Текст книги "Тунеядцы Нового Моста"

Автор книги: Густав Эмар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 32 страниц)

ГЛАВА X. Как Диана де Сент-Ирем предложила брату оборонительный и наступательный союз и как тот, закрыв глаза, принял предложенные сестрой условия

На другой день после описанной нами сцены между Дианой и графом дю Люком, проснувшись в десятом часу утра, красавица позвала своих горничных, велела отворить окна спальни и, лениво потягиваясь в постели, улыбаясь солнцу, обливавшему золотыми лучами ее лицо и нежно ласкавшему белую грудь, спросила, зевая, вышел ли граф из своих комнат.

Узнав, что он уже давно уехал в замок Вири, девушка сверкнула глазами и, быстро вскочив, мигом очутилась посреди комнаты, к величайшему изумлению горничных, не понимавших, что это значит. Она, однако, сейчас же спохватилась, накинула капот и подбитые мехом туфли и стала причесываться и умываться.

– Я выеду со двора, – объявила она.

Ей подали чудесный костюм для верховой езды.

Никогда еще девушка так не спешила.

Она оделась меньше чем в полчаса, приведя этим в восхищение горничных, но не разговаривала с ними, как делала обычно, и, велев послать к себе в будуар Магома, прошла туда сама.

Магом, как видно, был недалеко, потому что почти тотчас явился и, поклонившись, скрестил руки на груди, ожидая приказаний.

Магом был двадцатишестилетний высокий, стройный мужчина, с красновато-смуглым лицом, слегка горбатым носом, хитрыми, быстрыми, черными глазами, большим ртом с чудесными зубами, редкой бородой и иссиня-черными густыми волосами, которые, беспорядочно падая на широкие плечи, придавали ему дикий вид. Лицо можно было бы назвать красивым, если бы его не портило выражение злости и алчности.

Он был одет, как все слуги хороших домов. За кожаным поясом были заткнуты прямая короткая сабля и длинный нож в роговой оправе.

– Здравствуй, Магом! – сказала Диана, протянув ему руку.

– Здравствуйте, госпожа, – отвечал он, поклонившись и почтительно поцеловав белую аристократическую ручку девушки.

Глаза его при этом сверкнули радостью.

– Слушай, – проговорила она, – через десять минут мы едем в Париж. Оседлай мула.

– Я оседлаю Мышонка; этот лучше всех.

– Хорошо! Если мажордом станет спрашивать, скажи, что я велела; только не говори ему, куда я еду, слышишь!

– Он ничего не узнает, госпожа.

– Ну, ступай же скорей!

– Через десять минут мул будет у крыльца. Он поклонился и ушел.

Девушка завернулась в плащ, надела шляпку с большими полями, защищавшими от солнца, маску, как тогда все делали, еще раз взглянула на себя в зеркало, тихонько произнеся:

– Начнем! – и вышла из комнаты.

В передней две горничные ждали ее приказаний.

– Я поеду покататься, – объяснила она, – не ждите меня раньше обеда.

Но, вместо того, чтобы спуститься вниз, она прошла в комнату графини и отперла стоявшую на тумбочке шкатулку, от которой у нее был свой ключ.

Тут Жанна держала деньги, которые муж давал ей на булавки; она требовала, чтоб Диана брала тоже, когда вздумается, и та широко пользовалась этим, но подруга никогда не делала ей ни малейшего замечания за немножко крупные иногда издержки для молодой девушки, которой даже в прихотях никогда не отказывалось.

– Не надо забывать существенного, – промолвила Диана, положив в кошелек несколько горстей золота. – Бедный Жак! Давно я ему ничего не давала; он, наверное, нуждается.

Заперев шкатулку, она опустила кошелек в карман и ушла.

Магом дожидался у крыльца; по знаку госпожи он вскочил в седло. Диана встала на приготовленный для этого табурет, села позади Магома, и они поехали.

В то время в экипажах ездили только принцы и самые знатные вельможи королевства; всякая поездка совершалась так, как мы сейчас описали. Даже члены парламента так ездили, и самые знатные придворные дамы, отправляясь в гости к знакомым, садились на лошадь позади конюха.

Выехав из ворот, Магом повернул направо.

– Что же ты делаешь? – спросила девушка.

– Вы ведь не хотите, госпожа, чтобы знали, куда мы едем? А мажордом хитер и любопытен, он подсматривает; но я хитрее его; я его проведу.

– А! Ну хорошо, понимаю! – согласилась Диана, засмеявшись.

Скрывшись за деревьями, цыган, зная, что теперь уже никто их не увидит, повернул на одну из поперечных тропинок и через несколько минут выехал на Парижскую дорогу.

– Провели, госпожа! – воскликнул он.

– Ну, теперь в галоп! Нам до двенадцати надо быть у брата.

– Будем, госпожа, – заверил Магом и как-то особенно свистнул.

Мул насторожил уши и помчался, как стрела. Не больше часа спустя они миновали ворота Сен-Марсель.

Граф де Сент-Ирем жил на углу улиц Претер и Сен-Дени, в доме, к которому приделано было искусственное дерево с двенадцатью ветками; на каждой в чашечке цветка стояло по апостолу, а на вершине – Божья Матерь. Дом с этим деревом существует и до сих пор.

Квартира графа, состоявшая из четырех комнат окнами на обе улицы, была убрана с редкой в то время изысканностью, но везде носила следы оргий: мебель была поломана, изорвана, в пятнах.

Жак де Сент-Ирем был одним из самых страшных утонченных; его дуэлям и ссорам конца не было; но, несмотря на скверную репутацию, его окружало множество друзей или льстецов; немногие решались косо посмотреть на него.

Это был красивый мужчина лет около тридцати двух, с надменным взглядом, презрительным выражением рта и аристократическими манерами; женщины его любили, мужчины боялись. В ту минуту как на соседней церкви пробило десять, у дверей графа постучались.

Молодой, здоровенный слуга, видимо исполнявший все должности в доме, лениво поднялся с подушек, на которых лежал, растянувшись во весь рост, и пошел отворить.

Вошел граф. Молча пройдя через все комнаты в спальню, он бросил на один стул шляпу, на другой – шпагу и плащ и, самодовольно крякнув, опустился в кресло.

Спальня была немножко попригляднее остальных комнат; главное, тут бросалось в глаза множество всевозможного рода оружия, развешанного по стенам; вид был престранный, но оригинальный, сразу характеризовавший хозяина.

– Никто не приходил? – спросил граф почтительно согнувшегося перед ним слугу.

– Нет, очень много народу, господин граф.

– А! Кто же!

– Целая толпа кредиторов; точно сговорившись, так гуськом и тянулись.

– Э! Да разве я о них спрашивал, дуралей! Ведь для того ты и здесь, чтобы их выгонять!

– Точно так; но осмелюсь доложить, что их становится уж слишком много; через несколько дней мне будет не под силу справляться.

– Ба! – сказал граф, указывая на развешанное оружие. – А разве у тебя тут мало под рукой, чем прогнать их?

– Мне это не пришло в голову, – с восторгом ответил слуга.

– Тебе ничего в голову не приходит; ну, да это в сторону… кто еще у меня был?

– Никого.

– Как никого? Де Местра разве не приходил?

– Я не имел чести видеть господина шевалье.

– Странно. Уж не имел ли он глупость попасть в руки дозорных? – произнес граф, как бы говоря с самим собой.

– Господину графу пришлось, верно, участвовать в каком-нибудь деле?

– Ты меня, кажется, спрашиваешь, плут?

– Простите, господин граф. Моя преданность…

– Да, а главное – твое любопытство. Ну, да я добрый человек, расскажу тебе, что случилось.

– Так много чести, господин граф…

– Вчера после кутежа нам с несколькими из знатных особ вздумалось пойти из «Клинка шпаги», где мы ужинали, на Новый мост посрывать плащи. И де Местра был с нами. Отправились. Дело шло, как по маслу; тьма была такая, что хоть глаз выколи; черт бы себе на хвост наступил. Напугали мы нескольких зевак, не ожидавших такой благодати. К несчастью, подвернулся тут какой-то буржуа, величественно выступавший под руку с женой; впереди с фонарем шла служанка. Презабавная это была пара, брат Лабрюйер! Де Местра хотел сдернуть плащ с буржуа, а я обнял служанку, потому что она была хорошенькая и молоденькая; она защищалась только для виду, но буржуа и его жена орали, как сумасшедшие; подоспели дозорные в ту минуту, когда мы их меньше всего ожидали. Завязалась драка; буржуа, воспользовавшись этим, убежали; нам помогли tire—laine, и мы прогнали дозорных, наградив их порядочными тумаками. После драки я стал искать де Местра, но его не было, и никто не мог мне сказать, куда он девался. Однако нет худа без добра: я вдруг наступил на кошелек; поднял его, гляжу – полный золота.

– Ого! – воскликнул Лабрюйер, потирая руки. – Славно!

– Не правда ли? А между тем чуть не случилось скверно.

– Господин граф шутит!

– Нисколько. Возвратясь в «Клинок шпаги», мы стали играть. Я вынул кошелек, чтобы сделать ставку; вдруг маркиз де Валэ заявляет, что это его кошелек, и требует, чтобы я ему отдал. Можешь себе представить! Я, разумеется, сейчас же рассказываю, каким образом нашел его, и говорю, что это теперь моя законная собственность. Со мной не согласились.

– Неужели, господин граф!.. О! – озадаченно протянул Лабрюйер.

– Да; все стали против меня.

– Какой недостойный поступок; и еще господа!..

– Я, однако, не уступал; так как маркиз де Валэ кричал громче всех, я сказал ему, что кошелек привязан к рукоятке моей рапиры.

– Ага!

– Он понял, спор прекратился, и мы весело продолжали пить и играть всю ночь. На рассвете мы вышли из «Клинка шпаги» и дрались; славная была драка! Маркиз любил дуэли.

– Любил, господин граф?

– Да, я убил его, – небрежно произнес Жак. – Но, падая, он сознался, что кошелек принадлежал вовсе не ему.

– Он хотел украсть его у вас!

– Ну да! Эта скверная мысль дорого ему стоила. Однако де Местра я так и не видал; боюсь, что он попался дозорным.

– Но господин шевалье ведь очень ловок.

– Это правда, и я решительно не понимаю, куда он пропал; меня это очень беспокоит, он может каждую минуту быть мне нужен. Без него не знаю, как и вывернусь из лап этого проклятого Дефонкти. Черт бы взял это дело!

– Господин граф… напрасно беспокоитесь… господин шевалье слишком ловок, чтобы попасться… господин граф… забываете, верно…

– Ах, sang Dieu!1212
  Кровь Господня! (фр.)


[Закрыть] Ты мне напомнил! – вскричал, рассмеявшись, Жак. – Нет, конечно, его не взяли! Я вспоминаю, что мы ведь до прихода дозорных отдали ему на сохранение сдернутые плащи.

– А господин шевалье, – продолжал слуга, – очень аккуратный господин; он же в суматохе, наверное, думал только о том, как бы понадежнее спрятать их.

– И снести сегодня утром к торговцу старым платьем, на улицу Тиршап, – сказал граф – так, так, parbleu!

– Приятель господина графа, наверное, вскоре придет сюда.

– Хотелось бы мне этого. Признаюсь, Лабрюйер, мне очень было бы жаль, если бы он не оправдал моего хорошего мнения о нем. Он хоть и не из знати, но все-таки дворянин, и в нем есть несколько капель хорошей крови.

В эту минуту у дверей постучались.

– Вот и господин шевалье! – объявил слуга. – Я узнаю его по стуку.

– Отвори скорей! Лабрюйер ушел.

Это действительно был де Местра, тот самый человек, который тихо разговаривал с графом де Сент-Иремом перед балаганом Мондора.

– Господин дома, дуралей? – спросил он слугу, покручивая усы.

– Господин граф ждет господина шевалье у себя в спальне.

Шевалье пошел туда.

– Parbleu! – вскричал, увидев его, граф. – Наконец-то ты пришел! Откуда? Я думал, что тебя схватили, и уже собирался служить за тебя молебны.

– Спасибо за внимание, любезный друг, но пока это еще совершенно лишние издержки, – отвечал он, усаживаясь поудобнее в кресло.

– Да говори же, что с тобой такое было! Куда ты пропал?.. Ах, Боже мой! Да ты весь в новом! Только от тебя можно ждать таких чудес. Что это значит?

– Угадай! – воскликнул де Местра, вытягивая ноги и лукаво улыбаясь.

– Не могу! Лучше уж буду верить в чудо.

– Ну, так я тебе скажу: я принес тебе денег!

– Ты? Что это? Конец мира наступил?

– Нет еще, надеюсь.

– И кругленькая сумма?

– Сорок пистолей.

– Черт возьми! Стоит труда! Не взял ли ты приступом особняк испанского посланника?

– Нет, уверяю тебя, эти деньги твои по праву!

– Что ж, наследство, что ли, я получил, сам того не зная?

– Именно. Ты получил половину сдернутых сегодня ночью плащей.

– Sang Dieu! Я почти догадывался. Сорок пистолей! Гм! Славная сумма!

– Плащи были чудесные; по крайней мере, двести пистолей стоили; но я торопился сбыть их и отдал за девяносто, да вот и это новое платье, что ты видишь на мне; мое старое уже давно вон просилось.

– Ну и отлично! И платье очень хорошо на тебе сидит.

– Не правда ли? Вот, возьми деньги.

– Спасибо, – поблагодарил его граф, опустив деньги в кошелек.

– Заметили, что меня не было?

– Parbleu! Оплакивают тебя.

– Ну, мы их утешим. А главное, ничего не рассказывай о нашем деле.

– Конечно.

– Что нового?

– Да почти ничего; сегодня утром я убил маркиза де Валэ.

– Ба! Бедный маркиз! Его брат будет этим очень доволен. За что вы дрались?

– Да и сам не знаю; так себе, только чтобы подраться.

– A propos1313
  Кстати (лат.).


[Закрыть], не пойдем ли вместе завтракать?

– С удовольствием.

– Представь себе, я обнаружил чудесное заведение в двух шагах отсюда, на Тиктонской улице.

– А! Знаю! Это «Единорог». Там хорошо.

– Да ты все хорошие места знаешь, кажется?

– Dame! Это ведь немножко моя специальность. Ну, идем!

Они встали, взяли шляпы и надели плащи, как вдруг вошел Лабрюйер и сказал шепотом несколько слов графу. Тот вздрогнул и не мог сдержать удивленного восклицания.

– Что такое? – спросил де Местра.

– Ничего, или, вернее, очень много; я должен остаться. Завтракай один.

– А! Понимаю; до свидания, сегодня вечером в «Клинке шпаги»!

– Хорошо.

Шевалье ушел, заглядывая по дороге в каждый темный угол комнат, по которым проходил. Но Лабрюйер был слишком осторожен. Шевалье ничего не увидел.

– Наверное, женщина, – подумал он, спускаясь с лестницы. – Но которая?.. Ба! Вечером он мне скажет.

Не успел шевалье де Местра уйти, как в стене что-то слегка щелкнуло, отворилась тихонько потайная дверь, и вошла дама. В одну минуту скинув маску и плащ, она бросилась в объятия графа.

Это была Диана де Сент-Ирем.

Брат и сестра нежно любили друг друга. Они были сироты и не имели ни семьи, ни родных.

– Ах, Диана! Моя добрая Диана! – вскричал граф, прижимая ее к груди и отвечая горячими ласками на ее ласки. – Какой прелестный сюрприз! Как я рад тебя видеть! Мы так давно не виделись!

– Так ты доволен?..

– В восхищении. Тебе удалось вырваться из этого вороньего гнезда?

– Не говори о них дурно, Жак; это ведь будет источник нашего богатства.

– Дай-то Бог! Впрочем, я знаю, они к тебе очень хороши. Долго ты у меня посидишь?

– Часа три-четыре; я спешу – к обеду надо быть дома.

– Мало!

– Что делать! Нельзя больше; но я тебя, кажется, стесняю?

– Меня? Нисколько.

– Ты собирался куда-то?

– Да, завтракать; но – sang Dieu! – ты ко мне приехала, сестрица, и я остаюсь; мы позавтракаем здесь вдвоем.

– Хорошо, тем более что мне надо с тобой поговорить.

– Отлично. Лабрюйер!

Слуга был, вероятно, недалеко, потому что сейчас же явился.

– Самый лучший легкий завтрак и тонкие вина! У меня в гостях сестра! – приказал граф, бросив ему несколько пистолей.

Слуга подхватил их налету и быстро выбежал из комнаты.

– Ого! Да ты богат? – заметила, улыбаясь, девушка.

– Счастливый случай, милая, в карты выиграл.

– Тем лучше! А вот тебе еще на разные разности.

Она положила ему в руку кошелек с деньгами, которые взяла у графини.

– Э! Что это такое? – весело воскликнул он. – Никогда у меня не было столько денег. О! Да тут по крайней мере пятьсот пистолей?

– Не знаю, братец, я не считала.

– Скажи, пожалуйста! Милая, да ты клад, что ли, нашла? Ты ведь откроешь, где, а?

– Это от тебя зависит, братец.

– Так дело в шляпе, Диана!

– Тебе очень хочется быть богатым?

– Душу бы отдал за это!

– Ну, хорошо! Значит, мы с тобой сговоримся.

– Да ведь между нами разногласия никогда, кажется, не бывает.

– Правда; однако идет Лабрюйер, спрячь кошелек.

– Да, ему не надо знать, что я богат.

Заперев деньги в комод, он положил ключ к себе в карман.

– Ну, а что Магом? Ты им по-прежнему довольна?

– Да, он очень предан мне.

– Прекрасно.

Вошел Лабрюйер, а за ним два мальчика с блюдами и бутылками.

Стол был живо накрыт.

– Остались еще у тебя деньги? – спросил граф.

– Нет, господин граф, я все издержал, – поспешно отвечал Лабрюйер.

– Вот тебе два пистоля. Там внизу Магом; ступайте завтракать в трактир напротив, да сядьте так, чтоб я мог видеть вас из окна и позвать, если понадобится.

– Слушаю, господин граф, – сказал слуга, с радостью положив деньги в карман.

– Вот еще два пистоля, – добавила Диана, – выпейте за мое здоровье; а главное, скажите Магому, что бы он покормил мула.

– Графиня, можете быть спокойны, – заверил ее, почтительно кланяясь, слуга.

– Ну, проваливай, дуралей, с глаз долой!

– Сию минуту! – воскликнул Лабрюйер и веселым прыжком очутился за дверью.

– А мы, сестрица, за стол! Sang Dieu! Я умираю с голоду, а ты?

– И я тоже; дорога придала мне аппетита.

Они весело принялись за завтрак. Лабрюйер добросовестно исполнил поручение: он истратил почти все деньги; завтрак был отличный, вина превосходные.

Сначала Диана и Жак больше молчали, изредка только похваливая блюда и вина; но когда они немножко утолили голод, разговор сделался оживленнее.

Граф слишком хорошо знал сестру, чтобы подумать, будто она, несмотря на всю свою дружбу к нему, проехала больше трех миль единственно ради удовольствия позавтракать с ним; поэтому он нетерпеливо ждал, что она скажет.

И девушке не меньше хотелось скорей приступить к цели визита.

– Ну, Жак, – обратилась Диана к брату, отодвигая тарелку, – ты говорил, что душу бы отдал за богатство?

– Да, сестрица; а ты сказала, что это от меня зависит.

– И опять то же скажу.

– Объясни, пожалуйста, каким образом?

– Жак, занимаешься ты иногда политикой?

– Я! А ты, сестричка?

– На досуге.

– Ну, а я так ни капли.

– Говори совершенно откровенно; я ведь предложу тебе союз.

– Говори по чистой совести, Диана, я принимаю заранее твои условия. Все, что ты скажешь, я сделаю беспрекословно.

– Не будешь ни минуты колебаться?

– Не буду!

– Клянешься?

– Клянусь своим именем и нашей дружбой, Диана!

– Вот моя рука.

– Вот моя.

– Хорошо, я верю. Теперь я тебе клянусь, брат, что дело или удастся нам, или мы, проиграв его, лишимся жизни.

– Лишимся жизни – пустяки, а удача – все! Но что же это нам может удаться?

– Быть богатыми, осыпанными почестями, возбуждать общую зависть.

– Отлично сказано, продолжай, сестрица, ты напоминаешь героиню древности.

– И мне, признаюсь, надоела жалкая жизнь, которую я веду; мне во что бы то ни стало хочется покончить с ней.

– Я тебе помогу всеми силами, будь спокойна.

– Хорошо! Ты за кого – за короля или за королеву?

– Я за графа Жака де Сент-Ирема и его сестру; а ты?

– И я тоже. Так ты не сочувствуешь ни одной партии?

– Ни одной.

– Отлично! А относительно религии ты за кого, за протестантов или за католиков?

– И до тех и до других мне нет никакого дела. У меня один Бог – золото!

– Превосходно! Слушай же теперь внимательно; я дошла до главного. Политическое положение у нас следующее. Король, стоящий всей душой за Люиня, который терпеть не может королеву-мать, всеми силами старается вырваться из-под ее опеки и удалить ее от управления государством. Королева, в свою очередь, терпеть не может Люиня, презирает сына и всячески хочет сохранить власть. Следовательно, между партиями идет ожесточенная борьба, которая могла бы продлиться еще долго, если бы королева-мать не заручилась уже несколько месяцев тому назад сильным помощником.

– О ком ты говоришь?

– О епископе Люсонском, Армане Ришелье, которого она сделала членом совета.

– Да, да, я слышал об этом человеке, о нем говорят мало хорошего; он из мелких дворян, интриган и очень честолюбив.

– Да, но все судят о нем ошибочно. Помни, Жак, что я тебе скажу: этот человек – гигант; все, кто будет за него, неизмеримо высоко поднимутся; те же, которые попробуют загородить ему дорогу, неминуемо погибнут!

– Sang Dieu! Это серьезно, сестрица; но откуда ты знаешь такие вещи?

– Что тебе за дело, если я их знаю и говорю правду? – с лукавой улыбкой сказала она.

– Конечно; виноват, продолжай, Диана.

– Арман Ришелье, который через полгода будет кардиналом, не стоит ни за Люиня, ни за короля, ни за королеву.

– Ба! А за кого же?

– Да как и мы – за себя самого.

– За себя самого?

– Впрочем, я не так говорю: он за Францию; ему хочется сделать ее богатой, великой, грозной, такой, какой она была при Генрихе Четвертом; он хочет осуществить все проекты покойного короля, с пренебрежением отвергнутые людьми, захватившими в настоящее время власть в свои руки; его цель – унизить дворянство, поднять народ и, главное, навсегда уничтожить протестантов, которые точно из-под земли вырастают и беспрестанно подвергают государство гибели.

– Это широкие, благородные планы, сестра, но они невозможны или, по крайней мере, очень трудновыполнимы.

– Может быть, все-таки ему будет принадлежать честь попытки.

– Конечно, но его раздавит такое бремя.

– Вот увидим. Теперь скажи, за кого ты?

– А ты?

– За Ришелье.

– Ну, и я тоже. Ведь я тебе дал слово!

– Конечно; но, признаюсь, я была раньше уверена в твоем согласии и обещала за тебя, еще не переговорив с тобой.

– Хорошо сделала. Теперь скажи, в чем же состоит твой план? Ведь он у тебя наверняка имеется.

– Разумеется!

– У меня, правду сказать, от всего этого голова не на месте, и я действую ощупью.

– Сейчас все поймешь. План мой так же прост, как все, что я тебе до сих пор говорила.

– Peste!1414
  Тьфу, пропасть! (фр.)


[Закрыть] Вот увидим-то мы славные штуки, госпожа дипломатка! Еще немножко, мой ангел, и ты, право, будешь ловчее даже твоего хваленого Ришелье.

– Ты надо мной смеешься, милый братец, но напрасно, мне так мало дела до политики…

– Это и видно; что же было бы – sang Dieu! – если бы ты ею начала серьезно заниматься?

– Опять!

– Не буду, дорогая. Продолжай, я не шучу больше.

– Слушай, вот наш план. Поссорить короля с королевой, самим внешне оставаясь в хороших отношениях с обеими партиями; ничего самим не вызывать и бить наверняка; поднять при этом войну с гугенотами, чтобы сделаться необходимыми; до такой степени подзадорить их, чтобы вожди перессорились между собой и солдаты не знали, кого слушаться.

– Все это прекрасно, сестрица, но мы-то, ничтожные, что можем сделать?

– Братец Жак, друг мой, – произнесла девушка, от души рассмеявшись, – ты простодушно сказал самое главное слово!.. Да, мы ничтожны, но потому-то и страшны. Ну, кто нас станет остерегаться, не так ли?

– Никто, конечно.

– А в этом-то и заключается наша сила; наша работа никому не заметна и не слышна и от этого опасна.

– Диана, честное слово, ты пугаешь меня!

– Ребенок! – воскликнула она, презрительно улыбнувшись. – И ты еще называешься мужчиной? Да ты ничего еще не знаешь.

– Как ничего не знаю?

– Конечно!

– Пощади, сестрица, я не привык к таким головоломным задачам; у меня голова трещит. Sang Dieu! Это-то называется политикой?

– Напрасно пугаешься, милый Жак; я не злая женщина: если хочешь, можешь еще отступить.

– Нет, ни за что! Я дал честное слово; но я ведь буду богат, да, голубчик?

– Или умрешь… да, братец.

– Что смерть! Богатство – вот главное. Я весь в твоем распоряжении: дело слишком соблазнительно.

– Ну, вот теперь я тебя узнаю: как всегда, любишь опасность.

– И золото, дорогая, золото, не забудь!

– Видишь ли: кроме главы партии, герцога де Рогана, есть еще другие, которые если и пользуются только второстепенным влиянием, так зато играют большую роль своим именем, знатностью, а главное – богатством.

– Да, я многих из них знаю.

– Не о тех речь.

– Да я еще их и не назвал.

– Дай договорить, пожалуйста.

– Слушаюсь, господин президент!

– Гадкий шутник! Замолчишь ли ты? – она погрозила ему пальцем.

– Ну, говори, говори!

– Между этими второстепенными вождями есть один, играющий значительную роль, хотя и против своего желания. Это граф дю Люк.

– Граф дю Люк! – с удивлением вскричал Жак. – Влюбленный в свою жену и скрывшийся в своем замке, поклявшись не вмешиваться в политику!

– Да.

– Странно!

– Теперь вокруг нас много странного делается, братец.

– Это правда, sang Dieu! Я и сам начинаю так думать.

– Граф дю Люк выбран гугенотами идти с депутацией представить объяснения королеве-матери.

– Те-те-те! Он хорошо начинает, как кажется?

– Это тебя удивляет, брат? Граф дю Люк, как горячая лошадь, если уж примется за что-нибудь, так бьется не на жизнь, а на смерть, не щадя ни себя, ни других.

– Ну, хорошо, что же дальше? Я тут кое-что начинаю смекать.

– Что такое?

– Сказать?

– Если я сама тебя спрашиваю!

– Его надо сделать шпионом Ришелье?

– Не совсем, но врагом де Рогана; я берусь за это с твоей помощью.

– В чем дело? Оно, кажется, нелегко.

– Легче, нежели ты думаешь.

– Да? Де Роган – кумир этих гугенотов.

– Да, но ведь всякий удар можно парировать.

– Конечно, только тут, не понимаю, каким образом.

– Ты глупец, Жак.

– Согласен, мой ангел, но это ведь не ответ.

– Для парирования послужит Жанна дю Люк.

– Не понимаю!

– Ты сегодня очень непонятлив!

– Что делать! Плохо спал.

– Оливье дю Люк до безумия влюблен в свою жену.

– Sang Dieu! Она стоит того!

– Приторная блондинка!

– Ты говоришь, потому что сама – роскошная брюнетка. Ревность, мой ангел!

– Ты с ума сошел! Наконец, граф ревнив, как тигр.

– Скажите! Бедняга! Но чего ему бояться?

– Всего.

– Полно! У него неприступный замок.

– Не такой неприступный, как ты думаешь. Несколько дней тому назад, когда графа не было дома, явился какой-то господин, по всей вероятности бежавший от преследования, и просил убежища в замке Мовер. Его приняли.

– А как его фамилия?

– Какой-то барон де Серак.

– Совершенно незнакомое имя.

– Может быть, но дело вот в чем: барон передал графине письмо – рекомендательное, как он говорил; прочтя его, графиня, до тех пор холодная и сдержанная, вдруг сделалась мила и любезна до такой степени, что барон де Серак вместо одной ночи провел в замке пять дней.

– Ого!

– И уж не знаю, какими только любезностями его в это время не осыпали.

– Они знакомы?

– Я подумала это.

– Что-то похоже на любовника.

– Да, как будто.

– Одним словом…

– Одним словом, барон де Серак отлично может помочь нам поссорить графа с женой.

– Что же нам из этого?

– Ну, и с протестантской партией вместе с тем.

– Опять теряюсь.

– Ах, какой ты бестолковый! Да ведь барон де Серак – один из главных вождей партии, если не самый главный.

– А! Как же его настоящее имя?

– Это тебя пока не касается.

– Ну, все равно, с меня и без того довольно, моя дорогая. Итак, когда граф поссорится со своей партией…

– Он будет наш.

– Да, но я думал, что ты его любила?

– Это, Жак, опять другое дело.

– А!

– Да, и касается меня одной.

– Как хочешь. Но как же довести до ссоры?

– Очень легко. Через несколько дней граф будет в Париже.

– Ты знаешь, где останавливаются приезжие в городе?

– На Тиктонской улице, в гостинице «Единорог».

– Знаю.

– Впрочем, он там не станет долго сидеть.

– Очень может быть.

– Есть такие места, где бы часто собиралась знать?

– Очень много; «Клинок шпаги», например.

– Ну, так твое дело встретиться с ним и строить все.

– Не беспокойся, милочка, не пройдет десяти минут после того, как мы с ним увидимся, и граф так поссорится с женой, что никогда больше не сойдется, клянусь тебе!

– Как же ты сделаешь?

– Это уж мое дело.

– Ну, хорошо! Даю тебе карт-бланш.

– Sang Dieu, я ею широко воспользуюсь.

– Сколько душе угодно!

– Но ведь каждая война требует капитала. Когда разрыв совершится, кто будет платить?

– Епископ Люсонский.

– Сколько?

– Семь тысяч экю даст в задаток.

– Sang Dieu! Вот почтенный человек! Но чем же я докажу свое право на получение?

– Покажи вот эту половинку венецианского цехина и скажи свое имя.

– И достаточно будет?

– Совершенно.

– Благодарю. Дело теперь в шляпе, будь спокойна; семь тысяч экю, sang Dieu! Этот Ришелье положительно великий человек!

– Ты скоро убедишься в этом на деле.

– Надеюсь.

– А теперь прощай!

– Уже уезжаешь?

– Надо.

– Когда я тебя опять увижу?

– Не знаю, будет зависеть от обстоятельств.

– Ну! Что Бог даст! Поцелуй меня, голубчик, и не забывай, что мы неизменны друг к другу, что бы ни случилось.

– Конечно, братец, прощай!

– Прощай, моя дорогая Диана!

Пять минут спустя Диана де Сент-Ирем ехала, сидя за спиной Магома, обратно в замок Мовер. Было три часа пополудни.