Текст книги "Вожделение (СИ)"
Автор книги: Гузель Магдеева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)
Глава 58
Пузырьки шампанского лопались на языке.
Оно кислым было, и я пила маленькими глоточками, морщилась, но все равно было хорошо.
Двенадцати мы ждать не стали, да и речи президента с боем курантов слушать было негде.
Максим развернул проволоку на крышке шампанского, потянул пробку. Я голову в плечи втянула, готовая, что он выстрелит сейчас, но не выстрелил.
Пробка плавно открылась, издав тихий хлопок, и из горлышка вырвался лёгкий дымок.
Максим налил в одну чашку, во вторую – плеснул кипятка. Там, на дне, лежал пакетик заварки с прошлого чаепития – запасы мы экономили.
– Ты не будешь? – удивилась я, принимая из его рук чашку.
– Ты забыла? – спросил он с лёгкой улыбкой, – я не пью алкоголь.
Я хотела ответить, что в такой день, как сегодня, можно было и поступиться своими принципами, но не стала. Если Ланских чего не хотел, то уговоры не помогут, это я уже поняла.
Мы чашками чокнулись, я пригубила свою.
– Желание загадывать будешь? – поинтересовался он.
– У меня одно оно. На все прошедшие новые года и на это.
– Расскажешь?
Ланских сел ближе на кровать, она скрипнула под нами, пружины провисли ещё ниже. Теперь мы сидели вплотную, соприкасаясь бёдрами, локтями.
Гудел генератор, пахло дизелем, было жарко и сухо так, что в носу немного щипало.
Но, как ни странно, я чувствовала себя почти счастливой. Вопреки всем обстоятельствам.
– Чтобы прошлое моем осталось в прошлом.
В подробности вдаваться не стала, и так все понятно было. Я это желание каждый год загадывала, и бумажки жгла, и виноградины в рот запихивала.
Но сейчас казалось – мечта совсем близко. Пока мы прячемся тут, Токтаров ловит Вадима.
Максим повернулся ко мне и легко коснулся губами моего виска.
– Так оно и будет.
Потянулся к столу. Там лежали продукты, которые он купил вместе с шампанским – немного, чтобы не привлекать лишнего внимания. Сосиски, хлеб. И мандарины.
Максим взял один из них, начал чистить. В комнате сразу запахло праздником, я улыбнулась, глядя, как в тусклом свете фонаря его тонкие сильные пальцы делят мандаринку на дольки.
Одну он протянул мне. Я на язык положила, смакуя, чувствуя, как вытекает из нее кисловато-сладкий вкус, и не было ничего не свете слаще этой мандаринки.
Я даже глаза от удовольствия прикрыла.
– Хорошо как.
Так мы и ели, каждый по дольке, не торопясь. Да и куда нам было?
Максим взглянул на наручные часы:
– Пять минут первого. Наступил новый год. Давай целоваться.
И меня к себе притянул. Губы его было сладкие, мандариновые, и поцелуй был таким же, неспешным, медленным.
Одежда наша слетела на пол и мы занимались сексом так же, словно изучая друг друга и никуда не спеша.
А после лежали вдвоем под одним одеялом. Оно все ещё пахло сыростью, но было уже сухим, теплым, почти уютным, как и объятия Максима.
Я голову к нему на плечо положила, а он водил по моим спутанным волосам пальцами, от которых пахло сексом и новым годом.
– Расскажи, как ты фирму открыл, – попросила я его. После секса тянуло пообщаться.
– Разработал одну программу. Продал ее. Разработал следующую, продал ещё дороже. Потом узнал, за сколько их перепродали мои посредники, неприятно удивился тому, как продешевил. И решил, что способен продать по такой цене сам.
– Где твои родители?
Ланских долго тянул с ответом. Я поняла, что ляпнула лишнего, но назад уже ничего не воротишь. Пока подбирала слова, как извиниться, он первым заговорил:
– О́ни живы. Здоровы. Я думаю, все у них хорошо.
– Вы не общаетесь? Если не хочешь, не говори.
– Да, не общаемся. О причинах умолчу, но это мое взвешенное решение.
– Про моих ты и так знаешь, – желая сменить вектор, сказала я, – с отцом мы никогда не жили, у него была другая семья. Мамы тоже нет…
Наверное, именно то, что меня ничего не связывало с домом, и позволило тогда сбежать по чужому паспорту.
Меня не остановила ни квартира, ни прочее наследство. Мертвым они не нужны.
И хотя в пору скитаний мне ой как требовались деньги, чтобы не попрошайничать и не перебиваться случайными заработками, я никогда не жалела о том, что все бросила и сбежала.
Это был единственный шанс избежать участи всех моих друзей, которые к тому моменту уже лежали в сырой земле.
– Скоро мы улетим. Ты и я. Начнется новая жизнь.
– Третья? – этих новых жизней было слишком много. А я хотела не новой. Своей.
– Третья, четвертая, не важно. Ты будешь со мной, Регина.
Я промолчала, но ответов ему и не требовалось.
Вскоре Ланских заснул, мне же не спалось. Я выспалась в заточении надолго вперёд, мне не хватало активности, чтобы уставать и вырубаться так же, как это делал Ланских.
Полежав немного, я поняла, что хочу в туалет.
Аккуратно выбралась из мужских объятий, поднялась под протяжный аккомпанемент кровати и оделась.
До туалета дошла с фонариком, стараясь как можно меньше светить им возле окон – свет в ночи видно издали, ни к чему лишнее внимание, даже если мы одни тут на сотни метров. Береженого бог бережет.
На обратном пути от туалета я, всё-таки, споткнулась о порог, недостаточно внимательно глядя под ноги. Упала на колени, шлепнувшись ладонями о пол. Фонарик из моих рук выпал и укатился под шкаф, свет от него подрагивал, покатываясь из стороны в сторону.
Я подползла к шкафу, протянула руку, чтобы достать фонариком, и пальцами задела что-то, завернутое в темный пластик. Подцепила ногтями, вытаскивая пакет небольшой, развернула его, ощущая неприятный привкус во рту.
Внутри лежали ключи от машины на брелке, деньги и что-то ещё, записная книжка или небольшой блокнот.
Я выудила его из пакета, раскрывая.
Это был паспорт. Мой. Тот самый, что остался в сгоревшем доме, как я считала до этой минуты.
Значит, все это время он был у Максима и он не сказал мне ни слова?
Я сглотнула, провела пальцем по связке денег, навскидку прикидывая, что там было тысяч пятьдесят, не меньше.
И брелок с ключами. Не от того автомобиля, на котором мы ездили. Другой.
– Ну и сука же ты, Ланских, – покачала я головой.
Глава 59
Искушение забрать паспорт назад было велико.
Слишком дорогой ценой он мне достался, без него я ощущала себя незащищенной, слабой.
Прижала паспорт к себе и замерла. Он холодный, и руки мои замёрзнуть успели. Сколько так простояла, не знаю, может пару минут, может больше.
А потом, всё-таки, переборола себя.
Сложила аккуратно все на место, стараясь не шуршать пакетом, подобрала фонарь и поднялась.
В нашей узкой комнате пенале привычный жар, как в бане. Нос закололо не то от сухого воздуха, не то от непрошеных слез. Я куртку теплую скинула, на спинку стула повесила и полезла через Максима на кровать.
Пружины скрипнули, Ланских объятия свои раскрыл, пуская меня в тепло. Только теперь мне с ним снова было неспокойно, я себя ощущала птицей, пойманной в силки,
и рука его, что поверх одеяла меня обнимала, воспринималась совсем иначе.
– Что случилось? – спросил Максим, не открывая глаз. Его шепот теплым дыханием касался моего уха, руки прижимали ещё сильнее к себе.
– Споткнулась, – тихо ответила я.
Закрыла глаза, заставляя тело расслабиться, но напряжение не отступало. Я ощущала свое тело запрятанным под, хитиновой броней, твердой, жёсткой и неподвижной.
В этой скорлупе было легче принимать тот факт, что Ланских – не мой союзник. У него свои цели.
Иначе бы он паспорт отдал мне сразу.
Наличие денег вопросов не вызвало, это как раз удивляло меньше всего. А вот ключи от автомобиля…
Сдавалось мне, что он вовсе не пешком покидал поселок и не на себе тащил горючее. Если у нас была другая машина, тогда выехать отсюда труда не составит, и не обязательно было мёрзнуть в этом богом забытом месте.
Я ещё долго варилась в своих мыслях, вслушиваясь в мерное дыхание Максима. Я злилась на него, и если там, в коридоре, едва найдя свою пропажу, мои чувства зашкаливали, то сейчас мысли скатились до того, что я начала искать ему оправдания.
Боже, Регина, что ты творишь?
Я сама своих мыслей испугалась. Неужели этого он и добивался? Почти Стокгольмский синдром?
Думать об этом было чертовски неприятно. Когда душевные метания дошли до предела, я уснула.
Мне снова снились кошмары, я беспокойно ворочались, вскрикивая, и только сквозь сон слышала шепот Максима, который успокаивал меня, точно дитя:
– Тшш, Регина, я рядом.
И я снова забывалась тревожным сном.
Дышать было тяжело
Вдохи получались короткими, дыхание учащалось. Я открывала глаза, видела все тот же деревянный потолок с лампой на длинном проводе, иногда мне казалась, что она покачивается, и я сосредотачивала на ней свой взгляд, пытаясь снова уловить движение, которого не было.
Определить, наступило утро или все ещё не закончилась тяжёлая длинная ночь, было сложно.
В какой-то момент я поняла, что Максима снова нет рядом. Села, закашлявшись.
Открылась дверь, впуская свет и свежий воздух, Ланских зашёл, держа в руках наполненный снегом чайник.
– Ты ворочилась всю ночь, – заметил, включая плитку.
– Кошмары, – мой голос осип, я прочистила горло, и на это ушли последние силы, – кажется, я заболела.
Максим повернулся ко мне, накрывая сухой прохладной ладонью лоб.
– Ты горишь вся, – в его взгляде мелькнуло беспокойство, – это плохо.
– Сегодня отлежусь. Надеюсь, ты не боишься заразиться.
Ланских смотрел на меня, размышляя о чем-то своем. Морщины на его лбу пролегли глубокими линиями.
Я легла обратно, ощущая слабость, болели все мышцы.
Мы молчали, ожидая, когда чайник закипит. Минут через десять Максим заварил чай, протянул мне чашку:
– Тебе надо поесть, – но я только покачала головой в ответ:
– Не хочу ничего.
Пила горячий чай мелкими глотками, почти не ощущая его вкуса. Болезнь была совсем некстати.
– Сейчас я приду, – Ланских ушел, а когда вернулся, в его руках уже была аптечка из автомобиля. Он начал рыться в ней, я слушала его с закрытыми глазами. – черт, здесь только бинты, жгут и лейкопластырь.
В голосе слышалось раздражение, обычно Максим куда лучше контролировал свои эмоции.
– Может, у хозяев на кухне осталась, – подсказала я.
Аптечка нашлась, большинство таблеток было с истекшим сроком давности, но все же, Максим отыскал парацетамол. Я выпила две таблетки, теперь меня знобило так, что зуб на зуб не попадал.
Я зарылась в одеяло с головой, дышать было трудно.
– Регина, ты себя одеялом перегреваешь, – Ланских потянул его за угол, но я возмущённо ответила:
– Мне холодно!
Больше всего мне хотелось, чтобы меня оставили в покое. Максим несколько раз выходил, трогал мой лоб ладонью, ставил градусник, что нашел все в той же аптечке. Я воспринимала все его движения как сквозь сон.
Через пару часов он заставил меня выпить ещё несколько таблеток.
– Температура не спадает, – мне казалось, он был напуган. В ответ я только закашлялась, лёгкие болели. Пробежка в мокрых носках по снегу всё-таки не прошла бесследно.
Ночь прошла в бреду. Мне снился тоннель, крысы, пытавшиеся укусить меня за ногу, острые зубы впивались в беззащитную кожу. Я вскрикивала, стряхивая их себя, и тут же заходилась кашлем.
– Регина, – Ланских навис надо мной, я с трудом сконцентрировала взгляд на его лице, – похоже, у тебя пневмония. Придется ехать в больницу.
Глава 60
Я не знала, верное это решение или нет. Но сидеть здесь дальше, в четырех стенах, в пыльной комнате, больше не было мочи. Я устала от жизни в режиме, будто на всем белом свете остались только мы вдвоем, и все, что у нас есть – это узкая комната-пенал, одно колючее одеяло на двоих и вечное тарахтение генератора под ухом. И каждый новый день был похож на вчерашний, на позавчерашний и будет таким же завтра, через неделю, через год…
Возможно, все эти мысли возникали у меня на фоне температуры, и я просто бредила. Здесь было безопасно, и это главное, – Максим считал так. А мне теперь предпочтительнее был ужасный конец, чем бесконечный ужас.
Было утро. Я вышла на улицу, придерживаясь за ладонь Ланских. После темной комнаты глаза слепило от снега, и хоть небо было затянуто низкими, снежными тучами, я все равно зажмурилась. Холода не чувствовала, мне было жарко, так, что хотелось распахнуть на груди чужую, не по размеру, куртку.
Но я понимала – нельзя. Это температура. Нужно потерпеть.
– Идти сможешь?
– Смогу.
По давно нехоженным дорогам мы шли, проваливаясь почти по колено, каждый шаг – испытание. По спине струился пот, я ощущала слабость в ногах, в руках.
Но Ланских тащил меня упорно за руку вперед, с какой-то несгибаемой уверенностью. В нем сил было за двоих.
Дыхание сбилось, я глубоко вдохнула колючий холодный воздух и закашлялась. Кашляла долго, до тех пор, пока в легких совсем не осталось воздуха. Максим терпеливо ждал, сжимая мою ладонь, не давая мне упасть.
Я уперлась руками в колени, тяжело дыша.
– Куда мы идем? Еще далеко?
– Нет. Осталось немного.
Свои мысли я озвучивать не стала, несмотря на болезнь, я предполагала, что мы ищем. И когда Ланских остановился у одного из домов, где в небольшом гараже пряталась другая машина, я не удивилась.
Посмотрела на него, ухмыльнулась даже – и в темных глазах Ланских отразилось понимание. Он догадался, что я знала про автомобиль. Усмешка поселилась в уголках губ.
– Садись, Регина, сейчас прогреем и поедем.
Автомобиль был чужим. Он пах чужими людьми, куревом, мужским потом. Тачка выглядела неказистой, задние окна тонированы, на лобовом тонкая длинная трещина, почти горизонтально прорезавшая стекло.
Елочка, висевшая на зеркале заднего вида, от запахов не спасала. Я сняла ее, прижала к носу – выдохлась, слабый аромат хвои был едва уловим.
– Насколько это опасно, Максим?
Мы проехали ворота, которые Ланских закрыл за нами, поднялись на шоссе.
– Не опаснее, чем пневмония.
Я могла бы поспорить, но не стала. Прикрыла глаза, откинула голову назад, устраиваясь поудобнее. На дорогу до автомобиля ушли последние силы. Я не думала о том, что будет дальше.
Дорога до больницы отняла мало времени, а может, дело было в том, что я проспала часть пути. Казалось, только закрыла глаза – и вот мы уже въезжаем во двор больничного четырехэтажного здания. Вереница карет скорой помощи возле приемного покоя, за одной из них мы припарковали автомобиль.
Максим помог мне выбраться. Медленно, очень медленно, я добрела до входа, Ланских усадил меня на свободное сидение, и ушел договариваться с врачами. Стул, на котором я сидела, был жестким и холодным, нестерпимо пахло больницей – хлоркой, чем-то еще, противным, неприятным запахом.
Больниц я с детства боялась, и сейчас, несмотря на то, что давно уже не была маленькой девочкой, которую оставили одну ночевать в отделении, без мамы и папы, – несмотря на это все, я ощущала себя снова одинокой.
Открыла глаза, взглядом ища Максима. Ему понадобятся документы, чтобы пристроить меня здесь, или деньги, чтобы сделать это без них. Ланских будто почувствовал, что я смотрю на него, повернулся и подмигнул.
Медсестра смотрела на Максима с интересом. Даже сейчас, когда он был не в своем дорогущем шерстяном пальто, он все равно смотрелся дорого. Породисто. И куртка – аляска, и свитер делали его более неформальным, чем в деловом костюме.
И персонал это понимал. Максим разговаривал тихо, не поднимая голоса, я только ловила властные интонации его фраз. Ко мне почти сразу же подбежала медсестра, сунула градусник под мышку. Пока спускался терапевт, у меня успели взять кровь из пальца. От ватки сильно пахло спиртом, кровь текла по тыльной стороне ладони, и я пыталась ее безуспешно собрать.
Максим подошел, присаживаясь рядом на корточки, в его руках был ворох салфеток. Он взял мою ладонь в руки и начал ее аккуратно вытирать, промакивая алую дорожку.
– Хочешь, подую? – он посмотрел на меня снизу вверх.
– Хочу, – кивнула я.
И он подул. А потом поцеловал в середину ладони, а у меня екнуло сердце. Даже со сладостью, даже с температурой – градусник показал тридцать девять и восемь – мое тело продолжало реагировать на этого невозможного мужчину.
Мы просидели так минут пятнадцать, пока не появился терапевт. Прослушал легкие, качая головой:
– Ну здесь однозначно – пневмония, по крови лейкоциты зашкаливают, нейтрофилы. Сейчас снимок сделайте и потом будем оформляться в отделение.
Я посмотрела на Максима с испугом: я рассчитывала, что врачи нас отпустят. Теперь уже и комната-пенал не казалась такой ужасной.
– Все в порядке, Регина. Тебе нужно будет остаться в больнице.
– А паспорт?
– Ты же знаешь, что с ним все в порядке, – спокойно ответил Максим, – ты здесь под другими документами. Тебе нужно прийти в себя до того, как мы улетим в Германию. Времени мало.
Я кивнула растерянно, у меня даже вещей с собой не было, ни чашки, ни тапок. Больница на меня всегда наводила такие мысли, сбивая с настроя.
– Ни о чем не переживай. Я приеду за тобой.
Врач откашлялся, привлекая наше внимание:
– Все, медсестра проводит на третий этаж. Приемное время, расписание передачек, все на стене при входе в главном здании, – обратился он к Максиму, – вещи заберите, они ей здесь не понадобятся.
Я надела больничные шлепанцы, сапоги с курткой протянула Ланских. Все это было так по-бытовому, так просто, точно мы были с ним семейной парой. Наверное, так нас и воспринимали люди.
А я не знала, кем считать Максима.
И радоваться ли нашей временной разлуке или нет.
Глава 61
Больничная суета лишила окончательно сил. После всех обследований, мне поставили капельницу и разрешили, наконец, уснуть.
В палате кроме меня была лишь еще одна пациентка – бабушка, маленькая и аккуратная. Ее совершенно белые волосы были сколоты с двух сторон заколками, а сама она без конца куталась в не по размеру большой теплый халат.
Тихо работал телевизор, прикрепленный на стену возле ее кровати, под бормотание голосов меня сново сморило в сон.
Я слышала, как ходит, тихо шаркая тапочками по полу бабушка, как заходит медсестра, чтобы проверить капельницу.
Слышала, но даже глаз не открывала, веки были тяжелыми. Организм требовал законное право на отдых: слишком долго я была в стрессе, чтобы это никак не проявило себя.
Окончательно я пришла в себя только когда по коридору прогрохотала тележка с едой и кто-то зычным женским голосом крикнул на все отделение:
– Ужин! Ужинать, девочки!
Приподнялась на локтях кое-как, во рту было сухо. Потерла лицо ладонями, откидывая остатки сна. Есть особо не хотелось, но я знала, что нужны ресурсы на восстановление.
Поднялась, нашла казенные тапочки. У меня не было ни тарелки, ни ложки, вообще никакой посуды. Вслед за бабушкой я вышла в коридор, когда тележка остановилась возле нас.
– Новенькая? – женщина в синем переднике споро наполняла протянутые тарелки, накладывая в них кашу и рыбу, рыбой пахло на все отделение, – посуды нет?
– Нет, – покачала я головой.
– Держи тарелку, потом вернуть не забудь. Чашки тоже нет?
Мне вручили и чашку тоже, куда плеснули черного чая, чуть больше половины. А сверху положили еще три куска ржаного хлеба, криво нарезанного.
Я шла осторожно к своей койке, боясь расплескать что-нибудь или уронить. Села, взбив подушку и засунув ее для удобства за спину.
– Садитесь, – бабушка – божий одуванчик показала на свободный стул возле стола, но я покачала головой:
– Спасибо, но я тут пока.
Вкус еды я почти не чувствую, рыба такая костлявая, что есть ее невозможно. Складываю аккуратной горкой рыбьи останки, а потом с удовольствием съедаю весь хлеб, до последней крошки, запивая его теплым сладким чаем.
Еще один рывок на то, чтобы отнести на место посуду и снова лечь, укрываясь колким больничным одеялом, которое ощущается даже сквозь простыню.
Больничный быт заставил страхи отступить на второе место, я расслабилась даже как-то, по крайней мере, могла спокойно спать. Где-то через час после ужина в палату заглянула санитарка:
– Иванова кто здесь?
Мы с бабушкой переглянулись, она плечами пожала:
– Нет такой.
– Да как так, вот – палат триста семь, ваша, Иванова Регина, муж вещи привез. Легла сегодня.
– Ннаверное, это я, – мой ответ выглядел глупо совсем, но я растерялась совершенно. Скорее всего, я тут лежу под чужой фамилией, но под какой – я не знала. Может, эти вещи передал Максим. А может – они чужие, и я сейчас буду рыться в пакете Ивановой Регины, которая лежит в другой палате.
– В смысле – наверное? – санитарка глянула на меня подозрительно, а бабушка божий одуванчик – с удивлением.
– Я замужем не так давно, – пришлось выкручиваться, надеюсь в мой паспорт заглядывать она не пойдет, – не привыкла к новой фамилии.
– А, тогда понятно, – успокоилась женщина, – других Регин-то у нас нету. Тьфу, напугала. Держи пакет, только спрячь все в тумбочку. Продукты подпиши сегодняшней датой и в холодильник убери. Все запомнила?
Я кивнула раз, затем ещё один, вглядываясь в содержимое пакета. Ворох вещей новых, с биркой ещё все. Белье, халат, футболка с пидамными штанами.
Посуда, упаковка чая, сок, печенья. Салат в упаковке, только из магазина ещё, две булочки с маком в бумажной хрусткой упаковке. От них пахло так головокружительно, что я не удержалась и надломила мягкое тесто, закинула в рот и замерла. Вкусно.
На самом дне лежал ещё один пакет, я развернула его, доставая небольшой телефон. Самый простой смартфон. Разблокировала, зашла в контакты. Там один только – МЛ.
Максим Ланских.
Я нажала на вызов, поднимаясь одновременно. Вышла в коридор, закрыла плотно за собой дверь. Здесь скамейка со спинкой стояла, рядом – пустые стойки от капельниц. Медсестра на посту лениво выглянула в мою сторону, а потом отвернулась к монитору экрана.
На третьем гудке он ответил, мягкий голос, от которого внезапно мурашки побежали. Даже не смотря на то, что я злилась на него за свой паспорт. За то, что он втянул меня в свои игры и пытался заставить подчиняться. Все это сейчас будто не так важно оказалось.
– Здравствуй, Регина.
– Иванова на связи, – пошутила, испытывая неловкость, – спасибо за одежду. И за еду.
– Не стоит благодарности. Мне приятно о тебе заботиться.
Что ответить ему на это я не нашлась, потом спросила о другом:
– Как дела? Есть новости?
– Пока ничего нового.
Мне очень хотелось знать, где теперь скрывается Максим. И ест ли ему смысл прятаться без меня, ведь это не его, а меня искал Вадим.
Но по телефону такие вещи не обсудить, а что ещё спрашивать я не знала.
– Ты приедешь?
– Пока нет. Не хочу привлекать лишнее внимание к больнице. Там ты в безопасности, пусть так и будет.
– Хорошо, – вздохнула я, – спасибо ещё раз.
– Пиши, как только соскучишься.
Я не стала говорить, что этого никогда не случится. Я не стану по нему скучать, он чужой мне человек.
Вот только ночью, лёжа в кровати, я то и дело брала в руки телефон, что прятала под подушкой.
Открывала, заглядывая в мессенджер, видела, что он онлайн, и закрывала телефон.
– Спи, Регина, – шепнула тихо под нос, – спи, пока не наворотила дел.
