Текст книги "Нарушитель сделки"

Автор книги: Харлан Кобен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)

Глава 21

Джессика слушала запись, оставленную на пленке автоответчика:

«Привет, Джессика, это Нэнси Сират. Я искренне огорчена тем, что случилось с твоим отцом. Он был замечательным человеком. Я просто не в силах поверить. Он был у меня утром в день, когда его убили. Какой кошмар! В тот день он вспоминал прошлое и рассказал мне о своем любимом желтом свитере, который подарил Кэти. Трогательная история. Жаль, что я ничем не смогла ему помочь. Я не могу поверить… впрочем, я уже это говорила. Со мной такое бывает, особенно когда я нервничаю. Я буду дома после десяти вечера. Жду твоего звонка. До свидания».

Джессика перемотала пленку и вновь включила это сообщение. Потом еще раз. Нэнси Сират встречалась с ее отцом в день убийства.

Очередное совпадение?

Джессика сомневалась в этом.

Майрон позвонил матери.

– Меня не будет дома несколько дней.

– Что?

– Я поживу у Уина.

– В городе?

– Да.

– В Нью-Йорке?

– Нет, мама. В Кувейте.

– Не смей разговаривать так с матерью, оставь свои шуточки для друзей, – обиженно продолжала она. – Зачем тебе оставаться в городе?

Хм-м-м… Сказать матери правду? «Да затем, что мафия назначила награду за мою голову и я не хочу подвергать вас с папой опасности». Не стоит. Старушка, того и гляди, станет волноваться.

– В ближайшие дни мне придется работать допоздна, – ответил Майрон.

– Это правда?

– Да.

– Будь осторожен, Майрон. Не ходи ночью по улицам один.

В этот момент Эсперанса распахнула дверь.

– Срочный звонок по третьей линии, – сообщила она достаточно громко, чтобы мать Майрона могла услышать ее слова.

– Мама, мне пора. Срочный вызов.

– Звони нам.

– Обязательно. – Майрон повесил трубку и поднял глаза на Эсперансу. – Спасибо.

– Не стоит, – отозвалась девушка.

– А что, действительно кто-то звонит?

Эсперанса кивнула:

– Опять Тимми Симпсон. Я пыталась выяснить, в чем Дело, но он сказал, что у него возникли затруднения, требующие вашего личного вмешательства.

Тимми Симпсон, молодой защитник «Ред сокс», был игроком высшей лиги и доставлял немало хлопот.

– Привет, Тимми.

– Эй, Майрон! Мне пришлось ждать тебя целых два часа!

– Меня не было в конторе. Что случилось?

– Я сейчас в Торонто, так? Торчу в «Хилтоне», а тут нет горячей воды.

Майрон помедлил и спросил:

– Я не ослышался, Тимми? Ты говоришь, что…

– Трудно поверить, правда? – закричал Тимми. – Я залез в душ, подождал пять минут, а вода стала лишь холоднее, настоящий лед! Тогда я звякнул портье, так? И этот козел говорит, что у них, дескать, проблемы с водопроводом. Подумать только, водопровод! Как будто я торчу на какой-нибудь стоянке для фургонов. Ну и что, спрашиваю я, когда почините? А он в ответ – длинную фразу, что, мол, откуда ему знать. Ты представляешь?

«Нет», – подумал Майрон и сказал:

– Тимми, объясни толком, зачем ты мне звонишь?

– Господи Боже мой! Майрон, я ведь профессионал, так? И я застрял в этой крысиной дыре без горячего душа. Нет ли в моем контракте соответствующего пункта?

Майрон попытался отшутиться.

– Пункта о горячей воде? – спросил он.

– Ну да, чего-то в этом роде. Короче, найди на них управу, Майрон. Прежде чем выйти на поле, я должен принять душ, причем горячий. Неужели я так много требую? Посоветуй, что мне делать дальше.

«Сунуть голову в унитаз и спустить воду», – подумал Майрон, потирая виски кончиками пальцев.

– Я посмотрю, что тут можно сделать, Тимми, – пообещал он.

– Позвони управляющему отеля, – потребовал Тимми. – Разъясни ему всю важность ситуации.

– По сравнению с твоими затруднениями даже невзгоды восточноевропейских беженцев выглядят мелкой неприятностью, – отозвался Майрон. – Впрочем, если в ближайшее время не дадут горячую воду, выписывайся из этого отеля и переезжай в другой. Мы передадим счет руководству команды.

– Отличная мысль. Спасибо, Майрон.

Короткие гудки.

Майрон уставился на телефон и откинулся назад, соображая, как разрешить три задачи: внезапный уход Чеза Ландре, внезапное (возможное) возвращение из небытия Кэти Калвер и неисправность водопровода торонтского «Хилтона». Подумав, он решил плюнуть на третье затруднение и сосредоточиться на первых двух.

Итак, первое: Чез Ландре прыгнул в постель Фрэнка Эйка. Справиться с этим можно было лишь одним способом: поговорить со старшим братом, Германом.

Майрон набрал номер, который до сих пор хранил в самой глубине сердца. После первого гудка в трубке раздался голос:

– Таверна «Клэнси».

– Это Майрон Болитар. Я хотел бы встретиться с Германом.

– Не кладите трубку, – отозвался голос и пять минут спустя послышался вновь: – Завтра в два часа.

Короткие гудки. Собеседнику Майрона не было необходимости дожидаться ответа. Испрашивая аудиенции у Германа Эйка, ты должен соглашаться на любое указанное им время.

Второе: Кэти Калвер. Журнал «Укус» был отправлен из университетского городка, причем не только Кристиану Стилу, но и декану Харрисону Гордону. Зачем? Майрон знал, что Кэти подрабатывала в конторе декана. Ограничивались ли ее обязанности только ведением документации? Может быть, тут замешана любовная история? И как быть с очаровательной деканессой? Интересно, носит ли она нижнее белье?

Впрочем, мы отвлеклись.

Вся эта история началась с объявления в «Укусе». Гэри Грейди утверждает, что он здесь ни при чем. Что ж, может быть. А может, нет. В любом случае фотография неминуемо должна была пройти через руки Фреда Никлера. Вполне вероятно, что именно он стоит в центре событий. Майрон отыскал нужный номер.

– Издательство «Фриволи пресс».

– Я хотел бы побеседовать с Фредом Никлером.

– Как вас представить?

– Майрон Болитар.

– Минутку.

В трубке послышался голос Никлера:

– Алло?

– Мистер Никлер, вас беспокоит Майрон Болитар.

– Слушаю вас, Майрон.

– Я хотел бы подъехать к вам и задать еще несколько вопросов по поводу того объявления.

– Боюсь, сейчас я слишком занят. Вы не могли бы перезвонить? Может быть, нам удалось бы организовать встречу завтра.

Молчание.

– Майрон? Алло!

– Вам известно, кто сделал эту фотографию?

– Конечно, нет.

– Ваш приятель Джерри отрицает свою причастность к этому делу.

– Бросьте, Майрон, вы же не вчера родились. Неужели вы думаете, что он сознается?

– Он сказал, что не имеет ни малейшего отношения к публикации фотографии в вашем журнале.

– Этого не может быть. Это было его объявление, и фотографии тоже его.

– У вас есть копии снимка?

– Должны быть, – после короткой заминки отозвался Никлер. – Надо поискать в папках.

– Будьте добры, поищите, а я заскочу к вам и заберу их.

– Не хочу показаться нелюбезным, но я действительно очень занят. Уверяю вас, копия будет той самой фотографией, которую вы видели в журнале.

– Снимок Кэти был только в «Укусе», – выложил свой козырь Майрон.

– Простите?..

– Фотография Кэти. В других ваших изданиях ее нет, только в «Укусе».

– Ну и что? – помедлив, спросил Никлер дрогнувшим голосом.

– А то, что во всех шести журналах помещено одно и то же объявление. Одинаковые страницы, одинаковые картинки. За одним маленьким исключением. Кто-то подменил в «Укусе» фотографию в нижнем ряду. Только в «Укусе». В остальных пяти журналах напечатан другой снимок. Почему?

Фред Никлер закашлялся.

– Не знаю, Майрон. Давайте сделаем так: я все проверю и дам вам знать. А теперь мне пора. Телефон разрывается от звонков. До свидания.

И вновь короткие гудки.

Майрон выпрямился в кресле. Итак, Фред Никлер ударился в панику.

Фред Никлер трясущейся рукой набрал номер. После третьего гудка в трубке послышалось:

– Окружной полицейский участок.

Фред прочистил горло и с трудом произнес:

– Пригласите к телефону Пола Дункана.

Глава 22

В девять вечера Майрон позвонил Джессике и поведал ей о декане Гордоне.

– Неужели ты и впрямь думаешь, что Кэти путалась с деканом? – спросила Джессика.

– Не уверен. А после того как встретился с его супругой, и вовсе начал сомневаться.

– Что, хороша собой?

– Очень. И неплохо разбирается в баскетболе. Когда мне нанесли травму, она плакала.

Джессика фыркнула:

– Эта женщина – само совершенство.

– В твоем голосе послышалась нотка ревности. Или мне почудилось?

– Мечтать не вредно, – отозвалась Джессика. – Между прочим, если у человека красивая жена, это никак не мешает ему охотиться на смазливых студенток.

– Что ж, ты права. Итак, возникает следующий вопрос: почему имя декана Гордона оказалось в злосчастном списке рассылки?

– Понятия не имею, – ответила Джессика. – Кстати, мне тоже довелось узнать сегодня одну интересную вещь. Утром в день гибели мой отец встречался с Нэнси Сират, соседкой Кэти по комнате.

– Зачем?

– Пока не знаю. Нэнси оставила сообщение на моем автоответчике, и я поеду к ней через час.

– Отлично. Если удастся узнать что-нибудь еще, звони.

– Где тебя можно будет найти? – спросила Джессика.

– По вечерам я выступаю в детском театре. Играю Зорро.

– А я думала, Дон Жуана.

Повисла неловкая тишина. Молчание прервала Джессика.

– Почему бы тебе не заглянуть ко мне вечерком? – спросила она, стараясь говорить безразличным тоном.

Сердце Майрона едва не выпрыгнуло из груди.

– Я освобожусь очень поздно, – беспечно произнес он.

– Это не важно. Все равно я мало сплю. Постучись в окошко моей спальни, Зорро, – предложила Джессика.

Повесив трубку, Майрон пять минут сидел в полной неподвижности, размышляя о Джессике. Они начали встречаться за месяц до несчастного случая, положившего конец его спортивной карьере. После травмы Джессика не бросила его. Она ухаживала за ним, развлекала его. Майрон гнал девушку от себя. Он хотел защитить ее от невзгод, но она не уходила. Во всяком случае, тогда.

Эсперанса вошла в дверь без стука и, взглянув на Майрона, отрывисто произнесла:

– Прекратите.

– Что?

– Корчить рожи.

– Какие рожи?

– У вас противное лицо влюбленного подростка.

– Ничего подобного.

– Глаза б мои на вас не смотрели.

– Спасибо на добром слове.

– Знаете, что я думаю? Мне кажется, вам не столько хочется отыскать Кэти Калвер, сколько запустить лапу в трусы ее сестры.

– Господи, что на тебя нашло?

– Я была здесь, когда она уходила. Помните, надеюсь?

– Я крепкий парень и сам могу позаботиться о себе.

Эсперанса покачала головой:

– Кажется, я уже слышала эти слова.

– Какие слова?

– «Сам могу позаботиться о себе». Бросьте пороть чепуху. Вы говорите точь-в-точь как Чез Ландре. Похоже, вас обоих стукнули по голове одним и тем же пыльным мешком.

Смуглое лицо Эсперансы в который раз напомнило Майрону о ночах Испании, о золотом песке, яркой луне в безоблачном небе. Вначале их тянуло друг к другу, но всякий раз кто-нибудь из них успевал вовремя осознать, чем это может кончиться, и уйти в сторону. После года совместной работы искушение исчезло, а Эсперанса стала ближайшим другом Майрона, если не считать Уина, и ее озабоченность, без сомнения, была совершенно искренней.

Майрон решил сменить тему разговора.

– Что же заставило тебя войти, не постучавшись? – спросил он.

– Я кое-что разнюхала.

– Что именно?

Эсперанса заглянула в свой блокнот. Майрон до сих пор не мог понять, зачем он ей нужен. Эсперанса не владела стенографией и вряд ли сумела бы напечатать на машинке хотя бы слово.

– Мне удалось выяснить второй номер, по которому звонил Гэри Грейди после встречи с вами. Это номер фотостудии, которая называется – подумать только! – «Глобал глобс фото» и располагается на Десятой авеню неподалеку от туннеля.

– Квартал красных фонарей?

– Краснее не бывает. Подозреваю, что эта студия специализируется на порнографии.

– Иметь специализацию – это хорошо, – заметил Майрон и посмотрел на часы. – Уин не звонил?

– Пока нет.

– Оставь адрес фотоателье на его автоответчике. Может быть, он успеет управиться с делами, и мы поедем вместе.

– Сегодня вечером?

– Да.

Эсперанса с треском захлопнула блокнот.

– Возьмете меня с собой? – спросила она.

– Куда? В порнографическую студию?

– Да.

– А как же школа? – По вечерам Эсперанса занималась на юридических курсах в Нью-Йоркском университете.

– Я уже сделала уроки, папуля. Правда-правда.

– Умолкни и собирайся.

Глава 23

Квартал красных фонарей. Здесь были проститутки любых мастей – белые, негритянки, желтокожие, латиноамериканки – ни дать ни взять объединенные нации блудниц. Большинство из них были совсем молоденькими, девчонки-малолетки, ковылявшие на высоких каблуках, словно дети, напялившие мамины туфли. В сущности, они и были детьми. Чаше всего попадались худощавые, иссохшие девушки с руками, испещренными уколами шприцев, словно укусами крохотных насекомых. У них были плотно обтянутые кожей лица, похожие на черепа. Пустые запавшие глаза и тусклые безжизненные волосы, торчащие за спиной пучками соломы.

– Ужель кому-то придет охота совокупляться с бездыханным телом? – пробормотал Майрон.

Эсперанса задумалась.

– Что-то не припомню, – озадаченно сказала она.

– Партия Фонтейна из мюзикла «Отверженные», – пояснил Майрон.

– Бродвейские шоу мне не по средствам. Наш босс едва сводит концы с концами.

– Беден, да честен, – парировал Майрон.

На глаза ему попалась светловолосая толстушка в шортах, которая торговалась с клиентом, сидевшим в машине. Обычная история. Майрон видывал немало таких девушек (и юношей), выходивших в Порт-Оторити из автобуса, прибывшего из Западной Виргинии или Пенсильвании, – короче, из тех обширных пустынных районов, которые жители Нью-Йорка называли попросту Средним Западом. Девушка сбежала из дому – может быть, ей надоели родительские побои, а скорее всего из-за скуки и тяги к городскому шуму. Она вылезла из автобуса с широкой зачарованной улыбкой и без гроша в кармане. Девушку тут же заметил сутенер и принялся следить за ней с неистощимым терпением стервятника. Когда наступил удобный момент, он спустился с небес на землю и вонзил свой клюв в тело жертвы. Он познакомил бедняжку с Нью-Йорком, снял квартиру с горячим душем, а то и ванной джакузи, с яркими лампами, проигрывателем компакт-дисков, кабельным телевидением с дистанционным управлением. Потом он пообещал свести ее с фотографом, который сделает из нее модель. Постепенно девушку приучили к наркотикам – настоящим наркотикам, не тем жалким косячкам, которые она забивала в своем медвежьем углу на пару с каким-нибудь налитым пивом парнем, тискавшим ее на заднем сиденье автомобиля. Девчушка познала высшие наслаждения, которые сулит отменный белый порошок.

Потом времена изменились. За все хорошее нужно платить, а модели из девушки не получилось. Да и наркотики перестали быть для нее роскошью и превратились в насущную потребность, как воздух и пища. Девушка уже была не в силах прожить без понюшки или укола.

Для того чтобы опуститься на самое дно, потребовалось совсем немного времени. Оказавшись там, девушка не нашла в себе сил – как, впрочем, и желания – встать с колен.

Кривая дорожка привела ее в квартал красных фонарей.

Майрон и Эсперанса молча вылезли из машины. Майрона начало подташнивать. На город опустилась ночь – впрочем, жизнь в таких местах бурлит только ночью и замирает с первыми лучами солнца.

Ни разу в жизни Майрон не был с проституткой, а вот Уин частенько прибегал к их услугам. Уин не любил лишних хлопот. Его любимым местом был китайский дом терпимости на Восьмой улице, называвшийся «Пансионат благородных девиц». В середине восьмидесятых Уин частенько устраивал у себя на квартире пирушки, которые его приятели называли «восточные ночи»; провизию поставлял ресторан «Ханан Гарден», а девиц – «Пансионат». Уин не испытывал к женщинам нежных чувств и не доверял им. Ему вполне хватало шлюх. Он нипочем не позволил бы себе привязаться к женщине, а проститутки этого и не требовали. Их можно было использовать и выбросить на помойку.

Майрон сомневался, что Уин продолжает организовывать подобные оргии, особенно теперь, когда дурные болезни превратились в смертельную опасность. Они с Уином никогда не говорили об этом.

– Славное место, – пробормотал Майрон. – Очень колоритное.

Эсперанса кивнула.

У ночного клуба с громкой музыкой, от звуков которой, казалось, трясется асфальт, они столкнулись с подростком неясного пола с ярко-зелеными волосами, торчавшими во все стороны, словно шипы на голове статуи Свободы. Со всех сторон блестели цепочки и серьги, мелькали татуировки, вокруг сновали мотоциклы, доносились призывные вопли проституток: «Эй, красавчик!» Лица сливались в сплошную массу, словно мусор на свалке, а весь квартал напоминал грязную пародию на карнавальный праздник.

Над входом клуба висела вывеска с надписью «Трах-клуб» и эмблемой в виде кулака с поднятым средним пальцем. На черной доске было выведено мелом:

ВЕСЕЛАЯ НОЧКА НА БОЛЬНИЧНОЙ КОЙКЕ!

ОЖИВШИЕ БИНТЫ И ПОВЯЗКИ

ВЫСТУПАЮТ МЕСТНЫЕ РОК-ГРУППЫ

«ПЭП-МИКСТУРКА»

И «РЕКТАЛЬНЫЙ ГРАДУСНИК»!

Майрон заглянул внутрь. Люди в клубе не танцевали – они подпрыгивали и опускались на пол, прижав руки к бокам и безжизненно тряся головами, словно у них вместо шей действительно были клистирные трубки. Взгляд Майрона выхватил из толпы впавшего в экстаз юнца лет пятнадцати с длинными волосами, прилипшими к потному лицу. Музыка напоминала визг свиней на бойне, да и само зрелище наводило на мысль о переполошившемся скотном дворе.

– Фотостудия в соседнем доме, – сообщила Эсперанса.

Здание представляло собой не то полуразрушенный жилой дом, не то маленький склад. Проститутки торчали из окон, словно игрушки на рождественской елке.

– Здесь, что ли? – спросил Майрон.

– Третий этаж, – уточнила Эсперанса.

Казалось, окружающее нимало не смущает ее, впрочем, это и неудивительно, если учесть, что она выросла в местах, ничуть не лучше этого. Лицо Эсперансы оставалось непроницаемым. Она никогда не проявляла слабость, зато частенько вспыхивала как порох. За все время их знакомства Майрон ни разу не видел в ее глазах слез. А вот Эсперанса не могла бы сказать этого о нем.

Майрон подошел к крыльцу. В этот момент из подъезда выплыла ожиревшая проститутка в одеянии, напоминавшем оболочку сардельки. Лизнув губы, она объявила:

– Неземные наслаждения за пятьдесят баксов.

Майрон сделал над собой усилие, чтобы не закрыть глаза.

– Нет, – мягко ответил он, отвернувшись. Он с радостью произнес бы мудрые слова, которые переродили бы толстуху и заставили ее изменить свою жизнь, но вместо этого пробормотал лишь: – Извините, – и торопливо шагнул мимо.

Толстуха пожала плечами и отвернулась.

В подъезде было не протолкнуться. Лестничные пролеты были запружены людьми. Почти все они то ли пребывали в бессознательном состоянии, то ли были мертвы. Майрон и Эсперанса осторожно пробрались между телами. В коридорах на них обрушилась какофония звуков. Казалось, что здесь играют все рок-группы мира – от Нила Даймонда до «Пэп-микстурки». К тому же беспрерывно раздавались звон стекла, крики, ругань, детский плач. Адский оркестр.

На третьем этаже Майрон и Эсперанса вошли в комнату, отделанную зеркалами. Развешанные тут и там фотографии, даже если не обращать внимания на хлысты и наручники, не оставляли ни малейших сомнений в том, что они пришли туда, куда надо. Майрон нажал дверную ручку и приоткрыл дверь, ведущую в глубь помещения.

– Подожди меня здесь, – велел он спутнице.

– Хорошо.

Майрон заглянул в смежную комнату.

– Эй! – окликнул он.

Никто не ответил, но из соседней комнаты послышалась музыка. Что-то вроде калипсо.[5]5
  Танцевально-песенный жанр афро-американского фольклора Вест-Индских островов


[Закрыть] Майрон шагнул внутрь

Студия удивила его своим великолепием. Здесь царили чистота и яркий свет, льющийся из похожего на белый зонтик светильника. Такие можно увидеть в любой фотомастерской. В разных местах комнаты стояли камеры на штативах, а у стен размещались прожекторы со стеклами самых разных цветов.

Впрочем, в первый момент Майрон был поражен отнюдь не оборудованием студии, а голой девицей, восседавшей на мотоцикле. Объективно говоря, женщина была не совсем обнажена – на ней были черные ботинки. Но ничего более. Вряд ли любая из знакомых Майрону женщин согласилась бы одеваться подобным образом, но на этой девице ботинки выглядели совсем неплохо. Она была поглощена чтением журнала «Нэшнл сан», который был открыт на статье с заголовком: «Шестнадцатилетний мальчик становится бабушкой». М-да. Майрон подошел ближе. У девицы были огромные груди, как у Расс Мейер, однако под ними виднелись следы шрамов. Искусственная плоть, порождение моды восьмидесятых годов.

Почувствовав чье-то присутствие, женщина испуганно вскинула голову.

Майрон вежливо улыбнулся:

– Привет.

Женщина пронзительно взвизгнула.

– Проваливай отсюда! – закричала она, прикрывая грудь. Подумать только, какая застенчивость в наши-то времена.

– Меня зовут… – начал было Майрон.

В ответ послышался очередной пронзительный вопль. Шорох за спиной заставил Майрона быстро обернуться. Перед ним стоял улыбающийся костлявый юнец без рубашки. Он выхватил из кармана нож, и его лицо расплылось в кровожадной ухмылке. Юнец пригнулся и поманил Майрона жестом Брюса Ли. Ни дать ни взять «Вестсайдская история», хотя для полноты впечатления молодому человеку стоило бы пощелкать пальцами.

Распахнулась еще одна дверь, и в студию хлынул красный свет. В проеме стояла женщина с вьющимися рыжими волосами. Впрочем, Майрон не был уверен, действительно ли они рыжие или их окрашивает свет из фотолаборатории.

– Вы вошли сюда без разрешения, – заявила женщина. – Гектор вправе убить вас на месте.

– Не знаю, где вы учились юриспруденции, – отозвался Майрон, – но если ваш Гектор хотя бы шевельнется, я отниму у него игрушку и заброшу в такое место, куда не проникает солнечный свет.

Гектор хихикнул и принялся перебрасывать нож из руки в руку.

– Ух ты, – сказал Майрон.

Обнаженная фотомодель скользнула в дверь, на которой красовалась весьма остроумная надпись: «Раздевалка». Женщина из лаборатории вошла в студию и закрыла за собой дверь. У нее действительно были рыжие волосы, буквально полыхавшие огнем. Ее кожа имела оттенок, который описывают словом «персик». Женщине было лет тридцать, и на ее лице, как бы странно это ни прозвучало, застыло веселое, нахальное выражение. Эдакая Кейт Курик из мира порнографии.

– Так, значит, вы хозяйка студии? – осведомился Майрон.

– Гектор отлично владеет ножом, – холодным тоном отозвалась женщина. – Он успевает вырезать у человека сердце и показать ему, прежде чем тот умрет.

– Веселенькое, должно быть, зрелище, – заметил Майрон.

Гектор придвинулся ближе. Майрон не шевельнулся.

– Я мог бы продемонстрировать свои навыки в восточных единоборствах, – сказал он, молниеносно выхватывая пистолет и наводя его в грудь Гектора, – но я только что из душа.

Глаза юнца удивленно расширились.

– Запомни этот урок, Острый Кинжал, – добавил Майрон. – Добрая половина людей, находящихся в этом здании, при пистолетах. И если ты будешь размахивать своей игрушкой, кто-нибудь из них, не такой терпеливый, как я, может тебя опередить.

Однако пистолет Майрона ничуть не испугал рыжеволосую.

– Проваливайте отсюда, – заявила она. – Сейчас же.

– Так вы хозяйка студии? – повторил Майрон.

– У вас есть ордер?

– Я не полицейский.

– Тогда уматывайте, – отозвалась женщина, явственно мрачнея и топнув ногой. Она махнула Гектору, и тот закрыл нож. – Ты можешь идти, Гектор, – добавила она.

– Не спеши, Гектор. Отправляйся в лабораторию, – приказал Майрон. – Мне не хотелось бы, чтобы тебе в голову пришла мысль вернуться сюда с пистолетом.

Гектор взглянул на хозяйку. Она кивнула, и молодой человек вошел в лабораторию.

– Закрой дверь, – велел ему Майрон.

Когда парень закрыл за собой дверь, Майрон подошел к ней и повернул ключ в замке.

Рыжеволосая уперлась руками в бедра.

– Ну что, теперь довольны? – спросила она.

– Просто счастлив.

– Тогда уходите.

– Послушайте, – проникновенно произнес Майрон, изобразив на лице улыбку, способную растопить айсберг, – я не хочу неприятностей. Я хочу купить несколько фотографий. Меня зовут Берни Уорли, я работаю в порнографическом журнале.

Женщина поморщилась.

– Какая чушь! Берни Уорли приперся ко мне за фотографиями. Не вешайте мне на уши лапшу!

Послышался шум. Такой шум могло производить только очень много людей. Настоящее столпотворение, даже по местным меркам. Шумели в коридоре, там, где Майрон оставил Эсперансу.

Майрон повернулся и ринулся в коридор, чувствуя, как его сердце подступило к горлу. Если с девушкой что-нибудь случится…

Он распахнул дверь и увидел с десяток людей, обступивших со всех сторон Эсперансу. Многие из них стояли на коленях. Эсперанса улыбалась и – Майрон не мог поверить собственным глазам – раздавала автографы.

– Маленькое Пончо! – воскликнул один из почитателей.

– Напиши «Мануэлю с любовью»! – умолял другой.

– Я обожаю тебя!

– Я не забыл, как ты побила Королеву Каримбу! Славная была схватка!

– Вспомните Ханну Бродяжку! Какая мерзкая баба! Когда она швырнула тебе в глаза соль, я был готов ее убить!

Встретившись взглядом с Майроном, Эсперанса пожала плечами. Со всех сторон совали старые спортивные альманахи и клочки бумаги, на которых она продолжала расписываться. Вслед за Майроном в коридор вышла рыжеволосая. При виде Эсперансы ее лицо засияло от радости.

– Пончо? Это ты?

Эсперанса подняла глаза.

– Люси!

Женщины обнялись и направились в студию. Майрон поплелся за ними.

– Где ты пропадала, малышка? – спросила Люси.

– То там, то здесь.

Женщины поцеловались в губы. Поцелуй длился, пожалуй дольше, чем требовалось. Эсперанса оглянулась.

– Майрон!

– Что?

– У тебя глаза вылезли из орбит.

– Неужели?

– И это еще слабо сказано.

– Нуда, конечно, – отозвался Майрон. – Во всяком случае, теперь я понимаю, почему мои грозные взгляды не напугали твою подругу.

Это замечание показалось женщинам забавным, и они рассмеялись.

– Познакомься, Люси. Это Майрон Болитар, – сказала Эсперанса.

Люси смерила Майрона взглядом.

– Твой приятель?

– Нет, просто хороший друг. И начальник.

– Он здорово смахивает на одного моего знакомого из клуба, что на первом этаже. У них есть номер в программе, когда этот парень писает на женщин.

– Это не я, – заверил ее Майрон. – Я стесняюсь отправлять нужду даже в общественных туалетах.

Люси повернулась к Эсперансе:

– Отлично выглядишь, Пончо.

– Спасибо.

– Забросила спорт?

– Навсегда.

– Но продолжаешь тренироваться?

– Как только выпадает свободная минутка.

– В «Наутилусе»?

– Ага.

– Оно и видно. – Люси шаловливо улыбнулась. – Ты по-прежнему все та же соблазнительная штучка.

Майрон откашлялся.

– Послушайте… – проговорил он.

Женщины не обратили на него никакого внимания.

– Ты продолжаешь снимать борцов на руках? – спросила Эсперанса.

– Все реже и реже. Я по уши увязла в порнографии.

Эсперанса посмотрела на Майрона и пояснила:

– Люси – на сам деле у нее другое имя, мы звали ее так за рыжие волосы – в свое время фотографировала начинающих армрестлеров.

– Я уже понял, – ответил Майрон. – Как ты думаешь, она сможет нам помочь?

– Что вы хотите узнать? – подала голос Люси.

Майрон протянул ей «Укус» и показал фотографию Кэти.

– Вот, – сказал он.

Люси глянула на снимок и спросила, обращаясь к Эсперансе:

– Кто он? Полицейский?

– Спортивный агент.

– Ага, – отозвалась Люси, но дальнейших расспросов не последовало. – Дело в том, что из-за этого снимка у меня могут быть неприятности.

– Почему? – осведомился Майрон.

– Потому что девчонка голая.

– Ну и что?

– А то, что это противозаконно. В рекламе девятисотых линий запрещено использовать фотографии обнаженных женщин. Если нас застукают, нам придется туго.

– Нас? – уточнил Майрон, вновь пуская в ход коварные приемы ведения следствия.

– Я совладелец нескольких компаний интимных услуг по телефону, – объяснила Люси. – Некоторые из указанных в рекламе телефонов установлены здесь, в этом здании.

– Я не пойму, почему вы говорите, что обнаженная натура запрещена, – недоумевал Майрон. – На мой взгляд, почти все девчонки в этом журнале голые.

– Но только не в объявлениях девятисотых линий, – подчеркнула Люси. – Пару лет назад вышел закон о том, что эти линии обязаны соблюдать приличия. Вот, посмотрите. – Она перевернула страницу и показала Майрону другое объявление. – Девчонка может принимать соблазнительные позы, но обязана быть одетой. И кстати, обратите внимание на названия линий. «Откровенная беседа», «Поговорите с девушками». А теперь взгляните на объявления восьмисотых линий. Тут все гораздо круче. «Поцелуйте меня между грудей» и тому подобное.

Майрон припомнил удивившее его обстоятельство: во время недавней беседы с Тони по девятисотой линии не было сказано ничего неприличного.

– Так, значит, настоящий секс по телефону доступен только на других линиях?

– Да. И для этого требуется разрешение. Так считает правительство. По девятисотой может позвонить кто угодно. Оплата ведется автоматически. Счетчик включается сразу после того, как вам ответили. Однако на восьмисотых и других линиях все по-другому. Там от клиента требуют сразу сообщить данные кредитной карточки либо немедленно повесить трубку.

– Значит, разговоры о якобы непристойных девятисотых линиях – это…

– …сущая чепуха, – закончила за него Люси. – На этих линиях нельзя произносить ни одного похабного слова. Девятисотые линии чаще всего используются в качестве приманки. Там ведутся беседы о щекотке да массаже с целью возбудить клиента. Вам понятно, о чем я?

– Кажется, да.

– Разумеется, клиент не преминет вставить соленое словцо. Видите ли, многие из них – грубые мужланы и не могут обойтись без сальностей. Это для них средство облегчиться и расслабиться. Мы всеми силами провоцируем их на пошлости, что, как правило, не составляет особого труда. Как только клиент достаточно распаляется, мы говорим: извините, мол, нам запрещено говорить неприличные слова, но вы можете перезвонить по такому-то телефону и сообщить номер своей кредитной карточки. Человек звонит, и счетчик запускается вновь.

– Неужели они не стесняются заносить в свой кредитный счет такие названия? – спросил Майрон.

Люси покачала головой и дразняще вильнула бедрами.

– Названия компаний подбираются тщательно и очень осторожно, – объяснила она. – На вашем счете появляется «Норвуд, инк.» или «Телемарк», и никаких «Сосущих губок» или «Бравых лесбиянок». Хотите взглянуть?

– На что?

– Как мы работаем, как отвечаем на звонки. У нас много надомников, но в этот самый миг у меня наверху трудятся человек шесть-семь.

Майрон пожал плечами:

– Почему бы и нет?

По лестнице, заполненной тошнотворной вонью, они поднялись на четвертый этаж. На площадке Люси открыла ключом одну из комнат, впустила их внутрь и тут же захлопнула дверь.

– Компания «Вечные фантазии», – сообщила она. – Рядом находятся «Дик-лизунчик», «Шлюхерслайн», «Веселый телефончик» и с десяток других.

У Майрона отвисла челюсть. Он ожидал увидеть все, что угодно, – уродливых женщин, толстых женщин, даже старух. Но только не это.