Текст книги "Янтарная комната (ЛП)"

Автор книги: Хайнц Конзалик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 27 страниц)

Доктор Волтерс сглотнул, посмотрел на Вахтера, но тот молчал. Смело заглянув в разгневанные глаза Коха, он произнёс:

– Я взял эту ответственность на себя, герр гауляйтер. Доктор Руннефельдт руководил разборкой Янтарной комнаты, а я – упаковкой и погрузкой. Сличившееся с фризом – просто загадка… Но две двери мы точно забыли.

– А еще, как вы сказали, в Екатерининском дворце побывал Розенберг?

– Да. Руководит ими майор Генрих Мюллер-Гиссен. Мы дважды его опережали… но всё оставленное там можно считать потерянным. Всё исчезнет. У меня надежда только на двери. Герр гауляйтер, по возможности как можно скорее свяжитесь с дворцом в Пушкине. По крайней мере, мы могли бы спасти двери…

– А если их там уже нет, я буду знать, у кого они! Как и фриз…

– Это еще не точно, – осторожно высказался Волтерс. – Во дворце достаточно предметов, представляющих интерес для Розенберга. Китайский зал, покои Екатерины Великой, множество картин… И когда спецотряд Розенберга всё это упакует, никто не спросит о том, нет ли среди этого забытых нами ящиков! Разборку дверей трудно не заметить. Поэтому надо уведомить об этом 18-ю армию. И генерала Джобса фон Хальденберге, командующего 50-м корпусом. Он со своим штабом расположился во дворце.

– Попробуем. – Кох посмотрел на разложенную на полу панель. – Шедевр! – прошептал он. Все присутствующие молча наблюдали за Кохом. Выглядело ли это восхищение странным?

Руннефельдт провёл параллель: Гитлер уничтожил сотни тысяч евреев, но свою овчарку Блонди любил безумно и плакал бы, если бы с ней что-нибудь случилось. Мы никогда не поймём человеческую природу и никогда не изучим её.

– От такой красоты захватывает дух… – тихо продолжил Кох. – Немецкие мастера по янтарю… через двести тридцать лет… и эта исключительная в своём роде вещь оставалась в России? Фюрер вечно будет мне благодарен, что я спас эту драгоценность в Кёнигсберге.

Руннефельдт и Вахтер поступили разумно и не напомнили Коху, что в нынешнем виде Янтарную комнату создал придворный архитектор императрицы Елизаветы, граф Бартоломео Франциско Растрелли, по собственному проекту. Он усовершенствовал резьбу по янтарю, создал и настенные фризы И в результате получилась эта симфония красоты, ослепительная роскошь, которая делала Янтарную комнату действительно неподражаемой. Этот гимн янтарю был работой итальянца Растрелли, а не восточно-прусских мастеров. Но кто осмелится сообщить это гауляйтеру Коху?

– Если Борман не заставит перевезти её после войны в музей в Линце. Прерогатива фюрера! – Доктор Руннефельдт прервал размышления Коха. – А судьбу подобных произведений искусства будет определять один Борман. Вы это знаете, гауляйтер.

– Я буду бороться за эту комнату! Она останется здесь, в замке Кёнигсберга! – голос Коха звучал решительно. – Буду бороться, господа!

– И против Бормана?

– И против него! У Бормана есть уязвимые места. Даже Зигфрид имел маленькое уязвимое место между лопаток, и Хаген сумел его в это место поразить. – Кох указал сжатым кулаком на лежащую перед ним панель. – В борьбе за этот шедевр я мог бы стать Хагеном!

Ученые молча кивнули, но без восхищения. Все знали, что Кох боится Бормана, они ненавидели друг друга, и после войны начнётся борьба за власть, сравнимая со смертельными интригами герцогов, Пап и кардиналов эпохи Возрождения.

– Я постараюсь связаться с Пушкиным или с 18-ой армией. Я хорошо знаю генерал-полковника фон Кюхлера.

– Было бы отлично, гауляйтер, – просиял ротмистр Волтерс.– На следующей неделе я должен вернуться в Ригу и мог бы съездить в Пушкин, чтобы проконтролировать демонтаж дверей.

– Неплохая идея, – смягчился Кох. – Вы сможете всё исправить?

– Так точно, гауляйтер!

– Тогда вперёд! Позвоним фон Кюхлеру или фон Хальденберге в Екатерининский дворец.

Кох вскинул руку в гитлеровском приветствии, решительно развернулся на каблуках и покинул зал номер тридцать семь. Все за исключением Вахтера также вскинули руки и не опускали их, пока Кох не вышел.

***

Старшая сестра Фрида ждала Яну в своей комнате, как заботливая мать – дочь, которая первый раз пошла гулять одна. Когда вошла Яна, она вздохнула с облегчением.

– Ну и как? – спросила она. – Ты была в музее замка? Что посмотрела?

– Очень много, старшая сестра. – Яна села, сняла чепец и встряхнула чёрным локонами. – Но это было неправильное решение.

– Почему? – Мясная башня наклонилась немного вперёд. – Что тебе не понравилось в музее?

– Я познакомилась с гауляйтером Кохом. В среду он хочет поехать со мной в охотничий замок.

– Вот ведь мерзкая свинья! – засопела Фрида. – Ты останешься здесь!

– Гауляйтер хочет поговорить с вами…

– Он обязан! – Фрида Вильгельми выпрямилась во весь рост. – Все трясутся перед этой свиньей, но только не я!

– Он могущественнее вас, старшая сестра!

– Он дурак! Примитивная обезьяна! – Она подняла брови и сердито посмотрела на Яну. – А может, ты сама хочешь к нему в постель? Стать одной из его шлюх? Через две недели он вышвырнет тебя вон. Тебя куда-нибудь отправят, чтобы ты больше не попадалась ему на глаза.

– А если я откажусь… тоже. Старшая сестра, я боюсь.

С беспомощным видом она сидела на краю кровати. Есть только один выход: бежать. Опять где-нибудь спрятаться. Только так можно остаться рядом с Михаилом Игоревичем и Янтарной комнатой.

– Подождём, дитя. – Фрида не испугалась. Когда она сердилась, то рушила все преграды на пути, никто не мог ее укротить. Помогало только отступление. И все врачи без исключения это усвоили.

– Она незаменима, – сказал однажды главврач доктор Панкратц на совещании. – Без Фриды здесь бы царил хаос… Но в то же время она – настоящий дракон.

– В среду? – сказала она задумчиво. – Нас в это время здесь не будет. Мы будем сидеть в кино и смотреть фильм с участием Сары Леандер. А сейчас, дитя, завари-ка мне крепкий кофе, я опять раздобыла целый фунт.

***

В среду вечером за Яной заехал не Кох, а его доверенное лицо Бруно Велленшлаг, руководитель администрации. Он подъехал к больнице на неприметной машине фирмы «Адлер» и направился к вахтёру. Чтобы не привлекать внимание, он был в штатском.

– Я хотел бы забрать сестру Яну, – сказал Бруно.

– Яну? Я её не знаю. Из какого отделения? – Вахтёр посмотрел на список телефонов. – У нас здесь много сестёр…

– Она работает у старшей сестры.

– У Фриды? Вы не могли ничего полегче спросить?! – Вахтёр посмотрел на посетителя. Велленшлаг выглядел неплохо. Около сорока, немного попахивает алкоголем, розовое лицо, хитрые маленькие глазки, полные губы – явный сластолюбец. А Яне, наверное, не больше двадцати. Любовь слепа. Во время войны выбор не такой уж большой… все мужчины на каком-нибудь фронте, от Ледовитого океана до Африки. – Я попробую позвонить. Но если трубку возьмёт Фрида, передам трубку вам. А сейчас помолчите.

Вахтёр набрал номер кабинета Фриды, подождал, внимательно послушал, пожал плечами и положил трубку.

– Никого.

– Это невозможно. Сестра Яна знает, что за ней должны заехать.

– Но у Фриды никого нет.

– Может, она где-нибудь в другом отделении.

– В это время – нет. Там только дежурные сёстры. – Вахтёр широко улыбнулся. – Кажется, девочку кто-то увёл…

– Это совершенно невозможно, – высокомерно заявил Велленшлаг. – Обзвоните всех…

– Пожалуйста, пожалуйста… если вы так уверены…

– Да, я уверен.

Велленшлаг усмехнулся. Если бы ты знал, старый осёл, что я здесь по поручению гауляйтера, ты бы вёл себя по-другому. Давай, найди мне Яну!

Вахтёр сделал всё возможное. Он обзвонил все отделения, даже комнату врачей – может, она задержалась там – и положил трубку.

– Вы ошибаетесь. Ни Фриды, ни Яны нет в больнице. Очень жаль. Видимо, у вас будет скучный вечер.

– Не могу поверить. – Бруно подумал о Кохе и представил ярость гауляйтера. За всё время, пока он находился при Кохе, это был первый случай, чтобы женщина уклонилась от встречи. Кох привык получать согласие, а не отказ. Что ж, дорогая Яна, тебя ждут осложнения. Эрих тебе этого никогда не забудет! У тебя начнётся очень трудная жизнь.

– Ничего не поделаешь, – сказал Велленшлаг и пожал плечами. – Бабы есть бабы! До скорого…

– Что значит до скорого?

– Я вернусь, это же ясно. Завтра, послезавтра – я ещё не знаю! Спокойной ночи.

– Спокойной ночи.

Вахтёр смотрел вслед Велленшлагу, пока тот не скрылся за дверью. Ничего не поделаешь, любезный, решил он. Если Фрида взяла Яну под своё крыло, лучше отстань. Безнадёжно.

Это было странный и для Велленшлага совершенно новый случай, потому что Эрих Кох не разъярился, как раненый бык. Он спокойно выслушал доклад Бруно и сказал:

– Хорошо. Можешь идти домой, Бруно. – И Кох снял китель. Но потом кое-что добавил, таким спокойным тоном, что Велленшлаг понял, насколько он опасен: – Я хочу знать всё об этой Яне… принеси мне её личное дело.

Велленшлаг кивнул и покинул раскошную виллу гауляйтера.

«Если бы я вел учет личных дел, – подумал он, – можно было бы напротив имени Яны поставить галочку, отметив как погибшую».

Может быть, гауляйтер боялся лично поговорить со старшей сестрой Фридой Вильгельми и этим открыто показать свой интерес к Яне? Странно для Коха, ему ведь было плевать, что люди о нём думают, пока они исполняют приказы. Или он выдумал другой трюк, чтобы увидеться с симпатичной медсестричкой? Для Велленшлага спокойствие Коха стало загадкой и приводило в замешательство.

Четверг, пятница и суббота прошли без каких-либо действий со стороны Коха. И с Пушкиным не удавалось связаться. Три раза с большими трудностями и множеством переключений они звонили в штаб 50-го армейского корпуса, но уже после первых слов связь снова обрывалась. Явно что-то нечисто, и доктор Волтерс расценивал это как саботаж, ведь все знали, что хочет дозвониться. Тут явно замешаны люди Розенберга. После третьего обрыва связи Кох понял, что телефонисты не идиоты, просто на фронте под Ленинградом идёт дождь. Всё увязло в иле и болоте, связь между ротами и батальонами прерывалась, оперативные группы поиска тонули в грязи. Передвигаться приходилось только пешком, машины проехать на могли. Другими словами, ничего нельзя сделать!

– Тогда надо написать письмо, – сказал доктор Финдлинг. – Вероятно, почта сработает лучше телефона. Какое-то безумие.

В списке сотрудников штаба 18-ой армии было указано имя ответственного лица: майор Питчманн, начальник службы снабжения 18-ой армии. От имени гауляйтера Коха доктор Финдлинг написал ему, чтобы столяры со всей осторожностью демонтировали оставшиеся две двери бывшей Янтарной комнаты в Екатерининском дворце Пушкина, потом их нужно упаковать в древесную стружку и бумагу и отправить в музей Кёнигсберга.

Чтобы придать письму большую важность, он добавил: «Эти двери являются произведением искусства и в целях их защиты от уничтожения по приказу фюрера должны быть демонтированы и спасены. Я сообщил об этом фюреру. Руководитель миссии, герр ротмистр Волтерс, через несколько дней прибудет в Пушкин, чтобы лично проконтролировать эвакуацию дверей».

– Хорошо сформулировано! – похвалил письмо доктор Волтерс, после того как Финдлинг зачитал его вслух. – Приказ фюрера… это точно привлечет внимание!

– К тому же это правда.

– Завтра утром я выезжаю.

– Почему так быстро, доктор Волтерс? – Руннефельдт неопределенно махнул рукой. – Мы ещё не все ящики распаковали. Вы не хотите подождать, пока…

– Я ценю время, дорогой Руннефельдт. А теперь, из-за дверей, ещё больше. Надо спешить! До Риги я доберусь без особых трудностей, а в там я попробую получить место в курьерской машине и добраться до 18-ой армии. Благодарю небо, что Пушкин находится не в другой галактике и до него можно добраться!

На следующий день доктор Волтерс на армейском поезде отправился на восток. Прощание было очень коротким – рукопожатие с доктором Руннефельдтом и с доктором Финдлингом и пренебрежительный взгляд на Вахтера. Когда за ним закрылась дверь, все облегчённо вздохнули, но никто не произнес свои мысли вслух.

***

Письмо майор Питчманн получил 17 января 1942 года, 20 января двери были демонтированы и 25 января прибыли с Ленинградского фронта в Кёнигсберг на санитарном поезде. Все тыловые службы показали себя превосходно.

К дверям была прикреплена маленькая записка от доктора Волтерса. Короткое, ни к чему не обязывающее приветствие и сообщение, что у него всё хорошо.

Это была последняя весточка от доктора Волтерса. Гарнитур из покоев Екатерины Великой больше никто не видел, как и серию икон новгородской школы, картины, изделия из золота и серебра, ковры и гобелены.

И ящики с забытыми фризами из янтаря, главная работа Растрелли, остались ненайденными.

Когда доктор Волтерс покинул Екатерининский дворец, за ним до Риги следовали три грузовика. Что находится под брезентом, никто не контролировал и не интересовался. В районе боевых действий у людей были другие заботы. Наступила зима, в войсках не хватало теплой одежды, шарфов, шапок, перчаток и почти полностью отсутствовали валенки или меховые сапоги. Всё сковали мороз и снег. В лесах за линией фронта партизаны нападали на немецкие подразделения, взрывали рельсы и поезда, разрушали мосты и перерезали пути снабжения продовольствием и боеприпасами. Кто будет обращать внимание на ротмистра с тремя грузовиками, тем более, что на дверях приклеены таблички «Оперативная группа «Гамбург» отряда особого назначения МИД».

Кто будет спрашивать командировочное предписание? И без того понятно, что отряд особого назначения Министерства иностранных дел, находящегося в Берлине, возвращается с фронта.

Никто не знает, пережил ли войну доктор Волтерс, жив ли он до сих пор, безвестный старик, воздвигнувший себе обелиск из икон и картин, гобеленов и спального гарнитура Екатерины Великой с резными и позолоченными пенисами.

А янтарные фризы работы Растрелли бесследно исчезли...

***

Три дня гауляйтер Кох, не называя своего имени, звонил в городскую больницу и требовал к телефону сестру Яну. Все три раза он попадал на Фриду Вильгельми, которая кричала в трубку:

– Чего вы хотите от Яны? Кто вы?

Не проронив ни слова, Кох клал трубку.

«Крепкий орешек, – думал он со злостью. – Но я расколю его. До сих пор я всегда получал желаемое».

– Опять эта свинья! – поморщилась Фрида после третьего звонка. – Если позвонит ещё раз, я ему скажу: только после меня… герр гауляйтер! Тогда он подожмёт хвост!

– А если он так и сделает? – Яна весело засмеялась – что за абсурдная мысль?

– Что? – не поняла Фрида.

– Только после вас…

– И это говоришь мне ты?! – Фрида приподняла свою массу со стула. – Ты просто волк в овечьей шкуре! Какая же ты легкомысленная! Хамелеон… и можешь менять окраску в зависимости от среды, чтобы стать невидимой!

– Может быть. – Яна вдруг стала серьёзной. – Я хотела бы стать невидимой. Вот бы мой чепец медсестры стал шапкой-невидимкой

«Он такой и есть, – подумала она. – Он и есть шапка-невидимка. Под ним я живу невидимой среди вас… никто не знает, кто я такая, Яна Петровна Роговская. Так что ты сказала правду, Фрида… я буду всё время менять окраску, чтобы быть ближе к Михаилу Игоревичу и к Янтарной комнате».

В понедельник Коху пришла в голову другая идея. Он позвонил в больницу, попросил соединить его с главным врачом, назвавшись Бруно Велленшлагом, руководителем отдела в музее замка, сообщил, что один упаковщик поранил руку, и попросил прислать медсестру.

– И лучше всего сестру Яну, – сказал Кох. – Она уже здесь была и хорошо ориентируется.

– Я немедленно направлю к вам санитара! – ответил доктор Панкратц.

– Спасибо. Но медсестра Яна, как я сказал, здесь хорошо ориентируется.

– Будет лучше, если вы привезёте раненого сюда.

– Из-за пустяковой царапины? – Коху прикладывал неимоверные усилия, чтобы не заорать. Панкратц. Капитан медслужбы Панкратц. Я позабочусь о том, чтобы вас как можно скорее направили на фронт. Вам осталось не так уж много времени греть свою задницу на батареях в больнице!

– Всё не так просто. Если это был ржавый гвоздь, то может произойти заражение крови, столбняк, гангрена. Я наблюдал подобные случаи в полевом лазарете…

– Спасибо! – сказал Кох и положил трубку. Потом ударил кулаками по столу и плюхнулся в кресло.

Этот Панкратц уже был на фронте и, кажется, имеет тяжёлое ранение, после которого может служить только в тылу. Отправить на фронт трудно, а вот перевести в какую-нибудь заштатную больницу – другое дело. В Роминтен или в Лык. Там, на Висле, замечательно – будет там перевязывать лис, а зимой выть вместе с волками. А Фриду Вильгельми отправим старшей сестрой в психушку. Пусть там командует, сколько влезет. Яна, мазурская волчица, ты от меня не ускользнёшь.

Кох потянулся в кресле, снова взял трубку и позвонил Велленшлагу. Как обычно, тот подобрался, когда Кох с ним разговаривал, даже если тот его не видел, это можно было определить по голосу.

– Бруно...

– Гауляйтер…

– Ты как-то мне говорил, что в «Кауфнаусе», в отделе тканей, видел симпатичную продавщицу.

– Так точно, гауляйтер. Эмми Зоннеман…

– Ещё одна такая глупая шутка, и ты отправишься на фронт!

– Я не знал, гауляйтер, что малышку зовут так же, как и жену рейхсмаршала Геринга. Её действительно зовут Эмми Зоннеман.

– Тогда это будет двойное удовольствие! – Кох громко рассмеялся и хлопнул себя по бедру. – Приведи ее ко мне сегодня вечером.

Он прыснул он смеха и положил трубку.

Надо будет рассказать об этом Герингу. Что я переспал с Эмми Зоннеман. Жаль, толстяк совсем не понимает шуток.

***

Вечером Яна надела тёплое зимнее пальто и шерстяную шаль. Совершенно неожиданно холодный восточный ветер принёс в Кёнигсберг холод. Снега ещё не было, но по ночам стояли сильные морозы, скользкая наледь покрыла улицы, стены и крыши домов. Пешеходы неуверенно ступали или скользили на дороге, машины буксовали. Холода наступили так быстро, что к ним не подготовились.

– Куда ты собралась? – спросила Фрида, когда увидела Яну в пальто, шали и вязаных перчатках.

– В театр, старшая сестра. На оперетту «Продавец птиц».

– Я почтальонша Кристель, – вдруг пропела Фрида.

Яна вздрогнула и удивленно посмотрела на неё.

– Что с вами, старшая сестра?

– Это песня из оперетты, дитя. «Продавец птиц». Я смотрела оперетту шесть раз. Последний раз – театре «Метрополь» в Берлине. С Иоанном Хеештерсом в главной роли. Когда в Ти-и-и-роле дарят ро-о-о-зы…

На сцене сейчас обрушились бы кулисы, но лицо Фриды сияло от счастливых воспоминаний. Она втайне восторгалась многими артистами, от Сары Леандер и Фердинанда Мариана, от Хайнца Рюмана и Вернера Крауза до Генриха Георга и Кете Голд, от Густава Грюндгенса до Бригитты Хорней, но всё это скрывалось за её панцирем.

– Ты идёшь в театр одна? – спросила она недоверчиво.

– Конечно. Я как раз хотела купить абонемент. Вам тоже купить, старшая сестра?

– Спасибо, нет, дитя. Он же на определённые дни, а я не хочу себя связывать. – Это была её тайна, её жизненное кредо: не связывать себя! Неважно, с чем. Стремление к свободе у Фриды было всеобъемлющим.

– Когда ты вернёшься? – спросила она.

Яна пожала плечами.

– Я не знаю, сколько идет оперетта.

– Ну, скажем, два часа. – Фрида оценивающе посмотрела на часы. – Сейчас семь. В восемь начнётся оперетта, в десять закончится. В одиннадцать ты будешь здесь! Если придёшь позже, мы поругаемся.

– Понятно, старшая сестра.

– Я хочу тебе только добра, деточка.

– Я знаю. Приятного вечера, старшая сестра.

– Тебе тоже… Охотно бы я женщин целовал… Ах, вздор, это из Паганини…

Сопровождаемая взглядом Фриды, Яна вышла из комнаты, а потом через боковую дверь приёмного отделения покинула больницу. В комнате дежурного по отделению скорой помощи опять сидел санитар Карл Блудеккер и махнул ей рукой.

– Давно не виделись, сестра! – крикнул он. – Куда идёшь? На улице чертовски скользко. Держитель крепче за своего кавалера.

– Я иду в театр, одна. На «Продавца птиц».

– Эта там, где кто-то поет «С птицами я вырос»?

– Блудеккер, какой вы невежда! – Яна покачала головой. – Стыдитесь.

– Если б я мог... – Блудеккер широко улыбнулся. – Всего хорошего, сестричка. Кстати, вас как-то спрашивал унтер-офицер из Берлина.

– Юлиус Пашке.

– Да, так он назвался. Потрясающий субъект.

– Что вы ему сказали?

– Что сестра, сказал я ему, работает у Фриды, и ему сначала придётся взломать бункер. Иди к Фриде, но не забудь прихватить огнемёт. Он исчез.

– Я вернусь в одиннадцать.

– Хорошо. У меня ночное дежурство. Можешь приходить в любое время, сестричка. Ещё раз всего хорошего.

В театральной кассе Яна купила абонемент на четыре оперы, две оперетты и три спектакля, но не стала покупать билет на «Продавца птиц». Она вернулась в замок и нажала на звонок у боковой двери. Три коротких и один длинный… это звонок Михаил Вахтер знал по прежним временам.

Через некоторое время в двери повернули ключ, но открыл её не Вахтер, а другой пожилой мужчина. Похоже, его оторвали от ужина – он что-то жевал.

– В чём дело? – спросил он недовольно. – Сестра из Красного креста? Что-то случилось? У кого-то запор?

– Надеюсь, не у вас! – парировала Яна.

– Почему же? – жующий мужчина скорбно посмотрел на неё. – Попробуйте по десять часов водить экскурсии по музею! У вас чепчик слетит, сестричка. А посетители? Сейчас у нас в девятом зале выставлена картина. «Леда и лебедь». Работы Бороми Мартини. Великолепно! И вот веду я группу солдат по музею, и что сказал один из них, посмотрев на «Леду»? «Не для меня, приятель… Слишком большие сиськи!» И такие выходки приходится молча терпеть… И вы ждете от меня вежливости?

– Мне нужен герр Вахтер.

– Он заболел?

– Нет, хочу передать ему привет.

Угрюмый мужчина отошёл в сторону и показал на каменную лестницу.

– Наверх, второй этаж, первый коридор налево. Он живёт там. У него на одного огромная квартира. Хоть на роликах катайся из одной комнаты в другую. И ведь он только что приехал. Специально для него выделили и обставили квартиру. Видимо, дело серьёзное, раз Вахтер живет там один.

– Спасибо, – сказала она, прошла мимо, и уже на лестнице оглянулась. – Не сердитесь. Война и так доставила нам много забот.

– Кому вы это говорите, сестричка! – мужчина провел двумя руками по изборождённому морщинами лицу. – У меня три сына на фронте. Первого схватили англичане. В Африке, у Марса-Матруха. Он-то хотя бы переживёт эту дерьмовую войну.

– Надеюсь, все трое переживут.

Михаил Вахтер удивлённо поднял голову, когда в дверь его квартиры постучали. Он как раз читал в газете сообщение о наступлении ужасных холодов в России, парализовавших немецкие армии под Москвой. Замерзая от мороза, немецкие войска вынуждены окапываться, в то время как русские дивизии, лучше подготовленные к холодам, непрерывно наступают на немецкие укрепления. Гитлер повторяет поражение Наполеона под Москвой?

Вахтер отложил газету и открыл дверь.

– Доченька! – радостно произнёс он, потянул Яну в комнату и обнял её. – Как часто в последние дни я о тебе думал. Заходи, снимай пальто, давай я согрею чай или грог… Сегодня очень холодно, но будет ещё холоднее.

Он повесил её пальто на вешалку в прихожей и провёл в квартиру, оказавшуюся действительно огромной. Большие комнаты с высокими лепными потолками, которые обогревались кафельной печью, раздвижные двери и натёртый воском паркет на полу.

Антикварная мебель принадлежала музею. Несмотря на просторные помещения, квартира была уютной и аристократической, или, как говорят в народе, барской.

Когда Вахтер приготовил из рома грог, они уселись напротив друг друга в глубокие, широкие кресла, и Яна рассказала о своих переживаниях в последние дни.

– Я должен познакомиться с Фридой Вильгельми! – воскликнул Вахтер. – Должен её обнять! Лучшего места ты нигде не смогла бы получить.

– Я часто думаю о Николае, Михаил Игоревич. – Яна осторожно отпила маленький глоток дымящегося грога. – Как сейчас в Ленинграде? Они голодают и мёрзнут. Тысячи человек умрут… Как у нас всё хорошо получилось, и как тяжело сейчас Николаю. Может быть, его направили на оборону города?

– Кто знает, Яночка? Когда-нибудь мы это узнаем, война не будет длиться вечно. Я каждый день молюсь о встрече с Николаем. Пока у нас всё хорошо. – Они говорили по-русски, находя в родном языке утешение. В чужой квартире и среди чужой мебели они чувствовали себя почти как дома – ведь Янтарная комната спасена.

– Янтарная комната. – Яна откинулась на спинку кресла. – Вы должны рассказать мне всё про комнату, Михаил Игоревич. Это большая ценность, но для вас она значит значительно больше, чем просто произведение искусства. И Николай думает так же.

– Верно, доченька. Как могли бы прожить Вахтеровские без Янтарной комнаты? Почему… ох, это долгая история. Её стены пережили чудовищную судьбу, пропитались кровью и слезами, любовью и ненавистью, страданием и счастьем. Эта комната хранит всё, что жизнь может дать человеку. Её стены дышат… Мы, Вахтеровские, это чувствуем. Мы смотрим на стены и видим их двухсотлетнюю судьбу.

– Рассказывайте, Михаил Игоревич, рассказывайте...

– Это надолго, Яночка.

– Теперь у нас есть время. Я буду приходить к вам каждый вечер. Я хочу узнать всё про Янтарную комнату… Мы с Николаем когда-нибудь примем её от вас. Сядьте поудобнее, Михаил Игоревич, выпейте глоток грога и расскажите мне о королях, царях, царицах и их буйной жизни.

И Михаил Вахтер стал рассказывать.