде какой-то плавающий предмет, подошёл ближе и поднял его на борт. Это оказалось тело мужчины с маленькой дыркой во лбу. Неизвестный труп. Убийство, которое никогда не будет раскрыто. Ларри Брукса похоронили в Генуе, так и не опознав.
Третий убитый за Янтарную комнату.
Джо
Действующие лица:
Михаил Вахтер (Михаил Игоревич Вахтеровский), бывший смотритель Янтарной комнаты
Николаус Вахтер (Николай Михайлович Вахтеровский) его сын, новый смотритель Янтарной комнаты
Яна Петровна Вахтеровская, жена Николая
Фред Сильверман (Фридрих Зильберман), искусствовед
Джо Уильямс, американский бизнесмен
Василиса Ивановна Яблонская, советский искусствовед
...
Всё вышло так, как предсказал несколько лет назад генерал Уолкер: после возвращения в Германию американский майор Фред Сильверман стал Фридрихом Зильберманом, эмигрировавшим евреем, который надеялся, что вернулся в лучшую, очищенную Германию. Имеющихся у него долларов вполне хватало, чтобы вести независимый образ жизни. Несмотря на это, он, как искусствовед, направил заявление вместе с рекомендательным письмом в университет Вюрцбурга, и учёный совет после длительного совещаний принял его в альма-матер в качестве приват-доцента. У него было мало студентов и потому много времени, чтобы снова искать следы Янтарной комнаты.
Уже четырнадцать лет прошло после исчезновение трёх грузовиков по пути во Франкфурт, и среди искусствоведов установилось мнение о том, что Янтарная комната исчезла бесследно. Все прежние сведения и следы, полученные от любителей искусства, директоров музеев, государственных комиссий и спецслужб, прежде всего американских и российских, вели в никуда. Снова и снова поиски наталкивались на стену неизвестности и в очередной раз повторялась фраза: «Находилась ли в ящиках Янтарная комната – не знает никто. Уверенно можно лишь сказать, что большие ящики прибыли в январе 1943 года, а в апреле их снова увезли».
Были представлены отчёты из тридцати четырёх различных мест: шахт, дворцов, крепостей, подземных бункеров, пещер, даже из двух монастырей, но это были лишь промежуточные пункты огромных переплетений дорог, через которые проследовали ящики. Запросы направлялись даже в Швейцарию, и по этому поводу её правительство высказывало протесты. Особенно интенсивно проводились поиски в Австрии, после того как в Альтаусзе обнаружили один из самых больших нацистских складов награбленных художественных ценностей. Это не стало такой же сенсацией, как находки в Граслебене или Меркерсе, но вероятно, именно в Австрии была спрятана большая часть художественных ценностей, предназначенных для самого большого музея в Линце на Дунае. Ужасная мечта Гитлера.
Зильберман часто удивлялся фантазии искателей и эйфории, когда они думали, что нашли предполагаемый след. Эти сведения мало ему помогали, наоборот, даже становились чрезвычайно подозрительными.
Посещение штаб-квартиры во Франкфурте должно было бы его предостеречь.
Центральный сборный пункт художественных ценностей американских вооружённых сил давно упразднили. В различных служебных инстанциях, куда он обращался, на него смотрели непонимающе, высшие офицерские чины не могли ничего припомнить и принимали таинственный вид. Наконец, Зильберман оказался там, где и предполагал: в ЦРУ.
Бывшие коллеги были с ним дружелюбны, но в ответах на конкретные вопросы проявляли прямо-таки детское невежество. О Янтарной комнате они знали очень немного и только то, о чём писалось в газетах. Просмотр в архиве списков найденных ценностей оказался делом трудоёмким, многие документы исчезли, и один из высших чинов ЦРУ сказал Зильберману:
– Дорогой друг, зачем вы занимаетесь этими делами? Это ведь только вызывает раздражение. По мне, так пусть Янтарную комнату хоть на луну запустят, я не пролил бы по ней ни слезинки.
Через полтора месяца, в течение которых он копался в документах секретной службы, Зильберман наткнулся на копию списка из Меркерса. Какая удача! Наконец появилось доказательство, что Янтарная комната хранилась на шахте Кайзерода.
Однако уже после быстрого прочтения копии он опустил лист и протёр глаза.
– Этого не может быть, – сказал он озадаченно. – Это же мой список, с моей подписью. Ничего подобного не было.
В полном списке имелась только одна ошибка: не были указаны двадцать ящиков с Янтарной комнатой. Строки оказались затёртыми, вместо них внесли другое название.
– Вы уверены? – спросил полковник, когда Зильберман показал ему подделку. – Вы понимаете, в чем подозреваете ЦРУ? Вы, американский майор и дипломат?! У вас есть какое-либо доказательства этого обвинения?
– Оригинальные списки, сэр.
– Это и есть оригинальные списки! Других нет!
– Мой список!
– Это и есть ваш список. Внизу стоит ваша подпись.
– Со списком манипулировали!
– Вы должны доказать это заявление!
– Я найду доказательства, сэр! У меня есть беспристрастный свидетель: президент Эйзенхауэр. Тогда, в 1945 году, он был вместе с генералом Паттоном и генералом Брэдли на руднике Меркерс. Я докладывал ему о Янтарной комнате и приказал открыть один ящик. Он посмотрел на неё и потрясённо воскликнул: «Боже мой»
– Вы хотите назвать президента в качестве свидетеля? Вам действительно хватит дерзости призвать президента Соединённых Штатов в качестве свидетеля мнимого грабежа художественных ценностей? Мистер Зильберман, я начинаю стыдиться, что человек вроде вас когда-то был американским офицером. И ещё в УСС!
– Правда не зависит от людей и постов, сэр!
– Правда состоит в том, что вы дурной человек, порочащий своих. – Его собеседник побагровел. – Правда состоит в том, что вы никогда не станете американцем, а навсегда останетесь немецким евреем. И последняя правда в том, что меня тошнит от людей вроде вас. Всего хорошего!
Зильбермана не удивила такая реакция. Найденное после 1945 года и переданное законным владельцам составляло лишь малую часть того, что награбили нацисты. Куда делась большая часть художественных ценностей, оставалось загадкой, и все лишь пожимали плечами и отвечали коротко: «Ну, была же война! Хорошо, что не всё исчезло…»
Через четыре недели какой-то мотоциклист обнаружил на просёлочной дороге между Мюнхеном и Аммерзе истекающего кровью мужчину, о чём сразу сообщил в полицию. Скорая помощь доставила пострадавшего в ближайшую больницу, где его раздели и установили, что он получил шесть ножевых ранений в нижнюю часть живота. Уголовная полиция сразу начала расследование, но раненого не сразу удалось допросить. Он выжил чудом, и только на четвёртый день начал говорить.
– Меня зовут Фридрих Зильберман. Я американский гражданин, живу в Вюрцбурге. Ранения я нанёс себе сам, потому что хотел покончить с собой. Это всё, что я могу сказать… и хочу сказать.
А что еще ему сказать? Что в прихожей собственного дома на него набросили мешок и оттащили в машину. Что через несколько часов машина где-то остановилась, его выволокли, прислонили к дереву и какой-то голос сказал:
– Сегодня это только предупреждение, но оно должно подействовать. Ты знаешь, о чём мы тебя предупреждаем, Фред Сильверман.
После этих слов он получил шесть ударов ножом в живот. Когда он упал на землю, с него сняли мешок и, не включая фар, уехали. Он не смог запомнить ни номер машины, ни её марку, ни цвет. «Это были профи», – подумал он и потерял сознание.
Должен ли он это рассказывать? Протокол вскоре пылился бы в шкафу. Одним нераскрытым нападением больше, одним меньше.
Зильберман месяц провел в больнице.
Когда он вышел оттуда и сел в заказанное такси, то буквально затылком почувствовал, что кто-то за ним следит. Ему уже было знакомо это ощущение, но машину на хвосте он не видел.
Это были профи.
***
Оказалось, что Василиса Ивановна Яблонская не только располагает хорошими связями в Москве и Ленинграде, но и получила от советского Министерства культуры, а также от КГБ доверенность с широкими полномочиями, которая позволяла ей обращаться в любую инстанцию, будь то гражданскую или военную, для получения полной помощи.
Это пришлось кстати во время многочисленных поездо вместе с Михаилом Вахтером. До этого состоялась оживлённая дискуссия, поскольку Николай не хотел отпускать своего семидесятилетнего отца одного в эти утомительные поездки, и Яна серьёзно задумывалась над тем, не надо ли ей сопровождать свекра. Дети уже были достаточно самостоятельными, чтобы оставить их на некоторое время под присмотром пенсионера, бывшего учителя из Пушкина. Петру было девять лет, Янине – семь, они росли благоразумными и уже в юном возрасте были такими же красивыми, как их мать. Яблонская как-то раз высказала то, о чем Михаил Вахтер размышлял про себя и чем тихо гордился: «Пётр и Янина в старые времена были бы моделями Рафаэля и Тьеполо».
Николай и Яна хотели сопровождать старого Вахтера и наседали на него все три дня до запланированного отъезда из Пушкина:
– Папа, всё улажено. Николаю дают отпуск, дети остаются под присмотром Аркадия Трофимовича, старого учителя, во дворце всё хорошо.
– Ничего хорошего! – рассердился Вахтер. – Что же в этом хорошего? Что Вахтер покинет свой пост смотрителя Янтарной комнаты? Что мать отдаёт детей чужому человеку? Это и есть хорошо?
– Я должен пустой зал караулить, отец? – выкрикнул в ответ Николай. – Если бы комната была там, я не сдвинулся бы с места. И ты это знаешь! Как я могу отпустить тебя одного?
– Со мной будет Василиса Ивановна.
– И этого достаточно? А если ты заболеешь или поскользнёшься и сломаешь ногу, или ещё что-нибудь… Яна стала хорошей медсестрой. И не забывай о своем возрасте, папа.
– О возрасте? – указание на его преклонный возраст вызвало у Вахтера ужас. Он не считал себя стариком. У него не ныли суставы и кости. Его сердце билось так же ровно, как в сорок лет, сосуды не были закупорены, а мысли были ясными. Только левое плечо немного перекосилось после ранения из самолёта. Его злило то, что это были советские лётчики, как и то, что его, одного из Вахтеров, которые двести тридцать лет прожили в России, фактически обвинили в том, будто он упустил из виду Янтарную комнату. Но стариком, нуждающемся в уходе как за грудным ребёнком, он ни в коем случае не был.
– Вы смотрите на меня, как на старика? – возмутился он. – Вот увидите! Мне что, нужна собственная медсестра? Или сын, который будет меня везде таскать на плечах?
– Папа, это не так. – Яна попробовала мягко успокоить Вахтера. – Восемь глаз видят лучше, чем четыре, а восемь ушей слышат лучше, чем четыре…
– Каждый должен быть на своём месте, – строго произнёс Вахтер. – Я поеду на поиски один с Василисой Ивановной...
Когда они выехали из Пушкина в Ленинград, чтобы оттуда вылететь в Восточный Берлин, Яна осталась в Екатерининском дворце с детьми, а Николай поехал их провожать. Он попытался ещё раз убедить отца.
– Вахтеры принадлежат Янтарной комнате. Я Вахтер? Вне всякого сомнения. Где Янтарная комната? Пропала. Кто обязан её искать? Вахтер. Я повторяю: я – Вахтер? Что ты на это скажешь, отец?
– Ты такой же упрямый, как и я. – Вахтер стукнул сына в грудь кулаком, и так сильно, что Николай пошатнулся. – Хорошо, пусть так и будет. Хватит споров! Я доволен, что Яна осталась дома. Мы все знаем, какие трудности нас ожидают. К тому же это может быть опасно. Есть люди, которые знают, где Янтарная комнатой. Они всячески постараются нам помешать.
– Вот и хорошо, что я буду с тобой, – сказал Николай.
В Берлине они пробыли три дня, жили у советского коменданта города в гостевом доме Советской Армии в Карлсхорсте и изучали детальные планы, составленные в Москве, Яблонская занималась ими несколько лет. Следы Янтарной комнаты можно было обнаружить на трех важных направлениях: Граслебен, Меркерс и в Австрии, в районе Альтаусзе, Дахштайна, Хёленгебирге, но за одиннадцать лет и земля, и память поросли травой.
– Поищем в Тюрингии, – сказал Вахтер, просмотрев все карты, свидетельства, доклады и предположения. – Меркерс… она должна быть там. В руднике Кайзерода. Если бы только знать, где сейчас капитан Сильверман! Он говорил, что видел её. И лично составлял колонну на Франкфурт. На эту колонну якобы напал немецкий «вервольф» и похитил три грузовика с двадцатью ящиками. Двадцать ящиков… это точно Янтарная комната! Сильверман это тоже подтверждает. Дорогие мои, надо начать поиски с Меркерса. Зачем ехать в Австрию? Или в Граслебен? Все эти следы – ошибочные.
Из Берлина они выехали на поезде в Веймар, и здесь проявилась сила документов Василисы Ивановны. Они сразу получили у советского военного коменданта машину, но не с армейскими номерами и серо-коричневой раскраски, а неприметный частный автомобиль, об идеальном состоянии которого они узнали от работников заправки, когда Вахтер и Яблонская получали бесплатный бензин, предъявив советские удостоверения.
В Меркерсе мало чего изменилось. Солевой рудник работал в половину своей мощности, директор шахты Эберхард Мошик умер два года назад, а управляющий шахтой Йоханнес Платов, который в 1945 году сопровождал Эйзенхауэра, Паттона и Брадлея в гигантский соляной зал и показывал им сокровища, ничего не мог больше вспомнить. К тому же два года назад, когда он как-то вечером возвращался после встречи завсегдатаев в «Зелёном дереве», на него наехала машина и тут же скрылась. Он выжил, хотя получил перелом черепа, но стал инвалидом и больше ничего не помнил.
Новый управляющий шахтой оказался очень услужливым. Вместе со старшим мастером он проводил «комиссию», как представилась Яблонская, на глубину четыреста пятьдесят метров и показал им зал, в котором были спрятаны бесценные сокровища берлинских музеев, почти всё золото и Янтарная комната. Перед ними открылась давящая пустота, лишь рельсы узкоколейки пересекали огромный зал.
– Это здесь, – тихо произнёс Вахтер, так же тихо, как в тот раз и Эйзенхауэр, ошеломленный видом сокровищ.
– Всё забрали. – Старший мастер пожал плечами. – Мне было тогда пятнадцать, и отец рассказывал, что вермахт и СС вагонами доставляли в шахту ящики, коробки и мешки. Но клянусь, никто из нас не знал, что в них. Большинство вообще находилось в полном неведении. Никто даже не знал, что поблизости, строилась штаб-квартира Гитлера, а под Зальфельдом хотел спрятаться гауляйтер Кох. Мы видели, что под землёй что-то строят, но зачем – никто не спрашивал. Мы бы всё равно не получили ответа.
– А возможно такое, что в подземном бункере и ходах планируемой штаб-квартиры Гитлера спрятали двадцать ящиков?
– Почему нет? Там хватает места. Целый подземный город.
– У меня с собой все планы, – Яблонская похлопала по кожаной сумке на плече. – Я в любом случае хочу спуститься в этот ад.
Она сказала это по-русски, Николай перевёл, а молодой старший мастер покачал головой.
– Нет смысла, – сказал он. – Там тоже пусто. Если там что и было, то американцы всё забрали. – Он сделал широкий жест рукой, показывая соляной зал. – Они и отсюда всё забрали. Остались только пустые ящики, чемоданы и мешки.
– Это остаётся единственным важным следом, – сказал Вахтер, когда на следующий день они сидели в столовой вместе с директором шахты и старшим мастером и пили пильзенское пиво. – Отсюда двадцать ящиков из Кёнигсберга в составе американского конвоя отправили на запад. Три грузовика с двадцатью ящиками исчезли бесследно и были позже найдены пустыми.
– С одним убитым водителем. Чернокожим, – добавил директор шахты. – Когда я об этом вспоминаю, мой Бог, какая поднялась суматоха! Один водитель мёртв, двое пропали, груз украден, амеры, должно быть, половину армии направили на поиски. Здесь всё кишело танками, пехотой и орудиями. – Он посмотрел на Вахтера, который молча разглядывал свою пивную кружку. – Вы уверены, что в двадцати ящиках могла быть Янтарная комната?
– Она была в этих ящиках. – Вахтер сжал кружку. – Как найти на бывшего капитана Сильвермана? Мы должны его найти.
– В Америке его нет. – Яблонская полистала свои документы. – Мы в Москве всё пробовали – безрезультатно. Американское посольство вообще ничего толком не говорит, на все запросы Вашингтон отвечает «нет». Письма в УСС абсолютно бессмысленны, и неизвестно, доходят ли они, на них нет никакой реакции, а нас, возможно, внесли в список людей, за которыми нужно вести наблюдение. Этого Сильвермана окружили стеной молчания.
– Это доказывает, что она знает больше, чем другие. – Николай посмотрел на отца. Давайте подадим объявление. В «Нью-Йорк Таймс» – самую большую американскую газету.
– А если он живёт в Калифорнии или на Аляске? Тогда он, может быть, и не читает эту газету. Это дело случая.
– Генерал Случай уже выигрывал некоторые битвы, – сказала Яблонская. – Это дельный совет. Стоит попробовать дать объявление о розыске в «Нью-Йорк Таймс».
– И какой адрес мы укажем? – Вахтер допил свое пиво. – Пушкин? Туда не доходит ни одно письмо. Восточный Берлин? У меня нехорошее предчувствие. Надо указать западно-германский адрес.
– Может быть, Франкфурт? – Николай заметил, что отец кивнул. – Сильверман служил во Франкфурте в качестве офицера УСС. Если он прочитает объявление с франкфуртским адресом, то поймёт, кто его ищет.
Прежде чем отправить объявление в «Нью-Йорк Таймс», они объехали по плану Яблонской все места, где видели Янтарную комнату, а вернее, где видели большие ящики, которые перевозил вермахт, СС и даже воздушные силы.
Они посетили тридцать пять замков и крепостей, подземные штольни и монастыри, рудники и пещеры, ползали по подвалам и скалистым проходам, беседовали с бургомистрами, управляющими, аббатами, священниками и смотрителями замков. Всюду охотно подтверждали, что видели большие ящики, которые увезли в середине апреля. На немецких машинах и в неизвестном направлении.
– Данные соответствуют, – сказала Яблонская, снова сидящая за ворохом документов. Они сняли квартиру во Франкфурте, откуда выезжали в Граслебен и места находок в районе Гёттингена. В противоположность Тюрингии и Саксонии западно-германские органы власти оказались в высшей степени недружелюбными и даже агрессивными, прежде всего, когда Василиса Петровна предъявляла им советскую доверенность.
– Вот оно как! – сказали ей в городском совете. – Приходят русские и начинают вынюхивать! Про украденные художественные ценности! Какая дерзость! А что они сами украли? Половину Австрии! Кёнигсберг назвали Калининградом! Вы нам уже поперек горла стоите!
За полгода они обнаружили сотни следов, но ни одного верного.
– Если суммировать все данные, – сказала Яблонская, – то получается, что Янтарная комната побывала одновременно в сорока различных местах. Где же она была на самом деле?
– Это может знать только Сильверман. – Михаил Вахтер оторвался от лежащих перед ним листов. – Объявление в «Нью-Йорк Таймс» – действительно единственная возможность найти его.
Незадолго до Рождества в самой читаемой ежедневной американской газете появилось объявление:
«Мы просим Фреда Сильвермана, бывшего капитана американской армии в Германии, находившегося в районе Меркерса в 1945 году, сообщить о себе. Хотелось бы снова встретиться. Фред, сообщи о себе и напиши по следующему адресу…
Они не указали имён, а только улицу, номер дом и этаж. Объявление обошлось в немалую сумму, но счёт оплатило советское посольство в Роландзеке.
– Теперь нам остаётся только ждать, – сказал Николай.
Близилось Рождество. С тяжёлым сердцем он думал о том, что в этом году не сможет посидеть с детьми под рождественской ёлкой, украшенной на немецкий манер, и петь немецкие рождественские гимны, а также пропустит советский праздник с дедушкой Морозом. С грустью он думал и о Яне, с которой за эти полгода только два раза поговорил по телефону, ее письма, приходящие во Франкфурт, звучали радостно, но в них чувствовалась скрытая тоска. Снова и снова он озабоченно спрашивал себя: «Зачем всё это? Мы ведь никогда не найдём Янтарную комнату!»
У старого Вахтера было предчувствие, и оно придавало ему новые силы.
– Она ещё существует! – убежденно говорил. – Ее не уничтожили, просто где-то спрятали. А раз она существует, то есть надежда, что мы обнаружим верный след. Надо всегда говорить о ней, не упускать возможности побуждать людей, держать глаза открытыми и наблюдать, да, мои дорогие, людей, а не органы власти. От государственных учреждений нам нечего ждать. Для них мы только неудобные, раздражающие, дерзкие коммунисты, которым запрещено давать любую информацию, любые документы в архивах, любые записи прошлых лет. Мы одни, совсем одни… и надеяться можем только на случай, на намёк от людей, который укажет нам правильный путь. Поэтому нельзя успокаиваться, нужно кричать на всю страну: «Что вы знаете о Янтарной комнате? Что вы видели в 1945 году или сегодня? Скажите нам! Важна любая информация».
Наступило Рождество. Василиса Ивановна и Вахтеры встретили праздник в своей квартире с украшенной ёлочкой, с жареным гусем, красным вином, печеньем, рождественским кексом и пряниками. Для Яблонской это было первое немецкое Рождество. Ее воспитывали настоящей коммунисткой, в доме ее родителей никогда не отмечали Рождество: комсомольцы смеялись над этим христианским праздником и говорили, что рождение Ленина важнее, чем рождение Христа. Что он принёс? Только беспокойство, религиозные войны, безумную инквизицию и неповторимый капитализм. А Ленин создал государство, новую Россию, страну Советов, совершенно новое общество, скалу социализма в заражённом капитализмом мире.
Теперь Яблонская сидела перед ёлкой, на которой мерцали свечи, слушала по радио немецкие рождественские песни и чувствовала удивительное умиление, которое ощущают все, когда комнату наполняет тишина сочельника. Николай отправил Яне и детям в Пушкин длинное письмо. Для Петра он купил дистанционно управляемый кран, а для Янины – говорящую куклу с закрывающимися глазами. Дойдут ли эти подарки – можно было только надеяться. Посылка из Франкфурта до Ленинграда пройдёт через многие руки.