Текст книги "Вожделение (СИ)"
Автор книги: Гузель Магдеева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)
Глава 62
Я и спала.
Первые два дня так и прошли – между сном я сдавала анализы, ходила на процедуры, а как только оказывалась в кровати, закрывала глаза и тут же засыпала. В этом было даже какое-то спасение, не думать ни о чем.
Ни о смерти Леши, ни о Вадиме, ни о Максиме.
Впрочем, с последним были проблемы.
Незримо, он почти всегда присутствовал рядом. Каждый день я получала от него две передачи, всегда со свежей, иногда горячей еще ресторанной едой. Ланских безошибочно угадывал то, что мне нравилось, это пугало даже. За тот короткий промежуток времени, что мы провели наедине, мне казалось невозможным выучить вкусы другого человека, но он справился.
– Повезло тебе с мужем, – сказала как-то бабушка-соседка, когда я разбирала очередной из пакетов. Я посмотрела на нее рассеянно, думая, откуда она знает о Лешке? А потом только дошло. Для всех мой муж – совсем другой человек, и бабушка имела ввиду Ланских.
– Повезло, – ответила я.
Каждое утро начиналось с сообщения от него, каждый день заканчивался пожеланием спокойной ночи. К исходу третьего дня я поймала себя на мысли, что кручу в руках телефон, зная, что примерно через пять – семь минут от него придет сообщение.
А когда осознала это, отшвырнула в сторону телефон, накрыла его подушкой и замерла испуганно.
Но все же, едва слабая вибрация от входящего сообщения отозвалась под подушкой, я не смогла удержаться. Разблокировала, жадно читая строки, хоть в них и было стандартное сообщение
«Как прошел день, Регина?»
«Отлично. Есть новости?»
«К сожалению, пока никаких»
«Понятно», – написала я. Подумала и добавила «Спокойной ночи».
На четвертый день моего пребывания бабушку выписали. Я уже успела привыкнуть к ее тихому, почти незаметному присутствию. Она стеснялась, но все же спрашивала меня о моей жизни, но я все чаще отвечала односложно, зато слушала ее, не перебивая, а бабушке только того и нужно было. Она рассказывала про свою жизнь, про то, как сорок лет назад сбежала от мужа тирана и воспитывала одна дочь.
Я пожелала ей на прощание здоровья. Теперь, когда я уже выспалась на неделю вперед, без соседки было даже скучно. Никто не включал Малышеву и не смотрел «Модный приговор», качая тихонько головой на очередной клоунский наряд. Еще пару дней и я бы сама втянулась в совместный просмотр передач.
Наверное, от скуки, а может, от отсутствия информации, я сделала это. Позвонила Максиму.
Номер, с которого он мне писал, был не тот, что раньше, старый я помнила наизусть.
Ланских ответил на третий гудок, когда я решила – еще два, и сброшу, и не буду ему отвечать, если перезвонит. Господи, так глупо, мы уже трахались с ним, а я веду себя как юная девственница.
– Здравствуй, Регина, – произнес он, в своей обычной манере.
От мягкого, бархатного голоса, мурашки поднялись до самого загривка, я поежилась.
– Привет, – произнесла и замолчала, не зная, что говорить дальше. Вот дура же ты, Регина, на черта нужен был тебе этот звонок? Все еще только больше запутывалось.
– По голосу кажется, что тебе стало легче. Это радует, – первым нарушил затянувшуюся паузу Ланских.
– Я уже не пытаюсь откашлять свои легкие, – призналась я, а он рассмеялся тихо. Смех у него был приятный, чарующий даже. Я вспомнила темные глаза Максима, в глубине которых прятался дикий огонь, и вздохнула.
– Еще немного, и я заберу тебя. Мы вылетаем десятого.
Я подняла глаза к потолку, пытаясь в уме прикинуть, какое сегодня число, но сбилась.
– Что с Вадимом?
– Он залег на дно. Я думаю, для нас будет лучше, если его поисками займутся в наше отсутствие.
– Наверное, – согласилась неуверенно. Я не особо понимала, что мы будем делать в Германии, среди сытых и довольных жизнью немецких фрау и герров. Но не спорила пока – зачем? Я не была уверена в завтрашнем дне, так зачем тратить силы и спорить о том, что может еще не произойти.
– Чем ты занята сейчас?
– Сижу на кровати. В больнице не так много развлечений.
– Давай вместе есть апельсин, – предложил Максим, а я растерялась даже.
– Ты здесь? Тебя пустили в отделение?
– Нет, Регина, я далеко. Но ничего не помешает сделать это по телефону. Возьми апельсин, я подожду.
Я не понимала, к чему он клонит, но послушно взяла в руки апельсин, – их в тумбочке лежало штук пять, заботливо переданных самим Ланских.
– Взяла? А теперь чисти шкурку. Я делаю тоже самое.
Я прижала телефон плечом к уху, надкусила край кожуры, ощутив горечь цедры, а потом начала очищать его по кругу.
– Чувствуешь запах? Это марокканский апельсин. Их еще называют кровавыми за цвет.
– Звучит не очень аппетитно.
– Понюхай его.
Я поднесла апельсин ближе к лицу, сделала вдох.
– Умница, – сказал Максим, – теперь возьми одну дольку и положи ее на язык. Закрой глаза. Почувствуй вкус. Заметила? У него есть почти малиновый привкус. Сладкий. Сочный.
Я сидела с закрытыми глазами, слушая его голос, и вправду ощущала малиново-апельсиновый вкус.
– Твои ладони испачкались в его соке? – голос Ланских приобрел чарующие интонации, стал глуше.
– Да.
– Если бы я был рядом, я бы слизнул сейчас этот сок с тебя.
Я выпрямила спину, ощущая, что завожусь. Совершенно дико и глупо, но низ живота наполнился истомой, я свела вместе колени, ощущая собственное возбуждение.
– Максим…
– Я бы слизывал сок с твоей руки, а потом взял дольку апельсина, выжимая из нее сок на твой живот, провел бы им вниз, до промежности, оставляя следы, которых буду потом касаться языком. Я бы лизал тебя так долго, пока ты не кончила, Регина.
У меня щеки полыхали, голова кружилась. Его не было со мной рядом, но этот разговор действовал на меня пьяняще.
– Я хочу тебя, – сказал он, и я ответил едва слышно:
– Я тоже, – потому что в тот момент думала именно так. Произнесла вслух и тут же пожалела, – Максим, извини. Скоро обход, мне надо идти.
Не стала ждать, когда он что-нибудь ответит, сбросила. Поднялась к умывальнику, чуть пошатываясь. Долго мыла руки с мылом, пытаясь избавиться от сладкого апельсинового запаха, мне хотелось смыть его, чтобы не чувствовать и следа от своей слабости.
В коридоре прогрохотали колесики стойки для капельницы, в палату распахнулась дверь.
– Иванова? Ложитесь, систему поставим.
Я послушно легла на кровать, поудобнее устраивая за спиной подушку, долго лежать с капельницей было неудобно. Сегодня ставил ее медбрат, раньше я его не видела, и сейчас разглядывала с любопытством, как его ловкие руки подсоединяют систему к катетеру, установленному в моей вене на сгибе локтя.
Я повернулась слегка, мельком посмотрела на пол и замерла.
На ногах у медбрата были ботинки. Зимние, уличные, – такую обувь не мог носить никто из персонала. Дернулась, пытаясь закричать, медбрат вскинул на меня взгляд, по глазам понял, что я догадалась.
Схватил за горло, второй рукой накрывая рот. Его ладонь была большой, широкой и пахла спиртом, от этого запаха першило в носу.
– Заорешь, сверну шею, – и не убирая руки с моего рта, мужчину сдернул с лица маску.
Вадим. Это был именно он.
Глава 63
Страх парализовывал.
Я лежала на лопатках, душаший кашель подбирался к горлу, а воздуха не хватало. Ну вот и все… Отбегалась.
Я закрыла глаза, надеясь, что он убьет меня быстро и не будет растягивать удовольствие или повторять то, что случилось с его сестрой. Это было самым жутким.
Но Вадим медлил.
– В глаза мне смотри, – произнес тихо, но зло, и слегка надавил на шею.
И я посмотрела.
В лицо убийце, хладнокровно отобравшего жизнь у моего мужа. Причастного к гибели людей, которых я считал друзьями.
Тот, чья жажда мести вышла за любые границы разумного.
У убийцы были красивые глаза. Никогда я не была так близко, чтобы смочь разглядеть его медового цвета радужки с темными вкраплениями.
– Долго же я тебя искал, Ангелина.
Собственное имя резало слух, оно мне больше не нравилось. Чужое. Не мое.
– Ангелина умерла. Сгорела в пожаре, который устроил ты. И всех друзей моих убил – тоже ты.
Вадим разозлился, а я вдруг подумала, что у меня может, есть шанс. Что кто-нибудь успеет войти в палату, прежде чем он меня убьет.
– Друзья? Они никогда не были твоими друзьями, Ангелина, – отрезал он, – это были малолетние зажравшиеся ублюдки с больной фантазией. Они сдохли, туда им и дорога. И это удивительно, как тебе удалось пережить их настолько.
Я помнила, как умер каждый.
Смерть Льва подкашивает и без того разваившуюся нашу компанию. В день его похорон идет проливной дождь, и грязь на кладбище такая, что разъезжаются ноги. Я держусь крепко за локоть Сергея, чтобы не упасть.
Говорить не хочется, дождь скрывает слезы. Зябко, ноги намокли, и я хочу, чтобы все это быстрее закончилось.
– Этот ублюдок здесь, – говорит Рома, и я оборачиваюсь, пытаясь понять, про кого он.
Вадим.
Он тут, дождь мешает разглядеть его лицо как следует, но я чувствую, что он смотрит на меня.
– Я его урою, – Артем собирается пройти к нему, но Сергей хватает его за локоть жестко:
– Не здесь, братан, надо почтить память Левки. Не дракой.
Он кивает, но я все еще вижу, как трепещут ноздри Артема, как смотрит он зло на Вадима.
Когда толпа приходит в движение, тот исчезает, скрываясь за спинами гостей.
Я знаю, почему мальчишки хотят его убить.
Кто-то испортил тормозные шланги на машине у Льва. Все знали, что он любит гонять… Это не было ни для кого секретом.
Но смерти ему мог желать только один человек.
– Как же так, дети? – мама Льва, Лариса, подходит к нам. Она в черном платке, изможденное лицо со скорбными морщинами у рта, – как же так? Почему его нет, а вы?
Я отшатываюсь от нее. Понимаю, что она потеряла единственного сына, но слышать эти слова – ужасно.
Сергей отводит меня за спину одним жестом, а сам обнимает женщину, прижимая к себе. Я вижу слезы в ее глазах, она смотрит наверх, пытаясь проморгаться, а тело сотрясают беззвучные, а от того еще более ужасные, рыдания.
– Идем отсюда, – Рома кладет мне руку на плечи, увлекая за собой в машину. Мы идем медленно, я смотрю прямо перед собой, думая о том, что справедливости не существует. Даже если убийца Левка, то страдания его матери – это не про справедливость.
Мы садимся в машину, Сергей догоняет нас следом, а Артема все нет.
– Темка где?
Рома с Сергеем переглядываются, и Сергей чертыхаются. С его волос по каплям стекает вода, он проводит ладонью назад и выходит из авто, с шумом закрывая дверь.
– Он пошел его искать, Ром? – я дергаю Ромку за рукав рубашки, он переводит на меня дикий взгляд, – Артем ведь не устроит здесь ничего?
– Я не знаю, Ангелин, я ничего не знаю.
Он держится за руль заведенной машины, прижимается к нему губами, вглядываясь в лобовое стекло. Дворники на нем снуют из стороны в сторону, разгоняя влагу, но все равно не справляются с потоком.
Задние двери хлопают одновременно. Сергей зол, Артем взбудоражен и тоже зол:
– Этот сука съебался! Я хотела его догнать и спросить, какого хуя он пришел сюда?! Это что, его друг, его знакомый?
– Это – его враг, – отвечает Сергей почти равнодушным голосом, и от его слов мы замолкаем всем.
– Если это он, – начинает Артем и задыхается даже, – если это он, я убью гниду собственными руками.
– Успокойся, – Сергей хлопает по плечу Ромку, – поехали, мокрый до трусов. Переодеться надо, согреться. У Ангелины губы синие-синие, дрожит вся.
Я только после его слов понимаю – и вправду дрожу.
Тяжелее всех утрату друга переживает Артем. Они с детского сада дружили со Львом, и я вижу, как ему непросто. С нами он почти не видится, пьет только, а по пьяни кричит, что найдет и убьет виноватых.
Я прихожу к нему домой, когда он трое суток не отвечает на мои звонки. Уже холодно, ноябрь, первый снег сыпет мелкой крупой.
Долго звоню в домофон, не открывает.
– Придурок, – руки без перчаток мерзнут, я отхожу, дожидаясь, когда кто-нибудь впустит меня в подъезд. Артем точно дома, его машина стоит тут же, недалеко от подъезда. Эту квартиру он снимает второй месяц, чтобы никто не мешал ему пить. Дом, мягко говоря, совсем не по его статусу и привычкам, но я знаю, что родители ограничили его жестко в деньгах.
Наконец, дверь открывается, мимо проходит девочка с биглем на поводке. Я ловлю дверь, не позволяя ей закрыться, юное создание в тонкой шапке смотрит на меня подозрительно, собака лает, дергая за поводок, зовет хозяйку двинуться дальше.
– Я в сто сорок шестую, там брат живет, – с мягкой улыбкой говорю ей, чтобы снизить уровень тревожности. Девочка ни слова не говорит, но пропускает меня, и собака, радостно взвизгнув, бежит к ближайшему кусту.
В дверь я звоню еще дольше. Может, его действительно нет дома? Чувствую, что делаю все это зря, со злости ударяю пару раз носком ботинка по черной металлической двери.
В квартире что-то звонко падает, я слышу даже через толщу металла, разделяющего нас.
В конце концов, Артем выходит ко мне на встречу. Открывает очень долго замки, не сразу попадая ключом в замочную скважину. Думаю, что он боится, поэтому закрывается изнутри не только на засов.
Когда я вижу его, то тяжело вздыхаю. Лицо мятое, похожее на лист бумаги, который сначала сжали в кулаке, а потом спешно попытались распрямить.
Синяки под глазами, спутанные волосы, несвежая футболка с непонятными пятнами. В квартире воняет отвратительно, я захожу внутрь, не снимая обуви. В коридоре – разномастная батарея из стеклянных бутылок, от пепельницы несет окурками, их так много, что они давно не помещаются в ней, высятся как Джомолунгма над столом.
– Пипец, Артем, – дышать нечем, я распахиваю окно на балкон, пытаясь впустить хоть немного свежего воздуха и с досадой думая, что выйду отсюда, насквозь пропитавшаяся этой вонью, – ты на бомжа похож.
– Ты пришла только ради этого? Выметайся, – он садится на диван, потом чертыхается, поднимая зад и вытаскивая из-под него бутылку пива. Она открыта, и добрая порция пива оказывается на диване. Морщусь.
Противно до ужаса.
– Завязывал бы ты пить. Никому от этого лучше не станет.
Он проводит ладонью по спутанным волосам. а потом выпрямляется как пружина и подходит ко мне близко:
– Никто не шевелится. Никто не хочет искать причину, по которой он умер. А знаешь, почему? Потому что думают, что он убийца. Но это не Лев.
– А кто тогда? – во рту пересыхает, я спрашиваю его осипшим голосом, – ты знаешь?
Он смотрит на меня так, точно проболтался лишнего, чертыхается в досаде:
– Не знаю я ничего, проваливай.
– Артем…
– Проваливай, я сказал! – кричит он, в стену над моей головой летит бутылка с пивом, лишь чудом не окатывая меня осколками.
Я отступаю, под сапогами слышен хруст стекла. Мне хочется спросить Артема, кто убийца. Почему он точно уверен, что Лев не виноват, может, это он сам?..
Но я не спрашиваю.
Ухожу, стою еще немного под крышей его подъезда. Бигль резвится на площадке, бегая вдоль детских качель и горок, а его хозяйка катается, взмывая ногами под самое небо.
И снова я оказываюсь последней, кто видел Артема.
На следующее утро его тело найдут на той самой детской площадке. Следователь скажет, что при падении с такой высоты никто не выживает, и что в его крови море алкоголя, нет ничего удивительного, что он свесился с балкона и потерял равновесие.
Но мы – я, Сергей и Рома, будем точно знать, что это не совпадение. Мы не знаем другого – кто из нас окажется следующим.
Глава 64
Следующим погиб Сережа.
Я до сих пор помню, как во время пары распахивается дверь аудитории, в которой мы занимались. Катя, наша староста, обводит всех странным взглядом, не предвещаюшим ничего хорошего. Ручка выскальзывает из моих пальцев, когда она говорит:
– Сергей Коваленко взорвался в машине.
Все, что я могу – следить за тем, как шевялятся ее губы, бескровные, отливающие синим цветом. Я думаю о лице Лере, которая утонула и стала такой же блеклой, бесцветной русалкой, но никак не могу взять в голову, что теперь нет Сережи.
– Блядь, пункт назначения какой-то, – голос с задних парт, не могу различить чей, я слышу только слова.
– Устюгов! – преподаватель пытается напустить в голос суровости, но у него ничего не выходит, он и сам взволнован. За полгода – четвертая смерть, и все при странных обстоятельствах.
– Можно мне выйти? – я поднимаюсь, не дожидаясь разрешения, встаю из-за парты. Протискиваюсь мимо Кати, касаться ее неприятно, она принесла сюда дурные вести и кажется, что и сама перепачкана в чем-то грязном, отвратном. Беру куртку в гардеробе, накидываю ее на плечи, выхожу на крыльцо. С сосулек капает вода, тает снег, чирикают, одурманенные первым весенним теплом, воробьи. Жизнь продолжается.
Самое удивительное и самое страшное – чтобы ни случилось, а жизнь продолжается.
Ромы нет на занятиях, я не вижу его автомобиль на парковке. В последнее время они с Сергеем прогуливают учебу. Прогуливали, поправляю себя, все еще отказываясь верить.
В пятницу он приходил на учебу, позже ребята скажут – прощаться, потому что вел себя странно, был задумчивым. Я хотела поговорить с ним, но не получалось никак, а потом он уехал, соревнования были в самом разгаре.
Рома звонит мне первым, я уже держу в руке телефон, выбирая из списка номеров – его, когда фотография парня появляется на весь экран.
– Ты слышала? – глухой голос, точно в банку говорит.
– Слышала. Но скажи мне еще раз. Вдруг это неправда, – прошу его я.
Невозможно поверить. Красавец, ловелас, гордость института. Родители от него без ума, они прощают ему любы прегрешения и он беззастенчиво этим пользуется.
– Правда, – мрачно отвечает Рома. – Блядь, бред какой-то…
Это и вправду похоже на бред. Сережина машина ломается за день до этого и он берет у друга его джип с газовым оборудованием. Мне сложно представить лощеного, ухоженного Сергея на такой машине, у которой стоит газовой баллон, хоть я и понимаю, что он выглядит совсем не так, как старая «Газелька» соседа.
Но тем не менее, баллон взрывается, и Сережа – вместе с ним, прямо на трассе. Пожар тушат проезжающие мимо дальнобойщики, но моего друга этим не спасти.
Его хоронят в закрытом гробу. То, что осталось от моего друга, нельзя показывать людям, а мне и вовсе не хочется ехать и прощаться с деревянным ящиком, пусть даж он из самого лучшего дуба, в котором лежит то, что было раньше моим другом.
– На кладбище ходим как в булочную, – снова слышу шепот кого-то из группы, но мне все равно. Люди, кажется, стараются держаться от нас подальше, будто мы прокляты, а может, так оно и есть.
Лера, будь она неладна, утонувшая в речке русалка, успела проклясть нас, заразить спорами смерти, и хоть каждый из нас однажды встретится с ней, только наша компания мчится на встречу со свистом.
Я вижу маму Сергея, очень красивую, модельной внешности. На ее лице заморожены эмоции, она смотрит поверх людей, поверх надгробий, куда-то вдаль. Не рыдает, не бросается на землю. Кто-то восхищается ее выдержкой, но я знаю, что все это чепуха, она застыла, покрылась ледяной коркой, чуть тронет и треснет. Этот стылый холод, что пробирается по ногам от неживой земли, не прогнать ничем. Я пячусь, не отрывая от нее взгляд, натыкаюсь на людей, бормочу никому не нужные извинения, и сбегаю. Сбегаю, пока первый ком земли не полетел на полированную крышку с глухим стуком.
Я теряю сон.
Я не могу есть.
Я не хочу ходить на учебу, потому что вдруг оказывается, что с теми, кто остался, у меня почти нет ничего общего.
Ромка не приходит. Не берет трубку, я пишу ему сообщения, я вижу, что он сидит онлайн, но Рома молчит.
Возможно, каждый из нас переживает потерю по-своему, но мне хочется опоры, я боюсь оставаться совсем одна.
Такое напряжение длится несколько недель, и все это время мне снится Сергей. Почему-то – именно он, ни Лева, ни Тема, я вижу его фирменную усмешку, которой он сводил девушек с ума, теплый взгляд кажется ледяным, неживым.
– Уйди, не мучай меня, – прошу я, просыпаясь ночами, и плачу.
Вадим почти не преследует меня. Возможно, он нашел утешение в том, что виновные в гибели его сестры отправляются на тот свет. А может быть…
Нет, нет, это все несчастный случай, убеждаю я себя, а сама продолжаю думать. Теоретически, Вадим легко мог испортить тормоза или каким-то образом привести в негодность газовое оборудование, – Сергей ездил в соседнюю область, путь ему предстоял долгий, можно было рассчитывать, что за это время неисправность обязательно даст о себе знать. Только действовать нужно было оперативно, как он мог знать о том, насколько Сережа берет чужую машину?
Вопросы, вопросы, одни вопросы, ничего ни с чем не вяжется. Я не Эркюль Пуаро, ни Шерлок Холмс, я не хочу искать убийц, все, что меня интересует – дожить до старости. Я не обязана расплачиваться за чужие преступления, твержу я себе. Я не убивала эту чертову Леру, и если Вадим подойдет ко мне снова, я крикну ему это в лицо.
